Текст книги "Продается планета (сборник)"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Гарри Гаррисон,Айзек Азимов,Клиффорд Дональд Саймак,Роберт Шекли,Генри Каттнер,Курт Воннегут-мл,Альфред Элтон Ван Вогт,Фредерик Браун,Альфред Бестер,Фредерик Пол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
Она крепко сжала руками Малыша, хотя тот протестующе извивался и корчился, и прильнула к плечу Бена.
– О, как все хорошо! – сказала она. – Малыш, сейчас ты увидишь море. Смотри, дорогой, запоминай этот вид и этот запах. Они восхитительны.
Малыш продолжал корчиться, пока она его не отпустила.
И наконец показалось море, и оно было именно таким, каким оно было всегда – огромное и сверкающее, и создающее шум как… нет, оно смывало все голоса войны. Как черное звездное небо, как холодная и равнодушная Луна, море также пережило все, что было.
Они миновали длинные кирпичные душевые, оглядываясь вокруг, как это всегда делали. Дощатый настил между душевыми действительно исчез, как и предсказывал Бен. От него не осталось ни щепки.
– Давай остановимся у большого душевого павильона.
– Нет, – ответил Бен. – От него лучше держаться подальше. Еще неизвестно, кто может оказаться там, внутри. Я еще проеду малость.
Она была счастлива, так счастлива, что не возражала. Впрочем, ей и самой показалось, что она заметила у последней душевой некую темную фигуру, которая тут же спряталась за стену.
Они проехали еще милю или что-то вроде, затем съехали с дороги, и Бен подогнал автомобиль к группе чахлых кустов и деревьев.
– Все будет прекрасно, ничто не испортит нам субботы, – сказала она, вынося из машины вещи, приготовленные для пикника. – Ничто! Пошли, Малыш!
Она стряхнула с ног туфли и помчалась к пляжу, и корзинка качалась на ее руке и задевала коленку. Малыш легко выскользнул из своих домашних тапочек и припустил за ней.
– Ты можешь сбросить одежду, – сказала она ему. – Здесь же никого-никого нет.
Когда чуть позже к ним присоединился Бен, который задержался, чтобы спрятать бензин, она уже постелила одеяла и растянулась на них в своих красных шортах, в лифчике и в том же неизменном зеленом платке, а Малыш, голый, коричневый, плескался с ведерком на мелководье, и капли морской воды падали с его волос и стекали по спине.
– Гляди, – сказала она, – насколько достает взгляд – никого. Совершенно другое чувство, чем дома. Там ты знаешь, что вокруг тебя в домах есть другие люди, а здесь такое чувство возникает, что мы тут одни-единственные и ничто не имеет значения. Мы как Адам и Ева, ты, я и наш ребенок.
Он лег на живот рядом с ней.
– Приятный бриз, – сказал он.
Они лежали плечом к плечу и наблюдали за волнами, за чайками, за Малышом, а позже сами долго плескались в прибое, съели ленч и снова лениво лежали на животах и глядели на волны. Потом она перевернулась на спину, чтобы увидеть его лицо.
– Около моря все становится безразлично, – сказала она и положила руку на его плечо. – И мы всего лишь часть всего этого – ветра, земли, и моря тоже, мой Адам.
– Ева, – сказал он и улыбнулся. Он поцеловал ее, и поцелуй продлился гораздо дольше, чем обычно.
– Мира, Мира.
– Здесь никого, кроме нас.
Она села.
– Я даже не знаю, есть ли около нас хоть один доктор? Боюсь, что с тех пор, как эти беспризорники убили Пресса Смита, никого не осталось.
– Мы найдем доктора. Кроме того, у тебя ведь в тот раз не возникло никаких затруднений. Черт, это было так давно.
Она ушла из его объятий.
– И потом я люблю тебя. И Малыш, ему будет уже больше четырех к тому времени, когда у нас появится еще один.
Она встала, потянулась и бросила взгляд вдоль пляжа, а Бен обнял ее за ноги. Она посмотрела в другую сторону.
– Кто-то идет, – сказала она, и он тоже вскочил на ноги.
Пока еще далеко от них, но направляясь к ним, по твердой мокрой полосе у самой воды шли деловой походкой три человека.
– Ты захватила гаечный ключ? – спросил Бен. – Положи его под одеяло, сама сядь сверху. И будь внимательна.
Он натянул свою тенниску и заткнул молоток за пояс, за спиной, так, чтобы его прикрывала незаправленная пола тенниски. После этого они стали ожидать приближения чужаков.
Все трое были лысые и без, рубах. Двое носили обрезанные по колено джинсы и широкие пояса, на третьем были заношенные шорты и красная кожаная шапочка, а за поясом у него, прямо за пряжкой был заткнут пистолет. Он был старше своих спутников. Те выглядели еще совсем пацанами и держались чуть сзади, предоставляя ему всю инициативу. Старший был маленького роста, но выглядел крепышом.
– У вас есть бензин, – сказал он невыразительно, просто констатируя факт.
– Ровно столько, чтобы добраться до дому.
– Я не говорю что он у вас весь здесь. Я имею в виду, что у вас дома есть бензин.
Мира сидела в оцепенении, держа руку на одеяле, там, где под ним был спрятан ключ. Бен стоял чуть впереди нее, и она видела его согнутые, наклоненные вперед плечи и выпуклость от головки молотка под майкой на его пояснице. Если бы он стоял прямо, подумала она, и держал плечи ровно, как и положено их держать, то он бы выглядел шире и выше и показал бы этому человечку, но у того ведь пистолет. Ее глаза все время возвращались к темному блеску оружия.
Бен сделал шаг вперед.
– Не двигайся, – сказал человечек. Он перенес свой вес на другую ногу, расслабился и положил руку на пояс около пистолета.
– Где ты спрятал бензин, на котором домой поедешь? Мы, пожалуй, с тобой проедемся и ты одолжишь нам немного горючки – той, что дома прячешь. И говори – где спрятал запас, чтобы домой вернуться? Иначе я позволю своим мальчикам немного порезвиться с вашим малышом и, боюсь, вам это не понравится.
Малыш, она видела, был у кромки воды, вдалеке от них, а теперь он обернулся и следил за ними широко раскрытыми глазами. Она глядела на напряженные мышцы его жилистых рук и ног, и он напомнил ей гиббона, которого она видела очень давно в зоопарке. Его несчастное маленькое лицо выглядело старым, она подумала – слишком старым для трехлетнего ребенка. Ее пальцы сомкнулись вокруг прикрытого одеялом ключа. Малыша он пусть лучше не трогает.
Она услышала, как ее муж ответил:
– Я не помню.
– О, Бен, – сказала она. – Бен!
Незнакомец сделал движение, и двое молодых сорвались с места, но Малыш рванулся первым, она это видела. Она схватила ключ, но запуталась в одеяле и долго не могла с ним справиться, потому что глаза ее были заняты тем, чтобы смотреть за бегущим Малышом и за теми двумя, которые его преследовали.
Она услышала крики и рычание позади себя.
– О, Бен! – снова закричала она и обернулась. Бен боролся с незнакомцем, тот пытался использовать пистолет как дубинку, но он держал его не за тот конец, а Бен успел достать молоток, и он был сверху и сильнее.
Все было кончено в одну минуту. Она пустыми глазами следила за всем происходящим и сжимала в руках гаечный ключ, готовая в любую секунду вмешаться. Костяшки ее пальцев побелели.
Потом Бен согнувшись отбежал от тела, держа в одной руке молоток, а в другой пистолет.
– Оставайся здесь, – крикнул он ей.
Она несколько минут смотрела на море и слушала его шум. Но овладевшие ею чувства стали сейчас гораздо более важными, чем постоянство морского простора. Она повернулась и побежала за мужем, ориентируясь по следам в мягком песке.
Она увидела его, бегущего вприпрыжку назад, из зарослей кустарника.
– Что случилось?
– Они убежали, когда увидели, что я гонюсь за ними с пистолетом старика. Хотя и патронов в нем нет. Так что давай теперь искать вместе.
– Он исчез!
– Ну ты же знаешь – он никогда не откликается, когда его зовешь. Надо просто поискать вокруг. Он не может быть далеко. Я посмотрю в той стороне, а ты будь поблизости и гляди по сторонам. На всякий случай, если понадобится – бензин я спрятал вон под тем кустом.
– Надо найти его, Бен. Он не отыщет дороги домой на таком расстоянии.
Он подошел к ней, поцеловал и крепко прижал к себе, обхватив одной рукой за плечи. Она чувствовала на его шее вздувшийся мускул, почти такой же твердый, как молоток, который он, не замечая этого, прижал к ее руке. Она вспомнила время, четыре года назад, когда его объятия были мягкими и уютными. Тогда он не был лысым, но зато у него было довольно объемистое брюшко. Теперь он был твердый и подтянутый – что-то потерял, но что-то и выиграл.
Он отпустил ее и двинулся на поиски, временами оглядываясь, а она улыбалась и кивала ему, чтобы показать, что ей стало лучше после его объятий и поцелуя.
“Я умру, если что-то случится, и мы потеряем Малыша, – думала она, – но больше всего я боюсь потерять Бена. Тогда уж точно мир рухнет и все будет кончено”.
Она оглядывалась по сторонам, шепотом подзывая Малыша, зная, что нужно заглянуть под каждый куст и смотреть вперед и назад, высматривая все, что движется. Он такой маленький, когда свертывается в клубок, и он может сидеть так тихо и незаметно. “Временами мне хочется, чтобы рядом с нами жил еще один трехлетний ребенок, чтобы было с кем сравнивать. Я так много забыла и не помню, как все это было раньше. Временами он меня просто поражает”.
– Малыш, Малыш. Мамочка хочет тебя видеть, – мягко звала она. – Иди ко мне. Еще есть время поиграть в песочке и осталось еще несколько яблок.
Она пошла вперед, раздвигая руками ветки кустов.
Бриз стал прохладнее, на небе появились облака. Она дрожала в своих шортах и лифчике, но это было скорее от внутреннего холода, чем от внешнего. Она чувствовала, что ее поиски длятся уже долго, но часов у нее не было, и вряд ли она могла верно судить о времени, находясь в таком состоянии. Солнце опустилось уже достаточно низко. Скоро им надо будет возвращаться домой. Кроме всего прочего, она смотрела, не появятся ли силуэты людей, которые не будут Беном или Малышом. И она уже не осторожничала, раздвигая ветви гаечным ключом. Время от времени она выходила назад на пляж, чтобы поглядеть на одеяла, корзину, ведерко и совок, лежащие одиноко, поодаль от воды, и на лежащее тело с валяющейся рядом с ним красной кожаной шапочкой.
А затем, когда она в очередной раз вернулась посмотреть, на месте ли все вещи, она увидела высокого двухголового монстра, живо идущего к ней по берегу, и одна из голов, покачивающаяся прямо над другой, была покрыта волосами и принадлежала Малышу.
Солнце уже садилось. Розовое зарево насытилось более глубокими тонами и изменило все цвета вокруг, когда они подошли к ней. Красная ткань шортов Бена выглядела в этом освещении не такой поблекшей. Песок стал оранжевым. Она побежала им навстречу, смеясь и шлепая босыми ногами по мелкой воде, подбежала и крепко обняла Бена за талию, и Малыш сказал:
– А-а-а.
– Мы будем дома перед тем, как стемнеет, – сказала она. – У нас еще есть даже время разок окунуться.
Под конец они стали упаковываться, а Малыш пытался завернуть труп в одеяло, временами касаясь его, пока Бен не дал ему за это шлепка, и он отошел в сторону, сел и стал тихонько хныкать.
По пути домой он заснул у нее на коленях, положив голову ей на плечо, как она любила. Закат был глубокий, в красных и пурпурных тонах.
Она придвинулась к Бену.
– Поездки к морю всегда утомляют, – сказала она. – Я помню, и раньше так было. Я, кажется, смогу этой ночью уснуть.
Они в молчании ехали широкой, пустой магистралью. У автомобиля не горели фары и другие огни, но это было все равно.
– Мы в самом деле провели неплохой день, – сказала она. – Я чувствую себя обновленной.
– Это хорошо, – ответил он.
Уже было темно, когда они подъехали к дому. Бен заглушил мотор, и они несколько мгновений сидели неподвижно, держась за руки, перед тем как начать выгружать вещи.
– Это был хороший день, – повторила она. – И Малыш увидел море.
Она осторожно, чтобы не разбудить его, запустила руку Малышу в волосы, а потом зевнула:
– Только вот – была ли это на самом деле суббота?
Айзек АЗИМОВКОСМИЧЕСКИЕ ТЕЧЕНИЯ
Человек с Земли пришел к решению. Решение зарождалось медленно, но было твердым.
Вот уже несколько недель он не чувствовал надежной кабины своего корабля, не видел холодной черноты пространства вокруг. Сначала он хотел сделать быстрое сообщение в Межзвездное Космоаналитическое Бюро и вернуться в космос. Но его задерживали здесь. Это было почти как тюрьма.
Он допил чай и взглянул на человека по другую сторону стола:
– Я не останусь здесь дольше!
Другой человек тоже пришел к решению. Оно зарождалось медленно, но было твердым.
Нужно время, нужно много времени. Ответа на первые письма нет. Значит, он не должен выпускать из рук человека с Земли. Он потрогал черный гладкий стержень у себя в кармане.
– Вы не понимаете всей щекотливости этой проблемы.
– Речь идет об уничтожении целой планеты, – возразил землянин. – И потому я хочу, чтобы вы передали подробности по всему Сарку, всем обитателям.
– Мы не можем. Это вызовет панику.
– Но раньше вы говорили, что можете.
– Я обдумал все. Теперь мне стало ясно: это невозможно.
– А представитель МКБ – он все еще не прибыл? – помолчав, спросил землянин.
– Нет. Они заняты организацией нужных мер. Еще день – два…
– Опять день – два! Неужели они настолько заняты, что не могут уделить мне ни минутки? Они даже не видели моих расчетов!
– Я предлагал вам передать им эти расчеты. Вы не согласились.
– И не соглашусь. Они могут прийти ко мне или я к ним. Вы не верите мне. Не верите, что Флорина будет уничтожена.
– Я верю. Вы зря горячитесь.
– Да, горячусь. Что в этом удивительного? Или вы только и думаете, что на меня, бедняжку, космос подействовал? По-вашему, я сумасшедший?
– Чепуха!
– Не притворяйтесь: вы так думаете. Вот почему я хочу видеть кого-нибудь из МКБ. Они увидят, сумасшедший я или нет!
– Вам сейчас нехорошо. Я помогу вам.
– Нет, не поможете! – истерически вскричал землянин. – Я сейчас уйду. Если вы хотите остановить меня, то убейте! Только вы не посмеете. Кровь всего населения Флорины падет на вас, если вы меня убьете!
– Я не убью вас!
– Вы меня свяжете. Вы запрете меня здесь! Вот чего – вам хочется. А что вы будете делать, когда МКБ начнет искать меня? Мне полагается регулярно отсылать сообщения, как вам известно.
– Бюро знает, что вы в безопасности, у меня.
– Знает? А знает ли оно, опустился ли я вообще на планету или нет? Получены ли мои первые сообщения? – Голова у него кружилась, тело начало цепенеть.
Его собеседник встал. Он медленно обошел большой стол, направляясь к землянину.
Слова прозвучали необыкновенно ласково:
– Ради вашего же блага.
Из кармана появился черный стержень. Землянин прохрипел:
– Психозонд!
Он попытался встать, но едва смог пошевелиться. Сквозь стиснутые судорогой зубы он прохрипел:
– Зелье!
– Зелье, – согласился другой. – Послушайте, я не причиню вам вреда. Но вы так возбуждены и встревожены. Я удалю тревогу. Только тревогу.
Землянин уже не мог говорить. Мог только сидеть. Только тупо думать: “Великий космос, меня опоили”. Ему хотелось закричать, убежать, но он не мог.
Другой уже подошел к нему. Он стоял, глядя на него сверху вниз. Землянин взглянул снизу вверх. Глазные яблоки у него еще двигались.
Психозонд был автоматическим прибором. Нужно только присоединить его концы к соответствующим точкам на черепе и действовать. Землянин смотрел в ужасе, пока мышцы глаз у него не оцепенели. Он даже не почувствовал, как острые, тонкие проволочки впивались в черепные швы.
Молча, мысленно он вопил:
“Нет, вы не понимаете! Это целый мир, населенный людьми! Разве вы не видите, что нельзя рисковать жизнью сотен миллионов людей?”
Слова другого доносились глухо, удаляясь в какой-то тоннель, длинный и черный:
– Вам не будет больно. Через час вам станет хорошо, совсем хорошо. Вы вместе со мной посмеетесь над этим.
Мрак опустился и окутал все. Полностью он так и не развеялся никогда. Понадобился год, чтобы завеса поднялась хоть отчасти.
Рик вскочил. Он дрожал так, что должен был прислониться к голой молочно-белой стене.
– Я вспомнил!
Шум жующих челюстей затих. Лица у всех были одинаково чистые, одинаково бритые, лоснящиеся и белые в тусклом свечении стен. В глазах не было интереса, только рефлекторное внимание, возбужденное внезапным, неожиданным возгласом.
Рик закричал снова:
– Я вспомнил свою работу! У меня была работа!
Кто-то крикнул ему:
– Замолчи!
Кто-то добавил:
– Сядь!
Лица отвернулись, жевание возобновилось. Рик тупо смотрел вдоль стола. Он услышал слова “сумасшедший Рик”, увидел пожатие плечами. Увидел палец, покрутившийся у виска. Все это не означало для него ничего.
Он медленно сел. Снова взял ложку с острым краем и с зубцами на переднем конце, так что ею можно было одинаково неуклюже хлебать, резать и протыкать. Для раба с плантаций этого было достаточно. Он повернул ложку и уставился на свой номер, выбитый на ее ручке. У всех прочих, кроме номеров, были и имена. А у него кличка – Рик. На жаргоне плантаций это означало что-то вроде идиота.
Но, может быть, теперь он будет вспоминать все больше и больше. Впервые с тех пор, как он появился на фабрике, он вспомнил нечто бывшее до того. Если бы только подумать!..
Когда он шел вечером с фабрики, его догнала Валона Марч.
– Я слышала, за завтраком была какая-то неприятность?
Рик пробормотал:
– Ничего не было, Лона.
Она настаивала:
– Я слышала, ты вспомнил что-то. Верно, Рик?
Она тоже называла его Риком. А он старался изо всех сил вспомнить свое имя. Однажды Валона раздобыла рваную адресную книгу и прочла из нее все имена. Ни одно не показалось ему более знакомым, чем другие.
Он взглянул ей прямо в лицо и сказал:
– Я должен бросить фабрику.
Валона нахмурилась:
– Не знаю, сможешь ли ты. Это нехорошо.
– Я должен вспомнить побольше о себе.
Валона облизнула пересохшие губы:
– Не знаю, нужно ли это.
Рик отвернулся. Это она устроила его на фабрику и спасла жизнь. Но все-таки он должен…
– Опять головные боли?
– Нет. Я действительно вспомнил что-то. Вспомнил, какая работа была у меня раньше… Поедем в поля, Лона.
– Уже поздно.
– Прошу тебя! Только за черту поселка.
…Через полчаса они свернули с шоссе на извилистую, плотно усыпанную песком дорогу. Молчание было тяжелым, и Валона почувствовала, как ее охватывает страх.
Что, если Рик покинет ее? Во многих отношениях он еще походил на ребенка. Но, прежде чем его лишили разума, он был, конечно, образованным человеком. Образованным и очень важным.
В свое время она испугалась при первых его словах. Они прозвучали так неожиданно и странно после долгих несвязных жалоб на головную боль. Уже тогда Лона боялась, что он может вспомнить слишком много и бросить ее. Она была только Валоной Марч, по прозвищу Большая Лона. Крупная, большеногая девушка с красными от работы руками. Девушка, которой никогда не найти мужа. Она лишь смотрела с тупой досадой на парней. Она была слишком крупная, чтобы хихикать и подмигивать им. У всех других женщин один за другим появлялись дети, а она могла только протискиваться к ним, чтобы взглянуть на красное, безволосое существо с зажмуренными глазками и резиновым ротиком.
Но вот в ее жизни появился Рик – своего рода младенец. Его нужно было кормить, окружать заботами, выносить на солнце, убаюкивать, когда головная боль терзала его, защищать.
А ее кулаков боялись даже взрослые. В тот день, когда она впервые привела Рика работать на фабрику, она одним ударом свалила своего мастера, который сказал о них какую-то непристойность.
Поэтому ей хотелось, чтобы Рик перестал вспоминать. Она знала, что ничего не может предложить ему: с ее стороны было эгоизмом желать, чтобы он навсегда оставался беспомощным и умалишенным. Просто она никому еще не была нужна до такой степени. Просто она боялась вернуться в одиночество.
Она спросила:
– Ты уверен, что вспоминаешь, Рик?
– Да. Я могу доверять своим воспоминаниям, Лона, когда они возвращаются. Ты это знаешь. Например: ты не учила меня говорить. Я сам вспомнил. Верно? А теперь я вспоминаю, каким я был раньше. У меня должно было быть это “раньше”, Лона!
“Должно было”. При этой мысли у нее стало тяжело на сердце. Это было другое “раньше”, другой мир. Она знала это, потому что единственным словом, которого он не мог вспомнить, было слово “кырт”. Ей, Лоне, пришлось учить его слову, обозначавшему на Флорине то, что важнее всего в мире.
– Что ты вспоминаешь? – спросила она. Возбуждение Рика вдруг упало. Он заколебался.
– Это не очень понятно, Лона. Только то, что у меня была работа, и я знаю какая. По крайней мере знаю отчасти. Я анализировал Ничто.
Она никогда в жизни не слышала слово “анализировал” и все же спросила:
– Но, Рик, что это может быть за работа: а-на-ли-зи-ро-вать ничего? Это не работа!
– Я не говорил “ничего”. Я сказал: анализировал Ничто. С большого “Н”.
– Разве это не одно и то же?
– Нет, конечно. – Он глубоко передохнул. – Но боюсь, что не смогу объяснить тебе. Это все, что я вспомнил. Но я чувствую, какая это была важная работа. Не может быть, чтобы я был преступником!
Это уже было, когда он впервые заговорил. Заговорил так внезапно, что испугал ее. Она не посмела посоветоваться даже с Резидентом. В ближайший свободный день Лона повезла Рика в город к доктору.
После обследования доктор вышел к ней.
– Когда ты встретила этого человека?
Она рассказала ему, очень осторожно, без всяких подробностей, ничего не сказав ни о Резиденте, ни о патрульных.
– Значит, ты ничего не знаешь о нем?
– О том, что было раньше, – ничего.
– Этот человек был подвергнут психозондированию. Ты знаешь, что это такое?
Сначала она опять покачала головой, потом прошептала тихо:
– Это то, что делают с сумасшедшими, доктор?
– И с преступниками. Чтобы излечить рассудок или изменить в нем то, что заставляет их красть и убивать.
– Но Рик никогда ничего не крал, – растерялась Лона.
– Откуда ты знаешь, что он делал до того, как ты его встретила? Сейчас это очень трудно выяснить. Зондирование было глубокое и грубое. Неизвестно, какая часть разума удалена полностью, а какая только затуманена шоком. Его нужно держать под наблюдением.
– Нет, нет! Он останется со мной! Я хорошо забочусь о нем, доктор!
Он нахмурился, но заговорил еще ласковее:
– Да, но я и думал о тебе, девушка. Может быть, из него удалено не все злое. Не хочешь же ты, чтобы когда-нибудь он обидел тебя.
В эту минуту сестра привела Рика, успокаивая его ласковым воркованием, как младенца. Рик приложил руку к голове и глядел бессмысленно, пока его взгляд не остановился на Валоне. Он протянул к ней руки и слабо закричал:
– Лона!
Она кинулась к нему, крепко обняла, прижимая его голову к своему плечу. Потом посмотрела на доктора.
– Он никогда, ни за что не обидит меня.
– И все-таки о нем нужно сообщить. Не знаю, как ему удалось ускользнуть из-под надзора в таком состоянии.
– Значит, его отнимут у меня, доктор?
– Боюсь, что да. Таков закон.
На обратном пути она ехала тяжело и слепо, в отчаянии прижимая Рика к себе.
Через неделю по гипервидео было известие об одном докторе, погибшем в катастрофе, когда прервался один из местных электрических лучей. Имя показалось ей знакомым, и ночью в своей комнате она сравнила его с записанным на бумажке. Имена совпадали.
Позже, когда Рик стал понимать больше, она рассказала ему о том, что говорил доктор, и посоветовала оставайся в поселке, если он хочет быть в безопасности…
– Я не мог быть преступником, – повторил Рик, – если у меня была такая важная работа! Надо уйти. Другого пути нет. Я должен бросить фабрику и поселок и узнать о себе побольше.
– Рик! Это опасно! Если даже ты анализировал Ничто, почему это важно настолько, чтобы тебе узнавать больше?
– Потому что я вспомнил еще кое-что.
– Что, что ты вспомнил?
– Не скажу, – прошептал Рик.
– Ты должен сказать кому-нибудь. Иначе опять забудешь.
Он схватил ее за руку.
– Это верно. Ты никому не скажешь, правда, Лона? Ты будешь моей памятью, на случай, если я забуду?
– Конечно, Рик.
Рик огляделся. Мир был прекрасен. Валона как-то рассказала ему, что в Верхнем Городе, в нескольих милях над ним, есть огромная светящаяся надпись:
ФЛОРИНА – САМАЯ ПРЕКРАСНАЯ ПЛАНЕТА В ГАЛАКТИКЕ
И сейчас, оглядываясь, он мог поверить этому.
– То, что я вспомнил, ужасно. Но когда я вспоминаю, то всегда правильно. Это мне припомнилось в конце дня.
– Да?
Он в ужасе пристально смотрел на нее:
– Все на этой планете должны погибнуть. Все, кто живет на Флорине.
Мирлин Теренс доставал книгу-фильм с полки, когда к нему позвонили. Резидент неторопливо подошел к двери, на ходу заглаживая верхний прорез рубашки. Даже одежда у него была похожа на одежду Сквайров. Иногда он почти забывал, что родился на Флорине.
На пороге стояла Валона Марч. Она опустилась на колени и склонила голову в почтительном приветствии.
Теренс широко распахнул дверь.
– Войди, Валона. Садись. Час отбоя давно уже прошел. Надеюсь, патрульные не видели тебя?
– Кажется, нет, Резидент.
– Ты чем-то расстроена. Опять Рик?
– Да, Резидент. – Она сидела, как всегда, спрятав свои большие руки в складках платья; но он заметил, что ее сильные короткие пальцы переплелись и слегка вздрагивают.
– Что бы это ни было, я слушаю тебя, – сказал он негромко.
– Вы помните, Резидент, как я пришла к вам и рассказала о городском докторе и о том, что он говорил?
– Да, Валона, помню. И еще помню, что велел тебе никогда не делать ничего подобного, не посоветовавшись со мной. А ты помнишь это?
Глаза у нее расширились.
Ей не нужно было напоминаний, чтобы снова ощутить его гнев.
– Я никогда больше не сделаю ничего такого, Резидент. Я только хотела напомнить вам, что вы обещали сделать все, чтобы помочь мне удержать Рика.
– Я так и сделаю. Значит, патрульные спрашивали о нем?
– Нет. О, Резидент, по-вашему, они могут спросить?
– Я уверен, что нет. – Он начал терять терпение. – Ну же, Валона, рассказывай, в чем дело!
– Он говорит, что вспоминает разные вещи.
Теренс подался вперед и чуть не схватил девушку за руку.
– Разные вещи? Какие?
В памяти Теренса ожил день, когда нашли Рика. Он увидел толпу ребят у одного из оросительных каналов, как раз за чертой поселка. Они пронзительно кричали, окликая его: “Резидент! Резидент!”, и показывали на какую-то белую шевелящуюся массу.
Это был взрослый мужчина, почти голый: изо рта у него текла слюна, и он слабо повизгивал, бесцельно двигая руками и ногами. На мгновение его глаза встретились с глазами Теренса и стали как будто осмысленнее… Потом рука у человека приподнялась и большой палец очутился во рту.
Кто-то из ребят засмеялся:
– Резидент, да он сосет пальцы!
Простертое тело сотряслось внезапным криком. Лицо покраснело и сморщилось. Раздался тихий, бесслезный плач, но палец так и остался во рту.
Теренс стряхнул с себя оцепенение.
– Вот что, ребята, нечего бегать по кыртовому полю, нечего портить урожай. Сами знаете, что будет, если рабочие с плантаций поймают вас. Расходитесь и молчите обо всем. Эй, вон ты, сбегай-ка к доктору Дженксу и попроси его прийти сюда.
Доктор Дженкс помог Теренсу уложить человека в тележку и как можно незаметнее привезти в поселок. Вдвоем они смыли с него засохшую грязь.
Дженкс тщательно осмотрел Рика.
– Инфекции, по-моему, нет, Резидент. И он сытый, ребра не выпирают. Не знаю, что с ним делать. Как вы думаете, куда его девать теперь?
– Боюсь, что не знаю.
– Он не умеет даже ходить. Он как младенец. И похоже, что все позабыл.
– Может быть, это после болезни?
– По-моему, нет. Возможно, это психическое заболевание. Но я полный профан в психиатрии, подобных больных я посылаю в город. Вы никогда не видели нашего города, Резидент?
– Я здесь только месяц.
Дженкс вздохнул, полез за платком.
– Да. Старый Резидент – тот был молодец. Держал нас хорошо. Я живу тут почти 60 лет, а этого парня никогда не видел. Он, верно, из другого поселка. Посмотрим, что скажут патрульные.
Патрульные, конечно, явились. Избежать этого было невозможно. Их было двое, этих наемников, носящих громкое имя Членов Флорианского Патруля. Они глядели равнодушно и скучно.
– Кто этот умалишенный? – спросил один из них у Теренса.
– Кто его знает! Его нашли позавчера в канаве на кыртовом поле.
– А документы у него были?
– Нет, сударь. Только тряпка на теле.
– Что с ним такое?
– По-моему, просто идиот.
– И охота вам возиться с такой дрянью? – Член Флорианского Патруля зевнул, спрятал свою книжку и сказал: – Ладно, об этом даже рапортовать не стоит. Нам до него дела нет.
И оба ушли.
Посоветовавшись с доктором Дженксом, Резидент отдал Рика под присмотр Валоне Марч. В конце концов лишняя пара рабочих рук, притом бесплатных, – это не так уж и плохо.
…Теренс стал их неофициальным опекуном. Он добился для Валоны дополнительного пайка, добавочных талонов на одежду – всего, что нужно, чтобы двое взрослых (из них один незарегистрированный) прожили на жалованье одного. Он помог ей устроить Рика на фабрику. Смерть врача в городе избавила его от тревоги, но он оставался наготове.
Было естественно, что Валона обращалась со всеми своими затруднениями к нему. И теперь он ждал, чтобы она ответила на его вопросы.
– Он говорит, что все в мире умрут.
– А говорит ли он почему?
– Он не знает. Он говорит, что когда-то у него была важная работа, но я не пойму какая.
– Как он ее описывает?
– В общем он… анализировал Ничто. Но, Резидент, как можно делать что-нибудь с Ничем?
Теренс встал и улыбнулся.
– Как, Валона, разве ты не знаешь, что все во Вселенной состоит почти из ничего?
Валона не поняла этого, но согласилась. Резидент был очень ученым человеком. С неожиданным приливом гордости она вдруг увидела, что ее Рик еще ученее.
– Идем. – Теренс протягивал ей руку. – Идем к Рику.
В хижине у Валоны было темно, и они вошли туда ощупью.
В свете маленького, прикрытого рукой фонарика Теренс заметил, что один угол комнаты отгорожен старенькой ширмой.
Эту ширму он сам недавно добыл для Валоны, когда Рик стал гораздо больше похож на взрослого, чем на ребенка.
Из-за ширмы доносилось ровное дыхание.
– Разбуди его, Валона.
Валона постучалась в ширму.
– Рик! Рик! Детка!
Послышался легкий вскрик.
– Это я, Лона, – быстро сказала она. Они зашли за ширму, и Теренс осветил фонариком себя и Валону, потом Рика.
Рик заслонился от света рукой.
– Что случилось?
Теренс сел на край кровати.
– Рик, – произнес он, – Валона сказала, что ты начинаешь вспоминать кое-что.
– Да, Резидент. – Рик держался смиренно с Резидентом, самым значительным из когда-либо виденных им людей. С Резидентом был вежлив даже управляющий фабрикой. Рик сообщил Теренсу о тех крохах, что извлекла его память в течение дня.
– Вспомнил ли ты что-нибудь еще?
– Больше ничего, Резидент.
Теренс задумался.
– Хорошо, Рик, можешь спать.
Валона проводила его за порог. Он видел, как подергивалась у нее щека и как она вытерла себе глаза тыльной стороной кисти.
– Покинет он меня, Резидент?
Тереке взял ее за руки и заговорил серьезно:
– Будь взрослой, Валона. Он поедет со мной ненадолго, но я привезу его обратно.
– А потом?
– Не знаю. Ты должна понять, Валона. Сейчас нам важнее всего, чтобы Рик мог вспомнить побольше.
