Текст книги "Продается планета (сборник)"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Гарри Гаррисон,Айзек Азимов,Клиффорд Дональд Саймак,Роберт Шекли,Генри Каттнер,Курт Воннегут-мл,Альфред Элтон Ван Вогт,Фредерик Браун,Альфред Бестер,Фредерик Пол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
ПРОДАЕТСЯ ПЛАНЕТА
БУДУЩЕЕ, КОТОРОЕ НЕОБХОДИМО ПРЕДОТВРАТИТЬ
Я жду, что наконец увижу шар блестящий,
Как точка малая, затерянный в огнях,
Путем намеченным к иной земле летящий,
Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах
Валерий Брюсов
Фантастические миры, объединенные этой книгой, – тоже по-своему разрознены. Они несхожи и разнообразны, эти планеты, греющиеся в лучах чужих солнц, эти далекие времена, иные космические расы и неожиданные социальные структуры… И что нам до того, появились ли они на свет в итоге долгой и многотрудной эволюции мертвой и живой материи, или порождены воображением писателей-фантастов? Однако, если вдуматься, то не столь уж разрозненными окажутся они на деле. Если бы составители этого сборника решили поразить наше воображение пусть не всеми возможными вымышленными мирами, а лишь наиболее яркими из них, – книга получилась бы совсем другой…
Чем же объединены эти в разное время написанные произведения авторов из разных стран? Не только ведь тем обстоятельством, что все эти страны принадлежат к капиталистическому лагерю?
Конечно, нет. В предлагаемом читателю сборнике представлен один из трех главных потоков западной НФ11
НФ – общепринятое сокращение термина “научная фантастика”, по аналогии с международным сокращением SF (science fiction).
[Закрыть]. И заметим, потоки эти весьма несхожи между собой.
Американские журналисты неоднократно писали о том, что “стратегическая оборонная инициатива” президента Рейгана оформилась как концепция под влиянием популярного фантастического кинобоевика “Звездные войны”. Казалось бы, безобидный фильм, где действуют рыцари и принцессы, роботы и инопланетные чудища, – этакая развлекательная сказка, да еще и мастерски сделанная. Режиссеру-постановщику фильма Джорджу Лукасу не откажешь в воображении и изобретательности. Фильм смотрится. Не случайно он принес фантастические кассовые сборы, а в одном из примечательных мест Голливуда – у “Китайского театра” – вдавлены в быстротвердеющий цемент рядом со следами рук и босых ног “звезд” американского кино и следы роботов Арта-Дета и Си-Трипио, героев лукасовской фантастической эпопеи. Не зря Лукасу пришлось основать специальную компанию “Блэк фэлкон лимитед” для выпуска книг, пластинок, игрушек и другой побочной продукции многосерийных “Звездных войн”.
Но вместе с космическими приключениями “заглатывает” зритель чувства и мысли вовсе не безобидные: на экране происходят жуткие катастрофы, в сполохах ядерного огня исчезают целые планеты, – а основные герои живы-невредимы; фоном для их подвигов служат баталии, в которых гибнут миллионы людей, – но их почему-то (мастерски сделано!) вовсе не жаль… И невольно напрашивается вывод: не так страшен черт, как его малюют; не так уж неправ Рональд Рейган, утверждая возможность ведения ограниченных ядерных войн; начнись такое – и я тоже могу не только уцелеть, но и прославиться, как главный герой фильма Люк Скайуолкер…
Да, социальный заказ официального вашингтонского курса Лукас выполнил блестяще и – что немаловажно – даже с упреждением. Мы остановились на “Звездных войнах” просто потому, что пример этого фильма показателен, хотя и отнюдь не исключителен – не только в фантастическом кинематографе, но и в научно-фантастической литературе. Поток подобных произведений не иссякает – первый поток из трех, о которых идет речь.
Второй по масштабам своим не уступает первому. Главная задача авторов произведений такого рода – дать возможность читателю, уставшему от сложностей жизни, от противоречий “свободного мира”, от постоянной угрозы войны, уйти в мир вымышленный, где все противоречия, если даже таковые имеются, благополучно разрешаются, где действуют волшебники и драконы, невероятные порождения жизни других планет и “самоновейшая” фантастическая техника. Среди этих эскапистских произведений нередко попадаются и по-настоящему талантливые, но как бы ни были они прекрасно написаны, это не отменяет главного: такая НФ уводит от действительности. И если бы только уводила… Вот, например, многотомная серия романов Филиппа Ж.Фармера “Речной мир”. Где-то, в некоем мире, который был раньше планетой, а теперь стал чем-то и вовсе непредставимым, течет Река; устье ее удалено от истоков на сто миллионов километров. И в долине этой Реки живут все, кто когда-либо обитал на Земле – от сотворения мира до XXI века. Среди героев романа Сэмюэль Клеменс (Марк Твен) и Джек Лондон, король Иоанн Безземельный и Герман Геринг. Этот последний, заметим, после множества похождений и преступлений становится вполне благонамеренным и порядочным священнослужителем. Нет, наци № 2 вовсе не главный герой романа, так – второстепенная фигура. Но – запоминающаяся. И в сознании читателя запечатлевается мысль о том, что военный преступник, один из главарей третьего рейха – лишь жертва обстоятельств и человеческой несправедливости; сложись его жизнь чуть по-иному – вышел бы из Германа Геринга прекрасный, полезный обществу человек, духовный пастырь… И невольно задаешься вопросом: а нужен ли был вообще международный трибунал и Нюрнбергский процесс? Не была ли допущена там некая ошибка? И не удивляешься уже тому, что президент Рейган посещает кладбище эсэсовцев в ФРГ…
Произведения этих двух потоков дали право американскому литературоведу, профессору университета штата Айдахо Брайену Эттебери утверждать, что американская НФ по самой сути своей консервативна и выполняет охранительные функции. “Она сохраняет и отстаивает старые мнения и старые понятия независимо от обнаружившейся в них непоследовательности”, – в отличие от таких писателей, как Фицджеральд, Хемингуэй, Фолкнер, выражавших неудовлетворенность американской действительностью.
К счастью, западная НФ отнюдь не исчерпывается этими направлениями. Существует еще и третий поток, не самый полноводный, может быть, но несомненно самый мощный по художественному и идейному воздействию. Это о творцах именно такой литературы сказал некогда Рэй Брэдбери: “Лучшую научную фантастику всегда создают те, кто чем-то недоволен в современном обществе и выражает свое недовольство немедленно и яростно”. Это люди того душевного склада, который заставляет, получив в руки линованную бумагу, – писать поперек. Даже если линовка сделана красным по белому. Именно из их произведений и составлена эта книга.
***
В своем стремительном полете сквозь пространство и время Земля давно уже углубилась в опаленный огнем войн и революций XX век. Еще за четырнадцать лет до его начала, в 1886 году, патриарх мировой НФ Жюль Верн писал, завершая “Робура-Завоевателя”: “Успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов”. Уже на четырнадцатом году нового века Герберт Уэллс в романе “Освобожденный мир” предсказал первую атомную бомбардировку… Но едва ли не вся без исключения западная фантастика продолжала еще жить инерцией XIX столетия. Научно-технический прогресс представлялся ей чуть ли не панацеей от всех зол.
Но вот вершина прогресса явилась миру в виде двух чудовищных атомных грибов, вспухших над японскими городами. И лишь тогда пришло запоздалое отрезвление. На смену безудержному технократическому оптимизму периода “до Хиросимы” пришел тогда, по мнению профессора Уостерского университета в США, председателя Международного общества по изучению научной фантастики Томаса Д.Клэрсона, “постхиросимский” социальный пессимизм, отмеченный рождением ярких антиутопий. Пожалуй, лучше всех охарактеризовал этот перелом в мироощущении писателей-фантастов Рэй Брэдбери: “Появление бомбы было как голос свыше, сказавший нам: “Подумайте, подсчитайте все хорошенько и найдите способ жить в мире и согласии друг с другом”. Этот голос мы все теперь ясно слышим”.
И дело здесь не в технике самой по себе, но – в человеке. Технику можно, в конце концов, просто уничтожить, как это и происходит, например, в рассказе Брэдбери “Ржавчина”. Но совсем не просто пересотворить внутренний мир человека, перестроить систему его духовных ценностей. А если этого не сделать – он, как Полковник в “Ржавчине”, выломает ножку стула, наконец, просто возьмет в руки камень – и снова будет убивать, убивать, убивать – во имя своих извращенных ценностей. Значит, главное заключается не в том, чтобы обратить во ржавчину оружие, а в том, чтобы не позволить ржаветь человеческой душе. Не уничтожить Полковника, а не допустить, чтобы человек стал Полковником. Задача нелегкая, и чтобы справиться с ней, надо не только экстраполировать в будущее достижения науки и техники в духе школы “отца американской фантастики” Хьюго Гернсбека, но особенно внимательно вглядываться в сегодняшний, реальный, окружающий мир.
Именно так определяет задачу писателя-фантаста один из интересных американских авторов (жаль, что его произведения не вошли в сборник, но – увы! – никто необъятного объять не может) Филипп Дик: “Мне кажется, что задача писателя, создающего научно-фантастические произведения, где описывается будущее, состоит в том, чтобы подвергнуть строгому анализу цели, идеи и ведущие тенденции общества, в котором он живет, и увидеть, на что будет похож грядущий мир, если эти элементы разовьются и станут господствующими. Писатель-фантаст, когда он замечает зерно какого-либо явления в нынешнем мире, должен тем или иным способом представить, что вырастет из этого зерна и до каких пределов пойдет его развитие”.
Но зачем? Из чисто академического интереса? Из вполне естественного для человека любопытства, сформулированного в свое время Николаем Асеевым:
Да, интересно, черт возьми,
Что будет после нас с людьми,
Что станется потом?
Нет! И здесь снова стоит вспомнить слова Брэдбери: “Я не описываю будущее. Я его предотвращаю”. Фантастика здесь выступает в роли некой магической “лупы риска”, показывающей во всей своей отталкивающей красе то древо, которое может произрасти из сегодняшнего семени зла. Показывает для того, чтобы сейчас, пока оно еще – только семя, пока не поздно, уничтожить его. затоптать, выжечь, наконец. Ибо иначе…
Иначе безответственные эксперименты по изучению механизмов памяти (казалось бы, уж на что благое дело!), помноженные на врожденные пороки общества, где все продается и покупается, неизбежно приведут к картине, талантливо нарисованной О.Лесли в рассказе “Торговцы разумом”. Как тут не вспомнить слова доктора Гирина из ефремовского “Лезвия бритвы”: “Есть вещи, которыми нельзя заниматься, пока не будет лучше устроено общество на всей нашей планете, и ученым следует думать об этом”.
Иначе бездумные хищники на звездолетах загубят завтра на корню целые разумные миры, – как губят сегодня хищники с аквалангами бесценное наследие цивилизаций прошлого, веками и тысячелетиями покоившееся на дне морей. Эта картина, написанная нарочито буднично, тем более впечатляюще встает со страниц рассказа известного датского писателя Нильса Е.Нильсена “Продается планета”. И разве станет кому-нибудь легче от того, что один из этих хищников космоса, не вынеся угрызений совести, сошел с ума? Как тут не вспомнить о помешательстве Роберта Клода Изерли, штурмана того самолета, что сбросил в августе 1945 года бомбу на Хиросиму? Показательная и вряд ли случайная ассоциация…
Иначе всесильная западная реклама, уже сегодня нагло вторгающаяся во все сферы жизни, может завтра полностью подчинить себе человека, как это изображено в новелле Фредерика Пола “Туннель под миром”.
Иначе, наконец, высказывания вроде достопамятной формулы бывшего госсекретаря США Хейга – “Есть вещи важнее, чем мир” – могут завтра обратиться тем самым миром, пережившим ядерную катастрофу, который рисует в рассказе “Субботний отдых на берегу моря” Кэрол Эмшуиллер. И это – еще в лучшем случае! В романе Айзека Азимова “Космические течения” картина перенесшей атомную войну Земли еще мрачнее и выразительнее при всей своей лаконичности: “Я помню Землю. Она была радиоактивна. Я помню Запретные Зоны и голубое сияние на горизонте по ночам. Почва светилась, и ничто на ней не росло. Было лишь немного мест, где люди могли жить… Моя планета была мертвой планетой”. Но ведь может оказаться и так, что некому будет смотреть, какой стала наша планета после третьей мировой!
К счастью, НФ предоставила нам возможность пережить эти кошмары авансом – для того, чтобы никогда не обратились они мрачной реальностью, как не реализуется убийство человека Земли в одном из лучших рассказов англо-американской фантастической литературы – “Чудовище” Ван-Вогта.
Именно такого рода произведения позволили исследователям западной НФ прийти к выводам совершенно противоположным, нежели цитированные нами ранее слова Брайена Эттебери. По мнению профессора Университета Южного Иллинойса Марка Р.Хилледжеса, НФ – это “чрезвычайно гибкий инструмент социальной критики”. “Фактически единственное отражение политического климата в США”, – вторит ему писательница Джудит Мэррил. А литературный критик, профессор Стэнфордского университета Брюс X.Франклин считает, что ценность НФ определяется тем, “насколько глубоко и точно ей удается отразить природу капитализма и предсказать перспективы этой враждебной человеку социальной системы”.
Упомянутые выше и другие произведения этого сборника изображают будущее, которое необходимо предотвратить (вспомним слова Брэдбери!). А это значит– следует изменить настоящее. Советский читатель обладает вполне реальной альтернативой недопустимому будущему, представлением о том коммунистическом грядущем, в построении которого он сам принимает участие. В то же время даже наиболее прогрессивным западным фантастам чрезвычайно трудно принять такую предпосылку как основу изображения мира будущего. Гуманный мир – в романах Артура Кларка, например, – в конечном счете обманчив, ибо это все тот же, лишь несколько усовершенствованный капитализм. Однако по-настоящему противостоит в их творчестве нравственности западного мира собственная гуманистическая позиция автора, которой писатель нередко наделяет своего деятельного, активно борющегося героя.
Причем – и это немаловажно! – такие герои отнюдь не принадлежат к наводнившему НФ племени суперменов. Они обычные, порой даже заурядные люди, но именно это последнее обстоятельство и позволяет читателю отождествлять себя с литературным персонажем, а значит, и сочувствовать ему, примерять на себя его мысли и дела, наконец, его нравственный выбор.
К литературным героям такого рода принадлежит, в частности, Рик из “Космических течений” Азимова. В прошлом – ученый, “космоаналитик”, он стал жертвой воздействия на мозг и превратился в калеку, жалкий осколок человеческой личности (мы не станем пересказывать подробностей фабулы романа). Но как только в медленно восстанавливающемся сознании Рика всплывает воспоминание о надвигающейся на Флорину, планету, куда он попал, космической катастрофе, – он находит в себе силы, чтобы действовать. Перед лицом катастрофы постепенно объединяют усилия самые разные люди – каждый со своими, порой противоположными интересами. Но какие бы цели ни преследовал любой из них, – посланник Транторианского Содружества престарелый дипломат Эбл, ученый-администратор Селим Джунц, полуграмотная фабричная работница Валона и другие, – главным для всех является одно: спасти если не саму обреченную планету, то ее население.
Написанный в 1952 году, роман этот звучит сегодня на удивление актуально, хотя на первый взгляд представляет собой стандартный “джентльменский набор” из детектива, приключений, галактических империй, интриг, убийств и фантастических гипотез. Но если вдуматься… Да, Земле нашей не угрожает космическая катастрофа, но разве смертоносные боеголовки “першингов”, “трайдентов” и “минитменов” не могут ежесекундно вспыхнуть “ярче тысячи солнц”, породив океан огня, не менее безжалостного, чем взрыв Сверхновой? И разве каждый человек на планете не обязан сегодня – в меру сил своих и сверх этой меры – жить и действовать, изменяя настоящее, чтобы предотвратить такое будущее? Чтобы никогда не стала наша Земля космическим “Летучим Голландцем”, вечно несущимся в мертвых просторах Вселенной.
***
Говорят, в каждого своего героя автор вкладывает частицу собственной души. Но если это так, справедливо и обратное – в каждом писателе живут и действуют герои его книг. И фантасты в этом смысле не исключение. Гражданственная активность нравственной позиции героев НФ присуща и самим писателям-фантастам.
Не только со страниц рассказов и романов, но и выступая по радио и телевидению, в интервью и во время встреч с читателями или своими коллегами во весь голос говорят они о необходимости разоружения и мирного сосуществования, как о единственной предпосылке сохранения жизни на Земле.
“Я родился на смоленской земле, – говорит Айзек Азимов, – там же, где первый космонавт Юрий Гагарин. И чувствую поэтому, что я как бы нахожусь в обеих наших странах – стране, где я родился, и стране, где живу и работаю. По-моему, мир в целом начинает понимать тот факт, что мировая война привела бы к катастрофическим последствиям. Первоочередная, самая насущная задача сегодня – это устранение ядерной угрозы. Ведь все мы живем в маленьком общем мире, имя которому – Земля. Мы должны дорожить им, сообща беречь его как зеницу ока, и ни на минуту не забывать о том, какие огромные арсеналы оружия массового уничтожения сейчас накоплены. Даже применение малой их толики приведет к гибели всей цивилизации, всего человечества. В той войне не будет победителей. И если мы хотим устранить ядерную угрозу, нам необходимо предпринять незамедлительные конкретные меры в этом направлении. Вот почему я поддерживаю замораживание ядерных арсеналов, полное прекращение ядерных испытаний, предотвращение гонки вооружений в космосе”.
Солидарен с Азимовым другой писатель-фантаст с мировым именем – Артур Кларк. Выступая на слушаниях в конгрессе США, он резко осудил “звездную” авантюру рейгановской администрации. “Программа “звездных войн”– это технологическое бесстыдство, – заявил он. – Миллиарды, затраченные на эти военные приготовления, гораздо лучше было бы использовать на совместные советско-американские исследования космического пространства”.
Любому из нас близки и понятны мысли и чувства, движущие этими людьми. Их слова – как дружеские руки, протянутые нам сквозь все преграды и границы.
Да, мы живем в разрозненных мирах: в разных государствах, раскинувшихся на разных континентах, в странах с различными политическими устройствами, идеологиями, экономическими системами, культурными традициями… Но невзирая на эти различия, в одном мы всегда должны быть вместе: каждый должен делать все возможное и невозможное ради мира на Земле. “Нынешнее человечество, – говорил несколько лет назад известный английский писатель-фантаст Брайан Олдис, – находится покуда еще в младенческом возрасте. Нет никакого сомнения, что развиться в прекрасное, нравственное существо оно может лишь при одном условии – будучи воспитуемо в единой семье народов”.
Чтобы семья эта стала реальностью, нам надо постоянно узнавать друг друга. А что, как не книги, может помочь решению этой задачи? И какая литература с такой полнотой и яркостью, как научная фантастика, может выражать общественный идеал, цели и стремления своего народа? Этому способствует сама ее двуединая природа, сочетающая картины двух будущих – того, которое нужно предотвратить, и того, какое надо создать.
Роман английского фантаста Майкла Муркока “Ритуалы бесконечности” заканчивается такой впечатляющей картиной: существовавшие до сих пор в различных альтернативных пространствах многие Земли – в чем-то схожие, а в чем-то различные копии нашей Земли – вдруг одновременно появляются в нашем пространстве. И между планетами повисают феерические золотые мосты – символ воссозданного братства разрозненных доселе миров.
Каждая хорошая, честная книга, написанная в одной стране и переведенная в других, – это маленький, но реальный вклад в строительство таких золотых мостов между разрозненными мирами нашей единственной Земли.
Андрей Балабуха,
Анатолий Бритиков
АБСОЛЮТНОЕ ОРУЖИЕ
ФЕНОМЕН ИСЧЕЗНОВЕНИЯ
Это была не последняя война. И не война, которая покончит с войнами вообще. Ее звали Войной за Американскую Мечту. На эту идею как-то наткнулся сам генерал Карпентер и с тех пор о ней и трубил.
Генералы делятся на вояк (такие нужны в армии), политиков (они правят) и специалистов по общественному мнению (без них нельзя вести войну). Генерал Карпентер был гениальным руководителем общественного мнения. Сама Прямота и само Простодушие, он руководствовался идеалами столь же высокими и общепонятными, как девиз на монете. Именно он представлялся Америке армией и правительством, щитом и мечом нации. Его идеалом была Американская Мечта.
– Мы сражаемся не ради денег, не ради могущества, не ради господства над миром, – заявил генерал Карпентер на обеде в Объединении Печати.
– Мы сражаемся лишь ради воплощения Американской Мечты, – провозгласил он на заседании конгресса 162-го созыва.
– Мы стремимся не к агрессии и не к порабощению народов, – изрек он на ежегодном обеде в честь выпускников военной академии.
– Мы сражаемся за дух цивилизации, – сообщил он сан-францисскому Клубу Пионеров.
– Мы воюем за идеалы цивилизации, за культуру, за поэзию, за Непреходящие Ценности, – сказал он на празднике чикагских биржевиков-хлеботорговцев. – Мы сражаемся не за себя, а за наши мечты, за Лучшее в Жизни, что не должно исчезнуть с лица земли.
Итак, Америка воевала. Генерал Карпентер потребовал сто миллионов человек. И сто миллионов человек были призваны в армию. Генерал потребовал десять тысяч водородных бомб. И десять тысяч водородных бомб были сброшены на голову противника. Противник тоже сбросил на Америку десять тысяч водородных бомб и уничтожил почти все ее города.
– Что ж, уйдем от этих варваров под землю! – заявил генерал Карпентер. – Дайте мне тысячу специалистов по саперному делу.
И под грудами щебня появились подземные города.
– Мы должны стать нацией специалистов, – заявил генерал Карпентер перед Национальной Ассоциацией Американских Университетов. – Каждый мужчина и каждая женщина, каждый из нас должен стать прежде всего закаленным и отточенным орудием для своего дела.
Дайте мне пятьсот медицинских экспертов, триста регулировщиков уличного движения, двести специалистов по кондиционированию воздуха, сто – по управлению городским хозяйством, тысячу начальников отделения связи, семьсот специалистов по кадрам…
– Наша мечта, – сказал генерал Карпентер на завтраке, данном Держателями Контрольных Пакетов на Уолл-стрит, – не уступайте мечте прославленных афинских греков и благородных римских… э-э… римлян. Это мечта об Истинных Ценностях в Жизни. Музыка. Искусство. Поэзия. Культура. Деньги лишь средство в борьбе за нашу мечту.
Уолл-стрит аплодировал. Генерал Карпентер запросил сто пятьдесят миллиардов долларов, полторы тысячи честолюбивых людей, три тысячи специалистов по минералогии, петрографии, поточному производству, химической войне и научной организации воздушного транспорта. Страна дала ему все это. Генералу Карпентеру стоило только нажать кнопку, и любой специалист был к его услугам.
В марте 2112 года война достигла своей кульминационной точки, и именно в это время решилась судьба Американской Мечты. Это произошло не на одном из семи фронтов, не в штабах и не в столицах, а в палате-Т армейского госпиталя, находившегося на глубине трехсот футов под тем, что когда-то называлось городом Сент-Олбанс в штате Нью-Йорк.
Палата-Т была загадкой Сент-Олбанса. Как и во многих других армейских госпиталях, в Сент-Олбансе имелись особые палаты для однотипных больных. В одной находились все раненые, у которых была ампутирована правая рука, в другой – все, у которых была ампутирована левая.
Повреждения черепа и ранения брюшной полости, ожоги просто и ожоги радиоактивные – для всего было свое место. Военно-медицинская служба разработала девятнадцать классов ранений, которые включали все возможные разновидности повреждений и заболеваний, как душевных, так и телесных. Они обозначались буквами от А до S. Но каково же было назначение палаты-Т?
Этого не знал никто. Туда не допускали посетителей, оттуда не выпускали больных. Входили и выходили только врачи. Растерянный вид их заставлял строить самые дикие предположения, но выведать у них что бы то ни было не удавалось никому.
Уборщица утверждала, что она как-то наводила там чистоту, но в палате никого не было. Ни души. Только две дюжины коек, и больше ничего. А на койках хоть кто-нибудь спит? Да. Некоторые постели смяты. А есть еще какие-нибудь признаки, что палатой кто-то пользуется? Ну, как же! Личные вещи на столиках и все такое. Только пыли на них порядком – как будто их давно уж никто и в руки не брал.
Общественное мнение склонилось к тому, что это палата для призраков.
Но один санитар сообщил, что ночью из закрытой палаты доносилось пение. Какое пение? Похоже, что на иностранном языке. На каком? Этого санитар сказать не мог. Некоторые слова звучали вроде… ну, вот так: “Гады в ямы с их гитар…”
Общественное мнение склонилось к выводу, что это палата для иностранцев. Для шпионов.
Сент-Олбанс включил в дело кухонную службу и установил наблюдение за подносами с едой. Двадцать четыре подноса следовали в палату-Т три раза в день. Двадцать четыре возвращались оттуда. Иногда пустые. Чаще всего нетронутые.
Общественное мнение поднатужилось и пришло к решению, что палата-Т – сплошная липа. Что это просто неофициальный клуб для пройдох и комбинаторов, которые устраивают там попойки. Вот тебе и “гады в ямы с их гитар…”!
По части сплетен госпиталь не уступит дамскому рукодельному кружку в маленьком городе, а больные легко раздражаются из-за любой мелочи. Потребовалось всего три месяца, чтобы праздные догадки сменились возмущением. Еще в январе 2112 года Сент-Олбанс был вполне благополучным госпиталем. А в марте психиатры уже забили тревогу. Снизился процент выздоровлений. Появились случаи симуляции. Участились мелкие нарушения порядка.
Перетрясли персонал. Не помогло. Волнение из-за па-латы-Т грозило перейти в мятеж. Еще одна чистка, еще одна, но волнения не прекращались.
Наконец по официальным каналам слухи дошли до генерала Карпентера.
– В нашей битве за Американскую Мечту, – сказал он, – мы не имеем права забывать тех, кто проливал за нас кровь. Подать сюда эксперта по госпитальному делу.
Эксперт не смог исправить положение в Сент-Олбансе. Генерал Карпентер прочитал рапорт и разжаловал его автора.
– Сострадание, – сказал генерал Карпентер, – первая заповедь цивилизации. Подать мне Главного медика.
Но и Главный медик не смог потушить гнев Сент-Олбанса, а посему генерал Карпентер разжаловал и его. Но на этот раз в рапорте была упомянута палата-Т.
– Подать мне специалиста по той области, которая касается палаты-Т, – приказал генерал Карпентер.
Сент-Олбанс прислал врача – это был капитан Эдсель Диммок, коренастый молодой человек, почти лысый, окончивший медицинский факультет всего лишь три года назад, но зарекомендовавший себя отличным специалистом по психотерапии. Генерал Карпентер питал слабость к экспертам. Диммок ему понравился. Диммок обожал генерала как защитника культуры, которой он сам, будучи чересчур узким специалистом, не мог вкусить сейчас, но собирался насладиться ею, как только война будет выиграна.
– Так вот, Диммок, – начал генерал, – каждый из нас ныне прежде всего закаленный и отточенный инструмент. Вы знаете наш девиз: “Свое дело для каждого, и каждый для своего дела”. Кто-то там не при своем деле в палате-Т, и мы его оттуда выкинем. А теперь скажите-ка, что же это такое – палата-Т?
Диммок, заикаясь и мямля, кое-как объяснил, что это палата для особых заболеваний, вызванных шоком.
– Значит, там у вас содержатся пациенты?
– Да, сэр. Десять женщин и четырнадцать мужчин.
Карпентер помахал пачкой рапортов.
– А вот здесь заявление пациентов Сент-Олбанса о том, что в палате-Т никого нет.
Диммок был ошарашен.
– Это ложь! – заверил он генерала.
– Ладно, Диммок. Значит, у вас там двадцать четыре человека. Их дело – поправляться. Ваше дело – лечить. Какого же черта весь госпиталь ходит ходуном?
– В-видите ли, сэр… Очевидно, потому, что мы держим палату-Т под замком.
– Почему?
– Чтобы удержать там пациентов, генерал.
– Удержать? Как это понять? Они что, пытаются сбежать? Буйные, что ли?
– Никак нет, сэр. Не буйные.
– Диммок, мне не нравится ваше поведение. Вы все хитрите и ловчите. И вот что мне еще не нравится. Эта самая классификация. При чем тут Т? Я справился в медицинском управлении – в их классификации никакого Т не существует. Что это еще за петрушка?
– Д-да, сэр… Мы сами ввели этот индекс. Они… Тут… особый случай, сэр. Мы не знаем, что делать с этими больными. Мы не хотели огласки, пока не найдем способа лечения. Но тут совсем новая область, генерал. Новая! – Здесь специалист взял в Диммоке верх над дисциплинированным служакой. – Это сенсационно! Это войдет в историю медицины! Этого еще никто, черт возьми, не видел!
– Чего этого, Диммок? Точнее!
– Слушаюсь, сэр. Это бывает после шока. Полнейшее безразличие к раздражителям. Дыхание чуть заметно. Пульс слабый.
– Подумаешь! Я видел такое тысячи раз, – проворчал генерал Карпентер. – Что тут необычного?
– Да, сэр, пока все подходит под разряд Q или R. Но тут одна особенность. Они не едят и не спят.
– Совсем?
– Некоторые совсем.
– Почему же они не умирают?
– Вот этого мы и не знаем. Метаболический цикл нарушен, но отсутствует только его анаболический план. Катоболический продолжается. Иными словами, сэр, они выделяют отходы пищеварения, но не принимают ничего внутрь. Они изгоняют из организма токсины и восстанавливают изношенные ткани, но все это без еды и сна. Как – один бог знает!
– Значит, потому вы и запираете их? Значит… Вы полагаете, что они таскают еду и ухитряются вздремнуть где-то на стороне?
– Н-нет, сэр. – Диммок был явно смущен. – Я не знаю, как объяснить вам это. Я… Мы запираем их, потому что тут какая-то тайна. Они… Ну, в общем они исчезают.
– Чего-чего?..
– Исчезают, сэр. Пропадают. Прямо на глазах.
– Что за бред!
– Но это так, сэр. Смотришь, сидят на койках или стоят поблизости. Проходит какая-то минута – и их уже нет. Иногда в палате-Т их две дюжины. Иногда – ни одного. То исчезают, то появляются – ни с того ни с сего. Поэтому-то мы и держим палату под замком, генерал. За всю историю военной медицины такого еще не бывало. Мы не знаем, как быть.
– А ну, подать мне троих таких пациентов, – приказал генерал Карпентер.
Натан Райли съел хлеб, поджаренный на французский манер, с парой яиц по-бенедектински, запил все это двумя квартами коричневого пива, закурил сигару “Джон Дрю”, благопристойно рыгнул и встал из-за стола. Он дружески кивнул Джиму Корбетту Джентльмену, который прервал беседу с Джимом Брэди Алмазом, чтобы перехватить его на полпути.
