Текст книги "Анатомия Комплексов (ч.1) (СИ)"
Автор книги: Райдо Витич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
– Кьяро, – прошелестело над ухом, и язык флэтонца лизнул ее щеку.
’Ах, ты!..’ Девушка с силой резко ударила Вейтклифа затылком, попав по носу. Мужчина взвыл, чуть отпрянув, на секунду ослабив хватку, и прикрыл лицо ладонью. Алена, вспомнив все уроки каратэ, воспользовалась замешательством нахала и, оттолкнувшись, с разворота врезала ему по коленной чашечке и вскинула кулак, желая еще разок проехаться по узколобой физиономии.
И с чего она решила, что ей это удастся? Наверное, американских боевиков насмотрелась. А Вейтклиф их не смотрел и потому не знал, что одна девушка может положить взвод спецназа и покрошить в винегрет полк атлетов, спасая себя и весь мир. Ну, не местный он, дремучий и бессовестный, взял да и поймал кулак Алены на лету, безжалостно вывернув кисть, и заставил рабыню упасть на колени, а потом подхватил за шиворот и закинул в комнату, как неодушевленный предмет.
ГЛАВА 6
Ворковская чувствовала себя отвратительно. Голова гудела, рука ныла, но эта боль воспринималась Аленой, как победа, и доставляла почти мазохистское удовлетворение – она, маменькина дочка, избалованная кисейная барышня, все ж смогла противостоять инопланетному экстремизму!
Это, конечно, радовало, но и несказанно удивляло: как это она сподобилась, не побоялась?
Она-то? Изнеженная капризуля и трусишка, которая любую царапину воспринимала, как трагедию и смертельно опасную рану, а малейшую боль тушила в зачатке сильнейшими обезболивающими из аптечки родителей, стоило той только намекнуть о своем приближении. Может стресс сказывается? Или под давлением обстоятельств, она, подсознательно перестав воспринимать себя живой и нормальной, утратила естественное чувство самосохранения? А может, генная память шутит? Прадед– то ее у Ковпака в отряде партизанил, до Берлина дошел, из таких передряг вылезал чисто из-за своего казачьего упрямства, что и не поверишь. Алена его только на фотографиях видела, задолго до ее рождения умер прадед Василий, но мама охотно рассказывала о нем и привила детям глубокое уважение к памяти умершего родственника – героя.
‘Видать, пошла правнучка по твоим стопам ‘диду’– думала Ворковская, разглядывая квадраты потолка, и нервно усмехнулась:’ Ура! Ты против фашисткой нечисти, я – против инопланетной гадости. По коням! Шашки наголо, базуку под мышку и вперед! По империалистическим тарелочкам террористов-гуманоидов – пли! Ура!’
Жаль только, что подобное возможно лишь в воображении или в кино. Там всегда доблестные ребятушки встают на сторону справедливости, вовремя приходят на помощь несчастным и косят дивизии злодеев, а потом танцуют ламбаду, целуясь со спасенной. Финал – всегда хеппи-энд, а здесь? Ну, взбунтовалась и что?
Эх, Шварценеггера бы на их голову! Он бы постоял за невинную жертву, живо б финал космической эпопеи на свой фкус переписал, получили бы тогда садюги флэтонские консенсус-апокалипсис. Порадовались бы знакомству с представителями доверчивой земной цивилизацией!
Ничего, ничего, нет ‘Терминатора ‘ и ладно, сама разберется. В конце концов, спасение утопающих – дело рук самих утопающих – так гласит народная мудрость в лице Ильфа и Петрова.
Алена натянула на лицо улыбку победителя и вдруг всхлипнула и разрыдалась: больно, страшно, обидно, одиноко, не понятно. Как на таком зыбком материале решимости, надежде и оптимизму устоять? А силы где взять, чтоб бороться и верить в тот самый хеппи-энд?
’Мамочка, мамуленька! Как мне плохо.. Сашенька. Помогите.. Мамочка моя, папочка,– всхлипывала Алена, глотая слезы и кусая губы, чтоб не завыть от отчаянья и жалости к себе, – что ж со мной будет, мамочка? Что же делать? Родные мои, страшно-то как, Саш, ты бы знал.. Умру, а вы даже не узнаете, где я была, куда исчезла… Простите меня!.. Сашка, мам, пап, Сережка!’
Она представила себе, как ее ищут, сходят с ума от беспокойства все, кого она знала: овчарки шныряют по лесу, в поиске милиция; растерянные, расстроенные лица друзей, потом – траурная лента на ее фото на стенде в институте, скорбные лица однокурсников. Поседевшие родители, завешанные зеркала в квартире, поминки, тихие разговоры соседей на лавочке, сочувствующие взгляды в спину Сашки, мамы и отца, Сережа, раздавленный, убитый горем… А в городе буйствует осень, молодняк тусуется в сквере, бегут по своим делам люди, обгоняя друг друга, задевая, отпихивая, встречаясь на минуту взглядами и разбегаясь, спешат машины– гудят, обгоняют трамваи, обливают зазевавшихся прохожих брызгами грязи из-под колес. В воздухе стоит запах выхлопов, горелой листвы и стылой сырости, предвестницы зимы.. А может, уже зима… А Алены нет. Зима будет и весна будет, а Алены не будет, и все, что ее окружало, даже не заметит ее исчезновения. Погорюют друзья и знакомые да забудут. Может, только Сашка да мама с папой будут держать ее фотографию под стеклом в серванте, вспоминать по праздникам и будням такой, какой она была...
Ну, почему это должно было произойти именно с ней?! Она что – крайняя?! Почему ее выхватили из привычного круга и поместили в этот инопланетный концлагерь?! Что за бред, что за нелепость? Несправедливо, жестоко, бесчеловечно! Ей ведь всего 20 лет – она и не пожила толком, не видела ничего, по сути, думала – все впереди, успеет.. и вот тебе! Жизнь дальше идет, а Алены – нет!
Обидно до слез, до скулежа, а толку?
Стена раздвинулась, впуская кэн, но Ворковская увидела его лишь, когда тот подошел вплотную к ложу и навис над ней, изучающе щурясь:
– Как ты?
– Лучше всех! – огрызнулась девушка, сердито глянув на непрошенного гостя, и поспешно вытерла влагу с лица: еще не хватало, чтоб они узнали, как ей плохо и поглумились вдосталь, ковыряясь в моральных травмах. Не дождетесь!
Парень кивнул с каменным лицом и, вытащив что-то из нагрудного кармана, протянул:
– Возьми.
– Что это? – нахмурилась Алена. В руках кэн была зеленоватая, длинная упаковка, напоминающая обычный Dablmint или Orbit морозная свежесть, и пластиночки выглядывали точь в точь.
Только инопланетного ‘гудрона ‘ ей для полноты ощущений и не хватало!
– Положи под язык. Легче станет, – пояснил Рэй, видя ее замешательство.
– На сколько?
– Абсолютно.
– Цианистый, что ли? – не удержалась от колкости Алена и вытащила одну пластинку.
Плевать, что это, лишь бы помогло – хоть синильная кислота, хоть экстракт мухомора, хоть компакт-гильотина: мертвые, говорят, не болеют.
Она сунула прозрачную пластинку в рот и замерла, ожидая эффекта под насмешливым взглядом Рэя. Секунда, другая, и скепсиса у Алены убавилось. Инопланетный Orbit оказался приторно сладким, холодил язык и быстро таял, забирая с собой физический дискомфорт. Через минуту девушка с удивлением констатировала свое полное выздоровление: не было слабости, апатии, ноющей боли.
– Кудесники! – фыркнула она, стараясь вложить как можно больше презрения в тон, но получилось восхищенно, и она смущенно пряча глаза, села, забрала у Рэя всю упаковку чудо – жвачки, спрятала ее в кармане брюк. Пригодится.
– Не принимай больше пяти в сутки – для вашего организма это опасно, – заметил парень.
‘Вашего, нашего.. тоже мне ‘супермены’! – скривилась Алена и все же буркнула:
– Спасибо.
Парень посмотрел на нее исподлобья и чуть изогнул губы.
‘Улыбнулся, что ли?’– озадачилась девушка.
– Надеюсь, желание продолжить общение с экипажем на том же уровне у тебя исчезло? Кэн вальяжно уселся рядом: облокотился плечом о стену, ногой уперся в лежанку, устроив руку на колене.
’Ну и наглец!’– качнула головой Алена, восхитившись подобной бесцеремонностью. Ей бы хоть четверть от нее, вот бы она их всех построила! И решила не отставать: села, как йог, брякнула подбородок на ладонь и спросила:
– Тебя как зовут, чудо внеземной цивилизации?
Парень склонил голову на бок и щурился, то ли насмешливо, то ли укоризненно:
– Повторяю третий раз: Рэй.
– Постараюсь запомнить: Рэй. Лон? Кон?
– Лоан.
– Это фамилия или приговор?
– Я так понимаю, недавнее происшествие резвости в тебе не убавило и уму – разуму не научило?
Алена фыркнула, скорчив презрительную гримасу.
– Не дождетесь!
Парень с любопытством посмотрел на нее и спросил:
– Тебя как зовут?
– Ну, Алена.
– Нуалэна?
– А-ле-на!
– Алена, – согласно кивнул парень, старательно выговорив каждую букву. – Так вот, Алэна, если ты любительница острых и неприятных ощущений, то здесь тебя обеспечат ими на всю оставшуюся жизнь. Но, если ты человек разумный, без патологических отклонений в психике и извращенных предпочтений, то сможешь мирно и без ущерба для себя пережить перелет, стоит лишь снизить свой пыл и четко выполнять приказы. Я понятно изъясняюсь?
– Ага. А теперь тоже самое своему товарищу, – девушка кивнула в сторону стены– выхода в коридор.
– Он выполнял свои обязанности, и скажи ему спасибо, что осталась жива. Он мог легко убить тебя, и был бы прав. Никто не может нарушать правила текущего режима и устраивать беспорядки.
– Здорово! – девушку подбросило от омерзения. – Значит, приставать к женщине – по правилам, а получить за это по физиономии – беспорядок?
– Ты – тэн.
– Я человек! Свободный человек! Меня не интересуют ваши правила! Я не игрушка и не девочка по вызову! – взвилась она.
Рэй внимательно посмотрел на ее побледневшее от гнева лицо и недоверчиво заметил:
– То, на что ты намекаешь, противоречит кодексу. Сделка еще не состоялась и пока ты собственность всего экипажа, никто не смеет прикасаться к тебе.
– Да что ты?! А дружок твой в курсе? – с чувством выдохнула Алена, с ненавистью глянув на Лоан. Что толку объяснять этому странному, мумифицированному философу, что его сотоварищ думает по-другому.
Рэй задумчиво покосился на девушку и засомневался. В дальних перелетах случается всякое, и легкие нарушения сходят с рук. Алена рабыня, взяв ее до заключения сделки, Вейтклиф выплатит двойную стоимость, как компенсацию остальным претендентам, и инцидент будет исчерпан. Цена девушки растет, еще пара, тройка эскапад с ее стороны, и многие не смогут заплатить за нее, в частности, Вейтклиф и Лоан… А эскапады будут и понять это не трудно, стоит только посмотреть ей в глаза.
– Послушай меня, если то, что ты сказала, правда, то ситуация осложняется так же, как и твое положение, но я могу исправить ситуацию, если ты обещаешь вести себя смирно.
Алена не понимающе посмотрела на Рэя: глухой он что ли? И отчеканила:
– Я свободный человек! Я не буду игрушкой в ваших руках!
– Алена, ты – тэн, у тебя больше нет свободы и прав. Пойми это! Я постараюсь оградить тебя от домогательств, а ты перестань вести себя столь вызывающе.
– Не могу! Я уже объясняла вашему Шерхану: у меня стойкая антипатия к нахалам, дегенератам, грубиянам, садистам, извращенцам, насильникам, психопатам…Дальше перечислять?
Рэй смотрел на нее во все глаза, не мигая и боясь вздохнуть. Теперь он знал наверняка, что девушка не лжет насчет Вейтклифа, и понимал его. Голод изъедал экипаж, уже убил троих, а впереди больше двух месяцев перелета… А эта девчонка открыто искушала, даже не осознавая того, что в ней заложено. Что это? Насмешка над ними или долгожданный подарок?
Лоан с трудом оторвал взгляд от Алены и, прикрыв глаза, оттер дрогнувшей рукой выступившую испарину со лба. Пять минут разговора, и он еле сдерживается. Он! А что говорить о Вейтклифе?
Алена видела, как побелел Рэй, и его лицо, и без того восковидное, теперь напоминало посмертную маску.
– Тебе плохо? – с беспокойством спросила она.
Тот качнул головой.
– Странные вы…На кого ни посмотришь: лица, как у мертвецов, губы фиолетовые, смотреть страшно. Прямо тень отца Гамлета. Эпидемия, да? А что, лекарства не изобрели?
Рэй тяжело посмотрел на нее и глухо заметил:
– Мы говорили о тебе, другие темы я обсуждать не намерен.
– Зря.
– Тебя не интересует твое будущее?
– Сейчас? Хочешь погадать? Нострадамус Лоан?
Парень невольно улыбнулся:
– Ты просто невыносима.
– Это комплимент?
– Констатация факта.
– Да? А мне показалось, тебе это импонирует.
Лоан только головой качнул: а он-то считал отцовского экситиона [9]9
палач
[Закрыть]мастером. Куда ему! Вот она, настоящая пытка: сидеть рядом с этой землянкой, видеть, как она, словно насмехаясь, выставляет напоказ то, что имеет, что жизненно необходимо им, и игнорировать это, сдерживая себя из последних сил, да еще не обращать внимания на ее дерзости, пытаться объяснить очевидное. Да любой бы сдался через пять минут!
– Как тебя выносили твои родные и друзья?
– С любовью и трепетным уважением! Видишь ли, меня окружали прекрасные, добрые и воспитанные люди, светлые, талантливые личности.
– Поэтому ты и бродила ночью по лесу в гордом одиночестве? Светлым личностям видимо было недосуг о тебе побеспокоиться?
– А это не твое дело! – нахмурилась Алена. – У нас свобода личности и передвижения. Демократия-с, сир! Мы, видите ли, не рабы, рабы не мы!
– Я в курсе вашего социалистического капитализма на платформе демократии, тире анархии. Ах, простите, кажется, я еще забыл равноправие полов, – с сарказмом заметил Рэй.
– Представьте себе, рабство у нас отменили еще в 19 веке!.. – вскинула подбородок девушка.
– А следом грянула революция на радость плебеям. Это для полноты ощущений или от их переизбытка?
– Да что ты можешь понимать?!
– Вот тут ты права: затейливость славянской логики и характера непостижима другими нациями. А уж понять суть поступка… примерно, как тебе принять свое новое положение за данность и вести себя разумно.
– Ну, вот, отчего ушли к тому и пришли! Я свободная личность и имею те же права, что и ты!
– Да? А зачем они тебе? Что ты с ними делать будешь? Свободная женщина, наделенная правами мужчины, кошмар для окружающих, – Рэй качнул головой. – Мало, не знает, что с ней делать, так еще и опасна для себя и других. Так что, про свободу забудь. Она не для женщин, а вот о счастливой и спокойной жизни – подумай. Ее я могу тебе обеспечить.
– Каким образом?
– Ты ведешь себя тихо и неприметно, я выкупаю тебя и забираю к себе.
– Класс! – ощетинилась девушка. – Либо узколобый мутант, либо философствующая мумия! Сволочи!
Рэй, не сдержавшись, дернулся к ней, вскинув руку, но вовремя опомнился и лишь скрипнул зубами. Ладонь зависла в воздухе и опустилась на постель. Алена притихла и затаилась.
– Ты всегда столь прямолинейна и груба? – через минуту спросил Лоан.
– Сам виноват, – тихо ответила девушка, настороженно поглядывая на него.
– Хорошо, – сверкнул глазами Рэй. – Давай заключим обоюдовыгодный договор: ты меняешь свой фривольный лексикон на более пристойный и приемлемый для слуха, ведешь себя, как пристало вести девушке и тэн, а я объясняю суть происходящего и ограждаю от дальнейших неприятностей.
– Постараюсь, – нехотя буркнула она.
– Прекрасно. Тогда слушай. Все взятые в экспедиции рабы считаются собственностью экипажа до посадки, но купить тэн можно и до нее, если претендентов мало, они согласны с ценой и покупатель выплачивает полную стоимость незамедлительно. Ты не только красива, но и обладаешь уникальными качествами для рабыни. Смелость и гордость не менее ценный товар, чем внешние данные, и поверь мне, именно это берется в расчет в первую очередь. Своими поступками ты не только осложняешь себе жизнь, но и повышаешь цену, а вместе с ней растет и количество претендентов на приобретение. Экипаж заинтересован, все уже строят догадки и предположения, делают ставки и пристально следят за тобой. Сейчас я еще могу тебя выкупить, но еще один легкомысленный поступок – и поверь мне, тебя ожидают огромные неприятности, и я помочь не смогу.
– Вейтклиф?
– Не только. Капитан Вэрэн считает, что ты опасна, – Рэй смолк на минуту. Он прекрасно понимал, что задумал Вэрэн: объявить Алену а-тэн и взять себе без боя. Как капитан, он имел право получить трех рабов бесплатно, и он их уже получил. На остальных он мог претендовать наравне с другими желающими, а это значит, придется платить. Цена на Алену уже взметнулась и грозит подняться вновь, а это огромная сумма. Есть закон, по которому следует продать спорное имущество и поделить сумму поровну меж претендентами. Он применяется в двух случаях: цена, которую не может заплатить ни один из претендующих или большое количество претендентов на одну вещь. В этом случае тебя отправят на … невольничий рынок, на место содержания рабов, на официальные торги. Оттуда ты можешь попасть куда угодно и к кому угодно. С Вейтклифом ты познакомилась, и не факт, что твой новый хозяин окажется более учтив и корректен. Однако, возможен и худший вариант, капитан пойдет на крайние меры: объявит тебя опасной и заклеймит, – Лоан в упор посмотрел на девушку : поняла ли она, что ей угрожает?
Та была бледна и немного растеряна, но в глазах горело все то же упрямство и неверие.
– Что это значит? Поставят тавро, как на корову, и пустят на переработку? Вы каннибалы?
– Тебя отправят в лабораторию.
– Сделают подопытной мышью?
– Да. И проживешь ты ровно столько, сколько нужно им. На тебе будут ставить опыты, апробировать новые лекарства и прочие средства. Будешь сопротивляться – тебя лишат такой возможности радикальным способом, удалят лишнее – язык, конечности.
Девушка потрясенно смотрела на парня, не в силах пошевелиться. Он говорил ужасные вещи спокойным тоном в своей обычной медлительной манере и ни разу не повысил голос, ни разу не дрогнул. А глаза? Холодные, цепкие, пустые и осмысленные одновременно, и завораживающие. Одно слово – змеиные. У Алены в животе леденело от этого взгляда, а то, что он сообщил и как: просто шокировало. Никаких эмоций – автоматизм и равнодушие, словно речь шла о чем-то естественном и само собой разумеющемся.
– Вы…фашисты. Нет, хуже! Я не могу найти аналог в нашей истории, даже спартанцы со своими жестокими обычаями убивать слабых младенцев…даже…
– Надеюсь, ты сделаешь на данной основе правильный вывод и будешь вести себя, как подобает тэн, чтоб оградить свою психику от потрясений. Если, конечно, ты относишься к типу вменяемых женщин.
– А если к типу невменяемых?
– Алена, я хочу тебе помочь, – сказал Лоан и подумал: ’Упряма, смела, решительна и импульсивна. Хороший букет для мужчины, а для женщины слишком тяжелая и обременительная ноша. И для близких – постоянная головная боль.’ В груди что-то кольнуло: то ли тревога, то ли волнение.
– С чего вдруг? – Алена прикрыла глаза ладонью: информация, выданная кэн, была слишком неудобоварима для нее. Она вскочила и нервно заметалась по комнатушке.
– Зачем? Зачем ты мне это говоришь? Почему хочешь помочь? Добрый самаритянин? Аболиционист? Нет? Хочешь меня напугать? Хочешь, чтоб я смирилась и стала безропотной заводной куклой в ваших руках?! И таким тоном! Боже! Как будто зачитал таблицу логарифмов! ЭВМ!.. Сухо, черство, равнодушно, а речь идет о жизни и о преступлении против нее!!...Помочь хочешь, да? Зачем?! Челюсти от похоти сводит?! Землянки в твоем гареме не хватает?! Может, ты влюбился с первого взгляда, а со второго решил, что это судьба?! Или это бескорыстный поступок?! Отпустишь меня?! Кинешь вызов рабовладельчеству?! – желчно вопрошала девушка и взмахнула руками в порыве: господи, какое зверство!! Рабы, лаборатории…и никаких эмоций! Подумаешь!.. Ты робот? Как ты можешь рассуждать о подобном с таким устрашающим спокойствием, а потом еще говорить, что искренне желаешь мне помочь?! Чем?! Подержишь, пока мне руки отпиливать будут?!
Рэй встал и подошел к девушке:
– Алена, я мужчина. Эмоции – прерогатива женщин.
– Это значит, что пол освобождает от человечности?!
– Пол накладывает определенные обязанности и правила поведения.
– Для мужчин одни, для женщин другие?!
– Да и это естественно.
– Так же естественно, как рабство и опыты над живыми людьми?!!
– Во всяком случае, более естественно, чем равноправие полов. И правильно.
– Правильно?! О Боже! Вседозволенность одних и бесправие других, узаконенное издевательство, насилие, унижение, убийство.. это правильно?!
Рэй, не сдержавшись, поддался к ней, желая схватить девушку и заставить замолчать. Ее нервное возбуждение сводило его с ума, кружило голову, забирало силы, лишало воли. Даже атмосфера в комнате стала насыщенно разряженной от ее эмоций. В воздухе стоял аромат ее энергии, сладковато-терпкий, щекочущий ноздри, разъедающий разум и оседающий во рту незнакомым, манящим привкусом чего-то особо вожделенного, живительного и жизненно необходимого, как глоток воды умирающему от жажды.
– Хватит! – рявкнул парень.
Алена испуганно смолкла и отпрянула, вжавшись в стену. Лоан покачал головой: эта девушка за пять минут измотала его больше, чем ночная вахта.
– Пойми, каждое общество живет по своим законам и они приемлемы и правильны для тех, кто в нем вырос, а для других спорны или отталкивающе аморальны, – утомленно заметил он. – Я сейчас не намерен обсуждать это, устраивать прения, доказывать целесообразность одних законов и …
Рэй устало качнулся и, шагнув к девушке, уперся рукой в стену над ее плечом:
– Речь идет о тебе, о выборе, который придется сделать.
Алена, как зачарованная смотрела в огромные голубые глаза, которые взирали на нее не то с мольбой, не то с тревогой, и почувствовала острую жалость и сострадание к этому изможденному, щуплому пареньку, которого шатало от усталости. Он был одного роста с ней и скорей всего одного возраста, и, не смотря на то, что был мужчиной и одним из ее неприятелей, сейчас казался уязвимым, слабым и нуждающимся в поддержке и помощи, больше чем она. Девушка тут же забыла разногласия и, всерьез озаботившись состоянием Лоан, посоветовала:
– Тебе надо больше отдыхать, по-моему, ты серьезно болен.
Рэй дернулся от неожиданного и непривычного проявления сочувствия, как от пощечины.
– Причина в этом? Я отталкиваю тебя? – спросил тихо.
– Нет, – девушка нахмурилась, прикидывая: как бы помягче объяснить ему, что она просто не желает быть рабыней, не желает принадлежать ни Лоан, ни кому-то другому. И дело тут в воспитании и принципах, а не во внешности или здоровье.
– Я не заразен, – сказал Рэй, по-своему расценив ее молчанье.
– Да не в этом дело, пойми! Я не рабыня, никогда не была и не буду. Лучше умереть, чем жить по воле какого-нибудь самодура, выполнять его прихоти. Это скотство, грязь, понимаешь? Я не смогу так жить, это не для меня. Чтоб иметь отношения, нужно иметь чувства, а по принуждению…Нет! Ты или другой, какая разница? Суть одна – сломать себя, чтоб выжить, только стоит ли после этого жить? Нет. Я не смирюсь и мне все равно, что вы придумаете в наказание …
Парень пристально посмотрел в ее глаза и, заметив страх, плескавшийся на дне зрачков, мгновенно понял, в чем дело.
– Ты не была с мужчиной … – и поддался вперед. Лицо дрогнуло, брови сошлись на переносице, губы из фиолетовых превратились в лиловые, а взгляд стал острым, как бритва.
Алена так и застыла, забыв закрыть рот. Она впервые увидела, как меняются люди буквально за секунду. Куда исчез усталый, беззащитный мальчишка? Перед ней стоял мужчина: волевой, сильный. Она могла рассмотреть каждую клеточку на его лице, так близко оно оказалось. Светлый ежик волос, классический нос, гладкая, словно атласная кожа с мелкими красноватыми пятнышками, то ли сыпь, то ли особенность их эпидермиса, и запах исходящий от него: незнакомый, острый и волнующий. Если б от этого запаха у нее не перехватило горло, она бы не удержалась и спросила название одеколона, чтоб потом, при случае, обязательно найти такой и подарить Сереже.
Алена напрочь забыла вопрос и тему разговора: этот запах и взгляд голубых глаз парализовали разум, вынесли все мысли из головы. Она попыталась отодвинуться и стряхнуть странное оцепенение, но парень тут же выставил вторую руку, преграждая ей путь и зажимая в тиски. Сердце ухнуло в груди, словно выбросило кровь в последний раз и замерло в ожидании.
– Алэна…– прошептал Рэй и, резко поддавшись вперед, впился губами в ее губы.
В голове девушки, словно что-то взорвалось, ослепительная вспышка и приятная зыбь, и нет ни сил, ни желания сопротивляться, только бы падать все глубже... Это было настолько необычно и приятно, что напугало ее до одури, и она, яростно воспротивившись неприличному и противоестественному, по ее мнению, чувству, клацнула зубами, прикусив губу нахала до крови, со всей силой ударила его коленом в пах и оттолкнула.
Лоан сделал шаг назад и, не спуская с девушки глаз, оттер кончиками пальцев кровь с губы. Алена напряглась, приготовившись к обороне, но тот слизнул кровь со своих пальцев и, не сказав ни слова, стремительно покинул комнату.
Девушка минут пять смотрела вслед, еще не веря в благополучный исход битвы, и, наконец, обессилено сползла по стене на пол. Ее охватило предчувствие чего-то страшного и непоправимого. Она уткнулась лбом в колени и, стиснув зубы, пыталась совладать с волнением и проанализировать случившееся. Не нужно обладать высоким интеллектом, чтоб понять: она вляпалась по самую Сахасрару и далеко не в патоку!
Господи, она ударила его по самому чувствительному месту так, что колено до сих пор ноет, а он даже не поморщился! У него что там, бронежилет?
Алена поднялась, дошла до постели и легла, прикрыв глаза рукой: ’думай, Чапай, думай!’ А подумать было о чем. Эта мумифицированное подобие какого-нибудь Пита Бреда или Виго Мартинсена, несомненно, ей благоволило, однако это не радовало и сильно беспокоило. Ни в его добрые намерения, ни в свое светлое будущее ей не верилось.
Ворковская считала себя девушкой прагматичной и смышленой, твердо стоящей на платформе реализма, пусть и с небольшим перекосом в романтику. Знание истории и зоркий взгляд по сторонам давали ей право утверждать, что назначение женщины, ее социальный и психологический статус не претерпели значительных изменений за многие тысячелетия. И в каменном веке, и смутные времена, в эпоху возрождения и в век технической революции, всеобщей демократизации, стандартизации и акселерации, предназначение женщин осталось величиной постоянной и незыблемой. И пусть крепнет движение феминисток, и вот уже век мир трубит о равенстве полов и свободе нравов, все равно мать останется матерью, жена женой, а дочь дочерью. Мужчины будут с патетикой восклицать, что курица не птица, баба – не человек, и галопом бежать в уютное гнездышко, свитое той самой курицей, только своей, родной, а значит не такой. И пусть у нее фигура бетономешалки, характер мексиканского кактуса и умственный потенциал 0 в квадрате, знаток женской психологии будет считать ее Дженифер Лопес и Софьей Ковалевской одновременно. И все потому, что ее тефтели вкуснее, чем в ресторане ’Москва’, дома чище, чем в процедурном кабинете поликлиники УВД, уютнее и спокойней, чем в теплице. Никакой зануда-начальник или сосед – проситель не сможет пробить стену, которую она возвела вокруг своего демиурга, и он будет жить, зная, что его поймут, простят, чтоб ни натворил, прикроют от излишних треволнений и будут исправно читать его фирменный журнал ‘Лапша и уши’.
Из тысячелетия в тысячелетие, из века в век, из года в год женщины мира создают крепкий тыл для своих избранников, дарят им уверенность в собственных силах, толкают к новым рубежам, поддерживая их знамена, длят род и оберегают достигнутое. ‘Ищите женщину’ – говорят французы, и к ним стоит прислушаться. Чтобы ни произошло в мире, если хорошо поискать, у истоков обязательно окажется женщина, которая сыграла роль либо музы, либо Мефистофеля в данном действе и, как правило, абсолютно бессознательно.
Конечно, все меняется, и менталитет личности мутировал так же, как чернобыльские членистоногие. Поэтому ничего удивительного, что некоторые представительницы слабого пола, накинув на себя серые мантии, пытаются возродить матриархат, устав от мужской деспотии и инфантилизма. Но кем бы они себя ни возомнили, и как бы низко ни опустили свои сильные половины, пытаясь изменить их отношение к себе, кесарь все равно не станет Юпитером, а Юпитер – быком.
Ах, если б Алена не летала в облаках, не принимала иллюзию за действительность, не мечтала, как другие серые кардинальчики, об особой судьбе, возомнив о себе бог знает что. Если б она послушала Сашу и выкинула из головы глупые мысли о сероглазом ‘принце’ и наплевала на карьеру доктора исторических наук, блазнившуюся ей со школьной скамьи. Если б она не презирала ‘куриц’, положивших свою независимость, свободу, способности и интеллект под грубый мужской ботинок, то не сидела бы сейчас в этой консервной банке, дрожа от страха и неизвестности, а примкнула бы к их рядам, став домохозяйкой и верной супругой. Ползала бы беременным животом вперед, собирая мужние носки по квартире, и мечтала о своевременном явлении благоверного домой. Жизнь была бы унылой и серой, но спокойной. Кастрюльки, горшки, стирка, уборка, ожидание зарплаты, стандартный секс без всякой Кама-сутры, слезы умиления от мексиканского сериала, а вместо книг по египтологии и топонимике, сопливый романчик ‘а ля Мадам Бовари’, прочитанный в перерыве меж пробежкой по магазинам и трепетными нравоучениями свекрови.
Н-да… подобная перспектива Алену в свое время не прельщала, но сейчас показалась не такой уж и скверной. Ну, и что, что бытовуха? Зато сидела бы дома, а не в этом каземате, жевала котлетки и в ус не дула: мамочка с папочкой под боком. Опять же, не какой-то гуманоид в постель тащит, а Серега, земной, знакомый, здоровый и законный, а уж, чем себя при муже занять, умная женщина всегда найдет, тем более, характер у Мальцева золотой, вменяемый. Опять же подружки рядом – где подсказать, где посоветовать, а где и на путь истинный наставить – завсегда пожалуйста..
Говорила ведь Олеся: иди за Сергея, пожалеешь потом. Куда там! Ну, как же без Ворковской Византия и Само, Ширван и гогенштауфенская династия? Положить их на алтарь мужского геноцида, а сверху светлую мечту о докторской диссертации присовокупить? Студенческое братство поменять на объятья мужа – собственника и самодура, а интереснейшие дискуссии о временах Генриха восьмого и деяниях Гуго Капета на семейные дрязги кухонного масштаба? Нет уж, увольте!
Вот и уволили! Виртуальная романтическая сага о сероглазом незнакомце и ‘докторе исторических наук’ Ворковской, превратилась в реалистичный триллер по стандарту голливудских блокбастеров, вот только привычного хеппи-энда, увы, не предвидится. Чует сердце беду неминучую…
На этой минорной ноте Алена провалилась в сон. Подорванный стрессом организм требовал восстановления.
