355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Джирарди » Дочь пирата » Текст книги (страница 14)
Дочь пирата
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:03

Текст книги "Дочь пирата"


Автор книги: Роберт Джирарди



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

14

В заброшенном крепостном рву безмятежно пощипывали травку овцы. Ворота футов в тридцать высотой открывались на мощенный булыжником внутренний двор, где плескал водой фонтан, скопированный с римского фонтана «Треви». «Лагонда» остановилась у главного входа. Портик в стиле барокко украшали святые ангелы и арабески, вырезанные в розоватом камне, который казался мягче воска.

– Надеюсь, отсюда тебя вынесут кусками, ты, мерзкий трахальщик! – прорычал пират, когда Уилсон выходил из машины.

– Посмотрим, – ответил Уилсон и собирался сказать еще что-то, но Пейдж с треском захлопнул дверцу, «лагонда» зашлепала по булыжникам к воротам из кованого железа.

Уилсон стоял под дождем и смотрел на дом, пока совсем не промок. Он отыскал в кармане пиджака носовой платок и высморкался. Через секунду дверь открылась, из полумрака выглянула невысокая женщина в цветастом переднике и что-то произнесла скороговоркой.

Уилсон покачал головой:

– Английский. Немножко французский.

– Вы простудитесь, – сказала женщина по-английски. – Входите.

Уилсон поднялся по мраморной лестнице и тщательно вытер ботинки о коврик, на котором прочитал «Добро пожаловать!». Виллу «Реал» кардинально перестроили лет сто назад, обшив стены панелями и увешав картинами в позолоченных рамах. Уилсон заметил не внесенную в каталоги «Мадонну» Мурильо и две неизвестные ему картины Гойи, изображающие бой быков.

Женщина провела Уилсона в библиотеку – большое помещение с книжными полками до готически полукруглого потолка. Ромбовидные окна выходили на ухоженный сад. Португи стоял на стремянке возле стеллажа. Уилсон мгновенно узнал этого человека. Дон Луис идальго де ла Вака выглядел точно так же, как в ночь петушиных боев, только вместо полотняного костюма и мокасин на нем были смокинг из красного шелка и подбитые ватой марокканские шлепанцы из желтого шелка. Шофер идальго, Килла из Манилы, держал на коленях биографию Бисмарка и, сидя у окна в кресле эпохи Тюдоров, смотрел исподлобья, как Уилсон пересекает комнату.

– Патрон!

Дон Луис быстро взглянул через плечо:

– Вы знакомы с поэтом Байроном, мистер Лэндер?

– Лично – нет, – ответил Уилсон. – Но я читал его вещи в колледже.

Дон Луис снял с полки тяжелый том и осторожно спустился вниз:

– Байрон был очень страстный писатель, вы не находите?

– Возможно, – пожал плечами Уилсон. – По слухам, он переспал со всеми мужчинами, женщинами и детьми в Европе, которым было меньше пятидесяти лет.

– Я имею в виду его творчество, – нахмурился дон Луис, подошел к столу, заваленному книгами, и положил том на колени так, как кладут кошку.

– «Паломничество Чайльд Гарольда» – скукота, – сказал Уилсон. – Нас заставляли его читать в колледже. «Дон Жуан» получше. Но я предпочитаю Китса.

– Китс был сентиментален и слаб, – заметил дон Луис. – Вспомните плаксивые письма к Фанни Браун. – Он показал на скамеечку у своих ног. – Присаживайтесь.

– Спасибо. – Уилсон отрицательно покачал головой.

Дон Луис погладил пальцем усики и устало посмотрел на Уилсона. Что скрывало это непроницаемое лицо, догадаться было трудно. Неизвестность беспокоила Уилсона.

– Вы можете говорить что угодно о Байроне, – дон Луис постучал изнеженным пальцем по книге, – но его жизнь была под стать его стихотворениям. Он был героем, человеком действия, аристократом в лучшем смысле этого слова. Его поэзия – отражение его собственной жизни, и поэтому она больше соответствует нашему времени, чем бледные сочинения нынешних поэтов.

Уилсон неопределенно махнул рукой, что дон Луис расценил как несогласие. Он наклонился вперед, глаза в предвкушении спора загорелись.

– Посмотрите вокруг, мистер Лэндер, мы вступаем в новую историческую фазу, – начал идальго, приняв позу лектора. – Люди устали от власти закона. Моря вновь полны пиратов. Наконец-то мы отправляем в прошлое мелкобуржуазный комфорт. От эпохи общественного мы переходим к веку одиночек, волков. Главными добродетелями становятся животная отвага и грубая сила. Личная честь, кодекс бойца приходят на смену транснациональной коммерческой культуре. Взгляните на свою собственную страну! Ею управляют моральные банкроты. Они настолько погружены в заботы о себе, что даже не способны к воспроизводству. Они ценят роскошь больше, чем силу, и безопасность – больше, чем собственные души. Что они создали со своей мнимой порядочностью? Трущобы бедняков на городских окраинах! Нечто аморфное, где любая оригинальность подавляется транквилизаторами, где вежливость почитают за величайшее благо, где самой большой мечтой стало выучиться на адвоката или консультанта по маркетингу. Вы, американцы, превратились в мягкотелых омерзительных тварей, которые не желают никаких крайностей. Благодарение Богу, все сейчас меняется. Ваш загнивающий мир порождает убийц нового типа, их руки никогда не устанут тянуться к мечу. Однажды они восстанут и перережут вам глотки, пока вы спите. Итак…

– Минутку, Луис, – прервал его Уилсон. – Оставьте в стороне философствование и поэтов-романтиков. Вы намеревались убить меня, так? – Он рухнул на стул, внезапно обессилев, и поставил локти на стол. – Как вы это собираетесь сделать?

– Наверное, прикажу Антонио перерезать вам горло, – ответил дон Луис, немного подумав. – На самом деле это наиболее быстрый способ, без лишнего шума и беспорядка. Расслабьтесь, и все будет кончено за какие-то секунды.

Уилсон бросил взгляд на внушительные габариты борца по вольной борьбе, снова углубившегося в биографию Бисмарка, и живо вообразил, как мясистые пальцы сокрушают его трахею. Вследствие этого он почувствовал головокружение и поник головой на стол. Целую минуту он смотрел на истертый мраморный пол и на подшитые шлепанцы Португи. Подняв голову, он обнаружил, что дон Луис ждет его воскрешения, соединив кончики пальцев.

– Прежде чем вы убьете меня, позвольте рассказать вам про моего отца, – попросил Уилсон.

Дон Луис терпеливо улыбался, времени у него было хоть отбавляй.

– Во время Второй мировой войны отец служил в американских ВВС, и его часть стояла в Англии, в Ланкастер-Филд, – начал Уилсон. – Они совершали налеты на Францию и Германию в больших самолетах «летающая крепость». Отец был радистом, однако многие вылеты проходили в режиме радиомолчания, поэтому большую часть времени он сидел в фюзеляже самолета, ожидая, когда какая-нибудь зенитка накроет его. При графике четыре-пять боевых вылетов в неделю шансы выжить у летчиков были чудовищно малы, около девяноста процентов попадали под обстрел. За последние шесть месяцев 1943 года союзники потеряли в небе над Европой более десяти тысяч человек из летного состава. Чем больше боевых вылетов, тем меньше шансов уцелеть. Но человек, переживший двадцать пять вылетов, подлежал ротации. Так что двадцать пять было для летчиков магическим числом.

Мой отец совершил двадцать пять боевых вылетов без единой царапины, но не воспользовался льготой. Он попросил перевода на новый самолет. Поскольку командование нуждалось в квалифицированном персонале, просьбу его удовлетворили. Он совершил еще двадцать пять вылетов, потом еще столько же. Войну он закончил, имея за плечами вылетов больше, чем любой другой радист. Все считали его сумасшедшим. И напрасно. Сумасшедшим он не был; он был азартным игроком и верил в свою звезду.

Перед войной он изучал право в Ашлендском колледже и в азартные игры никогда в жизни не играл, даже ни разу не прикасался к картам. Он стал игроком после первого же боевого вылета. Об этой воздушной трагедии много писали. Целая эскадрилья вылетела без истребителей сопровождения на бомбардировку немецкого завода боеприпасов и напоролась на немецкий аэродром. Из пятидесяти семи самолетов на базу вернулся только один – его. В самолете не было ни единой пробоины. После этого экипаж переименовал самолет из «Крылатой победы» в «Счастливую красавицу» и нарисовал на борту большую радостную голую девку. Отец решил: раз ему так повезло во время этого вылета, значит, все самое худшее позади. И он испытывал судьбу снова и снова. Ему нравилось играть с ней. Он сказал мне как-то, что именно риск делает нас людьми. Нет никакого мастерства, никакой ловкости рук, есть только стиль поведения.

Так что, демобилизовавшись в 1945 году, он стал профессиональным игроком. Больше всего ему нравились бега, но он играл и в рулетку, и в покер. При этом он считал, что шансов на победу у него нет. И так оно и было, но он всегда выигрывал. И вы знаете, Луис? Я такой же. Я потратил полжизни на то, чтобы не замечать очевидного. Теперь я знаю правду. Подобно отцу, я игрок, и игрок чертовски везучий. Как и отца, меня нельзя обыграть в заведомо провальной игре. Ни при каких условиях.

Дон Луис сначала помолчал, потом поднялся и подошел к окну. Посмотрел на сад, на дождь.

– Ставка. Что вы можете поставить, кроме своей жизни?

– Крикет, – ответил Уилсон. – Если вы выиграете, она выйдет за вас замуж на следующей неделе. Никаких проблем.

– А если проиграю?

Уилсон пожал плечами:

– Она говорит, что любит меня.

– И вы ей верите?

– Я не знаю, но убивать меня, по-моему, не стоит. Она никогда не выйдет за вас, если вы обагрите руки моей кровью. Она хотела, чтобы я вам это сказал.

Дон Луис продолжал смотреть в окно. В ожидании ответа Уилсон открыл том Байрона и попал на «Манфреда». «Проклятый! Что делать мне с моими днями? Они уже и так длинны…» – прочитал он и закрыл книгу.

15

В пять часов пополудни у них состоялось плотное чаепитие. Экономка принесла ломтики хлеба, канапе и ячменный отвар со специями, за которыми последовали сладости. Полчаса спустя она убрала остатки еды. Килла из Манилы, поставив на полку книги, принес два стула и железный ящик. Когда он убрал с ящика крышку, Уилсон онемел от изумления. Ящик был полон золотых рэндов Крюгера[25]25
  Крюгер, Паул (1825—1904) – президент бурской республики Трансвааль.


[Закрыть]
. Не побывавшие в обращении, они блестели, как пиратские сокровища на соответствующих картинах.

Дон Луис рассыпал горсть монет по столу. Уилсон взял одну и рассмотрел. На аверсе портрет Ф.У. Боты, большого поборника апартеида; на реверсе – невинная газель, резвящаяся в степи.

– Слепят глаза, правда? Впечатляют куда больше, чем простые фишки, – сказал дон Луис.

Они поделили рэнды на две кучки по тысяче штук и начали играть в простой покер. После нескольких партий дон Луис менял колоду, доставая новую из комода в стиле Возрождения. Вечером экономка подала холодное мясо и сыр, затем последовали сигары и манговый ликер, произведенный здесь же на ферме. Перекусив, покурив, выпив, они вернулись к игре. Разговоров было мало. За ромбовидными окнами лил дождь и густела тьма. В конце шестого часа игры у Уилсона оказалось на пятьсот монет больше, чем у идальго. Два часа спустя он обеднел на пятьдесят монет. Но это его не беспокоило. Он чувствовал, удача на его стороне.

Забрезжил рассвет. Уилсон выиграл у Португи последний рэнд. Монеты лежали холмиком у локтя Уилсона и грозили в любой момент растаять как в сказке.

Дон Луис отклонился на спинку стула, в глазах засветился недюжинный ум. Уилсон потянулся и услышал, как хрустнули позвонки, он сразу вспомнил, как хрустит кукуруза на сковородке, превращаясь в попкорн.

– Теперь я должен решить, что с вами делать: убить или отпустить с моей женщиной? – сказал дон Луис.

Уилсон пожал плечами. После бессонной ночи болели глаза, но усталости не было.

– Вы джентльмен, – ответил он. – Я думаю, ваше слово чего-то стоит.

– К сожалению, вы правы, – вздохнул дон Луис.

Они встали из-за стола и пошли на кухню, просторное помещение с раздвижными окнами. На крючках рядом с камином висели непрактично огромные медные горшки. Сам камин был такой большой, что в нем можно было легко зажарить целую лошадь. Над каминной полкой красовался пыльный кожаный герб: на желтом фоне сокол и две звезды.

– Это старая часть здания, – сказал дон Луис. – Построена около 1500 года. Обратите внимание на потолочные балки. Ручная работа.

Уилсон посмотрел вверх и не нашел ничего примечательного. Он уселся на табуретку возле раковины и принялся ждать. Дон Луис отправился в кладовку.

– Должен признаться, мне нравятся плотные американские завтраки, – прокричал из кладовки идальго. – К сожалению, я редко бываю здесь. Потерпите. Я сейчас отыщу необходимые ингредиенты.

Несколько минут спустя он появился, неся яйца, кофе, хлеб, половину круга сыра «Грюэр» и большой кусок деревенского бекона.

– Вам помочь? – поинтересовался Уилсон. – Я был помощником кока на «Компаунд интерест».

Португи приподнял бровь:

– Так вы были поваром, мистер Лэндер?

– Помощником кока, – поправил Уилсон.

– Хорошо. Тогда я полностью полагаюсь на вас.

Уилсон сварил кофе по-африкански, нарезал сыр и бекон и приготовил омлет на оливковом масле.

Они позавтракали у стойки. Хлеб был свежий, от деревенского бекона резко пахло дымком, а кофе был хорошо помолот и крепок. Уилсону показалось, что ничего лучше он в жизни не ел.

– Рассказ о вашем отце – это правда? – нарушил молчание дон Луис.

– Нет, – ответил Уилсон.

– Тем не менее, мистер Лэндер, вы хороший игрок.

– Вы тоже.

Португи отмахнулся:

– Не льстите. Надеюсь, вы понимаете, на что идете.

– Вы имеете в виду Крикет?

– А кого же еще! Я когда-то был женат. У меня двое мальчиков и красивая девочка. Я много лет не видел их. Они живут с матерью в Париже. Учатся в Сорбонне и придерживаются слегка левых взглядов. Не скрою, я сейчас в таком возрасте, когда семейная жизнь начинает казаться весьма привлекательной. Но мать внушила моим детям ненависть ко мне. У нее достаточно денег, и она не хочет иметь со мной ничего общего. Тысячелетняя история идальго де ла Ваки закончится вместе со мной. Я отказался от будущего ради Сьюзен Пейдж.

– Каким это образом?

– Обычно. Много лет тому назад я каждую весну наведывался на Пальметто, чтобы поиграть в карты, и часто останавливался в доме у родителей Сюз. В то время она была красивой девочкой, довольно рослой для своих лет. Я очень хорошо помню первый инцидент. Однажды ночью, после игры в карты, она вошла в мою комнату и задрала ночную рубашку, чтобы показать свои только что появившиеся груди. Бог мой, ей, наверное, едва исполнилось двенадцать лет, ее тело было чисто-белым. В тот раз я выдержал напор. Это было легко, ведь она была так молода. Но это оказалось не таким простым делом во второй раз. Ей уже стукнуло пятнадцать лет, она была словно распустившийся цветок, красавица, она голая ждала меня в моей постели. Мне бы следовало прогнать ее, но… – Дон Луис печально покачал головой. – Так мог бы поступить более хороший человек, чем я. За несколько мгновений все – дети, жена, честь – пошло прахом. Я потратил многие годы своей жизни на Сьюзен Пейдж. Я выиграл ее у отца в покер на паре троек, взял с собой в море. Я дал ей образование. Я рассказал ей обо всем, что знал сам, о море, жизни, литературе. Я даже отправил ее учиться в университет. Все это оказалось страшной ошибкой. Она устала от меня, и единственное, что ей сейчас хочется, – это уйти от меня. Я почти доволен тем, что вы уводите ее из моей жизни навсегда.

Уилсон поставил чашку с кофе на стойку. Последние глотки показались горькими.

– Крикет поведала мне эту историю иначе, – спокойно сказал он. – Ее вариант полностью противоположен вашему. Она сказала, что вы изнасиловали ее в доме отца, а теперь держите в сексуальном рабстве.

– Конечно, – сказал дон Луис, – превосходно! Он начал говорить что-то еще, но потом закрыл глаза руками и засмеялся.

Уилсон к усталым, дробным звукам в пустой кухне отнесся индифферентно.

16

Крикет нагая, если не считать носков, лежала под дождем на чем-то пахнущем жжеными апельсинами. Волосы расползлись мокрыми змейками по плечам; носки набухли. Уилсон нагнулся и взял ее за руку. Рука была холодной, а зрачки расширены. Казалось, она его не узнает. Он с трудом удержался от того, чтобы посмотреть на отливающие медью волосы внизу живота. При одной мысли об этом у него вспыхнули уши.

– Пойдем в дом, – сказал он. – Я помогу тебе вытереться и лечь в кровать.

Крикет издала бессвязный булькающий звук и не пошевелилась. Уилсону пришлось нести ее в спальню, как мешок грязного белья.

Час спустя она могла уже говорить, задыхаясь, быстро, без остановки.

– Ты жив. – Она, казалось, не верила своим глазам. – Ты воспользовался своим шансом, ты обыграл Португи?

– Обыграл, – подтвердил Уилсон и широко улыбнулся. Потом он показал ей кувшинчик с липкой черной массой, пахнущей апельсином, которую обнаружил на столе в столовой. – Что это за дерьмо?

Крикет, не отвечая, закрылась простыней до самого подбородка. Уилсон был вынужден повторить вопрос.

– Опиум, – ответила она наконец.

– А где трубка?

Крикет отрицательно покачала головой:

– Никакой трубки. Я ела его на крекерах.

– Ты это ела?

Она молча свесилась по другую сторону кровати, и ее вытошнило. Он сходил в ванную комнату и взял мусорную корзину и мочалку. Мягким движением протер лицо Крикет, поставил около кровати мусорную корзину и подвинул себе стул. Он боялся оставить ее одну в подобном состоянии.

– Сказал, что они тебя поймали, – заговорила отрывисто Крикет. – Отец… он сказал…

– Не беспокойся обо мне, – попробовал успокоить ее Уилсон. – Вот он я, во плоти.

– Сказал, что ты мертв, – продолжала она, не слыша его. – Сказал, что Португи перерезал тебе горло, как бедному Вебстеру. Бедный, бедный мой старый Вебстер. Они отрезали ему голову, посадили на кол и выставили в центре города.

– Кто такой Вебстер? – насторожился Уилсон и почувствовал, что мокрая от дождя рубашка касается спины, как чья-то рука.

Крикет неуверенно повернула к нему голову:

– Вебстер, он был моим последним любовником. Я по-настоящему его любила. Красавец парень. Но глупый. В отличие от тебя. Он думал, что обыграет их. Они отрезали ему голову. Знаешь, любить обезглавленного трудно…

– Хватит, – содрогнулся Уилсон.

– Меня сейчас опять стошнит, – сказала Крикет и склонилась при помощи Уилсона над мусорной корзиной, ее вырвало какой-то вонючей черной дрянью. Она откинулась на подушку, судорожно хватая ртом воздух.

– Черт побери, – расстроился Уилсон, – да ты вся в грязи.

– Это опиум, – объяснила Крикет. – Я съела его слишком много. Надеюсь, я скоро поправлюсь.

Уилсон обтер ей лицо, и она задремала. Но ненадолго. Глаза вдруг открылись, от испуга Уилсон даже вздрогнул.

– …понимаешь, как одинока я без тебя, – заговорила она, продолжая беседу, которую вела все это время в мыслях. – Ты не как Вебстер. Он был забавен и нравился мне в постели, но потом над нашими телами подул этот холодный ветер. Отец и Португи всегда учили меня быть твердой, настоящей дочерью пирата. С тобой, Уилсон, я забыла об этом, стала человеком. Видишь, твоя жизнь должна быть частью моей. Должна. Мы просто «перепрыгнем через метлу», и все. Пиратский брак. Просто «перепрыгнуть через метлу», как это делают рабы…

Уилсон окинул взглядом одутловатое лицо, зеленоватое на белом фоне подушки. Безумные глаза красновато-землистые, щеки в пурпурных крапинках – верно, сосуды полопались от натуги при рвоте. Ничего соблазнительного. И все же какая-то непонятная сила тянула его к ней.

– Я многого не знаю о тебе, – мягко сказал он. – Ты всякий раз преподносишь мне новую историю. Истина, так сказать, лежит по левому борту твоего корабля. Мы ставим паруса, чтобы достичь ее, но похоже, все бесполезно, так?

Крикет с трудом улыбнулась:

– Ты высказался как настоящий моряк. Я вытащила тебя из твоей библиотеки. Ну, похвали меня за это.

Она протянула руку и схватила его за запястье столь сильно, что Уилсону стало больно. Ногти впились в его кожу.

– Ты хочешь правды? Получай. Я тебя люблю! Я этого никому и никогда не говорила. Я тебя люблю, но это ничего не значит. Ты должен жениться на мне! Если тебе дорога жизнь, то у тебя нет иного выхода.

Уилсон подался назад. На коже, где побывали ее пальцы, заалели ссадинки.

– Значит, ты предлагаешь мне женитьбу во спасение, – сказал он, поглаживая запястье. – Но это будет фиктивный брак, я хочу, чтобы ты это знала. При первой возможности я сбегу из вашего грязного, логова. Понимаешь, Крикет? Ты способна пойти на это?

Она снова отключилась.

Уилсон подождал несколько минут, не придет ли она в сознание, не дождался, натянул непромокаемое пончо и побрел сквозь мелкий дождь.

Дойдя до места, откуда открывался вид на виллу Португи, он попробовал собраться с мыслями, но те клубились и расползались. Уилсон повернул назад. Неожиданно за спиной раздался вопль, похожий на крик ребенка. Уилсон напрягся, быстро обернулся и увидел дюжину обезьян-крикунов. Их оранжевые шкурки промокли и стали тусклыми. Обезьяны звали Уилсона – куда? – с ветвей огромного тика. Уилсон моргнул, и они исчезли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю