Текст книги "Не теряя времени. Книжник"

Автор книги: Режис де Са Морейра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

К счастью

К счастью, по радио зазвучала песня.

Бен прибавил звук и стал притопывать. Ковбой, сидя в постели, поднял руки и защелкал пальцами. Фонтанна стала танцевать и постепенно стягивать с себя одежки.

Бен дослушал песню до конца, потом убавил звук, перестал притопывать и сказал:

– Пошли пройдемся!

Фонтанна опять оделась, Ковбой встал.

А дом, услышав Бена, услышав наконец хоть что-то вразумительное, тут же переместился поближе к парку, тому самому, где Бен с Фонтанной обжирались грейпфрутами.

И вот друзья вышли за порог. В городе было тихо и безлюдно, как прежде. Парк выглядел заманчиво, они направились туда.

Фонтанна узнала фонтан, у которого стала Фонтанной. Она хотела улыбнуться, но губам стало больно.

Трое друзей плотным рядком шли по парку.

От усталости они не могли говорить, не могли даже думать, а только шли и смотрели на деревья. Дошли до середины парка и сели на траву – теперь они только дышали.

Бен погладил руками траву. Потом вдруг выщипнул клочок и стал жевать. Ковбой выкопал ямку, набрал пригоршню земли и тоже поднес к губам. Фонтанна нарвала листьев и набила себе рот. Потом они смешали землю, листья и траву и продолжали есть.

Пошел дождь, но не помешал им. Наоборот, запрокинув голову, они его пили.

Шло время, день клонился к закату, а они все сидели под дождем, и ели, и пили, как вдруг к ним сзади кто-то подошел.

– Что это с вами? – спросил парковый сторож.

Они не отвечали. Глаза пустые, рты полные земли.

– Видели бы вы свои физиономии!

Они переглянулись.

– По-моему, вам надо отдохнуть.

Тут наконец друзья взглянули на него.

– Отправляйтесь-ка спать! – посоветовал он. – Когда устанешь, невесть что творишь!

Они послушались совета и отправились спать.

Но от усталости невесть чего натворили.

Первым стал чудить Ковбой: сказал, что хватит уж ему надоедать Фонтанне с Беном, что даже Билли Кид его терпеть не может и что он пошел домой.

И пошел, а дома рухнул на скамью-качалку на террасе и горестно заснул.

Потом стал куролесить Дом. Когда друзья застряли в парке, он решил, что его снова бросили, и двинул прочь, с котом внутри, уже спокойно спящим.

Последним номером Фонтанна с Беном решили, каждый за другого, что лучше поселиться порознь, тем более и дом исчез. И потащились в старые квартиры.

Они так одурели от усталости, что обменялись на прощание номерами телефонов и рукопожатиями да так и разошлись.

Знай они оба, сколько предстоит проспать, они бы приложили все усилия, чтобы лежать все это время рядом, в одной постели, но они не знали и от усталости творили невесть что.

Они проспали целый месяц

Ковбою целый месяц снился сон о сказочно красивой женщине.

Он видел ее лишь со стороны, никак не мог приблизиться, но временами, как ему казалось, она ощущала на себе его взгляд.

Женщина тоже была совсем одинокой, и Ковбой во сне хотел написать ей, но ничего не получалось. Он потратил уйму времени, пытаясь выразить в письме, до чего она хороша, и вызволить ее письмом из одиночества. Он перепробовал тысячи слов, извел сотни бумажных листов, но такое письмо, как хотелось – и ему, и, он чувствовал, ей, – не писалось никак.

Не раз он порывался бросить, но тут она смотрела на него так грустно и доверчиво, с надеждой и тревогой, будто знала, как нелегко ему приходится, как трудно подобрать слова, и ободряла, не давала отступиться.

Ковбоя равно трогали и красота, и одиночество той женщины, и он старательно писал, писал, писал… и все напрасно.

Прошел месяц, и первой проснулась Фонтанна.

Открыла глаза – на дворе зима.

Ей было холодно.

Хотелось есть.

Хотелось Бена.

Фонтанна потянулась крепко, сладко, за целый месяц сна, пощупала лицо – все зажило, залезла под обжигающе горячий душ и потеплей оделась.

Потом уселась на кровать и стала ждать. Ждать чуда.

И вот она его услышала: что-то покатилось по полу, потом увидела: блестящая, круглая чудная… банка овощного рагу!

Ее принес Ковбой для Билли, но Билли к ней не прикоснулся, поскольку его уже не было дома, и банка долго дожидалась своего часа. Фонтанна подняла ее и в кои-то веки возрадовалась тому, что у ее кота такие причудливые вкусы.

«Рагуша – вот как его надо бы назвать!» – подумала она, весело орудуя консервным ножом.

Теперь, когда она согрелась и наелась, неутоленной осталась только жажда Бена.

Она снова уселась и снова стала ждать. Ждать телефонного звонка. А пока его нет, решила навести порядок в скопившихся за месячную спячку снах, прикидывая, как бы рассказать их Бену, чтобы не было скучно. Она старалась выкинуть из памяти кошмары первых дней и удержать видения последних.

Через несколько часов проснулся Бен.

И сразу посмотрел на свои часы – узнать, какое число.

– Тридцать три дня, – проговорил он после сложных подсчетов, и эта цифра ничего не всколыхнула в его памяти.

Пару секунд он полежал, уставясь в потолок, потом вскочил, как встрепанный, и бросился звонить Фонтанне.

Она взяла трубку с первого звонка:

– Как поспал?

– Бегу к тебе!

– Постой!

– Что?

– Как ты одет?

– Как был, когда ложился.

– Тебе не холодно?

Тут Бен заметил, что дрожит.

– Пожалуй.

– Ты ел?

Он понял, что ужасно голоден, но еще прежде, чем понять, сказал:

– Я умираю с голоду!

– А у меня еще рагу осталось, – Фонтанна улыбнулась в телефон. Она представила себе, как бы она на месте Бена обрадовалась при таком известии.

– Бегу к тебе! – повторил Бен, именно так и радуясь, и повесил трубку.

Поспешно одеваясь, Бен сообразил, что целый месяц не курил. Он порылся в карманах, нашел сигарету и, закуривая, пробормотал:

– Недаром говорят, первая, как проснешься, самая лучшая…

* * *

На непостоянном расстоянии от тех мест отставной почтальон по праву не погиб от холода, проснувшись, будто кто его толкнул, на скамье-качалке у себя на террасе.

Он сел и долго созерцал свой сад – густые джунгли во власти злой зимы и запустенья. И по лицу его струились слезы.

Ковбой все утро просидел на качалке, глядя на замерзший сад, и проплакал. Он плакал не спеша, спокойно, пока не вытекли все слезы и не выплакалась горечь о былой любви.

А после встал и в глубоком раздумье направился в дом.

Там он надел просторное пальто и, уйдя еще глубже в раздумье, приготовил себе плотный завтрак из всего, что нашлось под рукой.

Забившись глубже некуда в раздумье, он вышел завтракать в саду.

И наконец, решившись, встал и ринулся за инструментами.

– Ну, хватит! – крикнул он, врубаясь в заросли крапивы.

* * *

Бен, все еще дрожа, с сигаретой в зубах, шел по пустынной улице и вдруг увидел: навстречу по другому тротуару шла Фонтанна.

Шла в облачке пара, так быстро, как могла идти, держа в руках кипящую кастрюльку. А в зубах – деревянную ложку.

Они остановились друг напротив друга и бросились навстречу через улицу.

Бен снял крышку с кастрюльки, схватил большую ложку и жадно принялся уписывать рагу, глазами же он пожирал Фонтанну. Фонтаннин рот, едва избавившись от ложки, расплылся до ушей.

И так они стояли среди улицы, окутанные паром, Бен с деревянной ложкой, Фонтанна с солнечной улыбкой.

Стояли и стояли среди улицы, окутанные паром.

Но вот кастрюлька выпала из рук Фонтанны, а Бен швырнул подальше ложку.

И они бросились в объятия друг друга и сжали их так сильно, что, продавившись друг сквозь друга, очутились стоящими спиной к спине.

На секунду они растерялись.

Потом повернулись.

И горячо поцеловались.

Пока Фонтанна с Беном обнимались, через улицу метнулась тень, схватила ложку и кастрюлю и исчезла.

В кастрюле оставалось еще порядочно рагу – бомж не поверил собственным глазам, когда увидел, что она упала.

Бен с Фонтанной замерзли и пошли быстрым шагом. Пошли куда глаза глядят, сияя и стуча зубами.

Фонтанна потянула Бена за руку и припустила еще быстрей.

– Я была птицей, – тараторила она, вся дрожа, – кружила в воздухе и приземлилась на твою ладонь. Ты побежал – я стала ланью и поскакала рядом. Мы добежали до моря и прыгнули в воду – я обернулась тюленем. Мы вместе плыли под водой и доплыли до острова, а там был лес. Я превратилась в обезьянку-бонобо, ты тоже, и мы резвились, лопали бананы и то и дело боноболюбились.

Фонтанна была до смерти рада, что закруглилась так споро, а Бен, которому столько раз уже доводилось умирать со скуки, выслушивая чужие сны, на этот раз, наоборот, почувствовал себя как никогда живым. Он вырвался вперед и сам теперь тащил Фонтанну.

– Я, – начал он, – везде искал тебя, но не нашел. Был в Гонолулу, на Аляске, в Патагонии – там о тебе и не слыхали. Обшарил всю Монголию – впустую, исколесил всю Африку – без толку, объехал вокруг света – видел все, но только не тебя. Тогда я устремился в космос. Юпитер, Марс, Сатурн и прочие планеты – но и там тоже тебя нету. И наконец я догадался: ты осталась тут. И я решил вернуться и проснуться.

Теперь они почти бежали. Холодный ветер бил в лицо, они продрогли до костей, они совсем заледенели, но храбро продвигались к цели. Нет-нет на бегу улыбнутся друг другу – и шпарят опять во всю прыть.

И вот впереди замаячил их дом. Фонтанна и Бен понеслись, как на крыльях.

Дом понял, что его не бросили, и широко раскрыл им двери. Бен и Фонтанна в них влетели.

– Три секунды! – сказала Фонтанна.

– Побит рекорд! – воскликнул Бен.

Они разделись, улеглись в постель и загляделись…

На старт… за дело… финиш… вновь за дело…

Так ночь, и две, и три – и им не надоело.

– Три дня! – воскликнул Бен.

– Побит рекорд! – добавила Фонтанна.

Бен смотрел на Фонтанну, она – на него. Она лицом к стене, он – к краю, но все равно, не зная сами как, не отрываясь, любовались.

Закрыв глаза, спиной друг к другу – им не мешало ничего: Бен смотрел на Фонтанну, она – на него.

Они вздохнули и уснули.

* * *

Проснувшись как-то утром, они заметили, что в доме все переменилось.

Спальня стала точно такой, как им мечталось: большой, овальной, со множеством дверей, без лишней мебели, а на полу валялось множество вещей. Бен и Фонтанна сразу же признали их своими. Солнечно-желтые, веселые, игривые стены были точно такие, как их настроенье в то утро: игривое и веселое.

Фонтанна встала и прошлась по комнате. Ей вдруг почему-то представилась просторная кухня в синих тонах, большой круглый стол перед окном, а на столе гора фруктов. Она толкнула дверь – просторная кухня в синих тонах лежала перед ней, гору фруктов на круглом столе венчал персик. Фонтанна взяла его, надкусила и подошла к широкому окну, откуда лился свет.

За это время встал и Бен. Ему подумалось, какую музыку он бы хотел послушать нынешним погожим утром, попивая кофе на балконе. Он открыл застекленную дверь на балкон, увидел на полу CD-проигрыватель и чашку кофе. Бен тоже опустился на пол, хлебнул из чашки, и тут же заиграла музыка, – та, о которой он подумал.

Бен заметил с балкона Фонтанну – она, смеясь, глядела на него в кухонное окно.

– Где это мы? – крикнул он.

– Не знаю… Дома! – ответила Фонтанна.

Бен и Фонтанна стали напряженно думать и думали, пока у них не разболелась голова. Тогда они вернулись в спальню, которая меж тем приобрела туманный вид и пеструю окраску, под стать их раскаленным мозгам.

Собравшись с мыслями, они сознательно подумали о чем-то, толкнули двери и обнаружили за ними пустоту. Досадно, но они легко переключились на другие двери и открыли их, на этот раз не думая, что думают.

Фонтанна очутилась в гигантской ванной комнате с бассейном. Она разделась и нырнула.

Вода была как раз такой, как ей хотелось: совсем холодной. Фонтанна долго плавала и стала замерзать – вода тотчас же потеплела.

Идеальное купание.

А Бен попал в уютную темную комнатку с мягкими креслами. Он сел, и тут же начался его любимый фильм.

Правда, ему не нравился конец, когда двое героев, против которых ополчился этот мир, вынуждены друг друга убить.

Но не успел он заслонить глаза рукой, чтобы не видеть этого финала, как увидал другой: друзья, обнявшись, весело уходят в мир иной.

* * *

Довольные, они вернулись в спальню и недоверчиво переглянулись.

– Где ты была?

– А что? В бассейне. А ты где был?

– А я… в кино.

– И что ты видел?

– Фильм, конечно. А ты?

– Конечно, воду. И так много…

Они сели на пол и постарались ни о чем не думать.

– Что будем делать? – спросил Бен.

– Да не знаю! – Фонтанна засмеялась. – Попробуем открыть еще одну вдвоем?

– Давай.

Они взялись за руки и подошли к одной из дверей. Совсем не думая о том, что в животах у них бурчит от голода, они ее открыли.

И в тот же миг вошли в хлебно-колбасно-мясо-рыбный магазин с набитыми разнообразной снедью полками под потолок и столиком на две персоны посредине.

Они заахали и стали выбирать еду по вкусу.

Фонтанна протянула руку к связке сосисок, как вдруг они затрепетали. Она решила, что нечаянно толкнула связку, но тут над ней возникла голова кота.

– Рагуша! – взвизгнула Фонтанна.

– А он в приличной форме, – заметил Бен.

Кот между тем, прикончив кусок кровяной колбасы, нацелился на паштет.

– Не понимаю, – удивилась Фонтанна. – Ведь здесь столько рыбы!

Набрав, чего душе угодно, они устроились за столиком.

– По-моему, об этом лучше не трепаться, – шепнула Фонтанна.

– О чем? – в полный голос спросил Бен.

– Да обо всем об этом! – прошипела она и зыркнула глазами во все стороны, намекая на скрытые микрофоны.

– A-а, ясно! – перешел на шепот Бен и громким голосом, для микрофончиков, прибавил: – М-м-м! Вкуснота!

Больше за весь обед они не вымолвили ни слова. Но чем дольше молчали, тем внятней молча говорили.

– Я проплыла под водой от борта до борта целых пятьдесят раз, – сказала про себя Фонтанна.

– Врешь! – подумал Бен.

– Когда захочу, я могу стать амфибией, – транслировала Фонтанна.

– Ага! – помыслил Бен. – А я – невидимкой.

– Вот я бы отдохнула от тебя! – подумала Фонтанна.

– Ах, так? – послал флюиды Бен.

И он исчез, предоставив Фонтанне созерцать пустой стул.

– Нет-нет! – вскричала мысленно она. – Вернись!

И Бен вернулся.

* * *

Наевшись досыта, Бен и Фонтанна закончили беззвучную беседу.

Они вернулись в спальню и тотчас превратили ее в маленький гарем. Нарядились в пышные восточные одежды, которые тут же очутились под рукой. Фонтанна закрепила в пупке бриллиант, Бен сел на пуф перед кальяном, Рагуша прыгнул к нему на колени. И Фонтанна блистательно исполнила перед ними танец живота.

Долго оставаться зрителем Бен не смог. Он скинул Рагушу с колен, схватил танцовщицу и повалил на персидский ковер.

Фонтанна продолжала танец до тех пор, пока в глазах у них обоих не заплясали мелкие бриллиантики.

Они почувствовали: время снова стало сладостно-тягучим и замедлилось, но думать об этом не стали.

Опять толкнули дверь и очутились в коктейль-баре. Фонтанна облокотилась на стойку.

Наплевав на прослушку, они дурачились вслух.

– Молодой человек! – окликнула Бена Фонтанна.

– Мадемуазель? – отозвался он, обеими руками тряся бутылки.

– Один коктейль-мечту… и льда, пожалуйста, побольше.

– Сию минуту!

– И еще один для вас.

– Благодарю!

– Давно вы тут работаете?

– Минуты полторы.

– О! Как мне повезло!

– Повезло? Почему?

– Вы страшно сексапильны.

– С клиентками не сплю.

– Я ваша новая хозяйка.

– С каких же это пор?

– Уж полминуты.

– А, ну тогда другое дело.

Бен перегнулся через стойку и поцеловал Фонтанну.

Они чокнулись и выпили коктейль в благоговейной тишине.

– Мечта! – воскликнула Фонтанна.

– Правда? – спросил Бен для порядка, он точно знал, что это правда.

– Ну да. Пробирает до дрожи.

От коктейля мечты их здорово развезло, из бара они вышли, опираясь друг на друга. Не глядя, проскочили спальню, открыли дверь, в которую еще ни разу не входили, и очутились тоже в спальне, в другой, совсем обыкновенной, где ничего, кроме кровати, не было. Они решили, что фантазия у них иссякла или ее ослабил хмель (что странно!), и вытянулись на кровати.

Но очень скоро, едва успев раздеться, поняли, что это далеко не так.

* * *

– Ой, что это! – воскликнул Бен, кладя ладонь Фонтанне между ног.

– Не может быть! – воскликнула Фонтанна, погладив Бену пах.

Потрясенные, оба ощупывали анатомические аномалии.

Потом потрогали себя и изумились еще больше.

Фонтанна долго изучала свое тело. И убедилась: то, что появилось у нее, – не Бенов член (как она подумала сначала), а ее собственный, такой, какой она должна была иметь, будь она мужчиной. Аналогичное наблюдение сделал и Бен.

У Бена надувались груди, Фонтанна поиграла мышцами.

– Ух, черт! Я женщина! – ужаснулся Бен.

– О боже! У меня встает! – простонала Фонтанна.

Бен находил, что его груди маловаты. Действительно, они уступали в объеме прежним грудям Фонтанны, но ей самой пришлись по вкусу. Она ласкала их, брала их в рот едва не целиком, тогда и Бену они стали нравиться.

Новые возможности будоражили воображение любовников.

Набравшись смелости, они принялись их осваивать.

Лицом к лицу, глаза в глаза, восхищаясь все больше.

Фонтанна сверху, Бен внизу. У них захватывало дух от того, что он или она испытывали сами и что, как они знали, испытывал другой.

Выдерживать такой напор эмоций долго было невозможно, они завопили как сумасшедшие, и разрыдались.

– Как хорошо… – прошептал Фонтанна.

– Немыслимо! – ответила Бен.

И только когда буря стихла, им стало безумно смешно.

* * *

Вскоре Бен и Фонтанна снова стали самими собой, хоть, собственно, и не переставали. Они устало добрели до новой двери, открыли ее и вошли в комнатку с двухэтажной кроваткой.

Они взглянули друг на друга и залились веселым детским смехом.

Бен залез на верхнюю кровать, Фонтанна легла на нижнюю, и оба заснули крепким сном.

* * *

Посреди ночи Бен проснулся – его кусал за пятки кот.

– Рагуша, брысь! – пробормотал он сквозь сон.

– Это же я! – ответил кот.

Сон мгновенно слетел.

– Что?!

– Это я! – повторила Фонтанна.

Кот перелез к Бену на грудь, Бен стал ласкать его, опять закрыл глаза. Фонтанна млела под его рукой.

– Приятно… – промурлыкала она.

Но скоро Бен открыл глаза и соскочил с кровати с котом на руках.

– Куда пойдем? – спросила Фонтанна.

– Попробуем придумать что-нибудь получше, – ответил Бен.

Они вышли в свою первую спальню, Фонтанна стала человеком, и они толкнули новую дверь.

Пол превратился в лед.

Четвероногие Бен и Фонтанна стояли на льду.

Они оглядели друг друга и зарычали от удовольствия.

Бен поднял лапищу, обнял Фонтанну, и они заскользили по льдине.

Двое белых медведей были в полном восторге, вот только спать еще хотелось.

– Ты не замерзла? – спросил медведь Бен.

– Нет, у меня же шкура, – ответила медведица Фонтанна.

– Ты бесподобна!

– Это ты красавец!

Они, свернувшись, улеглись на льдину, закрыли морды лапами и погрузились в сон.

* * *

На следующий день они сидели голышом на одинаковых толчках в тропической оранжерее и листали комиксы. Как вдруг Фонтанна натолкнулась на приключения ковбоев и взволнованно сказала:

– Как бы нам опять не выпасть из жизни на целый год!

– Черт, а ведь правда! – согласился Бен.

Оба вскочили, спустили за собою воду и вышли из теплицы.

Пол в длинной спальне был песчаный. Бен и Фонтанна схватили в охапку одежду, которая лежала на кровати из кувшинок, плававшей в оазисном пруду, одели друг друга и вышли из дома.

* * *

Стояла весна.

Как ни приятно было гулять, не выходя из дома, Бен и Фонтанна были рады снова очутиться в городе, с его безлюдными улицами. Место высадки было им незнакомо. Они обернулись и бросили взгляд на свой Дом, тот самый заброшенный дом. Снаружи он выглядел таким же, как прежде, хотя, уж верно, немало побродил. Махнув ему рукой, они отправились на поиски Ковбоя.

– Уже весна, – обеспокоенно сказал Бен.

– Но в случае чего ведь он бы нас нашел.

– А может, он еще и не проснулся, – подумал Бен. Он вспомнил, как они проспали месяц.

– Ну да, – подумала Фонтанна. – Он мог впасть в спячку.

До самого вечера Бен и Фонтанна ходили по городу.

И чем больше ходили, тем сильнее скучали по другу и жаждали его увидеть.

Откуда им было знать, что Ковбой проснулся в тот же день, что и они, но остаток зимы проработал в саду, чтобы к весне он был в порядке.

В саду

Уже стемнело, когда они вышли на дорогу, ведущую к дому Ковбоя, и издали увидели разноцветные огни и огоньки.

Ковбой вынес из дома в сад все светильники. Обложенный инвентарем, он сидел на земле под торшером из гостиной, перед кустом рододендрона и листал толстенную книгу по садоводству. Вдруг что-то в небе привлекло его взгляд.

– Смотри-ка… к нам движется звезда, – сказал он рододендрону.

Бен и Фонтанна бесшумно вошли в сад Ковбоя, прошли под ивой, на ветвях которой сияла допотопная стеклянная люстра, миновали аллею лавров, украшенных мигающими гирляндами, обогнули мимозу, со всех сторон которой горели свечи, подошли к торшеру и наконец увидели Ковбоя.

– Господи боже! – ахнул Бен, увидев погруженного в чтение друга. – Господи боже! – ахнул он еще раз, посмотрев по сторонам и оценив его работу.

Отставной почтальон и новоявленный садовник поднял глаза и гордо улыбнулся:

– Я все тут за зиму перекопал! Правда, и сил после месяца спячки – тридцать три дня и ночи, если не ошибаюсь – накопилось изрядно.

– И ты до сих пор не устал? – спросил Бен, поглядывая на огромную кучу веток, листьев и сорняков.

– Устал порядком и лег в постель вот с этой книжкой. Но вдруг наткнулся на главу о ночном садоводстве – с ума сойти, как здорово! Я и забыл про эти вещи! Нет, вы только послушайте!

И Ковбой стал читать проникновенным, мягким голосом, что было для него не очень трудно, поскольку именно таким он обладал от природы:

– Вопреки расхожему мнению, ночью растения весьма активны. Они расслабляются, ведут себя непринужденно, общаются между собой свободнее, чем днем. Это самое подходящее время для внимательного садовода, чтобы тихонечко пройтись по саду и услышать о радостях и горестях питомцев. Так он узнает, пошли ли впрок его дневные хлопоты, чего боятся и чего хотят растения. А если он не слишком устал, то сможет тотчас же помочь им. Растение, за которым садовник ухаживает по ночам, станет ему другом на всю жизнь.

Кто никогда не подрезал розовый куст при лунном свете, тот ничего о нем не знает, кто не прореживал маки в ночной тиши, тому не понять душу мака, и кто не сажал лилии под звездным небом, тот не сажал их никогда.

Растениям, как людям, одиноко по ночам. Кое-кто говорит, что им скучно, но это не так. Они просто становятся более хрупкими и уязвимыми – вот почему вредители предпочитают нападать на них ночами. Но в то же время и более доверчивыми и открытыми – вот почему хорошим садоводам рекомендуется всегда работать по ночам.

Ковбой захлопнул книгу и сказал:

– Вот я и решил стать хорошим садоводом.

Друзья переглянулись.

– Чур, я берусь за розы! – вызвалась Фонтанна.

Ковбой ей улыбнулся.

– А ты? – спросил он Бена. – Мне кажется, я слышу, как тебя зовут вот эти маки.

– Ты думаешь, я справлюсь?

Но ни друг, ни подруга не приняли вопрос всерьез. Бен вздохнул и решился:

– Ну, ладно. Только покажи, которые тут маки.

Сказано – сделано, проработали они всю ночь.

А на заре, обессилев, улеглись треугольником – каждый лег на бок – вокруг очень хилого молодого дубка, поставив около ствола настольную лампу. Дубок, ростом чуть-чуть выше лампы, каким-то чудом не зачах, хотя все годы чуть дышал, заброшенный и одинокий, но и сейчас у него было не так уж много шансов выжить.

Друзья по очереди разговаривали с ним, поили его и кормили.

– Держись, дубок! – подбадривал его Ковбой. – Я здесь, и я тебя не брошу.

– Не бойся, маленький, – шептала Фонтанна, – ты вырастешь большим, здоровым, и дети будут водить хороводы вокруг твоего ствола.

Когда же пришел черед Бена, друзья, привыкшие, что он раскачивается очень долго, ждали-ждали, пока не услышали храп.

– Спокойной ночи! – сказала Фонтанна дубку и закрыла глаза.

– До завтра, дубок! – попрощался Ковбой и заснул.

Уже занимался восход, померк свет лампы. Деревцо посмотрело на каждого из людей, слабо пошевелило листочками и тоже уснуло.

* * *

За следующие дни, вернее ночи, они стали заправскими садовниками.

Хоть доброй воли у них было предостаточно, но дело оказалось трудным да и долгим. Всю ночь они трудились, говорили мало, ели наспех, совсем не пили, а днем старались отоспаться. А разговаривали в основном с растениями: хвалили, ободряли, утешали. Говорили без устали, без передышки, с надеждой.

Раз в ночь все трое собирались у крошки-дубка, возились с ним, расспрашивали, как дела. Другие растения, благодарные им за уход, тоже стали заботиться о дубочке, оберегали, давали советы. Когда палило солнце, соседний клен вытягивал ветви, чтобы малыш оказался в тени. Когда не хватало воды, бук, сохранивший влагу с прошлого дождя, стряхивал на него последние капли. Нарциссы развлекали его танцами, рододендрон бранил, если он возбуждался сверх меры.

Мало-помалу Бен, Ковбой и Фонтанна вернули саду его прежний вид и обеспечили будущий, внеся кое-какие изменения. Убрали урну из-под почтового ящика, а на ее месте разбили клумбу с тюльпанами. «Все равно писем больше не носят», – сказал Ковбой. Решили упразднить огород, а овощи рассадить по всему саду. Так помидоры появились среди лилий, баклажаны стали зреть между тюльпанов. А вокруг маленького дубка зазеленел салат.

Он чувствовал себя гораздо лучше. Благодаря заботам трех садовников и деревьев-соседей он оклемался и окреп настолько, что выпустил две симметричных ветки.

Увы, все знали, что сил у него хватит только на одну. Ковбой пытался ему это объяснить, об этом же твердили клен и бук, но маленький дубок не понимал, как обуздать свой рост. Оставалось одно: удалить одну ветку.

Вот как-то утром друзья пришли к дубку втроем. Ковбой держал секатор. Он протянул его над порослью салата, но вдруг отпрянул и уселся на траву.

– Ты что? – спросила Фонтанна.

– Не знаю, какую отрезать, – придумал на ходу Ковбой.

Бен и Фонтанна тоже сели.

Ковбой, конечно, врал. Какую выбрать, не имело ни малейшего значения, лишь бы одну из двух отрезать. Но у него на это не хватало духу.

Желание делать добро, когда-то послужившее толчком для всей почтовой эпопеи, переродилось у него в панический страх причинить зло. Удалить одну ветку – значило спасти жизнь дубку, но Ковбой ужасно мучился: вдруг что-то сделает не так, вдруг поранит деревцо!

Бен, тот был просто не способен взять секатор в руки. При одной этой мысли он уже чуть не плакал.

Ну, а Фонтанна в самом деле не знала, которую ветку отрезать.

Так они и сидели, не зная, что делать. Дубок, которому хотелось жить, не понимал, чего они там тянут, и ждал, чтоб кто-нибудь скорее сделал то, что надо.

Но всех троих как будто парализовало.

– Могу я помогать вам? – раздался рядом чей-то голос.

Ковбой узнал Луиса, садовника-португальца, и встал с ним поздороваться.

Луис был великим садоводом. И хорошо знал Ковбоя, поскольку много лет уговаривал его поручить свой сад заботам профессионала, то есть его же, Луиса, заботам. Ковбою и хотелось согласиться, но что-то каждый раз мешало.

А потом Луис понял, что если саду суждено воскреснуть, то только при условии, что сам Ковбой займется им. И как великий садовод смирился с этим и напрашиваться перестал. Правда, время от времени он все же заходил к Ковбою и повторял вопрос, но теперь уже скорее в шутку.

– Все еще нет? – кричал он с улицы.

– И не мечтай! – отзывался из сада Ковбой.

С тех пор как Ковбой решился наконец взяться за сад, Луис несколько раз заходил, но днем, когда трое работников спали. Он не был посвящен в чудесное ночное садоводство и даже полагал, что у Ковбоя «все не дома», но видел результаты их работы и иногда задерживался кое-что подправить.

Вот почему, застав в то утро всю троицу сидящей рядом с деревцом, Луис остановился. Он пригляделся и почувствовал, что что-то не в порядке. И предложил помочь, на этот раз без шуток.

– Могу я помогать вам? – крикнул он.

Ковбой с улыбкой подошел к Луису, протянул ему руку:

– Заходи, Луис, посмотри-ка на сад.

Португалец притворился удивленным, хотя на самом деле знал тут каждый уголок.

– Ого! Какой работ! – сказал он и присвистнул.

– У нас тут кое-что не ладится, – признался Ковбой и показал на маленький дубок.

Луис кивнул Фонтанне с Беном, склонился над дубком, погладил обе ветки, потом взял у Ковбоя секатор и отхватил одну из них.

Друзья смотрели на него благоговейно.

– В чем дело? – удивился величайший садовод.

– Нет… ничего, – сказал Ковбой.

Они испытывали облегчение и восторг.

– Бывают, – пояснил Луис, – такие случаи, что нужно обрезати.

И он ушел.

* * *

Спать друзья не пошли, а провели весь день за мелкими доделками. Под вечер все было завершено – ура, успех, победа!

Событие решили ознаменовать ночным костром из кучи веток, но только под конец, а для начала сели около нее, чтоб хорошенько выпить по такому случаю. Бен приготовил торжественную речь, которую решился произнести после нескольких рюмок.

– О старые ветки! – начал он и бросил зажженный жгут на обильно политую кучу. Тотчас взметнулось, загудело пламя, так что дальнейших слов никто не слышал.

Целых полчаса Фонтанна и Ковбой смотрели речь Бена, обращенную к веткам. Их взгляд приковывали огненные отблески, что устрашающе плясали на его лице. Он драматически размахивал руками, а иногда, казалось, хохотал. Наконец на щеках его выступили капли пота, друзья же приняли их за слезы и разрыдались вместе с ним. Бен бросился к ним.

– Что с вами? – спросил он.

– Это так грустно! – всхлипнула Фонтанна.

– Но это было самое смешное место! – возразил Бен.

– Смешное, конечно, но и грустное тоже, – вывернулся Ковбой.

– Ну, ладно… Так я продолжаю?

– Валяй, – непросохшим голосом сказала Фонтанна. – Заканчивай.

И Бен, не отходя от них, завершил свою речь, урезанную ввиду чувствительности аудитории:

– Итак, почтеннейшие ветки, боюсь, не создалось ли у вас явственное впечатление того, что вы горите, но это впечатление, поверьте, ложно, вы вовсе не горите.

Бен замолчал и бросил взгляд на Ковбоя с Фонтанной – они улыбались.

Ложное впечатление веток становилось все более явственным. Друзья любовались костром и продолжали возлияния.

Напившись вдрызг, они уснули в возрожденном их трудом саду.

И снова Ковбою приснилась сказочная красавица. Он уже в прошлый раз отчаялся написать ей письмо и понял, что никогда во сне ему и не удастся это сделать. Поэтому сейчас, когда его вновь ослепила ее улыбка, огорчило ее одиночество, он просто черкнул на листке: «Мой дом – твой дом», запечатал записку в конверт и послал ее во сне по почте.

Бен и Фонтанна спали без снов. А проснувшись, взглянули друг другу в глаза. Но Бену взгляда было мало, он опустился ниже и зарылся головой под юбку. Фонтанна, прижав к себе его голову, глядела широко раскрытыми глазами в небо. Очень скоро она увидела свою звезду и больше от нее не отрывалась. Она вцепилась Бену в волосы и полетела.