Текст книги "Т. 10 Туннель в небе"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Глава 19
БЕСКОНЕЧНЫЙ СЛЕД

Хейзел воспользовалась методом древних факиров, который в свое время привез на Запад фокусник по имени Гудини. Дыша, насколько возможно, неглубоко, она быстро впала в коматозное состояние. Послушать ее, так никакой опасности вообще не было. Умереть? Какого черта, даже в гробу нельзя задохнуться за такое короткое время. Пришлось, конечно, положиться на Лоуэлла – что он будет все время звать на помощь, потому что он расходовал меньше кислорода. Но сознательно жертвовать жизнью, чтобы спасти мальчика? Смешно! В этом не было нужды.

Только на следующий день Роджер призвал к себе близнецов.

– Вы хорошо потрудились на спасательных работах, – сказал он. – Умолчим о том, что вы бежали из-под ареста.

– Это не наша заслуга, – ответил Кастор. – Хейзел все сделала сама. Я хочу сказать – мы взяли идею из ее сериала, из эпизода с искривленной орбитой.

– Я его, наверно, не читал.

– Там речь шла о том, как отличить один кусок космоса от другого, почти не имея данных, от которых можно оттолкнуться. Капитану Стерлингу пришлось…

– Неважно. Я не об этом хотел говорить. Повторяю, вы хорошо поработали, откуда бы ни почерпнули свою идею. Если бы поиск шел обычными методами, то бабушка, безусловно, погибла бы. Вы бываете очень умными, когда захотите. Почему-то раньше вы не захотели и бросили гироскопы неисправными.

– Да откуда мы знали, папа…

– Хватит. – Роджер взялся за пояс, и близнецы заметили на нем старинную деталь одежды – кожаный ремень. Роджер снял его. – Это принадлежало вашему прадеду, а он передал его вашему деду, а он, в свою очередь, передал его мне. Не знаю, насколько глубока его история, но можно сказать, что на нем держится весь род Стоунов. – Роджер сложил ремень вдвое и хлопнул им по ладони. – Все мы, на протяжении многих поколений, сохранили о нем нежнейшие воспоминания. Нежнейшие. Все, кроме вас двоих. – Он снова хлестнул ремнем по ладони.

– Ты хочешь сказать, что собираешься бить нас этим? – спросил Кастор.

– Не вижу причин, которые помешали бы мне это сделать.

Кастор посмотрел на Поллукса, вздохнул и шагнул вперед.

– Я буду первым – я старше.

Роджер выдвинул ящик и спрятал ремень туда.

– Надо было мне им воспользоваться лет десять назад. – Он закрыл ящик. – Опоздал.

– Так ты не будешь этого делать?

– Я и не говорил, что буду.

Близнецы обменялись взглядами.

– Папа-капитан, – сказал Кастор, – мы предпочли бы, чтобы ты это сделал.

– Это правда, – поддержал Поллукс.

– Знаю. Так бы вы отделались от того, что натворили. Теперь вам придется с этим жить, как всем взрослым людям.

– Папа…

– Ступайте к себе, сэр.

Когда «Перекати-Стоуну» пришло время улетать на Цереру, приличная часть городского населения столпилась в мэрии, чтобы проститься с доктором и ее семьей. Остальные прощались по радио – весь город. Мэр Фрайз сказал речь и вручил Стоунам грамоту, которая объявляла их всех почетными гражданами Рок-Сити отныне и навеки. Роджер Стоун попытался ответить, но у него перехватило горло. Старый Чарли, свежевымытый, плакал открыто. Мид еще раз спела перед микрофоном – на этот раз ее мягкое контральто не оскверняла никакая коммерция. Десять минут спустя «Стоун» ушел с орбиты.

Как и на Марсе, Роджер оставил корабль на орбите Цереры не у станции или спутника – их там не было, – а сам по себе. Хейзел, капитан и Мид слетали на челноке в Церера-Сити: Мид – посмотреть город, Роджер – сдать руду и графит и взять груз выплавленного металла на Луну, Хейзел – по своим делам. Доктор Стоун решила остаться – из-за Лоуэлла: челнок был не чем иным, как увеличенным скутером с посадочным амортизатором. Близнецы все еще находились под арестом, и их в город не пустили. Мид, вернувшись, заверила их, что они не много потеряли.

– Все равно что Луна-Сити, только маленький. Всюду толпы, и ничего интересного.

– Она правду говорит, ребята, – подтвердил отец, – так что не принимайте близко к сердцу. На следующей остановке увидите Луну.

– Мы и не переживаем, – чопорно заявил Кастор.

– Нисколько, – поддержал Поллукс. – Согласны подождать до Луны.

– Не проведете, – усмехнулся Роджер. – Однако через пару недель начнем прокладывать орбиту домой. Жалко, вообще-то. Все-таки это были два хороших года.

– Ты говоришь, домой, папа? – вдруг сказала Мид, – Мне кажется, мы и так дома. Мы летим на Луну в своем доме.

– Да? Пожалуй, ты права. Старый добрый «Перекати-Стоун» – наш дом, если разобраться. Мы с ним немало пережили. – Он нежно похлопал по переборке. – Верно, мать?

Непривычно молчаливая Хейзел встрепенулась:

– Да. Да. Конечно.

– А ты что делала в городе, мама Хейзел? – спросила доктор Стоун.

– Я? Да так. Потрепалась со старожилами и отправила эти дурацкие серии. Кстати, Роджер, начинай-ка обдумывать сюжет.

– Это почему?

– Я с ними покончила. Возвращаю сценарий тебе.

– Ладно – только почему?

– Мне будет не совсем удобно им заниматься. – Хейзел как-то смутилась. – Слушайте: никто не будет уж очень против, если я спишусь с корабля?

– О чем это ты?

– «Елена Троянская» уходит на Троянцы, а туда зайдет «Веллингтон» [15]15
  Артур Уэллеслей, герцог Веллингтон (1769–1852), британский командующий армии во время Наполеоновских войн, а позднее премьер-министр Великобритании. Начал военную карьеру в Индии, упрочил свое положение победами в Испании в 1808–1814 гг. и участвовал в разгроме Наполеона при Ватерлоо в 1815 г. За верную службу и победы был последовательно жалован различными титулами, пока не был назван герцогом Веллингтоном.


[Закрыть], чтобы взять жидкий водород и пассажира – меня. Я лечу на Титан. – Никто не успел возразить, а Хейзел продолжала: – Да не смотрите вы на меня так. Я всегда хотела увидеть Кольца вблизи – руками их пощупать. По-моему, это самое потрясное зрелище в Системе. Я всерьез задумалась об этом, когда там – ну вы знаете где – стало малость душновато. Я сказала себе: Хейзел, ты не молодеешь. Хватайся за первый же шанс, который тебе подвернется. Один шанс я уже упустила, когда тебе, Роджер, было три года. Хороший был шанс, но они не брали ребенка – ну и вот. А теперь я лечу – Хейзел помолчала и рявкнула: – Да что это вы точно на похоронах! Я вам больше не нужна. Я хочу сказать – Лоуэлл теперь подрос, и с ним не так трудно.

– Мне ты всегда будешь нужна, мама Хейзел, – спокойно сказала Эдит.

– Спасибо, но это неправда. Я научила Мид всему, что сама знаю по астрогации. Она хоть завтра могла бы получить работу в «Четырех Планетах», если б они не воротили нос от женщин – пилотов. Близнецы – ну, эти впитали всю мерзость, которую я им могла передать, и выдержат в любой драке. А с тобой, сынок, я покончила, когда ты еще носил короткие штанишки – с тех пор ты сам меня воспитываешь.

– Мать?

– Что, сын?

– В чем истинная причина? Почему ты хочешь уйти от нас?

– Почему? А почему людей тянет куда-то? Зачем медведь идет вокруг горы? Да посмотреть, что там! Я никогда не видела Колец – вот тебе и причина. Весь человеческий род на этом стоит – смирные остаются дома, а бойкие шастают повсюду да ищут, во что бы им влипнуть. Это свойственно человеку. Не нужна для этого причина, как и плоскому коту не нужна причина, чтобы мурлыкать. Зачем вообще все?

– Когда ты вернешься?

– Может, и никогда. Мне нравится невесомость. Совсем не надо тратить сил. Вот посмотрите на старого Чарли. Знаете, сколько ему лет? Я навела справки – ему, по меньшей мере, сто шестьдесят. В моем возрасте это вдохновляет – чувствуешь себя девчонкой. Я еще успею кое-что повидать.

– Конечно, мама Хейзел, – сказала доктор Стоун.

Роджер повернулся к жене.

– Эдит!

– Да, дорогой?

– Что скажешь?

– А зачем нам, собственно, непременно возвращаться теперь на Луну?

– Я так и думал. А как же Мид?

– Я?

– Они полагают, что ты созрела для замужества, солнышко, – сухо вставила Хейзел.

Доктор Стоун слегка кивнула, глядя на дочь. Мид удивилась и сказала:

– Нуу! Мне не к спеху. И потом, на Титане есть база Патруля. Там, наверно, полно молодых офицеров.

– Исследовательская база, солнышко, – ответила Хейзел, – и работают там ученые, посвятившие себя науке.

– Может быть, когда я ими займусь, они не будут целиком посвящать себя науке?

– Ребята? – обратился отец к близнецам.

– Мы что, получили право голоса? – ответил за двоих Кастор. – Конечно, за!

Роджер ухватился за стойку и подтянулся.

– Решено. Хейзел, Мид, ребята – принимайтесь за расчет орбиты. А я начну вычислять отношение масс.

– Нет, сынок, меня уволь.

– Что так?

– Ты не смотрел, почем у них тут водород? Раз мы выходим на кометную орбиту к Сатурну вместо тангенциальной к Земле, пора мне назад в соляные копи. Запрошу из Нью-Йорка аванс, а потом разбужу Лоуэлла и начнем проливать кровь.

– Что ж, ладно. Остальные – внимательнее с десятичными знаками!

Все посты корабля были приведены в готовность. Мид в кресле стажера, поставленном за креслами командира и второго пилота, уже начала отсчет. Роджер покосился на мать и шепнул:

– Ты чему улыбаешься?

– Пять! Четыре! – выпевала Мид.

– Так просто. Когда доберемся до Титана, надо будет…

Ее голос потонул в реве двигателя. «Стоун» задрожал и понесся вперед, к Сатурну. А за ним следовали сотни, тысячи, сотни тысяч неугомонных бродячих странников: на Сатурн… на Уран… на Плутон… и так они будут катиться до самых звезд, до края Вселенной.

АСТРОНАВТ
ДЖОНС

_{© М. Пчелинцев, перевод}

Джиму Смиту, моему другу

Глава 1
ТОМАГАВК

Макс любил это время года, это время дня. Урожай уже убран, можно пораньше покончить со своими вечерними делами и расслабиться, побездельничать. Вычистив свинарник и покормив кур, он не пошел ужинать, а вместо этого поднялся по тропинке на холм к западу от амбара и улегся на траву, не обращая никакого внимания на прыгавших вокруг блох. У него была с собой книга, взятая в прошлую субботу в местной библиотеке, бонфортовские «Твари небесные: Путеводитель по экзотической зоологии», но он ее просто положил себе под голову вместо подушки. Голубая сойка начала было высказывать свои сомнения в отношении порядочности его поведения, но, не получив ответа, заткнулась. Рыжая белка замерла на пне и уставилась на него. Поглазев немного, она снова принялась таскать в дупло орехи.

Макс смотрел на северо-запад. Он любил это место потому, что отсюда были видны стальные опоры и направляющие кольца магнитной дороги Чикаго – Спрингфилд – Земпорт. Дорога появлялась из отверстия в склоне справа от него. В самом отверстии можно было видеть направляющее кольцо – здоровенный, футов двадцати в диаметре, стальной обруч. Пара ходулеобразных опор поддерживала другое кольцо футах в ста от первого. Третье и последнее справа кольцо находилось к западу от него. Склон там еще круче спускался в долину, поэтому опоры этого кольца были высотой футов в сто с лишком. На половине высоты этого кольца была видна силовая антенна, направленная поперек провала.

Слева от него, на дальнем краю провала, опять шли направляющие кольца ЧСЗ-дороги. Входное кольцо было побольше из-за возможного сноса поезда в сторону ветром; на его опорах была приемная силовая антенна. Этот склон был круче, еще одно кольцо – и дорога опять исчезала в туннеле. Макс читал, что на Луне входные кольца были не больше остальных: там никогда нет ветра, отклоняющего поезд. Когда он был ребенком, это кольцо было чуть поменьше, и однажды, во время жуткого урагана, поезд в него ударился. Произошло невероятное крушение, погибло больше четырех сотен людей. Сам он этого не видел, а отец не разрешил ему и потом сходить посмотреть. Из-за всех этих трупов. Однако след крушения и по сию пору был виден на левом склоне – пятно зелени, более темной, чем вся остальная.

Он смотрел на проходящие поезда всегда, когда была такая возможность. Ничего плохого он пассажирам не желал, – но все равно, если уж случится вдруг катастрофа, не хотелось бы снова ее пропустить.

Макс не спускал глаз с отверстия туннеля: «Томагавк» должен был появиться с минуты на минуту. Неожиданно отверстие озарилось серебристым сиянием, затем из него вылетел сверкающий цилиндр с острым, как игла, носом. Словно яркая вспышка, он промелькнул сквозь последнее кольцо, а затем – от этого перехватывало дыхание – какие-то мгновения находился в свободном полете между двумя обрывами. Чуть ли не быстрее, чем Макс смог перевести взгляд, летящий поезд вошел в кольцо на другой стороне лощины и исчез в горе. И только тогда дошел звук.

Это было как удар грома, раскатившийся между горных склонов. Макс схватил воздух разинутым ртом.

– Ни фига себе! – тихо сказал он. – Вот это да! – Невероятное зрелище и звуковой удар каждый раз производили на него одно и то же впечатление.

Макс слышал, что для пассажиров поезд был совершенно бесшумным, так как все звуки от него отставали, но в точности он этого не знал. Ведь он никогда не летал на таком поезде и, с работой на ферме и мамочкой, вряд ли сможет когда-нибудь в будущем.

Он сел и открыл книгу, держа ее так, чтобы не терять из виду юго-западное небо. Через семь минут после пролета «Томагавка» он, если вечер был ясным, наблюдал запуск ежедневного лунного корабля. До космодрома в Земпорте было довольно далеко, так что зрелище получилось куда менее драматичным, чем прыжок магнитного поезда с расстояния в какие-то сотни ярдов, но именно посмотреть на этот корабль он и пришел сюда. Магнитные поезда, конечно, были очень интересны, но космические корабли были его страстью – даже такие игрушечные, как лунный челнок.

Однако только он нашел место, где остановился, – описание крайне разумных, но флегматичных ракообразных с Эпсилона Кита-IV [16]16
  ε Кита, четвертая по яркости звезда в созвездии Кита. Двойная система 5,5 звездной величины из желто-белой (F8) и оранжево-красной (МО) звезд на расстоянии 47,5 световых лет от Солнца.


[Закрыть],– как его отвлек оклик откуда-то сзади.

– Эй, Макси! Максимиллиан! Мак-си-миль-ян!

Он замер и ничего не отвечал.

– Макс! Я же тебя вижу, Макс, иди сюда сию же секунду, ты слышишь меня?

Макс что-то пробормотал себе под нос и поднялся на ноги. Он медленно спускался по тропинке, оглядываясь на небо. Потом все поле его зрения заслонил сарай. Мамочка вернулась, и никуда уж тут не денешься – если он не явится и не сделает, что от него требуется, она сумеет отравить ему жизнь. Когда сегодня утром она уезжала, у него было такое ощущение, будто ее не будет по крайней мере до следующего утра. Не то чтобы она сама так сказала – мамочка никогда этого не делала, – но он научился распознавать признаки. И вот теперь ему придется выслушивать ее нытье и ее мелочные сплетни вместо того, чтобы почитать. А то, что ничем не лучше, его будет отвлекать какой-нибудь из ее обожаемых слюнявых сериалов по стереовидению. Ему не раз приходилось бороться с соблазном поломать проклятый СВ – и сделать это всерьез, топором. Сам он почти никогда не имел возможности посмотреть интересную для себя передачу.

Подойдя к дому, он вдруг остановился. Он-то думал, что мамочка прикатила на автобусе из Углов и, как обычно, прошла остаток пути пешком. Но сейчас около веранды стоял щегольской уницикл – и к тому же она была не одна.

Сначала он подумал, что это «иностранец», но, подойдя поближе, узнал нежданного гостя. Макс гораздо охотнее повстречался бы даже с иностранцем, любым иностранцем. Бифф Монтгомери был местным, правда, он не работал на ферме. Макс не припоминал, чтобы хоть раз в жизни видел Биффа, занятого честным трудом. Говорили, что Монтгомери иногда нанимали охранником самогонщики, когда один из их аппаратов еще действовал где-то там, в горах. Вполне возможно – Монтгомери был здоровый, плотный мужчина, и эта роль вполне ему подходила.

Макс знал Монтгомери с незапамятных времен, часто видел, как тот толкался около Клайдовских Углов. Но обычно он не обращал на Монтгомери никакого внимания и не имел с ним никаких дел – до последнего времени: мамочку стали все чаще замечать в его компании, она даже стала ходить с ним на танцы, которые устраивались в сараях и кукурузных лущильнях. Макс несколько раз пытался сказать ей, что покойному отцу это не очень бы понравилось. Да разве может кто-нибудь спорить с мамочкой – она просто не слышит того, чего не хочет слышать.

Но домой она притащила его впервые. Макс почувствовал, что в нем разгорается ярость.

– Поскорее, Макси! – крикнула мамочка. – Да не стой ты там, как чурбан. – Макс неохотно двинулся дальше и подошел к ним. – Макси, пожми руку своему новому отцу, – пропела мамочка и шаловливо глянула на него, словно выдала нечто очень остроумное. Макс тупо уставился на нее, от удивления открыв рот.

Монтгомери ухмыльнулся и выставил свою клешню.

– Ага, Макс, ты теперь Макс Монтгомери – я твой новый папаша. Но ты все равно можешь называть меня Монти.

Макс уставился на руку, а затем, очень неохотно, пожал ее.

– Моя фамилия Джонс, – сказал он без всякого выражения.

– Макси, – протестующе воскликнула мамочка.

Монтгомери жизнерадостно расхохотался.

– Да не торопи ты его так, Нелли, лапочка. Пусть Макс попривыкнет к этому. Живи сам и давай жить другим – вот мой девиз. – Он повернулся к своей жене. – Подожди, пока я возьму багаж. – С одного багажника уницикла он снял тюк скомканной одежды, а с другого – две плоские пинтовые бутылки. Заметив, что Макс наблюдает за ним, он подмигнул и сказал: – Тост за новобрачную.

Упомянутая новобрачная стояла около двери, и он попытался проскользнуть мимо нее. Та запротестовала:

– Но как же это, Монти, дорогой, разве ты не собираешься…

Монтгомери остановился.

– Совсем позабыл, у меня ведь мало опыта в таких делах. Конечно же. – Он повернулся к Максу. – Возьми все это хозяйство, – и сунул ему тюк и бутылки. Потом он подхватил мамочку на руки, что-то хрюкнув при этом, перенес ее через порог, снова поставил на ноги и поцеловал. Она тем временем повизгивала и краснела. Макс молча прошел вслед за ними, положил принесенное на стол и отвернулся к плите. Плита совсем остыла, он не пользовался ею со времени завтрака. Была еще и электрическая плита, но она перегорела еще при жизни отца, а денег на починку так и не нашлось. Он вытащил из кармана складной нож, настрогал щепок, добавил растопки и поднес к получившейся кучке зажигалку. Когда пламя разгорелось, он вышел с ведром за водой.

Когда он вернулся, Монтгомери сказал ему:

– Не мог понять, куда это ты пошел. Неужели в этой мусорной куче нет даже водопровода?

– Нет. – Макс поставил ведро на пол и подложил в огонь пару поленьев ватного дерева.

Мамочка сказала:

– Макси, у тебя уже должен был быть готов обед.

Монтгомери благожелательным голосом вмешался в разговор:

– Ну успокойся, дорогая, он же не знал, что мы приедем. И к тому же это дает время для тоста.

Макс стоял, повернувшись к ним спиной, и уделял все свое внимание нарезанию грудинки. Перемена была столь ошеломляющей, что ему пока еще не хватило времени полностью ее осознать.

– Эй, сынок! Подними стакан за новобрачную! – окликнул его Монтгомери.

– Мне надо готовить ужин.

– Чепуха! Вот твой стакан. Быстренько!

Монтгомери налил в стакан на палец янтарно-желтой жидкости; его собственный стакан был наполнен до половины, а у новобрачной по крайней мере на треть. Макс взял свой стакан, подошел к ведру и черпаком долил в него воды.

– Ты же только испортишь!

– Я к этому не привык.

– Ну ладно. Ну, значит, за зардевшуюся новобрачную и всю нашу счастливую семейку! Пей до дна!

Макс осторожно хлебнул из стакана и отставил его. По вкусу это напоминало горькую микстуру, которую давала ему как-то весной окружная врачиха. Он вернулся к своему прерванному занятию, но Монтгомери опять окликнул его.

– Эй, как это, ты же не допил.

– Послушайте, мне надо готовить ужин. Вы же не хотите, чтобы все подгорело, правда?

– Ну что же, – пожал плечами Монтгомери, – тем больше останется нам. Это твое хозяйство мы используем на запивку. Знаешь, сынок, когда я был в твоем возрасте, я мог опрокинуть полный стакан, а потом сделать стойку на руках.

Макс собирался поужинать грудинкой и разогретыми оладьями, но их осталось только полсковородки. Он поджарил яичницу на жире от грудинки и сварил кофе, этим и ограничился. Когда они сели ужинать, Монтгомери оглядел поданные блюда и громко объявил:

– Лапочка, я надеюсь, что начиная с завтрашнего дня ты сумеешь делом подтвердить все то, что наговорила мне про свои кулинарные таланты. Твой парень – совсем никудышный повар.

Несмотря на эти слова, он поел от души. Макс решил не говорить ему, что он готовит лучше, чем мамочка; Монти очень скоро и сам это обнаружит.

В конце концов Монтгомери отодвинулся от стола, вытер рот, налил себе еще кофе и закурил сигару. Тогда мамочка вопросила:

– Макси, дорогой, а что будет на десерт?

– Десерт? Ну – в холодильнике есть то мороженое, что осталось после Дня Солнечного Союза.

– Ой, господи! – хихикнула мамочка. – Боюсь, что его там нет.

– Что?

– Ну, боюсь, что я вроде его съела как-то вечером, когда ты был на южном поле. Был такой жутко жаркий день!

Макс не ответил ничего, он совсем не удивился. Но мамочка не унималась.

– Ты что, не приготовил ничего на десерт, Макс? Но ведь сегодня такой особенный день.

Монтгомери вытащил сигару изо рта.

– Заткнись, лапочка, – сказал он ласково. – Я не слишком люблю сласти, я больше насчет мяса и картошки – это нарастает на кости. Поговорим лучше о более приятных вещах. – Он повернулся к Максу. – Макс, что ты еще умеешь делать, кроме как копаться на ферме?

– Чего? – удивился Макс. – Я никогда не делал ничего другого. А что?

Монтгомери стряхнул пепел с сигары на тарелку.

– Просто мы покончили с работой на ферме.

Второй раз за последние два часа Макс услыхал новость, которую не смог сразу переварить.

– Как это? Что вы имеете в виду?

– А вот так, что мы продали ферму.

У Макса появилось такое ощущение, словно из-под его ног выдернули ковер. Однако по выражению мамочкиного лица он понял, что это правда. У нее всегда был такой вид, когда она ему устраивала что-нибудь подобное – торжествующий, но слегка настороженный.

– Отцу бы это не понравилось, – резко сказал Макс. – Эта земля принадлежит нашей семье уже четыре сотни лет.

– Ну, Макси! Я же говорила тебе не знаю сколько раз, что я не создана для деревенской жизни. Я выросла в городе.

– Клайдовские Углы! Тоже мне город!

– Но все равно это не ферма. И я была совсем юной девушкой, когда твой папаша привез меня сюда – а ты был уже большим парнем. Передо мной еще вся жизнь. Не могу же я прожить ее, похоронив себя на ферме.

– Но ты же обещала отцу, что… – прибавил громкости Макс.

– Заткнись, – оборвал его Монтгомери. – И постарайся говорить повежливее, когда обращаешься к своей матери – и ко мне.

Макс замолчал.

– Земля продана, и нечего больше об этом спорить. А как ты думаешь, сколько стоит этот участок?

– Ну, по правде говоря, я никогда не задумывался об этом.

– Что бы ты ни думал, я получил больше. – Он подмигнул Максу. – Да, сэр. Твоей мамаше дико повезло в тот день, когда она обратила на меня внимание. Я ведь такой человек, что на три фута в землю вижу. Я же знаю, чего это тут появился агент, скупающий эти бесплодные, не имеющие никакой ценности огрызки недвижимости. Я…

– Я использую предоставляемые правительством удобрения.

– Я сказал «никакой ценности», и они не имеют никакой ценности. В смысле, для сельского хозяйства. – Он ухмыльнулся с видом большого пройдохи и объяснил. Судя по его словам, был намечен большой правительственный проект, для которого были выбраны как раз эти места. Монтгомери изъяснялся про все это крайне таинственно, из чего Макс заключил, что знает он очень мало. Некий синдикат втихую скупал землю, надеясь содрать за нее побольше с правительства. – Так что мы получили с них раз в пять больше, чем они собирались платить. Совсем неплохо, правда?

Тут в разговор встряла мамочка.

– Вот видишь теперь, Макси? Если бы твой папаша узнал, что мы когда-нибудь сумеем получить…

– Смолкни, Нелли!

– Но я только хотела сказать ему, сколько…

– Я же сказал «смолкни».

Она замолчала. Монтгомери отодвинул стул, засунул в рот сигару и встал. Макс поставил греться воду для мытья посуды, соскреб объедки с тарелок и отнес их курам. Он провел во дворе порядочное количество времени, глядя на звезды и пытаясь собраться с мыслями. Неожиданная перспектива иметь Биффа Монтгомери в семье потрясла его до глубины души. Интересно, какие права имеет отчим или, скорее, двоюродный отчим, человек, женившийся на его мачехе. Этого он не знал.

В конце концов Макс решил, что надо вернуться в дом, как бы ни было ему это противно. Он увидел, что Монтгомери стоит у книжной полки, которую он приспособил над стереоириемником; этот тип лапал его книги и сложил несколько из них стопкой на приемнике.

– Вернулся? – оглянулся Монтгомери. – Не уходи пока никуда, я хочу, чтобы ты мне рассказал кое-что относительно вашей живности.

В двери появилась мамочка.

– Дорогой, – пропела она, – неужели все это не может подождать до утра?

– Не торопись, радость моя, – отмахнулся Монтгомери. – Этот самый аукционер появится здесь завтра, прямо с утра. Мне нужно иметь к этому времени опись. – Он продолжал вытаскивать книги с полки. – Гляди-ка, а вот это – отличные штуки. – У него в руках было полдюжины томиков, напечатанных на самой тонкой бумаге и переплетенных в гибкий пластик. – Интересно, сколько они стоят? Нелли, дай-ка мне мои очки.

Макс торопливо подскочил к нему и протянул руку к книгам.

– Это мои!

– Чего? – Монтгомери глянул на него, а затем поднял книги высоко в воздух. – Ты слишком молод, чтобы у тебя было что-нибудь свое. Нет, загоним все. Вымести все дочиста и начать жизнь с чистой страницы.

– Они мои! Мне их подарил дядя. – Он воззвал к мачехе. – Скажи ему, мамочка!

– Слушай, Нелли, – ровным голосом процедил Монтгомери, – приведи-ка ты в порядок этого мальчишку, чтобы мне не пришлось заниматься его воспитанием.

Нелли озабоченно наморщила лоб.

– Ну, по правде говоря, я и не знаю. Они принадлежали Чету.

– А Чет был твоим братом? Тогда ты и есть наследница Чета, а не этот щенок.

– Он не был ее братом, он был ее шурином!

– Ах так? Это не важно. Твой отец был наследником твоего дяди, а твоя мать – наследница отца. А не ты, так как ты еще несовершеннолетний. Такой уж, сынок, закон. И ничего тут не поделаешь. – Он поставил книги на полку, но остался стоять между ними и Максом.

Макс почувствовал, как его верхняя губа начала непроизвольно дергаться; он знал, что не сможет говорить членораздельно. Его глаза затуманились от слез, он едва различал ненавистную жуликоватую морду «отчима».

– Вы… ты вор.

– Макс! – взвизгнула Нелли.

На лице Монтгомери появилось выражение холодной ярости.

– А вот это уже чересчур. Боюсь, что теперь ты вполне заслужил ремня. – Его пальцы начали расстегивать тяжелый пояс.

Макс на шаг отступил. Монтгомери вытащил ремень и сделал шаг вперед.

– Монти! – еще громче взвизгнула мамочка. – Я прошу тебя!

– Не лезь не в свое дело, Нелли, – оборвал ее Монтгомери, а Максу сказал: – Мы должны раз и навсегда установить, кто тут старший. Извинись.

Макс не отвечал.

– Извинись, – повторил Монтгомери, – и мы про это забудем.

Он помахивал ремнем, как кот хвостом. Макс отступил еще на один шаг. Монтгомери сделал шаг вперед и попытался его схватить.

Макс увернулся и через открытую дверь выбежал в темноту. Он не останавливался, пока не уверился, что никто за ним не гонится. Потом, все еще кипя яростью, он перевел дыхание. Он уже почти жалел, что Монтгомери не погнался за ним; он не думал, что кто-нибудь сумеет совладать с ним в темноте в его родном дворе. Он знал, где сложены дрова, а Монтгомери не знал; и где тут лужа, в которой купаются свиньи. И он знал, где тут колодец, – даже это, если уж на то пошло.

Прошло довольно много времени, пока Макс достаточно успокоился для того, чтобы думать рационально. Теперь он был рад, что все так легко кончилось. Монтгомери был значительно тяжелее его и, по слухам, дрался отчаянно.

Если это действительно уже кончилось, – поправил он себя. Он думал, решит ли Монтгомери к утру позабыть обо всем. В комнате все еще горел свет; он укрылся в сарае и ждал, сидя на земляном полу, прислонившись спиной к дощатой стене. Через некоторое время Макс почувствовал страшную усталость. Он подумал, не лечь ли спать прямо в сарае, но тут не было подходящего места, чтобы лечь, даже при том, что старый мул сдох. Тогда, вместо этого, он встал и посмотрел на дом.

Свет в комнате погас, но был виден в спальне; конечно же, они еще не уснули. Кто-то прикрыл дверь после его бегства; она не запиралась, так что попасть внутрь можно было без труда, но он боялся, что Монтгомери услышит. Его собственной комнатой была небольшая пристройка, добавленная к кухонному концу главной комнаты, напротив спальни. Однако у нее не было наружной двери.

Не важно, он решил эту проблему давно, когда вырос достаточно для того, чтобы уходить и приходить ночью, не спрашивая разрешения у старших. Он крадучись обошел дом, нашел козлы для пилки дров, поставил их под окном, забрался на них и вытащил гвоздь, удерживавший раму. Мгновение спустя он беззвучно спустился с подоконника в свою комнату. Дверь в главную комнату была закрыта, однако он решил все равно не рисковать и не включать свет: Монтгомери может зачем-нибудь выйти в комнату, и тогда он увидит свет в щели под дверью. Макс тихо выскользнул из одежды и забрался на кровать.

Сон не шел. Один раз он начал было ощущать теплую дремоту, но затем какой-то еле слышный звук вырвал его из этого состояния. Вероятно, это была просто мышь, но на какое-то мгновение ему показалось, что это Монтгомери стоит над его кроватью. С колотящимся сердцем он сел на край постели, все еще совершенно раздетый.

Перед ним стояла проблема, что же теперь делать – не только в следующий час, не только завтра утром, но и следующим утром, и каждым утром после этого. Сам по себе Монтгомери не представлял проблемы; он не остался бы по своей воле даже в одном округе с этим человеком, но как же мамочка?

Когда отец уже знал, что умирает, он сказал ему:

– Позаботься о своей матери, сынок.

Что ж, он так и делал. Каждый год он собирал урожай – в доме была еда и даже деньги, пусть и совсем немного. Когда сдох мул, он и с этим справился: одолжил упряжку у Макалистера и расплатился собственной работой.

Однако имел ли отец в виду, что он должен заботиться о своей мачехе, даже если она снова выйдет замуж? Ему как-то никогда не приходило в голову подумать об этом. Отец велел ему позаботиться о ней, и так он и делал, хотя пришлось бросить школу и конца этому не было видно.

Но ведь она больше не миссис Джонс, она теперь миссис Монтгомери! Имел ли отец в виду, что он обязан заботиться о миссис Монтгомери?

Конечно же, нет! Если женщина выходит замуж, о ней заботится муж. Это все знают. И отец, конечно же, не ожидал от него, что он станет противостоять Монтгомери. Макс встал, сразу приняв решение.

Оставался единственный вопрос – что взять с собой. Брать было почти нечего. В темноте, на ощупь, он нашел рюкзак, которым пользовался при вылазках на охоту, и запихнул в него носки и вторую рубашку. К этому он добавил круглую астронавигационную линейку дяди Чета и кусок вулканического стекла, который дядя прихватил на Луне. Удостоверение личности, зубная щетка и отцовская бритва – не то чтобы она слишком часто была ему нужна – почти закончили его поспешные сборы.