Текст книги "Смерть в редакции"
Автор книги: Роберт Голдсборо
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– О семействе мы поговорим позже, – сказал Вульф. – Сейчас же мне хотелось бы услышать ваше мнение о самом Макларене.
Лон сделал глоток «Ремизье». Он, видимо, слишком устал, чтобы заметить чрезмерное любопытство Вульфа. От меня же оно не ускользнуло. Происходило нечто необычное, поэтому я удвоил внимание.
– По моему мнению, Макларен – самое отвратительное явление в журналистике за последние десятилетия. Вы видели его газеты. Он занимается издательским делом только ради прибыли. Или, вернее, ради прибыли и власти.
– Создал ли он хоть одну газету самостоятельно?
– Нет, каждый раз он хватал готовое, швыряясь деньгами. Практически все его издания прибыльны, так что с точки зрения бизнеса деятельность Макларена следует считать успешной. Но то, что он делает, когда получает газету… – скривился Лон. – Он ставит на нее свой штамп, если мне будет позволено так выразиться. Прежде всего он меняет формат, превращая их в таблоиды, затем заполняет первую полосу кричащими заголовками, рубит статьи на части, разбрасывает кругом фотографии девочек и меняет политическую линию, ложась на курс румбов на двадцать правее Джесси Хелмса[8]8
Джесси Хелмс – сенатор республиканец крайне правого толка.
[Закрыть]. Насколько я понимаю, он усвоил худшие черты раннего Уильяма Рэндольфа Херста[9]9
Уильям Херст – газетный магнат.
[Закрыть] и Руперта Мердока.
– Как давно он владеет газетами, по крайней мере в этой стране?
– Я знаю ответ на ваш вопрос, – сказал Лон. – Хотя бы потому, что я много читал об этом парне. В Лос-Анджелесе он купил газету в 1974 году – это было его первое приобретение. Затем в 1975 году он проглотил детройтское издание, а еще годом позже – денверское. Вам может показаться любопытным, что его газеты за все эти годы не поддержали ни одного кандидата от демократов в президенты, сенат или палату представителей. Они постоянно стоят горой за республиканцев.
Вульф гримасой выразил свое отвращение.
– Что же он собирается сделать с «Газетт»?
– Одна из целей Макларена – он сам неоднократно провозглашал ее – иметь свою газету в самых крупных городах всех англоязычных стран. Он уже выполнил эту задачу в Канаде, Австралии, Англии, Шотландии, Ирландии, Новой Зеландии и даже в Южной Африке. Остаются только США – и именно Нью-Йорк. Так получилось, что «Газетт» является здесь единственной возможной мишенью. Остальные ежедневные газеты города находятся в руках крупных издательских компаний, вовсе не расположенных их продавать. – Лон допил коньяк, и я вновь наполнил его бокал.
– А владельцы «Газетт» готовы ее продать?
– В этом-то весь вопрос, – ответил Лон, взглядом поблагодарив меня за то, что я не дал иссякнуть источнику «Ремизье». – В редакции поговаривают, что некоторые готовы пойти на это, но удастся ли Макларену собрать контрольный пакет акций или нет, пока не ясно.
– Сколько всего совладельцев у «Газетт»? – спросил Вульф. – И насколько легко будет этому человеку выкупить долю каждого?
– О'кей, я дам вам общую картину, если желаете. Во-первых, Хэрриет Хаверхилл, о которой я упоминал. Она – председатель совета директоров, вдова Уилкинса Хаверхилла, который приобрел газету еще в тридцатых. В то время газета была не Бог весть что – псевдопопулистский таблоид с претензией на конкуренцию с «Нью-Йорк таймс» и «Геральд трибюн». Хаверхилл сделал ее полноформатной, усилил отдел городских новостей и создал сильную систему распространения. Газета повела жесткую линию по отношению к городским властям – настолько жесткую, что Ла Гуардия[10]10
Ла Гуардия – один из наиболее известных мэров Нью-Йорка.
[Закрыть] окрестил Хаверхилла «бульдогам». Я не упоминаю некоторые непечатные эпитеты. Постепенно Хаверхилл превратил «Газетт» в первоклассное издание. Он умер в начале шестидесятых, и с тех пор во главе дела стоит его супруга. Женщина что надо! Ей уж за семьдесят, и она самый крупный держатель акций – больше тридцати процентов всего пакета. Наиболее часто я слышал цифру тридцать пять.
– Может ли она продать свою долю?
– Определенно – нет, и пока это самый вдохновляющий момент во всем деле, – ответил Лон. – Самый крупный ломоть оказался недоступен для Макларена. И это означает, что он крепко надавит на всех остальных.
– И эти остальные?..
– Следующие за Хэрриет крупнейшие держатели – ее приемные дети Дэвид и Донна – Донна Палмер. Они имеют по семнадцать с небольшим процентов. Дэвид занимает пост президента компании, но это во многом чисто номинальный пост. Он давно стремится к большему, но, по моему мнению, парень – типичный неудачник. Он несобран, имеет скверный характер и плюс ко всему большой любитель приложиться к бутылке. У его жены Кэролайн гораздо больше мозгов и сообразительности, чем у него. Хэрриет, если это будет в ее силах, никогда не позволит ему стать во главе дела.
– Донна, приемная дочь, – продолжил Лон, – в значительной степени находится вне событий. – Лон поднял бокал и полюбовался коньяком на свет. – Она разведена, живет в Бостоне и возглавляет консультационную фирму по вопросам связи с общественностью. Думаю, что ее не интересуют ни газета, ни Нью-Йорк в целом.
– Это все члены семьи, которые владеют акциями?
– Нет. Существует еще Скотт Хаверхилл, племянник Хэрриет. Ему принадлежит примерно десять процентов. Он генеральный менеджер и мечтает занять место на самом верху ничуть не меньше Дэвида. Скользкая скотина, постоянно заискивает перед тетушкой и интригует за спинами других, пытаясь получить больше власти. Скорее всего она предпочтет Скотта Дэвиду, если придется решать, кому возглавить дело. Но преимущество одного перед другим крошечное. Это будет просто выбор меньшего из двух зол.
– Эти люди контролируют примерно восемьдесят процентов всех акций, – сказал Вульф, потребовав звонком еще пива. – Кто остальные?
– Это небольшие пакеты, – сказал Лон. – Ну, во-первых, мой босс, издатель Карл Бишоп, имеет пять процентов, и он будет стоять против Макларена до конца. Процента два-три принадлежат Эллиоту Дину, он их семейный адвокат уже, наверное, лет сто. Дин был доверенным лицом Уилкинса Хаверхилла, а после смерти старика стал советником Хэрриет. Некоторое количество акций имеют издательство «Арлен» и человек по фамилии Демарест – именно это семейство продало в свое время «Газетт» Уилкинсу Хаверхиллу.
Вульф откинулся на спинку кресла, возложил руки на холм своего брюха и спросил:
– Чьи акции, по вашему мнению, абсолютно недоступны для мистера Макларена?
– Конечно, акции Хэрриет и Бишопа. Не могу также представить, чтобы Дин продал свои, – ответил Лон. – В детишках я абсолютно не уверен – ни в одном из них. То же могу сказать об «Арлен» и Демаресте. Они все продадут свои пакеты тому, кто даст за них больше. И заплатит скорее. То есть Макларену. «Газетт» – прибыльное предприятие, но ни одному из них может никогда не представиться подобного шанса. Кроме всего прочего, они не испытывают к газете чувства преданности.
– Итак, антимаклареновские силы, если можно так выразиться, контролируют сорок три процента всех акций, не так ли?
Лон кивнул и сказал:
– Наш материал в вечернем выпуске, естественно, не раскрывает каких-либо деталей. Всего несколько строк с высказываниями Макларена и комментарием миссис Хаверхилл: ««Газетт» хотела бы ознакомиться с его предложениями подробнее».
Вульф задал еще несколько вопросов о Макларене, «Газетт» и Хаверхиллах, но я не буду на них останавливаться, поскольку вы, видимо, уловили общий дух беседы. Было около одиннадцати, когда Лон потянулся, зевнул и прикончил последний бокал «Ремизье».
– Я пока не знаю, почему вас так заинтересовал этот жалкий шотландец. Но если что-нибудь из сказанного мною сегодня поможет вам остановить его, я получу от этого удовольствия больше, чем от еды, и этим сказано многое. Не вставай, Арчи. Я знаю, где выход.
Я, тем не менее, проводил его до дверей, отчасти потому, что гость особняка из бурого известняка – «жемчужина в оправе гостеприимства», а отчасти потому, что чувствую себя увереннее, если лично запираю дверь на ночь. Такова сила привычки, умноженная на понимание того факта, что по Манхэттену разгуливают по меньшей мере десяток типов, которые были бы просто счастливы организовать похороны Ниро Вульфа; только из природной скромности не упоминаю о тех, кто готов раскошелиться на надгробие для меня.
Когда я вернулся в кабинет, Вульф сидел прямо, положив ладони перед собой на стол и устремив взор в пространство.
– Арчи, во сколько обойдется платное объявление в «Таймс» размером в одну газетную страницу?
– Понятия не имею, – ответил я, вскидывая одну бровь и усаживаясь в свое кресло за письменным столом. – Думаю, что во много тысяч. Ищете новый нетривиальный метод привлечения клиентов? Не кажется ли вам, что это немного крикливо?
Он молча покосился на меня и закрыл глаза. Поскольку у меня пунктик во всем, что касается времени, я посмотрел на часы. Ровно через семь минут он вернулся к жизни и, моргнув, произнес:
– Слушайте инструкции.
– Есть, сэр! – Я раскрыл записную книжку.
– Утром позвоните в «Таймс» и выясните цену одной полной страницы. Сообщите мне, хотя значения это иметь не будет. Затем отправляйтесь в редакцию и отдайте им платное объявление.
– Какое объявление?
– Не прерывайте! Объявление, текст которого я вам продиктую. Во-первых, заголовок кеглем в сорок пять пунктов…
После этого он принялся диктовать одно из самых необычных объявлений, которое когда-либо доводилось видеть читателям «Нью-Йорк таймс». Весь процесс занял примерно сорок пять минут. Время от времени Вульф останавливался, для того чтобы проверить факты, проконсультировавшись со «Всемирным Альманахом». Затем я прочитал ему всю стенографическую запись, и он внес несколько незначительных изменений в текст.
– Они ни за что это не напечатают, – осмелился заметить я.
– Не согласен. «Таймс» постоянно публикует открытые письма от частных лиц и организаций. Это их старая традиция. Вы любите держать пари, Арчи. Если хотите, я могу сказать, сколько и в каком соотношении я готов поставить.
– Вы слишком уверены, поэтому – пас, – ответил я.
– Сохраните, пожалуйста, копию, когда напечатаете, – сказал он, поднялся и отправился в постель.
Последнего указания вовсе не требовалось. Я всегда сохраняю копии.
Глава 4
На следующее утро, незадолго до восьми, я оказался там, где всегда предпочитаю быть в это время. Я расположился за маленьким столом в кухне Фрица, передо мною находились грейпфрутовый сок, канадский бекон, яйца, оладьи, тосты, черный кофе и свежий номер «Нью-Йорк таймс».
– А вот и она, – сказал я, ни к кому не обращаясь.
– О чем ты, Арчи? – спросил Фриц. Он хлопотал над подносом, чтобы как всегда доставить завтрак в спальню Вульфа.
– Человек по имени Макларен нацелился купить «Газетт», – ответил я. – Статья об этом напечатана на первой полосе «Таймс».
– Газету мистера Коэна хочет купить этот мошенник?
Стоит мне решить, что я наконец поставил Фрица в тупик, как он тут же находит выход из положения. Из-за того, что кулинарный гений проводит столько времени на кухне, я забываю, насколько он хорошо начитан. Фриц просматривает «Нью-Йорк таймс» каждое утро, хотя читает обычно лишь вечером. Кроме того, он выписывает целую кучу европейских журналов. Полагаю, что мне больше следовало бы беспокоиться из-за того, что я до недавнего времени был единственным, кто пребывал в полном неведении о существовании этого шотландского «Гражданина Кейна»[11]11
«Гражданин Кейн» (режиссер Орсон Уэллс, США, 1941) – один из лучших фильмов в истории кино. Речь в нем идет о создании газетной империи, жажде власти и крушении личности.
[Закрыть].
Статья в две колонки в «Таймс» ничего не прибавляла к тому, что мне уже было известно из рассказа Лона. Если изложить суть статьи кратко, то в ней сообщалось, что Макларен готов заплатить по сорок два доллара за одну акцию газеты и что, по его словам, он уже владеет заметной долей общего пакета. В статье говорилось, что Макларен отказался назвать точную цифру. Там также присутствовали комментарии специалиста по ценным бумагам компаний, связанных со средствами массовой информации. Этот эксперт утверждал, что, по недавним оценкам, цена одной акции «Газетт» не превышает тридцати двух долларов и что предложение Макларена является «нереалистично завышенным, так как строится исходя из оценки прибылей компании только за год».
Репортер «Таймс» добрался и до Хэрриет Хаверхилл, но та ответила, что «не имеет комментариев» по поводу анонимных сообщений о якобы уже имевшей место продаже некоторыми членами семьи активов Макларену.
Я вырезал заметку и положил ее в правый верхний ящик стола для дальнейшего использования в случае необходимости.
Затем я обратился к изучению «Газетт». Там статья располагалась на пятой полосе и была значительно короче, чем публикация в «Таймс». В ней сообщалось, что Макларен предлагает сорок баксов за акцию, но не упоминалось о «заметной доле». Приводились слова Хэрриет Хаверхилл о том, что она «внимательно изучит предложение мистера Макларена». Больше там ничего не было, если не считать краткой биографии Макларена и перечня газет, которыми он уже владеет.
Вырезав статью из «Газетт» и присовокупив ее к своей коллекции, я позвонил в «Таймс» и узнал, что отдел объявлений и рекламы закрыт до понедельника. Поразмыслив, не стоит ли сообщить об этом Вульфу немедленно, я пришел к выводу, что этого делать не следует и надо подождать, пока он не спустится вниз. Гений воспринимает плохие известия менее болезненно, когда находится в своем кресле с книгой и пивом.
Однако оказалось, что его совершенно не взволновало сообщение о переносе начала операции на понедельник, также не тронуло его мое напоминание о том, что я намерен провести остаток субботы и все воскресенье с Лили Роуэн в ее загородном домике, который она недавно прикупила в графстве Датчесс. Лили обожает называть свое приобретение домиком, что, на мой взгляд, очень подходит сооружению с четырьмя спальнями, тремя ваннами, сауной, двумя каминами, не считая бассейна и теннисного корта площадью в десять акров, с видом на картинно красивую долину полноводного Гудзона.
Я не стану утомлять вас рассказом о своем уик-энде. Замечу лишь, что он был весьма «расслабляющим». Несмотря на это, я не терял связи с внешним миром и узнал, что предложение Макларена получило в субботу тридцать секунд в национальных вечерних теленовостях и что в секции бизнеса «Санди таймс» опубликован обширный материал, повествующий о космическом взлете Макларена к деньгам, власти и славе.
В понедельник утром, сразу после завтрака я позвонил в «Нью-Йорк таймс» и, выслушав поочередно полдюжины различных голосов, узнал от какой-то сладкоречивой дамы, что объявление, которое я имею в виду, будет стоить тридцать две тысячи девятьсот тридцать два доллара при публикации в будний день и тридцать девять тысяч шестьсот девяносто девять долларов, если я пожелаю, чтобы оно увидело свет в субботу. Пришлось позвонить Вульфу в оранжерею, сообщить обе цифры и запросить инструкции.
– Если вы не намерены оставить свою затею. – сказал я, – осмелюсь предложить публикациию в будни.
– Да! – рявкнул он и с грохотом бросил трубку. Вульф не любит, когда прерывают его общение с цветочками, но еще больше он не любит тратить деньги на что-либо, кроме еды, пива, книг и обожаемых орхидей.
Оставшаяся часть утра была потрачена на то, чтобы пропихнуть наше объявление в «Таймс». Моя первая остановка была в местном отделении «Метрополитен траст компани», где мне был выписан кассовый чек на без малого тридцать три тысячи. Затем я отправился в «Таймс». Чек мой пришелся им вполне по душе, но какая-то чрезмерно вежливая, весьма молодая, очень привлекательная и чрезвычайно рыжеволосая женщина терпеливо объяснила мне голосом, похожим на звон колокольчика, что ввиду «неоднозначности содержания представленного мною объявления» его публикация потребует специального одобрения.
– Сколько времени это займет? – спросил я, подарив ей одну из своих самых искренних улыбок.
– Не исключено, что мы сможем сообщить вам о принятом решении уже сегодня, – ответила она с не менее искренней улыбкой. – Это зависит от того, насколько занят мистер Уорнер. Он решает, приемлемо объявление или нет. Мистер Уорнер может попросить внести некоторые изменения или вообще не разрешить печатать.
– Если нам с вами удастся разрешить все проблемы сегодня, когда можно ожидать публикацию?
– Скорее всего в среду, – последовала еще одна искренняя улыбка.
– Не завтра? – спросил я, вздернув одну бровь. Лили как-то заметила, что у меня это получается очень мило.
– Нет, не завтра, – ответила она, тоже вздернув бровь. Умница. – Мы известим вас, мистер Гудвин, сразу, как только будет принято решение.
Сделав еще несколько хилых попыток ускорить ход событий, я сдался и сообщил рыженькой номер нашего телефона, а она со знанием дела заполнила несколько анкет. Видимо, мне придется изменить свое мнение о рыжульках.
В особняк из бурого известняка я вернулся в начале двенадцатого. Вульф сидел за столом и изучал каталог семян. Я занял свое место и объявил:
– Чек принят, а судьба объявления, или, если хотите, письма, находится в руках «Таймс». Кстати, оно может не пройти их цензуры.
– Вот как? – сказал он, оторвав взгляд от каталога. – И на каком же основании?
– Мне не сказали. Просто заявили, что ввиду неоднозначного характера объявления оно не может быть опубликовано без предварительного одобрения.
– Ха! – воскликнул Вульф. – Они не изменят ни слога.
– Мне плевать на вашу самоуверенность, – сказал я, – и потому ставлю десятку на то, что они потребуют коррективов. Ставка – один к одному.
– Арчи, вы только что потеряли десять долларов, – с самодовольным видом заявил Вульф и вернулся к своему каталогу.
Вообще-то я надеялся, что он прав, но в то же время мне казалось, что я смогу удвоить свои деньги. Больше всего я, однако, опасался, что из «Таймс» по какой-либо причине вообще не позвонят, и реализация всей нелепой затеи отодвинется еще на несколько дней. В таком случае мне придется дольше терпеть и ждать того момента, когда я наконец узнаю, что задумал Вульф. Мои волнения оказались безосновательными, сразу после ленча зазвонил телефон.
– Офис Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.
– Мистер Гудвин, это – «Нью-Йорк таймс». Могу ли я поговорить с мистером Вульфом? – торопливо произнес мужской голос.
Я прошептал почти беззвучно название газеты, и Вульф взял параллельную трубку; я продолжал держать свою у уха.
– Ниро Вульф у телефона.
– Мистер Вульф, я – Боб Уорнер из «Таймс». Хочу сообщить, что ваше объявление принято без изменений. Мы подготовим его к публикации в среду. Если у вас нет никаких особых пожеланий, кроме заголовка в сорок пять пунктов, мы наберем его нашим стандартным шрифтом. Вас это устраивает?
– Вполне, мистер Уорнер, – ответил Вульф.
– Завтра утром мы сможем показать вам гранки.
– Мистер Гудвин подъедет, чтобы взглянуть на них. Благодарю вас.
Когда мы повесили трубки, я сказал, покачав головой:
– Что же, злорадствуйте, если хотите. Говорят, что это полезно для здоровья.
– Арчи, я никогда не злорадствую, – ответил он, но складки на его щеках несколько углубились. Это его вариант улыбки.
Я достал бумажник, вытянул оттуда десятку и, подойдя к нему, торжественно возложил банкноту на стол.
– Чушь, – сказал я, – уверен, что вы злорадствуете.
Он с садистской медлительностью свернул десятку и неторопливо засунул ее в карман жилета.
Каждое утро в наш дом доставляют три экземпляра «Нью-Йорк таймс» – один для Вульфа, один для меня и еще один для Фрица. Но вечером во вторник мне настолько не терпелось взглянуть на нашу страницу, что в девять тридцать, оставив Вульфа читать в кабинете, я, шагнув в теплую ночь, направился к Девятой авеню. Там я остановил такси и доехал до редакции «Таймс» – места, где наверняка уже можно было купить завтрашний номер газеты.
Таксист подождал, пока я ходил в фойе к киоску. По дороге домой я нашел наше объявление на последней полосе первой секции. Я не собирался читать его, так как утром видел его в гранках. Наш труд показался мне превосходным, если не считать нескольких типографских ошибок, которые были, надеюсь, успешно выловлены корректорами. Просто мне захотелось посмотреть, как выглядит конечный продукт.
Когда я вернулся в кабинет, потратив на всю экспедицию двадцать минут, Вульф даже не удосужился оторвать взгляда от своей книги, и я смог еще раз без помех изучить текст. Чтобы вы были в курсе дела, привожу его полностью.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ВСЕМ, КТО ЛЮБИТ ГАЗЕТЫ
Многие из вас прочитали в этой или иных газетах или узнали из телевизионных новостей, что в настоящее время «Нью-Йорк газетт» стала объектом притязаний мистера Макларена из Эдинбурга (Шотландия) – владельца большого числа изданий по всему земному шару.
Иные из вас читают «Газетт», другие этого не делают. Именно для последних, незнакомых с «Газетт», я привожу некоторый фактический материал:
1. Как следует из самых свежих данных бюро по контролю за распространением, «Газетт» по своему тиражу занимает шестое место среди всех ежедневных газет США и восьмое – среди воскресных изданий.
2. Опрос среди университетских профессоров журналистики показал, что «Газетт» наряду с «Нью-Йорк таймс» входила в прошлом году в десятку лучших газет Америки. Тремя годами ранее она также попадала в десятку лучших.
3. За последние пятнадцать лет «Газетт» восемь раз была удостоена Пулитцеровской премии, четыре из которых были получены ею за освещение местных событий. Только три других ежедневных издания, и среди них «Таймс», получили больше премий, чем «Газетт».
Как бы вы ни относились к отмеченным выше фактам, неоспоримо одно: «Нью-Йорк газетт» превосходное издание, не лишенное, конечно, недостатков, но обладающее прекрасно сбалансированной редакторской позицией, принявшее на себя особые обязательства перед местным читателем и проявляющее искреннюю озабоченность состоянием дел в городе и его окрестностях. «Газетт» является бесценным достоянием Нью-Йорка и его обитателей, из которых девятьсот тысяч платят ежедневно тридцать центов за право прочитать ее.
Теперь несколько фактов о мистере Макларене.
Он контролирует газеты в Англии, Шотландии, Ирландии, Австралии, Новой Зеландии, Канаде, Южной Африке и в Соединенных Штатах Америки.
Ни одна из его американских газет не получила ни единой Пулитцеровской премии за все то время, что он ими владеет, – а это более десяти лет в каждом из трех случаев. В то же время газета Лос-Анджелеса за пять лет трижды получала Пулитцер, до того как он купил ее в 1974 году.
Все его американские газеты говорят одним голосом – голосом мистера Макларена. К примеру, в трех последних президентских кампаниях все его газеты поддерживали республиканских кандидатов. Точно так же, во всех кампаниях по выборам в сенат или палату представителей, его газеты поддерживали только республиканцев.
Вы можете по-разному отнестись к этой информации, которую, кстати, можно подтвердить документами. Но я предлагаю вам купить любое издание мистера Макларена в киоске, где продаются иногородние газеты. Привожу названия его газет. В США это – лос-анджелесская «Глоб Америкен», детройтская «Стар» и денверская «Таймс эрроу». Канадская газета «Боннер», издаваемая в Торонто, также продается в Нью-Йорке. Вы обнаружите, что это весьма своеобразное чтиво, и я предлагаю вам сравнить эти издания с «Газетт».
Мои симпатии и антипатии совершенно очевидны, и это они, наряду с иными причинами, побудили меня купить данную страницу «Нью-Йорк таймс». Хотя моя деятельность в роли частного детектива позволяет мне жить в относительном комфорте, я ни в коем случае не могу считаться богатым человеком, и стоимость этой публикации нанесла серьезный урон моему счету.
Тем не менее, я абсолютно убежден в том, что «Газетт» должна быть свободна от контроля со стороны мистера Макларена, и я предлагаю свои услуги в качестве катализатора, способного объединить усилия частных лиц и организаций, заинтересованных в будущем «Газетт».
Хочу подчеркнуть, что у меня нет никаких финансовых интересов в «Газетт». Я никогда не встречал ни мистера Макларена, ни теперешних владельцев газеты. Я не располагаю ни достаточным капиталом, ни желанием для того, чтобы стать одним из ее совладельцев. Я не являюсь представителем какой-либо личности или синдиката, более того, мне не известно, существуют ли иные, кроме мистера Макларена, потенциальные покупатели газеты. Я обеспокоен всего лишь как читатель газеты и житель Нью-Йорка.
В обоих этих качествах я пострадаю, если «Газетт» перейдет в собственность мистера Макларена. Я не испытываю к нему неприязни, но сделаю все возможное, чтобы не позволить ему установить контроль над этим изданием.
Если у кого-то из вас появилось серьезное желание попытаться стать собственником «Газетт», я буду счастлив встретиться с этим человеком, хотя еще раз хочу подчеркнуть, что у меня нет никаких полномочий, я не выступаю агентом действующих владельцев. Мои телефон и адрес приводятся ниже.
Ниро Вульф
– Итак, мы подлили масла в огонь, – сказал я, подойдя к столу Вульфа и со смаком шлепнув по нему газетой. – Вы хоть представляете, сколько звонков раздастся завтра? – спросил я, не обращая внимания на его злобный взгляд. – Нам придется поставить несколько дополнительных линий связи и нанять полк телефонисток. Кроме того, прошу учесть, сразу после завтрака я собирался пойти к Лили Роуэн, чтобы помочь ей помыть пол в кухне. Лили решила развлечься, уволив горничную, и я не могу позволить, чтобы она в одиночку боролась с трудностями.
– Заткнитесь, Арчи! – рявкнул Вульф, взял газету и принялся ее изучать.
– Есть, сэр!
– С большей частью звонков, особенно от средств массовой информации, можно будет разделаться без труда. А таковых, без сомнения, будет большинство. Что касается остальных… берите записную книжку и записывайте инструкции.
Следующие десять минут я фиксировал его пожелания, как мне следует обращаться с теми, кто будет нам звонить. Когда Вульф закончил, я зевнул, потянулся и объявил, что закругляюсь.
– Что бы вы ни говорили, завтра будет трудный денечек, и я не имею ни малейшего желания сокращать время, отведенное для сна, ни на минуту. Но самое интересное во всем этом деле – деньги, которые оно нам принесло. Помните: вы заявили в «Таймс», что вы вовсе не богатый человек.
Я подумал, что эти слова хоть немного заденут его. Но он полностью их проигнорировал. Потягивая пиво, он упивался своей опубликованной в «Нью-Йорк таймс» прозой. Самодовольное выражение его физиономии заставило меня поспешно выскочить из кабинета.
И он еще смеет утверждать, что никогда не злорадствует.