Текст книги "Звездный десант"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

 Глава 4

Минуту и сорок секунд плюс несколько столетий спустя доктор Бальзамо – Елена Прекрасная оторвала свои губы от моих, отвела их на расстояние дюйма и шепнула:

– Отпусти меня, разденься и ляг на стол для осмотра.

Я чувствовал себя так, будто проспал часов девять, принял душ Шарко и сделал несколько глотков холодного как лед аквавита на голодный желудок. Все, что было угодно ей, было желанно и для меня. Но ситуация требовала особо остроумной реплики, так что я открыл рот:

– А?

– Ну пожалуйста! Я знаю, что ты – тот, кто нужен, но тем не менее должна осмотреть тебя.

– Ну... ладно...– согласился я.– Тут ты командуешь,– и начал расстегивать рубашку.– А ты действительно доктор медицины?

– Да, это тоже, среди прочих профессий.

– Но зачем тебе нужно осматривать меня? – спросил я, сбрасывая туфли.

– Хотя бы из-за ведьминых меток. Их, конечно, нет, я знаю. Но нужно выяснить и много других показателей. Чтобы защитить тебя.

Стол был очень холодный. И почему не делают теплых подкладок?

– Тебя зовут Бальзамо?

– Это одно из моих имен,– ответила она рассеянно, нежно трогая меня пальцами то тут, то там.– Это семейное имя.

– Обожди-ка! Граф Калиостро?

– Это один из моих дядюшек. Да, он носил это имя. Хотя, вообще-то говоря, оно ему принадлежало не более чем имя Бальзамо. Дядя Жозеф был плохой человек и довольно большой лгун.– Она дотронулась до старого маленького шрама.– Тебе вырезали аппендикс?

– Да.

–  Отлично. Покажи-ка свои зубы.

Я широко раскрыл рот. Возможно, лицо у меня и подгуляло, но зубы вполне годятся для рекламы «Пепсодента».

– Следы флюорита. Ладно, а теперь мне надо взять у тебя кровь для анализа.

Она могла бы, если б захотела, прокусить мне прямо вену на шее, и я бы не только не удивился, а, вернее всего, попросту ничего не заметил бы. Однако она сделала все как обычно, взяв у меня 10 миллилитров из вены на сгибе локтя. Отлила немного в пробирку и поместила ее в аппарат, стоявший у стены. Тот заурчал и защелкал, а она вернулась ко мне.

– Послушай, принцесса,– начал я.

– Я не принцесса.

– Но я же не знаю, как тебя зовут, ты намекнула, что твоя фамилия вовсе не Бальзамо, а доктором я тебя звать не хочу.– Я и в самом деле не хотел звать ее доктором – эту самую очаровательную женщину, которую когда-либо видел, не хотел, особенно после того поцелуя, который стер память о других поцелуях, сколько бы их ни было раньше. Вот уж нет!

Она подумала.

– У меня много имен... а как бы ты хотел меня звать?

– А одно из этих имен, случаем, не Елена?

Ее улыбка была как скользящий солнечный зайчик, и я увидел, как от улыбки у нее появляются ямочки на щеках. Выглядела она лет на шестнадцать, совсем девушка, надевшая свое первое бальное платье.

– Ты очень галантен. Нет, она мне даже не родственница. Это было так давно, так давно.– Она повернулась ко мне: – Хочешь, зови меня Иштар*.

– Это одно из твоих имен?

– Пожалуй, только надо сделать скидку на транскрипцию и акцент. Можно, и это будет очень близко, звать меня Астар, или Эстер, или даже Эстрелитта.

– Астар! – повторил я.– Стар – Звезда. Счастливая Звезда.

– Я и хочу быть для тебя счастливой звездой,– сказала она серьезно.– В общем, называй как хочешь. А как я буду звать тебя?

Я задумался. Мне, разумеется, не хотелось вытаскивать на свет божий свою старую спортивную кличку «Флэш». Армейское прозвище, которое продержалось дольше других, просто невозможно было произнести в дамском обществе. Хотя я сам предпочитал его имени, данному при крещении. Видимо, мой отец очень гордился своими предками, но разве это основание для того, чтобы назвать ребенка мужского пола Ивлин Сирил? Из-за него мне пришлось научиться драться куда раньше, чем читать. Пожалуй, кличка, приставшая ко мне в госпитале, сойдет лучше всего.

– О, Скар [44]44
   Скар – шрам, рубец (англ.).


[Закрыть], пожалуй, не такое плохое имя.

– Оскар,– повторила она.– Гордое имя! Имя для настоящего героя,– своим голосом она как будто ласкала это имя.

– Нет! Не Оскар, а «Скар» – «Меченый». Из-за этого вот.

– Нет! Теперь твое имя будет Оскар,– сказала она твердо.– Оскар и Эстер, Шрам и Звезда.– Она легко прикоснулась к шраму.– А тебе не нравится эта метка героя?

– Что? О, нет, я к нему уже привык. Он помогает мне понять, кто это такой, когда я смотрюсь в зеркало.

– Хорошо, мне он нравится, ведь он был у тебя, когда мы встретились впервые. Но если ты захочешь убрать его, только скажи.

Аппарат у стены снова защелкал. Она повернулась и вытащила из аппарата длинную ленту, пробежала ее глазами и тихонько присвистнула.

– Это займет немного времени,– сказала она весело и подкатила прибор к столу.– Лежи тихо, пока Хранитель будет подключен к тебе, расслабься и дыши ровно.– Она прикрепила ко мне около полудюжины датчиков, и они крепко присосались в тех местах, куда она их приложила На собственную голову Стар водрузила нечто, сначала показавшееся мне каким-то странным стетоскопом, хотя в надетом виде он закрыл ей оба глаза

– Изнутри ты тоже хорош, Оскар. Нет, помолчи-ка еще.– Она положила руку мне на плечо, и я замер. Минут через пять Стар сняла руку и отсоединила все датчики.– Вот и все,– оживленно произнесла она.– Больше ты никогда не испытаешь простуды, мой герой, не будет у тебя и приступов расстройства желудка, подхваченного в джунглях. А теперь пройдем в другую комнату.

Я слез со стола и взялся за свои шмотки. Стар сказала:

– Там, куда мы направляемся, они не нужны. Там ты получишь полную экипировку и оружие.

Я остановился, держа в одной руке туфли, а в другой брюки.

– Стар?..

– Да, Оскар?

– Скажи мне, в чем дело? Это ты дала объявление? И оно действительно предназначалось мне? Ты в самом деле собираешься нанять меня для выполнения какого-то замысла?

Она глубоко вздохнула и спокойно ответила:

– Объявление дала я. Оно предназначено тебе и только тебе. Да, есть работа, которую ты должен выполнить... как мой рыцарь. Будут и увлекательные приключения, и несметные сокровища, и большие опасности, так что, возможно, ни один из нас не доживет до конца.– Она посмотрела мне прямо в глаза: – Итак, сэр?

Мелькнула мысль, что, видимо, уже давно, незаметно для себя, я попал в сумасшедший дом. Вслух я, однако, ничего не сказал, так как там, где я сидел, Стар уж никак не могла быть. А мне безумно хотелось, хотелось больше всего на свете быть с ней. Я сказал:

– Принцесса... ты получила своего мальчика для побегушек.

Стар с облегчением вздохнула:

– Тогда быстрее. Времени мало.– Она провела меня через дверь, находившуюся за шведской кушеткой, расстегивая по пути халат, распуская «молнию» на юбке и сбрасывая одежду прямо на пол. В мгновение ока она оказалась в том же виде, что тогда – на пляже.

Стены комнаты были окрашены в темный цвет, в ней не было окон, и тусклый свет падал неизвестно откуда. Два низких ложа стояли рядом друг с другом, они были черного цвета и походили на гробы. Другой мебели не было и в помине. Когда дверь за нами закрылась, я поразился мертвой тишине, стоявшей в комнате,– голые стены не отражали ни звука.

Оба ложа стояли в центре круга, очерченного мелом или белой краской на голом полу и являвшегося частью более сложного узора. Мы вошли внутрь рисунка, Стар повернулась ко мне спиной и, присев на корточки, провела какую-то завершающую линию. Даже в этой позе она не казалась вульгарной, даже на корточках, даже с грудью, почти касающейся пола.

– Что это? – спросил я.

– Карта, пользуясь которой мы отправимся туда, куда нам надо.

– Она больше похожа на пентаграмму.

Стар пожала плечами:

– Пусть будет так. Это действительно Пятиугольник Мощи. А лучше сказать – схема соединения. Но, мой герой, у меня нет времени для объяснений. Пожалуйста, ложись скорее.

Я лег на указанное мне правое ложе, но не мог оставить тему без завершения:

– Стар, ты колдунья?

– Если хочешь. Но прошу тебя, прекрати разговоры.– Она легла и протянула мне ладонь.– Соединим руки, милорд. Так надо.

Ее рука была мягкой, теплой и безукоризненно красивой. Внезапно свет стал красным, потом погас. Я заснул.

 Глава 5

Проснулся я от пения птиц. Рука Стар все еще лежала в моей. Я повернул к ней лицо, и она улыбнулась:

– Доброе утро, милорд!

– Доброе утро, Принцесса.– Я осмотрелся. Мы все еще лежали на тех черных ложах, только теперь они стояли под открытым небом в поросшей травой лощине, окруженной деревьями, а где-то совсем рядом тихонько журчал ручеек. Место было такое живописное, что казалось, его собирали листок к листку неторопливые руки старых японских садовников. Теплый солнечный свет струился сквозь решето листвы, расцвечивая золотистое тело Стар. Я глянул на солнце.

– Это утро? – Мог быть и полдень, и даже после полудня, но тогда, значит, солнце садилось, а не вставало.

– Здесь снова утро.

Внезапно моя «шишка направления» полностью вышла из повиновения, и голова закружилась. Неспособность определить направление оказалась для меня чувством совершенно непривычным и малоприятным. Я не мог определить, где находится север. Спустя несколько секунд все стало на свои места. Север был вон там, вверх по течению ручья, а стало быть, солнце действительно вставало, было эдак часов девять утра, и вскоре солнцу предстояло пройти через северный квадрант неба. Значит – южное полушарие. Путаться нечего. Подумаешь, делов-то! Просто сделали дураку укол какого-то наркотика, когда проходил медосмотр, сунули его на борт «Боинга 707», перебросили в Новую Зеландию, дозаправив его зельем во время полета Когда понадобится – разбудят.

Однако я ничего не сказал вслух, да... и не все додумал до конца, поскольку дело обстояло совсем не так, как я полагал.

Стар села.

– Ты голоден?

Тут я почувствовал, что омлет, съеденный несколько часов назад (а сколько именно, никто не знает), явно недостаточен для ребенка, вошедшего в период роста. Я тоже сел и перебросил ноги на траву.

– Съел бы целую лошадь!

Она улыбнулась:

– Боюсь, что лавка «La Societe Anonyme de Hippophage» [45]45
   Анонимное общество поедателей конины (фр.).


[Закрыть]уже закрыта. Может, ограничимся форелью? Нам все равно придется немного подождать, так что времени для приготовления завтрака у нас сколько угодно. И не бойся, это место защищено.

– Защищено?

– Да, безопасно.

– Ладно. А как насчет удилища и крючков?

– Сейчас покажу.– Но показала она мне, не как ловить рыбу на удочку без наличия последней, а как ловить ее руками.

С этим способом, впрочем, я был знаком с детства. Мы вошли в прелестный ручей, с приятно прохладной водой, стараясь двигаться как можно тише, и выбрали местечко как раз под нависающей скалой, местечко, где форели любят собираться и общаться, едва-едва поводя плавниками. Что-то вроде рыбьего эквивалента клуба для джентльменов. Данный способ лова основан на том, что вы добиваетесь доверия рыбы, а потом ее бесчестно обманываете. Уже через две минуты я поймал первую форель фунта на два-три и выбросил ее на берег, а Стар ухватила почти такую же.

– Сколько ты можешь съесть? – спросила она.

– Вылезай и обсушись,– отозвался я.– Попробую выловить еще одну штучку.

– Тогда, пожалуй, лучше возьми еще две или три,– подытожила она.– Скоро прибудет Руфо.

– Кто?

– Твой слуга.

Спорить я не стал. Подобно Черной Шахматной Королеве я готов был до завтрака поверить целым семи нелепостям, а потому занялся добычей этого самого завтрака. Я ограничился всего двумя рыбами, так как последняя оказалась самой крупной из всех когда-либо веденных мной форелей. Рыбы, казалось, сами становились в очередь на право быть пойманными.

К этому времени Стар уже развела костер и тут же принялась чистить рыбу с помощью острого кремня. Что ж, любой скаут женского пола и любая колдунья должны уметь разводить костер без спичек. Я и сам – если дадут несколько часов и гарантируют удачу – могу сделать то же самое при помощи двух кусков сухого дерева. Однако я не заметил таких кусков поблизости. Я сел на корточки и, перехватив у Стар ее работу, начал чистить форель.

Вскоре она вернулась с какими-то фруктами, похожими на яблоки, но почти вишневого цвета, а также с изрядным количеством грибов вроде шампиньонов. Все это она несла на широком листе, схожем с листом канны или ти, но только еще больше, почти как у банана.

У меня потекли слюнки:

– Эх! Еще бы чуточку соли.

– Поищу. Только боюсь, что она будет хрустеть на зубах.

Стар приготовила рыбу двумя способами: обжарила на огне, подвесив на свежесрубленной зеленой ветке, и испекла на плоской известняковой плите, на которой разводила костер. Угли она сгребла в сторону, а на раскаленную плиту положила рыбу и зашипевшие сразу же грибы. В таком виде рыба показалась мне вкуснее всего.

Маленькая нежная травка оказалась местной разновидностью зеленого лука, а крошечный клевер по вкусу почти не отличался от щавеля. Эти травки вместе с солью (грубой и действительно скрипевшей на зубах, а возможно, и многократно лизанной какими-нибудь животными, что мне было абсолютно безразлично) придавали форели совершенно неописуемый вкус. Думаю, сюда внесли свою лепту еще и погода, и живописная местность, да и сама компания Стар, последнее в особенности.

Я все раздумывал, как бы это поделикатнее сказать: «Как насчет того, чтобы нам провести тут вдвоем ближайшую тысячу лет и как угодно – в браке или без. А кстати, ты замужем?» Но тут нас прервали. И очень жаль, так как мне как раз удалось сложить в уме довольно изящную и очень оригинальную фразу для выражения этой простой, но старой как мир мысли.

Пожилой лысый гном – владелец револьвера-переростка – возник за моей спиной и тут же принялся браниться. Я был совершенно уверен, что он ругался на чем свет стоит, хотя язык мне был незнаком. Стар повернулась к гному, что-то спокойно сказала ему на том же языке, подвинулась, освобождая место, и протянула ему форель. Он схватил рыбу и откусил от нее огромный кусок, бормоча уже по-английски:

– В следующий раз ничего ему не заплачу. Вот увидишь!

– А не надо было пытаться обжуливать его, Руфо. Возьми-ка грибов. А где багаж? Мне надо переодеться.

– Вон там! – И он снова принялся пожирать рыбу.

Руфо был прекрасным доказательством того, что некоторым людям лучше всегда быть одетыми. У него была ярко-розовая кожа и весьма солидный животик. В то же время мускулатура у него была что надо, чего я и не подозревал, иначе был бы куда осторожнее, отнимая у него пушку. В глубине души я решил, что, если нам случится схватиться в индейской борьбе, мне придется прибегнуть к какой-нибудь нечестной уловке.

Он взглянул на меня сквозь полтора фунта форели и спросил:

– Не желает ли милорд переодеться?

– А? После того, как ты позавтракаешь. И к чему этот титул «милорд»? Ведь последний раз, когда мы встречались, ты запросто тыкал мне в физиономию своей пушкой.

– Очень сожалею, милорд. Но Она велела так поступить... А когда Она приказывает, приходится повиноваться, сами понимаете.

– Меня это устраивает. Кто-то же должен командовать. А меня зови просто Оскар.

Руфо глянул на Стар, она кивнула. Он ухмыльнулся:

– О'кей, Оскар. Претензий нет?

– Никаких.

Он положил рыбу на камень, вытер ладонь о голое бедро и протянул мне:

– Отлично. Значит, вы будете рубить, а я вывозить.

Мы пожали друг другу руки, причем каждый попытался испытать силу другого. Кажется, мне удалось чуть перебороть Руфо, но я вынес впечатление, что не иначе он когда-то занимался кузнечным ремеслом.

Стар казалась очень довольной, у нее снова появились ямочки на щеках. Она уютно устроилась у огня и стала похожа на лесную нимфу, занятую чаепитием во время обеденного перерыва. Внезапно она протянула мне свою сильную тонкую руку и положила ее поверх наших.

– Мои храбрые друзья! – сказала она серьезно.– Мои славные мальчики. Руфо, все будет хорошо.

– Вам был Знак? – с интересом спросил он.

– Нет, только предчувствие. Я совершенно спокойна.

– Вряд ли можно что-нибудь утверждать определенно,– возразил Руфо,– пока мы не рассчитались с Игли.

– Оскар справится с Игли.– Стар поднялась каким-то необыкновенно гибким движением.– Кончай с рыбой и распаковывай. Мне нужна одежда.– Она сразу стала очень деловитой.

Стар была многолика – ничуть не меньше, чем целый взвод из Женской Вспомогательной Службы. И заметьте – это не гипербола. В этой женщине заключились все прочие – от Евы, раздумывающей, какой из двух фиговых листков пойдет ей больше, до современной дамы, которая жаждет оказаться в недрах самого модного магазина совершенно голой, но с чековой книжкой в руках. Когда я встретил ее впервые, она казалась чуть ли не «синим чулком», интересующимся проблесками одежды не более, чем я сам. У меня же лично одежда не вызывала вообще никаких эмоций. Быть представителем нынешнего поколения нерях – значит получить существенную добавку к студенческому бюджету, ибо самые простые джинсы считаются тут au fait [46]46
   Здесь – вполне допустимыми (фр.).


[Закрыть], а пропахшая потом рубашка последним писком моды.

При второй нашей встрече Стар была одета в лабораторный халат и узкую юбку, в которых умудрялась выглядеть одновременно и деловой женщиной, и славным парнем. Но сегодня – в это утро, или как его там назвать, она была полна женственности и жизни. Она отдавалась рыбной ловле с такой страстностью, что не могла сдержать восторженных воплей. А через несколько секунд она уже превратилась в девчонку-скаута, с пятнами сажи на щеках, с волосами, небрежно заброшенными за плечо, чтобы уберечь их от огня, пока готовила завтрак.

Теперь же это была Вечная Женщина, которой предстояло заняться разборкой Новых Нарядов. Я-то понимал, что надеть на Стар платье было все равно что покрасить масляной краской королевские драгоценности, но следовало признать, что если мы не собираемся играть в «Я – Тарзан, ты – Джейн» в этой лощине до времени, пока нас не разлучит смерть, то какая-то одежда, хотя бы для того, чтобы охраyять великолепную кожу Стар от сучков и терниев, определенно понадобится.

Багаж Руфо оказался чем-то вроде небольшой черной шкатулки, размерами и формой походившей на пишущую машинку. Он раскрыл ее.

И еще раз раскрыл.

И раскрыл очень много раз.

И продолжал раскрывать до тех пор, пока эта штуковина не приобрела размеры небольшого грузовичка, доверху набитого множеством вещей. Поскольку дома меня прозвали «Правдивым Джеймсом» сразу же, как я начал говорить, то вам придется предположить, что я стал жертвой галлюцинаций, вызванных гипнозом или наркотиками.

Что касается меня лично, то я твердой точки зрения не имею. Всякий, кто изучал математику, знает, что внутренняя поверхность предмета теоретически не обязательно меньше наружной, а каждый, кому довелось видеть, как какая-нибудь толстуха пролезает сквозь узкую щель, знает, что эта теория находит и практическое доказательство. Шкатулка Руфо была лишь расширенным изданием указанного постулата.

Первым делом Руфо достал из шкатулки здоровенный сундук из тикового дерева. Стар тут же открыла его и принялась вытаскивать из таинственных глубин всевозможные прозрачные прелести.

– Оскар, что ты думаешь об этом? – Она прижимала к груди длинное зеленое платье, разглаживая юбку на одном из бедер для лучшего обозрения.– Тебе нравится?

Еще бы мне не нравилось! Если это был оригинал (а я и подумать не мог, что Стар наденет жалкую копию), то не стоило пытаться даже вообразить его цену.

– Шикарная тряпочка! – сказал я.– Но, послушай, мы же вроде собирались путешествовать?

– Совершенно верно.

– Но я не вижу поблизости ни одной стоянки такси. Ты не боишься, что платье порвется?

– Оно не рвется. И я не собираюсь его носить. Я хочу только показать его тебе. Разве оно не великолепно? Хочешь, я пройдусь в нем, как манекенщица? Руфо, где мои сандалии на высоких каблуках, ну те, что с изумрудами?

Руфо ответил на том же языке, на котором ругался в минуту своего прибытия. Стар лишь пожала плечами и сказала:

– Успокойся, Руфо. Игли подождет. И кроме того, мы все равно не сможем с ним встретиться раньше завтрашнего утра Да и милорду Оскару еще надо выучиться здешнему языку...– И все же она бросила это зеленое роскошество обратно в сундук.

– А вот и еще одна прелестная штучка,– продолжила Стар, поднимая в воздух нечто.– Это просто шутка, больше ни на что она не годится.

Я понял, что она имеет в виду. «Штучка» была по преимуществу юбкой, с крохотным корсажем, который лишь все поддерживал, но ничего не скрывал – стиль, изобретенный на древнем Крите и, как: мне приходилось слышать, все еще пользующийся популярностью в «Оверсиз уикли», «Плейбое» и в ночных клубах. Этот стиль превращал паданцы в настоящие буфера. Впрочем, Стар в этом не нуждалась. Руфо тронул меня за плечо.

– Босс! Не хотите ли взглянуть на арсенал и выбрать, что нужно?

– Руфо, жизнь надо украшать, а не подгонять,– с упреком заметила Стар.

– У нас останется куда больше жизни для украшения, если Оскар выберет то, что применит с наибольшим эффектом.

– Оружие ему все равно не понадобится, пока мы не уладим отношения с Игли.– Стар, однако, перестала настаивать на демонстрации новых моделей и, хотя мне было дьявольски приятно смотреть на нее в это время, я все же с готовностью взялся за инспекцию оружия, которым мне предстояло пользоваться, поскольку предназначенная мне работенка явно того требовала.

Пока я любовался организованным Стар показом мод, Руфо успел разложить коллекцию, которая была чем-то средним между армейским арсеналом и музеем: шпаги, пистолеты, копье футов в двадцать длиной, огнемет, две базуки, между которыми лежал автомат Томпсона, медные кастеты, мачете, гранаты, луки, стрелы, «кинжал милосердия»...

– А почему нет пращи? – спросил я для подначки.

Руфо оказался на высоте:

– Какой тип вам угодно иметь, Оскар? С вилкообразной рукоятью? Или обыкновенную пращу?

– Извини, что затронул эту тему. Из рогатки я никогда и ни во что не попаду.– Я поднял «Томми», убедился, что магазин пуст, и начал разборку. Автомат был почти новехонький, но пристрелянный настолько, чтобы механизм работал как часы. Вообще-то говоря, «Томми» не намного точнее бейсбольной биты, да и радиус действия у него лишь чуть больше. Есть, конечно, и свои достоинства – если из него попадешь в человека, так тот обязательно упадет и не встанет. Оружие это короткое и не очень тяжелое, обеспечивает большую плотность огня на нужное время. Подходящая игрушка для боев в зарослях и для схваток, близких к рукопашной.

Я-то сам, признаться, больше уважаю что-нибудь со штыком на конце для случаев, так сказать, интимного характера и что-нибудь, обеспечивающее высокую точность попадания в тех случаях, когда враждебные действия ведутся с дальних рубежей. Поэтому я отложил «Томми» и взял «Спрингфилд», правда изготовленный на заводе в Рок-Айленде, что было видно по серийному номеру, но все равно «Спрингфилд»– Эта винтовочка пробудила во мне те же чувства, что и австралийский «Альбатрос» – ведь некоторые виды механизмов столь совершенны, что единственное средство улучшить их – это сконструировать заново.

Я передернул затвор, сунул палец в ствол, осмотрел мушку. Ствол сверкал, никаких потертостей, на мушке была отчетливо видна малюсенькая звездочка. Чудесное оружие!

– Руфо, а какова местность там, куда мы двинемся? Такая же, как тут?

– Сегодня будет такая же. Но...– Он виновато принял винтовку из моих рук.– Здесь пользоваться огнестрельным оружием запрещено. Шпаги, ножи, стрелы – все, что рубит, колет, режет с помощью человеческой руки, пожалуйста. Но не огнестрельное.

– А кто это распорядился так?

Он пожал плечами:

– Спросите лучше у Нее.

– Но если пользоваться нельзя, то зачем ты их брал вообще? Да и боеприпасов я не вижу.

– Боеприпасов хватит. Позже, когда мы доберемся до... до другого места... живыми, я имею в виду... А что вам понравилось из разрешенного оружия? Вы из лука стреляете?

– Пока еще не знаю. Покажи-ка, как это делается.

Руфо хотел что-то сказать, но, пожав плечами, взял лук.

Надел кожаную перчатку и тщательно выбрал стрелу.

– Вон то дерево,– указал он,– то, у корней которого лежит белый камень. Я буду целиться на высоту груди.

Он наложил стрелу, поднял лук, натянул тетиву и спустил стрелу, все это одним плавным, текучим движением Стрела вонзилась в ствол дерева в четырех футах от земли.

– Хотите посоревноваться? – ухмыльнулся Руфо.

Я не ответил Знал, что попасть не смогу, разве что по чистой случайности. В детстве у меня был луге, подаренный на день рождения. Попадал я из него редко, а потом и стрелы куда-то запропастились. Тем не менее я весьма картинно стал выбирать себе лук;, отыскав самый большой и тяжелый. Руфо вежливо откашлялся.

– Разрешите обратить ваше внимание, что этот лук очень туг и тяжел для начинающего.

Я натянул тетиву.

– Найди мне перчатку.– Перчатка подошла, словно была скроена по мне (а может быть, и была?). Я взял стрелу, даже не осматривая, они все казались мне одинаковыми и прямыми.

Никакой надежды попасть в это распроклятое дерево у меня не было. Находилось оно ярдах в пятидесяти и имело около фута в диаметре. Я просто намеревался пустить стрелу повыше, рассчитывая, что такой тугой лук обеспечит достаточно пологую траекторию. Больше всего мне хотелось наложить стрелу, поднять лук, натянуть его и спустить стрелу таким же слитным движением, как у Руфо, хотелось выглядеть настоящим Робин Гудом, не будучи им в действительности.

Но когда я поднял и согнул этот лук, когда ощутил его мощь, то почувствовал внезапный прилив уверенности – этот инструмент был для меня! Мы были сотворены друг для друга.

Ни о чем не думая, я пустил стрелу.

Она, задрожав, впилась в дерево на расстоянии ладони от стрелы Руфо.

– Отличный выстрел! – воскликнула Стар. Руфо глянул на дерево, поморгал, потом с обидой перевел глаза на Стар. Она ответила ему надменной улыбкой.

– Ни в чем не виновата,– заявила она.– Ты же знаешь, что на такие проделки я не способна. Соревнование шло честно... Оба отличились.

Руфо задумчиво посмотрел на меня.

– Хм-м... А не желает ли милорд заключить маленькое пари... на его собственных условиях... что милорду не удастся повторить свой выстрел...

– Не буду я биться об заклад,– ответил я.– Что я – дурачок, в самом деле! – Но тут же взял другую стрелу и положил ее на тетиву. Мне нравился этот лук, приятен был даже звук, с которым тетива ударялась о перчатку. Я решился на еще одну попытку, просто чтобы вновь ощутить слияние с оружием.

Я спустил тетиву.

Третья стрела выросла в точке, расположенной между двумя предыдущими, чуть ближе к стреле Руфо.

– Отличный лук! – сказал я.– Я его возьму себе. Поищи-ка колчан.

Руфо молча затопал прочь. Я снял тетиву и принялся копаться в ножевом товаре. В глубине души я очень надеялся, что из лука мне больше никогда не придется стрелять – даже профессиональный игрок не может рассчитывать на нужный расклад каждый раз, когда он сдает карты, и моя следующая стрела вполне могла превратиться в бумеранг.

Тут было бесконечное разнообразие лезвий, начиная от двуручного меча, по моему мнению, вполне пригодного для колки дров, до крошечного кинжальчика, который дама может спрятать в колготках. И каждый клинок я брал в руки и пробовал... пока наконец не нашел такого, который был мне по руке так, как Эскалибур – по руке короля Артура.

Я никогда не видел ничего похожего, а потому даже не знаю, как следует по науке назвать этот клинок. Скорее всего – саблей, поскольку он был слегка изогнут и заточен, как бритва, примерно на половину длины тыльной части. Конец клинка был остр, как у рапиры, а изгиб лезвия имел столь большой радиус, что клинок мог с одинаковым успехом работать и как шпага, и как сабля. Гарда изгибалась вдоль кулака и плавно переходила в получашие. Хотя точка равновесия располагалась только в двух дюймах ниже рукояти, клинок был достаточно тяжел, чтобы разрубить любую кость. Оружие давало ощущение естественного продолжения руки.

Рукоять, обтянутая шершавой акульей кожей, прямо вливалась в ладонь. На клинке был выбит какой-то девиз, но он был плохо виден среди завитушек дамасской стали, и я не стал возиться с расшифровкой из-за нехватки времени. Этот клинок был мой, мы с ним составляли неразрывное целое. Я вложил его в ножны и застегнул пояс с ножнами на голой талии, чувствуя себя этаким капитаном Джоном Картером, Джедакком из Джедакков, плюс знаменитым гасконцем и его тремя друзьями одновременно.

– Ты не хочешь одеться, милорд Оскар? – спросила Стар.

– Что? О, разумеется. Я только примерял на себя пояс. Но.., разве Руфо захватил сюда мою одежду?

– Ты захватил, Руфо?

– Его одежду? Не хочет же он носить тут то, что надевал в Ницце?

– А что, собственно говоря, плохого в сочетании фирменных джинсов и гавайки? – запротестовал я.

– Как вы изволили сказать? Да, конечно, ничего плохого, милорд Оскар,– поспешно заговорил Руфо.– Живи сам и давай жить другим, как я говорю. Я знал когда-то человека, который носил... впрочем, неважно, что он носил.. Разрешите показать, что я для вас приготовил

Мне предоставлялся огромный выбор – от плаща из болоньи до железных лат. Последние я нашел малопривлекательными, так как само их присутствие говорило о возможности ситуации, когда они могут понадобиться. Кроме солдатской каски никаких доспехов я не носил, не стремился носить и не знал, как их носить,– и, честно говоря, не собирался водить компанию с теми грубиянами, которые нуждались в чем-либо подобном

Кроме того, я не видел нигде поблизости лошадей, скажем, першеронов или клайдсдейлов, а вообразить себя двигающимся пешим порядком в этой железной утвари я вообще не мог. Надо думать, я ходил бы, как на костылях, гремел бы, как вагон подземки, а чувствовал бы себя точно в душной раскаленной телефонной будке. Поту сходило бы с меня фунтов десять на каждые пять миль пути. Стеганых длинных курток, что полагалось поддевать под все эти железяки, и одних хватило бы за глаза при такой чудной погоде, а уж сталь поверх стеганок превратила бы меня просто в бродячую печь и сделала бы слабым и неуклюжим, даже для сражения в очереди к билетной кассе.

– Стар, ты сказала, что...– начал я и умолк. Она, оказывается, закончила переодеваться, и результат был – что надо! Мягкие кожаные туфли, вернее, мокасины, коричневые облегающие брюки, короткая зеленая куртяшка – среднее между жакетом и лыжной курточкой... А на голове кокетливая шапочка. Костюм был опереточной версией костюма стюардессы – ловкой, изящной, толковой и сексапильной.

А возможно, и костюмом вольных стрелков, поскольку он дополнялся двоякоизогнутым луком, колчаном и кинжалом.

– Ты выглядишь так, как та штучка, из-за которой начался мятеж.

Стар продемонстрировала свои ямочки и вежливо присела. Стар никогда не «выставляется»: она знает, что женственна, что выглядит чудесно, и не скрывает, что это доставляет ей истинное наслаждение.