Текст книги "Все разбитые осколки (ЛП)"

Автор книги: Риа Уайльд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

༺Эмери༻

Он вымыл меня, отвел обратно в мою комнату, а затем лег рядом со мной.

– Спи, – приказал он, и теперь, полностью насытившись, я смогла это сделать, даже не тратя энергии на вопрос, почему он привел меня обратно в эту комнату, вместо того чтобы устроить нас обоих в его постели.

Я мирно спала, погрузившись в такой глубокий сон, что даже мои сны не могли коснуться меня, и когда я проснулась на следующее утро, я была одна на огромной кровати. Та сторона, где Атлас был всего несколько часов назад, теперь была холодной и пустой. Я вылезаю из кровати, поправляя футболку, в которой спала, и вздрагиваю от боли между ног, восхитительной тупой пульсации, которая заставила меня вернуться к тому, что произошло прошлой ночью.

Закусив губу, я направляюсь вниз по лестнице и нахожу Атласа, одетого в тщательно выглаженный костюм, стоящего у кухонного острова лицом ко мне, как будто он ждал там все время. Он был чист, с подстриженной и ухоженной бородой, оставив лишь намек на волосы вокруг безупречного рта. Огненные карие глаза осматривают мое тело, задерживаясь на моих голых ногах, прежде чем достичь глаз, и он ухмыляется.

– Доброе утро, – он подталкивает ко мне чашку свежего кофе.

Губа все еще зажата между моими зубами, я беру ее у него и осторожно делаю глоток. Не знаю, почему мне стало так неловко, может быть, потому, что это было первое утро после секса?

– Я… э… – заикаюсь я. – Спасибо за прошлую ночь.

– За какую из нее часть? – в его взгляде начинает появлятся огонь. – Та часть, где я спас тебя от переохлаждения, или та часть, где я трахал тебя так сильно, что ты кричала до хрипоты?

Мои щеки пылают.

– За обе?

Он смеется, и я впервые понимаю, что любой другой смех, который я слышала от него, был неправдой, потому что этот смех, пусть и неполноценный, содержал в себе намек на веселье, гул, который звучал из глубины его души. И от этого у меня по спине пробежали мурашки, возбуждая. Заметив, что я смотрю, он останавливается и вздыхает.

– Я отвезу тебя домой. Мне больше нечего тебе дать, кроме спортивных штанов.

– Ничего, – улыбаюсь я. – Я их постираю и отправлю тебе обратно.

***

Он подъезжает на своей Audi на улицу перед моим домом. Дождь не прекращался со вчерашнего вечера и лил сильными потоками. Атлас не говорит ни слова, открывает мою дверь, а затем прижимает меня к своей груди, накрывая своей курткой, и спешит через улицу к зданию.

Я ожидала, что он последует за мной, ожидала больше времени провести вместе, но нет, он подводит меня к лифту и уходит, не сказав ни слова, и не оборачивается.

Мне не было стыдно признаться, что я немного расстроилась из-за этого. Я наблюдаю, как он небрежно выходит из здания, останавливаясь на тротуаре, пока дождь хлещет по его телу, одетому в дорогой костюмом. Мужчина поднимает лицо к небу, позволяя дождю омывать его лицо, не выражая на нем ни грамма эмоции. Я остаюсь на том же месте, пока он не садится в свою машину, надеясь, что он хоть раз взглянет на меня, но он этого не делает. Он уезжает, оставив мне только ощущение своей руки на спине, когда проводил меня в здание, и пульсацию между моими ногами.

Выйдя из ступора, я поднимаюсь вверх, пытаясь оставить эти воспоминания в лужах, оставленных мокрыми туфлями Атласа на полу вестибюля.

Неделя после гала-концерта прошла спокойно. Я не видела и не слышала ни Атласа, ни Джека, если уж на то пошло, все прошло в суматохе, и часы уходили лишь на изучение отчетов по финансам. Я старалась придумать любой, точнее хоть какой-то, способ собрать достаточно средств, чтобы поддерживать работу, не прибегая к деньгам от моего отца, чтобы сохранить приют.

Но я зашла в тупик.

Я звонила всем спонсорам, которые еще были в приюте, умоляла их увеличить пожертвования, но получала отказы. Я обращалась к новым партнерам, потенциальным новым благодетелям, но получала отказ на каждом шагу. Больше не к кому было обратиться.

Мой отец и Мария держали меня за горло, впиваясь ногтями и заставляя истекать кровью. Они знали, что я загнана в угол.

Моему отцу нужен был этот брак, чтобы сохранить свой бизнес, а Мария… Ох, я знала все ее уловки. Я была в курсе, что она все это организовала, убедила моего отца одобрить это, объяснив какую-то неизвестную причину, почему это была такая хорошая идея.

Ее не волновал мой отец, только деньги и власть. У нее было приличное социальное положение, как у жены моего отца, но если я выйду замуж за сына губернатора? О, это дало бы ей доступ к совершенно новому кругу людей: хороших, плохих и уродливых. Это то, к чему она стремилась. Эта маленькая тень за именем губернатора, этот маленький намек на дополнительную власть, дополнительный контроль.

Я ненавидела ее больше, чем ненавидела Джека.

Но какой у меня был выбор в этом браке?

Могу ли я уйти, зная, что произойдет с этими животными? Мой отец продал бы приют, он продал бы его Джейкобсонам, и эти животные были бы спасены из ужасных ситуаций только для того, чтобы попасть в нечто еще худшее.

Я не смогла бы жить, зная эту информацию.

Я бы пожертвовала собой ради этих животных, они – все, что у меня осталось.

Я потеряла мать, теперь я потеряла отца, хотя он был еще очень даже жив, и это – все, что у меня было сейчас. Я бы их спасла.

Прижимая пальцы к вискам, я потираю лоб, глаза горят от того, сколько времени я провела, глядя на экран.

Несмотря на ужасную ситуацию, на этой неделе у нас было немало усыновлений, Даже мой мальчик Локи стал потенциальным кандидатом для семьи, живущей в пригороде, с большим садом и множеством свободного времени, которое они могли бы провести с собакой.

Мое сердце разобьется, когда он уйдет, но это будет горько-сладкое ощущение, потому что он этого заслужил.

Небольшая отсрочка буквально от всего остального мне помогла, но я знала, что она продлится недолго. И мне следовало предвидеть удар, который я получу, когда на следующее утро проснусь и начну новый день.

Глава 16

༺Эмери༻

– Ты должна переехать через неделю, – мягко говорит мой отец. – Имущество продано.

– Нет, – шепчу я, ужас наполняет меня. Мне нужно было время, больше, чем это. – Куда мне идти!?

– Ты переедешь к Джеку.

Желчь подступает к горлу, а сердце охватывает страх.

– Папа, пожалуйста, не заставляй меня делать это.

– Все уже сделано, – вздыхает отец. – Джек хороший человек.

Этих слов достаточно, чтобы я начала огрызаться:

– Нет, папа, он не хороший человек. Он угрожал мне. Дважды. Он сделал мне больно. Дважды. Сколько времени пройдет, прежде чем его насилие оставит физические следы? Сколько времени пройдет, прежде чем я окажусь в больнице? И, пожалуйста, имей в виду, что у нас было всего две встречи, а все это уже произошло!

– Эмери…

– Нет, пошел ты на хуй, папа. Пошел. На хуй. Как ты мог так поступить со мной? Мама так старалась сохранить приют, сохранить жизни. Как ты мог?

– Я поговорю с…

– Губернатором? – я усмехаюсь. – Расскажешь ему о его жестоком сыне? Скажешь ему, как он хочет, чтобы меня видели, но не слышали? Чтобы я ела то, что он мне скажет, пила то, что он мне даст? Неважно, что я говорю, не так ли, папа?

– Это на благо этой семьи!

– Если ты позволишь этому случиться, у тебя не останется семьи!

– О чем ты говоришь!?

– Что с тобой случилось? – тихо спрашиваю я. – Ты был не таким. Ты бы этого не сделал. Чтобы на это все сказала мама?

– Твоя мать умерла, и вот что она оставила после себя. Тебя. Если если хочешь знать, она никогда бы не справилась со стрессом. Бизнес терпит неудачу, и это единственная надежда сохранить эту семью!

– Ты имеешь в виду, чтобы держать его на высоте? Чтобы твоя драгоценная Мария была счастлива и чувствовала себя комфортно?

– Не говори так, Эмери, это неприлично с твоей стороны.

– Знаешь, что мне неприлично, Саймон? – я сердито шиплю в трубку телефона, чувствуя, как гнев пронзает каждую часть моего тела.

– Не надо, – предупреждает мой отец. – Ты разрушишь эту семью и опозоришь имя Харриса. Будь хорошей. Веди себя достойно. Ты выполнишь свой долг, иначе потеряешь приют, Эмери. Запомни мои слова. Я заберу его у тебя.

– Я отлично осознаю динамику власти, – шиплю я, – Если я не сделаю, как ты говоришь, пострадают безобидные и невинные животные, потому что ты откажешься им помогать, – тишина. – Я тебя ненавижу, – шепчу я. – Ты мой отец. Я всегда буду любить тебя, но я ненавижу тебя, папа. Так сильно.

Я вешаю трубку и падаю на пол посреди кухни, поскольку больше не могу стоять.

Не осталось слез, которые можно было бы выплакать, не осталось тех жутких, сотрясающих душу рыданий. Сделано. Это было окончено.

Они успешно продали мою квартиру, успешно заперли меня в клетку и выбросили ключ. Часть меня хотела, чтобы мне было все равно. Меня бы не волновал ни этот приют, ни те животные, меня не волновало бы, что случилось с наследием моей матери. Но все было не так. Меня это слишком заботило. До глубины души.

***

Я лежала на полу в гостиной и бессмысленно смотрел в окно на горизонт Редхилла, когда Мария нашла меня, а Джек следовал за ней.

Леденящий холод наполняет мои вены при виде их обоих.

– Поднимись с пола, девочка, – рявкает Мария, глядя на меня сверху вниз. – Приведи себя в порядок для своего жениха.

Моя губа скривилась от отвращения, но я развернулась с того места, где сидела, прижав колени к груди и обхватив их руками.

Я все еще была в пижаме, у меня даже не было возможности переодеться, когда сегодня утром позвонил отец и предупредил меня о продаже.

– Мария, – огрызаюсь я, даже не удосужившись поздороваться с Джеком. Его это разозлит, но я как-то переживу.

– Что ты делаешь? – спрашивает Мария, насмехаясь.

– Я иду в душ, как это выглядит по-твоему?

– Эмери, – голос Джека, резкий и властный, он вызывает у меня предупредительную дрожь.

На колени.

Между командами Атласа и Джека была разница. Огромная разница.

Один обещал удовольствие. Другой обещал боль.

И у меня было достаточно ума, чтобы понять, кто из них кто.

– Я так понимаю, ты говорила со своим отцом, – говорит Мария, и я киваю, не доверяя себе произнести слова, подтверждающие это. – Хорошо, тогда начни собирать вещи и приготовь сумку, чтобы переехать к Джеку сегодня вечером. Я поручила работникам отеля разобраться с остальными.

– У меня есть неделя.

– О нет, дорогая, – воркует Мария приторно-сладко. – У тебя даже дня нет. Джек настоял, чтобы ты переехала к нему. Сегодня он очень хотел, чтобы ты была вся в его распоряжении.

– У меня есть неделя, – повторяю. – Ты еще не владеешь мной.

– Наоборот, – смеется Мария. – Ты принадлежишь нам.

Я слышу приближающиеся шаги и оборачиваюсь. Ни один из этих людей не был безопасен, ни один из них не был добр.

Джек остается у двери, в его глазах светится блеск, обещающий исполнение угрозы, которую он высказал ранее, но сейчас он ничего не делал. Он упивался моим бессилием, танцевал от моей боли, тогда как Мария была готова показать, какую власть она имеет надо мной.

– Твоя мать была такой же, как ты, – выплевывает она. – Милой, доброй и щедрой. И куда это ее привело?

– Не говори о моей матери, – шиплю я.

Внезапно меня схватили за подбородок и прижали спиной к стене с такой силой, что моя голова отскочила от твердой поверхности. Я сдерживаю дрожь и отказываюсь отводить взгляд.

Сука.

– Навряд ли эти качества помогли Норе, – продолжает Мария, – Она в могиле. Мертвая. Даже доброе сердце не смогло спасти ее от болезни. Неважно, что ты делаешь в этой жизни. Все заканчивается одинаково, и я планирую выжать из нее все до последней капли.

– Ну и что? – я говорю, хотя это и трудно, поскольку кончики ее накрашенных красным ногтей впиваются в мягкую кожу моего лица. – Ты будешь трахаться, строить планы и пробиваться к вершине через кого-то, потому что ты недостаточно умна, чтобы сделать это самостоятельно?

Ее ноздри раздуваются от раздражения, но она не отвечает.

– Ты однажды попробовала, – шиплю я себе под нос. – Ты трахала Сэйнта, самого влиятельного мужчину в этом городе. И куда это привело тебя, Мария? О, верно, эта семья не приняла тебя. Твоему ребенку не нужна была ты. Тебя оставили, пока они процветали. Это должно жалить, – я провоцировала ее, раздражала, и знала это по ярости, мелькнувшей на ее лице. – Бедная маленькая Мария, выброшенная никуда, обреченная умереть никем.

Не знаю почему, но я не ожидала ни удара, ни второго, пока моя голова не отлетела в сторону от силы ее пощечины, разбив губу. Едва я пришла в себя, как получила еще. Она ударила внешней стороной ладони, поэтому ее костлявые костяшки пальцев первыми соприкоснулись с кожей, задев настолько, что я почувствовала, как кровь стекает с моей губы на подбородок.

Она ударила меня в последний раз, на этот раз по скуле, которая вспыхнула от боли. Я знала, что кольца, которые она носила, прорезали щеку.

Я старалась не показывать эмоций, вместо этого перевела взгляд на Джека, который наблюдал за всем этим с радостью на лице. Вот тогда я и поняла это…

Мой отец был не единственным, кто мог помочь.

Я могла бы продать свою душу самому дьяволу, и это было бы лучше, чем… чем позволить этим людям победить. Я лучше рискну там, чем здесь. Это всегда будет моей слабостью, моей уязвимостью, и дать это кому-либо, кроме этих людей, было бы подарком. Я всегда проигрывала, но это не значило, что Мария или Джек должны были что-то от меня получить.

Я расправляю плечи и встречаюсь взглядом с Марией.

– Я не буду этого делать.

– Прости, что?

– Забирай квартиру. Забирай деньги, мне все равно. Но я этого не сделаю.

Было очень много поставлено на карту. Я рассчитывала на то, что произойдет нечто, чего я не смогла предвидеть, но Атлас был прав: я не могу позволить этим людям победить.

Кровь прилила к моей коже, боль затмила мои мысли, но я справлюсь с этим, оставив все позади.

– Брака не будет. Никакого переезда. Я не дам вам того, чего вы хотите. Ни одному из вас. Вы можете пойти к черту, мне плевать. Вы не получите меня.

Мария смеется, находя юмор в моих словах, недооценивая, насколько серьезна я была сейчас.

– Пойдем, Джек, – она отходит от меня. – Пусть Эмери разберется со своими вещами, машина заберет ее в пять, как и просили. Она будет у тебя к вечеру.

Я хочу стереть самодовольство с ее лица.

Они искренне верили, что я это сделаю, несмотря на мои слова. Нет. Нет, я бы не стала.

Я быстро собираю сумку, хватаю ноутбук, ключи и все остальные вещи, связанные с приютом, и вызываю такси. Моя машина стояла в гараже под многоквартирным домом, но она была куплена на деньги моего отца. Я запомнила адрес Атласа и назвала его водителю, забираясь на заднее сиденье, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд, который пожилой мужчина бросает на меня, рассматривая раны на моем лице.

У меня не было номера телефона Атласа, но я должна была надеяться, что он будет дома, когда я приеду. Иначе мне пришлось бы ждать его, пока он не появится, а затем мне пришлось бы просить его о помощи, даже если для этого мне нужно будет встать на колени.

Глава 17

◦●◉Атлас◉●•◦

Я открываю дверь, глаза расширяются при виде Эмери на моем пороге. Ее взгляд немного дикий, одежда странно сидит на нее теле, но мой взгляд прикован к крови на ее лице, к синякам, которые темнеет под скулой и губой. Мое сердце падает, а затем начинает биться быстрее, колотясь в груди, как бой тысячи боевых барабанов, и ярость, которая ослепляет, поглощает каждую мою мысль.

Я задерживаю дыхание, считая в голове в надежде контролировать свой гнев, и протягиваю руку вперед, обхватив большую сумку, которую она держит, а затем осторожно вношу ее внутрь, мое самообладание висит на волоске.

– Оставайся здесь, – мой голос не выдает смертельную бурю, начинающуюся внутри меня. – Я вернусь.

– Это был не Джек, – она шепчет.

Моя голова поднимается, я снова осматриваю ее раны, засохшая кровь находится на ее лице. Я предположил, что это сделал он.

– Тогда кто? Кто, черт возьми, тебя обидел, светлячок?

– Твоя мать.

Мои глаза закрываются.

– Мне нужна твоя помощь, Атлас, – говорит она так тихо, что почти шепотом. – Пожалуйста. Я не хочу этого делать.

Мести придется подождать. Правосудию придется подождать.

Я бросаю сумку, беру ее трясущиеся руки и прижимаю к своей груди. Казалось, она сдерживала свои эмоции до этой минуты, потому что рыдания, которые она испускает, сокрушают меня. Я обхватываю ее затылок, и она крепко держит меня, а ее тело дрожит от слез. Медленно я опускаю ее на землю, притягиваю к себе на колени и просто держу, пока ее рыдания не утихнут и она не сделает глубокий вдох.

– Мне нужно, чтобы ты рассказала мне, что произошло, дорогая. Поделись мне.

– Приют, – шепчет она. – Он принадлежал моей матери. Это было дело ее жизни, ее мечта и миссия – помогать животным, это все, о чем она заботилась, кроме меня. Она была такой хорошей и доброй. У нее была эта аура, понимаешь? Она могла уговорить кого угодно помочь, она собрала для приюта столько спонсоров, что мы расширили его за пять лет, и наши показатели успеха в усыновлении… – она замолкает. – Когда она умерла, я взяла на себя всю ответственность. Я всегда там работала. И я не хотела, чтобы оно досталось кому-то другому, поскольку оно всегда должно было принадлежать мне. Я люблю его так же сильно, как и моя мать.

Я молчу, слушая, как она говорит. Я знал, что она работала в приюте, как много это для нее значило, но какое отношение это имеет к ее нынешней ситуации?

– Приют уже некоторое время пытается привлечь новых спонсоров, и с тех пор, как умерла моя мать, мы потеряли многих благотворителей, которые так и не продлили свои контракты по истечению срока их действия. Я пыталась, – ее голос надломился, – но это так чертовски тяжело вернуть его в то положение, в котором оно было у моей матери. В данный момент я могу продолжать это делать и могу платить своим сотрудникам, но у меня заканчивается время. Заканчиваются деньги.

– Твой отец спонсирует приют, не так ли?

Она кивает.

– Да, но он тянет с выплатами, потому что его собственный бизнес терпит неудачу.

По крайней мере, это я знал. Я заглянул в его компанию в тот день, когда нанес ему визит, и она не просто переживала трудности, она была на грани полного разрушения. Я был уверен, что она не продержится еще один год, не без поддержки губернатора в обмен на Эмери как жену его сына.

– Он сказал мне, что откажется от выплат, если я не соглашусь выйти замуж за Джека, – я напрягаюсь от ее слов.

Этот чертов подонок. Я бы его тоже убил!

– Я не видела другого выбора, – Эмери продолжает, игнорируя мою внезапную вспышку ярости. – Но если я выйду замуж за Джека, то стану новой игрушкой для битья, которую убьют. Может быть, не скоро, но со временем. Я не хочу этого делать. А теперь квартира продана, и мне говорят, что я должна переехать к нему, а я просто… я просто не могу.

Я должен был что-то сказать в тот момент, рассказать ей о том, что я сделал, но вместо этого из меня вырываются слова…

– Ты не переедешь к нему, – рычу я, сжимая руки. Моя. Она была, черт возьми, моей! —Тебе нужна моя помощь, Эмери?

Она слегка кивает.

– У меня больше никого нет.

***

Я останавливаю машину в круглом дворе рядом с фонтаном перед большим домом на вершине скалы, который Габриэль и Амелия называли своим. Вид был поразительным: мили океана были доступны вашему взору, а с другой стороны был обзор город. Этот дом был замком, который смотрел на все это. Была причина, по которой Сэйнты владели городом и делали это в течение очень долгого времени.

– Где мы? – Эмери смотрит на дом, а затем на вид, сжимая рукой горло. Я немного обработал раны на ее лице, но мне хотелось, чтобы Девон, семейный врач, их осмотрел.

– Это дом Габриэля и Амелии.

– Габриэля? – ее глаза расширяются от ужаса.

– Тебе нужна моя помощь, Эмери, вот тут-то она и начинается. Начнем с качественной обработки ран на твоем лице.

– Тогда зачем сюда приезжать? Почему бы не поехать в клинику?

Я хватаю ее за руку и осторожно уговариваю идти за собой. Она неохотно следует за мной, шаркая носками ботинок по гравию.

– В клинике нет Девона.

– Все не так уж и плохо, – бормочет она. – Мне не нужно обращаться к врачу. Я не думаю, что мне следует здесь находиться.

Дверь открывается прежде, чем мы достигаем верхней ступеньки, и Амелия стоит там, прижав Линкольна к груди и прищурив глаза. Я целую ее в щеку и прохожу мимо нее дальше в дом, оборачиваясь на Эмери.

– Заходи, Эмери, – тихо приказываю я.

– Все в порядке, – тепло улыбается ей девушка. – Я Амелия.

Широко раскрытые глаза Эмери бросаются на меня, и я добавляю:

– Жена Габриэля.

– Э-э, Эмери, – она пожимает протянутую руку той, которую я не держу. Амелия не упустила из виду этот факт. На ее губах появляется застенчивая улыбка.

– Девон ждет в кабинете, – говорит она мне.

Эмери следует за мной, замечая все, что видит: мужчин, расставленных вокруг дома, большое фойе и длинные коридоры, запах домашней еды, доносящийся из кухни.

– Садись, – говорю я ей, кивая Девону, который ждет на диване со своими принадлежностями.

Для меня здесь ничего не было в новинку. Это было моим домом с самого детства, и мне потребовалось время, чтобы к этому привыкнуть, но теперь это все, что я знаю.

Она сидит неподвижно, сжав руки в кулаки на бедрах.

– Кто она? – шепчет Амелия.

Я ухмыляюсь, отвечая:

– Моя сводная сестра.

Рядом с моим ухом раздается вздох, но я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на выражение шока, которое, я знаю, будет на лице Амелии, или на обвинения, которые наверняка тоже будут там. Они не могли понять, не могли знать, что когда она была со мной, у меня не было ощущения, что я тону. Я не чувствовал, что ненавижу себя настолько сильно, что едва могу спать по ночам.

В моей голове было опасное место, и я заслужил эту боль. Я хотел этого, чтобы напомнить себе о том, что я сделал, но я также желал освобождения, когда казалось, что я не могу дышать самостоятельно.

– Атлас, ты…

Шипение боли Эмери заставляет меня подойти ближе, прерывая Амелию, прежде чем она успевает закончить свой вопрос. Девон промывал порез на губе какой-то сильно пахнущей жидкостью, а Эмери зажмурила глаза. Он поднимает бровь, отмечая охватившую меня агрессию.

– С ней все в порядке, – говорит Девон. – Просто немного печет.

– Ей нужны швы? – спрашиваю я.

Моя мать. Моя чертова мать, Мария, сделала это с ее лицом. Девушка рассказала мне историю и причину. Рассказала, что она сделала, чтобы заставить выйти ее из себя. Мне нужно навестить маму.

– Нет, – говорит Девон, концентрируясь на порезе на губе и припухлости вокруг. – Раны не глубокие и должны зажить без каких-либо рубцов, но какое-то время будет чертовски больно.

Эмери кивает.

– Спасибо. – Девон изучает ее лицо, смягчаясь так, что мне это чертовски не нравилось. Я мог бы думать, что она моя, но было ли это на самом деле? Нет. Нет, это не так.

Она нежно улыбается ему, и прежде чем я сделаю что-нибудь глупое, например, заявлю права на нее прямо здесь, на диване, я выбегаю из комнаты, проносясь мимо Амелии в поисках Габриэля. Я нахожу его в кабинете, читающим что-то на своем ноутбуке.

– Я убью их, – рычу я, и дверь позади меня с громким стуком захлопывается.

Габриэль просто смотрит на меня, а затем медленно опускает крышку своего ноутбука и встает, подходя к бару с алкоголем и не говоря ни одного гребаного слова, он наливает виски в два хрустальных стакана и протягивает один мне.

– Садись, Атлас

Вместо этого я хожу по комнате, гнев кипит внутри меня.

– Я хочу знать, что Мария имеет на губернатора, чтобы заставить его согласиться на этот брак

– Брак с Эмери Куинн?

Я киваю.

– Это может быть брак по любви, – говорит Габриэль.

– Это не гребаный брак по любви, брат. Не тогда, когда полуизбитая девушка сидит на твоем диване с Амелией и Девоном!

– Ты привел девушку Куинн в мой дом?

– Они принуждали к браку, шантажировали ее. что, черт возьми, могло быть у Марии, чего так сильно хотел губернатор? Достаточно, чтобы согласиться на такой союз и финансировать бизнес Саймона?

– Мы не вмешиваемся в чужие семейные дела, Атлас. То, что они делают друг с другом, не наша забота.

– Я не отправлю ее обратно.

– Ты заботишься о ней? – говорит Габриэль, со странной ноткой в голосе.

– Нет, – усмехаюсь я, чувствуя, как меня охватывает тошнота. – У нее есть своя цель, но я не буду смотреть, как моя сука-мать побеждает

– Ты трахаешся со своей сводной сестрой? – спрашивает Габриэль.

– Уже нет, – ухмыляюсь я, отклоняясь.

– Но ты делал это.

– Я не понимаю, какое это имеет отношение.

– Это имеет много отношений к этому, Атлас. Вмешательство в дела губернатора может поставить эту семью в затруднительное положение. Ты знаешь, сколько времени потребовалось, чтобы он закрыл глаза и не беспокоиться о том, что мы делаем.

– Губернатор не станет рисковать твоим гневом, Габриэль. Не для этого.

– Ты будешь удивлен тем, что сделает человек, загнанный в угол

– И кто его загоняет в угол? – спрашиваю я. – Мария? Ты не думаешь, что нам следует разобраться с этим дерьмом, прежде чем она получит больше власти? Что, если она – причина, по которой Ашер сделал то, что сделал?

Я впервые произнес это вслух. И у меня возникло подозрение, что Мария каким-то образом добралась до Ашера. Большую часть времени с ним все было хорошо. Тогда что заставило его так резко измениться, что он предал свою единственную семью? Какую ложь она ему рассказала, чтобы он это сделал?

Я убил своего брата за его предательство, и если я узнаю, что она имеет к этому какое-то отношение, я убью и ее, но на этот раз не буду чувствовать себя виноватым за смерть на своих руках.

– Ашер работал на себя, – почти мягко говорит Габриэль, как будто боясь, что я выйду из себя.

– Правда?

– Что ты собираешься делать с девушкой? – Габриэль меняет тему, но его палец проводит по нижней губе – это признак того, что я усвоил, когда рос вместе с ним. Он о чем-то думал.

– Я собираюсь ей помочь.

– Это твой способ искупить смерть Ашера?

Моя голова откидывается назад.

– Что за хрень? За что мне нужно это делать, Габриэль? Он предал нас, предал семью, он получил по заслугам.

Знакомая боль пронзает меня в живот, в моих глазах мелькают воспоминания о пистолете, приставленном к его голове, о том, как мой палец нажал на курок и оборвал его жизнь.

– Как, по-твоему, мы можем помочь Эмери, Атлас?