Текст книги "Икар"

Автор книги: Рассел Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Нож Дома.

– Где… – прошептал он. – Где ты это взяла?

Грейс устремила взгляд на нож.

– В кухне, – ответила она, взяла нож за рукоятку и вытянула руку. На лезвие упал луч солнца, и оно засверкало. – Он лежал на стойке.

– Нет.

Джек тяжело и быстро дышал. Он перевел взгляд на оголенное бедро Грейс. Увидел длинный неровный шрам, тянущийся по ее бедру до самого паха.

И голос Кида:

«Несчастный случай… вот и все… Но из-за этого она до сих пор напугана. Напугана в сексуальном отношении».

– Убийца.

– Позволь мне объяснить.

– Ты – Убийца, – сказал Джек, глядя на нож своего друга. Он все еще сражался со страхом, с жутким ветром, свистевшим у него в ушах, с образом своего тела, срывающегося с высоты, летящего, падающего, гибнущего. И он закричал на нее: – Кого еще ты убила?!

– Ты должен мне поверить, – пролепетала она. – Это был несчастный случай. Это никак не связано с тем, что происходит теперь.

– Мне нужно уйти с балкона, – процедил сквозь зубы Джек.

– Нет, – сказала Грейс. – Я знаю, что ты напуган. Но если ты останешься здесь, ты станешь слушать меня. Пусть мне придется заставить тебя выслушать меня, но ты должен это сделать.

– Мне нужно уйти отсюда, – хрипло выговорил Джек.

Но она загородила дорогу к двери. У него не было сил оттолкнуть ее. Когда он страдал от видений, когда его сковывал страх, силы всегда покидали его.

– Мне было четырнадцать, – говорила Грейс. – Четырнадцать лет. Я была маленькой девочкой, я хотела стать лидером команды болельщиц. И моя лучшая подруга Кара тоже хотела стать лидером. Ты же понимаешь, как это важно для девчонок. А потом мы узнали, что лидером может стать только одна из нас, и мы дали друг дружке клятву: кто бы из нас ни победил, мы все равно навсегда останемся лучшими подругами. И…

Джек пытался сосредоточиться на том, что говорила Грейс. Ему хотелось уйти от края балкона, побороть притяжение и попытаться понять. Грейс сделала глубокий вдох.

– И, – продолжала она, – в субботу, за два дня до того, как мы должны были узнать, кто из нас двоих станет лидером, мы были на Лонг-Айленде, где мы жили… – Видно было, что слова даются ей с трудом. Она говорила очень медленно. – Мы ушли из дома. Сказали родителям, что отправимся в библиотеку на велосипедах. Но на велосипедах мы доехали до электрички и собрались поехать в центр города. Решили устроить себе праздник перед тем, как одна из нас не получит то, о чем мы обе так сильно мечтали.

О чем она говорила? Какое это имело отношение к ножу в ее руке, к окровавленной Силачке, лежавшей рядом с ним на кровати, к девушке в ванне, у которой в вену была воткнута игла?

– Но только… перед тем как пришел поезд, – говорила Грейс, – мы начали болтать. Шутили. Притворялись, будто готовы на все, лишь бы победить. Люди, стоявшие рядом, слышали наши разговоры, и это звучало ужасно, но мы просто шутили, мы вправду только шутили. Она меня толкнула, а я толкнула ее. Мы стали драться…

Грейс расплакалась. Теперь это были не безмолвные слезы, а тяжелые, тягучие рыдания. Она пыталась их сдержать, поэтому с трудом выдавливала слова.

– И я толкнула ее, – проговорила она, – О господи, я толкнула ее, а мы стояли слишком близко к рельсам…

«Я это помню, – мелькнула мысль у Джека. – Почему я это помню? Почему это мне так знакомо?»

– Она упала на рельсы прямо перед подходящим поездом. Я пыталась спасти ее, люди меня видели, я спрыгнула следом за ней на рельсы и пыталась вытащить ее. Но не сумела, а поезд был уже слишком близко, и мне стало страшно. Я ухватилась за край платформы и подтянулась, а ее бросила, оставила умирать. Но мне не удалось вылезти совсем, поезд зацепил мою ногу, ее чуть не оторвало. Однако я осталась жива. Вот откуда этот шрам. Он каждый день напоминает мне о том, что случилось в тот день.

И тут Джек словно бы увидел перед собой заголовки газет пятнадцатилетней давности. На первых страницах городских таблоидов пестрели слова: «ДЕВОЧКА УБИВАЕТ ПОДРУГУ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СТАТЬ ЛИДЕРОМ КОМАНДЫ БОЛЕЛЬЩИЦ». Это был громкий скандал, и все об этом говорили и писали. Как это могло случиться? Не слишком ли большое давление оказывается на детей в школах? Что творится с детьми в наши дни? Но имя там было другое. Имя в те недели стало слишком известным, что-то вроде Эми Фишер, [60]60
  Эми Фишер – скандально известная девочка по прозвищу «Лолита с Манхэттена», которая занималась оральным сексом с отцом своего приятеля, а потом застрелила его жену.


[Закрыть]и люди отпускали по этому поводу ужасные шутки, но имя было другое.

– Я помню… – выдохнул Джек. – Помню имя… Но не твое имя…

– Я изменила имя, – сказала Грейс. Она перестала плакать и успокоилась. Похоже, она измучилась от рыданий. – Ты не можешь себе представить, каково мне было после того, как она погибла. Полиция меня оправдала, я была невиновна, и они поняли, что произошло, что это был просто несчастный случай, но все остальные… ребята в школе, родители Кары… О боже, родители Кары, они жили в нашем квартале, и все было так ужасно… Про это было во всех газетах, по телевизору… Люди думали, что я убила свою лучшую подругу, чтобы стать во главе треклятой команды болельщиц. Мои родители были вынуждены переехать, мой отец бросил работу, я ушла из школы… Ты не можешь себе этого представить. И я изменила фамилию.

Грейс Лернер. Вот как ее звали. Он вспомнил: Грейс Лернер.

– Никто не узнал об этом. Когда я переехала в центр, я уже была Грейс Чайлдресс. Это девичья фамилия моей матери. Никто не знал, кто я такая, и я смогла вернуться к нормальной жизни. Я никому ничего не рассказывала. Пока не встретилась с Кидом. Мы с ним говорили обо всем на свете, я ему доверяла, и ты не можешь себе представить, как мне тяжело было носить все это в себе, и вот в один прекрасный день это все вырвалось из меня. Я все ему рассказала. Вот, наверное, когда он изменил мое прозвище с Новенькой на Убийцу, – сказала она. – Мерзавец.

Джек заметил, как она сжала нож. Она говорила и все крепче сжимала рукоятку.

– Потом я возненавидела себя за то, что все рассказала ему. Порой я не могла заснуть, думая о том, что кто-то еще знает мою тайну.

Джек на секунду отвел взгляд. Что-то мелькнуло за спиной у Грейс. Он не мог поверить своим глазам. Решил, что у него галлюцинация. Но нет, все было реально. Удивительно и благословенно реально. «Пусть она говорит, – думал он, – пусть поговорит еще хоть несколько секунд».

– Поэтому ты его убила, – сказал он.

Она была ошеломлена – видимо, тем, что он произнес эти слова вслух.

– Нет! – Она отчаянно замотала головой. – Неужели ты так думаешь?

Джек кивнул, и она выкрикнула:

– Нет! Это значит только то, что он умел со мной разговаривать! Вот почему он пришел ко мне и рассказал то, что рассказал. Рассказал, как ему страшно. Он доверял мне, потому что знал, что я ему доверилась. Как теперь доверяюсь тебе. Я просто хочу, чтобы ты понял, почему я не стала звонить в полицию. Я была с ним в ту ночь, когда он погиб. Я ушла с вечеринки, чтобы побыть с ним. Я та женщина, которую ты разыскиваешь. Но я ушла от него до того, как все случилось. Я ушла, Джек, ты должен мне поверить. Я ушла, а потом вернулась, чтобы сказать ему, что совершила ошибку, что между нами все кончено, и на этот раз – по-настоящему. Но когда я приехала, он был уже мертв. Я увидела, как он лежит на улице… Я не могла рассказать тебе про это. Я знала, что ты меня разыскиваешь, но не могла тебе рассказать. И этой женщине, сержанту, тоже ничего не могла рассказать. Мне страшно было подумать о том, что придется снова все это пережить, еще раз выдержать огласку. Но я никого не убивала.

– Нож Дома, – сказал Джек.

– Говорю же тебе, я нашла его в кухне! Я не понимаю, что…

Но Джек не стал ждать, пока она скажет, чего не понимает. Он перевел взгляд на человека, стоявшего за спиной Грейс, и сказал:

– Забери нож Дома.

Грейс резко обернулась, но рядом с ней в одно мгновение оказался Брайан. Он подкрался к ней бесшумно и схватил за руку. Джек услышал вскрик Грейс, но нож уже был в руке у Брайана. Он отнял его у Грейс. Он держал нож перед с собой с изумленным взглядом.

– Она убила его, – сказал Джек. – Она убила Кида и всех остальных.

– Нет! – воскликнула Грейс. – Ты не можешь так думать! Джек, после этой ночи ты не можешь так думать!

Джек, пошатываясь, отошел от парапета. Он обеими руками схватился за край столика, и мир наконец перестал бешено крутиться вокруг него. Он почувствовал, как слабеет притяжение балкона, и в его душе эхом зазвучал рассказ Грейс. Он увидел, с какой болью в глазах она сжимает запястье вывернутой Брайаном руки. Увидел, с каким страхом она смотрит на Брайана. Джек был готов сделать шаг к Брайану, чтобы поблагодарить его, но замер на месте. Он посмотрел на Брайана в упор и произнес ужасающе тихим голосом:

– Как ты сюда попал?

– У нас назначена тренировка, – сказал Брайан. – Вы забыли?

– Я не об этом тебя спросил, – сказал Джек. – Я спросил, как ты сюда попал?

Брайан отозвался не сразу. Потом медленно, очень медленно выговорил:

– Я вошел.

Джека словно ледяной водой окатило. Он почувствовал, как у него в жилах холодеет кровь.

– И как же ты вошел? – спросил он.

Брайан ответил таким тоном, словно говорил с дурачком:

– С помощью моего ключа.

– Какого ключа?

– Того, который я взял, – сказал Брайан. – Который я взял у черномазой старушки.

– У Мэтти, – проговорил Джек.

– Верно, – кивнул Брайан. – Я им и раньше пользовался, между прочим. Входил через гараж. В тот раз я пытался вас предупредить, когда написал кое-что на стене. Но вы не узнали, что это был я, что у меня есть ключ. В тот день я поступил очень умно. Я разбил стекло, чтобы вы подумали, будто я пришел через балкон.

Грейс застонала от боли – тихо, еле слышно. Она сильно побледнела.

– Отдай мне нож, Брайан, – спокойно произнес Джек. – Почему бы тебе просто не отдать мне нож?

– О нет, – возразил Брайан. – Он мой. Теперь он принадлежит мне. Я просто по ошибке его тут оставил. Когда прибирался.

Джек не понимал, о чем говорит Брайан. Но он понимал очень ясно, что разговаривает с сумасшедшим. И еще он понимал, что, если хочет остаться в живых, ему нужно стараться сохранять спокойствие.

– Когда ты здесь прибирался? – тихо спросил он.

– Сегодня утром. Очень-очень рано утром. Тут было очень грязно. А потом, когда я ушел, то понял, что оставил нож на кухонной стойке.

– Может быть, мы пройдем в гостиную и поговорим об этом?

Джек сделал шаг к стеклянной двери. Брайан поднял нож и угрожающе наставил его на Джека.

– Нет, – сказал Брайан. В его голосе не было злости. Никаких чувств вообще. – Простите, мистер Келлер, но вам придется остаться здесь.

Джек попробовал говорить так же спокойно, как Брайан.

– Я думаю, Грейс нужно показать врачу. Позволь мне вызвать врача. А потом мы с тобой побудем здесь и поговорим.

Брайан едва заметно нахмурил брови. Но не смутился. Скорее, он был немного обижен.

– Все считают меня идиотом, – сказал он. – Но, похоже, не такой уж я идиот, правда? Я всех перехитрил, даже вас. – Он посмотрел на Грейс и покачал головой. – Думаете, я вам разрешу кому-нибудь звонить? Будет вам, мистер Келлер, вы же способны на большее. – Стоило ему произнести эти слова, и его лицо утратило бесстрастное выражение. Он стал очень злым. Его голос не дрогнул, он не стал говорить громче, но щеки покраснели, а в глазах полыхнула такая ненависть, что он стал похож на факел, горящий яростным пламенем. – Вы ведь именно так ему говорили: «Ты способен на большее».

– Что? – спросил Джек. – О чем ты?

– «Ты способен на большее» – вот что вы сказали. Я помню. В ресторане.

Тут Джек тоже вспомнил. Кид и Брайан за столиком в «У Джека». Джек говорит им, что их план не сработает. Брайан вежливо задает вопросы. Кид нервно говорит Брайану, что это не имеет значения, главное, что Джек даст им денег.

«Я считаю, что идея дерьмовая на данный момент. Для тебя, – сказал Джек Киду. – И отчасти потому, что ты способен на большее».

«Джек, не говори так, пожалуйста», – сказал тогда Кид. «Пожалуйста» прозвучало умоляюще, словно он пытался сказать что-то очень важное.

Он и говорил. Он упрашивал Джека не подписывать смертный приговор.

– Это все из-за спортзала, да? – спросил Джек. – Это все из-за треклятого спортзала?

– Все всегда пытались отнять его у меня, – проговорил Брайан, стоя на балконе с ножом в руке. Теперь он держал нож не так крепко, но все равно направлял прямо на Джека. Его голос звучал жалобно, совсем как у обиженного ребенка, который не может понять, за что его поставили в угол. – Но мы собирались стать партнерами. Всю жизнь он говорил мне, что мы с ним будем партнерами. Что спортзал будет нашим общим. Зачем вам захотелось нас разлучить?

– Нет, – сказал Джек. – У меня такого и в мыслях не было. Он не собирался от тебя отделываться.

– Нет, собирался. Он всегда собирался от меня отделаться. Даже в школе. Даже в колледже. Я был его лучшим другом. Я его любил. Я его защищал. Но кое-кого он любил больше, чем меня. У него завелся другой лучший друг…

– Господи Иисусе, – тихо проговорил Джек. – Тот парень из команды. Тот, который сломал шею.

– Харви Уиггинс, – кивнул Брайан. – Я лучше его, я такой же умный, как он. Почему Кид не любил меня так, как Харви?

– Это ты ударил его. На тренировке. Это ты сломал ему шею.

– Я должен был заставить Кида понять, правда? Он думал, что любит Харви больше, чем меня.

– Вот почему он уехал. Вот почему он уехал в Виргинию. Он хотел сбежать подальше от тебя.

– Думал, я его не найду. А я нашел. Нашел. О, как он был удивлен, когда я появился, но, мне кажется, он обрадовался. Он был счастлив меня видеть.

– Ты стал там учиться, Брайан? В Университете штата Виргиния? – Джек с трудом выговаривал слова. – Ты играл там в футбольной команде?

– Полгода. Потом у меня случилась беда с коленом. И тренер не позволил мне больше играть.

– Ты был знаком с игроками – с теми, которые пришли ко мне в ресторан.

– Хорошие были парни, – сказал Брайан. – Очень хорошие были парни.

– Ты их убил.

– Мне из-за этого было сильно не по себе, мистер Келлер, честно. Но мне пришлось. Они ничего не понимали. Я придумал план. Это был очень хитрый план, верно? Но им я рассказал только половину плана. Они думали, что я ограблю ресторан и они получат кое-какие денежки. И они жутко обрадовались, когда узнали, что я заполучил вот это.

Брайан расстегнул две пуговицы на вороте своей рубашки-поло и показал Джеку то, что было у него на шее под рубашкой. Джек застонал, закрыл глаза и почувствовал, как во рту разливается горечь.

На толстой шее Брайана сверкало бриллиантовое колье, подаренное Джеком Кэролайн.

– Оно красивое, мистер Келлер, – сказал Брайан. – Это самая красивая вещь, какую я видел в жизни.

Джек запрокинул голову и услышал голос – явственно, словно он раздался сейчас. Безумные слова, прозвучавшие в кабинете наверху в тот злосчастный вечер. Последние слова, которые услышала в своей жизни Кэролайн.

«Сцена тут… сцена кепка… сцену нельзя пить».

– Кличка, которую дал тебе Кид, когда вы играли в футбол, – медленно произнес Джек. – Он мне что-то говорил. Он как-то прозвал тебя.

– Стена, – подсказал ему Брайан. – Я ставил блоки, чтобы оберегать его. Я его много раз спасал. С детства. Вот он и прозвал меня Стеной.

«Сцена тут… Сцена кепка… Сцену нельзя пить».

Теперь он все понял. Услышал все как будто впервые. Словно не было удара по голове, не было боли, искажавшей звуки. О господи, как же ясно он все слышал…

«Стена тут… Стена крепка… Стену нельзя разбить».

Джек с трудом разлепил губы.

– Ты убил мою жену, – прошептал он. – Ты стрелял в меня, и ты убил мою жену.

– Я не хотел делать вам больно, – с тоской проговорил Брайан. – Вы мне нравитесь, правда. А она тоже пыталась забрать его у меня.

– Нет, – выдохнул Джек. – Это невозможно.

– Он увидел ее. Это произошло случайно, он ее не искал, но увидел там. Как раз после того, как я его нашел. – Теперь Брайан начал говорить пискляво, он стал похож на скулящего щенка, которого надолго заперли одного в комнате. – Он ей рассказал, мистер Келлер. Он ей все рассказал про Харви Уиггинса. Говорил, что не рассказал, но я-то понял.

– Она ничего не делала, – сказал Джек. – Только хотела ему помочь. Она не должна была умирать.

– Нет, делала. Она хотела отослать его далеко. Очень далеко.

Джек бессильно выдохнул:

– В Лондон.

– А как бы я попал в Лондон, мистер Келлер? Как бы я разыскал его, если бы он был так далеко?

– Он знал? Кид знал, что это ты… что ты убил ее?

– Нет. Тогда не знал. Но тут – тут, в Нью-Йорке, он начал понимать, какой я на самом деле умный. Он начал догадываться. Я не хотел, чтобы он узнал про это, потому что я хотел, чтобы он любил меня. Я так боялся… так боялся, что он возненавидит меня, если узнает.

– А о чем он догадался, Брайан?

– О том, что это я раздобыл приглашения на открытие вашего ресторана. Я сказал Киду, что оставлю его в покое, что отпущу его, куда он захочет. Я сказал ему, что уезжаю из Виргинии, потому что он меня не хочет. Потому что он меня больше не любит. Но я не уехал. Я придумал план получше. Чтобы он не любил больше никого, кроме меня.

– Ты пошел к моей жене.

– Она знала про меня и испугалась. Я ей сказал, что оставлю его в покое, что я их обоих оставлю в покое, но она должна мне помочь. Ей не следует никому ничего говорить, а особенно Киду. Она просто должна дать мне два приглашения на ваше открытие. Сначала она отказывалась, но я ее убедил, что все будет хорошо. И она решила, что поступает умно. Она подумала, что я собираюсь только ограбить ваше заведение. Но я-то как раз и хотел, чтобы она так подумала, потому что я знал – на денежки ей плевать. А мне на деньги тоже было плевать, мистер Келлер, я лишь хотел получить то, что было моим. Я просто хотел, чтобы Кид остался со мной.

– Брайан, – проговорил Джек очень медленно и очень тихо. – Кид дал тебе еще одно прозвище, верно?

Брайан кивнул. И вдруг начал расхаживать из стороны в сторону маленькими нервными шажками, так не вязавшимися с бесстрастностью в его голосе.

– Мне оно не нравилось, это прозвище. Оно меня злило.

– Ошибка. Вот как он тебя прозвал.

– Он мне это сказал еще в колледже. Когда я ему в первый раз признался, что я его люблю. Он мне сказал, что я ничего не понимаю в том, что произошло, что я ничего не понимаю про ту ночь, когда он плакал, а я его обнимал и целовал. Он сказал, что все, что я знаю, – одна большая ошибка. Но это было не так, мистер Келлер. И я это доказал. Не раз доказал.

– Когда он узнал? Когда он все понял про Кэролайн?

– В ту ночь, когда погиб. Он наконец спросил меня.

– И ты сказал ему?

– О нет. Я ему сказал: что бы он ни думал, он этого не докажет. И еще, чтобы он лучше помалкивал. Я сказал, что, если он вам разболтает, вы с ним больше никогда не увидитесь. Я сказал, что вы будете во всем винить его. И он понял, что я прав. Вот почему он не мог сказать вам про женщину, про англичанку. Он понимал, что вы его возненавидите.

– Про какую англичанку? – изумился Джек. – Про какую…

– Вот почему он так ошибался, – говорил Брайан, не слушая Джека. Он ходил и ходил по балкону, пока не оказался рядом с Джеком. – Я бы его никогда не возненавидел. Что бы он ни натворил, я бы не смог его ненавидеть. Я его любил. Я его так сильно любил. Я ненавидел только тех, кто пытался отобрать его у меня.

Джек заметил, как Грейс, стоявшая в дальнем конце балкона, покачнулась. Казалось, она вот-вот упадет в обморок – ее запястье вывернулось под жутким углом. Но Джек видел, что она совладала с собой и медленно приближается к парапету. Он понял, что она собирается сделать, и снова испытал приступ ужаса. У него опять закружилась голова, но он мысленно приказал себе: «Нет, ты не можешь этого допустить. Ты должен побороть это. На этот раз ты обязан это преодолеть. Должен».

– Что произошло, когда ты вернулся сюда, в Нью-Йорк, после Виргинии? – заставил себя выговорить Джек.

– Он сказал, что хочет открыть спортзал вместе со мной, – ответил Брайан. – И мы стали строить планы. Потом он начал помогать вам; он думал, что сможет поставить вас на ноги, исправить то, что натворил я. Он чувствовал себя виноватым, понимаете, за то, что было между ним и вашей женой. Он-то чувствовал себя виноватым, ну а я думал: черт, вы же богатенький. И я сказал ему: пусть поклянчит у вас денег.

«Не смотри на нее, – думал Джек. – Не смотри, как она крадется вдоль парапета, как взбирается на него. Даже не скашивай глаза в ту сторону, потому что Брайан заметит, и тогда все будет кончено. Даже не думай о Киде, который стоял вот здесь, на балконе, и говорил: „Эй, а ты знаешь, что отсюда можно добраться до соседнего дома?.. Можно пройти по этому выступу и забраться вон на ту крышу. Конечно, такое придет в голову только чокнутому, но все-таки…“»

Грейс забралась на парапет. Новенькая-Убийца сделала первый робкий шажок по выступу, который мог привести ее на соседнюю крышу, к спасению.

– Но вы его тоже пытались отобрать, – продолжал Брайан. – Вы давным-давно пытались отобрать его у меня, а потом опять.

– Брайан, я его не отбирал. Я…

– Нет, отбирали! И он хотел уйти от меня! Он мне так и сказал тогда ночью, у себя в квартире. Он умолял меня, чтобы я ему разрешил, говорил, что все для меня сделает, лишь бы я ему позволил с вами работать. И знаете, во что я не мог поверить? Он меня боялся, мистер Келлер. Я всю жизнь только и делал, что спасал его, оберегал, а он меня боялся. Будто я его хоть раз пальцем тронул.

– Ты его убил, тупой сукин сын. Разве ты не понимаешь, что ты убил его?!

– Но я не делал ему больно! Я ни разу в жизни не делал ему больно! – Брайан был вне себя от ярости. Он говорил все громче, шагнул ближе к Джеку. – И не называйте меня тупым. Я не тупой. Я умнее всех вас, я умнее любой из них!

«Не смотри на Грейс. Не думай о Грейс». Она ползла на четвереньках на высоте восемнадцатого этажа и одолела уже почти четверть расстояния. «Не думай о ней и не бойся Брайана. Говори с ним и тяни время, дай это время ей, чтобы она смогла уйти».

– Прости, – сказал Джек. – Прости, пожалуйста. Я просто рассердился. Я знаю, что ты не тупой. Даже представить не могу, как ты до всего этого додумался, как провернул все это. – Его слова, похоже, немного успокоили Брайана, и Джек решил гнуть эту линию. – А что произошло той ночью у вас с Кидом?

– Я не мог поверить, что он меня боится. Мне из-за этого стало так грустно. А потом я разозлился. И я сказал ему: конечно. Я сказал ему: ладно, пусть работает с вами. Но только пусть поговорит со мной немного. «Давай посидим, выпьем пива и поговорим», – сказал я. Я сказал ему, что всегда хотел увидеть, как он пьет пиво. И мы стали пить пиво.

– Но ты подмешал в пиво наркотик, – проговорил Джек и вспомнил, как ходил встречаться с Брайаном в фитнес-центре «Хэнсон». Брайан тогда что-то отдал одному посетителю, а от него получил деньги. – Тот человек в спортзале. Ты еще сказал, что ты для него делал ставку. Это была не ставка. Ты продал ему наркотик.

– Я иногда приторговываю, чтобы свести концы с концами. Кид мне рассказал про эту чокнутую русскую девчонку, крупье из казино, где играют в блэкджек. Я с ней повидался, потолковал, и она мне иногда добывала дурь.

«Я знаю, чего ты от меня ждешь, каких слов. Это я тоже поняла. Но когда он явился, чтоб купить треклятую кислоту, я не знала, для кого она. Я не знала, что он собирается с ней делать…»

Джек думал, что она имеет в виду Кида. И Маккой так подумала. Но это был не Кид. Это был Брайан.

– Силачка раздобыла для тебя кислоту. Ты взял у нее наркотик и подмешал к пиву.

– Я же вам говорил: я бы ни за что не сделал ему больно. Я знал: если он примет дурь, с ним все будет хорошо, когда он будет падать. Я знал: вот сброшу его с балкона – и он будет счастлив, пока не умрет.

Грейс преодолела уже почти половину расстояния. «Скорее, – думал Джек. – Двигайся скорее. Двигайся скорее, проклятье!»

– А как насчет женщин? – спросил Джек. – Как насчет Команды?

– Это вы во всем были виноваты. Все было кончено. Никто уже не мог украсть у меня Кида, все было хорошо. А тут вы начали разнюхивать. Вы могли сделать мне плохо.

– Зачем тебе надо было убивать их, Брайан?

– По разным причинам. Та танцовщица, вы знаете… Стриптизерша…

– Затейница.

– Ну да. Я с ней и раньше встречался. Я ее знал. И я к ней подкатился, понимаете, – подумал, теперь Кида нет, так, может, она со мной будет ласкова, сделает для меня такое, что делала для него. И я пошел и спросил. А она стала надо мной смеяться и сказала, что я неудачник. – Он возмущенно повторил: – Неудачник, мистер Келлер. Вы можете себе представить? Она выплясывала свои грязные танцы, наркотики принимала, а меня назвала неудачником! – Он покачал головой и посмотрел на Джека так, будто они с ним были приятелями-заговорщиками. Они вдвоем против безумного мира. – А я был там, между прочим, когда вы по домофону звонили. Я вас впустил и быстренько поднялся на один этаж вверх. Видел, как вы вошли, а потом спустился, и никто ничего не заподозрил.

– Ты действительно очень хитер, Брайан. Ты даже замок на двери подъезда взломал, чтобы все подумали, что это сделал я.

Брайан ухмыльнулся, довольный похвалой. Но ухмылка тут же растаяла, как только он услышал шум у себя за спиной – легкий шелест крыльев и хриплый вздох – и увидел выражение глаз Джека. В глазах Джека застыло полное и бесповоротное отчаяние.

Грейс знала, что сможет сделать это.

Ни разу в жизни она не испытывала такого страха, но все-таки она могла это сделать. «Только не смотри вниз, – твердила она себе. – Только не смотри вниз, успокойся и двигайся вперед. Джулия Робертс в одном фильме смогла сделать такое. Вот и думай, что ты – Джулия Робертс, что это кино и что, как только ты окажешься на другой стороне, тебя встретит Ричард Гир».

Безумец не слышал ни звука. Джек очень старался отвлечь его. И ей нужно было только сосредоточиться на том, что она делает, и ползти по выступу. Она лежала на животе, вытянув руки перед собой и держась ими за края выступа. Ногами она обхватывала выступ, отталкивалась и продвигалась вперед. Она думала только о том, чтобы преодолевать дюйм за дюймом до крыши соседнего дома и при этом не упасть. Она решила, что не будет оглядываться, пока не доберется туда. Она не позволит, чтобы хоть что-то ее отвлекло. Что угодно. И она не отвлекалась.

Вот почему она не заметила голубя.

Он прилетел и сел на выступ впереди нее, всего на фут впереди нее. Пальцы Грейс прикоснулись к его мягким перьям. Она почувствовала, как захлопали крылья, как птица недовольно заворковала, и она сделала единственную вещь, которую нельзя было позволять, которая не должна была случиться…

Она ахнула от неожиданности и отдернула руку. А когда голубь взлетел и завис у нее над головой, она в страхе замахала на него рукой и потеряла равновесие. Она поняла, что маньяк теперь все услышит, но ей уже было все равно. Это ее волновало меньше всего. Это надо же: она, можно сказать, прошлась по канату на высоте в миллион миль над Манхэттеном и теперь упадет с чертовой крыши, потому что испугалась какого-то голубя! Ей вспомнилась фраза, которую она однажды прочла на кофейной кружке, выставленной в галерее: «Жизнь – дерьмо, но и она кончается». «Очень верно сказано», – подумала Грейс. Она начала заваливаться влево, она теряла равновесие, она падала. А потом перестала падать.

Упала.

Джек увидел, как исчезла Грейс, и ему захотелось закричать. Он был вне себя от отчаяния, но понимал, что у него есть единственный шанс и что он должен этим шансом воспользоваться. Он не мог думать о ней, он запретил себе думать об этом, а когда Брайан обернулся, когда его взгляд устремился вслед за напуганным голубем, взмывающим в небо, Джек быстро наклонился, схватил десятифунтовую гантель, лежавшую на коврике неподалеку, и замахнулся на Брайана, намереваясь ударить его по затылку. Брайан уловил движение и попытался уклониться. Гантель угодила ему по шее. Удар получился не сокрушительным, но и не самым слабым. Брайан покачнулся и упал, а Джек бросился в гостиную. Он понимал, что у него не хватит времени вызвать лифт, не хватит времени даже добежать до лестницы. Брайан быстро пришел в себя, вскочил на ноги и бросился вслед за Джеком.

Джек точно знал, куда направляется: к шкафу в прихожей. Там Кэролайн хранила свое охотничье ружье. Он собирался отвезти это ружье в Виргинию, но забыл. Оно должно было стоять в шкафу. Должно было. И Джек мчался стрелой. Ему нужно было только рывком открыть дверцу, сунуть руку в шкаф и схватить ружье. Он не знал, заряжено ли оно, но не думал об этом. Это была его единственная надежда, и он мог думать только о том, как схватит ружье, наставит его на Брайана и потянет спусковой крючок в надежде, что ему удастся пристрелить мерзкого ублюдка, отправить его ко всем чертям в ад.

Пробегая по ковру, Джек споткнулся и ударился коленом. Боль сковала бедро, но он сразу вскочил и побежал дальше. Брайан уже переступил через порог гостиной, но Джек был уверен, что ему хватит времени. Если ружье на месте, он успеет его взять. Брайан тоже споткнулся на ковре, но быстро встал и побежал…

Джек достиг шкафа. Он схватился за ручку на дверце и, рванув ее на себя, начал лихорадочно шарить рукой между пальто и куртками. Ружье должно было стоять в углу. Пожалуйста, пусть оно будет здесь… Пусть оно будет здесь и будет заряжено…

Но что-то было не так. Что-то падало из шкафа, валилось прямо на него. Что-то большое, неуклюжее. Джек отшатнулся. Он не смог дотянуться до ружья. Что-то тяжелое повалилось на него, и он упал на спину.

Нет. Нет, нет, нет, нет! Не что-то! Это оказалась вовсе не вещь.

Это был человек. Мертвый человек.

Пейшенс Маккой.

Ее шея была почти перерублена, одежда вся пропитана кровью. Жуткий запах накрыл Джека.

О боже. Труп Маккой лежал на нем. Джек пытался высвободиться из-под мертвого тела женщины. Ее кожа была холодной. Он видел перед собой ее остекленевшие глаза, он чувствовал, как ее кровь липнет к его рубашке, к лицу. Он пытался встать, с отчаянием понимая, что все кончено. Теперь никто не сможет его спасти. Никто. Брайан стоял около него. Джек проиграл.

Брайан пнул его под ребра, и Джек задохнулся от боли в боку. Потом был еще удар, и еще, и еще. Он не сразу осознал, что сидит, прижавшись спиной к стене. Он был жутко избит, но это уже не имело значения. Больше не надо было спешить. Перед открытым шкафом лежал труп Маккой. Брайан молча смотрел на Джека. Его глаза снова стали пустыми, равнодушными. В руке он сжимал нож Дома, нацеленный в сердце Джека. В холле стояла абсолютная тишина, только негромко тикали часы, висевшие на двери лифта.

– Надо было вам сказать, – проговорил Брайан, кивком указав на Маккой. – Она вам больше не поможет.