Текст книги "Тетралогия Будущего"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 60 страниц)
Вскоре я обнаружил, что лица многих придворных мне знакомы по фотографиям. Здесь собралось большинство безработных членов королевских семейств Земли, скрывших свои прежние звания под псевдонимами герцогов или графов. Кое-кто поговаривал, что король Биллем держит их на пенсионе, чтобы украсить свой двор; другие – что он просто хочет держать их под присмотром, оберегая от соблазнов принять участие в политике и других столь же неблаговидных делах. И в том и в другом, надо думать, есть частица правды.
А еще тут толклось немало знатных людей, которые к королевским домам не принадлежали. Некоторым из них приходилось зарабатывать себе на кусок хлеба.
Вскоре я обнаружил, что выискиваю на лицах присутствующих губы Габсбургов и носы Виндзоров.
Наконец Биллем опустил свиток. И музыка, и разговоры тут же смолкли. В мертвой тишине он произнес:
– Ты предложил Нам славную команду. Думаем, ее следует утвердить.
– Вы очень милостивы, Ваше Величество.
– Мы обдумаем и известим тебя. – Он наклонился и сказал шепотом: – Не вздумайте спускаться по этим проклятущим ступенькам. Я сейчас исчезну.
Я шепнул ему:
– Благодарю вас, сир!
Он встал и, пока я с трудом поднимался на ноги, исчез в шелесте своей мантии. Я обернулся и встретил множество недоумевающих взглядов. Но музыка снова заиграла, и я смог спуститься вниз, ибо благородная знать опять занялась своими галантными пустячками.
В ту же самую секунду, когда я подходил к арке выхода, возле меня снова возник Патил.
– Прошу вас, сэр, пожалуйте за мной.
Показуха кончилась, начиналась настоящая аудиенция.
Он провел меня через маленькую дверь по почти пустому коридору в весьма просто обставленный кабинет. Единственной вещью, говорившей о королевской принадлежности этого помещения, был врезанный в стену герб Дома Оранских с девизом: «Я воздвигаю».
Там находился огромный письменный стол, заваленный бумагами.
На середине стола, придавленный пресс-папье в виде пары металлических детских туфелек, лежал оригинал того самого списка, копия которого находилась в моем кармане. В медной рамке висел портрет покойной Императрицы с детьми. У одной стены стоял довольно потрепанный диван, рядом с ним небольшой бар. Была тут еще пара мягких кресел и вертящийся стул возле стола. Остальная мебель была бы вполне уместна в кабинете известного, но скромного по достатку домашнего врача.
Патил оставил меня одного и закрыл за собой дверь. У меня не было времени даже решить, могу ли я сесть, не нарушив этикета, когда в дверь, что была напротив той, через которую я вошел, большими шагами почти вбежал Император.
– Привет, Джозеф, – воскликнул он, – я освобожусь через минуту!
Он быстро пересек комнату, сопровождаемый парой лакеев, которые на ходу помогали ему раздеваться, и вышел в третью дверь.
Вернулся он почти тотчас же, затягивая молнию своего рабочего комбинезона.
– Вас провели кратчайшим путем, а мне пришлось идти кружным. Все собираюсь отдать приказ придворному инженеру пробить другой туннель из дальней части тронного зала прямо сюда в кабинет, и, черт побери, давно уже пора это сделать! А то приходится тащиться по трем сторонам квадрата либо пользоваться коридорами, открытыми для всех, да еще разодетым в этот шутовский наряд. – Потом задумчиво прибавил: Ничего не ношу под этой дурацкой мантией, кроме нижнего белья.
– Не думаю, чтобы она была хуже, чем этот обезьяний костюм, который я ношу сейчас, сир.
Он передернул плечами.
– Ладно, каждому из нас приходится переносить неудобства, связанные с характером его работы. Хотите выпить? – Он взял список кандидатов в министры. – Налейте и себе, и мне.
– Что вы будете пить, сир?
– Что? – Он поднял на меня глаза и бросил острый взгляд. – Да то же, что и всегда. Шотландское со льдом, конечно.
Я ничего не ответил и налил нам обоим, добавив в свой стакан немного содовой. По коже у меня пробежал мороз. Если Бонфорт знал, что Император всегда пьет чистое шотландское виски со льдом, это должно было быть отражено в досье. А там ничего подобного не было.
Но Биллем принял свой стакан, ничего не сказав, кроме обычного «Горячей плазмы», и продолжал рассматривать список. Потом оторвался от него и спросил:
– Ну, а как вам самому, Джозеф, нравятся эти ребята?
– Сир! Это, так сказать, скелет кабинета, разумеется. Мы, где могли, сдваивали портфели – сам Бонфорт должен был кроме должности премьера занимать еще посты военного министра и министра финансов. В трех случаях мы вписали просто постоянных заместителей тех министров, которые только что ушли в отставку. Это были посты министров по делам наук, проблем населения и внешних территорий.
Люди, которые займут эти места после выборов, сейчас были нужны для ведения избирательной кампании.
– Да, да… второй состав… ммм… А что вы скажите об этом Брауне?
Я очень удивился. Я полагал, что Биллем утвердит список без лишних слов, хотя ему, вероятно, и захочется поболтать со мной о том, о сем. Такого разговора я не опасался. Человек может создать себе репутацию блестящего собеседника, просто дав другому возможность говорить без передышки.
О Лотаре Брауне говорили как о многообещающем государственном деятеле. Все, что я знал о нем, исходило из фэрли-досье и из разговоров с Роджем и Биллом. Он возник на политической арене уже после того, как Бонфорт вышел в отставку, и поэтому не занимал никаких постов, находясь, так сказать, на подхвате.
Билл настаивал, что Бонфорт будто бы планировал быстро продвинуть Брауна и что в «переходном» правительстве для него будет хорошая возможность показать себя. Он предложил его на пост министра внешних коммуникаций.
Родж Клифтон, казалось, колебался. Он сначала наметил на этот пост Энджела Хесус де ла Торре – постоянного заместителя министра. Но Билл возражал, говоря, что если Браун окажется пустышкой, то нынешняя ситуация даст возможность проверить его и в то же время не нанесет ущерба делу. Тогда Клифтон согласился.
– Браун? – ответил я. – Многообещающий юноша. Блестящий ум.
Биллем ничего не ответил, но снова пробежал глазами по списку. Я же отчаянно пытался припомнить, что дословно говорилось в досье Бонфорта. Блестящий… трудолюбивый… аналитический ум… Было ли там хоть что-то против Брауна? Нет… хотя… чересчур любезен… но чрезмерная любезность еще не бросает тень на человека. Правда, Бонфорт ни слова не сказал о таких важных качествах, как честность и лояльность.
Конечно, это могло ровным счетом ничего не значить, поскольку фэрли-досье – вовсе не собрание характеpистк, а досье фактов.
Император отложил лист.
– Джозеф, когда вы планируете включить марсианские Гнезда в Империю? Немедленно?
– Что? Разумеется, но не раньше проведения выборов, сир.
– Ну-ну, вы же понимаете, что я тоже имел в виду послевыборный период. А вы что, забыли, что меня зовут Биллем? Слышать, как тебя называет «сир» человек на шесть лет старше тебя, да еще когда мы наедине, по меньшей мере, глупо.
– Хорошо… Биллем.
– Как мы оба хорошо знаем, считается, будто я не должен вмешиваться в политику. Но оба мы знаем и то, что такое мнение не вполне правильно. Джозеф, вы потратили свои лучшие годы на то, чтобы создать обстоятельства, когда Гнезда единодушно пожелают войти в состав Империи. – Он ткнул пальцем в мой жезл. – Думаю, что это вам удалось. Если вы выиграете избирательную кампанию, вы сможете заставить Великую Ассамблею дать мне право провозгласить вхождение Марса в Империю. Я прав?
Я подумал.
– Биллем, – сказал я, тщательно выбирая слова, – вы же знаете, что именно так мы и собираемся поступить. Вероятно, у вас есть причины поднять этот вопрос именно сейчас?
Он поболтал свое виски в стакане и уставился на меня с видом ново-английского лавочника, готового отшить одного из своих летних клиентов.
– Вы хотите получить мой совет? Согласно Конституции, это вы должны подавать мне советы, а не наоборот.
– С радостью выслушаю ваш совет, Биллем, но не обещаю, что выполню его.
Он засмеялся.
– Вы вообще чертовски редко обещаете что-либо. Ладно, давайте предположим, что вы выиграли выборы и получили право сформировать правительство, но в парламенте у вас такое незначительное большинство, что вам будет исключительно трудно провести через него закон о даровании Гнездам полного равенства. В этом случае я не рекомендовал бы вам ставить вопрос о доверии. Если потерпите поражение, закусите губу и оставайтесь у власти. Постарайтесь удержаться у власти весь пятилетний срок.
– Зачем, Биллем?
– Затем, что вы и я – терпеливые люди. Видите это? – И он указал на герб своего Дома. – «Я воздвигаю». Не такой уж броский девиз, но ведь не королевское это дело – быть броским. Для короля – оберегать, предвидеть и хорошо «держать» удары. С конституционной точки зрения, мне наплевать, стоите вы у власти или нет. Но зато мне очень даже важно, чтобы Империя была крепка и едина. Я полагаю, что если вы потерпите поражение в вопросе о марсианах сразу же после выборов, то можете позволить себе роскошь ждать – другие реформы завоюют вам достаточную популярность, а на дополнительных выборах вы будете набирать голоса и неизбежно, рано или поздно, придете ко мне и скажете, что я могу добавить к своим прочим титулам титул Императора Марса. Так что – не торопитесь.
– Я обдумаю это, – сказал я осторожно.
– Валяйте, думайте. Теперь, а как насчет ссылки преступников?
– Мы запретим ее сразу после выборов, но резко ограничим функционирование этой системы сейчас же. – Это я мог обещать твердо – Бонсрорт ненавидел ссылку.
– Рад, что вы сохранили свой боевой дух, Джозеф. Мне лично отвратительно, что знамя Оранских развевается над кораблем, перевозящем преступников. А что вы скажете о свободной торговле?
– После выборов – да!
– А как вы думаете компенсировать потери в бюджете?
– Мы убеждены, что торговля и промышленность получат мощный толчок к развитию, а прочие виды обложения перекроют потери от снятия таможенных барьеров.
– А если предположить, что этого не произойдет?
В моих запасах ответа на этот вопрос не было – политическая экономия была для меня тайной за семью печатями. Поэтому я улыбнулся.
– Биллем, я обязательно подумаю над вашими вопросами. Но вообще-то, вся программа партии Экспансионистов основана на идее, что свобода торговли, свобода передвижения, общее гражданство Империи, общая валюта и минимальное вмешательство имперских законов и ограничений принесут пользу не только гражданам Империи, но и самой Империи. Если нам понадобятся деньги, мы отыщем их не путем дробления Империи на малые удельные княжества. – Все сказанное, кроме первой фразы, принадлежало лично Бонфорту и было лишь адаптировано применительно к данному разговору.
– Ладно уж, оставьте это для предвыборных выступлений, – буркнул король, – в конце-то концов я ведь только спросил. – Он снова взялся за список. – Вы уверены, что не хотите сделать в нем никаких изменений?
Я протянул руку, и он отдал мне листок. Черт побери, было совершенно очевидно, что Император пытается мне внушить в зашифрованной форме, насколько ему разрешала Конституция, свое мнение, будто Браун – не та фигура. Но ведь, будь оно проклято, я же не имею права менять списки, подготовленные Роджем и Биллом!
Но, с другой стороны, это же не список Бонфорта, это всего лишь то, что, как они полагают, хотел бы видеть Бонфорт, будь он compos mentis [33]33
В здравом уме (лат.).
[Закрыть].
Как я жалел сейчас, что не порасспросил Пенни о Брауне и не выяснил, что она думает о нем!
И тогда я протянул руку, взял со стола Императора перо, вычеркнул Брауна и печатными буквами вписал туда де ла Торре.
Почерком Бонфорта я все еще не решался пользоваться.
Император заметил лишь:
– Мне кажется, команда недурна, Джозеф. Желаю вам счастья. Оно вам, безусловно, понадобится.
На этом деловая часть аудиенции кончилась. Я мечтал поскорее унести ноги, но от королей просто так не уходят это одна из их прерогатив. Он пожелал показать мне свою рабочую мастерскую и сделанные им самим новые модели поездов. Я полагаю, что он больше других сделал для возрождения этого старинного хобби. Лично мне, не очень-то понятно увлечение взрослых людей такой забавой, но я все же выжал из себя несколько вежливых восклицаний по поводу его нового игрушечного локомотива, предназначенного для «Королевского шотландца».
– Если бы мне повезло в жизни, – говорил король, ползая на четвереньках и заглядывая во внутренности локомотива, из меня получился бы очень толковый продавец отдела игрушек большого магазина, а может быть, даже главный механик секции механической игрушки. Но превратности судьбы не дали осуществиться моей мечте.
– Вы и в самом деле полагаете, что предпочли бы другой жребий, Биллем?
– По правде говоря, не знаю. Моя нынешняя профессия не так уж и плоха. Времени занимает немного, зарплата – хорошая, да и социальной защищенности такой – поискать, если, конечно, не говорить о возможности революции. Впрочем, как известно, моей династии в отношении революций всегда везло. Однако большая часть моих обязанностей – зеленая тоска, и их мог бы с успехом выполнить любой второразрядный актер. – Он посмотрел на меня. – А ведь я здорово выручаю вашего брата, освобождая вас от бесконечных церемоний по закладке зданий и по приему парадов?
– Я это знаю и очень высоко ценю.
– Время от времени, но очень редко, мне удается дать чему-то толчок в нужном направлении, или вернее, в том направлении, которое мне представляется нужным. Быть королем смешная профессия, Джозеф. Не советую вам браться за нее.
– Боюсь, что мне уже поздно заниматься ею, даже если бы и очень захотелось.
Он продолжал что-то совершенствовать в своей игрушке.
– Моя главная функция – не дать вам сойти с ума.
– Что?
– Ну, разумеется. Ситуационный психоз – профессиональная болезнь глав государств. Мои предшественники по королевскому ремеслу – те, что действительно правили, – почти все были хоть чуточку, да психопаты. А гляньте только на ваших американских президентов – эта работенка, как правило, ведет к преждевременной смерти. Но мне не приходится руководить процессами. Для этого у меня есть профессионалы вроде вас. И вам нет нужды доводить себя до убийственного кровяного давления. Вы или такие, как вы, всегда можете уйти со сцены, если дела пойдут уж совсем из рук вон плохо. И вот тогда Старый Добрый Император – а он обычно стар, так как на трон мы попадаем в том возрасте, когда нормальные люди уходят на пенсию – тут как тут, чтобы гарантировать стабильность, охраняя символы государственной власти, пока вы профессионалы – будете вырабатывать для нее Новый Курс. – Он хитровато усмехнулся. – Моя работа, может быть, и не так уж заметна, но, безусловно, полезна.
Потом он еще немного похвастал своими игрушками, и мы вернулись в его кабинет. Я думал, что сейчас он меня отпустит, и действительно король сказал:
– Мне кажется, пора вас отпустить к вашим делам. Поездка была тяжелой?
– Не очень. Но пришлось много работать.
– Надо думать. А между прочим, кто вы такой?
Вас может схватить за плечо полицейский; вы можете получить шок, не нащупав ногой ступеньку там, где она должна быть; можете во сне свалиться с кровати; вас может застать неожиданно вернувшийся муж; но любой из этих случаев я бы с радостью обменял на этот, заданный тихим голосом вопрос. Мне показалось, что от ужаса я постарел, сравнявшись возрастом с моим прототипом.
– Сир?
– Бросьте, бросьте, – сказал он нетерпеливо. – Мой пост сопряжен с рядом привилегий. Поэтому вам лучше говорить правду. Уже час, как я знаю, что вы не Джозеф Бонфорт, хотя допускаю, что вы могли бы провести даже его родную мать. В самых мелочах поведения вы – вылитый Бонфорт. Так кто же вы такой?
– Меня зовут Лоренцо Смизи, Ваше Величество, – еле слышно прошептал я.
– Не надо дрожать! Я уже давно мог кликнуть стражу, если бы намеревался вас схватить. Уж не подосланы ли вы, чтобы убить меня?
– Нет, сир! Я… верный… верный подданный Вашего Величества…
– Странный способ у вас доказывать верность. Ладно, налейте-ка себе стаканчик и выкладывайте.
И я рассказал ему все, с самыми мельчайшими подробностями.
Для этого потребовался еще стаканчик-другой, после чего я почувствовал себя куда лучше. Король ужасно рассердился, узнав о похищении, но когда я рассказал о том, что они сделали с мозгом Бонфорта, его лицо буквально почернело от ярости.
Наконец он сказал:
– Значит, для того чтобы Бонфорт пришел в норму, нужно еще несколько дней?
– Так, во всяком случае, утверждает доктор Капек.
– Не позволяйте ему работать до тех пор, пока он не поправится окончательно. Это очень большой человек. Вы сами-то это понимаете? Он стоит шести таких, как вы или я. Продолжайте быть двойником и дайте ему нужный отдых. Он необходим Империи.
– Вы правы, сир.
– Бросьте вы это «сир»! Поскольку сейчас вы – это он, то и зовите меня Виллемом, как он звал. А знаете, как я вас расколол?
– Нет, си… Нет, Биллем.
– Он зовет меня по имени вот уже двадцать лет. И мне показалось немного странным, что он перестал наедине обращаться со мной запросто, хотя, конечно, и находился здесь по государственной надобности. Но тогда я еще по-настоящему ничего не заподозрил. И все же, как бы поразительна ни была ваша игра, я призадумался. Когда же вы пошли смотреть мои поезда, тут уж я окончательно убедился.
– Извините, но почему?
– Вы были слишком вежливы, вот почему. Я ведь и раньше показывал ему свои машинки, и он постоянно расплачивался со мной за испытываемую скуку насмешками, грубовато проезжаясь насчет того, что вот, дескать, такой взрослый дядька, а занимается подобной ерундой. Эту маленькую сценку мы разыгрывали часто, она очень забавляла нас обоих.
– Ох, об этом я и не подозревал.
– Откуда ж вам было знать!
Я же подумал о том, что все же следовало сообразить, что этот проклятый фэрли-архив выдает в некоторых случаях в чем-то ненадежную информацию.
Только потом я понял, что досье вовсе не было дефектным и что принципы, на которых архив был основан, ничуть не нарушились.
Досье должны были давать видному общественному деятелю мелкие детали о привычках менее значимых лиц. А Императора таким незначительным лицом уж никак нельзя было считать: он известен никак не меньше Бонфорта, и, разумеется, последний не нуждался в записях, чтобы закрепить в памяти привычки короля Виллема. Тем более он не считал возможным помещать в досье сведения о своих личных взаимоотношениях с сюзереном, раз этим досье пользовались даже клерки!
Я не понял того, что было совершенно очевидно, хотя и не знаю, что бы я предпринял, если б уразумел с самого начала, что досье неполно.
А Император продолжал:
– Вы блистательно справились со своей задачей! И после того как вы рискнули жизнью в марсианском Гнезде, я ничуть не удивляюсь, что вы взяли на себя смелость попытаться обмануть и меня. Скажите, я когда-нибудь видел вас на сцене или на экране?
Я назвал ему свое настоящее имя, когда Император того потребовал, сейчас же, смущаясь, я выдал ему и свой театральный псевдоним. Он оглядел меня с ног до головы, всплеснул руками и громко расхохотался. Мне стало даже обидно.
– Вы никогда не слышали обо мне?
– Слышал ли я о вас? Да я один из самых горячих поклонников вашего таланта! – Он снова пригляделся ко мне. – Нет, вы же как две капли воды схожи с Бонфортом! Я не верю, что вы – Лоренцо!
– И тем не менее это я.
– Да верю я, верю! А вы помните ту сценку, где вы играли бродягу? Сначала еще вы пытались доить корову – и ничего не вышло. А кончается она тем, что вы едите из кошачьей миски, но приходит кот и вас прогоняет.
Я сказал, что помню.
– Я эту кассету чуть ли до дыр не затер. Смеюсь и плачу одновременно.
– Так это и было задумано. – Поколебавшись, я все же сказал, что скопировал замысел «Бедного Вилли» у знаменитого артиста совсем другой эпохи. – Однако мои любимые роли драматические.
– Такие, как эта последняя?
– Ну… не совсем так… Такая роль – одна на всю жизнь. И играть целый сезон я бы ее не смог.
– Думаю, вы правы. Ладно, скажите Роджу Клифтону… Нет, Клифтону ничего не надо говорить. Лоренцо, я не думаю, чтобы кто-нибудь выиграл узнав о нашем с вами разговоре. Если вы передадите его содержание Клифтону, ну даже хотя бы то, что я просил его не беспокоиться, это фактически только растревожит его. А перед ним еще уйма работы. А потому лучше промолчим, а?
– Как пожелаете, Ваше Величество?.
– Прошу вас, бросьте вы это… Мы будем хранить молчание потому, что так лучше для дела. Ах, как жаль, что нельзя тайком навестить Дядюшку Джо. Ему бы это, конечно, не помогло, хотя в прежние времена считалось, что королевское прикосновение творит чудеса. А потому ничего никому не скажем и притворимся, что я ни о чем не догадался.
– Хорошо… Биллем.
– А теперь, я думаю, вам пора идти. Я и без того слишком задержал вас.
– Как вам будет угодно.
– Я попрошу Патила проводить вас… Или вы уже знаете обратную дорогу? Одну минуточку… – продолжал король, роясь в бумажном завале на столе и что-то бурча себе под нос. Эта девка, должно быть, опять старалась навести у меня порядок… Ах, нет… вот она… – Он выудил небольшую книжечку. – Возможно, мы никогда больше не увидимся… Вы не откажетесь дать мне свой автограф перед уходом?
