Текст книги "Заколдованная палата"

Автор книги: Раиса Торбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Погладим и будет хорошо, – утешала девочек Светлана Ивановна.

Марксида принялась гладить. Воспитательница, сидя возле столика, читала вслух советы о выведении всевозможных пятен.

– Ай!.. Беда!.. – вскрикнула Марксида.

– Что такое? – вздрогнула Светлана Ивановна.

– Дырки, – печально сказала Рая.

Все места, которые подвергались энергичному воздействию кислоты и уксусной эссенции, – вываливались… Вся Митина рубашка – в дырках.

– Ой, что будем делать?!

Теперь уже бледный вид был у воспитательницы. Девочки с отчаяния готовы были зареветь…

– Не плачьте, купим ему новую рубашку, – решительно сказала Светлана Ивановна.

– Но ведь это стоит много денег.

– Я умею покупать дешево, – уверила она. Девочки убежали в палату и принесли Светлане Ивановне все свои сбережения – рубль сорок копеек.

– Хорошо, я добавлю немножко своих.

В обеденный перерыв Светлана Ивановна отправилась в «Детский мир», доложила своих 5 рублей купила Мите красивую рубашку в целлофановом конверте.

Когда она, сияющая и довольная, явилась в санаторий, девочки выбежали ей навстречу.

– Ну, что? – спросили девочки.

– Все в порядке.

Они отправились в процедурную, и Светлана Ивановна показала им обновку. Девочки прыгали, визжали от восторга и радовались, представляли себе, какой они устроят Мите сюрприз! Возник спор: при всех подарить рубашку, или когда он будет один? Девочкам хотелось – при всех. Светлана Ивановна подумала и решила, что лучше, когда он будет один. Так и сделали. Митя сидел в своей палате и вслух учил историю. Вдруг появились девочки. Они извинились, вошли в палату и торжественно обратились к Мите:

– Дорогой Митя! Мы забрызгали твою рубашку чернилами и раз уж мы виноваты, то купили тебе новую…

Митя густо покраснел.

– Не надо… Вы что думаете, если у меня нет отца, матери, так я нищий? Я заработаю в колхозе летом и сам себе куплю. Отдайте сейчас же мою рубашку. Куда вы ее девали?

Девочки смутились.

– Митя! Мы твою рубашку испортили. Стирали, стирали и сделали дырки, – сказала Рая.

– Тоже мне – прачки, – уничтожающе сказал Митя. – Пусть в дырках… буду носить, а подачек мне не надо, – и отвернулся.

Девочки стояли, переминаясь с ноги на ногу. Затем Марксида тихонько положила рубаху на ближайшую тумбочку, и обе вышли.

Митя не выходил из своей палаты до вечера. Леня стоял на страже у дверей и никого не впускал.

К ужину Митя явился в своей рубашке. Только теперь она была с короткими рукавами. На месте дыр красовались неумело, по-мужски сделанные заплаты, а там, где не хватало материала, он затянул дырки через край ниткой…

– Свято-о-о-й крест! – всплеснула руками няня Маша, увидев Митю.

Ляля громко засмеялась:

– Вот так рубашка!

Светлана Ивановна переглянулась с огорченными девочками.

– Не принял подарка…

Митя, не замечая их, прошел к своему столу. Девочки опустили глаза на дно стаканов с чаем. А Светлана Ивановна от расстройства оценку за поведение ребят в столовой поставила не в ту графу.

Она видела и понимала все, но не знала, как быть и что ей делать с этими большими детьми?

В воскресенье вечером, когда ребята были свободны от процедур и занятий, Светлана Ивановна предложила подготовить концерт к Первому мая. Ребята обрадовались. В концерте хотели участвовать все.

– Я знаю «У лукоморья дуб зеленый!» – хвалился Леня. – Поставим…

– Там нужен «кот ученый», – отговаривала его Светлана Ивановна. – Настоящий живой кот…

– Будет! – заверил Леня.

Во имя искусства Леня решил принести себя в жертву и потихоньку от Анны Тихоновны начал дрессировать Мобуту для будущей роли.

– А если поставить одну сцену из сказки Пушкина «О попе и его работнике Балде» с Фредиком в главной роли? – предложила Марксида.

– Замечательно! Балда! – восхищались ребята, – лучше не придумаешь!

– А в заключение поставим сказку Андерсена «Свинопас», – добавила Светлана Ивановна.

– Не хочу быть «Балдой», хочу – принцем! – заявил Фредик.

– Нет, я буду принцем, – сказал Валера.

– Валерочке эта роль больше подходит, чем тебе, – убеждала Фредика Ляля.

– А по-моему, роль принца может сыграть Митя, – заметила Марксида.

Ляля рассмеялась.

– Ну какой же из него принц? Деревенский парень, свинарь.

Марксида не сдавалась.

– А почему свинарь не может быть прекрасным, как принц?

Не будем сейчас спорить, – сказала Светлана Ивановна. – Дел у нас много. Будете заниматься хорошо, за месяц справимся с этой постановкой.

Но тут произошли такие события, что все полетело вверх тормашками.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«ПОПУГАЙНЫЙ КОТ»

«Умелые руки» постановили встретить Первомай «производственными успехами». Ребята собрали «больные» стулья, плетеные кресла, что стояли на летней веранде, тумбочки и понесли все это в «госпиталь».

В прохладной полутьме столярной мастерской пахло стружкой, клеем и краской. У большого окна с толстыми железными прутьями стоял старый и весь исстроганный верстак. На полке возле него – фуганки, рубанки, деревянные молотки, стамески, коловорот.

Иван Иванович учил ребят правильно стоять у верстака, укреплять рейку или дощечку, прежде чем начать строгать. И, оказывается, это совсем непросто – снять стружку.

Если же невнимательный или ленивый ученик портил материал, Иван Иванович «снимал стружку» с него самого – немногословно, тихо, с сожалением выговаривал за небрежность. И становилось стыдно.

Сегодня в «госпитале» кипит работа, готовится материал для скворечен. Митя, без палки, уверенно стоит у верстака и строгает доску. Светло-золотые, пахнущие смолой стружки, падают с верстака на деревянный пол. Мите нравится строгать и стоять так, по колено в стружке. Какой гладкой и блестящей становится доска. Он проводит ладонью по ее поверхности.

– Как шелк! Вот уж правильно, – ни сучка – ни задоринки.

Затем Митя деловито размечает доску складным метром и, как Иван Иванович, закладывает карандаш за ухо. Иван Иванович проверяет разметку и срез угольником. И видно, что он доволен учеником.

– Сделать скворечни – дело не мудреное, – говорит Иван Иванович, – но надо знать, что к чему. Вот к примеру: для синицы, малиновки или пищухи вполне достаточно, если ящичек будет в высоту двадцать – двадцать пять сантиметров, а в ширину – восемь. А леток не должен быть больше двух с половиной. Если леток сделать больше, в ящик заберется на квартиру воробей. И расположить скворечник надо умеючи. Для малиновки его надо построить в укромном месте, повесить чуть повыше, чем наш Леня, а для синицы так, чтобы Федор Улыбин рукой не достал.

– А если для свиристели? – интересуется Леня.

– Это таежная птица. Она сама вьет себе гнездо, чтобы человек ее не потревожил, – тихо отвечает Иван Иванович и принимается за работу. Он перетягивает пружины в большом диване. Остальные ребята – малярничают. Марксида шпаклюет старые растрескавшиеся тумбочки. Валерочка сосредоточенно чистит шкуркой уже просохшие после шпаклевки, другие ребята в клеенчатых фартуках красят. Это очень интересно – красить. Берешь в руки старую замызганную тумбочку, всю исписанную «эстафетами» и замазанную шпаклевкой. Покроешь ее белой эмалью или «слоновой костью», и она новая, чистая, блестящая, как из магазина.

Фредику сегодня досталась самая веселая работа. Иван Иванович заставил его надеть фартук и дал краски: голубую, красную и зеленую. Фредик должен раскрасить два плетеных кресла для летней веранды. Он покрасил одно. Кресло получилось яркое, нарядное. Иван Иванович одобрил. Но когда Захар Нилыч вызвал через форточку Ивана Ивановича к себе, чтобы подписать накладные на получение красок и олифы к Первому мая, Фредик поймал Мобуту и вместо второго кресла выкрасил его в разные цвета. Получился прямо-таки «попугайный кот»…

– Кот «Ару», – хохотал Валерочка. – Новый вид в мире животных.

Ребята побросали свои кисти и краски и смеялись до упаду. Кот вырвался из руки Фредика и поскакал через дорогу, прямо в курортную кухню. В таком виде его не узнали знакомые псы и с ожесточенным лаем набросились на «чужака». С визгом шарахнулись в сторону обычно ласкавшие его официантки.

Кот ворвался в кухню и ошалело кинулся под ноги поварихе, подававшей в это время судки с обедом Анне Тихоновне. Повариха с испуга уронила их на пол. Анна Тихоновна обомлела, увидев странное «чудовище», и только когда это «чудовище» стало урча подлизывать мясной соус на полу, Анна Тихоновна с горестью опознала в нем своего драгоценного Васеньку. Она схватила его и в таком раскрашенном виде потащила в кабинет к директору курорта как «вещественное доказательство». Но оно по дороге у нее вырвалось. Директор сначала слушала ее серьезно и сочувственно, но, увидев вскочившего его к нему на подоконник раскрашенного кота, изогнувшегося в дугу, с поднятым хвостом, принялась хохотать сама. Анна Тихоновна возмутилась и начала кричать на весь курорт, что не позволит издеваться над собой и над своим котом.

– Я здесь двадцать лет работаю, – кричала она. – Пережила двенадцать директоров, десять бухгалтеров, пятнадцать завхозов, двадцать поваров, сотню шоферов! Все жулики, пьяницы, воры! А у меня хоть бы порошинка пропала!

Расстроенная Анна Тихоновна вернулась в склад. Ребята спрятались за верстак и кресла, ожидая грозы, но она не разразилась.

– Бессовестные, – с укоризной сказала Анна Тихоновна, – что вы с моим котиком сделали? Ведь он может богу душу отдать.

Она села на порог и заплакала. У Лени сразу же защипало в носу и из глаз закапали крупные капли прямо на ярко выкрашенное кресло.

– Не порть работу! – отодвинул в сторону свое произведение Фредик и, осклабившись, взглянул на ребят. Никто не смеялся. У многих глаза были «на мокром месте»…

– Разрюмились, – презрительно сказал Фредик, – испугались. – И, выпрямившись во весь рост, демонстративно шагнул мимо Анны Тихоновны. Он ожидал упреков, брани, хорошей трепки.

Но Анна Тихоновна, понуро сидя на порожке, только взглянула на него сквозь слезы.

Через некоторое время в пионерскую к Светлане Ивановне заявился Фредик с оцарапанной физиономией и котом, завернутым в газету. Из «фунтика» торчала его красная голова с ярко-желтыми глазами, а внизу мотался трехцветный хвост. Кот жалобно мяукал…

– Я ведь не хотел, чтоб он сдох. Я – пошутить, для ради смеха…

– А если тебя раздеть и покрасить «для ради смеха»? Хорошо тебе будет? Ты меня подводишь, – сердилась Светлана Ивановна.

– Спасите его, – просил Фредик, прижимая к себе кота. – Я больше не буду, честное п… п… – запнулся он и умолк.

Светлана Ивановна вызвала в санаторий ветеринарного врача. Фредик со своим пациентом ожидал его в изоляторе. Туда же набились и ребята. Ветеринар сказал, что надо срочно обстричь кота, чтобы поры его тела дышали. Для этого его надо усыпить. Как только Леня увидел в руках доктора шприц, он взял такую высокую ноту, что пришлось укол коту отменить. Сильную дозу снотворного закатали в шарик со свежим мясом и дали коту. Несмотря на плохое самочувствие, Мобуту его живо проглотил. Вскоре он зевнул, потянулся, как-то весь обмяк и закрыл глаза.

– Помрет наш котик, помрет, – тихо запричитала тетя Клава, утирая слезы новой салфеткой. К ее тихим стенаниям присоединил свой рев Леня. Их вместе с тетей Клавой вывели из «операционной». Ветеринар ловко обхватал ножницами всего Мобуту. Затем его спящего протерли бензином, вымыли теплой мыльной водой и завернули в тетин Клавин шерстяной платок.

Кот спал три часа. Фредик не спускал с него глаз. В санатории никогда еще не было такой тишины. Ребята ходили на цыпочках и только слышалось: «Ш… ш…»

Проснулся Мобуту невеселым, слабеньким. Тетя Клава сейчас же угостила его свежим молоком, а дежурная сестра дала понюхать валерьянки. Это ему очень понравилось. Он сразу повеселел. Принялся прыгать, как ни в чем не бывало. После «операции» Мобуту оказался тощим, худым и потерял всю свою красоту. Шерсть его была выстрижена клочьями и в самых неожиданных местах, но зато он остался жив и здоров.

Анна Тихоновна, расстроенная, пригорюнившись, силе дела за своим колченогим столиком и счетами. В дверях склада появился Фредик.

– Нате вашего кота, – кинул он ей на стол Мобуту. – Подумаешь, расплакалась. Кота им жалко.

– Жалко, – прижала к груди своего любимца хозяйка.

– А меня вот никому не жалко, никому, хоть сдохни! – крикнул Фредик и, задохнувшись от спазмы, сжавшей горло, убежал из склада за санаторий.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

КУДА ДЕВАЛАСЬ СУМКА?

Здесь, на выступе фундамента, между угольным люком и подвальным входом в котельную, он любил посидеть и покурить в тишине и полной безопасности.

Хорошо. Позади – стена. Впереди – парк. Кругом – ни души. Котельную давно перестали топить. От воспитательских глаз со стороны санатория и сверху его надежно укрывает пол летней веранды, опирающейся на кирпичные подпоры. Окно из бельевой, выходящей в парк, всегда закрыто простыней. Со стороны парка Фредика тоже никому не видно. Прямо высится на постаменте гипсовый пионер с горном. Раньше этот пионер с пионеркой стояли у самого входа в детский санаторий. Но после того, как Фредика исключили из пионеров, он в учебное время болтался в парке. И чтобы отомстить «им», отбил этому пионеру нос. Это было еще до санатория. Скульптуру с изъяном временно поставили «на зады» санатория, а пионерка с голубем стоит в глубине санаторного дворика и по прежнему поднимает ввысь птицу мира.

При воспоминании о голубе, Фредику стало еще хуже.

«И дернул меня черт убить мраморного голубя. Хотел Ляльке сюрприз сделать. Чуть из санатория из-за него не выгнали. Тоже раскудахтались все: «Ах, ох, голубя жалко… кота жалко», – с раздражением думал он.

Чтобы успокоиться немного, Фредик достал папиросы и спички. Закурил. Не успел затянуться, как внезапно перед ним появилась Светлана Ивановна. Он сунул зажженную папиросу в карман. В чистом воздухе запахло шерстью, а на модных штанах Валерочки, которые «до завтра» одолжил Фредик, появилась чуточная дырка.

– Кури, – просто сказала Светлана Ивановна и села с ним рядом. Сидели и молчали. Фредик курил.

– Иди ужинать, – нарушила молчание воспитательница.

– Не пойду, – отрезал Фредик. Его губы почему-то задрожали и стали толще, а нос покраснел.

– Не расстраивайся, – мягко дотронулась до его плеча Светлана Ивановна, – в жизни всякое бывает…

И снова ему сжало горло.

– Можно мне сбегать домой? – попросил Фредик. Светлана Ивановна подумала.

– Нет, не могу разрешить. Ты же знаешь, мы опасаемся инфекции.

Фредик насупился.

– Знаешь, я сегодня же побываю у твоей матери, скажу ей, чтобы пришла, ты очень соскучился…

– Ладно, – повеселел Фредик.

– Ну, я пойду. А ты – кончай и иди в санаторий. Да смотри, чтоб никто не видел, – указала она на папиросу. – А то знаешь, что нам будет?

Фредик понимающе усмехнулся:

– Знаю.

Расстались они, как заговорщики. Фредик решил не подводить Светлану Ивановну. Надо быть на месте. Он бросил окурок в люк и хотел уйти. Но в этот момент совсем неожиданно открылось в парк окно бельевой. Из него высунулась толстая рука. Она опустила вниз, в старый бурьян, желтую хозяйственную сумку.

– Это «Химия»! – догадался Фредик и решил подшутить над своим врагом. Он подкрался. Схватил сумку и швырнул ее в угольный люк, а сам бесшумно скользнул в котельную, посмотреть, что будет.

Вскоре появилась «Химия» без халата. Колыхая своими телесами, она с безмятежным видом прошла мимо котельной к своему окну и наклонилась. Сумки на месте не было. Фредик готов был лопнуть от смеха, наблюдая за нею. Она шарила в кустах, перекидывала старые кирпичи и камни, искала, чертыхалась, и пот в три ручья катился с ее то красного, то бледного лица. Наконец она отправилась обратно. Чтобы его не заметили, Фредик запрятался прямо в угольный склад. Услышав, как захлопнулась дверь, Фредик понял, что она вошла в санаторий. Его разобрало любопытство, что же может быть в этой сумке? В темноте он полез на угольную кучу и достал блестевшую замком сумку. При свете, падающем из люка, он прежде всего увидел или вернее ощутил по форме и запаху два больших апельсина.

«Это она сперла у Валерки», – сообразил Фредик. И он с удовольствием съел апельсины. «Наверное и конфет набрала целую кучу», – пошарил в сумке Фредик. Конфеты были тоже и, кроме этого, еще что-то мягкое.

Это оказались две новые простыни и один пододеяльник со штампом детского санатория. «Украла!» – понял Фредик. – Вот тебе и «на страже государственного имущества!» «Что делать?»

Он решил отдать сумку Светлане Ивановне, пусть она сама решает, что делать. При выходе из котельной Фредик столкнулся с няней Машей, несшей большой короб с черепками битой посуды для списания.

– Святой крест! Домовой! Лешай? – ужаснулась няня Маша и вместе с посудой грохнулась наземь.

Светлана Ивановна не упала в обморок, но тоже ахнула, когда Фредик, весь в угольной пыли, черный, как трубочист, предстал перед нею в пионерской. Он подал ей сумку, а сам опустился на белоснежный чехол дивана и рассказал все.

Воспитательница сумку со всем содержимым заперла в шкаф.

– Я всегда верила в тебя, считала хорошим парнем, – обрадовано сказала Светлана Ивановна. Она вся сияла и лучилась, вглядываясь в черного, как трубочиста Фредика. Ему стало даже как-то неловко от ее восторгов, и Фредик смутился, вероятно, первый раз в жизни.

– Правда, я работаю первый год, – доверительно обратилась она к Фредику, – но мне кажется, что детскую душу я читаю, как открытую книгу.

Фредик слушал ее и с некоторым опасением думал: «А что, если она меня прочтет от доски до доски? Я же не вор. У меня еще ни одного привода не было. И не будет!» – твердо решил Фредик. – «Но в жизни всякое бывает, она полна неожиданностей!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ПРОЩАЙ, «ДИЗОВКА»!

Как только стаял снег в парке и теплые лучи мягкого апрельского солнца согрели землю, свежая зеленая трава пробилась сквозь желтовато-коричневый покров прошлогодней листвы. По краям широкой аллеи у стволов, еще не одетых в зелень деревьев, забелели мелкие цветочки пастушьей сумки и дикой редиски, золотинкой блеснул горицвет.

И яркими маками расцвели в парке красные галстуки пионеров. Пришли ребята с тракторного. Их сразу же заметили «санаторники» и побежали навстречу гостям. Оказывается, они приехали на машине за обещанным металлоломом.

Ребята с гордостью подвели гостей к дизовке. Вокруг нее выросла зеленая травка. Огромная массивная дизовка привела гостей в восхищение.

– Вот это – да!

– Сила!

– На два колеса хватит!

– Половина трактора!

– Можем одолжить часть шестому классу «Б», они пока совсем без колес. Один из пионеров побежал к воротам, чтобы подогнать машину.

Но как взять дизовку? В открытую дверь склада была видна Анна Тихоновна, сидевшая за своим столиком со счетами. Она всегда находилась в состоянии войны с ребятами, а после случая с окраской Мобуту отношения и вовсе обострились. Решили, как всегда, обратиться за помощью к Захару Нилычу. Он почти до сапог вылез из настежь открытого окна и свесился вниз, чтобы услышать то, что ему, сложив ладонь трубкой, «по секрету» прокричали ребята.

– Берите, берите ее, – хрипящим шепотом говорил он, – я ее давно списал и с директором курорта договорился.

Ребята жестами показывали, что дизовка велика, а дверь у Анны Тихоновны открыта…

Захар Нилыч вспомнил наказ главного врача – с Анной Тихоновной обращаться деликатно и не наносить ей травмы.

– Надо сделать так, чтобы она ничего не видела…

Светлана Ивановна кивнула Фредику на открытую дверь. Он понял. После вчерашнего разговора для Светланы Ивановны Фредик готов сделать все! Не только закрыть Анну Тихоновну, но любого тигра, льва, десять львов! Ведь Светлана Ивановна, как обещала ему, побывала поздно вечером у матери. А сегодня принесла ему гостинцы и один рубль! Целое состояние! Он к Маю сможет подарить этой Ляльке одеколон или маленький флакон пробных, настоящих духов…

– Ну, как она там, устраивается на работу или уходит? – с мягкой иронией спросил Фредик про мать.

– Ничего, здорова, скоро придет, – ответила Светлана Ивановна, не глядя ему в глаза.

«Верно, мать опять что-нибудь учудила!» – с тревогой подумал Фредик. – «Она – такая!». – Но хорошее настроение не испортилось.

По знаку Светланы Ивановны Фредик мигом очутился возле склада, захлопнул дверь и накинул замок на петли.

– Готово!

– Это что еще за шутка? – рассердилась Анна Тихоновна. – Сейчас же откройте!

– Навались! – командовал Фредик. – Раз-два, взяли!

Дизовка с грохотом упала на бок. Ребята облепили ее, как муравьи, подняли и поволокли к машине.

– Сорок лошадиных сил! – басил Фредик.

– Нет, сорок жеребенкиных! – пищал Леня.

На помощь им подбежали двое взрослых рабочих с машины и четыре десятиклассника. Дизовка с металлическим лязгом была погружена в машину.

– Спасибо вам! – благодарили пионеры. – Первого мая, на демонстрации, наш трактор пойдет впереди школы. Смотрите, не пропустите…

– А мы на Первое мая в пять часов дня приглашаем вас к себе на концерт!..

– Салют!

Машина тронулась с громыханием и веселой пионерской песней:

Эх, хорошо в стране Советской жить.

Эх, хорошо в стране любимым быть!..

Теперь, кто осмелится открыть дверь склада, за которой бушевала запертая Анна Тихоновна?

– Я хоть воевал на фронте и медали имею за отвагу, но в данном конкретном случае – пасую. Боюсь, что не выдержу атаки, в жизни не воевал с бабами, – конфузливо сдал свои позиции Захар Нилыч.

– Я пойду! – героически заявил Фредик.

– Что ты! – вступилась Ида, – она тебя разорвет на мелкие клочки, она же видела, что это ты ее закрыл.

– Пойду я, – решился Леня. – Я маленький. Она мне ничего не сделает.

– Ладно, – согласились ребята. – Мы будем тебя караулить на крыльце.

– А мы будем у окна «болеть», – сказала Рая, держа за руку Лялю, и девочки побежали наверх.

Леня не без страха подошел к двери. В нее обеими руками колотила Анна Тихоновна. Сверху из окна Леню поощряли болельщики.

– Смелей!

– Не бойся!

– Не трусь! Мы за тебя.

Леня сбросил замок с петель и кинулся бежать. Анна Тихоновна, разъяренная, красная, выскочила из склада.

– Это что еще за безобразие? – кричала она. – Опять штучки долговязого губошлепа? Где он? – я вас спрашиваю… Давайте его сюда, этого кошкиного мучителя.

– Ну что раскричалась на весь курорт? Вот он – я, Фредик, – свесился он с подоконника. Здесь Фредик чувствовал себя в полной безопасности.

– И с какого это дня ты стал «Фредиком»? – накинулась на него Анна Тихоновна. – Ты – Федька, Федор – Улыбихин сын. Тебя весь город знает.

Фредик продолжал улыбаться

– Улыбаешься все, смешно? – возмущалась Анна Тихоновна. – Напялил на себя чужие брючки, голова – помелом и готов – «Фредик»! Подумаешь! Да я тебя насквозь всего знаю…

– Ну и что?..

– А то, всем известно, как ты вместо школы по кустам бегал, посуду из-под вина после гулянок собирал и сдавал в магазины!

– Ну, а жрать-то мне надо было?

Анна Тихоновна на секунду остановилась. Но она еще не высказалась до конца.

– Не мой ты сын, а то я бы тебе показала, как по кустам бегать, котов красить… Попробовал бы ты у меня хоть один раз не пойти в школу. Я бы с тебя семь шкур спустила, с ирода этакого! Ты бы у меня за двойку неделю не сел бы на одно место.

– Расфыркалась, разошлась. Ладно, – пытался остановить ее Фредик.

– Ладно – не ладно, продолжала Анна Тихоновна. – Был бы ты моим сыном, я, может быть, день и ночь работала бы для тебя, как проклятая. Сама бы осталась без куска, не емши, ни пимши, но из тебя бы сделала человека!

Вдруг она заметила, что нет дизовки. Там, где раньше стояла на ржавых ножках дизовка, зеленел квадрат молодой травки.

– Списали? Уже сплавили? – переключилась она на Захара Нилыча.

– Так точно, – списал и сплавил, – с торжеством подтвердил бухгалтер. – А после мая спишу и вывезу из вашего склада весь железный хлам!

– Только через мой труп! – патетически заявила Анна Тихоновна. – Я здесь двадцать лет работаю, – начала она.

Ребята подхватили скороговоркой:

– Пережила двенадцать директоров!

– Десять бухгалтеров!

– Пятнадцать завхозов!

– Двадцать поваров!

– Сто шоферов! Затем хором:

– И все жулики, пьяницы, воры, а у меня хоть бы порошинка пропала!

Анна Тихоновна неожиданно для себя и ребят рассмеялась.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

 ПРЕДПРАЗДНИЧНАЯ СУЕТА

Дети, воспитатели, инструктор по труду – все красили, шили, крахмалили, гладили. Младшие рвали на мелкие кусочки массу газетной бумаги. Это готовилась голова лошади из папье-маше для Балды. Он покажет чертенятам, какой он сильный. Может ногами поднимать лошадь и нести ее. На самом деле, он прокатится на лошади верхом по сцене разок, другой.

Для Балды достали весь костюм: посконную длинную рубаху, онучи и здоровенные лапти. Брюки годились от любой полосатой пижамы. Вместо войлочной на голове у него будет фетровая шляпа Захара Нилыча.

Светлана Ивановна попросила у Паши на время его чапан с капюшоном.

– Ну куда вам такая грязная одежда? – удивился Паша.

– Надо…

Затем Светлана Ивановна из темного капронового чулка сделала маску. Она так разрисовала ее, что каждое лицо в этой маске становилось неузнаваемым, даже уродливым.

– Для кого это? – спрашивали ее ребята.

– Для свинопаса…

Валерочка и Фредик неутомимо мельчили деревянным молотком остатки разбитых елочных игрушек. Это «бриллианты» и «драгоценные камни» для Ляли. Она с увлечением осыпала ими все «диадемы, колье, браслеты», которые наденет на себя в спектакле. Маленькая Наташа обижалась, что Ляля теперь не обращает на нее никакого внимания и даже прикрикнула: «Уйди! Ты мешаешь!» Марксида усадила Наташу за свой стол и дала ей лоскутков, а сама продолжала нашивать заплаты на штаны «Балде» и посматривать на Митю, который «фунтиком» и «золотом» выводил тонкий рисунок на белой накрахмаленной марле. Это вуаль для Ляли-принцессы. Митя работал молча и думал о чем-то своем, невеселом.

– О чем задумался, детина? – шутливо спела ему Ида.

Митя усмехнулся.

– Так… писем нет давно из дома. Я написал уже три письма: одно – ребятам, другое – дяде Антипу. И все молчат. Недавно отправил последнее председателю колхоза. Заодно уже и с Маем поздравил. Как-то они там живут без меня?..

Завтра Первое мая! Сегодня надо закончить все приготовления к знаменательному дню.

Няни моют и чистят все, что попадается им под руки: полы, стены, двери, окна, ковры, девочек и мальчиков, лежачих, ходячих и бегающих.

В пионерской в эмалированных ведрах и кувшинах стоят ветки деревьев, покрытые нежной листвой. На глазах у всех распускаются бело-розовые цветы яблони и миндаля.

За столами и на ковре ребята сами делают цветы: розы, ромашки, яркие красные маки, тюльпаны. Все до единого вырезают, клеят. Няни в полном отчаянии. Не приходится выпускать из рук веника и тряпки.

– И откуда у них этот мусор сыплется? – ворчит, подметая, няня Маша.

– Откуда бы ни сыпался – подметайте! – и Светлана Ивановна уносится в костюмерную с кусками марли, раскрашенной всеми цветами радуги.

«Костюмерную» устроили в пустующем изоляторе. Там, на протянутых между стенами шнурках, красовались костюмы всех «цветов»: розы, незабудки, ромашки, ландыш и самый красивый – Ляли-принцессы. Он как белое облако!

Здесь же в костюмерной Марксида гладит ребятам пионерские галстуки. Большие мальчики стоят в очереди к другому столу, на котором они могут выгладить свои брюки и рубашки.

Фредик в санаторной пижаме, худой и нескладный, пришел с Валерочкиными брюками. Он опять выпросил их у него на праздник. Свои совсем износились.

Когда подходит его очередь, он неумело складывает их и пробует гладить.

– Ты их водой сбрызни сначала и через тряпку, – советуют ребята из очереди.

«И ничего у него не получается. Одно место гладишь, другое – мнется. И складочки оказались не там, где надо. И какие-то они кривые!»

Ляля заглянула в костюмерную, чтобы еще раз полюбоваться на свой роскошный костюм.

– Ляль! Погладь! – просит Фредик.

– Вот еще! – и Ляля убегает.

– Фредька, ну ты скоро?! – торопят его ребята, – ведь всем надо успеть!..

– Сейчас, – Фредик ходит вокруг стола, спешит, весь взмок, обжег себе палец. А подлые брюки – не даются, хоть плачь… Так и норовят сползти под стол или штанина на зло подворачивается там, где не надо. Запахло паленым.

К столу ребят подходит Марксида. Она молча выдергивает из рук Фредика брюки и гладит по всем правилам. Складочки получились, как стрелки.

– Спасибо, – просто говорит Фредик и довольный уносится с брюками в палату.

В самый разгар подготовки в санатории появилась делегация ребят, пионеров с тракторного. Они пришли поблагодарить детский санаторий за металлолом.

По этому поводу в пионерской устроили шумную «летучку».

Сначала спорили и подавали советы все сразу. Наконец Марксиде удалось перекричать остальных.

– Дизовка чья? Анны Тихоновны. Она ее сохранила, значит и благодарить надо ее.

– Правильно, – поддержала ее предложение Светлана Ивановна.

Гости почувствовали себя в затруднении. Они никак не готовились к встрече с Анной Тихоновной.

– Давайте сочиним для нее торжественную речь, – предложила Марксида и села писать. – Диктуйте!

Каждый из ребят требовал, чтобы в эту речь обязательно внесли хоть одно его слово. Речь получилась с простыню. Лоб Марксиды покрылся испариной, пальцы – чернилами. А пожеланиям не было конца.

Когда гости увидели, что им предстоит выучить, они ахнули: «И в неделю не одолеем»…

Светлана Ивановна все повычеркивала и сказала, что самая лучшая речь – самая короткая.

– А лучше всего ничего не заучивать, сказать от души, что думаешь!

Увидев в открытую дверь шествующих к складу ребят, Анна Тихоновна, чтобы ее не закрыли в складе, как прошлый раз, вышла, намереваясь встретить их «в штыки». Но ее остановила торжественность, с которой к ней приближались дети.

Все – в красных шелковых галстуках, мальчики – опрятные, подтянутые, девочки – в белых передниках и лентах. Одна из них выступила вперед и обратилась к ней с речью:

– Дорогая Анна Тихоновна!

Сердце Анны Тихоновны дрогнуло. Как давно к ней так никто не обращался, – «дорогая»…

– От учащихся нашей школы и пионерской дружины имени Зои Космодемьянской мы благодарим вас за металлолом, который вы сберегли и нам отдали… «Положим, сами взяли, без моего согласия», – подумала Анна Тихоновна, но ничего не сказала. Это уже ей показалось не важным. Важно то, что говорит эта сероглазая девочка с красным галстуком на шее.

– Только благодаря вашему подарку наш трактор выйдет завтра на первомайский парад и прямо с парада – в колхоз на поля. Просим вас, дорогая Анна Тихоновна, принять участие в нашем празднике. Вы будете у нас самой почетной и желанной гостьей.

Ребята зааплодировали.

– Благодарим нас, за то, что мы сделали для вас! Ой, спуталась, – покраснела девочка. – Благодарим вас, нет нас, ой! – и поскорей закончила: – Примите наш скромный подарок.