Текст книги "Искатель. 1997. Выпуск №3"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Артур Чарльз Кларк,Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– В свои архивы я заглянуть не успел.

– Ну и ладно! Когда надумаете разобраться с родословной – я к вашим услугам. И постараюсь вспомнить, кто запрашивал сведения о ваших дедушках.

– Сейчас не помните?

– Дома я свои архивные клеточки выключаю.

Таисия Игнатьевна положила трубку. В ее голосе сквозили тревога и раздражение. А ведь в начале разговора она была такой безмятежной! Фризе подумал о том, что вырванная из дела страница – большая неприятность для Таиски. А вдруг ее предположение окажется верным и завтра обнаружится, что пропало само дело Антонова. Неужели Павлов? Все, что узнал Фризе о своем предшественнике, исключало возможность воровства. Не просто воровства – варварства! Могут ли быть хорошее воспитание, университетский диплом и блестящие статьи гарантией от больших и малых подлостей в быту? Подлостей, совершенных в уверенности, что никто тебя в них не уличит.

Это был риторический вопрос. Ответ на него знал любой школьник.

И первые полчаса пребывания на даче Владимир с трудом пересиливал внутреннюю скованность. Взгляд как магнитом притягивали предметы, в которых сидели эти проклятые жучки. Фризе казалось, что, находясь рядом с ними, он кожей ощущает их излучение. Как дуновение слабого сквозняка. Но даже после того, как нервное состояние прошло, некоторые реплики Юли заставляли внутренне поеживаться. А ведь это был их обычный ласковый треп. «Дразнилки», как называла его Юля.

Фризе, прячась за щитом иронии, именовал его телячьими нежностями. Интимные любовные игры молодой красивой пары.

– Володя, иди скорее! – звала его Юля из спальни, и голос ее звучал с неподдельной тревогой. Фризе отбрасывал книгу, с которой устроился на диване и, перепрыгивая через ступеньки, взлетал на второй этаж.

Юля стояла раздетая перед большим зеркалом и внимательно рассматривала свою небольшую, совсем еще девичью грудь.

– Смотри, папа Фризе, по-моему, начинается старческое увядание. Грудь уже не такая упругая.

Она проводила рукой по матовой коже, касалась длинного темного соска. У Владимира, как всегда при виде раздетой подруги, захватывало дух.

– Ты права, старуха! К тому времени, когда закончишь университет, эти цветочки совсем увянут. И не зови меня папочкой!

– Почему? – Юля проводила узкой ладонью по второй груди. Потом ладонь проверяла упругость живота, убеждаясь, что и с животом все в порядке. Опускалась ниже. Туда, где легкой тенью пролегала полоска темных волос. – Ты сам рассказывал, что в школе тебя звали «папа Фризе».

– В школе это мне нравилось. – Фризе подошел к Юле и поцеловал в шею. Потом в плечо. – Я хотел быть взрослее. А рядом с тобой мне хочется превратиться в студента.

– Мне студенты не нравятся. – Юля начала расстегивать пуговицы на рубашке.

– Ты не замечаешь, что у тебя начал расти животик?

– Ой! – Она испуганно схватилась за подтянутый плоский живот и, отпустив Владимира, приблизилась к зеркалу.

– Дразнишь?

– Правда, правда!

Фризе ужаснулся: какую чушь он мелет?! Что за пошлятину «пишет» жучок, спрятанный в лампу. Все их любовные игры, сменные прозвища, дразнилки, нелепости, которые они шепчут друг другу в приступе нежности едва достигнув чужого уха, станут не чем иным, как пошлостью.

Владимиру казалось, что он видит, как гаденько усмехается протокольная рожа того, кто слушает магнитофонную запись.

«Да… пошли они все! Пошлость – подслушивать и подглядывать. А любить – радость».

Наверное, никогда еще они не вели себя в постели так игриво и раскованно, так много дурачились, выдумывая все новые ласковые слова и Фризе видел, что его подруга счастлива.

Глубокой ночью, погасив ночник, он показал язык запрятанному в нем микрофону. Разговор о том, что Юле придется пожить у матери, Владимир отложил до утра.

Уснули они обнявшись, и в этом же положении проснулись. Было без десяти одиннадцать.

– Я хочу, чтобы ты пожила с мамой, – сказал Фризе, увидев, что она открыла глаза.

– Володя, какой ты смешной. И уютный. А когда я увидела вас впервые, мой господин, то подумала: ну и задавака! Лицо непроницаемое. Глаза холодные. Вот я и решила проверить, такой ли ты неприступный?

– Как ты меня разглядела? Вышла из спальни сонная, полуодетая. Прошлепала мимо, даже не заметила.

Это был тот день, когда Юлькина мать, вдова убитого Председателя телерадиокомпании, предложила Фризе найти убийцу своего супруга.

– Ой, сыщик! – Юля засмеялась. – Да минут десять я разглядывала вашу милость из-за приоткрытой двери! Потом привела в беспорядок свой туалет, притворилась заспанной первоклашкой и вышла к вам на смотрины.

– Придумываешь на ходу.

– Хочешь, дам страшную клятву?

Дать «страшную клятву» означало у Юли поклясться всеми родные близкими.

– Притвора! Значит, ты меня разыграла?

– Да. И попала в вашу постель. Теперь расплачиваюсь. Со мной поиграли и отсылают к мамочке.

– Юля!

– Шучу. Недельку я у мамы выдержу. Только объясни – это так серьезно? С тем убитым? Он к нам лез? Не к Сорину?

– К Сорину. Какие у нас с тобой секреты?

– Ну-у-у… – многозначительно протянула Юля. – Как знать? Может быть, одну из твоих бывших любовниц наши разговоры о-о-о-очень интересуют.

– У нас даже на окнах сигнализация, – пропустив мимо ушей выпад, продолжал Фризе. – Серьезные люди сто раз все проверяют, прежде чем пойти на дело.

Фризе слукавил. Два года назад в его квартире, поставленной на милицейскую охрану, уже побывали неизвестные. Или известные? На картине «Мучения святого Себастьяна», на лицо мученика наклеили цветное фото Владимира. Хотели предупредить – «Мы все можем!» До сих пор он не отклеил фотографию. Оставил себе в назидание.

– Нет, Юля! Не к нам он лез!

– Тогда почему ты меня выдворяешь?

– Мне надо закончить поручение банкира.

– Копаться в архиве опасно для жизни?

– Нет конечно. Но некоторые совпадения меня насторожили. Буду теперь копать, как терьер барсучью нору.

– И каждый раз, как только ваша милость будет охотиться на очередного барсука, меня ожидает ссылка?

Впервыe за время разговора в ее словах прозвучала обида. И Юля показалась Фризе такой хрупкой, такой беззащитной, что ему вдруг захотелось увезти ее куда-нибудь на край света. Где нет бандитов и насильников, не надо бояться сесть в лифт с незнакомым человеком.

А лучше, чтобы там и лифтов не было. И люди жили в маленьких уютных домиках на берегу моря. Или озера. Если это Женевское озеро. И не боялись мафии.

Но такого места на земле не существовало. И единственным человеком, который мог уберечь от опасностей Юлю, был он сам, навлекавший на нее эти опасности.

Но ничего лучшего, как отправить ее к маме, в голову ему не приходило.

ПРОПАЖА

Таиска оказалась права – все попытки Фризе проникнуть в читальный зал хоть на пять минут раньше официального открытия результатов не дали. А в двенадцать часов у дверей зала уже собрались основные завсегдатаи. Генриетта с Зинаидой, краснощекий старик и даже несколько студентов. Генриетта, как это всегда бывало с ней в первой половине дня, выглядела румяным, но кисло-сладким хомячком. Она лениво шепталась о чем-то с блондинкой, и только ослепительная улыбка, подаренная Зинаидой Владимиру, заставила ее насторожиться.

Заведующая сидела за своим столом мрачнее тучи. На приветствия посетителей отвечала слабым кивком и тут же отводила глаза в сторону. Всегда хорошо причесанная, скромно, но элегантно одетая, Таисия Игнатьевна выглядела сегодня не лучшим образом. Прежде всего из-за растрепанной прически. Одета она была в легкий, темно-синий шелковый пиджак, юбку в мелкий белый горошек, скромные черные туфельки. Но, взглянув на Таиску, невольно приходила мысль о том, что она давно не смотрелась в зеркало: ворот пиджака завернулся внутрь, одна из пуговиц трикотажной кофточки расстегнулась. Казалось, пятью минутами раньше Таиска сошлась с кем-то в рукопашной схватке и, проиграв ее, забыла привести себя в порядок.

Фризе понял, что его самые худшие прогнозы оправдались.

И правда, папки с делом Антонова на полке, куда обычно приносили заказанные из хранилища документы, не было.

– Не ищите, Фризе! Заказанное вами дело на столе у директора, – громко, на весь зал, крикнула заведующая. Это было явное отступление от правил. Прежде свое неудовольствие Таисия Игнатьевна высказывала только шепотом. От дела остались только рожки да ножки!

Все исследователи. как по команде, подняли головы.

Владимир подошел к столу заведующей и сел. Ему не хотелось, чтобы разговор с Таиской стал достоянием всех присутствующих, но надежды посекретничать уже не осталось.

– Пропали все документы?

– Все пропало. Даже Опись! – Голос заведующей звенел от возмущения. – Такой наглости я не припомню! Крали. Да! Случалось. Крали редкие манускрипты, письма выдающихся людей. Отклеивали старые марки. Тащили все, что можно было потом продать коллекционерам. Но выдрать с корнем дело какого-то безвестного попика?! – Таисия Игнатьевна с ненавистью посмотрела на Фризе. Глаза в глаза.

– И это все – от разъевшихся «новых русских»! Все, что плохо лежало, они уже прибрали к рукам. Теперь захотелось иметь родословные, выглядеть респектабельно. Ах, мой дедушка князь! A бабушка графиня! Закончила институт благородных девиц! И вы помогаете им присваивать чужие титулы. Ясно же – за хорошие деньги. Да нету, не осталось у дворян наследников! Нету, поверьте мне. Все предки или погибли, или уехали. Один прах! А ваши «новые» кинулись грабить чужих предков!

Раздалось несколько редких хлопков.

Фризе оглянулся. Генриетта, лениво откинувшись на спинку стула, аплодировала с нахальной улыбкой.

Таисия Игнатьевна всхлипнула и выскочила из зала.

Все молчали. И только краснощекий старичок сказал с укоризной:

– Не следовало бы так поступать, мадам.

– И правда, – безропотно согласилась Генриетта. – Дура я! Но Таиска так здорово выступила…

Она поднялась и вышла из читального зала. Скорее всего, как подумал Фризе, отправилась утешать заведующую. А может быть, просто покурить. С расстройства.

Пододвинув стул от соседнего столика, к Владимиру подсела Зинаида.

– Что случилось, Владимир Петрович? – Сейчас глаза у нее были опять васильковые.

– Кража.

– Это связано с темой вашей работы?

Фризе понял, что односложным ответом ему не отделаться.

– На днях я обнаружил, что вырезали лист из Описи. А сегодня новый сюрприз – пропали документы дела, которое я заказал.

– А что там было?

Ему очень не хотелось говорить правду, но вранье могло выясниться едва заведующая вернется в читальный зал.

– Не знаю. Успел только заказать.

– Володя. – Зинаида перешла на шепот. – Вам не кажется все это странным?

– «Есть много странного на свете, друг Горацио!» – Фризе попытался укрыться за могучую спину классика.

– Не шутите. Павлов работал с теми же документами. А где он теперь? Вы пришли ему на смену – а документы пропали. Скажите мне правду, Володя, вы расследуете убийство Лени? Как частный сыщик? Или по заданию прокуратуры?

– Зинуля! Ничего, что я вас так называю? У вас какие глаза? День назад они мне казались темно-зелеными. Сейчас васильковыми. А если бы мне пришлось составлять карточку ваших особых примет? Как изволите записать?

– Бесстыжие – сердито бросила проходившая мимо Генриетта.

Фризе и не заметил, как она вернулась. Вслед за ней вошла заведующая. Ее глаза были заплаканными.

– Господин Фризе! – позвала она. – Можно вас на минутку?

Когда Владимир устроился на стуле перед ее огромным столом, она сказала:

– Материалов по вашей теме больше нет. Будете заканчивать свою работу?

В ее вибрирующем, готовом сорваться голосе Фризе опять услышал едкую иронию, которой встретила его Таисия Игнатьевна во время первого визита. Ему очень хотелось сказать, что он ничем не заслужил такого обвинения. Но по опыту Фризе знал: логика и разгневанная женщина – понятия несовместимые.

– Нет, госпожа заведующая, не буду заканчивать. Мне так у вас понравилось, что я решил потревожить и своих предков. Вы о них очень своевременно упомянули.

– Для этого нужен новый запрос.

– Таисия Игнатьевна! – проникновенно сказал Фризе, – Не требуется никакого нового запроса! Вы же сами выписали мне пропуск на полгода. За это время я успею разобраться и со своими предками. – И добавил совсем тихо, чтобы не услышали остальные: – И съездить с вами на Москву реку. Покупаться.

– И правда! Я что-то зарапортовалась! – Она вздохнула. – Пишите требование на предков.

На сегодня все его дела в архиве были закончены. Заказанные материалы поступят в читальный зал только через два дня. И никакие улыбки, никакие посулы свозить Таиску на дачу не помогут получить их пораньше.

Фризе поднялся со стула. Генриетта смотрела на него с надеждой.

ГЕНРИЕТТА ВСПОМНИЛА

– У тебя есть женщина?

– Почему ты не спросила, есть ли у меня жена?

– Не вижу обручального кольца.

– Так просто?

– Чего же тут сложного?

– Но не все женатые мужчины носят обручальные кольца.

– Не носят бедные.

Перед такой логикой Фризе терялся и замолкал. Особенно, если собеседником была женщина. Красивая женщина. Боялся ненароком сказать что-нибудь обидное.

Генриетта расценила его молчание на свой лад.

– Ты, дружочек, кольцо не носишь. Но и впечатления нуждающегося мужчины не производишь. Значит…

– Значит, холост. Но имею любимую женщину, на которой скоро женюсь.

– Жених?

– Угу.

– Когда свадьба?

– Как только невеста закончит университет.

– Бог ты мой! У тебя любовница – сыроежка. Ей хоть исполнилось шестнадцать?

Этот безобидный треп мог продолжаться до бесконечности. Даже ночью. И самое главное – Генриетта не обижалась, что ее новый любовник рассказывает о другой женщине. Наверное, поинтересуйся Фризе – и она так же спокойно расскажет ему любые подробности своей интимной жизни. С Генриеттой было легко. Но странным, парадоксальным образом эта легкость точила его душу тревожным червячком.

«Уж не думает ли таким образом моя новая подружка сделать меня клиентом своего бюро? – размышлял Владимир. – Просчитается».

Но подружка, оказывается, имела другие планы. О чем, ни капельки не смущаясь, тут же поведала:

– А я думала выйти за тебя замуж. Генриетта Фризе! Очень звучно Ты – Стрелец, я – Дева. Астрологи говорят, что увлеченный идеей Стрелец должен прийти к практичности Девы!

– Тебе не нравится твоя фамилия?

Генриетта не ответила. Она села и, стукнув себя по лбу ладошкой, радостно сообщила:

– Володька! Я вспомнила! Вспомнила!

– Что вспомнила, красавица?

– Ты спрашивал про того журналиста. Помнишь? Которого убили.

– Разве спрашивал?

– Спрашивал! Я даже подумала – не шпик ли ты?

– Спасибо, лапочка.

– Ты спросил и забыл. А я все думала, думала… Вспомнила, что в тот день, когда его убили, он из читального зала ушел с каким-то парнем… Он еще внизу звонил с автомата, а парень его ждал. Какой-то он не такой…

– Журналист?

– Да нет! Леня Павлов – мужик видный, а новый парень – «пиджачок». Я даже лица не запомнила. Блеклый. Он и приходил в читалку всего один раз. Но что-то не запало. А сейчас про знаки зодиака сказала, – тут Генриетта сделала красноречивый жест ладонью у виска, – словно выключатель щелкнул. Вспомнила! На руке у него татуировка клевая – геральдический образ солнца. Не помню только, в какой я его книжке видела.

– Да ты просто Шерлок Холмс в юбке! – сказал Фризе и притянул Генриетту к себе.

«Геральдический образ солнца? Геральдический, геральдический… Что за татуировку показывал мне следователь, ведущий дело об убийстве «верхолаза»? Там были три буквы… Три буквы! Три буквы! – В голову лезла всякая дурь. Фризе попытался сосредоточиться. – Три буквы – SOL! SOL! Как будет солнце по-латыни? Хоть убей, не помню! Генриетта, конечно, знает – ни о чем ее расспрашивать не буду. SOL… Черт! «О, соле мио!» Карузо! «О, мое солнце!».

Первый раз встречаю такую наблюдательную женщину.

И такую красивую, – добавила Генриетта, прижимаясь к его групп – Тебя этот парень уже не интересует? Только я?

Что мог ответить Владимир? Только то, чего в этот момент от него ждали…

Дома он внимательно изучил каталог блатных татуировок – в последние годы тюремно-лагерный быт, сленг, татуировки усердно преподносили обывателю в десятках специальных книг и журналов. Да и романисты не скупились уснащать речь своих персонажей блатной феней. А в выступлении молодого свободомыслящего литературного критика вполне могла ненароком проскользнуть фраза о том, что «один из героев Александра Куприна вознамерился «жать объедки», жениться на проститутке».

Среди лагерно-тюремных наколок татуировки, о которой говорила Генриетта, не было.

Фризе не хотел показывать приятельнице свою заинтересованность и не стал ее подробно расспрашивать. А теперь пожалел о своей чрезмерной осторожности. И вдруг вспомнил ее рассуждения о том, как подходят Стрелец и Дева друг другу в партнеры. И даже в супруги.

Ну, конечно же! Астрология! Эту наколку она назвала наукообразно – геральдический образ! Астрологическая сыпь – первый признак болезни смутного времени – коснулась Генриетты в полной мере.

Фризе постоял посреди кабинета, внимательно разглядывая книжные шкафы. Вспомнил, где хранил отец собрание справочников и трактатов по оккультным наукам.

Таких книжек оказалось не очень много – шесть-семь изданий, выпущенных в начале века. В одной из брошюр с неразрезанными страницами Владимир обнаружил двенадцать рисунков – символов планет солнечной системы. Они и обозначены были так, как назвала их Генриетта: «Геральдические образы планет».

Интересующий Фризе образ солнца выглядел вполне импозантно. Вверну – корона. Потом три латинские буквы «SOL». И внизу – щит, в центре которого луна в обрамлении двух восьмиугольников и креста.

«Ну, Генриетта! – с одобрением прошептал Владимир. – Не напрасно я скармливал тебе самые отборные сардельки!»

Вовсе не чешские события привели к нему на дачу, а потом и на городскую квартиру охотников за чужими секретами! Кому-го позарез понадобилось узнать, чем занимается частный детектив Фризе в историческом архиве.

Владимир знал, что существует закон парности случаев – когда к врачу приходит больной с очень редкой болезнью, то следует ожидать и второго бедолагу с таким же недугом. Знал, но не мог поверить в то, что парень-«пиджачок», с которым Леня Павлов отправился в свой последний путь, и «альпинист», убитый прошлой ночью, разные поди. Не может быть. чтобы два человека с такой редкой наколкой вынырнули на поверхность так близко друг от друга. А это значит…

Проще всего было бы показать Генриетте фото убитого. Проще всего. Но «кратчайший путь – самый долгий», – говорили древние римляне.

Фризе не мог полностью довериться своей новой приятельнице. И не мог заполучить у следователя Колобова фотографию, не объяснив, зачем она ему нужна. А сказать – значит признать, что вся история с «альпинистом» имеет к нему прямое отношение, что он, Фризе, хоть и косвенно, причастен к гибели этого человека. И, главное – что он расследует убийство Леонида Павлова. А признание в нарушении правил частного сыска грозит утерей лицензии.

Фризе выбрал более длинный путь.

Давний знакомый Владимира майор Покрижичинский уже полгода как уволился из Системы и охраняет какой-то банк. Но связи у него с информационными кладовыми ГУВД наверняка остались. Владимир выудил из записной книжки новый рабочий телефон Крижа и без колебаний набрал номер.

– Покрижичинский у телефона! – бодро отозвался бывший майор.

Фризе усмехнулся. Раньше у Станислава была привычка, сняв трубку молча ожидать, когда заговорит абонент. Наверное, он ленился произносить свою длинную фамилию. Теперь он срывал трубку после первого гудка и спешил представиться. В банке приучили к порядку.

– «Ох, рано встает охрана!» – пропел Фризе слова из когда-то популярной песенки.

– Охрана вовсе не ложится, – сообщил Покрижичинский. – Здравствуй, сыщик. Неужели не забыл отставника? Или что-то понадобилось

– И не забыл. И понадобилось. – Фризе отметил еще одно новшество. Покрижичинский уже не произносил ключевого слова по слогам, как любил делать раньше.

– Выкладывай.

– У тебя на старой службе связи остались?

– Что требуется?

– Одну наколку проверить.

– Рисуй.

– У тебя книги по астрологии есть?

– И по хиромантии тоже.

– С тобой все ясно.

– Ты что? Не можешь картину по телефону нарисовать? Словарного запаса не хватает?

– Вот зануда! – Владимир подробно, во всех деталях описал знак Солнца.

– Это что-то новое. Полгода назад в наших анналах такой штуковины не было.

– Не смеши! Ты же не можешь помнить все.

– Помню. Не сомневайся. Перед уходом я все эти картинки переснял. Собираюсь выпустить альбом. Уже есть заказ от издателя.

– Молодец. Но тебя обошли другие. Такие альбомы и брошюры лежат на всех книжных развалах.

– Мой будет самый полный. С научным комментарием. Еще вопросы есть?

– Нет, Слава. Если ты меня не разыграл – большое спасибо. Я через неделю-две развяжусь с делами и позвоню.

– Если новые вопросы появятся?

– Да ладно тебе! А сам-то вовсе не звонишь!

– Знаешь, сыщик, отставники – народ гордый. И обидчивый. Не любят называться. Так что звони!

Информация, полученная от Покрижичинского, не продвинула Фризе ни на шаг. Ясно было только одно – «альпинист» на Петровке, 38 побывать не успел. Но это вовсе не означало что и к преступному миру он не имел отношения.

МОЛЧИ, СКРЫВАЙСЯ И ТАИ…

Выбирая себе любовницу, а потом и жену, Рамодин явно не ставил на первое место эстетические критерии. Вера оказалась худенькой, невысокой шатенкой с очень обыкновенным узким лицом. Ее можно было бы окрестить дурнушкой. Если бы не большие темные – и умные! – глаза. В старину таких женщин – чтобы не обидеть – называли пикантными. Но теперь это емкое слово стали употреблять только в сочетании с едой. Соус – пикантный, сыр – пикантный и даже пикантные блинчики.

Позже на ум Владимиру пришло слово «сексуальность», хотя он и сам не мог понять, как это взбрело ему в голову? Особых внешних данных у Веры для того чтобы назвать ее сексуальной, не было.

– Это Вера? – спросил он, подавая женщине руку.

Ладонь у Веры была сухая и жесткая. И рукопожатие энергичное. «Дама с характером», – отметил Фризе.

Вера протянула ему пакет с бутылкой:

– Женя сказал, что вы любите экзотическую выпивку.

– Это баловство. Унесите домой, будете поить своего майора. И хватит в прихожей топтаться.

Решительным жестом Вера вложила пакет ему в руку:

– Незачем носить туда-сюда! Майор и здесь выпьет. А вы, по слухам, охочи до виски.

– В этом доме к ментам относятся душевно! – Рамодин, окинув заинтересованным взглядом стол, уставленный закусками, сказал: – Посмотри, коза, – настоящие крабы, а не крабовые палочки.

– Обрати лучше внимание на приборы и скатерть. А ты даже дома норовишь постелить на стол старую газету.

– Время не ограничено? – прервал Фризе полемику супругов. Ему надо было выкроить полчаса на деловой разговор. А затевать его за обедом не хотелось.

– У меня сейчас времени на сон не хватает! – Рамодин сердито тряхнул головой. – Совсем зае… замучили с этими выборами! Но для того, чтобы перекинуться с тобой парой слов – пять минут всегда найдутся. А уж для хорошего обеда – готов нарушить устав внутренней службы.

«Для хорошего обеда, наверное, нарушишь. А вот чтобы товарищу помочь – вряд ли!» – подумал Фризе.

Пообедали они очень быстро. И тон задал майор. Во время еды он почти не разговаривал. Изредка и односложно выражал свое восхищение очередным блюдом.

А Вера все время пыталась выяснить у Владимира рецепт приготовления то котлет по-киевски, то клубничного мусса, пока Рамодин не буркнул:

– Не вяжись к мужику! Неужели не видишь – он все приволок из шопа. А перед нашим приходом разогрел!

– Правда, Владимир Петрович? И окрошка из магазина?

– Нет, Вера, окрошка – моя. Смастерил специально для вас. А котлеты по-киевски и правда купил готовые.

Вера была разочарована и даже отказалась от кофе. А может быть, просто решила дать мужчинам поговорить. Фризе отвел ее в кабинет, где стены были завешаны «малыми голландцами», а одна – коллекцией старинного оружия.

– Изучайте. Наскучит здесь – заходите в другую комнату. – Он открыл дверь в спальню. – Там тоже есть любопытные работы.

– И какие у тебя проблемы? – спросил Рамодин, когда Владимир вернулся в столовую. Майор сидел на диване со стаканом виски в руке. – Или уже повязал киллера?

– Киллер нарисовался.

Фризе чуть не сказал: мелькнул на горизонте и сгорел, как падучая звезда, – выпитые виски настроили его на возвышенный лад. Но не сказал. Даже Евгению он не мог открыться до конца. Только с горечью подумал: что это за жизнь такая? «Молчи, скрывайся и таи и мысли и дела свои».

– Дальше! Выкладывай все, что знаешь!

Как быстро переходил Рамодин от ленивого безразличия к настороженному любопытству. Казалось бы, ни в позе, ни в выражении лица ничего не изменилось, но по блеску в глазах, по непроизвольно сжавшейся ладони угадывался внезапно пробудившийся интерес.

«Чудной все же народ – сыщики, – подумал Владимир, уловив перемену в состоянии приятеля. – Есть у них какое-то звериное чутье».

Он улыбнулся, поймав себя на том, что рассуждает отвлеченно, словно сам к этой категории людей не относится.

– Не улыбайся! Рассказывай.

Очень коротко Владимир пересказал Рамодину то, что узнал от Генриетты.

– По словам дамы, парень этот – «пиджачок». Ничем не примечательная серая личность. Она даже лица его не запомнила.

– Не туда смотрела.

– Смотрела она туда, куда нужно! – Фризе рассердился. Ему вдруг стало обидно и за себя, и за Генриетту. – И заметила у него любопытную наколку.

Он принес из кабинета астрологический справочник и, раскрыв на странице со знаками планет, ткнул пальцем в солнце:

– Любуйся.

– Черт возьми! Первый раз вижу.

– На Петровке, 38 с такой наколкой никого не отлавливали.

– Ты поинтересовался в архиве, кто он? Откуда заявился?

– Я решил, что этими расспросами сам Бог велел заняться тебе. Мне pаскрываться незачем.

– Даму-то расспрашивал!

– Ненавязчиво. Как бы между прочим.

– О-о! Догадываюсь, что это за «прочее».

– Займешься?

Рамодин поморщился:

– Володя, неужели для того, чтобы убить человека, убийце надо под видом, как ты говоришь, исследователя, записаться в читальный зал архива? Своей рукой заполнять перед толпой посетителей анкеты, светиться, оставлять пальчики?

О том, что это слабое место в его версии, Владимир и сам понимал. Но другой версии не было. А подкрепить ее рассказом об «альпинисте» Фризе не мог: майор тут же свяжется со следователем Колобовым.

– У киллера есть столько возможностей ухлопать человека! – продолжил Рамодин. – Особенно, если тот ездит на городском транспорте, ходит пешком без охраны, живет в обычном доме.

– Решил поделиться прописными истинами с товарищем?

– Я не прав?

– А можешь ты, милиционер, представить себе такую картину: приходит будущий убийца в архив только с одной целью – проследить, чем там занят Павлов? Чего раскопал? И неожиданно обнаруживает, что тот докопался до таких секретов, которые ни ему, ни его шефу Антонову знать не положено. Что он, убийца, предпримет? Будет хлопать ушами? А Павлов в это время помчится со своим открытием к шефу. К Антонову.

– С чем помчится? – Скепсиса в голосе майора хватило бы на двух оценщиков из антикварного магазина. – С известием, что его прадедушка тоже был попом и проживал на такой-то улице?

– Да как ты, Женя, понять не можешь?! – раздался взволнованный голос Веры. Фризе и не заметил, когда она появилась в гостиной. – Это же архив! Там можно отыскать такое… такое…

– Это же не архив КГБ, Верунчик! – снисходительно бросил супруг. – «Такое – эдакое» только у них отыскать можно.

– У тебя фантазия дальше уголовщины не идет! В историческом архиве тоже немало тайн хранится! Уверена. Ты и сам в начале расследования про клад говорил.

– О-о! Любимая тема. – Рамодин рассмеялся. – Знаешь, Володя, у моей жены в голове имеется лишняя извилина. Кладоискательская. А любимое чтиво – цари, пираты, куртизанки, сокровища.

– Ты, Рамодин, на мой вопрос так и не ответил.

– Предпринял бы этот «пиджачок», как выразилась твоя знакомая, попытку остановить Леонида Павлова?

– Да!

– Кто-то его остановил. Но мы гадаем на кофейной гуще. Надо иметь представление, что нашел Павлов. Раз! Стоило ли из-за этого убивать? Два! Этот убийца действовал по собственному почину? Свой интерес защищал? Или за его спиной кто-то другой стоит?

– А вдруг целая организация? – ввернула Вера, но муж зыркнул на нее так сердито, что она стушевалась.

– Это три! – закончил Рамодин. – Сечешь?

Возражать было трудно. Владимир и сам бы мог перечислить не три, а десяток – требующих прояснения обстоятельств. Но он не любил, оценив все «за» и «против», педантично продвигаться вперед сразу по всем направлениям. Фризе обладал способностью выбирать главное и сосредоточиваться на этом, отбрасывая до поры до времени все остальное. А если терпел неудачу, тогда принимался и за это «остальное».

Сейчас он считал для себя главным – выяснение личности человека, которым Павлов покинул читальный зал архива. Если он и не убийца, то последний человек, который видел Леонида живым. И помочь ему в этом мог только Рамодин.

– Проверишь, откуда взялся мужик с наколкой?

– А как зовут даму?

– Ну, это лишнее! Тебе незачем ее пытать. Меня засветишь.

– Ладно. Через недельку займусь.

– Да ты что?! Время упустим. Не мне тебя учить!

– Поучи, поучи! Я не возражаю. Но попозже. Сейчас каждая минут на счету. Сказал тебе – такой хреновиной в ментовке занимаемся!

– Это правда, Владимир Петрович, – поддержала мужа Вера.

– Вот! – Рамодин показал на жену. – Голос из партера.

– Если дело горит, я могла бы заняться, – продолжала Вера.

Такого поворота Фризе не ожидал. Привлекать к расследованию дилетантов он не собирался. Несмотря на то, что дилетант – супруга майора милиции. Он с сомнением взглянул на Евгения.

– Ну… Если Верунчик берется, я не возражаю. Да ты не пугайся. Она из породы легавых – школу милиции закончила. Старший лейтенант! Сейчас в дежурной части работает. Сутки на службе – трое дома.

– Значит, борщи Вера в свободное от службы время готовила? А я-то решил, что она профессиональная домохозяйка.

– Она спит и видит работу в уголовном розыске. Но тут мое слово железное. Или я, или уголовный розыск.

Рамодин легко вскочил с дивана. Подошел к столу, вылил в стакан остатки «Бурбона».

– На посошок!

– Что я вам говорила, Владимир Петрович? – Вера покосилась на пустую бутылку.

– Говорила, говорила! – проворчал майор. – Поднимайся! Подвезу тебя до дому, а сам в ментовку. Там небось уже ищут. – И, обращаясь к хозяину, сказал: – Спасибо за добрый прием. Каждый бы день такой обед!

– Плохо я тебя кормлю? – обиделась Вера.

– О чем речь, Верунчик! Прекрасно! И главное – за обедом заданий на даешь. Не так, как в этом доме. Не зря говорится: «Стол поставят, так и работать заставят». Шучу, шучу Володя. Вера завтра во веем разберется и тебе доложит.