Текст книги "Коллекция Райан, том 1 (ЛП)"

Автор книги: Райан Хэйвок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Я был "свободен" уже девять часов, большую часть из которых ушли на угон машины и побег от полиции, которая преследовала меня, потом мне удалось оторваться. Вообще, не было времени насладиться своей свободой. И эта маленькая леди сейчас отлично подходит для этого.

Я отчаянно искал место, куда ее унести, чтобы, если она будет шуметь, ее бы не услышали.

– Прекрати извиваться, девочка.

Мой голос хрипит от похоти. Я сжимаю ее сильнее, пытаясь успокоить, но девушка сопротивляется даже сильнее.

– О, черт! – я не могу больше сдерживаться и кончаю прямо в штаны, быстро сую член в ее задницу, спуская остальное.

Думаю, она поняла, что произошло, потому что она затихла. Хотелось бы, чтобы она сделала это, когда я просил, раньше, и мне не пришлось бы ходить с этим грузом в джинсах, но я благодарен в любом случае, так ее легче нести.

Дом темный, но мне везет, чтo я смог найти подходящее местечко. Открываю последнюю дверь, и это спальня, похоже, что она не использовалась уже долго. Отличная кровать. Разум становится калейдоскопом развращенных образов с ней в главной роли.

Швыряю ее поверх одеяла и пыль танцует в лунном свете. Я закрываю рот, чтобы не задохнуться, даю ей время, необходимое, чтобы сесть на кровати. Затем хватаю ее за волосы и дергаю к себе. Она визжит и сжимается от боли. Крошечные слезы, выступают у нее на глазах и падают прямо на меня – я хочу еще.

Прижимаю ее к постели снова, уже собой, чтобы удержать, сажусь сверху, оседлав ее талию и, разрывая этот топ. Круглые, молодые сиськи прекрасны, но прежде, чем позволить себе слишком отвлечься от них, я делаю длинные полоски из разорванной рубашки и удерживая ее под собой, крепко привязываю за запястья к решетке кровати, обездвижив.

Затем завязываю толстой полоской ее рот, крепко затягивая ткань за головой. Онa заглушает настолько, что больше можно не беспокоиться о шуме. Дом огромен, и из того, что я видел на нижнем этаже, никого рядом нет.

Изучаю ее тело. Боже, это было так давно, когда я чувствовал запах женщины, зарыться носом в ее трусики и вдыхать этот запах – так здорово. Я был так возбужден, сильнее, чем думал, член просто онемел.

Последняя женщина, с которой я был, была в мою последнюю ночь свободного человека, у нее были обвисшие жирные сиськи, поймал ее, когда она садилась в машину. Я трахал ее на заднем сиденье микроавтобуса. Она даже не стоила того, это было просто, чтобы добавить еще одну в мой список. У нее была какая-то тревожная кнопка, которую она смогла нажать, чтобы вызвать полицейских. Когда сирены зазвучали рядом, я еще одевался. Не успел сбежать, они взяли меня в считанные секунды, надели наручники и бросили в полицейскую машину.

Я разыскивался за серию изнасилований, которые они смогли связать со мной после получения ДНК. Они сказали, что я зверский монстр за то, что сделал со всеми этими девушками. Фото за фото, всех женщин, которые пришли на суд. Их маленькие напуганные исцарапанные лица были выставлены напоказ для всех в зале суда. Hекоторые фотографии свежих порезов, крестом на их "кисках", это от тех, кто побежал в отделение неотложной помощи, чтобы сразу сделать медэкспертизу для будущего суда.

Я много лет этим занимался, прежде чем меня поймали, было много женщин, на которых был мой "X". Bот как меня всегда называли, "Икс", сокращение от Ксавьер. Эти суки должны были с гордостью носить мое имя, выгравированное на их коже, постоянное напоминание о том, что они избранные. Вместо этого они отправили меня в тюрьму пожизненно.

Присяжные были единогласны и двадцатью семью подтвержденными случаями увечий и жестоких изнасилований я не был удивлен. Меня удивило как немного их выступило в суде. Понятно, что не каждая женщина шла в суд после изнасилования, но подумать только, как огромно число молчавших. На мне, должно быть, их было сто восемнадцать, по моим подсчетам. Да, я, действительно, считал. Именно столько женщин я изнасиловал – все мои "X" – все мои шлюхи. Подавляющее большинство, должно быть, были довольны нашим временем, проведенным вместе, так как я не видел их жалующимися в суде.

Моя первая, была старой женщиной по соседству, которая попросила меня о помощи во дворе, что было обычным явлением в районе, вроде того, где я рос. Мы помогали друг другу. И я помог ей. Я был молод и неопытен – это было быстро. И до сих пор удивляюсь, что она меня не растерзала, она знала, кем была моя мать, и могла бы просто сказать ей. Я, действительно, ждал, когда они отведут меня в тюрьму за это. Но, прошло много дней и ничего не случилось. Самое худшее, что случилось, меня никогда больше не приглашали снова помочь, – и это вовсе не наказание, вообще-то.

Хотя, не такую ужасную, как последующие, но она все-таки заполучила мою метку, грубо выгравированную на ее мясистом старом кургане.

Когда работа была сделана, она предложила мне лимонад, я любезно согласился. Потный от работы, потягивая лимонад и разговаривая с ней, я смотрел на ее мясистые бедра. Нельзя было сдержаться, и желание взяло верх. Взяв нож, которым она резала пирог, я приставил его к горлу соседки. Прежде чем я осознал, что делаю, мой девственный член был внутри нее, тут не с чем было сравнивать, так что это было хорошо. Прошла всего минута, прежде чем я взорвался в ней, вторая минута – и силы вернулись, на второй раз.

Нож куда-то делся, но прежде, я порезал ее. Длинный зубчатый ломтик прямо на волосатой "киске", кровь смазывала нас, возбуждала меня, и, трахая ее, я пересек линию рисуя "X", отметив ее для себя.

Единственные звуки, которые она издала, это крики от пореза, помимо этого, молчала и не двигалась. Я кончил в нее во второй раз, смешивая ее кровь со своей спермой. С того дня я знал, что мне нужно. И, не обратившись в полицию, она помогла мне сделать это еще с четырьмя женщинами за лето, до моего выпуска.

Отсидеть пришлось восемь долгих лет приговора, прежде чем удалось устроить побег. Это был план, созданный с первого дня. Теперь, я – 35-летний мужчина, вернулся на лошадь, так сказать, если лошадь означает горячий молодой кусочек задницы. Эта девушка станет моей "добро пожаловать обратно в реальный мир". Прикасаясь к ней, я практически истекаю похотью.

2

Вожу пальцами вверх и вниз по ее телу, где нужно упругому, где нужно сочному. Прошло много времени с тех пор, как я касался чего-то такого нежного.

Разрезав трусики с помощью карманного ножа, который нашел в машине, я раздвинул ее ноги. Запах снова ударил в нос, молодой и свежий. Я засунул пальцы в ее плотное отверстие, и это едва получилось, такая она чертовски узкая. Вытаскиваю пальцы, чтобы попробовать ее – так сладко, что это кружит голову.

Избавляюсь от штанов и рубашки, бросая их на пол, и возвращаюсь к ней. Прижав ее колени к груди, я зарываюсь лицом в ее "киску", облизывая и пробуя, сосу крошечный клитор, я ем "киску", как свирепый безумец.

Она извивается, но не может убежать от меня. Я знаю по опыту, что могу заставить девушку кончить против ее воли, и чувствую, что она на грани, сдерживаясь сам, пробую теплый сок, который просачивается из нее, когда она дрожит под моим языком.

– Хорошая девочка, вся мокрая для меня, – она стыдливо прикрывает лицо рукой.

Втыкаю пальцы обратно, теперь они свободно скользят, когда я проталкиваю их глубже.

Не могу больше терпеть ни минуты, вхожу в нее, хочу почувствовать ее растяжку. Я нажимаю на нее членом. Ее глаза широко раскрылись, когда боль от моего большого хозяйства выбила слезы.

Я вошел в нее, не обращая внимания на боль, яйца шлепали ее по заднице. Долбил ее, пока не почувствовал, что кончаю. Tолько тогда я успокоился и стал двигаться с меньшей энергией. Вхожу и выхожу медленно, позволяя ей туго доить меня. Затем, когда я не мог больше сдерживаться, изливаюсь и падаю ей на грудь, полностью опустошенный.

Я беру ее сосок в рот и сосу его, как голодный ребенок. Каждое подсасывание сжимает ее дыру, затягивая вокруг члена. Сильно прикусываю сосок, пробую кровь, останавливаясь только тогда, когда зубы встречаются. Отрываю кусочек от груди и плюю на пол, а она плачет и дергается подо мной.

Страх искажает ее лицо, теперь она знает, что я настоящий монстр. Размазываю кровь по груди и сжимаю горло. Она перестает дышать сразу, сжимаю сильнее, девушка лихорадочно начинает пинаться, и это дает желаемый эффект, я позволяю судорогам ласкать мой член. Она начинает терять сознание, тело не может больше двигаться без кислорода в мозгу, только тогда отпускаю, ее ноздри раздуваются, девушка изо всех сил пытается надышаться.

Я переворачиваю ее, мучительно скручивая руки над головой, а затем сгибаю колени, и ее задница смотрит прямо на меня. Я нажимаю на нее, разрывая. Нужно перевести дыхание; возбуждение переполняет легкие.

Когда я восстанавливаю контроль над дыханием, то сжимаю талию, и трахаю ее. Я двигаю ее бедра к себе и от себя, и наблюдаю, как член исчезает в сладкой дыре.

Шлепаю ее по заднице, и круглые ягодицы дрожат. Боже, это выглядит так хорошо. Я ударил ее несколько раз, пока задница не загорелась от следов ладони. Я долблю все сильнее и быстрее, желая наполнить ее задницу. И, наконец, громко кончаю, рыча, как животное.

Вдруг я слышу громкий треск, и она кричит через кляп. Не останавливаюсь, чтобы выяснить, что могло сломаться, слишком долго я был лишен того, что мне так необходимо.

Откидываю ее назад, она снова кричит, и понимаю, что это, должно быть, было ее плечо, которое щелкнуло. Удерживая ее, сажусь ей на колени, и вырезаю свой "X" на ней. Он глубже, чем я обычно делаю, но хочу, чтобы на это раз, это было по-особенному.

Во время суда я видел, что некоторые из меток исчезли. Хочу, чтобы этот "X" остался с ней навсегда. Я ударил ножом и скользнул по коже, на дюйм или глубже, пока буква не хлынула кровью, как гейзер, пульсируя между ее ног. Ввожу палец внутрь "X", до первой фаланги, а затем провожу им по всей букве.

Этот знак останется навечно.

Оставляю ее туго связанной и иду искать мать, которая, как она сказала, была дома. Дамочка может быть не такой молодой и горячей, как дочь, но я все равно хочу ее попробовать.

3

Я натянул джинсы, не потрудившись застегнуть молнию. Иду, откуда пришел, проходя мимо кухни, я схватил стакан и налил воды из-под крана. Мне так хотелось пить от этой работенки.

В центре гостиной огромная лестница, около восьми ступенек, пролет, и снова около восьми ступеней в каждую сторону. Я выбираю левую и поднимаюсь наверх. Не слышно шума, поэтому тихонько прикладываю руку к стене, чтобы понимать, где я. Это длинный коридор со множеством дверей. Я открываю их все, по пути, убеждаясь, что все они пустые. Вторая – ванная комната, и хорошая возможность опорожнить мочевой.

Следующая и последняя дверь – это спальня, при свете ночника мне все видно в комнате. Тут спит девушка, а не мать, как я ожидал. Девушка примерно того же возраста, что и первая. Трудно сказать сколько людям лет, но, по-моему, если у них есть сиськи и волосы на лобке – то их уже можно.

Она беленькая и маленькая. Я слышу ее дыхание, медленное-медленное. Смотрю на все, чем она украсила комнату, и лучше понимаю спящую красавицу на постели.

Все стены увешаны полками, на которых в ряд стоят кубки, и полки были сделаны специально, чтобы выставить их все. Я прочитал надпись на одном и понял, что девочка гимнастка, понятно, почему она такая стройная. По моим оценкам, она выиграла их более сотни. Ее диплом средней школы тоже вставлен в рамку, как и другие грамоты, которыми она, должно быть, гордится.

Ее зовут Элиза, это имя напечатано везде.

Она пошевелилась, белое кружевное одеяло запуталось в ногах, и она немного его потянула. На ней немного одежды, из растянутой желтой майки торчит сиська. Маленькие розовые бутоны, достаточно большие, чтобы их назвать "пышные", вызвали у меня слюноотделение.

Штаны упали вниз, и я несколько раз подрочил член, чтобы облегчить боль, прежде чем подойти к ней и снять одеяло. Я зажимаю ей рот, хватаю оба запястья и ложусь сверху на сонное теплое тело. Беру эту маленькую сиську в рот, облизываю и с силой сосу ее.

Глаза у нее дикие, как и должно быть: голый мужчина, лежащий на тебе, когда ты просыпаешься – от этого любой чокнется.

Я делаю то же самое с другой, оставляя обе груди влажными и блестящими от моей слюны, затем вынимаю ее из постели и несу с собой, пока ищу чем связать. Вообще, я должен был сделать это за минуту до, но был слишком захвачен ее видом. Я мог бы просто изнасиловать девчонку, и взять то, что хочу, но знаю, что где-то здесь мама, и нельзя ее побеспокоить.

Нахожу клейкую ленту на ее столе, пошлую, с утятами, и ничто не кажется более подходящим, чем ею связать добычу. Я отрываю полоску зубами и заклеиваю ей рот, затем завожу руки за спину и оборачиваю их тоже лентой.

Затем ставлю ее и срываю майку; та рвется, девочка так сильно дрожит, что ее ноги едва держат. Она говорит что-то под лентой, но я не хочу слушать или пытаться понять.

Она носит кружевные желтые стринги, под цвет майки, я вижу ее кустик на лобке, скрывающийся внутри. Прижимаю руку к лобку и сразу чувствую ее жар.

– Я собираюсь трахнуть твою горячую маленькую пипку.

Страх в ее глазах будит во мне голод, хочу закопаться прямо в нее. Кидаю ее на кровать, положив руки под нее. Затем стягиваю с нее трусики и внимательно смотрю на теплое отверстие, щекочу его пальцем, прежде чем входить.

Она яростно трясет головой, и я знаю почему, у нее никогда не было ничего в этой дыре. Это самая тугая дырка, которую я когда-либо щупал, и – Боже! – не хочу ничего, кроме как ворваться прямо внутрь. Хочу разорвать ее и наблюдать, как она истекает кровью.

Я несколько раз подрочил член, и страх в ее глазах почти заставил меня кончить. Bнутри она сухая, как кость, но ничего не делаю, чтобы помочь ей, знаю, когда попаду внутрь и разорву плеву, кровь заменит всю смазку, которая мне нужна.

Нажимаю твердым членом, сильно нажимаю, пока не заполняю всю дыру, шиплю, когда она плотно сжала и всосала член. У меня были девственницы, и никто из них не был такой – Боже! – узкой. Не могу сразу двигаться, иначе взорвусь. Когда я, наконец, успокоился, то почти полностью вытащил его, а затем снова вставил обратно еще несколько раз, и я вижу и чувствую кровь, теперь дыра узкая и влажная. Я смотрю, как мой окровавленный член трахает ее, красная жидкость покрывает толстый член полностью.

Ощущаю ее девственность, лижу ее растрепанный кустик. И снова вхожу, теперь уже пока не кончу. Затем широко развожу ее ноги и понимаю, что их можно загнуть как угодно, гибкое, маленькое, гимнастическое тело примет меня как захочу. Я поднимаю ноги за голову, сложив ее пополам, и "киска" открылась мне полностью.

Я хватаю ленту с утками с тумбочки, плотно обвязываю ее лодыжки вместе и без усилий закидываю ей за голову. Потом поднимаю ее задницу, подтащив к краю кровати, у которой стою сам, и придвигаю к себе. Если она захочет, то сможет увидеть все, что я сейчас с ней сделаю.

Я проталкиваю палец внутрь и шевелю им, растягивая разорванное отверстие. Cлезы, текущие по ее лицу, волнуют меня; я люблю, когда сучки плачут.

Слизываю сладкий и острый вкус с пальца, а затем широко раскрываю "киску" и сильно бью по ней другой рукой. Звук разливается по всей комнате, я бью много раз – все сильнее и сильнее каждый раз, пока ее губки не распухли вдвое.

Теперь мясистая "киска" выглядит голодной, когда я втыкаю пальцы в отверстие. Но подавляющая потребность зарыться внутрь берет верх, я отступаю, опускаю ее немного – теперь правильный угол – чтобы сделать именно это. Я снова вхожу, и на этот раз трахаю ее, пока не кончаю. Безжалостное насыщение ею в этой позе причиняет боль и, надо сказать, сильную. Я тяжело стучу о шейку матки, и вижу свежую кровь, смешанную со спермой, когда выхожу из нее.

– Бедная маленькая девочка, здесь так много крови, но я хочу еще больше. Просто скажи одно слово – и я остановлюсь, – я замолкаю. – Нечего сказать, да? Хорошо, тогда мы продолжим.

То, что она не могла говорить, сработало в мою пользу, я дал ей возможность остановить это, но лента помешала. Поэтому думаю, что буду играть с ней во все, что захочу.

Ее задница упала на кровать, и она так и оставалась в форме кренделя, когда я вернулся к ней. Kоктейль жидкостей вылился из нее и стек по "киске". Я втираю его в эту дыру и вставляю палец внутрь, чтобы заполнить ее.

Снова выхожу из нее, подхожу к столу, беру предмет, который взял с полки. Я показываю его ей – последний трофей, который она выиграла. У кубка золотая фигурка наверху, которая делает стойку на руках, она большая – выглядит как будто это кубок первого места.

Я тяну ее обратно к своим бедрам, в той же позиции, в которой наслаждался минуту назад, и подталкиваю ноги гимнастки к "киске". Она пытается говорить, отчаянно извиваясь, чтобы убежать, но в ней менее чем сто фунтов, она никуда не денется. Я вталкиваю фигурку в нее, пока та не исчезает, к концу совать было все труднее, но я достигаю глубины и жестко трахаю ее, сжимая внутри кулак, плотно опирающийся на основание трофея, пронзающими движениями.

Кровь льется из нее, уверен, что поранил ей внутренности. Когда чувствую, что мне было достаточно весело с ней, и боль в руке говорит остановиться, я вытаскиваю из нее маленькую трофейную девочку и показываю ей окровавленную фигурку. Она плачет, задыхаясь и пытаясь дышать через нос.

Ошметки ее внутренностей остались на трофее. Я действительно разорвал ее на части, чувствую гордость, зная, что провел такую тщательную работу над ней.

Эй, не судите меня, все мы должны чем-то гордиться в жизни. Я... Для меня – это кровоточащая и раздираемая глубина женской "киски".

Я вырезаю свой "X" на ней, чтобы она могла видеть, что носит мой знак, как ее сестра. Это немного сложнее, так как волосы на лобке мешают. Прошло очень много времени с тех пор, как мне приходилось иметь дело с такой проблемой; даже восемь лет назад, редко приходилось иметь такое волосатое препятствие.

В конце концов метка выглядит хорошо, и я уверен, что она здорово заживет... для меня. Не для нее, это будет ужасно для нее, постоянное напоминание о том, что я у нее забрал. И, честно говоря, я люблю, когда эти женщины думают обо мне, люблю знать, что я в их голове каждый раз, когда они трахаются, что даже когда их секс добровольный, они вспоминают меня. Я чертовски завожусь на это.

Оставляю ее на кровати и закрываю дверь. Нужно найти маму девочек. Я не знаю, осталось ли у меня что-то в яйцах для нее, но мужчина должен стараться.

4

Я прошел в другую сторону дома, проходя по гигантской лестнице в поисках комнаты дорогой мамочки. Проверил еще несколько дверей, прежде чем попал к ней, она оставила дверь приоткрытой, наверное, чтобы услышать, не заберется ли ночью нарушитель. Не совсем эффективно, если она это действительно для этого.

Я вошел в комнату. Она спит в своей постели, лицом к двери. Я взял клейкую ленту из маленькой комнаты Элизы, на случай, если мама больше и сильнее дочек.

Вижу, что она хрупкая женщина, светлые волосы, как у детей. Осматриваю комнату. Безусловно женская атмосфера, свежие срезанные цветы на каждом столе. Цветочное одеяло на ее кровати, она спит в розовой помятой ночнушке с длинными рукавами.

Боже милостивый, надеюсь, что она не одна из тех "старых" мамаш, мне бы не хотелось закончить ночь так.

Я набрасываюсь на нее, прежде, чем она понимает, что в комнате кто-то есть. Она извивается и борется. Я переворачиваю ее на спину и – Боже мой! – у нее огромные сиськи, круглые и пухлые. Я не понимал, что у меня не было баб с большими сиськами, пока не увидел ее. Они колыхались, пока она боролась, и я не пытался ее успокоить, это отлично меня завело.

Когда она успокоилась, я смог взглянуть на ее лицо: женщина прекрасна, и молодость ее дочерей видна и в ней.

Она тяжело дышит, и говорит мне:

– Не причиняй боль моим дочерям, пожалуйста. Делай все, что хочешь, я не буду сопротивляться, но, пожалуйста, не причиняй им вреда.

– О, дорогая, позволь мне сказать, что маленькая гимнастка чуть не высосала мне душу через член, – склонился и прошептал я ей на ухо. – Tакая чертовски узкая.

Я оторвал кусок ленты и обклеил ее запястья.

– Ну... то есть, больше нет.

Ужас слов дошел до нее, она заплакала от боли, которую мои слова вызвали в ее сердце.

Я связываю ее запястья, потянув их вверх, за голову, и обматывая ленту вокруг изголовья.

– Мой муж скоро будет здесь, – делает она попытку.

– Я не куплюсь на это. Здесь нет мужчины, здесь все кричит "одинокая женщина".

Я достаю нож, и она визжит.

– Пожалуйста, не причиняй мне вреда, делай все, за чем ты сюда пришeл, а затем уходи. Пожалуйста, не нужно это использовать.

Она не сводит глаз с моего оружия.

Я толкаю лезвие сквозь ткань ее ночнушки и веду его вниз, пока не обнажается тело мамочки, сиськи выглядят еще лучше голыми, она без трусиков, и ничто не скрывает чисто выбритую "киску". Эта точенная талия и крутые бедра меня возбуждают. Мой член набухает, и встает на нее.

Я глажу ее.

– Черт, женщина, ты на ощупь действительно хороша.

Сажусь ей на ноги и поглаживаю себя, кровь дочки плюхается на ее живот. Я беру обе большие сиськи в руке и массирую их, сжимаю и дергаю, они одновременно мягкие и упругие.

Вставляю член между ними и сжимаю сиськи вместе, чтоб они обхватили его.

– Пожалуйста, будь нежен со мной.

Невинный взгляд ее глаз сводит меня с ума. Я впиваюсь ногтями в ее плоть и еще сильнее сжимаю, подталкивая член между мягкими "подушками", трахаю сиськи, тараня шею членом.

Она плачет, и полукруглые ранки от ногтей на сиськах кровоточат, кровь медленно стекает по коже. Я пользуюсь случаем и трахаю ее, как будто знаю, что она хочет меня, затем хватаю ее за волосы, чтобы удержать на месте, кончаю на лицо, провожу по нему пальцами, разрисовывая ее спермой.

– Высунь язык.

Она делает, как ей говорят, после того, как я тяну ее за волосы. Сую покрытый спермой палец ей в рот и заставляю пробовать меня на вкус.

– Закрой рот.

Она втягивает язык в рот, снова выступают слезы на глазах. Я не обижаюсь на них, на самом деле, я наслаждаюсь ими. Это означает, что я хорошо сделал свою работу.

Провожу ладонью по ее телу и раздвигаю ноги.

– Я действительно хочу посмотреть, не стала ли ты мокрой от этого. Я занимаюсь этим долго. Если что, ты не первая.

– У тебя нет времени на это, пожалуйста, просто уходи, мой муж скоро будет здесь. Пожалуйста.

Она хватается за малейший шанс, чтобы заставить меня уйти, и это только распаляет меня.

– Заткнись.

Я давлю на ее задранные ноги, прижимая их к груди, так мне лучше видно "киску". Я проверяю ее, как щупом, и выхожу.

– Не так мокро, как хотелось бы, но точно влажнее, чем твои девочки, прежде чем я заставил их истекать кровью. Полагаю, что из-за того, что вы застряли тут, посреди ничего, легче сохранить девушек девственницами.

Она не такая гибкая, как ее вторая дочь, Элиза, и приходится изо всех сил пытаться держать ей ноги, когда я вхожу. Я добавляю палец за пальцем, ввожу кулак, тяжело и быстро. Она плачет, слезы текут по щекам, застревают в волосах, мучимых моей рукой.

– Пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста... – oна всхлипывает и плачет, ее лицо все мокрое.

"Kиска" разнообразно хлюпает, что заводит меня, и я продолжаю.

– Теперь ты становишься мокрой, ты это сама слышишь. Ты хочешь кончить? Я мог бы дать тебе кончить.

Я замедляю темп и позволяю ей почувствовать руку дюймом за дюймом.

– Пожалуйста, просто остановитесь, я не хочу этого, пожалуйста. Он придет, ты пожалеешь об этом, обо всем этом, – говорит она между моими движениями.

Сначала я слегка тру ее маленький клитор, пока не чувствую, что он напрягается. Двигаясь в ритме вместе с моей сжатой в кулак рукой, я играю с "киской", чтобы заставить ее кончить. Но чем дольше я продолжаю, и каждый раз, когда я думаю, что вот-вот, она умудряется прекратить это. Она не дает себе кончить. Она изо всех сил старается не удовлетворить меня.

– Я довел твою дочь, она так сильно кончала для меня.

Знаю, что эти слова оттолкнут ее еще дальше от края, но мне все равно, я немного ненавижу ее за то, что она не позволила мне победить, за то, что у нее есть такая сила воли, чтобы не дать себе кончить.

Я полностью вытягиваю кулак, но прежде, чем она может прийти в себя, вбиваю обратно. Она визжит от боли, но я не останавливаюсь, вбиваясь в дыру, пытаясь пробить ее насквозь.

Теперь я погружаюсь глубже, чем когда-либо, вытаскиваю кровавую руку и бью ее по лицу. Кровь льется из нее, уверен, что там что-то разорвал, но все же у меня план, что с ней можно еще сделать, поэтому я не даю ей отдохнуть.

Наконец, я вставляю нож и рисую отличный "X", такой же, как у ее сладких дочек – ночь "тройного икса", это будет моя самая плодовитая атака. Я сорвал ленту с кровати и потащил мамашу вниз, где я снова привязал ее руки к перилам.

– Ты останешься здесь, или твоих девочек ждет кое-что ужасное.

Я бегу вниз по лестнице в первую комнату и выталкиваю первую дочь к матери, которая смотрит на нее и рыдает, ее кровавая сиська, вероятно, то, что заставляет плакать бедную мамочку.

– Еще одна, – говорю я, возвращаясь со второй.

Mоя любимая маленькая гимнастка, Элиза. Она была в комнате в луже крови, сочившейся между ног. Я подтаскиваю ее к лестничному пролету и сталкиваю вниз. Она скатывается с трудом, так как все еще в форме кренделя, ее ноги закреплены за ее головой.

Я поднимаю ее с пола и показываю матери изуродованную дыру, которую я ей сделал, та выглядит еще более отвратительной, чем когда я ее оставил.

– Детка, мне очень жаль, дорогая.

Она плачет и плачет, пока я привязываю руки ее дочери рядом с ней.

И вот они все передо мной, на коленях, в шаге друг от друга. Их голые задницы смотрят прямо на меня.

– Теперь я хотел бы сыграть в игру.

– Мой отец скоро вернется. Он тебя отымеет.

Это говорит первая девушка, которую я взял.

– О, конечно, сладкая.

Я наслаждаюсь ее надеждой, но не верю ни слову, которые она говорит. Угрозы такого рода бывали бесчисленное количество раз раньше – так что очень неоригинально.

Меня не волнует, что говорят эти идиотские суки, я собираюсь развлечься с ними, и когда уйду, это произойдет потому, что я сам готов уйти, и не на секунду раньше.

– Ну, мисс Болтушка, ты можешь быть первой. Это небольшая игра, которую мне нравится называть "угадай, что большой плохой человек засунул мне внутрь", тебе понравится.

Я единственный, кто смеется, но мне это нравится.

Я беру первый предмет и вставляю ей в "киску", не слишком сильно, – я не хочу убивать их, просто развлечься, я не убийца, – а потом трахаю ее им. Она плачет, поскольку я, возможно, слишком увлекся, по ногам побежала кровь. Она не говорит ни слова, даже не пытается угадать. Я еще раз жестко сую в нее предмет и, наклоняясь к ней, прижимаю рот к уху.

– Это пожарный багор. Тебе нравится?

Она не говорит ни слова.

– Хорошо, так как маленькая Элиза получила кубок в свою дыру, я думаю, мы сможем перейти к маме, чтобы завершить первый раунд.

Я вталкиваю предмет в нее, и она кричит, когда он врезается в опухшую дыру.

– Узнаешь? – я вытаскиваю его и медленно вдавливаю в нее. – Я подумал, что ты узнаешь один из своих кухонных ножей.

Я вынимаю его, разрезая отверстие.

– Не так уж тяжело сейчас, а? Посмотрим, какой ты мокрой станешь от этого.

Наверное, я все еще злюсь на нее за то, что она не стала играть в мою игру с оргазмом. Я выдвигаю лезвие вверх, и вытаскиваю нож, разрезая маленькую ткань между отверстиями, расширяя ее для следующего раунда.

Вся эта кровь отлично меня завела и, прежде чем продолжить игру, я вставляю маленькой гимнастке еще раз. У нее внутри так мокро, что член легко скользит, а я бы не сказал, что растянул ее полностью, она туже, чем остальные.

Они могли бы смотреть, если хотят, но они не смотрят. Я крепко прижимаюсь к маленьким бедрам девочки и отчаянно двигаюсь, пока не кончаю, громко рыча от оргазма.

– Боже, вы, дамы, знаете, как заставить мужчину чувствовать себя хорошо.

Я вытираю пот со лба и беру минутку, чтобы отдышаться.

– Знаешь, мне, возможно, придется взять ее с собой.

Я говорю об Элизе. Какое-то время с ней будет очень весело и, если я смогу вернуться в группу, я уверен, что многие захотят поиграть с ней тоже.

Мужчины, подобные мне, склонны держаться вместе, делиться, если возникает такая возможность. Я знаю, что восемь лет, на которые я пропал, не стерли это братство.

Это не то, чтобы организованная группа, и у нас нет правил. На самом деле, нас всего лишь четырнадцать человек, может быть, будет плюс минус еще несколько человек, к тому времени, когда я свяжусь с ними. Число всегда колеблется, и мы разделяем одни и те же "хобби". Когда один из нас приносит добычу, чтобы поделиться, ее, как правило, превращают в месиво из дерьма и спермы. Гибкую маленькую гимнастку мы могли бы гнуть, пока у нее суставы не сломаются.

Черт. Это было бы весело.

– Оставь ее в покое! – кричит мне мамаша.

– Заткнись, – говорю я ей, недовольный, что она прервала мою фантазию.

Я чувствую себя таким усталым, и длинный день достал меня. Но я не могу закончить игру после одного раунда, поэтому продолжаю. Возвращаюсь к первой девушке, выбираю предмет, и вот-вот изнасилую ее, как вдруг меня что-то отвлекает, как и женщин.

Они смотрят на тени на стене, красивые цвета оживают от витража на противоположной стороне. Они смещаются и танцуют, когда солнце опускается достаточно низко, чтобы коснуться витража. Мы все наблюдаем до тех пор, пока тень не остановилась, солнце и цвета исчезли, тени на лестницы почернели и начали превращаться в силуэт.

– Папа! – выкрикнули девушки.

Какого черта?

Это уже не тень, я смотрю, как форма твердеет, становясь из серо-черной тени мужчиной в красной клетчатой рубашке и грязных джинсах. Он издает дикий крик, когда замечает, что его семья голая и изнасилованная. Oн рычит от гнева, сотрясая стены дома, как при землетрясении.

Я понятия не имею, что делать. Я застыл от шока, а потом от страха, когда он кинулся ко мне. У него тяжелый кулак, и удары посыпались на меня, как дождь. Я чувствовал силу каждого удара.

Он продолжал меня бить, даже когда я упал. Удары были все сильнее и сильнее, все быстрее и быстрее он бил. Потом, я заметил краем залитого кровью глаза, как он занес руку и последнее, что я видел, как его кулак вбивается в мое лицо, ломая кости, которые защищают мой мозг, и кулак входит в него. После этого я ничего уже не чувствую.

5

Я прихожу в себя, чувствуя себя неудобно и болезненно, но не сильно волнуясь. Я чувствую, что возвращаюсь назад, по частям чувствую тело, кажется, что по всему телу иголочки, это так больно. Я чувствую свое лицо, готовясь к худшему. Я знаю, что человек сильно избил меня. Но мое лицо прекрасно, и это не так больно, как я думал. Фактически, через несколько минут ничего физически не будет меня беспокоить.