Текст книги "Линейный корабль "Император Павел I" (1906 – 1925)"

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

"Шел второй месяц войны, дредноуты наши еще довооружали в Петербурге. Вся наша сила была в устаревших линкорах, 2-х бригадах крейсеров, 7 эсминцах, в подлодках. Понятно, отбросили бы нас немцы в первые же дни к о. Гогланду, не стой мы на центральном минном заграждении, прикрывавшем залив от о. Нарген до Реншера на финляндском берегу. Стояли мы обычно на Ревельском рейде, иногда перед Гельсингфорсом в 2-х часовой готовности, реже в 4-х часовой. Первые дни напряженности сменились военными буднями. Крейсера стояли в Тверминне, выходили по двое нести дозор в горле залива. Эсминцы начали (с 15 сентября) постановку мин у немецких берегов, оборона переходила в оперативную. Но нам на линкорах оставалось только ждать, когда потребуется разрядить по целям свои орудия, и это становилось скучным, начальник бригады и приказал, чтоб занять офицеров, организовать на кораблях военно-морские игры.

"Нам на "Павле I" ("Руслане") достался вариант прорыва заграждения противником на южном направлении. Я уже 2 года плавал штурманом и достаточно наторел в вычерчивании всяких кривых охвата. Мы начали игру без особого увлечения – кому мечталось поплавать на крейсерах, кому на эсминцах. 27/IX старого стиля, 10/Х нового, крейсер "Адмирал Макаров" был атакован подлодкой и с трудом от нее увернулся. Командир наш, капитан 1 ранга Небольсин, прочтя радио, пожал плечами, сказал: "И к чему гонять в дозор крейсера – это же приманка для подлодок, идут средним ходом, длинные, неповоротливые, крейсера надо держать в Тверминне, за боннами, выходить, когда немцы пошлют крупные корабли, а в дозор посылать большие эсминцы – и район охватят больший, и угля меньше сожгут, и лодка сама от них шарахнется. Ну-ка, штурманы, решите задачу: возьмите прямоугольник длинной 6 миль, шириной 1,5–2 мили. Крейсер идет посредине 10 узлов, подлодка в его носовых курсовых углах, считайте, что перископ заметит в 5 кабельтовых. Проверьте, сумеет ли увернуться на расстоянии 1, 2, 3, кабельтова".

Но уже к вечеру на корабль просочились слухи о принятом будто бы в штабе и воспринятом всеми с чувством облегчения решении прекратить посылку в дозор слишком уязвимых больших крейсеров. Поэтому и решение командирской задачи, превращавшейся теперь в не имевшее особой срочности академическое упражнение, из-за позднего времени отложили на следующий день. "Тем с большим удивлением, – писал далее Б.Л. Дандре, – увидели утром уходившие с рейда броненосный крейсер "Россия" и крейсер "Диана" (или "Аврора") отряда контрадмирала Лескова. "Решили все же продолжать рисковать, – с неудовольствием заметил наш командир, – и эсминцев при этом нет". Пробормотав какую-то английскую фразу, командир спустился к себе в салон.

Трудно сказать, почему, сознавая опасность нелепой гибели очередного дозорного крейсера, командир Небольсин не обратился со срочной радиограммой на флагманский «Рюрик», чтобы предупредить командующего флотом. Возможно, опасался, что его инициативу могли признать вольнодумством, возможно, такое предостережение был сделано, но затерялось в бумагах штаба. Не исключено, что оно скрывается где-то в деле о расследовании гибели корабля. И.И. Ренгартен о предостережении А.К. Небольсина не упоминает. Странно, что о подобной инициативе ничего не вспоминал и Б.Л. Дандре. Не могло же быть, чтобы у офицеров «Павла» не явилось подобных предложений. Но в том-то, видимо, и состоял непознаваемый для нашего времени феномен рутины, что люди тех дней были мало склонны к инициативам. Военное воспитание приучало прежде всего к безоговорочному послушанию, а творческое мышление и инициативы никакой тоталитарный режим не жаловал. И поэтому, уверенные в непреложности отданного накануне приказа, офицеры «Павла I» объяснили себе лишь возможной сменой базирования. Это, понятно, не могло быть поводом для инициативы перед начальством.

"День прошел в тревожном ожидании – писал далее Б.Л. Дандре, – только после отдыха взялись с лейтенантом Ланге за задачу". Оказалось, что идя 50-уз скоростью (действительная величина была неизвестна), торпеда, выпущенная с расстояния 6 каб., поражает корабль гарантированно. Спасти могла перемена курса, но надо было сначала увидеть перископ. Ведь удалось же это "Адмиралу Макарову". Два штурмана еще не знали, что крейсеру безумно повезло – он, окончив осмотр остановленного им парохода, дал ход в момент выстрела, сделанного лодкой в расчете па недвижимую цель, и тем избежал попадания. "Подводники хвастают, что если волна 3 балла и гуляют барашки, то всегда можно подойти незаметно… А сегодня тихо совсем… Перископ увидят… Попробуй взять 3 кабельтова, курсовой 60, а я покатаюсь пока на велосипеде по юту. Это разрешалось, я поднялся наверх и стал описывать круги вокруг 12-дм башни. Минут через двадцать Рунге вышел на палубу и сказал: "Паллада взорвана".

"Ты взял 3 кабельтова и курсовой 60?". "Да не о задаче говорю. "Паллада" взорвана! Погибла. Понимаешь? "Ты что", – сказал я не веря своим ушам, стопоря велосипед, ставя ногу на палубу. Пойдем в кают-компанию. Старший офицер держал в руках радиотелеграмму с эсминца. Все были взволнованы. Текст гласил: "Над "Палладой" огромный столб воды, огня. Исчезла". Дальнейшее стало известно от командиров эсминцев и "Баяна". Катастрофа была исключительная. С кораблем вес экипаж погиб полностью. "Спасать было некого. Плавало несколько фуражек, ни одного трупа, ни одного обломка дерева. ни одного спасательного круга", – писал Б.Л. Дандре. Очевидно, как это было и с "Петропавловском", сдетонировал весь боезапас".

И это означало, что флот еще раз поплатился за недостаточный учет уроков войны с Японией, за невнимание к опыту мировой войны и собственному, только вчера – 27 сентября – состоявшемуся уроку спасения "Адмирала Макарова" от выпущенных по нему торпед. Война в Северном море насчитывала к тому времени три фантастически легко доставшиеся подводным лодкам победы. 23 августа/3 сентября германская U21 потопила английский легкий крейсер "Патфайндер", 31 августа/13 сентября германский крейсер "Хеле" был потоплен английской лодкой Е9. 9/22 сентября несказанный успех выпал на долю германской лодки U9, один за другим (с промежутком на перезарядку аппаратов) пустившей ко дну последовательно подставлявших себя под выстрелы три английских крейсера "Абукир", "Хог" и "Крести". Эти уроки в русском флоте учтены не были. О них, как это видно из рассказа Б.Л. Дандре, не упомянул и командир "Императора Павла 1", и сам он, в том же рассказе считал, что потопление трех английских крейсеров произошло несколькими днями позднее, чем погибла "Паллада". На обнаружение же по документам причин, в силу которых осталось неисполненным намерение штаба прекратить посылку крейсеров в дозор, рассчитывать и вовсе не приходилось. Как объяснял Б.Л. Дандре, "рапорты Генмору и министру писали умные люди, не хотевшие зла пи другим, ни себе".

На четырех фото вверху: на «Павле I» во время проведения водолазных работ. 1915 г.

Уже позднее у сверстника по выпуску из Морского корпуса флаг-офицера штаба лейтенанта Е.Ф. Винтера 2 (1890-?) удалось вытянуть очень неохотное признание о произошедшей в штабе неувязке («Каждый старался сделать как можно лучше, а получилась ошибка, горе».) и как беспощадно корил себя за это Н.О. Эссен. Промах или несогласованность действий штаба усугубил и командир «Паллады» капитан 1 ранга С.Р. Магнус (1871–1914). Пришедший на эту должность после командования дивизионом подводных лодок, он, видимо, имел невысокое мнение о их деятельности и поэтому отпустил два конвоировавших его эсминца.

Только после катастрофы, стоившей флоту гибели до 600 человек, да и то со скрипом, начали налаживать противолодочную оборону: ходить с увеличенными скоростями и переменными курсами, защищать подходы к базам сетями и бонами и дозорами сторожевых катеров. И именно на "Павле I" сделали первые заметные шаги в организации противолодочной обороны. Б.Л. Дандре вспоминал, как в связи с углублением подходов в Гельсингфорскую гавань потребовалось организовать защиту стоянки флота на внешнем рейде, где кораблям приходилось стоять под скалами крепости. Тогда штаб командующего, для охраны ближайших подступов с моря, приказал составить отряд из паровых катеров с линкоров и крейсеров. Командовать отрядом поручили Б.Л. Дандре как младшему штурману.

"Всего было 8 катеров более мореходных, чем первые, служившие для связи с берегом и разъездов начальства. Поставили на них 47-мм пушки Готчкисса, пулеметы. Поставили легкие мачты, дали флаги малого размера. Как обычно бывает, кое в чем перегнули палку. Улыбаешься, вспомнив, что на каждый катер выдавали по кувалде для разбивания перископов на случай, если бы удалось лодку таранить. Придумали особые патроны, связанные тонким тросиком, перекинутым через корпус лодки, и прижатые к ее бортам, они взрывались. И еще кое-какие изобретения, которые применить было так же мудрено, как и первые, придумали наши минеры и механики.

На каждый катер назначался командиром мичман. Гонялись мы по опушкам шхер, выходили на 8-10 миль в море. Ночевали обычно на одном из островов, разводили костры, грелись. Консервов, круп, хлеба выдавали нам щедро. На рассвете выскакивали снова в море. Разделил я свой район на три группы, чтобы охватить больший район. Поздняя ночь была очень холодной, бурной. Ледяные брызги обращали бушлаты и пальто в гладкую броню. Глубинные бомбы еще не были изобретены, серьезно повредить лодкам могли мы лишь своими 47-мм гочкисами и пулеметами. Понятно, немцы узнали об этих катерах и связываться с ними не стали. Они не показывались, посты их не видели, что и требовалось", – заканчивал свой рассказ Б.Л. Дандре.

Но все же угроза германских подводных лодок начинала влиять на ход операций флота и стала одной из причин, по которым "Павел I" было признано (как приходится предполагать) рискованным вводить в 1916 г. в Рижский залив. Формирование флотилии противолодочных катеров стало едва ли не единственным фактом участия "Павла I" в войне. Ему не было места в расширении операционной зоны до Рижского залива, осуществлявшейся силами минной дивизии. Из-за опасности подводных лодок корабль не мог выходить в море для прикрытия начавшихся с 25 сентября 1914 г. активных минных постановок в германских водах. В первый год войны было осуществлено 13 таких операций, во второй – 12, и в 1916 г. – одна. Поставили 4085 мин, давших весьма ощутимый результат. Люди на "Императоре Павле I" с завистью наблюдали как со своим опасным грузом уходили в море сначала эсминцы, заградители, а затем и крейсера, не исключая самых больших – "Рюрика" и "Россию".

В конце концов нашлось дело "Цесаревичу" и "Славе". Но "Император Павел I" и "Андрей Первозванный" были по-прежнему обречены на томительное ожидание. Их, вместе с проходившими в течение 1915 г. боевую подготовку дредноутами, продолжали сберегать для отражения прорыва германского флота в Финский залив. Защита столицы оставалась их главной боевой задачей, и ради нее верховное командование неуклонно отклоняло все инициативы Н.О. Эссена по проведению активных операций в море. Вступление в строй дредноутов, казалось бы, могло позволить предоставить свободу действий додредноутам. На несовместимость типов этих кораблей в бою Н.О. Эссен указывал еще в своем рапорте морскому министру в феврале 1914 г., где писал, что они "получили бы значение" лишь при увеличении численности бригады современных линкоров за счет экстренного приобретения хотя бы двух новых. Тогда, он считал, два додредноута, "будучи взяты в отдельности, не могут быть использованы в бою с современными линейными кораблями". Адмирал не мог предвидеть опыта "Пантелеймона" в 1915 г., когда именно его одиночное действие могло иметь ощутимый эффект. Многое, конечно, зависело и от инициативы командиров.

Отсылая читателя к хронике участия, а вернее сказать, неучастия "Императора Павла I" в мировой войне на море, уже достаточно представленной в предыдущей книге о его сверстнике "Андрее Первозванном", важно подчеркнуть, что это их неучастие в боевых действиях в продолжение всей войны нельзя вменять в вину самим кораблям. Их командиры, бесспорно, могли бы проявить инициативу, но для этого требовался особый настрой, энергия, предприимчивость, хорошая научно-тактическая подготовка. А.К. Небольсин располагал для этого, казалось бы, всеми возможностями. Общая широкая эрудиция, передовые взгляды, проявившиеся в составлении обстоятельнейшего "Описания" своего корабля, знании двух языков (английский, французский), разносторонняя теоретическая подготовка: гидрографическая специализация в Морской академии, штурманский класс, курс военно-морских наук (1901), весомый служебный (старший офицер броненосца "Ростислав" в 1903–1904 гг.) и боевой опыт (старший офицер "Авроры" в 1904–1905 гг.), редко кому выпадавшая военно-дипломатическая (морской агент в США в 1905–1909 гг.) школа всего этого оказалось недостаточным для того, чтобы сделаться флотоводцем. И.И. Ренгартен в своем дневнике ни разу не упоминает о какой-либо инициативе, исходившей от командира "Павла I", а затем в 1916–1918 гг. начальника бригады линейных кораблей. Хотелось бы ошибиться, но подобных инициатив пока что не обнаружено и в фондах РГА ВМФ.

Похоже, что А. К. Небольсин смотрел на проблемы флота и войны с позиций утомленного своей мудростью, но равнодушного к ним эрудита. За это свое равнодушие ему пришлось поплатиться жизнью в роковой вечер 3 марта 1917 г., когда, только что вернувшись из уже захваченного восставшим народом Петрограда, он не захотел ничего сделать для успокоения брожения в команде своего "Андрея Первозванного". Не успел себя проявить недолго командовавший и скоропостижно скончавшийся капитан 1 ранга В.Д. Тырков (1869–1915). Малопонятна роль ставшего 27 апреля 1915 г. командиром капитана 1 ранга С.Н. Дмитриева 5-го. Герой обороны Порт-Артура (орден Георгия 4 степени 20 декабря 1904 г., золотая сабля с надписью "За храбрость" 12 декабря 1905 г.) с 1904 до 1906 г. командовавший миноносцем "Сердитый", он имел лишь опыт командования после войны миноносцами "Резвый" (1908–1913 гг.) и "Казанец" в 1913–1915 гг.

В обширном перечне выдающихся кампаний, которые в своей книге (с.7, 14–15) называл С.Н. Тимирев, фамилии В.Д. Тыркова и С.Н. Дмитриева вообще отсутствовали. Да и сам штаб, как это видно из признания С.М. Тимирева и И.И. Ренгартена, был прежде всего собранием бесспорно выдающихся офицеров, способным решать текущие, вызывавшиеся потребностями войны задачи, но далеко не соответствовал задачам широкого планирования войны и соответствующих операций. Многое, слишком многое в той войне происходило не так, как этого хотели до ее начала. Синдром не выученных уроков войны с Японией не переставал преследовать флот. Пока же, покоряясь судьбе и военной дисциплине, корабли продолжали исполнять свой долг. Особенно интенсивно проводили корабли организованные Н.О. Эссеном учения по проведению встречного боя. Флот готовился к возможному столкновению с крупными силами противника во время прикрытия планировавшихся уже тогда активных минных постановок у берегов Германии.

Часовой у флага. 1915 г.

На «Павле I» во время проведения физической зарядки.

В этой подготовке, как и в бою на центральной позиции, "Павел Г', оставаясь самым передовым артиллерийским кораблем, должен был сыграть ведущую роль. Эту роль подчеркивал и подъем на корабле брейд-вымпела начальника бригады линкоров, которым в том же чине капитана 1 ранга (в контр-адмиралы его произвели 29 января 1915 г.) стал прежний его командир А.К. Небольсин. С 9 ноября 1914 г. на корабль легла задача передачи своего искусства присоединившемуся в тот день к флоту, первому из дредноутов – «Севастополю». Как писал о своей встрече с дредноутом служивший в штабе Н.О. Эссена участник обороны Порт-Артура И.И. Ренгартен: «Впечатление грандиозное, но чувствуется, что еще не наладилась жизнь, не образовалась душа корабля». Временно оставшийся в полубригаде опять в одиночестве (из-за новой аварии «Андрея Первозванного») «Павел I» должен был, наверное, помочь дредноуту и в формировании его души.

Первая зимовка 1914–1915 гг. была занята проведением тактических игр, ремонтом техники, освоением носовых тралов, выставлением сетевого заграждения. К несчастью, полный переход флота на новый уровень боевой подготовки был во многом прерван нелепой смертью Н.О. Эссена 7 мая 1915 г. Ее вызвала простуда, гибельно обострившаяся болезнь сердца. "У нас, близких к адмиралу лиц, немало было разговоров о недостатках адмирала, но всегда мы знали, что этот человек всей душой предан флоту, и мы всегда знали, что если будет бой, он не сдастся и не пожалеет себя. Никто не болел так душой, за все, что делалось, как он". Как признавался С.Н. Тимирев (с. 24), со смертью Н.О. Эссена обнаруживалось, что среди его окружения нет никого, кто был бы "достаточно подготовлен к трудной и ответственной роли Командующего флота". В штабе считали, что естественным преемником должен был стать начальник штаба вице-адмирал Л.Б. Кербер (1863–1919). Он ближе всех был посвящен в замыслы Н.О. Эссена и пользовался его исключительным доверием. Как и командующий, он обладал способностью "принимать решение с молниеносной быстротой и в большинстве случаев удачно" (С.Н. Тимирев, с. 26).

Но государь рассудил иначе.

11. С новым командующим

В ряду работ, авторы которых, движимые высокими патриотическими чувствами (Д.Н. Вердеревский, Н.Л. Кладо, П.С. Бурачок, граф Капнист, А.Н. Щеглов, светлейший князь А.А. Ливен и др.), призывали власть и общество осознать и усвоить уроки войны с Японией, одна, написанная генерал-майором Е.И. Мартыновым и называвшаяся «Из печального опыта русско-японской войны» (С-Пб, 1907 г.), была особенно объемной и беспощадной.

В ней, в частности, говорилось: "Само понятие о способностях в наших правящих сферах в вышей степени своеобразно: человек талантливый, самостоятельный, полный инициативы, готовый во имя идеи подвергнуться всяким служебным неприятностям – обыкновенно пользуется репутацией легкомысленного и беспокойного; расчетливый карьерист без всяких определенных убеждений, совершенно равнодушный к успеху дела, лишенный самостоятельных идей, зачастую даже совершенно ограниченный, но искусно подлаживающийся к господствующим течениям, слывет умным и тактичным. В то время, как так называемых "легкомысленных" и "беспокойных" людей стараются всячески устранить от дела, в лучшем случае двигая их строго по старшинству, для "умных тактичных деятелей", сумевших повсюду заручиться связями, широко открыт путь к высшим служебным назначениям".

Этой "кадровой политикой", строя свою "вертикаль власти", всецело руководствовался и Николай II. По свойству всех недалеких натур, он всячески избегал "беспокойных и деятельных сотрудников, и потому в преемники Н.О. Эссена был избран прежний начальник отряда заградителей вице-адмирал В.А. Калин (1862–1927, Монреаль). Как отмечал С.Н. Тимирев, с самого начала было ясно, что "горячему, несдержанному Керберу не победить покойного выдержанного Калина (с. 20). Сверх того, не в пользу Кербера (в отличие от чисто русского Калила) было его немецкое происхождение, заставившее в конце концов из-за роста германофобских настроений русифицироваться из Людвига Бернгардовича в Людвига Федоровича Корзина. Наконец, он не вполне гладко владел русским языком.

Так во многом была предрешена судьба высшего командования Балтийским флотом. Талантливый же, испытанный штабист, обладавший и способностью флотоводца (безукоризненная выдержка и распорядительность в критические моменты управления дредноутами восхищали наблюдавшего за ним И.И. Ренгартена), Л.Б. Кербер был продвинут на должность начальника эскадры, а скоро и вовсе убран из командования Балтфлотом. Начальником штаба стал прежний командир "Гангута" (с производством в контр-адмиралы) Н.М. Григоров (1873–1944, Ницца). Отличавшийся крайней осторожностью и возмущавшим всех тугодумством, он не был способен решительно поддержать обещавшую успех инициативу. Смелостью в принятии решений не отличался и новый командующий, отчего, как свидетельствовал С.Н. Тимирев (с. 24), "было много совещаний, обсуждений, "обмозговываний" и сравнительно мало активных действий". Спокойствию (или чиновному равнодушию) нового командующего удивлялся и И.И. Ренгартен, записавший в дневнике 13 апреля 1915 г.: "Вообще, впечатление, что все у нас решено, беспокоиться не о чем. Мы не горим свечой". Именно в эти дни, в силу, как приходиться предполагать, дезорганизации работы штаба произошла и столь же нелепая, как это было с "Палладой", гибель заградителя "Енисей" 22 мая/4 июня 1915 г.

Не лучшим образом действовал флот в большом морском бою, происшедшем у о. Готланд 19 июня/2 июля 1915 г. В нем русские силы обнаружили забвение по крайней мере двух уроков войны с Японией. В элементарных условиях ночного плавания в тумане они сумели растерять свои силы и не смогли их сосредоточить для полного уничтожения встретившегося им гораздо более слабого отряда. О крайнем неумении вести эскадренный бой, включая утрату элементарного здорового смысла, достаточно сказано в брошюре М.А. Петрова "Два боя" (Л., 1926). К несчастью, как это всегда бывает, и неудачи того боя были скрыты. Так было и с официальными донесениями о двух столкновениях Черноморского флота с германским линейным крейсером "Гебен" 5/18 ноября 1904 г. и 27 апреля 1915 г.

Официальные реляции об этих боях не могли быть уроком для Балтийского флота и не предупредили его об ошибках. От какой-либо критики в описании боя крейсеров в своем эпохальном труде воздерживался Г.К. Граф. Точно так же и С.Н. Тимирев оставался при убеждении, что действия русских крейсеров "были выше похвалы" (с. 28). Это мнение, справедливое относительно поведения экипажей, никак нельзя было отнести к уровню командования. Что же до искусства управления огнем, то оно, как ни горько это признать, оказалось почти таким же, что и в эскадре З.П. Рожественского при Цусиме. Все это приходится, хотя и в очень сдержанной форме, признавать и современным исследователям. "Император Павел I", как и весь флот, принял участие в овации, которой было встречено в Гельсингфорсе возвращение бригады М.К'. Бахирева, но такой ли была оценка боя офицерами корабля, приходится лишь догадываться.

Неудача этого боя, лишив русский флот, казалось бы, заслуженной им победы, имела другие последствия – она убедила немецкое командование в относительной безопасности боевых столкновений с русским флотом. Тревожным было и наблюдение об очень скорой и точной стрельбе немецких кораблей, из которых легкий крейсер "Любек" своим огнем по "Рюрику" сумел временно вывести из строя носовые дальномеры и носовую башню 10-дм орудий. Конечно, какой-то частью приобретенного в том бою опыта офицеры крейсеров могли поделиться с офицерами "Павла I", по уроки высокой стратегии, от которых в конечном счете зависела судьба корабля, не стали предметом широкого обсуждения.

Исход победного, как казалось, удачного боя (немцы потеряли выбросившийся на берег о. Готланд заградитель "Альбатрос") не повлиял па решимость немцев осуществить задуманную еще ранее операцию вторжения в Рижский залив. Обстановка неудержимого наступления немцев по курляндскому побережью, захват без боя оставленной русскими войсками 2 июля 1915 г. Виндавы с единственной близ берега железнодорожной линией открывал немцам путь на Ригу. Надо было ожидать, что для ее захвата немцы могут ввести свой флот в Рижский залив.

Но "поступок", на который В. А. Канина удалось уговорить в штабе, ограничился лишь переводом в залив "Славы". Этому решению энергично противился новый начальник штаба Григоров, который требовал непременно получить сначала разрешение главнокомандующего VII армией, в подчинении которого находился флот. "У этого человека нет желания военной славы, от спит", – негодовал в своей записке И.И. Ренгартен. Корабль мог быть полезен для сдерживания наступления немцев по побережью, но был бессилен против возможного вторжения германского флота в Рижский залив.

Присутствие одной "Славы" не помогло очистить от немцев занятый ими южный берег залива и в то же время позволило немецкому командованию решиться на операцию вторжения в залив. Ход событий мог бы повернуться иначе, если бы вместе со "Славой" в Ирбен 18 июля вошли бы "Император Павел I" и "Андрей Первозванный". Но участие этих кораблей в операции перевода "Славы" ограничилось лишь их прикрытием перехода "Славы" в Ирбенский пролив. Перевод "Императора Павла I" мог бы стать еще и стимулом к более энергичному углублению Моонзунда и сделал бы этот пролив столь же важным стратегическим путем, каким для германского флота стал углубленный с 9 до Ими заново открытый 24 июня 1914 г. Кильский канал. На роль этого канала Н.О. Эссен обращал внимание в рапорте морскому министру 2 февраля 1914 г. Оставалось лишь, проявив предвидение и государственную мудрость, осознать подобную же роль Моонзундского пролива.

Но этого не произошло. 26 и 28 июля "Павел I" в составе своей бригады и с бригадой дредноутов, 1-й бригадой крейсеров и 7-м дивизионом эсминцев участвовал в проведенных новым командующим больших маневрах на центральной минной позиции. Вместе с прошедшими перед этим практическими стрельбами флот проверил свою готовность к решению главной задачи. Как писал С.Н. Тимирев, "маневры нельзя было назвать удачными: сказывалось полное отсутствие практики в совместных эволюциях всего флота. Ни Канин, ни Григоров не обнаружили способности флотоводцев: маневры прошли без подъема, вяло и нерешительно". В эти дни немцы штурмовали Ирбен. Их вторжение в Рижский залив совершилось (из-за недальнобойности орудий "Славы") по существу беспрепятственно.

На шкафуте

Несмотря на героизм экипажа «Славы» и исключительную доблесть «Новика», немцы со второй попытки преодолели русскую оборону в Ирбенском проливе. Операция стоила русскому флоту потери геройски погибшей (из-за штабной неразберихи) в ночном бою с двумя дредноутами канонерской лодки «Сивуч» и бесцельно взорванной (как это было с крейсером «Изумруд» после Цусимы) такой же лодки «Кореец». Германское командование утвердилось в уверенности в легкой доступности Рижского залива. Русским же предстояло задуматься о том составе сил обороны, который соответствовал бы значению позиции.

Из документов, недавно обнаруженных автором в фондах РГА ВМФ, следует, что уроки 1915 года флотом были все же учтены. Еще в июле того года был поднят вопрос о главнейших усовершенствованиях на кораблях 2-й бригады – замене крыши боевой рубки на "Цесаревиче" и увеличении угла возвышения орудий, чем для "Славы", дальность стрельбы с 90 каб. могла быть увеличена до 114 каб., а при крене 4°—до 121 каб. Нов верхах проблему обещали решить не ранее, как через год. Еще менее было шансов на подобное усовершенствование установок "Императора Павла I" и "Андрея Первозванного", 110-каб. дальность стрельбы которых считалась, видимо, вполне достаточной.

Рутина продолжала торжествовать, и документы свидетельствуют о том, что вооружение "Павла 1" и "Андрея" существенных изменений не претерпело. У нового командующего до них не доходили руки. Оставалось лишь ожидать, что будут приложены усилия хотя бы к тому, чтобы поднять уровень подготовки в пределах их техники и вооружения. Свидетельством тому были маневры, проведенные 4, 7 и 15 октября. "Павел I" был на стороне "красных". Против них действовали "синие", включая три действовавших тогда дредноута ("Севастополь" получил на стратегическом фарватере две пробоины и выбыл из строя на 48 суток). Маневры сильно подняли боевой дух и настроение флота.

И потому, видимо, чтобы реабилитировать себя за прошлые неудачи и поддержать боевое настроение флота, были проведены две блистательные заградительные операции к югу от о. Готланд. 30 октября "Рюрик", "Баян", "Адмирал Макаров", "Олег" выставили 560 мин, а 28 ноября они же с добавлением "Богатыря" усилили заграждение еще на 700 мин. Обе операции, обогнув о. Готланд, прикрывали сопровождаемые "Новиком" дредноуты "Петропавловск" и "Гангут". Казалось, недалек был и давно ожидаемый час действительного вступления "Павла I" в войну.