Текст книги "Тетралогия Будущего"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)
– Это уже лучше. Не забывайте, молодой человек: когда джентльмен обедает с дамой, он должен поддерживать приятную беседу. Может быть, у фраки это и не принято, но Люди соблюдают это правило неукоснительно.
– Да, бабушка. Благодарю вас, бабушка.
– Давай-ка начнем сначала. Мы все рады присутствовать на этом обеде. Да. Мы стараемся сделать так, чтобы каждый из нас чувствовал себя равным другим членам Семьи, и для этого мы стремимся оценивать заслуги каждого по достоинству. Приятно иметь случай – наконец-то – согласиться с остальной Семьей в признании твоего достоинства... достойного всякой похвалы, а может – даже исключительного. Поздравляю тебя. А теперь твоя очередь.
Торби залился румянцем.
Бабушка слегка поморщилась и спросила:
– Как ты готовишься к Встрече?
– Я не знаю, что делать... видите ли, я не умею ни петь, ни танцевать, играю только в шахматы и в мяч. К тому же я ни разу не бывал на Встречах. Я даже понятия не имею, что это такое.
– Конечно же, не имеешь...
Торби почувствовал себя виноватым.
– Бабушка... – произнес он, – должно быть, вы побывали на очень многих Встречах. Расскажите мне о них.
Это был удачный ход. Бабушка заулыбалась и, понизив голос, заговорила:
– Знаешь, теперь уж не бывает Встреч, какие я видывала в свои молодые годы...
С этого момента Торби открывал рот только для того, чтобы издать очередное восхищенное восклицание. Семье пришлось очень долго ждать, пока бабушка разрешит встать из-за стола.
– ...и у меня была масса предложений от сотни кораблей, вот что я тебе скажу. Я была восхитительным созданием с маленькой ножкой и вздернутым носиком. Многие Люди предлагали моей бабушке соблазнительные условия, но я знала, что мое место – на «Сизу», и сумела настоять на своем. Ах, как я была резва! Танцевала всю ночь напролет, а к утру вновь была свежа, словно...
В общем, если обед и не очень удался, то и провала не было.
Поскольку Торби оказался бесталанным, он стал актером.
Тетку Торби, главного распорядителя продовольственного склада и лучшего повара Семьи, охватил литературный зуд в самой его тяжелейшей форме: тетя Афина Крауза-Фогарт разродилась пьесой. Произведение, описывавшее жизнь первого капитана Краузы, должно было продемонстрировать безупречный аристократизм Семьи «Сизу». Первый Крауза представал в виде святого с сердцем из стали. Преисполненный отвращения к мерзким фраки, он построил «Сизу» (сам, в одиночку) и возвел на борт свою супругу (в черновике она значилась под фамилией Фогарт, но, прежде чем передать рукопись для прочтения бабушке, в текст вставили ец девичью фамилию) и своих прекраснейших на всем свете детей. На последних страницах пьесы описывалась волнующая сцена: «Сизу» взмывает ввысь, чтобы нести свет культуры и процветание в самые далекие уголки Галактики.
На роль первого Краузы назначили Торби. Услышав об этом, он едва не лишился дара речи, ведь он проходил пробу только потому, что ему велели. Тетка Афина была поражена не меньше его самого и, читая вслух список артистов, запнулась и прочитала имя Торби еще раз. Однако бабушка, казалась, была довольна. Она посещала репетиции и даже сделала несколько замечаний, с благодарностью принятых автором.
Главную женскую роль играла Лоан Гарсиа, девушка, недавно пришедшая в Семью с «Эль Нидо». Торби не подружился с девушкой, полученной кораблем в обмен на Мату; он не имел ничего против нее, просто не хотелось. Однако найти общий язык с Лоан оказалось нетрудно. Это была темноволосая симпатичная девушка с приятными манерами. Тем не менее, когда ему велели в нарушение всех запретов поцеловать ее на виду у бабушки и прочих зрителей, он перепутал все слова роли.
После его первой попытки бабушка с отвращением воскликнула:
– Что ты делаешь? Собираешься укусить ее? И не отпускай ее сразу, будто она радиоактивна! Это же твоя жена, болван! Ты только что привел ее на корабль и остался наедине со своей любимой женщиной! Давай же! Нет, нет! Афина!
Торби огляделся невидящим взором, но тем не менее заметил Фрица. Глаза того были выпучены, на губах играла блаженная улыбка.
– Афина! Подойди сюда, дочка, и покажи этому недотепе, как нужно целовать женщину! Поцелуй его сама, а потом пусть он попробует еще раз. Все по местам!
Тетка Афина была вдвое старше Торби, и он стеснялся ее гораздо меньше. Он неуклюже последовал ее наставлениям и наконец сумел поцеловать Лоан, не спотыкаясь о ее ноги.
Вероятно, это была хорошая пьеса; она очень понравилась бабушке, которая предвкушала успех постановки на Встрече.
На Вуламурре бабушка умерла.
Глава 13
Вуламурра – утопающая в зелени планета первопроходцев, только что принятая в состав земной Гегемонии; на ней «Сизу» сделал последнюю остановку перед тем, как направиться прямиком к месту, где должна была состояться Встреча. Здесь было вдоволь продовольствия и сырья, а местные фраки с удовольствием скупали промышленные товары. «Сизу» распродал множество лозианских изделий и драгоценностей с Финстера. Однако Вуламурра крайне скупо отпускала товары, которые могли бы принести значительную прибыль, и атомное топливо здесь было дорогим: планета относилась к разряду слаборазвитых и неохотно расставалась с радиоактивными материалами, в которых так нуждалась зарождающаяся местная промышленность.
Урана «Сизу» приобрел немного, но вдоволь отборного мяса и прочих деликатесов. Семья всегда стремилась иметь на своем столе изысканную пищу; сейчас в трюмы корабля было загружено гораздо больше продовольствия, чем мог съесть экипаж, однако этими лакомствами можно было похвастаться на Встрече.
За остальное планета расплатилась тритием и дейтерием. Первоначально построенная здесь фабрика водородных изотопов предназначалась для нужд кораблей Гегемонии, однако продукции фабрики хватало всем. В последний раз «Сизу» заправлялся на Джаббуле, так как лозианские корабли приводятся в движение другими ядерными реакциями.
Несколько раз Торби вместе с отцом выходил в порт Новый Мельбурн. Здесь был в ходу английский Системы; Крауза знал этот язык, но местные фраки проглатывали окончания и растягивали гласные, так что капитан понимал едва ли половину. Но для Торби в местном произношении не было ничего странного: казалось, будто он уже слышал когда-то такое. Поэтому Крауза брал его с собой в качестве переводчика.
В этот день им предстояло завершить сделку по приобретению топлива. Затем подписанные документы следовало заверить в центральном банке и отвезти на завод. После того, как на всех бумагах появились печати и были внесены необходимые суммы, капитан сел поболтать с директором. Крауза умел держать себя с фраки на равных и дружелюбно, ничем не показывая, что их разделяет колоссальная социальная пропасть.
Пока они болтали, Торби мучился сомнениями. Директор рассказывал о Вуламурре:
– Любой толковый мужик с крепкими руками и головой, способный держать ушки на макушке, может отправиться в незаселенный район, получить землю и ковать свое счастье.
– Вне всякого сомнения, – признал капитан. – Я видел ваш мясной скот. Эти животные просто великолепны.
Торби тоже согласился. Быть может, на Вуламурре не хватало асфальта, театров и водопровода, но планета буквально бурлила от открывавшихся на ней возможностей. Кроме того, это был приятный славный мир с приятными свободными нравами. Доктор Мейдер словно бы именно его имела в виду, когда советовала: «...Подожди, когда корабль сядет на планете, где царят свобода, демократия и гуманизм... и тогда беги!».
Жизнь на «Сизу» была приятнее, хотя Торби уже в полной мере осознал, что она требует изоляции от внешнего мира и полного подчинения личности интересам Семьи. Юноше даже начинало нравиться быть актером; сцена оказалась презабавным местом; он даже научился обниматься так, что на лице бабушки появлялась улыбка. Помимо прочего, хотя все происходило лишь на сцене, обнимать Лоан было очень приятно. Она целовала его и шептала: «Мой муж! Мой благородный муж! Мы вместе покорим Галактику!».
По простоте душевной Торби решил, что она – великая актриса.
Они очень подружились. Лоан было любопытно узнать, чем занимается бортовой стрелок, и как-то раз под бдительным присмотром двоюродной бабушки Торы юноша устроил ей экскурсию в компьютерную.
На лице девушки появилось восхитительное выражение замешательства.
– Что такое n-пространство? Мы видим глазами длину, ширину, толщину... неужели могут быть и иные измерения?
– Давай обратимся к логике. Ты ощущаешь четыре измерения... те три, о которых ты уже говорила, плюс четвертое – время. Его ты не видишь, но измерить можешь.
– Да, но при чем здесь логика?
– Сейчас поймешь. Что такое точка? Это некое место в пространстве. Но представь себе, что нет никакого пространства, даже четырех обычных измерений. Пространства нет. Можно ли в таких условиях представить себе точку?
– Я как раз об этом думаю.
– Об этом нельзя даже думать, не думая одновременно о пространстве. Если ты представляешь себе точку, то думаешь о том, что она расположена в каком-то конкретном месте. Скажем, ты выбираешь линию и представляешь себе точку на этой линии. В общем, точка – это какое-то определенное место, и если это место некуда поместить, точка обращается в ничто. Понимаешь?
– Послушайте, дети, – вмешалась двоюродная бабушка Тора. – Нельзя ли продолжить ваш разговор где-нибудь в другом месте? У меня ноги устали.
– Простите, двоюродная бабушка Тора. Обопритесь на мою РУКУ-
Беседу продолжили в холле.
– Так ты уяснила себе, что для существования точки нужна линия?
– Кажется, да. Если у точки нет возможности где-то находиться, ее нет вообще.
– А теперь подумаем о линии. Ты согласна с тем, что она не может существовать без поверхности?
– Это уже труднее.
– Но если ты сумеешь это себе представить, то справишься и с остальным. Линия – это упорядоченная последовательность точек. Откуда берется порядок? Оттого, что линия лежит на поверхности. Если линия не принадлежит никакой поверхности, она сжимается и исчезает. У линии нет ширины. Ты даже не увидела бы, что она сжалась, ведь тебе не с чем ее сравнить. И все ее точки одинаково близки друг к другу, а упорядоченность исчезает. Понимаешь?
– С трудом.
– Итак, точке нужна линия, линии – поверхность. В свою очередь, поверхность должна быть частью трехмерного пространства, иначе ее структура разрушается. Трехмерное пространство должно быть частью гиперпространства, которое его вмещает... и так далее. Каждое измерение нуждается в еще более высоком, иначе геометрия становится бессмысленной. Исчезает само пространство,– Торби хлопнул по столу. – Но пространство существует, отсюда мы знаем, что гиперпространство тоже существует, несмотря на то, что мы его не видим, как не видим протекающие секунды.
– Но должен быть какой-то предел!
– Ничего подобного. Размерность пространства бесконечна.
Девушка поежилась.
– Это пугает меня.
– Не бойся. Даже главный механик имеет дело лишь с первой дюжиной размерностей. Кстати, когда корабль переходит световой барьер, мы все как бы выворачиваемся наизнанку. Ты это замечаешь?
– Нет. Мне в это не верится.
– Это трудно себе представить, поскольку у нас нет соответствующих органов чувств. Переход может произойти в тот самый момент, когда ты ешь суп, но ты даже капли не прольешь, несмотря на то, что суп тоже выворачивается наизнанку. Это всего лишь математическая концепция, вроде корня квадратного из минус единицы, но с этой самой концепцией мы соприкасаемся, переходя скорость света. Нет нужды видеть многомерное пространство, ощущать его или понимать; нужно лишь разработать соответствующие логические символы. Однако многомерное пространство вполне реально, если только слово «реальность» вообще что-то значит. До сих пор никто не видел электрона. И мысли тоже. Ты не можешь видеть мысль, не можешь измерить, взвесить, попробовать на вкус, тем не менее «мысли – это одна из самых реальных вещей в Галактике»,– процитировал Торби Баслима.
Девушка посмотрела на него с уважением.
– Ты, должно быть, страшно умен, Торби. «Никто не может увидеть мысль»... Мне это нравится.
Торби с достоинством выслушал похвалу.
Вернувшись в каюту, он застал Фрица, который читал, лежа в постели. После разговора с приятным собеседником Торби пребывал в приподнятом настроении.
– Привет, Фриц! Учишься? Или прожигаешь свои молодые годы?
– Ага, учусь. Знакомлюсь с истинным искусством.
Торби скользнул взглядом по обложке.
– Смотри, как бы бабушка тебя не поймала.
– Сам не забудь запастись товаром перед очередным визитом на Финстер!
Вуламурра была «цивилизованной планетой», и холостяки восполнили свои запасы образчиков «истинного искусства».
– Выглядишь так, будто тебе удалось сбить цену у лози-анца. Чего ты такой довольный?
– Только что поболтали с Лоан. Я немножко просветил ее насчет n-пространства... просто удивительно, как быстро она все схватывает.
– Да, Лоан умная девушка, – рассудительно произнес Фриц. – Когда же бабушка объявит о помолвке?
– О чем ты?
– Что, помолвка не состоится?
– Что за гупости!
– М-м-м... хорошая у тебя подружка. И умная к тому же. Знаешь ли ты, насколько она умна?
– Ну?
– Она настолько способный человек, что ей доверили преподавать в школе «Эль Нидо». Ее специальностью была математика. Точнее – многомерная геометрия.
– Не может быть!
– Я случайно видел ее документы... впрочем, спроси сам.
– И спрошу! Почему же она не преподает математику на нашем корабле?
– Об этом надо спросить бабушку. Послушай, Торби, мой тощий недоразвитый братец, мне иногда кажется, что в детстве тебя неудачно уронили. Несмотря на все эти недостатки, я люблю тебя за ту неуклюжую элегантность, с которой ты вытираешь слюну со своего подбородка. Хочешь выслушать совет старшего мудрого брата?
– Говори. Все равно ты молчать не станешь.
– Спасибо. Лоан – чудесная девушка, и, я полагаю, было бы приятно решать вместе с ней уравнения до последнего дня твоей жизни. Но мне нестерпимо видеть человека, который делает покупку, не обойдя прежде всего рынка. Если ты продержишься хотя бы еще один перелет, ты увидишь, что у Людей есть еще несколько хорошеньких девушек. Несколько тысяч.
– Но я вовсе не ищу себе жену!
– Ну, ну... это, в конце концов, одна из обязанностей мужчины. Все же подожди Встречи, и мы пошарим по прилавку. А теперь умолкни, я возвращаюсь к изучению литературы.
– Можно подумать, это я болтаю!
Торби не стал спрашивать у Лоан, чем она занималась на «Эль Нидо», но теперь у него открылись глаза и он понял, что, сам того не зная, играл главную роль в спектакле «Ухажер». Это его испугало. Торби припомнил совет доктора Мэйдер: «Прежде чем бабушка решит женить тебя, беги... иначе тебе конец!».
Отец болтал с представителем вуламуррской администрации, а Торби продолжал мучиться сомнениями. Не покинуть ли «Сизу»? Если уж он не собирается всю жизнь быть торговцем, то лучше всего сделать это сейчас, пока он холост. Разумеется, можно было потянуть время, как Фриц. Нельзя сказать, что Торби начал хуже относиться к Лоан, даже несмотря на то, что она его одурачила.
Но если он хочет распроститься с кораблем – а Торби не сомневался в том, что не сможет долго терпеть размеренную монотонную жизнь Торговца – то Вуламурра была лучшим местом для исполнения такого замысла, и другой такой возможности могло не представиться долгие годы. Ни каст, ни гильдий, ни бедности, ни иммиграционных законов – да они готовы были принять даже мутанта! Торби встречал здесь шестипалых, волосатых, альбиносов, людей с волчьими ушами, гигантов и других уродцев. Вуламурре пригодился бы любой, лишь бы он мог работать.
Что ему делать? Сказать «Простите, пожалуйста», выйти из каюты и бежать без оглядки? Или «заблудиться» и ждать, пока корабль стартует? Нет, так Торби поступить не мог. Слишком многим он был обязан отцу и «Сизу».
Что же тогда? Заявить бабушке, что он хочет уйти? Она отпустит его в безжизненное пространство, между звездами! Бабушка сочтет желание покинуть «Сизу» величайшим из грехов.
Кроме того... Приближается Встреча. Торби испытывал неодолимое желание увидеть это зрелище. К тому же, было бы нехорошо уйти, так и не сыграв в пьесе. Торби не придумывал себе причин для отсрочки; уже заболев сценой, он все еще думал, что не хочет играть героя мелодрамы. Так ему казалось, а на самом деле не терпелось показаться у рампы.
Окончательное решение придется отложить.
Капитан Крауза притронулся к его плечу.
– Нам пора.
– Ох, извините, капитан... я задумался.
– Это хорошее дело, продолжай напрягать мозги. Прощайте, директор, и спасибо. Надеюсь встретиться с вами во время следующего визита на вашу планету.
– Вряд ли вы найдете меня здесь. Я собираюсь уволиться с фабрики и пойти куда глаза глядят. Возьму землю. Если вам прискучат стальные палубы, место на Вуламурре для вас всегда найдется. И для вашего парнишки.
Лицо Краузы ничем не выдало охватившего его отвращения.
– Благодарю вас. Но мы, Торговцы, даже представления не имеем, с какого конца браться за плуг.
– У каждой кошки своя крыса.
Когда они вышли на улицу, Торби спросил:
– Что он хотел сказать, отец? Кошек я видел, но что такое крыса?
– Животное вроде сорси, только более тощее и злое. Но директор имел в виду, что каждый человек должен быть на своем месте.
– Ага.
Некоторое время они шли молча, и Торби размышлял, на своем ли месте он находится сейчас.
Капитан Крауза думал о том же. Недалеко от «Сизу» стоял еще один корабль, и, глядя на него, Крауза испытывал угрызения совести. Это было почтовое судно Гегемонии, экипаж которого составляла гвардия. В памяти Краузы неумолчно звучали слова Баслима: «...как только появится возможность, передай мальчика командиру любого военного корабля Гегемонии».
Стоявший рядом корабль не был военным, но это не имело значения: намерения Баслима были совершенно ясны, и этот корабль вполне отвечал требованиям. Долги надо платить. К сожалению, мать поняла эти слова буквально. Капитан понимал, отчего: она решила предъявить мальчика на Встрече. Она собиралась извлечь максимальную выгоду из того факта, что «Сизу» платит долги Людей. Что ж, это можно было понять.
Но честно ли это по отношению к мальчику?
У Краузы были свои причины представить Торби Людям. Он нисколько не сомневался, что родственники мальчика были Людьми, и надеялся отыскать подтверждение этому в архиве Коммодора.
С другой стороны... Он был согласен с решением матери насчет Маты Кингсолвер. От этой кокетки, которая едва не загнала парня в угол, надо было избавиться как можно скорее. Но неужели мать не подумала, что теперь он понимает, для чего все это было сделано?
Нет, он не должен был позволять! Конечно, мальчик слишком юн, и свадьбу следовало отложить – по крайней мере до тех пор, пока не удастся доказать, что Торби родился среди Людей. Тогда можно было бы считать, что долг Баслиму уплачен.
Однако, глядя на стоящий поодаль почтовый корабль, Крауза понимал, что, хотя он и обвиняет мать в нежелании честно выполнить пожелание Баслима, сам он поступает ничуть не лучше.
Но ведь он делает это ради самого мальчика!
Справедливо ли это?
Что ж, есть один честный выход. Взять парня и в его присутствии открыть матери все карты. Полностью объяснить Торби смысл послания Баслима. Сказать ему, что сейчас есть возможность посадить его на почтовый корабль и отправить в центральные миры. Растолковать, что он должен делать, чтобы отыскать свою семью. Но прежде объяснить ему, что он, Крауза, также считает, что Торби рожден среди Людей и что эту возможность нужно исследовать в первую очередь. И, кстати, прямо сказать ему, что мать пытается связать его женитьбой. Вероятно, она поднимет шум и начнет цитировать Закон, но тут уж ничего не поделаешь: данный случай не касается старшего помощника; Баслим возложил эту обязанность на Краузу. К тому же, поступить так было бы справедливо: парень должен выбрать сам.
Держась строго и подтянуто, но подавляя внутреннюю дрожь, капитан отправился к матери.
У выхода из лифта их ожидал боцман.
– Старший помощник выражает вам свое почтение и желает встретиться с капитаном Краузой.
– Вот так совпадение, – мрачно сказал капитан. – Пойдем, сынок. Встретимся с ней вдвоем.
– Да, отец.
Пройдя по коридору, они оказались у каюты старшего помощника. У дверей стояла жена капитана.
– Здравствуй, дорогая. Боцман сказал, что мать посылала за мной.
– Это я посылала.
– Значит, он что-то спутал. Ладно, говори, что там у тебя, и покороче. Мне нужно увидеться с матерью немедленно.
– Он ничего не перепутал. Тебя действительно вызвала старший помощник.
– Что?
– Капитан, ваша мать умерла.
Капитан выслушал эти слова с каменным лицом, но затем самообладание изменило ему: распахнув дверь, он ринулся к постели матери'и, сев у изголовья, обнял покоившееся на ней хрупкое высохшее тело. Из груди его вырвались глухие страшные звуки, говорящие о глубокой скорби, которая ломает самых крепких людей, когда они уже не в силах носить ее в себе.
Торби смотрел на происходящее с благоговейным ужасом и, вернувшись к себе, погрузился в раздумья. Юноша пытался понять, отчего ему так скверно. Он не любил бабушку; собственно, она ему даже не нравилась.
Так почему же он чувствует себя таким потерянным? Почти так же, как после смерти папы. А ведь папу он любил, а ее – нет.
Оказалось, что не он один в таком состоянии; весь корабль был потрясен. На борту не было ни одного человека, который мог бы представить себе «Сизу» без бабушки; она сама была «Сизу». Словно вечное пламя, двигавшее корабль, она олицетворяла собой неиссякаемую энергию, мощь, главную силу. И внезапно она исчезла.
Она стала придремывать, как обычно, поворчав по поводу того, как плохо соблюдается распорядок дня на Вуламурре – но что поделаешь с этими фраки! Но она заснула, следуя многолетней привычке, которую не могли нарушить никакие расписания.
Когда ее невестка пришла, чтобы разбудить бабушку, та уже спала вечным сном.
Блокнотик, лежащий у кровати, был испещрен множеством заметок. «Поговорить с сыном об этом.» «Велеть Торе сделать то.» «Гл. мех. – проверить температурный режим.» «Обсудить с Афиной праздничное меню.» Рода Крауза вырвала листок, разгладила его и вызвала боцмана, чтобы тот нашел ее супруга.
Капитан не стал обедать. Из зала убрали бабушкино кресло; на его месте расположилась новая старший помощник. Поскольку капитан отсутствовал, она дала знак главному механику; тот, в согласии с ритуалом, сначала предложил прочесть по усопшей молитву; старший помощник вторила ему в нужных местах. Обед проходил в молчании. Похороны отложили до Встречи.
Старший помощник поднялась с места.
– Капитан хотел бы сообщить,– произнесла она тихим голосом, – что он благодарит всех, кто пытался с ним встретиться. Он приступит к своим обязанностям завтра,– она немного помолчала. – «Атомы приходят из космоса, атомы возвращаются в космос. Дух “Сизу” пребывает вовеки».
И внезапно Торби ощутил, что он больше не одинок.
