355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Альберт Блох » Дом психопата » Текст книги (страница 9)
Дом психопата
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 21:52

Текст книги "Дом психопата"


Автор книги: Роберт Альберт Блох


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

13

Повесив трубку, Эми не знала, улыбаться ей или хмуриться.

Договориться о встрече, предварительно извинившись, оказалось нетрудно; приехав к нему, она извинится еще раз, и одной проблемой станет меньше. Так что у нее был повод улыбнуться.

Другая проблема заключалась в том, что, насколько она смогла понять, Отто Ремсбах был изрядно пьян, и это заставляло ее хмуриться.

Не то чтобы ее это пугало. Если Бонни Уолтон могла управляться с пьяными, то и она сможет. С другой стороны, она не обещала Отто Ремсбаху, что приедет одна.

Эми посмотрела на дверь в дальней стене. Наверное, не стоит отправляться к Ремсбаху одной. Если Эрик Данстейбл в своем номере, ей не составит труда уговорить его пойти вместе с ней. А что сказала бы в этой ситуации Бонни? Пожалуй, она сказала бы ему, что Толстяк Отто одержим злыми духами – главным образом алкогольного происхождения, хотя это частности, в которые вдаваться вовсе не обязательно.

Эми вышла в коридор и мягко постучала в его дверь. Потом постучала сильнее, но ответа не последовало. Предположив, что, возможно, он спит, Эми решила, что лучше всего разбудить его, позвонив по телефону. Она набрала его номер и стала ждать, слыша и гудки в трубке, и звонки за стеной, но никто не снимал трубку.

Где он мог быть?

Бессмысленный вопрос. Полезнее было бы прикинуть, кто еще может с ней пойти. Может, Хэнк Гиббз?

Рено упоминал, что Гиббз направился на работу, готовить завтрашний номер, но все же стоило попытаться уговорить его. Как и в случае с Ремсбахом, Бонни Уолтон, вероятно, посоветовала бы ей обратиться к нему с просьбой лично, а не по телефону.

И Эми решила заглянуть по дороге в редакцию. Наскоро посетив ванную комнату, чтобы проверить макияж и прическу, она вышла из номера. Судя по поведению дежурного за стойкой, она выглядела так же, как прежде: он даже не оторвался от своего комикса, когда она пересекала холл, направляясь к выходу.

На улице, казалось, было еще теплее, чем полчаса назад. Плотная стена облаков удерживала зной внизу, а воздух был обманчиво спокоен, как вода, которая вот-вот закипит.

Сомнений не было: до того как наступит ночь, прольется дождь. Эми инстинктивно ускорила шаг, направляясь к своей машине.

Мэйн-стрит, казалось, вымерла, за исключением нескольких баров, в которых, очевидно, справляли поминки. И не только по Терри Доусон, но и по былому образу жизни молодежи в маленьком городке. Мэйн-стрит скорбела о кончине кинотеатра, боулинг-центра и заведений с фруктовыми напитками и мороженым. Дети больше не ходили в эти места, равно как и их родители.

С течением времени сельские жители изменились. Сегодняшние фермеры – это мужчины средних лет, с животиком, в бейсболках и очках в роговой оправе. Они часто мелькают на телеэкранах с жалобами на то, что мало дождей, или на то, что их слишком много. В любом случае цена на продукты к осени поднимется, а они будут требовать увеличения государственных субсидий.

Эти люди не ходят в кино, и их дети – тоже. Телевизор – вот их окно в мир. Непонятно, как Хэнку Гиббзу удается конкурировать с вечерними новостями при подобном положении дел.

Однако, несмотря на подобное положение дел, в здании, на котором висела вывеска «Фейрвейл уикли геральд», горел свет. Когда Эми припарковалась и вышла из машины, то услышала изнутри приглушенный гул и стук – колыбельная для газеты, которая идет в печать. [49]49
  …колыбельная для газеты, которая идет в печать. – Игра значениями английских идиом «go to bed» (идти спать) и «put to bed» (сдавать в печать).


[Закрыть]

Когда она вошла в офис, шум стал громче, и к нему прибавилась тихая, но действовавшая на нервы вибрация.

Эми осторожно открыла и закрыла дверь. Едва ли кто-то мог услышать в этом шуме, как она вошла. Но он услышал.

Он появился в дверях типографии и посмотрел на нее сквозь нижние полусферы бифокальных очков. Затем началось состязание голосовых связок.

– Да, мисс. Чем могу быть полезен?

– Мне нужен мистер Гиббз.

– Хэнк? Его здесь нет.

– Вы, случаем, не знаете, где мне его найти?

Мужчина в кожаном фартуке покачал головой.

– Ушел примерно полчаса назад. Куда – не сказал.

Эми улыбнулась.

– Благодарю вас, мистер…

– Гомер. – Он одновременно поднял взгляд и возвысил голос. – Он в любой момент может вернуться. Что-нибудь передать ему?

– Просто скажите, что заходила Эми Хайнс. Я позвоню ему завтра.

– О'кей.

Они пожелали друг другу доброй ночи, но на сердце у Эми было неспокойно. Для нее ночь едва ли будет спокойной – особенно если она отправится без провожатых в дом Отто Ремсбаха. Впрочем, она почувствовала себя лучше, когда вышла из офиса, избавившись наконец от нестерпимого шума и вибрации.

Здесь, на улице, было намного тише. И еще – душно и влажно. Эми надеялась, что скоро прольется дождь, который разорвет пелену облаков и прогонит эту давящую духоту. Наверное, Гиббз скоро придет, но у нее не было времени его дожидаться.

Эми неохотно села в машину, включила зажигание и фары, потом кондиционер. Куда Гиббз мог пойти этим вечером? Может, вышел перекусить, отправив номер в печать? Надо было выяснить у Гомера, нет ли поблизости фастфудов, работающих в это время. А заодно спросить, Гомер – это имя или фамилия? Просто так, из чистого любопытства, – ее это интересовало не больше, чем то, куда направился Хэнк Гиббз.

Да и о чем она тревожится? Толстяк Отто не собирается нападать на нее, и ей не следует бояться того, что кто-то остановит ее на улице и ограбит. Это же Фейрвейл. Старый добрый Фейрвейл, США, где не нужно опасаться преступности и насилия.

Тогда кто же убил Терри Доусон?

И почему Эрик Данстейбл выбрал именно это место для поиска демонов? Потому что здесь так тихо? Потому что темно?

Зловещая тишина и зловещая темнота царили на этой боковой улочке, что вела, изгибаясь, по склону холма к дому, который одиноко стоял в полукруге деревьев, безмолвно стремившихся в покрытое облаками небо.

Эми повернула направо и выехала на подъездную дорожку, но неожиданно затормозила. Что-то было не так в облике внушительного двухэтажного дома, очертания которого вырисовывались впереди, – дома из красного кирпича, с белыми деревянными колоннами слева и справа от входа. И даже если все так, как должно быть, то все равно странно или необычно.

С того места, откуда она смотрела, были видны восемь окон – четыре в верхнем и четыре в нижнем этаже, но ни одно из них не было освещено. Эми увидела два фонаря на декоративных металлических подставках по обеим сторонам входной двери. Хотя бы они должны были гореть, если в доме ждали гостей, однако и от них не исходило никакого света.

Темная ночь, темные деревья, темный дом. Эми сняла ногу с педали тормоза и надавила на газ. Машина медленно проехала по подъездной дорожке мимо входа в дом. Здравый смысл подсказывал Эми, что, вероятно, все в порядке: Толстяк Отто просто накачался настолько, что забыл выключить свет. А значит, и пытаться говорить с ним было бесполезно.

Но она ощущала страх, и этот страх был сильнее доводов здравого смысла. Именно страх не пускал ее в этот окутанный мраком дом. Лучше сматываться отсюда, и немедленно.

Или нет? Подъехав к другому концу подъездной дорожки, Эми заметила развилку: направо уходила аллея, которая тянулась вдоль дома и вела к гаражу с обратной его стороны. Помедлив, Эми присмотрелась и увидела, что дверь гаража поднята, а внутри стоит большой «кэдди» Ремсбаха.

Но что здесь делала другая машина, видавший виды красный «понтиак», который стоял бампером к гаражу? Это точно не была вторая машина Отто Ремсбаха – не могло быть у него такой развалюхи. А если она принадлежала другому гостю, то почему тот не оставил ее перед домом (если, конечно, он не стремился спрятать ее от посторонних глаз)?

Если последнее предположение было верно, то этот человек оказался весьма рассеян, поскольку он забыл выключить в машине радио. Изнутри явственно доносилась музыка, наверное, ее можно было услышать даже с улицы. Не исключено, конечно, что человек сел в машину незадолго до появления Эми, включил радио и как раз сейчас собрался отъезжать. Это было весьма вероятно; с первого взгляда Эми и не заметила, что фары «понтиака» включены и что это они освещают машину Ремсбаха, стоящую в гараже.

Эми ждала, готовая дать задний ход, как только «понтиак» тронется с места. Но машина не двигалась, хотя фары были включены, а музыка продолжала играть. Может быть, водитель все же отправился в дом, не погасив огни и не заглушив радио?

Эми вгляделась в расплывчатый силуэт, видневшийся за задним стеклом «понтиака». В машине кто-то был, кто-то сидел за рулем. И что-то было не так.

Эми выключила фары, вынула ключ зажигания и бросила его в сумочку. Выйдя из машины, она двинулась по аллее, огибая дом. Воздух был неподвижен; затишье перед бурей, которая вот-вот должна была разразиться.

Когда она приблизилась к левому борту «понтиака», музыка стала слышнее, а очертания того, кто сидел за рулем, отчетливее.

Вот только человек внутри не сидел за рулем, а лежал на нем. Либо водитель был пьян, либо потерял сознание от духоты.

Эми постучала ногтями в стекло – контрапунктом к музыке, доносившейся из приемника. Ответа не последовало, и она подала голос:

– Эй… что-то случилось? Откройте…

Ответа по-прежнему не было. Определенно что-то случилось. Эми потянула на себя ручку дверцы. Та распахнулась, и из салона вырвались громкие звуки музыки и выскользнула неясная тень.

Очевидно, человек за рулем сидел, прислонившись к дверце, и теперь он вывалился из машины и упал навзничь на аллею. Темнота скрадывала черты лица, и Эми пришлось пристально всмотреться, чтобы распознать их. Вчерашняя встреча была короткой, но имя она запомнила.

Дорис Хантли.

Дорис Хантли лежала с широко раскрытыми глазами, ее светлые волосы спутались. На ней было темное платье, цвет которого не позволял определить окружающий мрак, и колье.

Сверкнула молния, на мгновение осветив окрестности, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы понять: то, что Эми приняла за колье, на самом деле было глубокой кровавой раной, прорезавшей горло Дорис Хантли.

Испуганный возглас, вырвавшийся у Эми, был заглушен раскатом грома. И в этот миг кто-то коснулся ее плеча. Обернувшись, она увидела перед собой шерифа Энгстрома.

14

Его звали Эл.

Едва ли можно было сказать, что он ел на обед, но, очевидно, это все еще доставляло ему какое-то неудобство, поскольку, сидя за столом Энгстрома, он не переставая грыз зубочистку.

Само по себе это не раздражало Эми. Этот рыжий, веснушчатый, костлявый образчик человеческой расы, возможно, был помощником шерифа, но не форма его внушала ей робость. Она чувствовала себя неуютно из-за того, как он смотрел на нее, – точно она была каким-нибудь экзотическим животным, которое только что сбежало из зоопарка. Но ведь здесь все так на нее смотрели: Энгстром, его помощник, который привез ее во флигель здания суда, и – что было особенно унизительно – Айрин Гровсмит. Кстати, что она здесь делает в такой час?

Глупый вопрос. Она была здесь, потому что Энгстром вызвал ее сюда. Кто-то должен был находиться в офисе, пока он оставался возле трупа Дорис Хантли, ожидая прибытия пара-медиков. Возможно, это и есть жизнь как таковая – одно долгое ожидание парамедиков.

Скверная мысль. Эми отбросила ее, но то, что пришло ей на смену, было еще хуже: лицо Дорис Хантли, мелькнувшее в свете молнии. Лицо и горло. Капли крови, стекавшие по ее шее; капли дождя, стекающие по стеклу окна офиса. Гроза наконец разразилась, и теперь капли будут течь не переставая. По стенам флигеля здания суда и там, на аллее, где они станут красными от крови.

За окном прогремел гром. А в животе у Эла заурчало.

– Ну и гроза, – произнес он, не вынимая зубочистки изо рта. – Хорошо, что вы в нее не попали.

Зато я попала сюда.Эми едва не произнесла это вслух, однако в словах не было необходимости. Помощник шерифа усмехнулся, как бы извиняясь, продолжая при этом покусывать зубочистку.

– Прошу прощения. Я не это имел в виду.

– Все в порядке.

Она хотела сказать кое-что еще, но ее внимание отвлекли голоса и шаги, раздавшиеся из приемной, где сидела Айрин Гровсмит. Эми повернулась в сторону двери. Увидев через открытую дверь кабинета доктора Роусона и шерифа Энгстрома, появившихся в приемной, она начала подниматься со стула.

Эл тотчас невольно потянулся к кобуре. Эми заметила его движение краем глаза и быстро повернулась к нему.

– В этом нет необходимости, – пробормотала она.

Эл снова положил руку на стол.

– Простите, – сказал он. – Приказ шерифа.

– Не беспокойтесь. Я не причиню ему вреда.

Но даже если бы у нее и было такое намерение, она не смогла бы его осуществить. Айрин Гровсмит поднялась и закрыла дверь кабинета, лишив Эми возможности видеть и слышать то, что происходит в приемной.

За окном сверкнула молния. Лил дождь, рокотал гром. Жаль, что Эл не носит бейсболку и очки в роговой оправе. Эми могла бы спросить у него, хорошо это или плохо для урожая. Но Эл этого не знал. Он был всего лишь помощником шерифа, и к тому же недостаточно жирным.

Эми спросила себя, не отключается ли она от усталости. Откуда взялись подобные вопросы в столь позднее время? Это истерика или просто-напросто ее рассудок предпочел депрессии легкомыслие?

Эл и на этот вопрос не знал ответа. Он продолжал забавляться со своей зубочисткой, а Эми тем временем пыталась разобрать приглушенные голоса за дверью. Бас доктора Роусона перемежался визгливыми возгласами Айрин Гровсмит, а отрывистые звуки, прерываемые короткими паузами, свидетельствовали о том, что Энгстром разговаривает по телефону. Но даже если бы Эми не мешало постоянное грохотанье грома, она все равно не смогла бы разобрать, о чем они говорят. Шум и ярость, и никакой ясности. [50]50
  Шум и ярость, и никакой ясности. – Реминисценция слов шекспировского Макбета, утверждавшего в финале одноименной трагедии, что жизнь – «сказка в пересказе идиота, / наполненная яростью и шумом, / и смысла нету в ней» (V, 5, 27–28. – Пер. наш. – С. А.).


[Закрыть]

Ясно было только одно: ее ладони вспотели, оттого что она слишком крепко сжимала сумочку, а на внутренней стороне бедер ощущалось предательское напряжение, вызванное неудобной позой, в которой она сидела – подавшись вперед, будучи не в силах расслабиться. Если Эл в ближайшее время не избавится от своей чертовой зубочистки, Эми сама сделает это за него. Три против одного, что она быстрее выхватит ее у него изо рта, чем он выхватит из кобуры пистолет. Будет очень грустно, если у провинциального помощника шерифа окажется более быстрая реакция, чем у нее.

Смешно? Наверное, нет, но это лучшее, что она могла придумать; однако этого было недостаточно, потому что всякий раз, когда она моргала, она видела перед собой лицо Дорис Хантли, глядевшее на нее из темноты. Каждый раз это длилось лишь долю секунды, за которую она убеждалась, что образ все еще не исчез. «Убеждалась» было не совсем подходящим к ситуации словом, [51]51
  «Убеждалась» было не совсем подходящим к ситуации словом… – Английское «reassure» действительно вносит двусмысленность в описание того, что мысленно видит героиня, поскольку этот глагол означает и «убеждать»/«заверять», и «утешать»/«успокаивать»; второе явно не подходит к описываемой ситуации, отсюда и сетования на неточность слова.


[Закрыть]
но, опять же, ничего лучше в голову не приходило. О чем это говорит Энгстром по телефону? Как долго еще он собирается ее здесь держать?

Снова вопросы, ответить на которые Эл был не в силах. Эми стала пристально смотреть на лампочку, пытаясь при этом не моргать. Помощник шерифа вынул изо рта зубочистку и бросил ее в корзину. В знак признательности она задала ему вопрос, на который он мог ответить:

– Что вы ели на обед?

– Пиццу.

Можно было бы вспомнить о профессии репортера и спросить: «А с чем?» К счастью, этого не понадобилось, ибо дверь за ее спиной наконец открылась и в кабинет торопливо вошел Энгстром. Не успел Эл вскочить на ноги, как шериф недовольно проговорил:

– Выходи! Поживее!

Когда помощник поднялся, оказалось, что он на добрых шесть дюймов выше своего начальника, но без зубочистки он казался каким-то беззащитным. Когда Энгстром уселся за стол, за Элом уже закрылась дверь.

– У меня не было намерения задерживать вас так надолго, – сказал он. – Не мог дозвониться до главного врача больницы. Похоже, там что-то произошло. Я попросил доктора Роусона связаться с ними.

На мгновение Эми задумалась, почему на Энгстроме сухая форма, но потом вспомнила, что они с доктором Роусоном были в шляпах и накидках, когда вошли в офис. И тон Энгстрома тоже был подчеркнуто сухим.

– Итак, – сказал он, – где Эрик Данстейбл?

– Не знаю.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Сегодня во второй половине дня, на заупокойной службе. Он повздорил с преподобным Арчером…

– Нам это известно. – Энгстром подался вперед. – Недавно вы говорили, что встречались с Данстейблом в Чикаго.

– Да. – Эми кивнула. – И сообщила вам имена людей, которые были у меня в тот вечер, когда он пришел ко мне домой. Вы пробовали связаться с ними?

– Разумеется. У вас полное алиби, как и у него. – Шериф помолчал. – Конечно, им не удалось доказать, что вы действительно встретились тогда с Данстейблом впервые.

– А зачем мне лгать вам об этом?

Энгстром пожал плечами.

– Не знаю. А зачем вам соседние номера?

Эми постаралась ответить спокойным тоном:

– Я вам уже говорила: меня с ним ничто не связывает.

– Кроме убийства. – Энгстром снова помолчал. – Вы вместе работаете?

– Конечно нет. С чего вы взяли?

– Вы пишете книгу.

– Верно. Но Эрик Данстейбл не имеет к ней никакого отношения.

– Послушайте, мисс Хайнс, Фейрвейл – лишь небольшая точка на карте, но у нас есть телевидение, так же как в Канзас-сити или Сент-Луисе. Вот откуда приходят настоящие деньги, правда? Сначала вы пишете книгу, потом продаете права на нее какому-нибудь продюсеру для постановки фильма или мини-сериала на телевидении. – Энгстром кивнул. – Только не говорите мне, что вы не обдумывали такую возможность.

Эми быстро и решительно покачала головой.

– Возможность – да. Но на деле такое едва ли может состояться. Существуют сотни книг о разного рода таинственных убийцах – книг, которые тем не менее не становятся кинофильмами и телесериалами. Должно быть что-то необычное…

– Вроде одержимости демонами? – Энгстром подался вперед. – Возможно, теории Данстейбла – как раз то, чего вам недоставало.

– Это нелепо!

– Может быть. – Усы шерифа дернулись, словно предвещая улыбку. – Заметьте: я не обвиняю вас двоих в тайном сговоре – я просто спрашиваю. Нам необходимо еще многое выяснить, и мы это выясним, тем или иным способом. – Улыбка так и не появилась на его лице. – Для начала, что вы делали возле дома Ремсбаха?

– Вы уже сами ответили на свой вопрос. Я пишу книгу. Единственной причиной для моей встречи с ним было получение информации. – Эми помолчала. – Но думаю, вам все уже известно. Дежурный администратор в гостинице, должно быть, снова подслушивал мои разговоры. Он звонит вам и говорит, что я собираюсь навестить мистера Ремсбаха в его доме, и вы идете и задерживаете меня, верно?

Энгстром пожал плечами.

– Более или менее. По дороге остановился у «Пиччи».

– «Пиччи»?

– Это бар. Помог разобраться в маленьком недоразумении. – Шериф пристально посмотрел на нее. – Между двумя приезжими.

– Если бы вы поехали прямиком к дому Ремсбаха, то, возможно, ничего бы и не произошло, – сказала Эми. – Во всяком случае, вы видели, как я подъехала…

– Не совсем так. Мы видели вас открывающей дверцу машины. Именно тогда мы выключили фары, чтобы можно было войти незамеченными.

– Надеюсь, вы обратили внимание, что у меня не было оружия.

Шериф кивнул. Эми помолчала, ожидая, когда он снова заговорит. Но он медлил, и тогда молчание нарушила она:

– А какое было оружие, вам известно?

– Почти наверняка это был шестидюймовый мясницкий нож; рукоятка с надрезом, слегка искривленное лезвие. – Голос его был ровным, и он пристально смотрел на нее. – Звучит знакомо?

– Почему мне это должно быть знакомо?

– Потому что вы могли привезти его с собой.

– Чтобы убить Дорис Хантли? – Эми возвысила голос. – Но я даже не знала, что она там.

Энгстром выпрямился.

– Разумеется. Для вас обеих это, должно быть, стало сюрпризом: вы видите, как она садится в свою машину, она видит, как вы вылезаете из своей. Вы подходите к ней, возможно, она открывает дверь, чтобы поговорить. А вы тем временем достаете из своей сумочки нож и…

– Зачем?

– Чтобы избавиться от единственной свидетельницы, которая могла подтвердить, что вы там были. После того как вы убили ее, вы зашли в дом. Пятью или десятью минутами позже вы вернулись оттуда и снова подошли к ее машине, чтобы убедиться, что Дорис мертва. И тут появились мы.

– Перестаньте фантазировать! Я не убивала эту женщину. Я не заходила в дом, и у меня не было при себе никакого оружия.

– Ну, у кого-то оно было.

Очередной раскат грома за окном был не столь громким, как прежние, и Эми не стала ждать, пока он стихнет:

– Вы нашли нож?

– Да.

– Где? В доме?

– В груди Отто Ремсбаха. Тот, кто его там оставил, нанес ему тринадцать ударов.

15

Гроза окончилась. Дождь иссяк, и воздух за окном прояснился.

Но то было на улице. Здесь же, в офисе шерифа, по-прежнему сохранялось напряжение. Напряжение читалось в глубоких складках в уголках рта Айрин Гровсмит, следившей за бегом магнитофонной ленты; оно сквозило в голосе Энгстрома, задававшего вопросы, которые вновь и вновь возвращали Эми к событиям этого вечера, и в ее ответах, в которых оно прорывалось внезапными всплесками, точно повторные толчки, следующие за землетрясением.

Известие об убийстве Ремсбаха почему-то взволновало ее больше, чем вид убитой Дорис Хантли. Хотя обе жертвы были одинаково мертвы.

Двойное убийство.

Откуда это выражение? Эми задумалась на минуту, потом вспомнила. Этот термин возник больше ста лет назад, когда две женщины были убиты в одну и ту же ночь Джеком Потрошителем. [52]52
  Двойное убийство. <…> Этот термин возник больше ста лет назад, когда две женщины были убиты в одну и ту же ночь Джеком Потрошителем. – Речь идет о Кэтрин Эддоуз и Элизабет Страйд по прозвищу Долговязая Лиз, лондонских проститутках, убитых Потрошителем в разных районах Лондона в ночь на 30 сентября 1888 г.


[Закрыть]

Его оружием тоже был мясницкий нож? Никто этого не знал. И сегодня, более ста лет спустя, его личность по-прежнему неизвестна.

Сегодня тоже произошло двойное убийство, но, по крайней мере, найдено оружие. Найдут ли когда-нибудь преступника?

Энгстром как раз заканчивал допрос, когда ее посетила новая мысль, и она спросила:

– Можно задать вам вопрос, шериф?

Кивком Энгстром одновременно отпустил Айрин Гровсмит и велел Эми продолжать.

– Спрашивайте. Теперь ваш черед.

– Почему вы так уверены в том, что оба убийства совершены одним и тем же человеком? Разве убийц не могло быть двое?

– А как вы сами думаете?

– Допустим, Дорис Хантли убила Ремсбаха тем ножом. А когда она покинула дом, кто-то подстерег ее на улице.

– Кто-то. – Энгстром покачал головой. – Могли бы придумать и что-нибудь получше.

– На ноже должны были остаться отпечатки пальцев.

– Сомневаюсь. – Шериф потянул кожу на левой скуле большим и указательным пальцами. – У меня такое чувство, что это не был Вечер новичков. [53]53
  Вечер новичков(Amateur Night). – Обыгрывается название еженедельных выступлений начинающих чернокожих артистов различных жанров, устраиваемых в легендарном театре «Аполлон» в Гарлеме начиная с 1934 г. (с перерывом в 1950–1960-е гг.). Именно на этих вечерах снискали первые аплодисменты публики Элла Фицджералд, Джеймс Браун, Тони Беннет, Стиви Уандер, «Пять Джексонов» и другие знаменитые исполнители.


[Закрыть]

– Но это не исключает возможности того, что в деле замешаны двое.

– Скажем, вы и Данстейбл?

– Я уже говорила, что не видела его сегодня вечером. И вы знаете, что я приехала к дому Ремсбаха одна.

– Он мог прийти пешком. Или приехать в другой машине.

– Не думаю, что он умеет водить, – возразила Эми. – Да и машины у него здесь нет. Но кто-то другой мог приехать и уехать до того, как появилась я. Должны были остаться следы шин…

– После такой грозы – нет. Все смыл дождь. – Энгстром отодвинул стул. – Кстати, вспомнил. Вашу машину перегнали сюда. Она на стоянке.

– А где ключи?

– Скажу Рено, чтобы он отдал их вам. – Энгстром поднялся.

– Спасибо.

У Эми было около сорока пяти секунд после ухода шерифа и до того момента, когда дверь отворилась и в кабинет вошел Дик Рено. Она воспользовалась этим временем, чтобы открыть сумочку и взглянуть на себя в зеркальце – скорее из любопытства, чем из тщеславия, – и удивилась тому, что после всего происшедшего с ней этим вечером так мало изменилась. Да, в глазах сквозила усталость, но ее можно было скрыть, если немного их подкрасить.

Эми улыбнулась собственному отражению. А может быть, любопытство – один из синонимов тщеславия? Когда дверь за ее спиной отворилась, она поспешно убрала зеркальце в сумочку и закрыла ее на молнию до того, как Дик Рено подошел к ней.

Свою накидку он, должно быть, оставил в приемной, поскольку и его форма была сухой. И только опустив взгляд и посмотрев на его ботинки, она увидела, что они сплошь заляпаны грязью.

Затем что-то звякнуло, и она подняла голову. Он протянул ей ключи.

– Как вы себя чувствуете?

– Гораздо лучше, особенно теперь, когда получила обратно свою машину. – Эми снова открыла сумочку, чтобы положить в нее ключи. – Я полагаю, это значит, что ваш шеф доверяет мне и не думает, что я этой ночью тайком покину город.

– С вами действительно все нормально? – спросил Рено. – Мне рассказали, что произошло. Для вас это, наверное, стало потрясением.

– Сейчас я в порядке. – Эми снова посмотрела на ботинки помощника шерифа. – Но где были вы, когда все это случилось?

– Шериф попросил меня разыскать Эрика Данстейбла.

– И где же вы его искали – в болоте?

– Нет, но это идея. Здесь неподалеку действительно есть болото.

– Неподалеку от чего?

– От дома Бейтса. – Дик Рено кивнул. – Энгстром думает, что Данстейбл мог отправиться туда.

– Я так понимаю, вам не довелось там с ним встретиться.

Рено снова кивнул.

– Мне ни с чем не довелось встретиться, кроме дождя и грязи. Подозреваю, у вас было больше шансов увидеть его, чем у меня.

Эми встала.

– Вы с Энгстромом много чего подозреваете, не так ли? Полагаю, теоретизировать легче, чем искать факты. Но на всякий случай доведу до вашего сведения то, что уже сказала ему. Я не видела Эрика Данстейбла этим вечером, я понятия не имею, куда он ушел, и мы не объединяли с ним усилия, чтобы совершить убийство.

– Я никогда этого не утверждал, – быстро ответил Рено. – И я не возвратил бы вам ключи от машины, если бы шериф и вправду подозревал вас.

– Тогда зачем он устроил мне допрос?

– Когда происходит что-то подобное, то выбор невелик. Нужна любая информация, и притом быстро. Но с вами-то как раз все ясно. Шериф знает, что мы вместе ужинали. Дежурный в гостинице сообщил ему, что вы разговаривали со Стейнером и Ремсбахом и пытались дозвониться до Данстейбла. Мы знаем, во сколько вы ушли из гостиницы, и если ваши слова о встрече с Гомером в редакции газеты подтвердятся, то это значит, что у вас просто не было времени, чтобы совершить даже одно из этих убийств. – Рено улыбнулся. – Не говоря уже о том, чтобы подложить мать Бейтса к Ремсбаху в постель.

– Что?

– Ее восковая фигура лежала рядом с его телом. Вы этого не знали?

Эми не ответила. Она подошла к двери и рванула ее на себя. В приемной стоял гул голосов и звенели телефоны, к которым никто не подходил. Помощник по имени Эл, Айрин Гровсмит и шериф Энгстром отвечали на звонки, сидя каждый за отдельным столом, а аппараты на трех других столах продолжали безответно роптать.

Эми быстро подошла к Энгстрому. Когда она остановилась возле него, он как раз закончил разговор, и его указательный палец завис в воздухе, готовый опуститься и установить связь со следующим абонентом.

– Эти чертовы телефоны звонят не переставая, – пробормотал он. – Рок-центр, Монтроз, «Канзас-сити стар» – все подряд. Не пойму, как новости разлетаются с такой быстротой!

– Я тоже, – громко произнесла Эми. – Особенно если учесть, какие усилия вы предпринимаете, чтобы утаить информацию.

Палец Энгстрома, уже начавший было опускаться, остановился.

– Повторите.

Эми продолжила недрогнувшим голосом:

– Почему вы не сказали мне о том, что в постели Ремсбаха нашли манекен миссис Бейтс?

– Кто вам об этом сообщил? – Вид у шерифа был крайне недовольный. – Я всем строго-настрого приказал…

– Скрывать информацию?

– У меня есть на то причины. И вы не имеете права спрашивать меня о них.

– А вы не имеете права учинять мне допрос. – Эми заговорила спокойнее. – Не волнуйтесь, я не собираюсь писать для газеты. – Она помолчала, обводя взглядом приемную. – И коли уж зашла речь о газетах, где Хэнк Гиббз? Уж ему-то наверняка было бы интересно узнать последние новости.

– Это верно. – Энгстром нахмурился. – Если только он сам не стал новостью.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю