Текст книги "Имя - Война"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Что? – шепнула, заподозрив неладное. Может в голову ранен? – озабоченно посмотрела на светлые короткие волосы – крови не видно.

– Ничего. Спасибо, – отвернулся Банга и получил из рук Николая кусок хлеба с маслом, картофелину. Кивнул в ответ и хотел отдать свою порцию девушке, но лейтенант уже подал ей ее и сел рядом, не спеша есть свое.

Капитан прищурил глаз на Дроздова. Мужчина на миг прикрыл веками глаза и вновь смотрел открыто, бесхитростно.

Банга склонил голову и откусил кусочек хлеба:

– Какая часть, лейтенант? – обратился к Санину.

– Разрозненные части, товарищ капитан. Кто откуда: от ж. д войск до рабочей милиции. Я и мой друг, лейтенант Дроздов, – подбородком кивнул на Сашу. – Вовсе с Забайкальского военного округа. В отпуск к другу ехали… А десятого в части должны быть.

– Куда направляетесь, лейтенант?

– К своим, в любую часть. Но пока вы первый, кого мы встретили из офицеров. Такое чувство, что немцы кругом и глубоко в нашем тылу, а мы в их.

– Так и есть.

Бойцы даже есть перестали, уставились на капитана растерянно.

– Немцы продвинулись глубоко к нам в тыл.

– Вы сами откуда, кто, как в самолете оказались? – с подозрением спросил Николай. – Извините, товарищ капитан, но времена нынче неспокойные…

– Я понял, к чему ты клонишь, лейтенант Санин.

Расстегнул карман и подал мужчине документы. Николай внимательно ознакомился с ними и отдал, задумчиво глянув на Дрозда, потом на Лену покосился, на Бангу:

– Я вас знаю… слышал, Артур Артурович.

– Прекрасно, – поджал губы. – Мне нужно в Москву.

– Мы идем…

– Нет, лейтенант. Ваш путь длинен, долог, а мне нужен короткий и быстрый. Самолет. Один чудом уцелел после налета. Захватили, взлетели, но как видишь, недалеко ушли. Моего друга убили… Нужен другой самолет, лейтенант.

– Где б взять.

– Пинск отсюда вправо. Но если идти влево – километрах в десяти будет аэродром.

– Понял, – заверил Николай. – Когда входим?

– Всем нужен отдых. Час и выдвигаемся.

– Есть.

Бойцы вернулись к пище, а кто-то уже растягивался на траве, давая передышку телу перед марш-броском.

Лена дожевала хлеб, буквально проглотив и получила сразу две горбушки – от Николая и от Артура Артуровича.

– Нет, спасибо, сыта, – отодвинулась, насторожившись излишним вниманием и заботой к себе. Она заподозрила, что Санин намерился отправить ее домой самолетом вместе с капитаном и насупилась. Домой – заманчиво, но это значит – сбежать от трудностей и опасностей, струсить, расписаться в собственной никчемности.

– Вам ногу надо перевязать, – заметила насуплено.

– Царапина, – заверил Банга. – Не стоит время на нее тратить.

Лена вздохнула, обняла колени, решив немного подремать. Николай доел хлеб и, прислонившись затылком к стволу лиственницы, закрыл глаза. Можно поспать целый час. И как под дых толкнули, встрепенулся: нужно посты расставить.

– Младший сержант Гурьянов, рядовой Голушко – в караул.

Солдаты поднялись и побрели в чащу.

– Суров, но прав, – одобрил капитан. Коля пристально посмотрел на него, но промолчал.

Надо же все-таки, до чего круглая земля. Кто знал, кто мог предположить что Лена встретит не отца, так его брата, полковника особого отдела, в тылу врага.

– Значит, из Бреста ушли? – покосился опять.

– А вы туда ехали? – тем же взглядом ответил мужчина. Отвернулся и тихо добавил. – Молодцы что девочку не бросили. Ее подруга?

Оп-па!

– Мертва, – бросил Дроздов. Банга голову склонил:

– Война.

– Лену с собой заберете? – спросил Николай.

Девушка, услышав сквозь сон вопрос, встрепенулась: вот оно! Так и знала!

– Вы о чем?

– Ни о чем, – заверил капитан. – Поспи.

Лена успокоено закрыла глаза и подумала уже засыпая: странный он. Может все-таки знает отца, родственник? А ведь он так и не ответил на вопрос: нет ли у него брата…

Через час передышки двинулись.

Путь к аэродрому лежал через расположение немецкой воинской части, идти через которую – погибнуть. Они решили обойти и потеряли время. Световой день закончился, а в темноте найти аэродром было невозможно. Пришлось заночевать в лесу.

Лену колотило от холода, несмотря на заботливо постеленный Николаем лапник и шаль, в которую она безуспешно куталась, забыв, что меньше суток назад из-за нее бойцам пеняла.

Девушка никак не могла заснуть: крутилась, шмыгала носом, пытаясь избавиться от напавшего некстати насморка и начала кашлять.

Санину это не нравилось. Он подсел к Банге и сказал:

– Вы заберете Лену с собой. Вы ее дядя.

Артур сел:

– Кажется, поспали, да, лейтенант? – улыбнулся, оглядевшись – никого близко. Бойцы спят, караульные достаточно далеко, чтоб не слышать разговора. И не заметил, что Лена не спит, поглядывает на него через полуопущенные ресницы, сдерживая кашель.

– Я серьезно… товарищ полковник.

– О, какие познания. Впрочем, не удивлен. Сложили уже с другом.

– Не идиоты.

– Все сошлось?

– Роль Лены непонятна. Вы действительно ее дядя?

Банга помолчал и выдал:

– Действительно.

– Тогда зачем было тащить ее в Брест.

– Кто знал, что будет война?

– Все кому надо знали, – уставился на него в упор лейтенант. Банга усмехнулся:

– Что ты хочешь, лейтенант?

– Почему вы не сказали ей, кто вы, сейчас? Зачем ее направили по ложному следу тогда? Я не пытаюсь выведать секреты, но хочу понять, из-за какой такой сверхважной надобности Лена оказалась в этом дерьме, – процедил Николай. Злость напополам с беспокойством явственно проступали в голосе. Бангу видно это позабавило – он заулыбался еще шире:

– А ты соответствуешь своему психологическому портрету. Мы не сомневались, что ты присмотришь за Леной, а твой друг за вами обоими.

– Зачем?!

– Любопытство наказуемо, лейтенант, знаешь об этом?… Но я не стану тебе пенять, прекрасно понимая твое состояние. Оказаться, как ты выразился, в дерьме, с фактически ребенком на руках, да еще не простой фигурой, дольно неприятно, учитывая обстоятельства и ответственность. Тяжело, лейтенант? Согласен… Честно, вообще не думал, что увижу ее, но видно что что-то все-таки есть там, – посмотрел в небо. – Я расскажу тебе предысторию, Николай, а остальное сложи сам. Были бы другие обстоятельства, я бы слова тебе не сказал. Впрочем, и ты бы мне вопросы задавать не посмел, – усмехнулся. – Но это уже не имеет значения. Очень многое изменилось и ни ты, ни я не знаем, что будет через минуту, тем более не можем с уверенностью сказать – будем ли живы завтра. А некоторые вещи нельзя уносить с собой в могилу. Мало ли? Не доведется мне – ты ей расскажешь. Она удивительно похожа на свою мать, просто поразительно. Марта Банга, в девичестве Петерс не была коммунисткой или революционеркой, она была обычной женщиной, которая вела неприметный образ жизни и… при этом являлась частью активной агентурной сети. Она обеспечивала доступ к серьезному каналу информации в Европе через Прибалтику. В двадцать шестом произошел срыв, часть агентуры была раскрыта и Марте грозил провал, расстрел за шпионаж. Первые кто страдает в таком случае – близкие. Пришлось выводить из-под удара Яна и мальчиков. Их мы успели переправить в Союз, а Марта и Анжелика должны были уходить другим путем. Девочка была совсем маленькой и Марта не решилась отправить ее через других агентов, с мужем – побоялась. К тому же меньше проблем и подозрений когда женщина с ребенком. Проще уйти и больше лояльности. Больше ни ту, ни другую мы не видели. Я искал их, но тщетно. Пропали, испарились.

– Почему вы рассказали это мне, а не Лене?

– Ей не смогу. Не готов.

Николай понял, почему, и больше не стал задавать вопросов. Должность и деятельность полковника была ясна, и так же понятно, что будучи замешанным, а скорее всего еще больше – завербовавшим мать девушки, он испытывает чувство вины перед своей племянницей, перед собой. Это было уже очень знакомо и близко Санину и он по себе уже знал, каково это нести ответственность за солдат, за жизни людей. А тут родной человек, жена брата и племянница.

Это можно было принять – остальное – нет.

Мастер полковник лапшу на уши вешать, так и хочется верить, что вот так искренне и прямо он первому попавшемуся лейтенантику душу свою изливает от безысходности, исповедуется как умирающий, поймав первого попавшегося попа. Только Санин не поп, Банга не умирающий.

Крутит полковник, ой, крутит. И сказку рассказывает Николаю не зря, а чтоб донес тот до Лены слова исповеди, уверил, заверил, проникнуться помог и сам проникся: вот какой бесхитростный, прямой да совестливый… полковник внешней разведки НКВД, просто так, ради племяшки кою пятнадцать лет не видел, возле границы с фашистской Польшей околачивается.

И верится. Угу.

– Я не успел. Не подстраховал. Впрочем, в чем виниться? Есть долг… А есть случай, из-за которого все летит в тартарары!… Ян так и не женился и не узнал, как, где и отчего умерла его Марта. Он искал их, надеялся найти хотя бы дочь… А в декабре прошлого года я узнаю, что тем же вопросом интересуется один неоднозначный человек. Узнаю в приватной беседе с ним очень далеко от столицы. Опять случай. Все сошлось, сложилось, встало на свои места, но радовать Яна было рано, девочке знать не нужно и опасно.

"Банга попал под подозрение и ему грозил арест", – сообразил мужчина: "Знакомая история. Только липой пахнет"…

– Но тут вновь вмешался случай. Яна направляют на помощь медикам Бреста, где он успешно поднимает больницу, обучает персонал. Наводит порядок и уезжает в Москву, получив хорошее назначение. Его необходимо было перевести. Находится повод – его замечают, его переводят…

"Благодаря Скрябину. Статья и фото – заказные. На него должны были обратить внимание, и обратил, кто должен был. Так это отец Лены, а не мать добывал информацию, а мать скорее всего использовали втемную, как хотели использовать дочь", – понял Санин.

– …А я жду. Появление Лены, ее расспросы в больнице о Яне было бы мне сигналом к возвращению. Мы бы уехали вместе. Естественно, ее страховали в дороге.

"Понятно. У полковника были неприятности, разъезжающие в черном воронке, и он отсиживался в Бресте, готовый как к побегу, так и к возвращению. А Скрябин через брата улаживал его вопрос. И как уладил, послал тому племянницу, как знак – можно и вернуться".

– Мы.

– Вы.

– Почему?

– Глупый вопрос, лейтенант. Разочаровываешь меня. Есть семейные профессии, предрасположенность к ним в генах, и как не скрывай, она все равно обнаружится. А чтобы развить и довести мастерство до совершенства, нужен опыт, практика.

– И хорошее прикрытие, чтобы прошлые ошибки не повторялись, – закончил Николай. Артур кивнул: молодец. – Не стоит направлять дочь по стопам матери. Вам мало одной ошибки, отразившейся сразу на нескольких жизнях?

– Ты слишком сентиментален и эмоционален – из тебя бы вышел плохой командир. Но твой тип людей удобен для другой работы, незаменим даже.

– Лена слишком мала.

– Она бы подросла и решила все сама.

"Ой ли? За меня решили, решили бы и за нее. За нее даже проще". У Николая зародилась мысль не отпускать девушку с дядей, но если подумать, неизвестно что лучше, как и где. Чтобы не планировал, ни предполагал, какие бы планы не строил – завтрашний день может все перечеркнуть и его величество случай сломает любые комбинации. В этом Банга прав, как прав, отдавая себе отчет, что невозможно предугадать, кто и сколько проживет. Вполне возможно, что уже завтра будет не актуально, то, что третирует сегодня. Глупо предполагать и загадывать, когда идет война.

– Вы заберете ее.

Банга опять промолчал, оставив вопрос без ответа в который раз. Это навевало мысль, что у полковника другие планы.

– Вы не можете ее оставить, это опасно.

– Еще опаснее лететь со мной. Не факт что мы проберемся на аэродром, не факт, что я взлечу и тем более не факт, что меня не собьют свои же. Скорей всего аэродром уже принял мессеры и мне придется махать своим свастикой на крыле, нарываясь на неприятности. Но это мои трудности.

– Мы можем не довести ее до своих…

– А вы и не пойдете.

Николай удивленно уставился на него: что это значит?

– Ты обучен разведке, тебя, как и твоего друга готовили не к лобовым атакам или обороне. Вас обучали тактике подрывной деятельности и пришла пора показать, на что вы способны.

– Предлагаете… устроить партизанскую войну? – посмотрел на него Николай.

– Приказываю. По лесам бегает много наших солдат и офицеров, попавших в окружение. Жители некоторых городов и деревень, хлебнув радости жизни в оккупации, тоже захотят взяться за оружие. Их нужно организовать. Нужно, чтобы борьба была целенаправленной, организованной. Не мне тебе объяснять, что партизанские отряды порой могут много больше, чем регулярные войска. Очень важно устроить в тылу врага смуту, землю у него под ногами выжечь, деморализовать. Расшатывать изнутри, подрывать, не давая покоя ни днем, ни ночью. Это твое, лейтенант. Ты умеешь спланировать акции диверсий, блестяще провести их и при этом сохранить людей. Тебе и карты в руки. Места здесь глухие, леса густые, болота – спрятаться легко.

Санин тер затылок, обдумывая слова мужчины и понимал – он прав. Более того, чем больше Николай думал, тем больше ему нравился приказ. Большая редкость, когда приказ нравится и ты всей душой готов его выполнить.

Надо отдавать должное – Банга знал, на что давить, где и какого человека поставить, чтобы с максимально использовать его данные, опыт и возможности.

– Это приказ, лейтенант Санин, – напомнил полковник, приняв молчание за сомнения.

– Есть, – ответил тот, невольно усмехнувшись: иного не ожидал.

Может, за этим полковник на границе и сидел? Для образования «летучих» отрядов – не здесь, так там, не там, так здесь.

Только куда же они все такие умные и опытные военноначальники смотрели? Почему нападение допустили? Разведчики, мать их…

Лена смотрела в ночь и думала над всем, что услышала. Не было ни обиды, ни упреков, ни сомнений – она испытывала лишь гордость за мать и радость оттого, что у нее такие отважные родственники. У нее очень большая и замечательная семья – здорово.

И заснула, уверяя себя, что не подведет, сможет, выдержит, будет как мама, папа, как дядя, как брат. Она тоже сильная…

Николай всю ночь обдумывал слова полковника и чувствовал, не смотря ни на что воодушевление впервые за все дни сумбура. Теперь он понимал, что делать и многие вопросы отпали, а эмоции ушли сами. Он уже планировал операции, и первая была – захват самолета.

Когда чуть развиднелось, Николай растолкал Александра, оставил за себя, а сам, взяв с собой рядового Камсонова, ушел на разведку.

Глава 7

Лена проснулась от кашля, что душил ее. С трудом поднялась с лапника и увидела, что все уже встали. Бойцы, образовав круг, стояли над старшими по чину, а лейтенанты и капитан сидели, переговаривались, склонившись над расстеленной на траве картой.

– … максимум километр отсюда по прямой. Охрана серьезная, возможно батальон расположился. Но: строительные работы не закончены – колючку только подводят, укрепления не достроены – там наши военнопленные горбатятся. Но посадочные полосы почти расчищены. Стоит восемь «юнкерсов» и один наш, дальнобойщик, в углу у ангара. Скорей всего поврежден, там механики возятся.

– Твой план действий?

– Расположение интересное: с трех сторон лес, а взлетная площадка – как коридор меж ним, до поля идет. Если первый самолет из ряда взять и делать разворот по «коридору», сюда, к концу цепи самолетов, то есть хороший шанс взлететь, уйти. Слева от леса до самолетов метров пятьдесят. Если сейчас выходим – туман нам поможет, прикроет. Дальше нужно оттянуть фрицев на себя, отвлечь их внимание. С этой стороны колючка уже есть, но мы ее повредили, так что проникнуть на взлетную полосу можно. Недалеко от ангара стоит горючка, бочки одна на другой. Один выстрел и…

– То есть, вы взрываете бензин и завязываете бой, постепенно отходя сюда, в лес, а я под прикрытием тумана беру самолет?

– Да. Вы в одну сторону, мы в другую. Оттягиваем основную массу немцев на себя. Вы в это время под прикрытием двух человек и естественного природного явления проникаете на аэродром. Берете самолет и… удачи.

Банга кивнул:

– Нам всем удачи.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – постучал по стволу Гурьянов, сплюнув через плечо.

– Суеверный? – засмеялся Антон.

– Отставить! – оборвал смешки и прения Дроздов. Банга на Санина посмотрел:

– Ты отдаешь себе отчет о вашем боезапасе и той силе, что на вас попрет?

– Боезапас аховый, тут уж не поспоришь. Но оружие дело наживное. Будем стараться захватить его в бою. Подойдем тихо, снимем часовых – вот еще винтовки, запасные обоймы.

– А нет?

– Обижаете, товарищ капитан, – хитро глянул на него Дроздов. – Снимем, не беспокойтесь.

– Минометная точка для нас довольно удобно расположена, можно попытаться ее захватить.

– Эх, пару мин бы, – мечтательно вздохнул рядовой Густолапов. – Да на самолеты, чтоб фюзеляж в одну сторону, шасси в другую, винт в третью…

– Помечтай…

– Ну, хорошо, дальше что, когда обоймы израсходуете? – пристал Банга к лейтенантам.

– Побегаем, – улыбнулся лукаво Николай и посерьезнел. – Главное вам успеть.

– Постараюсь. Как крылом махну – уходите. Командуй, лейтенант.

Санин согласился и свернул карту.

– Общий сбор. Построиться, – объявил.

Бойцы вытянулись в шеренгу, и Лена в конец пристроилась. Вытянулась, подражая товарищам, и закашлялась.

Николай уставился на нее:

– Тебе придется остаться.

– Это почему?!… – и смолкла, сообразив – кашель может выдать весь отряд. – Я не буду кашлять, – сказала тихо, но уверенно. И была уверена – справится, сдержится.

Санин промолчал, оглядел мужчин – потрепанное воинство, но ничего, в глазах огонь – значит, внешний вид можно не брать в расчет. В конце концов, они не на парад – диверсию устроить собрались.

– Слушай приказ: наша цель – аэродром. Задача: оттянуть на себя значительную группировку противника, отвлечь внимание и дать возможность товарищу капитану проникнуть на аэродром, захватить самолет. Оружие брать в бою. Рядовой Васечкин, рядовой Летунов – прикрываете капитана Банга на аэродроме.

– Есть!

– Цепью, налево за рядовым Камсоновым, шагом ма-арш!

Бойцы двинулись, кто легонько, кто невзначай, а кто и грубо, как Перемыст, отпихивая девушку в конец цепи.

– Сейчас допихаешься! – угрожающе прошипела она на Антона. Мужчина глянул на нее с насмешкой и вперед попер, будто не увидел и не услышал Лену.

"Хам!" – глянула на него и… была не глядя отодвинула Дроздовым.

Это было уже слишком, и девушка вознамерилась обойти его, однако на плечо легла рука капитана:

– Не спеши, – и улыбнулся обезоруживающе. У Лены весь пыл прошел. – Вместе пойдем, хорошо? Поговорить надо.

– Я все слышала, – призналась. – И все понимаю.

– Даже так? – улыбка спала. – Сдаю, значит, не заметил, что ты не спала.

– Вы, правда, мой дядя?

– Правда.

– Уверены?

Мужчина зыркнул на нее и усмехнулся:

– Ты не только в мать, ты еще и в отца… Твоя сестра, Надя, хранит в шкафу старую женскую сумочку.

Лена насторожилась – видела она ее: коричневая, потертая. Но откуда о ней мог знать полковник?

– В ней письма Яну, твоему отцу, с теми подробностями, что не оставляют сомнений. А еще вещи, которые принадлежали Марте: пудреница, блокнот, открытка с видом Каунаса – ее родного города. Эту открытку дарил ей твой отец, а привез и отдал ему ее я. Не спрашивай, откуда я знаю, что в сумке – ответа не будет. Но если доведется, посмотри – убедишься.

– Доведется. Мне теперь еще больше хочется познакомиться с отцом. Где он?

– Под Москвой. Заведующий хирургическим отделением.

– Получается я ехала не к нему, а от него. Странно.

– В жизни много странностей.

– Наша с вами встреча одна из них.

– Давай на «ты» племянница. Привыкай, не чужие. Если что… Всякое бывает – мой позывной "ноль шесть". Запомни. Я всегда помогу тебе, только постарайся, пожалуйста, выжить. Я не могу взять тебя с собой, потому что не знаю, что будет там, дома, и буду ли вообще.

– Здесь я больше пригожусь. Меня, конечно, не учили, как товарищей Санина и Дроздова – сама училась и кое-что могу.

– Запомни данные: Минск. Цветочная двенадцать. Костюхов Павел Валерьевич или Николин переулок семь – пять: Ставро Арина Ильинишна. Скажешь: "от ноль шестого". Они поймут, помогут. Гродно: Семеновская пятнадцать Лопухов Василий Севостьянович. Могилев: Конюхов переулок два Лапишинская Аделаида Адамовна. Запомнила?

– Да.

– Повтори.

Девушка повторила без запинки, не заметив одобряющего взгляда мужчины. Она никогда не жаловалась на память, слету запоминая даты, события, лица, страницы текста, и принимала это за норму. Но Банга явно восхитился ее «даром»:

– Я знал, что ты удивительная, – заулыбался. Девушка гордо расправила плечи: похвала вызвала уверенность, что не такая уж она никчемная. – Тогда запоминай дальше: Барановичи: Можух Семен Фадеевич – Кузнечная десять – двадцать два. Альмеш Аркадий Исакиевич – Лесная восемь.

– Запомнила. Кто эти люди?

– Те кто с нами. Те, кому можно верить, к кому можно без оглядки доверится, обратиться в любую минуту. Это сейчас очень ценное качество – верность.

– Намекаете на предательства?

– Этого будет предостаточно, – кивнул. – Человеческая натура слаба. Запоминая дальше: Пинск…

Информация оказалась очень важной. Тогда Лена еще не понимала всю ее ценность, но предполагала, что Артур Артурович не зря сдает ей адреса и проверенных людей, и старательно запоминала.

К подходу к аэродрому девушка имела более тридцати адресов и фамилий людей в разных городах и поселках, которые могли помочь, прикрыть, обеспечить.

Видя, что пора рассредоточиваться и начинать операцию, понимая, что после уже не придется сказать друг другу и слова, попрощаться, полковник взял Лену за плечи и развернул к себе:

– Я рад, что нам все-таки довелось встретиться. Я горжусь тобой и верю, ты…

– Оправдаю, – заверила, думая, что именно этого и ждут от нее, но мужчина грустно улыбнулся:

– Главное – выживи, обязательно выживи.

– Выживу. Мы встретимся.

– После войны…

– Соберемся всей большой семьей…

– И больше не расстанемся.

Ни слез, ни глупых речей, обычных при расставании – только щемящее желание изменить и встречу и ее продолжение, где каждый пойдет своим путем. И взгляды – глаза в глаза, которые говорят больше, чем хотелось бы.

Береги себя. И прости меня.

Все хорошо. Все правильно. Я не маленькая, понимаю.

Мне жаль, девочка. Не так все должно было быть.

Хоть так случилось.

Все еще будет. Должно быть.

Будет. Я найду вас.

Я найду тебя. Только выдержи, продержись. Тебе не обязательно лезть на рожон.

Папе привет. Скажите – я горжусь им, я его люблю.

Банга сдержал желание обнять девушку – провел по щеке ладонью и ушел за Васечкиным и Летуновым.

Вот и все. Миг встречи, и будто не было ничего.

– Лена, остаешься здесь, – сказал Николай и махнул бойцам, уводя их вправо, в обход.

Девушка пошла следом, пригибаясь и стараясь не шуметь. Не было ни страха, ни эмоций в принципе – их словно сдали в ломбард до более подходящих времен. И только осознание: теперь она не девочка-комсомолочка – она боец отряда партизан, боевая единица, которой нет скидок на пол и возраст, и быть не может. Она как все, со всеми. Их долг – ее долг, один на всех, от края Родины до края. Сантименты, страхи, все то, что было и могла себе позволить школьница – в прошлом. И в будущем, но том, которое они должны отвоевать у фрицев. Она должна. Для себя, для близких, для тех далеких, что живут сейчас и тех, кто будет жить после.

– Ты-то куда? – прошипел еле слышно Антон, увидев, что девушка залегла в кустах у колючки аэродрома вместе с остальными бойцами. – Дура – девка, вали отсель!

– Рот закрой, – бросила неожиданно даже для себя. И отмахнулась – потом подумает, что с ней случилось, в чем права, а в чем нет.

За густой листвой, в молоке рассветного тумана, что стелился по земле, был виден ряд черных «птиц», убийц забравших жизнь сотен и сотен ехавших в Брест, и Нади, смешливой, немного нахальной девочки. Ее смерть, как смерть вообще, не должна быть напрасной и «юнкерсам» пора отвечать за содеянное, пора их хозяевам напомнить, кто они и где.

– Убьют, дура, – опять выпалил Перемыст. Лена просто глянула на него и тот смолк, озадаченно нахмурившись.

О своей смерти девушке как-то не думалось. Мала она была по сравнению с чужими смертями…

Николай и Александр ужами скользнули в сторону аэродромных коммуникаций. Санин к фрицу, что шел мимо ангара, Дроздов к точке, обложенной мешками, из которой торчало дуло миномета, на котором висела каска. Немец сидел рядом и ел из котелка.

Х-ка, – с глухим звуком вошел нож в спину. Фриц завалился, выпуская из рук котелок.

– Пора, – к точке, скользя по траве, двинулся Лучин.

Николай махнул рукой, призывая солдата. Ему миномет, себе автомат и запасные обоймы. Каска на голову рядовому, и в кусты, в сторону, за следующей жизнью врага и оружием. А на минометной точке сидит уже свой. Посмотришь – каска только торчит – иди определи, фриц или красноармеец?

Саша в это время уже оттащил убитого автоматчика в кусты, экспроприировал его оружие, карманную наличность, обшарив труп.

Лена внимательно оглядела группу немецких летчиков, о чем-то спорящих на взлетной полосе, автоматчиков, появляющихся то тут то там, оценила маневры лейтенантов и поняла – без боя к самолету не прорваться. А еще минута и Николая увидят – в его сторону уже шло двое, которых он не мог увидеть.

Лена не думая, ринулась к ограждению.

– Куды, дура! – услышала тихое, брошенное сквозь зубы. Перемыст практикуется.

Плевать.

Выпрямилась, вышла из кустов, привлекая к себе внимание и солдат и Николая. Тот у угла осел, с ужасом глядя на нее. Солдаты остановились в пару шагах от него и во все глаза уставились на девушку.

Лена вымучила улыбку и поправила косу.

– Das ist fantastisch, – протянул тот, что старше и потер подбородок, окинув девушку взглядом с ног до головы. Тот, что младше зацокал, приближаясь. Обошел, только сейчас сообразившую, куда полезла Лену, и чуть не облизал взглядом:

– Medchen anliegen bekanntwerden ist freundin schneidig soldat? – улыбнулся ей в лицо, выказывая щербинку меж зубов. Косу в ладонь взял. – Карашо.

Девушка дрогнула, взгляд ушел в сторону и выхватил Николая, что подкрался к пожилому немцу, глазеющему на нее с улыбочкой. Блеснуло лезвие ножа.

– К-хи-а…

Молодой хотел повернуться на звук, но Лена положила руку ему на плечо и как ей казалось зазывно улыбнулась. Вышло настолько отвратительно, что немца перекосило в попытке что-то понять. Так он и умер, не сообразив – Санин ударил его ножом в спину, под лопатку. Лена зажала рот, чтобы он не закричал. И смотрела в расширившиеся зрачки, пока они не застыли. Николай подхватил тело и потащил к кустам:

– Винтовки, – бросил Лене. Та очнулась и поспешила забрать оружие, хоть очень хотелось поистереть, помчаться сломя голову прочь до ближайшего водоема и там прополоскать себя от макушки до пят, и отрезать косу, которую трогал фашист.

Позже, – заверила себя. Внутри все дрожало, в голове не то туман, не то прострация, руки трясутся, ноги подкашиваются. Но смогла, справилась – пистолет трясущейся рукой за пояс юбки на спине сунула, винтовки на плечо, мертвого фрица под мышки и тянуть, а он тяжелый. Коля за ноги подхватил, помог отправить к товарищу в кусты. Потом Лену жестом – к своим, отдать оружие, а сам к ангару. Прижался спиной к стене, восстанавливая дыхание, прислушиваясь, готовясь к следующему нападению.

Девушка передала оружие и к мужчине.

– Да что ж тебе не сидится?! – рассердился тот.

– Я… отвлеку… тех, летчиков… их много…

– Как?!

Она не знала, но знала, что это нужно. И перебежками двинулась в обход, чтобы появиться перед немцами с другой стороны от засады.

Обходить пришлось много – немцев то тут то там, то по одиночке, то группами. Кто ест, кто спит, кто ржет, кто кругами ходит, кто на пленных орет, что бочки с горючим сгружают.

Как облетела незамеченной – не поняла, листва да стволы с ветками только промелькнули. И вот недостроенное заграждение, красноармейцы, что под окрики и пинки столбы вкапывают.

Лена дух перевела, выпрямилась и пошла напрямую.

– Эй, вы?!! – замахала фрицам, улыбаясь широко. И запела громко, прерывающимся от волнения голосом. – "Широка страна моя родная, много в ней полей лесов и рек, я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек"…

Пленные побросали работу, уставились на нее. Фрицы собираться начали, переговариваться. Кто-то зааплодировал, заулыбался, кто-то закричал, что-то грубое. Один из летчиков к столбу, ближе к Лене встал, замахал ей:

– Komm chir, schne.

Та смолкла, глядя на него, и на пленных взгляд перевела:

– Как работается на фашистскую Германию?! Что замерли, братцы?! Работайте! Гитлер вам спасибо скажет – убьет ваших жен, матерей, детей!!

Ее бы убили, понял бы хоть один из немцев, что она сказала. Впрочем, и тона, чтобы понять хватило. Лица фрицев вытягиваться стали, рука летчика пошла к поясной кобуре, дула автоматов охранников направились на девушку. Миг, один выстрел и конец. Но в этот момент зашумел двигатель самолета и, грохнуло за спинами, так что все невольно пригнулись.

– Мочи, сук!! – заорал тут же щуплый мальчишка с мастерком в руке, и восемь пленных, только что смирных, изможденных настолько, что вроде и негодны к сопротивлению, ринулись на фашистов. Забухало со всех сторон, выстрелы, автоматные очереди, крики, опять взрыв.

Лена как оглохла, ослепла, обезумела – вместе с солдатами ринулась на немцев, на того летчика. Налетела со спины, сшибла и попыталась отобрать пистолет.

– Hexe! – просипел тот, отрывая ее от себя, ударил по лицу, отправляя в полет. Она рухнула под ноги другого фрица, и схватила сапог, на себя рванула, сшибая мужчину. Тот лягнул ее и затих, получив то ли камнем, то ли мастерком по голове от пленного. Парень автомат подобрал. Затвор передернул. Лена вспомнила про пистолет, перевернулась на спину, вытаскивая оружие, и выстрелила в летчика, что хотел схватить ее, уже нагнулся. Он рухнул, а она продолжила палить, почти не целясь. Кругом каша мала, кто с чем, кто на кого – трудно понять. Только по форме отличить можно.

Обойма закончилась. Пришлось спешно изымать пистолет у убитого.

Тут над головой с ревом пронесся самолет, качнув крылом и, Лена закричала от радости, сообразив: получилось, Банга ушел!

– Есть!! – прыгнула с вытянутой в небо рукой. – Ура!!

И не поняла, что случилось. Что-то ударило в плечо, прошило насквозь и будто расплавленным свинцом накачало тело. Кто-то подхватил ее, потащил к лесу, не понимающую, не соображающую ничего от боли.

Листья, ветки, хвоя, лужа – как во сне, как мелькание кадров. И топот чьих-то ног то ли близко, то ли далеко, стрекот автоматных очередей, мелькание звездочек перед глазами с шумом, вжиканьем. И провал. Потом опять бег, похожий на полет, вновь провал, падение, боль, темнота и свет сквозь зелень листвы. Но ночь или день – не различить, как не понять – идет она или стоит, лежит. Голос над ухом: