Текст книги "Следствие по всем правилам"

Автор книги: Римма Кошурникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

«Кто темноты боится, тому следователем не бывать».

Любимая поговорка Игоря Тулупчикова.

Игорь Тулупчиков дождался, пока затих скрип удаляющих шагов, и вытащил портновский сантиметр. Теперь можно было не торопясь, без суеты осмотреть место происшествия.

Серый сумрачный свет утра с трудом пробивался сквозь мощные кроны деревьев. Столетние ели, обступившие со всех сторон Игоря, заговорщически качали мохнатыми, отяжелевшими от снега лапами и, казалось, предупреждали шепотом: «Уходи-уходи-уходи-и…»

Игорю вдруг нестерпимо захотелось рвануть подальше из этого мрачного места. Усилием воли, которой он тайно гордился, Тулупчиков подавил в себе позорное желание, громко сказав: «Кто темноты боится, тому следователем не бывать!»

Он посветил фонариком. Вокруг свежего, не успевшего даже заиндеветь пенька было много большущих округлых следов с очень странным рисунком на подошве: концентрические замкнутые линии несколько раз повторяли контур ступни и каблука.

Тулупчиков приложил ленту к следу и ахнул: тридцать пять сантиметров. Ничего себе дядя – достань воробышка!.. Он быстро прикинул: рост человека превышает длину ступни примерно в семь раз. Значит…. больше двух метров?.. Мамонт настоящий! Такой погладит лапищей – не встанешь. А если в ней еще и топор?! Игорь поежился, вспомнились где-то вычитанные строчки: «Преступник всегда возвращается на место преступления».

Неожиданно за спиной хрустнул снег. Тулупчиков резко обернулся, но увидел только беззвучно осыпающийся куржак с громадной черной ели. У подножия по грудь в снегу торчал древний идол, бессмысленно тараща на него каменные глазницы.

Скорее, чтобы успокоить себя, Игорь вскинул светящееся «дуло» фонаря на каменную бабу и крикнул:

– Руки вверх! Выходи!

Внезапно древний идол ожил, стал расти на глазах, потом раздвоился, и темная зловещая его половина двинулась на Игоря.

Не выпуская из рук фонаря, Тулупчиков так и сел в снег. Ни кричать, ни бежать сил не было.

Фигура приближалась. С ужасом Игорь различал огромного размера валенки, бледное, искаженное гримасой лицо, занесенные для удара руки…

– Стой! Стрелять буду! – отчаянным шепотом закричал Тулупчиков и направил фонарь в лицо неизвестного.

В следующее мгновение Игорь схватился за живот и затрясся от хохота. Перед ним стоял… Ягодкин! Руки были подняты над головой, подбородок дрожал, а глаза, округлившиеся от страха, неподвижно уставились на фонарь.

– Ой, не могу!.. Ну, Мурзик!.. Уморил!.. – захлебывался Игорь. – Руки… руки-то опусти!..

Миша закрылся рукавом и заревел.

– Ты чего прятался?

– Сле-ди-ил…

– За мной?.. Петух небось велел?

Плач перешел в пронзительный вой.

– Ну, артисты! А руки зачем поднял?

– Застрелишь вдруг… – Мишу одолела икота.

– Чем? Фонариком?! О-ох, – Тулупчиков устал смеяться, вздохнул. – Все, порезвились – давай работать.

– Да-а-в-а-й.

– Смотри сюда. Видишь следы? Задание такое: пошныряй по роще и поищи такие же. Понял?

Миша кивнул и, махнув рукой в сторону злополучной каменной бабы, сказал:

– Там.

– Что «там»?

– С-следы.

Переспрашивать Игорь не стал. В следственном деле главное – не упустить время. Ягодкин едва поспевал за ним, дважды споткнулся, чуть не упал: валенки у него были на два размера больше, чем нужно.

За островком елей, куда бежали ребята, тянулась хорошо утоптанная многочисленными сапогами, валенками, ботинками тропка. Она начиналась у проема в решетчатой ограде, недалеко от главного входа в рощу, и спрямляла путь к Терему, единственному жилому дому, расположенному в ее глубине.

– 3-здесь! – задыхаясь, крикнул Миша в спину Тулупчикову.

Но Игорь уже и сам увидел. По мягкой целине, направляясь к тропинке, протянулась цепочка следов. Снег был глубокий, и прошедший здесь человек, видимо, брел увязая. Но в двух местах, там, где он ступал в сугроб и где выбирался на тропу, отчетливо виднелись знакомые отпечатки носка и пяты.

– Вот как торопился: терпения не хватило по аллее пройти, в сугроб полез! – Игорь забыл о присутствии Ягодкина и разговаривал сам с собой. – И что за бутсы такие на нем были? В ботинках только дурак по снегу бродит. Может, сапоги? Холодно в кирзухе… Интересно, сколько вчера «минусов» было?

– Т-тридцать п-пять, – подал голос Миша.

– Ясненько… – Игоря осенило: пимы! Дядька был в пимах, в подшитых, как у Мурзика, валенках! Тогда все сходится: необыкновенный размер, странная округлая форма следа, рисунок подошвы, и мороз, и сугроб – все!

Тулупчиков не удержался, издал победный клич: «Полундра!», что в данный момент означало: «Эврика! Нашел!»

– Ну, Михаил, молоток! Объявляю благодарность!

Миша расплылся от уха до уха.

– А теперь айда к Лаптевым. Там, наверно, ребята уже собрались.

– По-погоди, – Ягодкин помедлил, затем решительно вытащил из кармана небольшую метелку. – Вот!

– Где взял? – сразу оценил находку Тулупчиков, ощущая ладонью знакомое жесткое покалывание голубых иголок.

Миша показал на тропу:

– 3-здесь ле-ежала.

– Почему молчал? Петуху берег?

Ягодкин опустил голову.

– Эх, ты! Это же вещественное доказательство! «Вещдок» сокращенно. Запомни, Мурзик: время частных детективов прошло, сейчас все решает коллективный розыск. Под руководством, конечно. Ладно, прощаю! Ты еще молодой, исправишься. Потопали!..

5

«Если человек глуп, то и больница ему не поможет».

И.Тулупчиков.

Рассказывает Игорь Тулупчиков:

«Когда мы с Мишкой пришли к Лаптевым, там уже была пыль до потолка. Одни кричат: „Надо искать!“, другие: „Не надо!“ Третьи – мол, в милицию сообщить, четвертые – без нее обойдёмся! И тэ дэ. Только Мариночка сидит, ножку на ножку закинула и косой играет. Намотает на палец кончик, отпустит, а он пружинкой отскакивает. Снова намотает – отпустит. И вся такая задумчивая-задумчивая, и улыбается загадочно. Королева. Тьфу! Кстати, я сразу понял, кто ее сюда притащил…

Вот. А Профессор пытается порядок навести:

– По очереди высказывайтесь! Ти-ше!

Ну, когда такая конференция возникает, действовать надо решительно – по опыту знаю. Я прошел к столу, стукнул как следует кулаком и сказал, не повышая голоса:

– Кончай базарить.

Метод испытанный. На минуту все замолчали, я мигнул Дюше, а мы с ним понимаем друг друга с полуслова, и он сразу – вопрос ребром:

– Голосуем. Кто за то, чтобы заниматься поисками?

Петька, крючок рыболовный, тут же зацепился:

– Поисками чего? Дядьки или елки?

– Мы сначала должны в принципе решить.

Молодец все-таки Профессор: умеет по-научному выражаться! Конечно, я тоже эти слова знаю, но почему-то стесняюсь их говорить и сыплю разным мусором, вроде „амбал“, „шурупить“ и тэ дэ.

Я понимаю, рано или поздно придется от них отвыкать. Ведь следователь должен быть с хорошим словарным запасом, потому что по службе ему приходится с разными людьми разговаривать, в том числе с учеными и другими образованными. Я твердо решил: с третьей четверти, с самого первого дня начну себя воспитывать. Каждый день буду вывешивать на стену десять умных слов и выучивать. А потом – целые фразы. Сначала, конечно, со скрипом пойдет, а после – покатится! Точно. У памяти такое свойство есть: чем больше запоминаешь, тем больше запоминается. Про метод со словами я читал в одной книжке. Там пацан так английский учил, а я русский буду, какая разница? Еще лучше получится.

Ну вот, я отвлекся. Андрей, значит, предложил голосовать и первым поднял руку. Я – за ним. Потом – Петух, Мурзик, все ребята. Одна Баркина сидит, смотрит нахально и улыбается.

Дюша даже покраснел от волнения:

– Ты против?

– Я воздержалась, – отвечает и глаза – в потолок.

Не хотел я вмешиваться в их отношения, но когда вижу, как девчонки кривляются, а настоящие парни из-за этого переживают – такая злость разбирает, не могу!..

– Тогда чего сюда притащилась? Топай обратно! – говорю. – Не большая потеря.

Она даже не взглянула на меня:

– По-моему, сейчас мы решаем вопрос в принципе. Так, Лаптев?

Дюша, естественно, подтверждает.

– Я могу объяснить, почему не хочу голосовать. Объяснить? Потому что все это – детство! В сыщиков-разбойников пусть играют Петрушка и Мурзилка, им, конечно, интересно: возраст такой. А вам-то с Тулупчиковым?! Не стыдно будет врываться в чужие квартиры и допрашивать честных людей?

Ребята разворошились, как шмели, а Петька на нее чуть с кулаками не бросился.

Я на ребятишек шикнул. Давай-давай, Мариночка, высказывайся до конца, может, кое у кого откроются, наконец, глаза.

А она воркует серебряным голоском:

– И вообще я не понимаю, из-за чего такой шум?.. Срубили елку. Одну. А у всех у вас дома какие стоят? Синтетические, что ли?

– Они с базара! С елочного! – крикнул Петька.

– А на базар они сами пришагали? Добровольно?

– Марина, возможно, ты не знаешь, – говорит спокойно Дюша (поражаюсь его терпению!), – на елочный базар попадают отходы лесного производства. Например, прокладывают в лесу просеку или дорогу или производят рубки ухода, то есть, убирают больные и слабые деревья. Кроме того, для новогоднего праздника елки выращивают специально, в питомниках.

– Все равно они с р у б л е н н ы е!

Тут не выдержал Петух:

– Голубенькая погибла! Го-лу-бень-кая! Очень ценная! И в роще! Ты что, не слышала?

Баркина дернулась:

– Не глухая! Могу повторить, – и затараторила: – Родина – Северная Америка, приживается в наших условиях трудно, до десяти лет. Лучше других хвойных переносит засуху и задымленность воздуха, крона пирамидальная, голубоватая… Ну и что? А если у человека безвыходное положение было?

– Какое еще безвыходное? – держусь из последних сил, чтобы не взорваться.

– Не успел купить: в командировке был или болел. По-твоему, он должен без елки оставаться?..

– А по-твоему, надо в роще голубенькую рубить?!

– Тулупчиков, вспомни, не человек для природы существует, а наоборот!

На что я закаленный и то растерялся от такой наглости. А ей мало! Закидывает косу за плечо и брякает:

– Нет, Лаптев, тебе жалко потому, что сам елку выращивал. А срубили бы другую, так бы не волновался. Неправда, скажешь?

На Дюшу после этих слов страшно было смотреть. Голову опустил, как обвиняемый, еще чуть – и слезы брызнут. Ну, вообще!..

И вдруг Татьяна Ивановна (и когда она вошла?) тихим учительским голосом говорит:

– В нашей роще, Марина, каждое дерево посажено человеческими руками. Первые семена привез из Казани сюда, в Сибирь, замечательный русский ученый Порфирий Никитич Крылов. Вез два месяца на лошадях, за тысячи километров! Это было сто лет назад. А потом другие люди, его ученики, помощники, продолжили дело: ухаживали за рощей, спасали от болезней, от морозов… Даже во время войны, когда не хватало тепла, света, когда истопили все заборы, в роще не срубили ни одного дерева. Понимаешь меня, девочка?

А девочке – хоть бы хны! Хлопает своими черными ресницами-опахалами – и точка.

– И я рада… – голос у Татьяны Ивановны почему-то вздрогнул, – я рада, что вы, ребята, приняли так близко к сердцу эту беду.

Нормально сказала Татьяна Ивановна! Меня даже немного пробрало.

Дюша приободрился тоже.

– Мы решили, мама, найти преступника и сдать его в милицию.

Баркиной снова неймется:

– А преступник вам случайно адрес не оставил?

Тут уж я ее срезал:

– Представь, оставил!

Люблю такие неожиданности устраивать. Вид у всех был… будто я с того света явился!

А я продолжаю невозмутимо:

– Человек выше среднего роста, обут в пимы, подшитые причем. Вооружен топором. Возможно, имел небольшой чемодан или сумку, чтобы спрятать орудие преступления. Вошел в рощу через главный вход, а уходил, скорей всего, через лазейку возле остановки. Однако, не исключаю, что преступник – житель Терема.

Баркина так и вскинулась:

– Нашего?!

Теперь я на нее – ноль внимания и килограмм презрения. Продолжаю как ни в чем не бывало:

– Поясняю почему: следы ведут к тропинке, которая соединяет Терем с лазейкой. Тропа утоптана, и поэтому ничего определенного сказать нельзя пока. – Мне даже самому понравилось, как я выступал. А пацаны все еще не пришли в себя: молчат и меня глазами поедают.

– Вот рисунок следа, вот план передвижения преступника, – говорю и выкладываю на стол перед Профессором одно за другим доказательства. – А это – щепка, обнаруженная на месте порубки, и метелка голубой ели. То и другое нашел Михаил Ягодкин.

Тут все повскакали с мест, сгрудились вокруг стола и стали разглядывать вещдоки. А Дюха подошел, пожал нам с Мишкой руки и сказал:

– Благодарю. От имени отряда.»

6

«Тут я, видно, совершенно обалдел и ляпнул: „Ты – мой крест“».

Из дневника А.Лаптева.

Сообщение Тулупчикова сразу изменило обстановку: кончились пустые разговоры и началось обсуждение конкретных предложений, кого искать, как, где.

Операции было присвоено кодовое название «Голубая ель», руководителем выбрали Андрея Лаптева, командира «зеленых». Ему же поручили вести дневник, «Дело», где каждый участник операции имел право записать свое личное наблюдение или «особое мнение». На этом настоял Лаптев-младший. «А то будете нас затирать, я знаю!» – сказал он и тут же внес предложение назначить его, Петра Петровича Лаптева, командиром оперативной группы, которая будет ходить по квартирам и разыскивать ель.

Как ни странно, кандидатуру Петьки утвердили единогласно.

Командиром группы расследования был назначен Тулупчиков, а третьей – «дипломатической» – Андрей Лаптев. Он мог по мере необходимости привлекать к выполнению своих поручений любого члена первых двух групп.

Татьяна Ивановна от себя и от имени Петра Сергеевича сказала, что они по мере сил и возможностей согласны помогать: быть диспетчерами и принимать донесения по телефону и лично.

Одна Марина не участвовала ни в обсуждении, ни в голосовании. Она стояла у балконной двери и неотрывно смотрела, как редкие снежинки, лениво кружась, приближались к стеклу и, не в силах удержаться на его гладкой поверхности, срывались вниз.

Из дневника Андрея Лаптева:

«Когда все разошлись совещаться по группам, я подошел к Марине.

– Они ушли?

– А что?

– Сыщик противный! Воображает себя комиссаром Мегрэ, а разговаривать с людьми не научился!

Я стал защищать Игоря, но еще больше ожесточил Марину.

– Никто ж из вас не верит, что можно найти эту несчастную елку! Может, только ты… Я правду сказала, а в меня оскорбления бросают! – Она стояла, отвернувшись, и говорила негромко, и я сразу не разобрался в ее душевном состоянии. Заметил только, что голос у нее какой-то пасмурный, но особого значения не придал.

– И Татьяна Ивановна тоже!.. Воспитывать начала! Так я и поверила, что кто-то работал в роще бесплатно. Особенно в царское время! Да что, этот ученый был наивняк вкалывать на помещиков и купцов за спасибо? Смех!..

– Крылов не для купцов рощу закладывал…

– Для нас, скажешь?.. Да он и знать про нас не мог! Сто лет назад!.. Дурачок ты, Лаптев. И тогда и сейчас в роще есть специальные служащие, которые обязаны за ней ухаживать и охранять. Мне папа говорил. Они зарплату получают, вот с них и надо спрашивать! Оштрафовать раз, лучше бы стерегли!..

Когда я – с Мариной, то почему-то теряюсь и не могу сразу найти убедительные слова. И тут тоже…

– И зачем я только сюда пришла?.. – она немного повернулась, и я увидел, что у нее ресницы мокрые и слиплись стрелками. Вот почему у нее голос пасмурный: она плакала! Довели!.. Я был готов убить и себя, и Тулупчикова в придачу!

– Маринка, прости нас…

– Зачем извиняться? Я плохая, вы все хорошие, друзья зеленого друга… Да я в жизни ни одной ветки не сломала!

– Хочешь ко мне в группу? – мне показалось, что Марина колеблется. – Ты могла бы здорово нам помочь!.. У тебя мама – диктор на телевидении!

Она посмотрела на меня удивленно.

– Ирина Петровна могла бы сделать объявление: мол, срубили голубую ель. Всех, кто знает об этом что-нибудь, просим сообщить. Указать наш адрес и телефон.

Марина засмеялась. Она очень красиво смеется, как артистка. Голову назад откинет и – „ха-ха-ха“, будто горох рассыпается. Никто больше так не умеет.

– Чудак ты, Лаптев!.. Знаешь, сколько телевизионная минута стоит?

Я растерялся: откуда же?

– Почти восемнадцать рэ! Да и кто разрешит частное объявление передавать?.. Ну, смех!

– Почему – частное? – мне стало обидно. – Ведь роща – общая, гордость, можно сказать, города. Во всей Сибири такой больше нет.

– А почему ты на вечере не был? – неожиданно спросила Марина. Она по-прежнему смотрела в окно, а по голосу я не мог понять, просто так она спросила или не просто?

На вечер меня не пустила мама, из-за горла. Не мог же я об этом ей сказать! И глупо молчал…

– А я ждала…

У меня пол зашатался под ногами! Какую власть имеют над нами женщины! Скажи она сейчас: „Разбей стекло“, – я бы разбил. Но Марина попросила о другом:

– Поклянись, что никогда не бросишь меня в беде.

Я, видно, совершенно обалдел от такого доверия и ляпнул:

– Ты – мой крест.

Марина насмешливо улыбнулась и пожалела меня:

– Бедный Лаптев! Не надо!

Мне хотелось стукнуться головой о стену! Дурак, дубарь, амбал! – как говорит Игорь. Не мог ответить нормально! Такая была возможность.

– Мне пора, – грустно сказала Марина. Она подышала на стекло и написала „пора“, а потом стала водить голубой метелкой, пока буквы не исчезли. – Подари на память? – неожиданно попросила она.

Я понимал, что вещдок отдавать нельзя – категорически! Но одно дело понимать… И я сказал:

– Бери.

Марина погладила иголки:

– Это – голубой ежик. Он будет жить у меня на столе. И каждый вечер мы будем с ним шептаться… об одном человеке. Не возражаешь?

И тут я „выступил“ еще раз:

– А ты пойдешь со мной в милицию?

Она посмотрела на меня, как на УО (умственно отсталого?):

– Нет, Лаптев, в милицию ты пойдешь один. А вот с мамой я поговорю. Исключительно ради тебя.

Она слегка ударила меня колючей метелкой по носу и убежала.»

7

«На операцию надо идти добровольно».

П.Лаптев.

В группу Лаптева-младшего, не считая Ягодкина, записались еще два человека: Саша Бельчиков и Лиля Карасева.

Против Бельчикова Петька не возражал. Наоборот, обрадовался, так как Сашка в некотором роде был необыкновенным.

Родители Бельчикова оба геологи, и часто, можно сказать, все время, катаются по командировкам. С ним остается дальняя родственница, бабушка-старушка, которая безумно любит Сашку и совершенно не вмешивается в его дела.

Кроме того, по словам Бельчикова, у него живет великолепная розыскная собака по кличке Дар. Пес одним махом берет двухметровые барьеры, обгоняет на короткой дистанции кошек и узнает Сашу за квартал, как только тот сходит с трамвая. И хотя было известно, что к рассказам Бельчикова надо относиться осторожно, выхода Петька не видел: если преступника придется «брать», то без собаки не обойтись. А в том, что Сашка приведет собаку, Лаптев не сомневался.

На кандидатуру Лильки Карасевой он согласился, скрепя сердце. Причины для этого были и все – основательные.

Во-первых, Лилька была девчонкой, то есть ненадежным, с точки зрения Петьки, человеком. А во-вторых, прошлой зимой она просто заколебала Петьку: встречала после школы и, как тень, на расстоянии двух-трех шагов, шла до самого дома. Лаптев-младший сначала делал вид, что это его не касается. Но наблюдательные третьеклассники определили такие отношения однозначно: жених и невеста, после чего Петька решительно потребовал, чтобы Лилька отвалила. Карасева затолкала его в сугроб и убежала. Пока Петька выцарапывался из рыхлого снега, ее и след простыл.

Новый учебный год начался спокойно: Лаптев-младший ходил домой без конвоя и думал, что все кончилось. Но примерно со второй четверти он стал обнаруживать в портфеле записки. Записки были в стихах и подписаны по-разному: «Твой товарищ», «Неизвестный друг» или просто «Л». Петька был уверен, что это – снова деятельность Карасевой, но попробуй докажи! «Л» – фамилия или имя? У них полкласса один из инициалов имеют «Л». Петька сам был «Л».

И вот, когда Лилька записалась к нему в группу, он подумал, что, наблюдая за ней, удастся, наконец, разгадать тайну неизвестного «Л».

С другой стороны, присутствие в группе девчонки усыпит бдительность взрослых, особенно старичков и старушек, и работать будет легче.

Инструктаж Петр Лаптев начал с того, что раздал всем сотрудникам по листу чистой бумаги и карандашу.

– След преступника перерисовать и носить с собой, – распорядился он. – Даю пять минут.

– Петя, а для тебя тоже перерисовывать? – Лилька скосила на него длинные черные глаза.

– Не надо. У нас будет с Ягодкиным один на двоих.

– А если вам с Мишей придется расстаться? По делам?

– Не надо, я сказал!

Петька начал жалеть, что согласился принять Карасеву в группу: так и будет прилипать!

– Сейчас пойдем в рощу обследовать Терем.

– Зачем?

Лаптев-младший отвернулся, чтобы не видеть дурацких Лилькиных глаз, которые она пошире распахнула, изображая удивление.

– А где ты была, когда Игорь докладывал обстоятельства?

– На диване сидела.

– «Сидела», – передразнил Петька. – Слушать еще надо было! Сашка, освети!

Бельчиков поморщился, но терпеливо начал объяснять:

– Преступник мог свернуть по тропинке вправо или налево. Усекла?

Лилька кивнула.

– Если он свернул налево, то пролез в дыру в заборе и уехал на троллейбусе, так?

На этот раз она протестующе затрясла челкой.

– С елкой не пролезет: там дырка маленькая!

Мальчишки переглянулись: как это никому не пришло в голову?

– А если елку перекинул преступник тот через забор? – нараспев предположил Ягодкин.

Петька дернул себя за вихор, что выражало крайнюю степень озабоченности.

– Высоко. Если только помощник был.

– Смеешься?.. Елку с такой высоты кидать? Она же вся исковеркается. Нет, не может быть! – Сашка рубанул воздух, отвергая гипотезу.

– Тогда получается… дядька свернул направо. К Терему – Лаптев-младший вопросительно поглядел на Мишку.

– Д-думаешь, у-у нас живет?

– А что? Запросто!

Все замолчали. Получалось очень просто и вместе с тем страшно. В Тереме двадцать четыре квартиры. Если Ягодкиных исключить – двадцать три. Их обойти – полчаса! И через полчаса можно «брать» преступника?!

– Ой, мальчики, боюсь, – зажмурилась Лилька.

– Можешь отказаться, – сурово сказал Петька. – На операцию каждый должен идти добровольно.

– Я пойду, – прошептала Лилька и опять распахнула глаза, теперь чтобы показать решимость и бесстрашие.

Командир группы поднялся:

– Пора.

Ягодкин и Бельчиков спрятали рисунки следа преступника во внутренние карманы и тоже встали.

– А можно, я свой в рукавичку положу? – спросила Карасева и виновато пояснила: – У меня в этом платье кармана нет.

Петька только рукой махнул.

8