Текст книги "Сладкая боль"

Автор книги: Ребекка Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

78

Анна отодвигает стул.

– Лилла, помоги, пожалуйста.

На кухне она соскребает остатки еды в мусорное ведро. От Лиллы помощи мало, что неудивительно. Она берет кувшин и бутылку текилы и принимается готовить новую порцию коктейля. Анна моет посуду медленно, то и дело замирая и глядя в никуда.

– В чем дело? – спрашивает Лилла. – Ты ведь не из-за Маркуса переживаешь? У нас ничего не было, я просто хотела выставить Тима из квартиры. Серьезно. И ведь все очень хорошо обернулось для вас обоих, правда?

– Да нет, дело не в Маркусе, – Анна качает головой. – Он тут ни при чем. Я опять расстроилась из-за Бенджамена, когда вспомнила… – она вздыхает. – Я скучаю по нему.

– А. Ребенок. Может быть, думать о нем пореже? – намекает Лилла. – На свете столько приятных вещей.

Это так бестактно и нелепо, так оскорбительно и глупо, что Анна с трудом подавляет желание закатить Лилле пощечину. Она крепко стискивает кулаки, но заставляет себя расслабиться и даже улыбнуться.

– Ты совершенно права, – отвечает девушка. – Хватит распускать нюни. И потом не я одна скучаю по Бенджамену. Нельзя быть такой эгоисткой.

– В смысле?

– Ну, знаешь, не только я любила Бенджамена. Дети у женщин заводятся не сами по себе.

– А, ну да, конечно. Отец ребенка, – Лилла со скучающим видом рассматривает ногти. – Как он все это пережил?

– Как пережил? – негромко переспрашивает Анна, моя руки под краном. – О, с ним все в порядке. Он отлично справляется.

– То есть ты с ним до сих пор видишься?

– Вижусь? – Анна поворачивается к Лилле и смотрит прямо в лицо. – Конечно. Мы часто видимся. – Она улыбается. – Но ведь ты меня просто дразнишь? Опять играешь? Притворяешься, что ничего не знаешь?

– Что? – Лилла вскидывает голову. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду Маркуса. – Анна не сводит глаз с Лиллы и говорит внятно и отчетливо, чтобы избежать возможных недоразумений. – Маркус – отец Бенджамена.

Лилла пятится.

– Маркус? Да нет. Не верю, – она качает головой. – Он никогда… в смысле… он бы…

– А ты не знала, Лилла? Правда не знала? Как странно… – Анна жмет плечами. – Хотя Маркус всегда такой. Замкнутый. Скрытный. Еще никому не удавалось стать его близким другом.

Лилла кивает, но лицо у нее напрягается от ярости, а губы стягиваются в нитку.

Анна берет тарелки с сыром и фруктами, которые приготовил Тим.

– Пожалуйста, передай нож, Лилла, – просит она, подбородком указывая на нужный ящик. Но Лилла расстроена и рассеянна. Она берет кухонный нож со стола и кладет на тарелку. Какая разница, впрочем. Фруктовый нож. Столовый нож. Никто даже не заметит.

– Спасибо. – Анна улыбается. – Я отнесу и вернусь.

Уходя, она чувствует спиной взгляд Лиллы, подобный двум кинжалам, которые наточила ненависть.

79

Лилла и Анна на кухне, Маркус вышел в туалет.

Фиона скрещивает руки на груди.

– Так значит, вы с Анной теперь вместе? – спрашивает она.

– Вместе? – Я подражаю ее ворчливому тону в попытке слегка снять напряжение, но у Фионы остается каменное лицо. – Да. Именно так.

– У вас это серьезно?

– Пока не знаю, – отвечаю я и думаю: «И не твое, блин, дело».

– Ты ведь знаешь, что произошло, да?

– Что именно?

– Прошлой зимой.

– Анна рассказала мне про Бенджамена, если ты об этом.

Фиона коротко кивает. Она смотрит так пристально, что у меня возникает ощущение, будто я на экзамене. На экзамене, который нет шансов сдать.

– По-моему, Анна просто чудо, – говорю я. – Она невероятно сильная.

– Сильная? Ты шутишь? Ты правда так считаешь?

– Да. А разве нет? Судить на личном опыте не могу, конечно, но я знаю, какой кошмар – потерять ребенка. По крайней мере так говорят. И Анне еще тяжелее от того, что Бенджамен погиб при странных обстоятельствах. Но она справляется со своим горем, притом в одиночку. Да, она очень сильная.

– Ничего подобного, – отвечает Фиона, то ли рассердившись, то ли расстроившись. Голос у нее дрожит. – Не ожидала от тебя такого… именно от тебя! Ты же сам рассказал нам, что она тут натворила, Тим. Ты видишь, что происходит. Анна слаба и нуждается в помощи.

– Я уже так не думаю, – говорю я. – По-моему, ей лучше.

– Ты в курсе, что она забыла поставить коляску на тормоз?

– Да, Анна мне рассказала. Это жуть, и я знаю, что она страдает. Но, ей-богу, Фиона, произошел несчастный случай. И Анна борется. Правда. Борется что есть сил.

Я говорю резко, давая понять, что хочу закрыть тему.

– А я так не считаю. Я думаю, что ей стало хуже, – настойчиво твердит Фиона. – Ты понятия не имеешь, что муки совести могут сделать с человеком. В том числе свести с ума.

80

– Кто хочет вкусного сыра? – спрашивает Анна, входя в столовую. Она держит блюдо с сыром и несколько тарелок.

Следом заходит Лилла, с убийственным выражением лица. Она не садится, а становится за спинкой стула и яростно смотрит на нас. Под нашими взглядами делает три больших глотка, морщится и хватает ртом воздух, потом залпом допивает остальное.

– Ого, – говорит Маркус. – Что ты делаешь, Лилла? Не спеши.

– Я пытаюсь напиться пьяной, – холодно отвечает та. – А ты что делаешь?

– Ничего. – Маркус явно удивляется, услышав этот тон.

Лилла так резко ставит бокал на стол, что он чуть не падает.

– Если тебе интересно, мы с Анной разговаривали на кухне про Бенджамена.

Она пристально смотрит на Маркуса.

– Ужасная трагедия, да? Просто жуть. Немыслимо.

– Да. – Маркус опускает глаза. – Ужасно.

– Наверное, отцу тоже нелегко. Тяжело смириться с потерей ребенка, – продолжает Лилла. – Простить. Жить дальше.

– Да, наверное. – Он бледнеет и берет нож, чтобы отрезать кусок сыра, но тут же кладет обратно. Маркусу как будто становится дурно, или он перепуган. Или то и другое.

– Что-то не так? – спрашивает Лилла.

– Не так? – повторяет он. – Это с тобой что-то не так. И не надо на меня пялиться!

Она склоняется к нему.

– Я не люблю, когда мне врут. И когда водят за нос. Вот что не так.

Я посмеялся бы при виде столь откровенного лицемерия, не будь Лилла в неподдельном бешенстве.

– Врут? Но я тебе не врал!

– Но и не рассказал про Бенджамена, правда? Хотя это не такой уж пустячок, чтобы о нем забыть. Блин, Маркус, если бы я знала… – Лилла хлопает ладонью по столу, так что все подпрыгивают. – Ты просто подлец!

– Бенджамен? – Фиона смотрит на Маркуса. – А при чем тут Бенджамен? О чем вообще речь?

Маркус обхватывает голову руками.

– Господи, поверить не могу. Не могу поверить…

Он вздыхает, поднимает голову и смотрит на Фиону.

– Прости, пожалуйста.

– Что случилось?

Ясно, что Маркус в замешательстве: он откашливается и моргает.

– Мы с Анной тебе не сказали… точнее, я не сказал… потому что не знал, как. Честное слово, я хотел, чтобы ты узнала об этом как-нибудь по-другому. И уж точно не сегодня. Я только и могу, что попросить прощения. Прости, что я струсил. Жаль, что так вышло.

– Я не… о чем ты говоришь?

– Бенджамен мой сын. – Голос Маркуса обрывается, он снова опускает глаза. – Я и сам перед собой не решался признать, не говоря уже о том, чтобы кому-то рассказать.

– Отец Бенджамена? Как? Ты правда… я не… – Фиона встает. Несколько секунд она стоит неподвижно, в полном замешательстве, словно забыв, где находится и что делает. Наконец она падает на стул и закрывает лицо руками.

– О Господи. Нет. Нет.

Маркус неуклюже гладит сестру по спине. Она вздрагивает. Плечи у нее трясутся.

Он смотрит на Анну глазами, полными отчаяния.

– Ну, теперь ты довольна? Счастлива?

– Нет, – говорит Анна. – Даже не думай, что я радуюсь.

– Тогда зачем?.. Мы же договорились! Почему сегодня и именно так?

– А почему бы и нет? – шипит Лилла. – Чего ты ожидал, Маркус? Ясно как день, что она невменяемая. Ты сам, наверное, не в своем уме, если связался с ней. Ну и чего ты ожидал? Нельзя требовать от психопатки нормального поведения.

– Ты права, Лилла, я ненормальная, – отвечает Анна. – Ты ведь хочешь, чтобы все думали именно так?

– Какая, блин, мне разница, кто что думает? Я твердо знаю, что тебе нужно лечиться. И остальные со мной согласны. – Лилла обводил взглядом стол, словно ища поддержки. – Ты на голову больная, признай. Ты сидишь каждый день у детской кроватки на чердаке, притворяясь, что твой ребенок жив. По-моему, ежу понятно, что у тебя проблемы с головой. Не говоря уже о том, какие штуки ты выкидывать…

– Лилла, замолкни, – перебиваю я, от злости с трудом сдерживаясь. Я не говорю, а рычу, руки дрожат. Лилла поначалу пугается – она никогда не видела меня таким – но тут же в ее глазах появляется ненависть. Трудно теперь припомнить, что такого я в ней нашел. Как я мог подумать, что влюблен?

– Как ты смеешь сидеть в чужом доме и оскорблять Анну? Хотя бы раз в жизни прикуси язык!

– Я просто констатирую факт, Тим. Твоя подружка ненормальная.

Как хочется ударить Лиллу, стереть с ее лица самодовольную улыбочку. Впервые в жизни я готов врезать женщине. Анна предостерегающе кладет руку мне на плечо.

– Да, может быть, я ненормальная, – тихо говорит она. – Не знаю. Наверное, действительно не стоит проводить столько времени на чердаке и жить воспоминаниями. И агорафобия – это, конечно, тоже нехорошо… – девушка вздергивает подбородок. – Но я никому не желаю зла и ни на кого не набрасываюсь, Лилла. Ничего не порчу и не разрушаю. Не пишу ужасные фразы на стенах и не подбрасываю пауков в постель.

– Да ладно, – фыркает Лилла. – И ты думаешь, что тебе кто-то поверит?

– А я очень надеюсь, что поверишь в первую очередь ты. Знаешь, я действительно решила, по крайней мере на какое-то время, что схожу с ума. Я думала, что сама подбросила Тиму пауков и исписала стены, пусть даже совершенно этого не помнила. Я думала, что я ненормальная, как ты говоришь. Но когда я узнала, что вы с Маркусом уже давно знакомы, то задумалась и поняла, что ты врешь, Лилла. И мне и Тиму. Зачем?.. И теперь нам интересно, что ты затеяла.

– Знаешь, что еще нам интересно? – вмешиваюсь я. – Вот.

Достаю рваную, исцарапанную фотографию и кладу на стол, чтобы всем было видно. Столь откровенная жестокость шокирует.

У Лиллы отвисает челюсть, но она быстро справляется с собой.

– Что, теперь ты роешься в моих вещах? – язвительно спрашивает она. – Сначала Анна полезла на «Фейсбук», теперь ты обыскиваешь мою сумку. Потрясающе!

– Я не рылся в твоей сумке. Ты сама случайно выбросила фотографию на стол, когда мы ездили в Мэнли. Я увидел ее, когда наводил за тобой порядок. Совсем как в тот раз, когда нам пришлось убирать пауков. Или смывать краску со стены.

– Наводил за мной порядок? – ядовито переспрашивает Лилла. – Порядок? Нет, Тим, ты не прав. Не я это начала. Вы с Анной полезли в мои…

– Ради Бога. – Маркус встает. – Я вижу, что ситуация выходит из-под контроля. Вы на грани истерики. Если хотите знать мое мнение, сейчас вы все похожи на ненормальных. Давайте поговорим завтра, на трезвую голову.

– Маркус, подожди. Помолчи, – внезапно вмешивается Фиона. До сих пор она молча сидела, глядя на экран лэптопа.

Она поворачивается к Лилле:

– Здесь сказано, что твоя фамилия Бьюкенен.

– Да, и что?

– Как зовут твою мать?

Лилла в растерянности.

– Что? Зачем тебе?

– Хейзел, – отвечаю я. – Хейзел Бьюкенен.

– Хейзел Бьюкенен, – Фиона поворачивается к Маркусу, выпрямляется, ее голос звучит резко и настойчиво: – Я так и знала, что где-то уже слышала эту фамилию. Господи, Маркус, мы открыли специальный счет по просьбе отца Анны, Стивена Лондона, помнишь? Он просил строгой конфиденциальности. Ну, разумеется, ты помнишь! Двести долларов в месяц на имя Хейзел Бьюкенен. В его завещании указано, что сумма будет бессрочно выплачиваться из наследства…

Маркус роняет голову на руки.

– Что?

– Где вы познакомились? – спрашивает Фиона, беря брата за руку. – Маркус, послушай. Где ты встретил Лиллу?

– Не отвечай, – требует Лилла, хватая Маркуса за другую руку. Тот переводит взгляд с сестры на нее, потом обратно. Лилла дерзка и надменна, как всегда, но в ее глазах появляется нечто новенькое. Отчетливый проблеск страха.

– Это никого не касается!

Маркус вырывается.

– Я тебе отвечу, – говорит он Фионе. – Мы познакомились на похоронах Стивена Лондона.

– Ну конечно, – отвечает та. – На похоронах. Разумеется. Значит…

– На похоронах папы? – перебивает Анна.

Маркус кивает.

– Но… – Анна смотрит на Лиллу. – Что ты там делала? Ты не была знакома с моим отцом. Зачем ты пошла на похороны?

Лилла не отвечает. Она поигрывает с ножом, лежащим в центре стола, то прижимая рукоятку, так что лезвие задирается в воздух, то отпуская.

– Лилла, отвечай, – требует Анна.

– Ты права, – говорит та. – Я с ним совсем не была знакома. Мы никогда в жизни не встречались. Ни разу.

– Так зачем же ты пришла на похороны?!

На губах Лиллы появляется странная улыбка.

– Я имела полное право туда пойти.

– Полное право? Это как? – В голосе Анны звучит отвращение. – Лилла, что ты за человек? Ты охотишься за деньгами? Вот что тебе нужно? Деньги? Или… или ты просто любишь травить тех, у кого горе? Людей, у которых случилась беда? Что за игру ты затеяла?

– Беда? – переспрашивает Лилла, по-прежнему не отрывая взгляда от ножа. На вид она спокойна, но я вижу, что пальцы у нее подрагивают, а лицо напряжено. – Что ты вообще знаешь о бедах?

– О Господи. Я не собираюсь завязывать очередной нелепый спор. – Анна встает и обеими руками хлопает по столу, вынуждая Лиллу поднять глаза. – Я требую ответа. Какого черта ты делала на папиных похоронах?

Ответ Лиллы короток и драматичен. Она встает, и несколько секунд обе яростно смотрят друг на друга через стол. Потом Лилла испускает хриплый вопль, размахивается и что есть сил запускает бокалом в стену за спиной у Анны.

Анна вздрагивает, явно испуганная, качает головой и издает дрожащий смех.

– Ну ты и дура, Лилла. Вот дура. И мне нет до тебя дела. Какая разница, зачем ты сюда пришла и почему так меня ненавидишь. Я просто хочу, чтобы ты свалила из моего дома к чертовой матери.

Лилла тихонько стонет и качает головой, пока Анна говорит. Она зажимает уши руками, не в силах слушать.

– Эй! – окликаю я. Неприятно и страшно видеть ее такой. Как бы она ни отзывалась о душевном состоянии Анны, сейчас именно Лилла кажется сумасшедшей.

– Лилла?..

Она открывает глаза и вдруг – быстро и ловко, как кошка, которая гонится за мышью – хватает нож и бежит вокруг стола к Анне. Упершись рукой ей в грудь, Лилла толкает девушку так, что та всей тяжестью ударяется об стену.

– Я тебя ненавижу, Анна Лондон! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдохла!

– Лилла! Стой!

– Нет!

Прежде чем кто-нибудь успевает вмешаться, она заносит нож над Анной. Мы дружно бросаемся вперед, чтобы остановить ее, но Фиона успевает первой.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу! – визжит Лилла, раз за разом замахиваясь ножом, но гнев застит ей глаза, и удары принимает не Анна, а Фиона.

81

– Анна, Анна, ты цела? – кричит Тим, когда они с Маркусом оттаскивают Лиллу в другой конец комнаты.

– Да, – отвечает Анна. – Фиона ранена, она истекает кровью!

– Я вызову «скорую», – говорит Маркус. – И полицию.

Анна не смотрит на мужчин, она занята Фионой, но животные стоны Лиллы и сердитый голос Тима, который эхом отскакивает от стен, заставляют сердце бешено колотиться. В мыслях сплошной туман.

Повсюду кровь. На груди и на руках Анны. Кровь Фионы.

– О Господи, – выговаривает Фиона, сидя на полу. – Сколько крови. Боже мой.

Анна хватает со стола пачку салфеток, опускается на корточки и пытается зажать раны. Крови столько, что трудно понять, откуда она течет и как ее унять.

– Мне страшно, – жалуется Фиона. – Очень страшно.

– Не бойся, – говорит Анна, подавляя страх. – Все не так плохо, как кажется.

Маркус возвращается в столовую и говорит, что «скорая» едет. Прижавшись спиной к стене, Тим сидит в дальнем конце комнаты рядом с Лиллой, которую крепко держит за плечо. Маркус подходит и устраивается с другой стороны, придавив локтем запястье Лиллы. Жест откровенно враждебный, как будто она ему отвратительна. Словно Маркусу нестерпимо прикасаться к ней голыми руками.

Анна подсаживается ближе к Фионе. Нужно бы приподнять голову подруги, устроить ее поудобнее на коленях, но девушка боится усилить кровотечение. Она гладит Фиону по голове. Та хватает руку Анны, подносит к лицу и прижимается губами к ладони. Фиона впервые по своей воле притронулась к ней. Впервые позволила себе физическую близость. И при мысли об этом у Анны слезы наворачиваются на глаза.

– Прости, – говорит Фиона. – Мне очень жаль.

– Ш-ш, не говори глупостей. Тебе не за что просить прощения.

– Ничего бы не случилось, если бы не я.

– Нет-нет. Помолчи. Пожалуйста, успокойся.

– Я тебя бросила, – продолжает Фиона. – Бросила, когда умер Бенджамен. Ты осталась совсем одна…

– Ничего страшного, вполне понятно. Я бы тоже не выдержала.

– Нет, ты бы меня не бросила, – возражает Фиона и надолго закрывает глаза, так что Анна пугается, наклоняется над подругой и шепотом окликает.

Фиона морщится и поднимает веки. Анна благодарно сжимает ее руку и молится, чтобы «скорая» приехала побыстрей.

– Я струсила, – говорит Фиона. – Не выдержала твоей печали. Мне стало страшно. Я не могла тебе помочь. Вообще ничего не могла поделать. Поэтому и сбежала.

– Все хорошо, Фиона, – твердит Анна и плачет уже открыто. – Все хорошо. Ты не виновата.

– Я правда хотела помочь, – Фиона снова закрывает глаза и договаривает слабеющим голосом: – С тех пор как мы познакомились, я хотела помочь. Но вместо этого совершила самую страшную вещь на свете. Я тебя бросила, когда ты нуждалась в друзьях. Я тебя бросила.

82

В комнате стоит тишина, пока мы ждем приезда «скорой» и полиции. Лилла наконец перестала сопротивляться и обмякла, опустив голову.

Маркус сидит рядом, бледный, с округлившимися глазами, в поту. Он смотрит на Фиону, как будто пытается исцелить сестру силой мысли или боится, что она умрет, если он хоть на мгновение отведет глаза.

Внезапно Лилла поднимает голову и яростно глядит на Анну. Я предостерегающе сжимаю ее плечо, но Лилла не обращает на меня внимания и набирает побольше воздуха.

– Я имела полное право прийти на похороны!

Анна и Маркус одновременно выдыхают и напрягаются. Никто больше не желает слушать этот бред. Анна обращает к ней равнодушное лицо и холодно смотрит на Лиллу.

– Полное право, – повторяет та.

– Ладно. Как скажешь.

– Не хочешь знать, почему? – спрашивает Лилла. – Тебя не интересует, откуда у меня такое право?

– Честно говоря, нет, – отвечает Анна. – Расскажи полиции, если угодно.

Лилла улыбается и качает головой, как будто разговаривает с глупеньким ребенком.

– О-о, это очень интересно. Если бы ты только знала.

Анна вновь поворачивается к Фионе.

Я чувствую, как в Лилле нарастает раздражение. Она ненавидит, когда ее игнорируют. Она выпрямляется, и я крепче сжимаю пальцы. Лилла напряжена и взвинчена, готова к бою, как пистолет с взведенным курком, который вот-вот выстрелит.

– Он был и моим отцом! – восклицает она.

Анна резко вскидывает голову.

– Что?

– Стивен Лондон был моим отцом, – торжествующе и с ненавистью повторяет Лилла.

Словно от удара, Анна хватает воздух ртом и бледнеет.

– Ну что? Ты сама знаешь, что я не вру. По глазам вижу. Потому он и откупался от моей матери. – Лилла смеется и продолжает спокойно, даже дружески: – Если для тебя это шок, представь, каково мне. Я всю жизнь прожила, не зная, кто мой отец, пока мама не увидела фотографию в газете после аварии и не проболталась. Но тогда уже было поздно что-нибудь менять. Я опоздала на девятнадцать лет.

Я жду, что Анна возразит, скажет, что Лилла врет, но она молчит – просто сидит и смотрит в пустоту.

– Мама рассказала все. Надо же, какой сюрприз. После стольких лет жизни в паршивой квартирке я вдруг выяснила, что мой отец богат. Не просто богат, а очень богат, до неприличия богат. А самое неприятное, что у него есть еще одна дочь. Дочь, которую он любит.

Анна качает головой.

– Ну вот, – говорит Лилла, поднимает голову и неторопливо обводит взглядом комнату. – Тебе достались большой дом, частная школа, красивые платья. А мне двести баксов в месяц. Деньги за молчание. Несправедливо, правда? Если ты думаешь, что меня обделили финансово, то, поверь, на эмоциональном уровне дело обстояло еще хуже. Вынуждена признать, Анна, что твой дорогой папочка пренебрегал своими обязанностями. Я никогда с ним не разговаривала и не виделась. Ни разу за девятнадцать лет. Ни одного телефонного звонка, ни одного письма. Ничего. Ни шиша. Все получила ты, Анна. Твой папочка не возражал, если бы я вообще не родилась.

Это невообразимо. Безумие какое-то. Но Анна не спорит, не пытается защитить отца.

– Но я подумала, – продолжает Лилла, – я подумала, что бы он сказал сейчас. Если бы увидел тебя. Думаешь, он бы тобой гордился? В восемнадцать ты залетела. Утопила собственного ребенка. Живешь как отшельница. Боишься выйти из дому.

– Лилла, пожалуйста.

– Может быть, тогда он понял бы, что одарил вниманием не ту дочь. Столько денег, времени, сил… и посмотрите на нее. Ты просто даром занимаешь место. Совершенно бесполезный член общества. Психопатка.

Анна начинает плакать.

– Ты даже за родным сыном не смогла присмотреть как следует. Не смогла его уберечь!

– Лилла, – негромко и сердито говорю я и усиливаю нажим, подавляя желание ударить ее, сломать руку, раздробить кости. – Прекрати. Сейчас же. Я тебя предупреждаю.

– Но это же правда, Тим, – возражает она. – Анна такая дура, что даже забыла поставить коляску на тормоз, и Бенджамен свалился с причала.

Анна резко вскидывает голову.

– Что ты сказала?

– Что слышала. Я сказала, что…

– Нет, – перебивает Анна, и в голосе девушки звучат гнев и решимость, которые заставляют нас навострить уши. – Не то. Про Бенджамена и коляску. Повтори.

– С какой стати? Я уже и не помню, что сказала, – говорит Лилла, и я понимаю, что ей страшно. – И вообще не важно.

– Она сказала, что ты не поставила коляску на тормоз и она свалилась с причала, – произносит Маркус. Он поворачивается, чтобы взглянуть на Лиллу, и потрясенное недоверие на его лице сменяется откровенной ненавистью. – Вот что она сказала.

Лилла не сводит глаз с Анны.

Мы слышим сирены. По улице к Фэрвью торопятся машины. Ни Анна, ни Лилла не двигаются с места. Они смотрят друг на друга; атмосфера насыщена ненавистью и чем-то еще более страшным и глубоким. Чем-то таким жутким, что меня пробирает дрожь.