Текст книги "Красивое зло"

Автор книги: Ребекка Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

33

Когда я прихожу, Мик уже дома. Он распахивает дверь еще до того, как я успеваю постучать, – такой улыбающийся и счастливый, он обнимает меня, едва я успеваю войти.

– Мне только что позвонили, – смеется он. – У нас есть квартира! И мы можем переехать на следующей неделе.

Он берет меня за руку и тянет в кухню, выдвигает табурет и протягивает мне стакан свежевыжатого сока. Он приготовил салат, и крошечная кухня, обычно грязная, сегодня сияет чистотой.

– Я решил, что теперь нам надо питаться здоровой пищей.

– Звучит отлично.

– Филиппа сказала, что вы встретили Элис? – Он обеспокоенно смотрит на меня. – С тобой все в порядке?

– Да.

– Еще она сказала, что Элис опять несла какую-то чушь, и ты расстроена.

– Да, немного… Но дело не в том, что сказала Элис.

– То есть?

– Она, конечно, порядочная тварь. И нарочно бьет по больному. Но все, что она говорит, и так постоянно крутится у меня в голове. Она говорит чистую правду. Я на самом деле убежала от Рейчел, я бросила сестру, и ее убили. – Я поднимаю руку, видя, что Мик хочет возразить. – Все так, это голые факты. Я взяла ее на вечеринку и позволила напиться. А ведь я отвечала за нее. Я постоянно об этом думаю. Элис – единственный человек, который ведет себя честно. Она – единственный человек, который осмелился сказать правду. Сказать то, о чем все остальные так или иначе думают.

– Но Кэтрин…

– Пожалуйста, Мик! – перебиваю я. – Дослушай. Я еще не закончила.

– Хорошо, – соглашается он. – Продолжай.

– И сегодня я поняла кое-что еще. Кое-что хорошее.

Он кивает.

– Я всегда надеялась, что рано или поздно наступит время, когда я успокоюсь. Когда не буду чувствовать себя виноватой. Я ждала того дня, когда снова смогу жить и наслаждаться жизнью. – Я горько усмехаюсь. – Но сегодня я наконец поняла, что такого не будет. Это останется со мной навсегда. И это нормально. Я в состоянии принять это.

– Это прекрасно, Кэтрин, но…

Я не слышу окончания фразы, потому что в дверь громко стучат.

– Господи! – Мик смотрит на меня и качает головой. – Кто…

– Кэтрин! Кэтрин! Ты здесь? – раздается через дверь отчаянный крик. – Откройте!

– Боже мой! – Я выпрямляюсь, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. – По-моему, это папа.

– Как? Почему?

– Не знаю! – говорю я и бегу к дверям.

В дверях стоят мама и папа. Они так перепуганы, будто не ожидали меня тут увидеть. Они переглядываются и снова напряженно смотрят на меня.

– Мама! Папа! Что случилось? Что вы тут делаете?

– О, Кэтрин… – восклицает мама и протягивает ко мне руки. – Скажи, с тобой все в порядке?

– Да. – Я обнимаю ее. – Все хорошо. Почему вы здесь? Что происходит?

Папа берет меня за подбородок и пристально смотрит в глаза.

– С тобой правда все в порядке? – спрашивает он. – Ты не врешь?

Я отступаю и хмурюсь.

– Что случилось? Вы меня пугаете. Что вы тут делаете?

Мик выходит в прихожую и берет меня за руку.

– Здравствуйте. Я – Мик. Проходите, пожалуйста.

Отец не обращает на него внимания. Он по-прежнему сверлит меня взглядом. Мама неестественно улыбается.

– Здравствуйте, Мик. Меня зовут Элен, а это – мой муж, Ричард.

Мик и я отступаем, чтобы пропустить маму и папу. Они проходят в квартиру, мы следуем за ними. Мик вопросительно смотрит на меня, но я пожимаю плечами. Я точно так же, как и он, не понимаю, почему явились родители и почему они так встревожены.

Мы заходим на кухню, она такая чистая и светлая, с салатом на столе. Мама и папа переглядываются.

Наконец мама решается.

– Мы будем откровенны, – говорит она. – Нам позвонила Элис.

– Ой, – вздыхаю я. Одно упоминание имени Элис заставляет меня почувствовать себя дико уставшей. – И зачем? Чего она хотела?

– Она просто волновалась о тебе, милая, – начинает мама, но папа грубо перебивает ее.

– Она сказала, что ты принимаешь наркотики, что ты живешь с каким-то сомнительным… – Он поворачивается к Мику. – По словам Элис, это какой-то дикий музыкант на мотоцикле. – Отец переводит взгляд на меня. Он выглядит грустным и усталым. – А еще она сказала, что ты беременна.

Я легко могу возразить. Ведь я не принимаю наркотики. И тут тому достаточно доказательств – все чисто, на столе – здоровая пища, в наших стаканах – апельсиновый сок. Но упоминание о беременности выбивает меня из колеи.

– Элис лжет, – говорит Мик, и я смотрю на него с благодарностью. – Кэтрин не принимает наркотики. Это просто смешно. – Он смотрит моему отцу прямо в глаза. – Здесь никто не принимает наркотики.

Мама и папа переглядываются, и в их глазах отражается облегчение. Они очень хотят поверить Мику.

– Но зачем Элис наговорила нам все это? – недоумевает мама.

– Потому что у нее проблемы, – объясняет Мик. – Серьезные психические проблемы.

– Правда? – спрашивает папа, поднимая брови, вся его напряженность исчезла. – Кэтрин! Это правда? Ты можешь поклясться? Ты не принимаешь наркотики?

– Нет, папа, – качаю я головой. – Конечно, нет. Клянусь. Я вообще не понимаю, как вы могли в такое поверить?

– Мы так долго тебя не слышали, – объясняет мама. – Ты не брала трубку в квартире Вивьен, твой мобильник не отвечал. Мы оставили тебе кучу сообщений, чуть ли не десяток. Это даже хорошо, что Элис позвонила, потому что мы начали уже волноваться.

– О боже! Да. Мой телефон был выключен, потому что мне не хотелось говорить с Элис. Я и представить не могла, что она вам позвонит. И будет так лгать. Простите. Это моя ошибка. Мне надо было позвонить и сказать, где я.

– Ничего, теперь неважно. – Мама качает головой, и я вижу слезы в ее глазах. – Главное, что с тобой все в порядке.

Почти одновременно мама и папа обнимают меня, целуют меня в щеки и смеются. Мик в это время ставит на стол чистые бокалы и предлагает всем сок.

– Я теперь глупо себя чувствую, – говорит мама и смотрит на Мика. – Что ты о нас подумаешь, с этими нашими глупыми обвинениями и подозрениями?

– Все в порядке! Именно так поступили бы большинство родителей. – Он смотрит на маму и улыбается своей очаровательной улыбкой, и я чувствую, что она покорена.

– Ну, пожалуй. – Мама переводит взгляд на меня и смеется. – Как я рада, что с тобой все в порядке, родная. Мы так волновались. Так боялись, что ты себе даже представить не можешь.

Мик настаивает, чтобы мои родители остались на обед. Мы вчетвером садимся за стол, и папа рассказывает нам про телефонный звонок Элис. Меня слегка беспокоит, что она так враждебно настроена, но я не держу на нее зла. Ее действия лишь доказали, как любят меня родители.

Но они так и не спросили меня про беременность. Или поняли, что все сказанное Элис – ложь, или просто боятся спрашивать.

Во время обеда я мучительно раздумываю, как сказать им об этом. Ведь я на самом деле беременна. «Вы скоро станете бабушкой и дедушкой»? Но так невозможно. Каждый раз, когда Мик начинает говорить, я боюсь, что он скажет об этом. Но он ничего не говорит. И обед проходит в беседе про музыку и Элис. И про то, где и как мы с Миком встретились.

Обед заканчивается, и Мик остается мыть посуду. Родители отправляются в гостиную, и Мик многозначительно смотрит на меня. Я понимаю, что он просто хочет дать мне возможность поговорить с ними наедине.

Когда я прошу их посидеть со мной и предлагаю показать фотографии, папа отказывается. Он говорит, что хочет помочь Мику. Мама пожимает плечами и берет меня за руку.

– Не мешай ему, – шепчет она мне. – Он, наверное, хочет поближе познакомиться с твоим молодым человеком.

Как только отец выходит из комнаты, я выпаливаю:

– Я беременна.

– Что? Что ты сказала? – Мама поворачивается ко мне и хмурится. – Прости, я не расслышала.

– Я беременна.

– Беременна? Боже мой! – Она отворачивается, но я вижу слезы в ее глазах.

– Мама, пожалуйста, прошу тебя. Понимаю, что я тебя разочаровала, понимаю, это не то, что ты ожидала. Но я обещаю, что все будет в порядке. Не волнуйся, Мик не бросит меня. И я смогу получить образование. Все будет в порядке, обещаю, мамочка!

– Ты беременна. – Она снова произносит это слово, как будто не вполне его понимает. Она подходит к кушетке и тяжело опускается на нее. – Ты беременна…

Я сажусь рядом и нервно тереблю джинсы.

– Ты разочарована, да?

– Нет, – медленно говорит она. – Вовсе нет.

– Но ты стыдишься меня?

– Да нет же! – Теперь ее голос звучит решительно и уверенно. – Кэйти, как ты не понимаешь? Я вовсе не разочарована. И нисколько не стыжусь. Да, мне трудно понять, что ты беременна. Но подумай только, несколько часов назад мы считали, что ты начала принимать наркотики. Мы боялись, что можем потерять тебя. – Мама вздыхает и качает головой. – У меня умерла младшая дочь… и я так за тебя боюсь.

Я перепугана и смущена. Даже не представляю, что она скажет дальше.

– Кэйти, милая моя! – Мама улыбается. – Я, наверное, не должна этого говорить, но пойми, для меня все происходящее с тобой – вовсе не катастрофа.

– О, – только и могу выговорить я.

Мама прижимает палец к губам и озорно улыбается. Я потрясена. Мама обнимает меня и спокойно заявляет:

– Наверное, это неправильно или эгоистично, но я уверена, все, что с тобой происходит, – просто замечательно. У нас в семье появится новый человечек, которого мы все очень полюбим. Это же прекрасно! У меня будет внук или внучка! И кроме того, нам очень понравился твой молодой человек. – Мама достает платок и вытирает слезы. – Знаешь, я сейчас вспомнила о том времени, когда ждала тебя.

– Так ты правда не разочарована? И не расстроена?

– Нет-нет.

– Ты не думаешь, что это безумие – так скоро заводить ребенка?

– Может быть. Но в жизни ничего нельзя знать заранее.

– Но я еще так молода. В моем возрасте никто не заводит детей.

Я как будто бы хочу, чтобы мама меня утешила, чтобы она твердо сказала мне, что все прекрасно, что все будет хорошо.

– Пусть тебя не волнует, что думают и делают другие люди.

– Нет, я не это имею в виду. Просто…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, милая. Да, твоя жизнь изменится, ты уже не будешь такой свободной, как раньше. Но перед тобой откроется другой мир. Это волшебная, чудесная перемена в твоей жизни. – Она гладит меня по щеке. – И мы с папой поможем тебе всем, чем сможем.

– Я рада, что ты не сердишься и не расстроена.

– Я совершенно не расстроена. Абсолютно! – Она снова улыбается. – Я только очень волнуюсь. Волнуюсь за тебя, за Мика, за твоего отца. Я хочу сказать отцу сама. Можно?

– Конечно.

Я потрясена ее радостью, и мама замечает это.

– Что-то не так, милая? – спрашивает она. – Ты как-то странно смотришь.

– Нет-нет. Просто… я не ожидала, что вы с папой обрадуетесь.

– Я понимаю, милая. – Она обнимает меня и прижимает к себе. – Знаешь что? Твоя глупая подруга оказала нам большую услугу. Мы так перепугались, так боялись потерять тебя. И теперь, когда я знаю, что с тобой все в порядке… – Мама глубоко вздыхает. – Кэйти, я знаю, что ты чувствуешь из-за смерти Рейчел. Я знаю, что ты чувствуешь себя виновной. Прости меня за то, что я никогда не разубеждала тебя. Перестань грызть себя, тебе надо начинать собственную жизнь.

– Перестать?

– Да. Перестань терзаться. Она была тебе сестрой, а не дочерью. Ты не должна страдать всю жизнь.

– Но…

– Нет, – перебивает она, берет меня за подбородок и нежно смотрит мне в глаза. – Я была несправедлива. Я знала, что ты тоже страдаешь, но была так захвачена своей болью! Я могла бы помочь тебе, но даже не пыталась это сделать. И теперь мне очень стыдно. – Мама откашливается. – Дорогая, ни я, ни папа никогда не обвиняли тебя в том, что случилось с Рейчел. Никогда. И никогда, ни на секунду не думай о том, что мы бы хотели, чтобы это случилось с тобой, а не с Рейчел. Мы любили вас одинаково. Всегда.

Я киваю, но ничего не могу сказать. Боюсь, что просто разревусь, как ребенок.

– Ты мне очень нужна, – говорит она.

– Да, мама.

– Прости меня. Матери так себя не ведут. Подумать только, несколько лет ты жила с мыслью, что я или отец виним тебя. Но поверь – мы никогда не винили! Никогда.

И тут я начинаю плакать. Не могу сдержаться. Осознание того, что меня никто не обвиняет, дарит мне такое облегчение и такую радость, что я бросаюсь маме на грудь и рыдаю, рыдаю без конца. Она обнимает меня, но продолжает говорить:

– А еще я хочу, чтобы ты жила своей жизнью. Счастливой и достойной. Ты должна быть счастлива! Если ты не можешь быть счастливой для самой себя, будь счастлива для нас с папой. Потому что если ты будешь несчастной, то для нас все закончится. Тогда мы потеряем обеих дочерей.

Мама еще раз напоминает, что отцу она скажет сама.

– Конечно, он будет потрясен – ведь ты для него все равно остаешься маленькой девочкой, это нормально для отца, но потом он привыкнет к этой мысли и будет радоваться так же, как и я.

И естественно, мы выслушиваем от папы целую лекцию насчет мотоцикла. Он успокаивается только тогда, когда мы твердо говорим ему, что мотоцикл продается, но папа все равно требует с меня обещание никогда на него не садиться, а Мика просит ездить медленно и аккуратно.

Когда они наконец уходят, мы с Миком ложимся спать. Мик особенно чуткий и нежный, он снова и снова повторяет, что любит меня. Мы прижимаемся друг к другу, моя голова лежит у него на груди.

– Я понимаю, что ты уже устала от разговоров про Элис, – говорит Мик. – Но с тобой точно все в порядке? Ты ее не боишься?

– Нет, – заверяю я. – Я о ней даже не думаю.

И это на самом деле так. Я все еще взволнована после разговора с родителями. Мама была такой открытой и эмоциональной, давно мне не было с ней так хорошо.

– Я понимаю, что Элис – гнилой орешек, – говорю я. – И рада, что мы больше не друзья. Она ведет себя просто как дура. Мне ее даже жалко.

– Ну да. – Мик зевает. – И мне тоже.

– Да и что она может нам сделать? Когда мы переедем, она даже не будет знать, где мы. И номер мобильника я поменяю, она не сможет мне позвонить. Так что ничего она мне не сделает.

– Ничего, – соглашается Мик. Он поворачивается и целует меня. – Ты в полной безопасности. Она не сможет тебе навредить.

34

На следующий день Мик получает пакет. Его приносят, когда Мик на репетиции, и я показываю посылку только поздно вечером, когда он приходит домой. Он открывает пакет не сразу, и я умираю от любопытства.

– Открывай скорее! – прошу я. – Может, там что-то интересное! Какой-нибудь подарок на день рождения?

– Сомневаюсь. До моего дня рождения еще целая вечность.

– Ну, давай, давай! – тороплю я. – Ну как можно быть таким нелюбопытным! – Я вкладываю пакет прямо ему в руки. – Открывай скорее!

Мик пожимает плечами и разворачивает пакет. Адрес отправителя не указан.

– Наверняка какая-то ерунда. Буклет из налоговой полиции или что-нибудь типа того. – Тут он вдруг усмехается. – А это не ты его послала? Может, поэтому ты так нетерпелива?

– Нет, – заверяю я. – Это не я. Клянусь.

Но он не верит, качает головой и, продолжая улыбаться, открывает пакет. Внутри – какая-то книга или альбом для фотографий. На обложке – картинка и надпись.

– А вы знаете, кто рядом с вами? – громко читает Мик и улыбается, но уже озадаченно. Он переворачивает страницу, держа книгу так, что мне ничего не видно.

– Мик! – смеюсь я. – Я это точно не посылала. Это не от меня. Я не знаю, кто…

Я замолкаю, увидев выражение его лица. Он хмурится и бледнеет.

– Что такое? – спрашиваю я. – Мик, что случилось? Что там?

– Господи боже, – хрипло произносит он, и я вдруг понимаю, что этот пакет от Элис.

– Дай мне посмотреть, – с трудом выговариваю я, протягивая руку.

– Послушай, не надо. Не смотри! Пожалуйста, я прошу тебя.

– Не глупи, Мик. Дай мне эту ерунду. – Мой голос звучит резче, чем хотелось бы. – Прости, – продолжаю я. – Дай мне. Не надо ничего скрывать.

Он неохотно протягивает мне альбом.

– Кэтрин, – предупреждает он, – тут такая дрянь! Она совсем сошла с ума, не придавай этому значения, хорошо?

– Хорошо, – киваю я. – Хорошо. Я знаю. Я все знаю.

На титульном листе – большая фотография. На ней – я и Рейчел, это фотография из нашего семейного альбома, та самая, которая так часто появлялась на страницах газет после смерти Рейчел. Мы на пляже, рядом, широко улыбаемся, наши волосы растрепаны и влажны. Мы обнимаем друг друга и кажемся такими счастливыми.

Фотография намеренно порвана посередине, а над ней – большими буквами, вырезанными из газет, составлено предложение: «А вы знаете, кто рядом с вами?»

Следующая страница заклеена случайными выдержками из газет того времени, когда Рейчел была убита. Хотя они все из разных статей, Элис склеила их вместе, чтобы получилось что-то вроде связного текста. Из газетных букв составлен и заголовок.

«Осуждены невиновные? А виновный остался на свободе?

Но кто на самом деле несет ответственность? Сейчас, в наше просвещенное время, мы не можем считать виновными только тех, кто непосредственно совершил преступление.

Тот, кто совершил преступление, немало страдал в детстве. Отец алкоголик избивал его, а мать бросила. Неудивительно, что он вырос без каких-либо понятий о морали.

А вот сестры Бойделл вели жизнь, полную богатства и привилегий. У них был большой удобный дом, прекрасный сад, теннисный корт и бассейн.

Но прекрасное образование и воспитание не помешало Кэйти Бойделл без разрешения родителей взять свою четырнадцатилетнюю сестру на вечеринку и позволить ей напиться.

Так кто же виноват на самом деле?»

Я чувствую, как сжимается сердце. Мне хочется кричать, оправдываться, просить защиты.

Следующие страницы заполнены фотографиями и статьями из разных газет, беспорядочно разрезанными, но во всех этих отрывках большими буквами набраны слова: трусость, убийца, предательство, безответственность, ревность.

На последней странице наклеена моя цветная фотография, совсем недавняя. Я смеюсь, откинув голову, и кажусь совершенно счастливой. Под фотографией подпись:

«Кэтрин Паттерсон теперь живет без сестры».

На обложке – заключительная надпись: «Так кто же Кэтрин Паттерсон – Кэйти Бойделл – жертва или убийца?»

– Выкинь это! – Мик выхватывает альбом из моих рук и яростно швыряет его через всю комнату. – Не смотри больше!

Я молчу. Не могу говорить. Я просто поворачиваюсь, иду к кровати и ложусь, свернувшись в клубок.

Мик садится рядом и кладет руку на мое плечо.

– Может, нам следует позвонить в полицию? – предлагает он. – Она зашла слишком далеко.

– Нет.

– Но мы должны как-то остановить ее.

– Я не хочу привлекать полицию.

Я боюсь, что все начнется сначала. Снова полиция, расследование, газетчики, как стервятники.

– И к тому же они ничего не сделают. Не смогут.

Мик крепко обнимает меня.

Я тоже обнимаю его, и в конце концов мы засыпаем.

Когда я просыпаюсь утром, альбома уже нет.

35

Следующие несколько дней, пока Мик работает, я готовлюсь к переезду. Я прихожу в квартиру Вивьен и упаковываю вещи. Мне нравится думать о будущем, я мечтаю о жизни с Миком. Надо же, он так понравился моим родителям, и мама так обрадовалась, что у нас будет ребенок. У меня больше нет никаких сомнений: мы все делаем правильно, мы же любим друг друга, и все будет хорошо.

Я отправляю Вивьен письмо по электронной почте и сообщаю, что уезжаю. Обещаю забирать ее почту и присматривать за квартирой, пока она не приедет. В конце я прошу прощения за такой свой поступок. Она немедленно отвечает.

«Не извиняйся! Я знала, что есть какая-то причина твоему счастливому виду, и очень рада, что ты встретила человека, которого по-настоящему полюбила. Не могу дождаться, когда вернусь домой и увижу тебя и твоего Мика.

Береги себя, обнимаю и люблю,

Тетя Вивьен».

Три вечера уходит на то, чтобы упаковать все мои вещи и прибрать квартиру. Я хочу оставить ее в безупречном порядке, поскольку очень благодарна Вивьен за кров. Я заканчиваю в половине одиннадцатого вечера и собираюсь пойти посмотреть окончание концерта Мика. Он обещал позвонить, но не позвонил, и я решаю, что публика никак не может отпустить его.

На улице дождь, я иду медленно и прихожу в клуб только к одиннадцати. В клубе тихо, на сцене никого нет.

Мика нет и в баре, и я иду за кулисы. Я слышу его голос, подхожу к дверям и вижу в комнате Элис.

Она сидит на столе, вытянув свои длинные ноги.

– Ради бога! – говорит она, ее голос звучит неразборчиво, очевидно, она выпила. – Что тут такого особенного? Никто и не узнает.

Мик поворачивается и отрицательно качает головой.

– Ты сошла с ума. Я не хочу об этом говорить! Уходи.

– Ну подожди! – Она смеется и вызывающе встряхивает волосами, но жест потрачен впустую. Мик даже не смотрит на нее. – Всего-то разовый секс. Почему ты не хочешь? А, Мик? Что ты за человек?

Мик коротко смеется.

– А ты что за человек? Вы же были подругами…

Тут он поворачивается и видит меня.

– Кэтрин!

Элис тоже поворачивается. На мгновение она теряется, но быстро приходит в себя.

– Кэйти!

Я стою в дверном проеме и смотрю на Элис.

– Что ты тут делаешь?

– Да просто увидела объявление и решила прийти послушать. – Она улыбается и берет Мика за руку. – Я думала, что ты тоже тут. Тебя что-то не найти в последнее время.

Я пытаюсь понять, почему она так себя ведет, но быстро одергиваю себя. Во всем этом нет никакого смысла. Не хочу слышать ее объяснений, мне совершенно неинтересны ее мотивы, я просто очень хочу уйти отсюда.

– Ты готов? – спрашиваю я и смотрю на Мика.

– Да.

– Отлично! – Элис хлопает в ладоши и встает. – Пошли?

– Я не знаю, куда идешь ты, – ледяным тоном заявляет Мик и обнимает меня, – а мы идем домой.

– Я пойду с вами. Будет весело. – Она идет за нами до самой машины, продолжая болтать: – Трое лучше, чем двое. Ты так не думаешь, Кэтрин?

Мы доходим до машины, Мик открывает пассажирскую дверцу и поворачивается к Элис.

– Топай домой. Уходи. Оставь нас в покое. Мы очень от тебя устали. Прости, но тебе следует обратиться к врачу.

Элис в недоумении качает головой и растерянно улыбается.

– Вы устали от меня? Но этого не может быть. Да это у тебя проблемы, Кэйти, это ты бросила свою сестру…

– Кэтрин! – Голос Мика звучит настойчиво. Он уже сидит на водительском месте. – Садись и закрывай дверцу.

Я быстро сажусь в машину, Мик блокирует дверцу и смотрит в зеркало заднего вида. Элис стоит перед лобовым стеклом и глядит прямо мне в глаза, и я не могу отвести взгляд. Мик отъезжает от обочины, Элис улыбается холодной, пустой улыбкой и делает шаг вперед.

Я дико кричу:

– Мик, остановись! Подожди!

Но уже слишком поздно, слышен глухой удар от падения тела.

– Черт возьми! – Мик бьет по тормозам и выскакивает из машины.

Я не могу выйти из машины, не могу заставить себя посмотреть. Мое сердце колотится. Вот и все, все кончено. Это именно то, чего она хотела. Она все разрушила. Все кончено.

– Элис! – слышу я испуганный голос Мика. – С тобой все в порядке, Элис? Ты сильно пострадала? Элис!

И тут я слышу ее визгливый, истеричный смех.