Текст книги "Заложник №1"

Автор книги: Ральф Альбертацци

Соавторы: Дэвид Фишер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

На борту другого «Боинга 707» его передачу слушали кубинцы. Глория Каролло ввела переданные цифры в бортовой компьютер, рассчитавший курс, которым им надо было следовать. Самолет с кубинцами начал уходить со своей теперешней высоты пятнадцать тысяч футов на высоту полета президентского самолета двадцать восемь тысяч футов. Как только самолет пересек отметку высоты восемнадцать тысяч футов, он вошел в контролируемое воздушное пространство: летя выше этой отметки, они должны были включить ответчик и заполнить флайт-план. Но радары контролируют не все воздушное пространство Соединенных Штатов, и вторжение самолета в зону осталось незамеченным. Хотя безусловно, рано или поздно их должны были обнаружить.

Харди переключил радиостанцию на другую частоту и снова продиктовал свои координаты, опустив на этот раз код ответчика. В нескольких сотнях миль отсюда, к западу от Денвера над темными облаками, на высоте, не контролируемой центрами управления полетами, кружила «Пантера» Мохаммеда Асри. Асри считал, что Харди передал ему координаты президентского самолета с борта самолета-разведчика, и теперь ему предстояло самому, без помощи компьютера, рассчитать лучший курс для перехвата. Однако это было не так сложно. Из Сан-Франциско на Вашингтон было всего две воздушные трассы для реактивных самолетов. Из-за благоприятных воздушных потоков обычно пользовались трассой J–32, возле которой как раз сейчас и находился самолет Асри. Но Харди передал, что президентский самолет следует трассой J–84, поэтому Асри плавно развернул свой самолет и отлетел на сто миль к югу. Там он снова стал кружить в небе, как стервятник, высматривающий жертву.

71

– Самолет президента пересек границу Калифорнии и на сотню миль углубился в воздушное пространство штата Невада, – доложила Элис. – Центр управления полетами в Солт-Лейк-сити поддерживает с ним связь, и похоже, что все в порядке.

– А почему президент не отвечает на вызов по прямому телефону? – спросил Вертер.

– Пилот сейчас это выясняет, он свяжется с Солт-Лейк-сити, и они перезвонят нам.

Вертер нахмурился.

– А кто пилот президентского самолета? – спросил он.

– Не знаю, – ответила Элис. – Я позвоню на базу Эндрюс и выясню.

Она вышла из кабинета, а Вертер, нахмурившись, так и остался сидеть.

– Что вы об этом думаете?

– Наверное, то же самое, что и вы, – ответил Мельник. – Мне это не нравится, но я не знаю, что делать. Может, поднять перехватчики?

Вертер покачал головой.

– А что это даст? Я могу себе представить только три возможности: или все в порядке, или в самолет подложена бомба, или Харди находится на борту самолета. У вас есть что-нибудь другое?

Мельник покачал головой.

– Значит, если все в порядке, то нам ничего не надо делать. Но если в самолет подложена бомба, то что смогут сделать военные самолеты? То же самое, если Харди находится на борту. Что они смогут сделать? Пристроиться рядом и застрелить его из дальнобойной винтовки?

– Но ведь на борту находятся агенты службы безопасности, разве не так?

Вертер кивнул.

– Если там появится Харди, то они должны с ним справиться. Не мог же он протащить на борт самолета целую группу наемных убийц.

– Может быть, стоит предупредить службу безопасности по радио?

Вертер покачал головой.

– Мы не можем сказать по радио ни единого слова о еще одной возможной попытке покушения, если, конечно, у нас не будет очень весомых причин считать, что Харди находится на борту президентского самолета. Из-за одного нашего подозрения мы не имеем права ввергать всю страну в панику.

Мельник не ответил. Он никогда не афишировал своих подозрений, он предпочитал действовать в соответствии с ними.

– Когда у нас появится возможность связаться с самолетом по закрытой линии, мы сможем предупредить их о Харди. Но, с другой стороны, если в самолет заложена бомба, то у нас, по крайней мере, есть немного времени. Харди не мог точно знать время взлета президентского самолета, а так как полет длится шесть часов, он, возможно, установил ее на два или три часа вперед, чтобы быть уверенным, что она не взорвется до того момента, как президент прибудет к самолету.

Мельник кивнул.

– Поблагодарим судьбу за эту небольшую удачу.

– В любом случае, мы обязательно должны выяснить, почему не работает телефонная линия прямой связи.

– Меня как раз и беспокоит, – сказал Мельник, – что не отвечает телефон закрытой связи. Ведь у него должна быть дублирующая система, не так ли? Эта линия слишком важна, чтобы допускать ее выход из строя из-за какой-то неисправности.

Вертер не знал, что сказать. Мельник был прав, но пилот доложил, что все в порядке. Внезапно в голове у него промелькнула смутная идея.

– Элис! – крикнул он. – Свяжитесь с пунктом управления полетами в Солт-Лейк-сити и разыщите кого-нибудь, кто знал бы голос пилота президентского самолета!

– Вы думаете… – начал Мельник. Ему было совершенно ясно, что за идея осенила Вертера, и он был прав. Харди был летчиком-истребителем в морской пехоте, и сегодня утром он уже обманул их, когда, говоря по телефону, выдал себя за другого.

Они сидели и несколько минут смотрели друг на друга, потом в кабинет вошла Элис.

– Я связалась с Солт-Лейк-сити, но у них никто не знает голос полковника Линдгрена.

– Чей?

– Полковник Роберт Ли Линдгрен. На базе ВВС Эндрюс мне сказали, что он является пилотом президентского самолета.

Вертер вскочил и вышел из-за стола.

– Я иду на узел связи, – сказал он. – Передайте им, что сложилась чрезвычайная ситуация. Пусть установят прямую радиосвязь с президентским самолетом. Далее, позвоните снова на базу Эндрюс и выясните все что можно о Линдгрене, особенно, нет ли в его голосе какого-нибудь акцента, или других ярковыраженных примет.

С этими словами Вертер удалился в сопровождении Мельника.

Когда Вертер ворвался на узел связи, он застал там Эда Бегли, начальника узла собственной персоной, расположившегося с наушниками на голове перед шкалой настройки.

– Ты уже связался с ними? – спросил Вертер.

– Остынь, парень, – ответил Бегли, сняв наушники, но продолжая смотреть на шкалу настройки. – С этой аппаратурой мы не можем связаться с Калифорнией.

– Но он сейчас летит над Невадой.

– Невада, Калифорния – какая разница. Оба штата далеко, земля круглая, а радиоволны распространяются по прямой. Помнишь, чему тебя учили в университете?

– Ты хочешь сказать, что мы отсюда не можем связаться с ними?

– Ты слушай меня и тогда поймешь, что я хочу сказать. Обычными средствами связи ничего не выйдет, поэтому я пытаюсь связаться с ними через спутник. – Бегли повернулся к Вертеру. – Но это нарушение правил, парень, и я надеюсь, черт побери, что ты знаешь, что делаешь.

– Поверь мне, – сказал Вертер.

Бегли кисло улыбнулся.

– Верить людям, когда они просят тебя нарушать установленный порядок, это не самый лучший путь к будущей карьере в ФБР. – Но Бегли снова надел наушники и защелкал тумблерами.

Через минуту он сказал:

– Ага, вот они. – Он снял наушники, повернул выключатель и комната наполнилась треском радиопомех. Бегли начал говорить в микрофон, который держал в руке.

– Борт номер один, говорит штаб-квартира ФБР в Нью-Йорке. Прием. – Затем он протянул микрофон Вертеру.

На высоте двадцать девять тысяч футов над пустыней Невада Харди тоже включил микрофон.

– Нью-Йорк, я борт номер один, – ответил Харди. – Чем могу быть полезен?

– Обычная проверка, – сказал Вертер. – Что случилось с телефоном прямой связи?

– Мне сказали, что вроде бы ничего страшного, минут через десять заработает. Хотите, чтобы я что-нибудь передал?

– Нет. Как проходит полет?

– У меня все отлично. А у вас были еще какие-нибудь проблемы на земле?

Вертер нахмурился.

– Нет, никаких проблем. Счастливого полета.

– Спасибо, я борт номер Один, конец связи.

Мельник посмотрел на Вертера, но тот покачал головой.

– Нет, это не тот голос, который говорил со мной утром.

В этот момент в помещение узла связи торопливо вошла Элис.

– Я снова связалась с базой Эндрюс. Линдгрен техасец, и у него такой сильный акцент, что они все смеются над ним по этому поводу.

Вертер посмотрел на Мельника и пожал плечами.

– Мне кажется, что это был он, все в порядке. – Он посмотрел на часы. – Мы подождем, пока наладят прямую связь, и попросим их сесть в Солт-Лейк-сити или в Денвере, где ближе. – Вертер нервно постучал по крышке стола. – Я бы хотел, чтобы он сел прямо сейчас.

– Лишние десять минут не имеют значения, – сказал Мельник.

– Борт номер один, – снова внезапно заработало радио. – Говорит диспетчерская Солт-Лейк-сити. Вы покидаете нашу зону, держите связь с диспетчерской Денвера на частоте 130,25.

– Вас понял, Солт-Лейк-сити. Связь с диспетчерской Денвера на частоте 130,25. Спасибо и до свидания, – сказал Харди.

Он настроил радиостанцию на новую частоту и снова заговорил:

– Диспетчерская Денвера, я борт номер один, следую эшелоном двадцать девять тысяч.

– Вас понял, борт номер один, – ответила диспетчерская Денвера. – Вижу вас на радаре, продолжайте следовать эшелоном двадцать девять тысяч.

Затем наступила тишина, и медленно потекли минуты. Харди представил в своем воображении две картины. Первая – «Боинг 707» с кубинцами на борту приближается к нему с северо-востока, они должны будут скоро встретиться. Харди посмотрел в боковое стекло, пытаясь увидеть самолет с кубинцами, хотя знал, что первым признаком их приближения будет вызов по радио из диспетчерской Денвера.

Вторая картина была штаб-квартира ФБР в Нью-Йорке. Харди никогда не был там, но он так ясно представил себе, что там происходит, как будто увидел эту сцену на экране телевизора. Вертер, агент, который разговаривал с ним утром по телефону, а может быть, и только что по радио, не находит себе места и мечется взад и вперед, ожидая, когда заработает прямая линия связи. Он подождет еще десять минут, может быть, пятнадцать, а потом начнет снова вызывать его, и на этот раз от него будет не так-то просто отвязаться. Конечно, ни Вертер, ни кто-либо другой не смогли бы спасти президента, если бы Харди решил убить его, но на уме у него было совсем другое, и для успешного выполнения задуманного плана Вертер и все остальные должны были поверить в то, во что Харди хотел их заставить поверить. Поэтому ему надо будет отвязаться от них так, чтобы не вызвать подозрений.

Как и во всех центрах управления воздушным движением, диспетчеры центра в Денвере работали с радарами в режиме ответчиков. Это означало, что на их экранах светились отметки только самолетов с ответчиками, а все остальные воздушные средства не высвечивались. Такой режим устанавливался для того, чтобы сократить количество отметок на экранах радаров до такого числа, при котором диспетчер был в состоянии следить за передвижением воздушных объектов. Иногда для получения полной картины воздушного движения радары переводились в режим общего слежения, и тогда на экране появлялись отметки всех воздушных средств, засеченных радарами.

– Марфи, ты не хочешь взглянуть, что здесь происходит? – крикнул один из диспетчеров, и начальник смены подошел к нему. Билл Эндлер, один из новичков-диспетчеров, как раз переключил радар на режим общего обзора. Он указал на отметку на экране. – Последи за ним несколько секунд.

Они молча смотрели на экран, потом Марфи сказал:

– Этот сукин сын действительно движется, так ведь?

Эндлер кивнул.

– Я считаю, что он движется со скоростью узлов пятьсот.

Они снова молча уставились на экран. Остальные неопознанные отметки обозначали самолеты без ответчиков, и все они были частные или небольшие самолеты с одним, в лучшем случае, с двумя двигателями. Большинство из них летели со скоростью менее двухсот узлов, и ни один из этих самолетов не мог развить скорость свыше трехсот узлов. А этот самолет двигался между ними гораздо быстрее, как пчела между воздушными шариками.

– И еще одно… – сказал Эндлер, указывая на другую отметку, возле которой светилось обозначение кода ответчика президентского самолета.

Они увидели на экране, что отметка, обозначающая президентский самолет, строго горизонтально движется вправо по экрану, что соответствовало направлению полета с запада на восток, а отметка неопознанного самолета двигалась под небольшим углом вертикально, что соответствовало направлению полета северо-восток – юго-запад. Прикинув направление движения обеих отметок, диспетчеры решили, что их курсы могут пересечься.

– Вот этот, – сказал Марфи, указывая на отметку неопознанного самолета, – должен быть реактивным самолетом. Авиалайнер, судя по величине сигнала. Летит без ответчика, и, значит, должен двигаться ниже контролируемой зоны, а президентский самолет летит на высоте двадцать девять тысяч, так что столкновения быть не должно.

Эндлер кивнул. Никакой опасности не было, расстояние по высоте полета самолетов было примерно в пятнадцать тысяч футов, и они не должны были подойти друг к другу меньше чем на три мили.

Теоретически все было так, но одной теории маловато. Марфи взял микрофон.

– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера.

При звуке радио Харди подпрыгнул. Интересно, это ФБР, или сообщение о кубинцах?

– Я борт номер один, – ответил он голосом Линдгрена.

– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера, у нас на экране радара появилась отметка неопознанного воздушного средства, движется в вашем направлении, 120° слева, дистанция двадцать миль.

– Денвер, я борт номер один, – ответил Харди. – Обнаружен неопознанный самолет?

– Борт номер один, поняли правильно. Летят без ответчика.

Быстро представив себе экран радара, Харди задумался. Улыбнувшись, он бросил взгляд влево и немного назад, туда, где вскоре должен был появиться «Боинг» с кубинцами, и перевел управление самолетом на автопилот. Положив руку на выключатель ответчика, он снова оглянулся, и, хотя то направление, откуда должен был появиться «Боинг», было закрыто от него крылом и гондолой двигателя, он не мог удержаться и не смотреть туда. Диспетчерская Денвера сообщила, что самолет находится от него на расстоянии двадцати миль, а он все равно не мог увидеть его раньше, чем за десять миль, но при скорости сближения примерно триста узлов, они должны были покрыть это расстояние менее чем за две минуты. Харди посмотрел на часы, наблюдая за секундной стрелкой, и, когда прошло две минуты, наклонил левое крыло и посмотрел в стекло. Внезапно в голубом чистом пустынном небе появилась быстро приближающаяся точка.

– Диспетчерская Денвера, я борт номер один, – сказал Харди в микрофон. – Вижу самолет, пересекающий мой курс, реактивный самолет с четырьмя двигателями, он подо мной примерно в пятнадцати тысячах футов.

В этот самый момент Хавьер Хуарес увидел президентский самолет. Бортовой компьютер точно рассчитал курс, и Хавьеру осталось только отвернуть нос самолета чуть левее, чтобы создалось впечатление настоящего столкновения. В кресле второго пилота сидел Мартинес, его главной задачей был ответчик, и он держал руку на его выключателе.

Когда их «Боинг» подлетел ближе, Хавьер увидел, что они набрали нужную высоту, теперь их самолет летел почти на одной высоте с президентским.

Не имея данных от ответчика, центр управления в Денвере не мог определить высоту полета неопознанного самолета. На экранах радаров положение самолетов выглядело так, что они вот-вот столкнутся, но так как пилот президентского самолета сообщил, что видит неопознанный самолет и что он следует своим курсом значительно ниже, диспетчеры без всякой тревоги наблюдали за тем, как отметки на экране радара приближаются друг к другу.

Главное было точно рассчитать время. У них не было возможности потренироваться на двух самолетах, но Харди вместе с Хуаресом и Мартинесом оттачивал на «Боинге» этот маневр десяток раз, пока не убедился, что они выполняют его четко. После этого они потренировались еще десяток раз.

И все-таки он весь напрягся, видя, как сближаются самолеты. Скорость у каждого была около шестисот миль в час. Держа курс 75°, Харди оглянулся через плечо и еще раз взглянул на подлетающий «Боинг». Теперь уже счет шел на секунды, самолеты неслись навстречу друг другу, Харди уже различал в кабине Хуареса и Мартинеса.

Пора!

В денверском центре управления воздушным движением Эндлер и Марфи увидели на экране радара, как две отметки слились в одну. В этот момент на высоте двадцать девять тысяч футов над пустынными равнинами Колорадо Харди резко повернул штурвал самолета вправо, одновременно выключив при этом правой рукой ответчик. В эту же секунду Хуарес рванул штурвал влево, внимательно следя за гирокомпасом, а Мартинес включил ответчик, настроенный на код президентского самолета. Харди продолжал выполнять крутой правый вираж, пока показания гирокомпаса не достигли 160°, затем резко вернул штурвал в исходное положение и лег на новый курс, а Хуарес в этот же момент выровнял самолет и взял курс 75°. Превращение было закончено.

Диспетчеры денверского центра прильнули к экрану радара, но вдруг отметка снова разделилась на две, и самолеты продолжили движение своими курсами: неопознанный самолет двигался на юго-запад курсом 160°, а борт номер один с работающим ответчиком продолжал лететь в Вашингтон курсом 75°.

Увидев, что «Боинг» с кубинцами удаляется, Харди облегченно вздохнул. На экранах радаров он больше не считался президентским самолетом, теперь самолет и президент были полностью в его распоряжении, и никто не знал об этом. Харди начал снижаться, через несколько минут он опустится ниже восемнадцати тысяч футов и выйдет из зоны радарного слежения. И теперь, если бы только Мохаммед Асри сработал быстро…

72

Мельник не мог отогнать от себя мысль, что все уже, наверное, закончилось. Если президента предупредят по прямой линии о возможности нахождения на борту бомбы и борт номер один благополучно приземлится в Денвере, то тогда уж точно все закончится. Теперь они знают, кого надо искать, в морской пехоте имелось полное досье на Харди. ФБР вполне сможет найти его, или, по крайней мере, сорвать все его планы.

А что потом? Все очень просто. Он вернется в Израиль, вернется к своей прежней жизни. А Лори? Как же Лори?

Вертер постоянно бросал взгляд на часы, но делал это так часто, что у него даже мелькнула мысль, что они сломались. Часы показывали десять минут шестого. Вертер постарался минут на десять-пятнадцать забыть про них, но, когда снова посмотрел на циферблат, на часах все так же было десять минут шестого. Он удивленно уставился на часы, секундная стрелка двигалась.

– Сколько сейчас времени? – спросил он.

– Что? – переспросил Мельник, отрываясь от своих мыслей.

– Который час?

– Десять минут шестого.

– Боже, как оно долго тянется.

– Линдгрен ведь сказал минут десять, да? Девять уже прошло.

– Думаете, пора вызывать его?

– Я бы дал ему еще минуту или две.

– Давайте вызывать. – Вертер кивнул Эду Бегли, который щелкнул выключателем и начал вызывать президентский самолет.

– Борт номер один, говорит штаб-квартира ФБР в Нью-Йорке.

– Я борт номер один, – ответил Харди.

Где же, черт возьми, Асри? Он посмотрел в том направлении, в котором удалился «Боинг» с кубинцами, следуя маршрутом президентского самолета, но ничего не увидел. Да он, собственно говоря, и не ожидал увидеть истребитель Асри, так как прошло всего несколько минут после того, как самолеты поменялись курсами. Сообщение о приближении истребителя Асри он должен был получить по радио, но этот вызов был не тем, которого он ожидал. Асри должен сделать все до того, как у этого чертова ФБР возникнут какие-нибудь подозрения.

– Вы уже выяснили причину неисправности прямой линии?

– Я борт номер один, еще нет. Я не знаю, чем они там заняты. Хотите, чтобы я послал узнать и доложил?

– Да, пожалуйста.

– Вас понял. У вас там что-то случилось?

– Нет, просто обычные срочные дела.

– Вас понял. Я постараюсь выяснить, в чем там дело, и сразу сообщу вам. – Харди щелкнул выключателем.

Черт побери, где же Асри?

Истребитель Мохаммеда Асри подлетал к точке, координаты которой ему передал Харди. Теперь, когда «Боинги» разменялись курсами, Асри был нацелен на самолет с кубинцами, хотя продолжал считать, что следует за президентским самолетом. Его истребитель следовал почти обратным курсом на высоте шестнадцать тысяч футов вне зоны радарного слежения. Асри рассчитал точное время, когда его истребитель должен был пройти под «Боингом», но, когда стрелки часов подошли к этому времени, он начал покрываться потом. Прошло еще пятнадцать секунд, и вдруг он заметил в небе на высоте тринадцать тысяч футов над ним точку, которая быстро принимала очертания самолета с крыльями прямой стреловидности. Асри продолжал удерживать курс до того момента, как «Боинг» прошел над ним, потом включил ответчик, рванул ручку управления на себя, буквально уперев ее себе в живот, дал полный газ и включил левой рукой дополнительные реактивные двигатели. Его моментально вдавило в кресло, а стрелка указателя высоты стремительно поползла вверх. Словно выброшенный мощной пружиной, истребитель взмыл вверх. Из этой полупетли истребитель вышел на высоте тридцать одна тысяча футов. Теперь он летел позади и немного выше «Боинга».

– Черт побери, а это еще что такое?

Диспетчер пункта управления воздушным движением в недоумении уставился на внезапно появившуюся на экране новую отметку. К нему подошли еще два диспетчера, чтобы посмотреть на происходящее на экране.

– Откуда он взялся? – спросил один из диспетчеров.

– Клянусь Богом, не знаю. Еще секунду назад его не было.

– Он следует за президентским самолетом, надо связаться с ними и предупредить.

Радио в кабине президентского самолета снова заработало, и, прежде чем сквозь треск электрических разрядов послышался голос, Харди моментально подумал: кто это может быть, опять чертово ФБР, или первые сведения об Асри?

– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера, у нас на экране радара появилось неопознанное воздушное средство, следует прямо позади вас вашим курсом.

Боже, отлично! Харди чуть не рассмеялся во весь голос.

– Я борт номер один, – ответил он со знакомым техасским акцентом. – Я прослежу за ним.

На борту другого «Боинга» кубинцы, услышавшие по радио это сообщение, переглянулись и нахмурились. Они знали, что теперь на радарах Управления гражданской авиации их самолет выполняет роль борта № 1. В этом и заключался весь план: все в Соединенных Штатах думают, что президент возвращается в Вашингтон, а Харди в это время вывозит его из страны. Еще четыре часа до того момента, как они приземлятся в Вашингтоне, никто не будет знать правду, а к этому времени президентский самолет уйдет из зоны слежения радаров и сможет улететь куда угодно. И никто не сможет обнаружить его.

Хуарес уже подумывал о том заявлении, которое он сделает после приземления на базе ВВС Эндрюс. Конечно, ареста и допроса не избежать, но, когда станет все известно о заговоре коммунистов с целью убить президента Соединенных Штатов, и о том, что Харди спас его, они все станут героями. А потом они снова вернутся на Кубу!

Но что это за сообщение еще о каком-то самолете? Хуарес не знал, что бы это могло значить, но, в любом случае, он ничего не мог поделать. Харди сам ответил им с борта президентского самолета. Глория Каролло настроила вторую радиостанцию на частоту, не используемую самолетами гражданской авиации, на которой они должны были держать связь с президентским самолетом, и услышала голос Харди:

– Виктор, я Чарли, сделайте разворот на 90° влево, потом снова вправо.

Глория передала сообщение Хуаресу, и через несколько секунд «Боинг» резко свернул влево. Воспользовавшись этой возможностью, Хуарес бросил через плечо взгляд на загадочный самолет. Это был военный самолет, истребитель. Хуарес ничего не понимал. Он снова резко отвернул «Боинг» вправо и продолжал следовать прежним курсом.

Глория дважды щелкнула тумблером радиостанции, и это означало, что инструкции выполнены.

Услышав двойной щелчок, Харди понял, что на экране радара заметили этот двойной разворот, который должен был означать, что пилот выполнил этот маневр, чтобы рассмотреть движущийся позади самолет, а затем лег на прежний курс. Харди включил радиостанцию.

– Диспетчерская Денвера, я борт номер один. Я его видел, похоже, что это военный истребитель. Идет моим курсом выше на несколько тысяч футов.

Хуарес услышал голос Харди в наушниках. Похоже, что Даллас все знает об этом истребителе и наверняка ожидал его появления. Так что все должно быть в полном порядке.

– Свяжитесь с этими чертовыми ВВС, – сердито сказал начальник смены диспетчеров. – Выясните, что это такое.

Один из диспетчеров снял трубку телефона связи с региональным штабом ВВС, а другой в это время пытался установить связь с истребителем. Примерно минуту стояла тишина, потом оба диспетчера одновременно повернулись к начальнику смены.

– Он не отвечает, – сказал один из диспетчеров. – Не могу установить с ним связь.

– У ВВС в этой зоне нет никаких реактивных истребителей, – сообщил второй диспетчер. – Они не знают, что это за истребитель.

– Засранцы! – взорвался начальник смены. – Передайте им, чтобы подняли несколько истребителей. Скажите, что неизвестный объект преследует президентский самолет.

В кабине «Пантеры» Асри услышал переговоры президентского самолета с диспетчерской Денвера и улыбнулся. Теперь он хотел, чтобы они знали о нем, поэтому он включил ответчик. Ему хотелось, чтобы в диспетчерской четко видели, что происходит, это не было трусливым убийством из-за угла. Это была война.

Он продолжал следовать прежним курсом позади и выше «Боинга», выжидая, пока оба самолета достигнут вершин Скалистых гор. Теперь, когда дополнительные реактивные двигатели выработали свой ресурс, он мог лететь на одной высоте и скорости с «Боингом» только на полном газу, но полет в таком режиме не мог продолжаться долго из-за опасности перегрева двигателей. Но Харди дал ему очень жесткие инструкции, поэтому он продолжал лететь на полной скорости, несмотря на то, что стрелка указателя температуры двигателей подобралась к красной черте. Наконец стрелка проскочила красную черту, и тогда Асри наклонил нос истребителя и устремил его вниз на хвост «Боинга».

– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера, – раздался взволнованный голос из громкоговорителя. – Неизвестный самолет увеличил скорость, он приближается к вам.

Глория Каролло подумала: «Что бы это могло значить? Кто это висит у них на хвосте? Кто-то нарушил их планы?»

– Диспетчерская Денвера, я борт номер один, – услышала она голос Харди, делающего вид, что неизвестный самолет преследует борт номер один. – Что происходит? Может, мне уйти с этого курса?

Харди был уже далеко; конечно, ему бы хотелось видеть, что там творится, потому что трудно было играть свою роль, только слушая переговоры. Но похоже, что все было в порядке.

Поймав «Боинг» в перекрестье прицела, Мохаммед Асри нажал кнопку, расположенную в верхней части ручки управления. С шипением и яркими вспышками оранжевого огня ракета класса «воздух-воздух» сорвалась с кронштейна, и инфракрасная система наведения направила ее прямо на струю выходящего газа двигателей «Боинга».

– Боже! Что это? – На экране радара в диспетчерской Денвера между двумя сближающимися отметками появилась третья. Судя по ее скорости, это была ракета, но диспетчеры не могли поверить своим глазам. Они видели, как эта отметка приближается к отметке президентского самолета.

– Борт номер один, у вас все в порядке?

По их тону Харди понял, что произошло. Он не ответил.

– Борт номер один, вы слышите меня? Пожалуйста, ответьте!

Харди протянул руку и выключил радиостанцию.

Глория Каролло почувствовала, как самолет внезапно накренился. Хавьер Хуарес тоже почувствовал этот крен и в изумлении уставился на штурвал, который с трудом поворачивался в его руках. Он начал подавать штурвал вперед и назад, но самолет никак не реагировал на это. Потом Хуарес почувствовал запах дыма.

Когда самолет завалился на крыло, стал переворачиваться и падать, Глория закричала. Она продолжала кричать, а кабина уже наполнилась дымом, и все начало вращаться с бешеной скоростью.

Диспетчеры в Денвере увидели, что отметка, обозначавшая президентский самолет, начала снижаться. Не веря своим глазам, они продолжали вызывать по радио борт номер один.

А Мохаммед верил своим глазам, и все, что он увидел, чрезвычайно обрадовало его: ракета, выпущенная истребителем, попала точно в выхлопную трубу и взорвалась. Несколько секунд «Боинг» еще продолжал лететь, но затем его охватило пламя, он завалился на крыло, перевернулся и, беспорядочно кувыркаясь, стал падать все ниже, ниже и ниже.

Асри бросил вниз свой истребитель, кружа над падающим «Боингом». Сердце его радостно забилось, когда «Боинг» врезался в гору, и над местом его падения вспыхнул громадный столб пламени. Асри продолжал кружить над местом падения самолета, наблюдая, как объятые пламенем и почерневшие обломки скатываются по склону горы – черные и красные куски на белом снегу, – а срываясь в ущелья, они рассыпались на еще более мелкие куски. Интересно, почему Даллас так настаивал, чтобы он сбил президентский самолет именно в этом месте? Ведь где бы ни упал самолет, в живых все равно бы никто не остался. «Но, может быть, Даллас, как и я, хочет быть абсолютно уверенным», – подумал Асри, пикируя на дымящиеся обломки и расстреливая их из пулемета.