Текст книги "Полет бабочек"

Автор книги: Рейчел Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Наверху Софи помогает Агате снять с себя верхнюю одежду и дает ей халат, после чего спускается вниз, чтобы найти Мэри – та смотрит на хозяйку с любопытством, получая узел с мокрой одеждой.

– Разведи, пожалуйста, в камине огонь, Мэри, и проследи, чтобы эти вещи высохли.

Софи теперь само воплощение спешной деловитости, даже головная боль отступила.

– Ну и как идут дела сама знаешь у кого? – спрашивает Агата, когда Софи возвращается. Она сидит на кровати Софи и сушит полотенцем волосы. – Ты выяснила, в чем заключена его тайна?

Софи подносит палец к губам и закрывает дверь, прежде проверив, не пробивается ли свет из-под двери в комнате Томаса. В коридоре темно.

– Нет, – отвечает она, снова поворачиваясь к Агате. – То есть, наверное, да.

Агата сидит, выпрямившись, ее глаза горят.

– Неужели?

Софи присаживается на кровать рядом с ней.

– Я сделала так, как ты предложила. Произвела кое-какие раскопки. Просмотрела его вещи. Во-первых, я нашла это.

Она тянется к своему комоду, куда поставила коробочку с голубой бабочкой.

– Какая роскошная, – выдыхает Агата. – И необычная! Где бы мне такую взять? У него есть еще?

– Ну, у него их еще ящики и ящики, если ты об этом.

– Правда же, отлично будет смотреться на шляпке, Софи? Как думаешь?

Она подносит бабочку к своим волосам, и Софи выхватывает ее, внезапно приревновав.

Агата замолкает, словно подавившись собственным вздохом. Софи не жалеет о том, что сделала. Какая она сегодня раздражительная.

– Ну ладно, – говорит Агата. – Прости. Я просто хотела сказать, что она будет хорошо смотреться. Интересно, продаст он мне одну для шляпки?

– Они очень хрупкие, – ворчит Софи. – Такую сорвет ветром, и крылья порвутся.

Разве нельзя оставить эту бабочку в покое?

– Слушай, а может, он еще что-нибудь собрал? Они ведь в этих экспедициях делают чучела птиц и животных? Какую-нибудь маленькую птичку – это было бы великолепно! С крошечным гнездом. Красивая шляпка получилась бы!

Софи все же улыбается. На Агату невозможно долго сердиться. Она гладит подругу по руке в качестве извинения, надеясь, что та все поймет. Аккуратно возвращает бабочку на место – на комод и остается сидеть спиной к Агате.

– Ты и твои шляпки, – бормочет Софи. А потом добавляет шепотом: – Но это еще не все.

– Что?

Софи глубоко вздыхает и снова усаживается на кровать.

– Я читала его записи.

– Не может быть! – Агата наклоняется вперед и начинает потирать руки. – Что в них?

Софи не уверена, что ей хочется Делиться. Но Агата с таким нетерпением смотрит на нее. И скорее всего, поговорить об этом будет полезно.

– В основном он писал о бабочке, которую мечтал найти. О повседневных делах, впрочем, изрядное количество такого, о чем он не рассказывал мне в письмах. Например, о том, каким опасностям подвергался. Об огненных муравьях, ягуарах, пираньях!

Она тихо смеется, поскольку вид у Агаты совершенно увлеченный.

– Я подозреваю, он не хотел, чтобы я тревожилась. А еще там были рисунки – тех бабочек, которых он поймал. Вначале он рисовал довольно примитивно, но вскоре стал просто профессионалом. Я была удивлена.

Она замолчала, чтобы перевести дыхание. Просто потянуть время, это же ясно.

– Среди них попалось несколько рисунков с изображением бабочки, которую он хотел поймать: у нее крылья с одной стороны желтые, с другой – черные. Бабочка с раздвоенным хвостом, слышала о ней?

Агата восторженно кивает.

– Значит, он все же поймал ее?

– Я тоже так подумала вначале, но в записях об этом нет ни слова… впрочем, в тех, которые я читала. Мне кажется, он был просто одержим ею, вот и рисовал ее снова и снова, как ненормальный.

– И это все? Все, что ты обнаружила? Ну, выкладывай.

– Думаю, у него была женщина.

Агата резко отшатывается. «Женщина!» – читается в ее больших глазах. Какая она все-таки красивая. Черные глаза в сочетании с белой кожей изумительны, крепкие зубы покусывают нижнюю губу – полные губы у нее всегда гладкие и красные. Это цыганская кровь.

– Ты хочешь сказать…

Похоже, Агата не смеет произнести вслух эти слова, но Софи понимает, что она имеет в виду.

– У меня нет определенности. Как бы там ни было, в записях нет прямого указания на это, но я так поняла.

Рот у нее кривится и наполняется слюной.

– Только не Томас! – говорит Агата. – Он ведь так любит тебя!

Софи больше не может говорить. Слезы просятся наружу.

– Софи, дорогая… – Агата кладет руку ей на плечо. – Такие вещи случаются. Ты не должна винить себя.

– Вот еще, – вырывается у Софи. – Я его выгоню! И ее!

Она смахивает слезу и успокаивается.

– Ну и что ты собираешься делать?

Не рассказать ли о внезапном порыве увидеться с капитаном Фейлом? Что толкнуло ее на это? Стремление отомстить? Сейчас ей трудно представить, что творилось в ее мозгу накануне: тогда она двигалась как во сне – бесчувственная, с пустой головой, – и теперь события вчерашнего вечера кажутся неясными, словно она пытается вспомнить то, что случилось с кем-то другим. Слава богу, капитан не впустил ее в дом, хотя она и не способна на что-то действительно дурное. Наверное, ей просто захотелось проверить себя.

– Даже не знаю. Может, поэтому он не разговаривает?

Агата хмыкает.

– Вряд ли. Мужчины постоянно поступают так со своими женами. Не похоже, чтобы кто-то терял из-за этого сон, и уж тем более голос. Этим можно было бы объяснить, почему он не решается смотреть тебе в глаза, но он же ни с кем не говорит. И в постели лежит целыми днями. Куда делась его страстность? Он совсем бесчувственный.

Софи отворачивается, ей неловко слышать, как Агата рассуждает о страстности ее мужа. Иногда она бывает вульгарной.

– Продолжай читать.

– Фу, – говорит Софи. – Не получится. Во всяком случае – пока.

– Софи… – Агата хватает ее за руку. – Посмотри на меня. Нет, ты посмотри. Он любит тебя. Взгляни на это.

Она встает и берет бабочку с комода, где Софи ее оставила.

– Это же доказательство. И надежда. Можешь ненавидеть его за то, что он сделал, или же продолжать свои поиски и выяснить, что с ним произошло. Понимаю, это трудно, но ты по крайней мере узнала, что он живой человек… А теперь, когда это вылезло наружу, тебе просто придется жить с этим.

Она нрава, конечно. Агата часто бывает нрава, даже если Софи не сразу соглашается с ней.

– Но мне не надо больше ничего выяснять. Хватит и того, что уже узнала. Что, если… что, если будет еще хуже?

– Ах, ну да, конечно. Этот мир совсем не такой, каким ты его представляла, ведь так?

Софи качает головой, такая несчастная, что Агата приобнимает ее за плечи. Ее рука слегка дрожит – должно быть, ей холодно сидеть так, в сыром нижнем белье, а халат, наброшенный сверху, совсем не греет.

– Может, ты пойдешь и заберешь журналы? – мягко предлагает Агата, – Мы вместе их посмотрим. Я буду рядом с тобой.

Софи почему-то слушается ее беспрекословно – встает и с явным удовольствием двигается в сторону двери; а затем в коридор. В комнате мужа тихо, ни звука. Она приоткрывает дверь. Томас лежит на боку, и она вздрагивает, увидев, что он смотрит прямо на нее. Она ждала, что он будет спать, как обычно. Наверное, ему не спится из-за дождя, который стучит по крыше. Или он просто не может больше спать. Должно быть, скучно лежать вот так. Надо не забыть поднять его с постели, когда закончится дождь, думает она, но обрывает себя. Откуда взялась эта мысль? Она ведь сердита на него, а сама опять беспокоится о том, что его надо развлекать, как будто он ребенок.

Она пятится, чтобы выйти, и тут замечает, что саквояжа нет на своем месте у двери.

– Сумка пропала, – сообщает она, вернувшись в свою спальню.

– Черт побери! – вырывается у Агаты, – Полагаю, он спрятал ее. Но ты ведь будешь продолжать искать, да? Обещай мне.

– Не знаю, – говорит Софи.

Она и в самом деле не знает.

На другой день Софи наблюдает за тем, как Томас одевается, стоя к ней спиной. Она понимает, что было бы вежливо с ее стороны выйти из комнаты, но ей доставляет некоторое удовольствие ставить его в неловкое положение. Раны на спине заживают – это хороший знак, а еще она сняла повязку с его руки. Следы от порезов сухие, теперь это блестящие рубцы, чувствительные к прикосновению – он морщится, когда она проводит по ним пальцем, – но все затянулось.

Они спускаются по холму через сад в город. Она слегка держит его под руку – для виду, – но, будь у нее желание, она бы раздавила эту кость, свернула бы эту тощую шею, и никто бы ничего не узнал. Софи сходит с тропинки ненадолго – почва, как губка, пружинит под ногами, все еще сырая после вчерашнего дождя.

– Почему ты не распакуешь свои образцы из Бразилии?

Ее голос прорезает влажный воздух и спугивает дрозда, который тут же срывается с ветки у тропинки и улетает.

– Почему ты ничем не занимаешься? Уверена, то, что ты проводишь все дни напролет в постели, совсем не идет тебе на пользу. Уж я-то знаю.

Она отвечает ему, как будто он что-то сказал.

– Врач говорит «постельный режим», но ведь толку никакого, правда, дорогой? Ты же хочешь, чтобы тебе стало лучше?

Она останавливается и отпускает его. Он прижимает свою руку к себе, поддерживая другой рукой и поглаживая, словно она сделала ему больно. Неужели она держала его чересчур крепко? Его косточки стали такими хрупкими в последнее время. Она снова берет его под руку, на этот раз нежно, и они идут дальше.

На лужайке проходит игра в крикет – люди в белом стоят на поле, почесываясь, в ожидании своей очереди ударить по красному мячу. Она так и не усвоила правил игры. Томас играл в нее, когда учился в школе, но особого интереса к ней не проявлял. Словно в доказательство этому, он продолжает идти, даже не глядя в сторону играющих. Впрочем, он теперь ничем не интересуется, даже своими драгоценными бабочками. Наверное, думает о ней. Софи тут же пресекает эту мысль. Иначе можно сойти с ума.

Ричмонд – город, в котором кипит жизнь. По выходным к его населению добавляются жители Лондона, которые выезжают за город летом, чтобы посетить Ричмонд-парк и покататься на лодках. Даже в будние дни повсюду на реке и под мостом курсируют гребные шлюпки – влюбленные парочки скользят руками по воде, команды мальчиков соревнуются группами. Если после сегодняшней прогулки ему станет лучше, в следующий раз она поведет его в Кью. У него там друг… как его звали? Питер какой-то. Кроули, да, именно. Она вспоминает, как его зовут, потому что это имя вызывает в воображении образ кролика из книжки, которую она читала в детстве, и всякий раз, когда Томас говорил о нем, она представляла себе это пушистое существо. Ей почему-то кажется, что он должен внешне походить на кролика – вытянутые уши, грустные глаза или, по крайней мере, усы и, конечно, шляпа. Наверное, надо написать Питеру: может, то, что нужно Томасу, – это знакомое лицо друга.

До сих пор они не встретили никого из знакомых; Софи очень, рада тому, что они живут в довольно крупном городе. Может, ей надо было сказать всем, что Томас болен, – она даже не представляет, что будет делать, когда кто-то из знакомых захочет остановиться и поприветствовать его, а он промолчит, как рыба. Как это будет неловко! А с другой стороны, может, это выведет сознание Томаса из замутненного состояния.

Томас остается стоять на улице у магазина мануфактурных товаров, пока она заходит внутрь, чтобы купить ткань для нового платья – она решила побаловать себя.

– Миссис Эдгар! – кричит Молли Сайкс, безвкусно одетая в нечто красно-синее, с огрубевшими руками и обломанными ногтями, – Целую вечность не видели вас в наших краях. Это что, мистер Эдгар стоит снаружи? Неужто вернулся из своего путешествия?

Софи закусывает губу. Началось. Миссис Сайкс – самая настырная сплетница в городе. Если рассказать ей, то слухи наводнят весь город. Но как ее остановить?

– Да, миссис Сайкс, он вернулся. Вот только…

Она подходит к прилавку и понижает голос. Ей чудится, как выросли и напряглись уши продавщиц, работающих в глубине магазина.

– Он болен. Очень болен.

– Правда? А отсюда выглядит здоровым. Что же с ним?

Пронырливая ведьма.

– Он испытал сильное потрясение. И теперь не разговаривает. Мы стараемся вести себя с ним очень спокойно.

– Не разговаривает? – вскрикивает женщина, заламывая руки и делая вид, что потрясена, но едва сдерживая взволнованную улыбку.

Наверняка к завтрашнему вечеру весь Ричмонд будет знать об этом. Господи, что она наделала?

Миссис Сайкс помогает Софи выбрать ткань – легкий муслин с крошечными васильками, а сама тем временем через стекло витрины украдкой поглядывает на Томаса. Он стоит спиной к улице и смотрит на Софи умоляющим взглядом. Миссис Сайкс машет ему ручкой, шевеля пальцами, как ребенку. Он не отвечает на этот жест, но смотрит с еще большим отчаянием, как пес, ожидающий своего хозяина.

Выйдя из магазина мануфактурных товаров и повернув за угол на Георг-стрит, Софи и Томас буквально натыкаются на капитана Фейла. Увидев их, он отшатывается, но, по всей видимости, берет себя в руки. Приподнимает шляпу.

– Миссис Эдгар. Мистер Эдгар.

Софи кивает, лицо ее вспыхивает при мысли о том, как она вела себя два дня назад. Она намерена продолжать движение, но Томас – его она держит под руку – вдруг останавливается как вкопанный. Он разглядывает капитана в упор, выдвигая нижнюю челюсть вперед, и начинает быстро и шумно дышать через нос.

Капитан Фейл, очевидно почувствовав что-то неладное, резко делает шаг в сторону, на проезжую часть, чтобы их обойти, – как раз в это время мимо них с грохотом проезжает автомобиль. Он сигналит клаксоном капитану, тот от неожиданности роняет трость. Капитан наклоняется, чтобы поднять ее, тут с него сваливается шляпа и летит в канаву, все еще сырую и грязную после недавнего дождя.

– Сэмюэль, – произносит Софи, делая шаг вперед, чтобы помочь ему.

Он берет у нее шляпу, не поднимая глаз, и как можно скорее хромает прочь. Его удаляющаяся в спешке фигура раскачивается из стороны в сторону, как механическая игрушка. На противоположном конце улицы уже собралась небольшая группа зевак, чтобы посмотреть, что за шум. Софи выпрямляет спину и берет мужа под руку. Уголки его губ трогает подобие улыбки, и ей кажется, она слышит, как он тихо смеется. А может, это громыхание проезжающего экипажа.

Мысль о том, что она могла неправильно истолковать прочитанное в журнале Томаса, все больше занимает ее. В любом случае, пока она не найдет саквояж, проверить это невозможно. Она внимательно осматривает его спальню, когда он сидит в саду, а также кабинет. Обнаруживает, что нижний ящик шкафчика Брэйди заперт на ключ, но совершенно не помнит, всегда так было или нет. Выдвигает верхний ящик и изучает его содержимое – жуков, которых он собирал в парке. Читает вслух этикетки – незнакомые слова накручиваются на язык: Stenus kiesenwetter, Anchomenus sexpunctatus (она была вместе с Томасом в тот день, когда он поймал его на краю лужи рядом с мельницей), Lamprinus saginalus и Stenus longitarsus. В звуках собственного низкого голоса ей слышится пение какого-нибудь монаха.

Краем глаза она замечает какое-то движение и, повернув голову, видит: в дверях стоит Томас и смотрит на нее.

– Я просто любовалась твоей коллекцией, – говорит она.

Он переводит взгляд на ящики рядом с ней, и рука его на дверном косяке сжимается.

– Они тут томятся без дела, Томас.

Он не сводит глаз с неровных следов на дереве, оставшихся от штыря, которым она вскрывала крышки.

– Я тут открыла пару ящиков – посмотреть, что в них, только и всего. Это очень красивые бабочки, Томас. Уверена, их можно продать по очень приличной цене. Я написала мистеру Райдвелу. Он приезжает завтра в одиннадцать утра.

Он медлит какое-то время, как будто собираясь войти, но затем отрывает взгляд от ящиков и молча отступает назад, в темный коридор. По звуку она понимает, что он шагает через две ступени.

Руки у Фрэнсиса Райдвела потеют в перчатках, когда его кеб останавливается перед двухэтажным кирпичным домом. Он уже сбросил с себя плащ и с удовольствием сделал бы то же самое со своей шляпой. Голова его взмокла, и ему приходится сдвинуть шляпу, чтобы быстро утереться носовым платком, прежде чем он встретится с миссис Эдгар.

Симпатичная маленькая горничная ведет его в гостиную, где его ждет миссис Эдгар.

– Прошу вас, не вставайте, – говорит он, когда она поднимается с места, чтобы поздороваться с ним. – Так приятно снова увидеться с вами, миссис Эдгар. Благодарю за письмо.

Сквозняк лижет его в сырую макушку, восхитительно прохладный. Ему сразу же становится ясно, зачем она к нему обратилась. Комната, в которой они сидят, уже видала виды. Пускай Эдгары, в его представлении, имеют вполне удовлетворительное денежное содержание, все же совершенно очевидно, что дополнительный доход миссис Эдгар не помешает. Есть надежда, что он сможет поспособствовать этому: первые две партии груза, присланные ему из Бразилии, принес-ли приличные деньги во время аукциона. Одни комиссионные чего стоили. Люди по-прежнему увлекаются естествознанием, пусть даже пик его расцвета пришелся на прошлый век. Такое впечатление, что на любом званом обеде, где он бывает в числе приглашенных, все присутствующие, включая дам, демонстрируют свои познания в области естественных наук – например, могут без запинки перечислить все актинии и места их распространения, а каждый состоятельный человек жаждет заполучить в свое владение самых редких и экзотических насекомых.

Ему также удалось найти издателей, готовых опубликовать любые материалы, подготовленные Эдгаром о чешуекрылых Бразилии, но при этом он постоянно думает об одном: достанется ли ему настоящая награда – отчет Эдгара о поисках бабочки, известной по слухам. Прежде всего необходимо выяснить, нашел ли он ее и привез ли с собой. У Райдвела было искушение просмотреть все ящики с образцами, когда груз прибыл в Ливерпуль вместе со своим молчаливым хозяином, но из уважения к клиенту он решил подождать, когда тот сам будет готов сообщить обо всем. Может, сейчас пришло время.

– А мистер Эдгар к нам не присоединится? – с надеждой спрашивает он.

– Он все еще очень болен, мистер Райдвел. Лежит в постели. Я сообщила ему о том, что вы приедете, и уверена – он обязательно присоединится к нам, если сможет.

– Понимаю. И он знает, что я приехал, чтобы посмотреть его коллекцию?

– Я ему говорила.

– И что настала пора продать ее?

– Думаю, да.

– А что думает ваш муж, миссис Эдгар?

Леди начинает краснеть. Она смотрит вниз, на ручку своего кресла, и принимается теребить отошедшую ткань.

– Как я могу это знать, мистер Райдвел? – Голос ее снижается до шепота в мрачной комнате. – Вы же знаете, он еще ни единого слова мне не сказал.

– Да, конечно, сударыня. Мне очень жаль.

Это все осложняет. Пока он не убедится, что сам Эдгар послал за ним, ему будет неудобно забрать что-нибудь с собой.

– Может, мы хотя бы посмотрим на них?

Ей, похоже, становится легче оттого, что их краткая беседа подошла к концу, и она встает из кресла, энергично кивая. Очень привлекательная женщина, высокая и статная. Напоминает ему его старшую дочь – та ныне благополучно замужем и живет в сельской местности. Пальцы длинные – музыкальные. Такими хорошо играть на рояле, думает он, но беглого взгляда достаточно, чтобы определить – в комнате нет рояля. В воображении возникает картинка, как она продает инструмент, чтобы выжить, пока муж ее находится далеко от дома, – это жертва, которую она вынуждена принести ради него, а теперь еще сам Райдвел, собственной персоной, стоит как пень, а ведь она на него рассчитывала. Он отбрасывает подступившее чувство вины. Что-то воображение у него разыгралось. Может, она даже не умеет играть на рояле.

Она ведет его через темный коридор к двери под лестницей.

– Это здесь, – говорит она и нажимает на ручку.

Всем телом она налегает на дверь и в удивлении оборачивается к Райделу. Вместо того чтобы податься, дверь стала препятствием между ней и тем, что находится по другую сторону, чем бы это ни было. Она еще раз пробует дверь, на этот раз зная, что она заперта, – дергает за ручку, не прислоняясь к дереву.

– Закрыта, – произносит она, как будто он может с этим что-то поделать.

– У вас есть ключ? – спрашивает он.

– Нет, – отвечает она.

Несколько секунд она смотрит на дверь, затем стучит.

– Томас? Дорогой, ты там?

Никто не отвечает – конечно же, – но откуда-то из глубины комнаты доносится шарканье и скрип дерева по дереву: кто-то двигает стул. Миссис Эдгар отступает в сторону и выжидающе смотрит на дверь, но та остается непоколебимо запертой, а тишина за ней – обжигающей.

Райдвел кашляет и переминается с ноги на ногу. Миссис. Эдгар смотрит на него с удручающим видом. Она проводит своими длинными пальцами по лицу и вздыхает – не в первый раз за последнюю неделю, в этом можно не сомневаться. Он берет ее под локоть и ведет обратно в гостиную.

– Может, нам выпить чаю? Вы даже еще не предложили мне чаю, миссис Эдгар.

Он старается придать своему голосу веселости.

– Да. – Она слабо улыбается. – Чай – это хорошо, вы правы. Простите меня. Тем более вы после долгой дороги. Как вы доехали?

– Через Рассел-сквер. Что рядом с музеем.

– Да, Рассел-сквер.

Она говорит бесцветным, механическим голосом.

Девушка приносит им чай, и они лениво беседуют о погоде. Миссис Эдгар вскользь упоминает о состоянии здоровья мужа – о том, как он пропускает церковные службы, оставаясь в постели, – и Райдвел пытается определить по ее словам, удалось ли ей разгадать тайну его молчания. Возможно, это связано с каким-то опрометчивым поступком со стороны Эдгара – что-то такое он написал в своем письме Райдвелу, когда тот от имени миссис Эдгар поинтересовался, почему Эдгар перестал писать жене. «Это касается только меня и моей жены», – гласило письмо, будто миссис Эдгар участвовала в ссоре между ними, тогда как совершенно очевидно – по крайней мере, Райдвелу, – что она понятия не имела о происходившем. Однако вряд ли этот возможный опрометчивый поступок как-то связан с потерей им дара речи – скорое всего, он пережил какое-то сильное потрясение.

Ее присутствие действует на него успокаивающе – в удобном, хоть и протертом кресле ему очень уютно. Наконец он решается высказаться.

– Миссис Эдгар, вам удалось найти хоть какую-то зацепку, чтобы понять, что произошло с вашим супругом?

Она прикусывает губу и качает головой. Он застиг ее врасплох, и она словно съеживается.

– Простите меня, – говорит он. – Я озабочен так же, как и вы. Вы же знаете своего мужа, и мы вели с ним весьма сердечную переписку некоторое время. До тех пор, пока…

– Пока?

Она подается всем корпусом вперед.

Он пожимает плечами.

– Мне очень жаль, сударыня. Пока он не прибыл в Манаус, когда его письма стали…

– Да? Мистер Райдвел, вы мне об этом совсем ничего не говорили. Я вообще ни одного письма от него из Манауса не получила. Расскажите, что он вам писал, – я была бы вам очень признательна. Он не упоминал в своих письмах, хотя бы мимолетно, о какой-нибудь женщине?

Ого! Он прочищает горло.

– Нет, насколько я помню.

– Но вы говорите, его письма стали…

Она хочет, чтобы он продолжал.

Так вот, его письма стали странными, словно их писал другой человек. Он все больше и больше был одержим идеей поймать желто-черную бабочку, о которой так много рассказывал, хотя, если честно…

Он закрывает рот. Здесь не место говорить, что Эдгар сам себе морочил голову. Маловероятно, чтобы такая бабочка реально существовала – с крыльями двух разных цветов. В самом деле! Это противоречит всем законам природы – закону симметрии в мире чешуекрылых. Такая бабочка даже не сможет летать – ее крылья отличались бы и по весу, и по плотности.

Он пробует заговорить о другом;

– Многие его письма казались… бессвязными, тревожными. Будто были написаны в горячечном состоянии. Некоторые из них даже казались немного… параноидальными.

Она тянет руку ко рту.

– Параноидальными? Что это значит?

– О, ничего такого, о чем стоило бы тревожиться, – говорит он, придавая своему голосу как можно больше убедительности. – Просто он писал в своих письмах, что не имеет больше возможности рассказывать о каких-то обстоятельствах, что, по его мнению, кто-то пытается воспрепятствовать ему. Складывалось такое впечатление, что он случайно что-то выяснил и ему отчаянно хотелось поделиться этим с кем-нибудь, но он не мог. Ну разве не нелепица?

Она кивает на эти слова, и взгляд ее затуманивается, как будто она слушает его голос, находясь по другую сторону океана.

– Благодарю вас за то, что были откровенны, мистер Райдвел. Вы мне очень помогли.

– Нет, не помог. Вряд ли.

– Что сказал врач?

– Что Томас получил удар по голове и что у него, по всей вероятности, был какой-то шок.

– Ну и как вам кажется – ему уже лучше?

– Да, чуть-чуть.

Впервые она улыбается по-настоящему, а не из вежливости. Робкая, но все же улыбка.

– Думаю, это просто вопрос времени. Потихоньку, полегоньку – вы же знаете, мистер Райдвел.

Он согласно кивает.

– Понимаю.

Он думает о собственной жене – как было бы невыносимо, случись нечто подобное с ним, какую боль это причинило бы ей. С ними дома еще остались двое детей – дочь вышла замуж, а сыновья благополучно занимаются своими делами, включая юного Фрэнсиса, которого он настраивает идти по его стопам.

Нет никаких сомнений – миссис Эдгар смелая женщина.

– Еще чаю?

Она берет в руки чайник и подносит его к чашке.

– Нет, спасибо. Мне действительно пора идти. Если ваш муж…

Как ему сказать об этом?

– Мне так жаль, мистер Райдвел. Вы проделали такой путь.

Она поднимается с места и выпрямляет спину – стройная и строгая.

– Мы можем по пути к выходу пройти мимо кабинета и еще раз попробовать попасть туда.

Им не нужно пробовать – дверь слегка приоткрыта. Оттуда доносится знакомый Райдвелу запах хлороформа и нафталина, которые используются для защиты образцов от тропической влажности. Они оба медлят перед дверью, наконец миссис Эдгар поднимает руку и толкает ее. Дверь беззвучно распахивается.

Томас, ссутулившись, сидит за письменным столом. Два ящика открыты, на полу валяются тряпки и опилки. Поверхность стола усыпана карточками с бабочками, они разбросаны, как разноцветные лоскутки. В этом окружении мистер Эдгар бешено строчит что-то в своем журнале. И только когда миссис Эдгар делает шаг вперед и под ее ногой скрипят опилки, он наконец поднимает голову. Его бледное лицо неподвижно, но глаза ясные и живые.