Текст книги "Следствие по всем правилам"
Автор книги: Римма Кошурникова
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
«Джульетте было тринадцать, а Ромео – пятнадцать».
Информация к размышлению.
Ранние сумерки спустились неожиданно, сразу приглушили цветовые контрасты улицы, размыв четкие линии домов, столбов, деревьев. Щедро выпавший накануне, еще не задымленный снег громоздился боярскими шапками на заборах, крышах, карнизах, и отраженный им свет делал вечерний город еще более воздушным и прозрачным.
– Скучно было бы без зимы? – Андрей чуть наклонился и заглянул Марине в лицо.
– Да, – она улыбнулась, но улыбка получилась неясной, как всегда, а какой-то вымученной, жалкой.
– Ты все еще думаешь о выходке Игоря?
Марина не ответила.
– Пойдем туда, – она показала на ярко освещенную красным, синим, зеленым неоном площадь, где возвышалась, переливаясь огнями, огромная елка.
Вокруг нее тесным хороводом замерли звери: зайцы, лисы, медведи с нарисованными глазами и носами. Дед Мороз в малиновой шубе и шапке стоял под деревом рядом со Снегурочкой, и они в четыре глаза следили за безмолвным весельем.
– Не люблю их, – зябко передернула плечами Марина. – Издали еще ничего, а близко – брр!.. Как в мертвом царстве.
Андрей удивленно посмотрел на нее. Никогда, видно, ему не понять женской психологии: сама позвала сюда и сама же фыркает!
– Откуда вообще взялся этот дикий обычай? Наряжают дерево, попрыгают вокруг него немного и выбрасывают!..
– Ты не любишь этот праздник? – Андрей поразился.
– Теперь не люблю.
– Почему?
– Так… Ты не ответил, откуда – Новый год?
– Считается, что это – видоизмененный обычай язычников. Они поклонялись дереву, как богу. Хотели задобрить его, приносили подарки: плоды, свои украшения и развешивали на ветвях. Исполняли вокруг дерева ритуальные танцы, жгли костры… Красивый обряд, правда? Поэтому и живет, мне кажется, долго… У тебя настроение плохое?
Марина засмеялась. Андрею показалось, что чуть заметно дрогнуло ее рассыпчатое «ха-ха-ха», всхлипнуло и оборвалось.
– Ну, расскажи еще что-нибудь, Профессор.
– А что?
– Все равно, – вздохнула Марина.
– Могу про хвойные, хочешь?.. Ты знаешь, что это самый древний на Земле класс деревьев? Самый, самый! Только подумай: не было людей, обезьян – вообще класс млекопитающих еще не развился, ползали медузообразные твари, а они уже были!.. Вот эта ель: ей двести лет, минимум. Представляешь?.. Проклюнулась ее первая иголка из семени, когда тут непроглядная чаща были, тысяча семьсот какой-то год!.. А ель себе росла и росла и с самого первого своего часа вырабатывала кислород. Можно приблизительно подсчитать: двести лет… 73000 дней… Это около трех тонн кислорода!.. Одному человеку его хватит почти на семь лет! С рождения – до школы!..
– А ты знаешь, Лаптев, – тихо сказала Марина, – что Джульетте было тринадцать лет, а Ромео – пятнадцать?
– Что ты хочешь этим сказать?..
– Совсем не то, что ты подумал, – она усмехнулась. – Ты вот ахаешь: ель живет двести лет! А тебя не удивляет, что всего за пятнадцать лет из крошечного зародыша – одной единственной клеточки! – развивается глубоко мыслящее существо? Способное любить и сделать выбор?.. А его насильно пеленают, – прибавила она с горечью. – «Ты еще маленькая! Ничего не понимаешь! Помалкивай!..»
Андрей, наверное, выглядел, по выражению Тулупчикова, «глупее паровоза», потому что Марина повернулась и пошла с залитой светом площади.
Они молча пересекли длинный сквер до конца, спустились по каменной, запушенной снегом лестнице и потом долго, замедляя шаги, брели по роще, пока тропа не привела их к Терему.
Андрея приводила в отчаяние своя беспомощность, мучило неумение выразить то, о чем так много и хорошо думалось в минуты уединения.
Вдруг Марина остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
– Хочешь, скажу что-то?..
Андрей почему-то испугался, как в детстве, когда не разрешал матери дочитывать сказки со страшным концом.
Затеялся легкий верховой ветерок, и тотчас оживились, закрутили головами петухи на Тереме, громко и скрипуче делясь впечатлениями. Марина задумчиво обметала красной рукавичкой снег с крутых ступенек пожарной лестницы, и он неслышным сухим дождем осыпался вниз.
– Нет, Лаптев, ничего не скажу. Передумала, – Марина отряхнула рукавички и насмешливо прибавила: – Еще запрезираешь, я с горя тогда умру!
И снова перед Андреем стояла надменная одноклассница, привыкшая к восхищению и послушанию.
– Завтра рано не приходи: я засоня!
Андрей покорно кивнул, так и не придумав, что сказать, а Марина, плавно взмахнув рукой, исчезла.
Хищно грохнула дверь, грубо отсекая сегодняшний странный вечер, и тишину, и снег, и тот необъяснимый и пугающий взгляд Марины, который безвозвратно изменил что-то в их отношениях…
День второй
22
«Утро 2-го января началось так же, как 1-го: со звонка Ягодкина».
Из дневника следственной группы
Петька проснулся и, не открывая глаз, прислушался: звонил будильник тревожно и пронзительно.
«Андрюшкины штучки», – Лаптев-младший вслепую пошарил на тумбочке, чтобы схватить и обезвредить нарушителя спокойствия, но будильник невозмутимо отсчитывал секунды, а гладкая прохладная кнопка мирно покоилась на его макушке.
«В прихожей заливается», – наконец догадался Петька. Он сладко потянулся и поглубже зарылся в одеяло: мама откроет!
Мимо дверей торопливо прошелестели шаги. В прихожей заговорили.
– Петруша, – негромко, чтобы не разбудить старшего сына, позвала Татьяна Ивановна. – Там – Миша.
Лаптев-младший зарычал. Пора отучить этого Ягодкина ни свет ни заря будить людей!..
Миша Ягодкин напоминал снеговика, который нечаянно попал в теплый дом. Там, где он стоял, уже натекли две небольшие лужицы талой воды, а снежинки, прилепившиеся к воротнику и шапке, постепенно уменьшались в размерах, превращаясь в крохотные прозрачные бисеринки.
– Альбатроса я сейчас прогулять повел… – с ходу запел Миша.
– Еще одну срубили?! – испугался Петька.
Ягодкин крутнул головой.
– Зажегся свет на чердаке у Маринки в ба-ба-ба-шенке…
– Говори нормально! – рассердился Петька.
– Вчера в-вечером и-и сегодня… Й-а Альбатроса п-прогуливал… – и далее Миша поведал о том, что по чердаку северной башни, где живет Маринка Баркина, ходил кто-то неизвестный. С фонариком.
Командир группы почувствовал, как дело снова «запахло керосином»: тюк, который накануне затаскивали в подъезд две подозрительных личности – раз! Голубая метелка, которую нашел Андрюшка, – два! Теперь свет на чердаке…
– Я – сейчас! Надо проверить! – он исчез и через минуту появился обутым и одетым.
– А Т-тулупчиков? – напомнил Миша. – За-зару-гается.
– Боишься? – сощурился Петька.
Миша Ягодкин покраснел, а глаза подозрительно заблестели.
– Вместе до-оговаривались…
– Сначала разведаем, потом скажем!
Но сбежать тайно не удалось. Татьяна Ивановна стояла в дверях:
– Куда?.. А завтракать?
– Альбатрос заболел! – на ходу сочинил Петька. – Уже лапы вытянул и глаза закатил, – продемонстрировал для убедительности он. – Наверное, мышь несвежая попалась.
– Надо немедленно вызвать ветеринарного врача, – решительно заявила Татьяна Ивановна. – Подождите, я номер в справочнике посмотрю…
Миша открыл было рот, но Петька так пихнул его в бок, что он чуть не подавился.
– Давай ходу!
Они кубарем скатились с лестницы и бежали еще некоторое время, пока Миша не запнулся и не проехался на животе по обледенелой асфальтовой дорожке.
23
«Новости были „на большой“, и мысли у меня закрутились субсветовой скоростью».
И. Тулупчиков
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Накануне я условился с пацанами, что позвоню сам, потому что еще не знал, чем закончится мой разговор с Колькой.
Сначала я набрал номер Лаптевых. Татьяна Ивановна сразу меня узнала и сообщила:
– Андрюша еще не вставал, а Петя уже ушел.
Я немного остолбенел.
– Игорь, ты что молчишь?.. Позвать Андрюшу?
– Не надо. Случайно не знаете, где Петр?
– За ним зашел Миша, и они умчались к Ягодкиным: заболел Альбатрос – отравился мышью. Пока я пыталась дозвониться до врача, их и след простыл…
Татьяна Ивановна всегда говорит очень долго, а в этот раз – бесконечно! Она рассказала, что Альбатрос – породистый кот, и в этом его несчастье, потому что беспородные звери, все без исключения, очень выносливы. А кошки – вдвойне, но у породистых с приспособляемостью к окружающей среде дело, обстоит значительно хуже, так как человек со своей заботой о них сильно им навредил. И поэтому помощь ветеринарного врача просто необходима…
– Ты меня слушаешь?.. Игорь, если ты увидишь мальчиков, то скажи, что я все-таки дозвонилась до ветлечебницы. Они предложили привезти кота к ним. Это знаешь где?.. – тут Татьяна Ивановна велела мне подождать у телефона, так как у нее, кажется, сбежало молоко.
Ждать я, естественно, просто не мог – бросил трубку и позвонил Ягодкиным.
– Алло! – мне показалось, ответил Мурзик.
– Как поживает Альбатрос? Животик не болит?
В трубке помолчали, а потом возмущенно потребовали:
– Не хулиганьте! – и сразу загудело: ту-ту-ту…
Мне стало беспокойно: эти два шустрика оклеветали безвинное животное, чтобы смыться. Куда и зачем?.. Как бы не наломали мои сотруднички „прутиков“!
Я подхватился и – к Терему! Иду, соображаю, где искать? В роще?.. Делать там сейчас нечего – темно. В подвале? Вдруг вздумают кладовку вскрывать?.. У меня даже испарина выступила. Лучше бы я не посвящал их в свои планы!..
А Терем все-таки законный дом! Правильное прозвище ему прилепили, Я раньше как-то внимания не обращал: дом и дом. А тут – невольно остановился: до чего красиво! Утренние сумерки густо-сиреневые, с небольшой дымкой. С противоположной стороны, с востока, пробиваются первые лучи из-за горизонта и подсвечивают дом по контуру. Резные крыши на башнях, петухи – на шестах. Если бы не антенны – полное впечатление древнего города…
И вдруг замечаю: в чердачном окне южной башни какое-то движение! Вроде кто-то ходит с фонарем. Мазнет светом – исчезнет…
Другой бы, может, и внимания не обратил, но я стараюсь воспитывать в себе здоровое любопытство и наблюдательность. Спрашиваю: кто так рано полезет на чердак? Кладовки – в подвале, на чердак никто барахло не потащит. Значит, взрослые исключаются. Парни?.. Например, покурить или в карты перекинуться? Но не до свету же!..
Короче, полез туда. Поднялся по винтовой лестнице, а от верхней площадки – еще лестница. Снова – площадка, совсем маленькая, с перилами и дверь, необычная, почти квадратная, с порогом. Приоткрыта.
Пока придумывал предлог зайти, дверь – скрр! – медленно отъезжает и нате – помощники мои! Оба. Остолбенели взаимно.
– Что тут делаете? – строжусь, а самого смех разбирает.
Петух с Мурзиком перетолкнулись, кому первому говорить, и Лаптев изложил все, с подробностями.
Новости были просто „на большой“, главное, удачно укладывались в мою схему. И мысли у меня закрутились с субсветовой скоростью».
24
«В эту ночь мне приснился снег. Он падал и падал и засыпал меня заживо. Я закричал и проснулся».
Из дневника А.Лаптева.
Андрей проснулся с бешено бьющимся сердцем, как будто он долго бежал и задохнулся. Сон не забывался, как обычно, а стал еще явственнее. И даже не сами события сна, а чувство страха, ужаса и беспомощности, которые он только что пережил: снег, белый и невесомый, падал снежинка за снежинкой, наваливался тяжестью, сковывал движения, оставляя силы только на крик. А на помощь никто не приходил…
Он глубоко вздохнул, освобождаясь от наваждения, и вдруг подумал, что сейчас встанет и пойдет к Марине, как условились накануне, и поговорит с ней откровенно. Ведь вчера весь вечер она пыталась заговорить, а он, бесчувственный болван, ничем не помог ей. Марина мучается, что-то ее угнетает, а довериться боится или гордость не позволяет показаться слабой…
Решение оказалось настолько простым, что Андрей даже засмеялся.
– Андрюша, к телефону! – позвала Татьяна Ивановна.
Андрей вздрогнул: Маринка!
– Алло! – хрипло сказал он в трубку. – Лаптев слушает.
– Очень хорошо, что слушает, – голос был незнакомый. – Здравствуй. Чернецов.
Андрей почти забыл о своем визите в милицию и немного растерялся.
– Что, не помнишь?
– Нет, просто не ожидал.
– Ну, так. Подойти к нам сюда можешь? К десяти ноль-ноль.
– М-могу, – с запинкой сказал Андрей.
– И ладушки. Будь! – трубку положили.
Этот вызов менял все планы. Необходимо предупредить Марину, что рейд по квартирам откладывается.
Звонить Андрей не стал: лучше зайти! Все равно по дороге, только чуть-чуть – в сторону. В его распоряжении сорок минут – успеет!
– Мама, меня вызывают в милицию. Наверное, по заявлению.
– Андрюша, может быть, пойти с тобой? Или папу с работы вызвать? – Татьяна Ивановна неизвестно отчего разволновалась.
– Да что ты, мама!..
Всю дорогу до Терема Андрей почти бежал, а в мозгу стучали молоточки: увидеть… увидеть… увидеть…
Фигурно обитая дверь плавно, без скрипа отворилась.
– Вам кого? – на пороге стоял круглоголовый, с редким светлым пушком за ушами, толстощекий и улыбчивый мужчина. Он чем-то напоминал Марину. Но странно: те же выпуклые голубые глаза в темных пушистых ресницах, курносый нос и пухлые губы на его лице выглядели неуместно и даже карикатурно.
– Доброе утро, – Андрей снял шапку.
– Здравствуйте, – Баркин слегка склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь.
– Марина дома?
– Ира!.. Ирина Петровна! – куда-то назад прокричал он. – Где Маришка?
– А кто спрашивает? – за спиной Баркина выросла фигура женщины в темно-вишневом халате. Черный газовый шарф был искусно уложен в высокую шапочку-тюрбан.
«Красивая», – подумал Андрей.
– Кто вы, молодой человек? – Баркин посторонился, давая место супруге.
– Лаптев. Андрей.
– А, это тот мальчик, – вспомнила Ирина Петровна, – о котором Марина вчера рассказывала. Помнишь, Валя?
Они обменялись мимолетным взглядом, значения которого Андрей не понял.
– Поговори с ним, – нараспев произнесла Ирина Петровна. – Марина скоро вернется, – прибавила она и скрылась за плотной портьерой гостиной.
– Пригласить вас в комнату невозможно: Ирина Петровна собирается на работу, – как бы извиняясь, сказал Баркин.
Андрей кивнул и принялся за уши кроликовой шапки: в подобных затруднительных положениях они были незаменимы.
– Как продвигаются поиски голубой ели?
Вопрос был обычный, но Андрей вздрогнул.
– Н-нормально, – он поймал себя на том, что заикается, как Ягодкин.
– Преступника обнаружили? Того, кто рубил ель? – лицо Баркина выражало неподдельный интерес.
Андрей приободрился:
– Еще нет, но кое-что известно.
– Например?
– Одет он был в подшитые валенки. Рубил топором, курит «Шипку». Время преступления приблизительно от девяти до десяти вечера.
– И все – сами?!. Молодцы! – похвалил Баркин.
– Есть косвенные улики, что ель находится в Тереме.
– Не может быть!.. – Баркин кашлянул. – Маришка вчера что-то об этом толковала… Если не возражаешь, – перешел вдруг на «ты» Баркин, – выйдем на площадку: покурить хочется. Ирина Петровна у нас очень строгая – дома не разрешает. Боюсь! – засмеялся он.
Они вышли.
– Балуешься? – Баркин постучал гладким розовым ногтем по блестящей яркой коробке.
– Что вы, нет! – Андрей почему-то вспомнил, как Марина вчера сказала Игорю, что ее отец вообще не курит…
– А вот я с четырнадцати лет, как пошел работать, начал потягивать. Военное время, да и после войны, не до воспитания было родителям. И то: мать одна, а нас – четверо. Я – самый старший, кормилец, можно сказать. А кормильцу дымить вроде и положено! – Баркин рассмеялся, и две круглые ямочки уютно устроились на толстых щеках. – Так-то, брат. А учились – смешно вспомнить: в школу несешь портфель с книгами и полено. Да еще потолще выберешь. Дежурные сначала печку в классе затопят, а уж потом – урок начинается…
– Мне папа тоже рассказывал про то время. Как они крапиву весной собирали для госпиталя и щавель. А летом – грибы и ягоды, – разговаривать с Баркиным было легко.
– А где он у тебя работает?
– В строительно-монтажном управлении. Отец – инженер.
– И сейчас они закладывают мемориал в Лагерном саду?
Андрей удивился осведомленности Баркина.
– Вы его знаете?
– Лично не знакомы. Все больше по телефону ругаемся. – Баркин улыбнулся. – Саботируют строители, во все инстанции пишут, мол, место для памятника неподходящее: много деревьев пострадает во время строительства.
– Но ведь они правы! – очень горячо откликнулся Андрей: он был в курсе отцовых неприятностей. – Мало разве в городе пустырей.
Баркин устало вздохнул. Можно было предположить, что и для него это – наболевший вопрос.
– Много пустырей, правильно. Но существует генеральный план города, и все новые стройки ведутся согласно ему… А мемориал должен быть воздвигнут на самом видном и, если хочешь, торжественном месте. Те, кому создается памятник, не пожалели жизнь за нас отдать. Так неужели мы будем жалеть несколько десятков деревьев?.. Некрасиво!
Была в словах Баркина правда, но что-то тревожило Андрея и мешало до конца согласиться с ним.
– А где вы работаете? – спросил он.
– В управлении главного архитектора. Кручусь с утра до вечера, света не вижу. Семью совсем забросил – скоро домой не будут пускать. Такие дела, брат. А у кого, вы предполагаете, ель? – внезапно изменил он тему разговора.
Андрей пожал плечами.
– Вот ходим по квартирам. С Мариной сегодня договорились. С ней удобнее: все-таки она здесь живет.
– Вы куда-нибудь обращались? В официальные органы?
– В газету написали. В милицию сейчас вот пойду: вызывают.
– Да?.. И как вы с преступником собираетесь поступить? – Баркин затушил сигарету и бросил в ящик с песком. – Посадите или заклеймите позором? – он засмеялся.
– Заклеймим позором, – серьезно ответил Андрей. Ему не понравился смех Баркина.
– А если ему хоть бы хны ваш «позор»?
– А вам бы как было? «Хны» или не «хны»? – разговор принял неприятный поворот, и Андрей вдруг на мгновение ощутил то же чувство отчаяния и злости, как вчера в милиции при разговоре с дежурным.
– Ну, брат, не обижайся! Я ведь так, попытать. Ваше дело – правое!.. Ну, пожалуй, нам пора расходиться? Маришки где-то нет. А мне, извини, надо бежать, – Баркин протянул руку.
– Если увидите Марину, скажите, что приду позже. Как только освобожусь.
Короткая, почти квадратная, мягкая ладонь Баркина слегка сжала худую, Андрееву, и отпустила.
– Рад был познакомиться.
– Я тоже.
– Чем смогу, как говорится, – сказал в дверях Баркин. – Держите в курсе.
25
«Нет плохих схем, есть плохие контакты. И надо их отыскать».
Петренко-старший.
Неприятности, как точно подметили наблюдательные люди, всегда приходят компанией. И всегда неожиданно, и всегда без спроса.
К Толе Петренко первая явилась в тот самый момент, когда Юрик захотел проехать «зайцем» на троллейбусе, а Толя со всей прямотой и горячностью этому позорному факту воспротивился.
Вторая неприятность поджидала его дома.
– Анатолий, – без тени улыбки сказала мама, – объясни, пожалуйста, откуда у твоего брата синяк под глазом?
Нина Сергеевна внимательно выслушала сбивчивый ответ и объявила:
– Виноват Юра или нет, я решу сама. А тебя наказываю: завтра не смей уходить из дома! Ни на шаг.
– Но, мама!.. – взмолился Толя. – У меня же поручение!
– Какое еще поручение?
– Я говорил тебе, – высунулся из-за спины Нины Сергеевны Юрик. – Преступника искать по приметам в автобусах!
Нина Сергеевна устало закрыла глаза.
– Чтобы я не слышала больше этой глупости. Дожили: дети ловят преступников!.. Любовь к природе надо проявлять во всем: и в большом, и в малом. А вас не допросишься цветы полить на окнах!
– Ну, мама!.. – утопающий, как известно, хватается за соломинку, и Толя привел последний довод: – Меня же Чира будет ждать на остановке! Мы договорились.
– Чира?..
– Скворцов из нашего класса, – снова подсказал Юрик.
– Ах, вон что…
И тут на Толю свалилась неприятность-глыба!
– Пусть это тебя не беспокоит. Я сейчас позвоню матери Скворцова. Думаю, она тоже будет не в восторге от вашей деятельности.
Нина Сергеевна всегда выполняла свои обещания, и надежды на то, что она забудет или передумает, у Толи не было.
На этот раз Нина Сергеевна не стала даже откладывать на потом, сняла трубку и набрала номер Скворцовых из телефонного справочника.
Мать Чиры реагировала еще более бурно: она кричала в трубку (было слышно даже в комнате), что узнает, кто подбивает ребят на это безобразие: разберемся, что у них за компания и чем они занимаются на самом деле! Максим сегодня вернулся, от него, как от заводской трубы, дымом несло! И никуда она, естественно, Максима больше не пустит – закроет на замок в квартире и все!.. И спасибо Нине Сергеевне, что проявила внимание и предупредила ее…
Толя видел, как откровенно обрадовался Юрка, но тот, чувствуя его настроение, держался на расстоянии и предусмотрительно старался не оставаться наедине с братом.
Толя был в отчаянии!.. Ребята надеялись на него, доверили самый трудный и ответственный участок работы. От результатов его поисков зависит, найдут преступника или он останется безнаказанным. И вот все рушится…
Вечером Толя обратился в последнюю инстанцию – к отцу, когда тот вернулся из института.
Алексей Иванович тоже внимательно выслушал, сбивчивый рассказ и спросил:
– А что сказала мама?
Дальше переговоры можно было не продолжать: старшие Петренко всегда выступали против сыновей единым педагогическим фронтом. Но какой-то добрый червь сомнения, видимо, грыз Петренко-старшего, потому что он, когда зашел попрощаться перед сном к сыновьям, шепнул Толе:
– Безвыходных положений не бывает. Как говорят мои студенты: «Нет плохих схем, есть плохие контакты». И надо их отыскать. Спокойной ночи!
Толя долго не мог уснуть, тихонько плакал в подушку, чтобы не услышал Юрка-предатель, и думал-думал…
Утром, когда родители ушли на работу, Толя встал, оделся, наскоро позавтракал и спрятался в «темную» комнату, рядом с туалетом. Он терпеливо ждал, когда проснется Юрка, обнаружит, что его нет, и начнет искать.
Ждать пришлось довольно долго: Юрка был известный засоня. Наконец, Толя услышал, как брат прошлепал босыми ногами по комнате, остановился и неуверенно позвал:
– Толька, ты где?..
Толя, кажется, перестал дышать. В щелку было видно, как Юрка заглянул в туалет, ванную и… зашел туда!
Так и должно было случиться! На этом строился весь план. Толя молнией вылетел из своего укрытия и мгновенно защелкнул задвижку на двери ванной. Все! Путь свободен!.. Теперь ни помешать, ни позвонить маме Юрка не сможет!
Юрик, поняв, что его заманили в ловушку, отчаянно замолотил в дверь руками и ногами.
– Пусти!.. Дурак!.. Маме скажу! – надрывался он.
Толя выбрал момент, когда арестованный переводил дыхание, и весело сказал:
– Завтрак – на стиральной машине, а «Приключения Мюнхаузена» – на полке. Почитай, ухохочешься. Тапки – под ванной, надень, чтоб не простудиться! А я пошел – некогда! Гуд бай и ауфвидерзейн!
Больше Толя не обращал внимания на крики и угрозы, которые неслись из-за двери. Он торопливо оделся, сгреб с туалетного столика мелочь, которую оставила Нина Сергеевна на хлеб, и вышел из дома…