Текст книги "Линейный корабль "Император Павел I" (1906 – 1925)"

Автор книги: Рафаил Мельников

Жанры:

Оружие и техника

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

С переходом "Славы" 21 августа в Моонзунд, обеспечивавшая ее переход "Республика" покинула Лапвик и вернулась в Гельсингфорс. Днем раньше "Славы" – 20 августа в Рижский залив пришла канонерская лодка "Хивинец". Катастрофическое крушение обороны Риги, сданной немцам 21 августа, заставило снова сосредоточить силы флота в Лапвике. 23 августа группировка в Моонзунде и Рижском заливе по секретным оперативным сводкам (РГА ВМФ, ф. 418, оп. 1, д. 596) включала "Славу", "Цесаревича", крейсер "Адмирал Макаров" (по-видимому, произошла ошибка – речь, очевидно шла о "Баяне", восемь "Новиков", 12 эскадренных миноносцев, 7 подводных лодок. В Лапвике и Ганге находились "Андрей Первозванный", "Император Павел I" (оператор, видимо, не хотел признавать революционное название корабля), вся бригада линейных кораблей (очевидно, дредноуты) и вторая бригада крейсеров, пришедшая накануне.

Немецкие тральщики упорно (отходя только лишь под огнем Церельской батареи) продолжали траление в Ирбене. Все ожесточеннее становились налеты германской авиации. Тем не менее, а, может быть именно из-за большой угрозы повреждений, командующий флотом счел переход "Республики" недостаточно обоснованным.

Обстановка становилась все более зловещей.

14. В дни, когда погибала Россия

Еще 11 сентября 1917 г. И.И. Ренгартен был озабочен полученными от английской агентуры сведениями о будто бы намеченной немцами на следующей неделе операции флота. Она поручалась 3-й и 4-й эскадрам, из которых 3-я уже вышла в море. 12 сентября агентура подтвердила: у немцев «в районе от Киля до Либавы небывалое оживление». В штабе мучительно размышляли о целях немцев: ведь 3-я и 4-я эскадры, записывал И.И. Ренгартен, «это же самые лучшие дредноуты». Но вместо всесторонней проработки обстановки штаб должен был разбираться с революционным болотом: оказывается, в Рижском заливе команды самочинно начали вскрывать адресованные командирам секретные пакеты; финский сейм, несмотря на запрет, собирает заседание.

Дошло и до самого заурядного хулиганства. 20 сентября эсминец "Победитель" большим ходом вошел на рейд и, раскачав, как не раз бывало и прежде, штабную "Либаву" и стоящий рядом "Новик", оборвал швартовы некоторых тральщиков и дозорных судов. На сигнал М.К. Бахирева – "выражаем неудовольствие", на эсминце: "флот извиняется, что начальник минной дивизии страдает от качки". Сигнал частью кораблей на рейде был отрепетирован. И это происходило на минной дивизии, считавшейся самым боевым, деятельным и организованным соединением флота. Никаких поисков виновных, конечно, не было.

Располагая огромной армией агентов, немцы смогли найти самый удобный момент для своей операции. Но она все же не была неожиданной. Еще до 26 сентября в штабе командующего фронтом были близки к разгадке немецких приготовлений. В этот день И.И. Ренгартен записывал: "не стоит себя обманывать предложениями о том, что крупная операция невозможна. Слишком много обстоятельств подтверждает эту опасность: сосредоточены небывало крупные силы немцев, они в боевой готовности с 12 сентября, что уже три дня идет упорное, несмотря на огонь 43 батарей, траление к W от Ирбена, в море ежедневно появляются миноносцы, все ожесточеннее становятся стычки русских и немецких катеров у Цереля".

Никто не озаботился подготовкой к надежному закупориванию пролива Соэлозунд и к возможной поддержке силами линейных кораблей запиравшей вход в Ирбен 43-й батареи. Не нашлось сил (Центробалт возражал против риска посылки в море подводных лодок) и для разведки в море.

И немцы как по нотам разыграли свой блицкриг. Никем не замеченной германская армада из более чем 300 судов прошла 28 сентября из Либавы вдоль русских берегов. 29-го в бухте Тагалахт состоялась высадка, и только тогда И.И. Ренгартен записал в дневник: "Большой аврал". Флоту отдали приказание сосредоточиться в районе Передовой позиции. Всем боевая готовность. "Чтой-то подозрительно", – ответили революционные моряки, заседавшие в Гельсингфорсе на сообщение комфлота о немецкой высадке. Они решили, что офицеры их просто пугают, как было при захвате немцами Риги. В результате 30 сентября была отрезана, а через день – 2 октября покинута командой Церельская батарея.

Скандальность ситуации углублялась наличием в тылу обороны и непосредственной близости (несколько десятков миль) всех наличных сил Балтийского флота со всеми его главными базами. Способные вступить в бой и, возможно, решить его в свою пользу, они, однако, остались без движения и без применения.

Дело ограничилось лишь подбадривающими телеграммами защитникам Моонзунда. Так команда "Андрея Первозванного", не забыв о своей роли "защитника Передовой позиции", 1 октября, вне очереди всех оперативных депеш, сообщала комитетам "Либавы" (штабной корабль минной дивизии), "Гражданина" и "Победителя", что она "мысленно с ними". Такие же излияния революционного энтузиазма и пролетарской солидарности исходили и от "Республики".

За спиной защитников Моонзунда стоял весь флот, включая еще и ни разу не вступавшие в бой линейные корабли 1-й бригады и два до дредноута. Надо было лишь вовремя прикрыть два фланга обороны, заградить пролив Соэлозунд и поддержать огнем Церельскую батарею. Ввод в Рижский залив "Республики" и "Андрея Первозванного" с добавлением хотя бы одного дредноута (при надлежащей его разгрузке), с достаточной охраной от подводных лодок, мог переломить ход событий и сорвать планы немецкого блицкрига. Эти же корабли могли быть переброшены и для защиты Передовой позиции.

В Кронштадте. 1920-е гг.

Была и другая мера – очищение кораблей и восстановление их боеспособности. Сделать это можно было только в боевой обстановке Рижского залива, – говорилось в отчете командующего морскими силами Рижского залива вице-адмирала М.К. Бахирева (1868–1920, чекисты). Командиры некоторых миноносцев, «чтобы хоть немного направить умы людей к настоящему делу, просились на несколько дней перейти ближе к неприятелю, к Сворбе или в Аренсбург, где чаще были налеты неприятельских аэропланов» (A.M. Косинский. «Моонзундская операция Балтийского флота, Л., 1928). Обстановка боя на удивление быстро, – как вспоминал С.Н. Тимирев, – возвращала матросов к порядку и дисциплине. Этого можно было бы добиться и на „Андрее“ и „Павле“. Вместе с 4 12-дм/50 орудиями Церельской батареи (дальностью стрельбы 156 каб., она превосходила новейшие германские дредноуты на 30 каб.) и 8 12-дм/40 (дальность 110 каб.) и 14 8-дм/50 (дальность 86 каб.) орудиями (при стрельбе одним бортом) „Андрея“ и ''Павла» они могли бы отстоять Моонзундские острова.

Стойкое сопротивление (совместно с Церельской батареей) "Андрея Первозванного" и "Республики" могло сорвать все планы немецкой операции "Альбион". Стойкая оборона должна была поколебать планы немецкого блицкрига и побудить союзников предпринять действенные меры по воздействию на германское побережье. В обороне Моонзунда, возглавлявшейся "Славой" и "Цесаревичем" ("Гражданином"), не хватало лишь нескольких дней, по истечении которых кайзер Вильгельм, опасаясь за свой фронт в Северном море, отдал бы приказ прекратить операцию "Альбион".

Осознание катастрофы оказалось, однако, непростительно замедленным. Только 7 сентября, когда уже был упущен шанс присоединиться к выступлению Л.Г. Корнилова, в штабе командующего флотом увидели бездну, в которую падал флот. И.И. Ренгартен и князь М.Б. Черкасский признались один другому, "что флот больше не существует", что сейчас флот, то есть главные силы, "своего дела не делают, бесполезен, но является источником заразы для всей страны; что делать что-то с ним надо, но нельзя ждать зиму, надо сейчас…".

Строились планы сокращения флота за счет добровольного комплектования, реорганизации командования и замены командующего. Предполагалось обо всем этом сделать представление Морскому министру. А в новые командующие предполагали молодого контр-адмирала (с июля 1917 г.) У.К. Пилкина (1869–1950, Ницца), в начальники штаба капитана 1 ранга И.И. Лодыженского (1884-?), выборного командира "Андрея Первозванного", затем заведующего политическим кабинетом морского министра Д.Н. Вердеревского (1873–1947, Париж). Сложнее было с выборной матросской "демократией" – судовыми комитетами, Центробалтом. В разгар сражения на Балтийских островах, где морские силы Рижского залива во главе со "Славой" и "Гражданином" изнемогали от натиска германских дредноутов, насквозь большевизированные делегаты второго съезда Балтийского флота приняли постановление о введении на кораблях комиссаров Центробалта. На них возлагался контроль за всей оперативной деятельностью кораблей и штабов, включая секретную переписку на флоте.

Даже накануне уже полностью подготовленного переворота флагманы флота, закрыв глаза на катастрофу государства, в своем докладе морскому министру от 18 октября 1917 г. ограничились лишь более чем деликатным предупреждением правительству о почти полной небоеспособности флота. До последнего мгновения эти последние флагманы (вице-адмирал Бахирев, контр-адмирал Киткин, контр-адмирал Старк, контр-адмирал Пилкин, капитан 1 ранга Беренс, контр-адмирал князь Черкасский) продолжали обманывать сами себя.

Страшно далеки тогда были и офицеры от осознания неизбежности предстоящей многим из них белой борьбы. При таком фатальном игнорировании флагманами опасности надвигающейся катастрофы В.И. Ленин с полнейшим спокойствием и уверенностью мог и осуществил свои планы.

Правительство А.Ф. Керенского и все общество после февральской революции оказались столь же несостоятельны, как и режим Николая II. Большевистский переворот совершался с такой же неслыханной легкостью, как это было в феврале 1917 года.

В эти дни душа линкора "Республика" замерла в предчувствии несчастья.

Октябрьский переворот удался большевикам с удивительной простотой и легкостью. Никто не пытался защитить обанкротившееся правительство Керенского, никто не мог представить – в особенности офицеры – какой истинно жестокий режим явится на смену. Переворот принес флоту безжалостную и часто не поддающуюся объяснению ломку всех его главнейших структур и организаций. Было покончено и с "Республикой" как боевым кораблем. Она пережила весь стремительно нараставший развал службы, как об этом уже говорилось в книгах автора о "Цесаревиче".

Повторив путь "Андрея Первозванного", "Республика", следуя ему в кильватер, еще сумела в составе 2-го отряда совершить героический ледовый поход из Гельсингфорса в Кронштадт 7-12 апреля 1918 г. Единственная его боевая операция состояла в безуспешных попытках помешать финским властям захватить форт Ино 25–28 апреля 1918 г. По боевому расписанию на 1918 г. корабль 6 мая считался "в готовности" в составе 2-й бригады линкоров (с "Андреем Первозванным" и "Рюриком"). Но уже 26 августа на корабле, как и на дредноуте "Петропавловск", оставалось менее, чем 700 человек, а на "Рюрике" всего 179 человек. Остальные в составе 4-го экспедиционного отряда были отправлены на фронт у Северной Двины.

Корабль начали готовить к передаче в порт на хранение, где он с 9 сентября 1918 г. и числился в составе "Морских сил Кронштадта". Все 120-мм орудия с него сняли и предали для вооружения речных флотилий. 22 ноября 1923 г. корабль был назначен для разборки на металл, других сведений о его судьбе в справочниках не встречается.

Рассеялась и душа корабля, теперь она продолжала жить в разбросанных по всей планете его людях.

15. Вместо эпилога

Связанные, как, наверное, никогда не бывало в истории, общностью и единообразием своих проектной, построечной и военной судеб, лишь изредка и ненадолго разлучаясь, «Император Павел I» и «Андрей Первозванный» и предвоенную службу, и войну, и революцию почти все время прошли в кильватере один другому.

Только сегодня можно видеть, а главное, еще иметь возможность сказать, как много возможностей в судьбах этих кораблей было безвозвратно упущено. Обоим судьба не дала возможности разрядить свои орудия по противнику (даже из зениток по самолетам), обоим не позволила сыграть роль спасителей флота. Общность судеб "Республики" и "Андрея Первозванного" – в их драме неиспользованных боевых возможностей, которые, как ни горько это признать, оказались бесполезны во время войны и революции. Непостижимое, неподдающееся сегодняшнему пониманию толстовское непротивление злу насилием, подчиненность преступному для офицера чувству безысходности оказались на этих кораблях всеохватывающими.

О судьбах служивших на корабле офицеров до настоящего времени известно немного.

К пяти погибшим в дни мятежа 3 марта 1917 г. офицерам следует добавить геройски погибшего в 1916 г. летчика мичмана А.Н. Горьковенко. Счастливо воевал второй из перешедших в летчики офицеров лейтенант В.В. Дитерихс (1891–1951, Париж). Прочувствовав всю беспросветность надвигавшейся новой власти, он не захотел ей служить. Большинство же осталось, не желая покидать родину и надеясь быть ей полезными в качестве военспециалистов. В числе первых за эту доверчивость поплатился прежний старший офицер "Павла I" капитан 1 ранга К.П. Гертпер (1878–1918). Занимавший ответственную должность в Красном флоте, он по приказу объявившего красный террор Троцкого был злодейски умерщвлен потоплением на барже с большой группой ни в чем не повинных офицеров. Подтверждая этот факт В.А. Белли в своих воспоминаниях (РГА ВМФ, ф. 2224, оп. 1, д.2, л. 56) подчеркивал, что "он хорошо знал Константина Павловича и не сомневался в том, что он ни в чем виноват не был".

Свой выбор сделал в те годы последний старший артиллерийский офицер корабля старший лейтенант А.А. Соболев 2 (1890-7). Уроки гражданской войны на стороне красных заставили его, получив назначение военного атташе в Турции (как свидетельствовал В.А. Белли), покинуть полпредство в Анкаре и отказаться вернуться в СССР. Судьба его осталась неизвестной. С ним вместе из числа в разное время служивших на "Императоре Павле Г'-"Республике" в разных краях эмигрантского расселения за рубежом (от Парижа до Рио-де-Жанейро), от Гельсингфорса до Туниса и Нью-Йорка) оказалось по меньшей мере 15 человек. Из них лейтенант Б.П. Андреев (1888–1951, Сан-Франциско), дослужившийся у белых до чина капитана 2 ранга, в 1929 г. опубликовал дневники за февраль-июнь 1915 г., когда он был штаб-офицером морского управления штаба Верховного Главнокомандующего. В 1931 г. в Шанхае вышла его книга воспоминаний "Брызги моря", а в 1934 г. там же "На "Варяге" – о выпавшем ему по поручению МГШ плавании на крейсере в 1916 г. для службы при русской миссии во Франции. Словно предчувствуя свою смерть, он успел опубликовать в 1951 г. несколько статей. Тело его было найдено в зарослях городского парка.

Морским агентом в США с 1915 г. был прежний старший офицер "Павла I" капитан 2 ранга Н.В. Миштовт (1881–1974, Вашингтон). Это и определило его судьбу. Во Франции окончил свои дни лейтенант В.В. Котовский (1885–1953), прошедший путь белой борьбы. О судьбах других офицеров свидетельствовали публикации и документы архивов русского зарубежья, но и их, по-видимому, нельзя считать полными. Офицеры могли легально выехать на службу в объявившиеся о своей независимости государства. На Украине от рук петлюровцев в 1919 г. погиб последний начальник штаба командующего Балтийским флотом князь М.Б. Черкасский, многие безвестно погибли в белом движении. На долю тех, кто остался служить новой власти, выпали унижения и репрессии. Служившему в Красном флоте прежнему командиру "Императора Павла I" С.Н. Дмитриеву (1876–1921) за командование в 1919–1920 гг. Действующим отрядом Балтийского флота (ДОТ), за ликвидацию Мятежа на Красной Горке и командование бригадой миноносцев "пришили" участие в Кронштадтском мятеже 1921 г. и без проволочки расстреляли.

Такая же участь ожидала, по-видимому, и участника Цусимы на крейсере "Олег", прежнего старшего офицера "Императора Павла I" (в 1915–1916 гг.), последнего (в 1917–1918 гг.) командира "Республики", начальника штаба Петроградской морской базы в 1919 г. В.Е. Затурского (1883-?). Начальника разведки в штабе Комфлота, автора бесценного в истории отечественного флота военного дневника И.И. Ренгартена от застенков избавила смерть от сыпного тифа во время служебной командировки в Москву в 1920 г. Власть даже поместила о нем как о красном командире некролог в "Морском сборнике" (№ 3), отмечавший его заслуги в радиотехнике. Его сослуживец по штабу лейтенант с "Павла I" и один из призеров шлюпочных гонок корабля в 1911 г. Ф.Ю. Довконт (1884–1960, Рио-де-Жанейро) сделал другой, горький, но спасший ему жизнь выбор.

Из оставшихся в своем отечестве лишь немногие уцелели. Каким-то чудом уцелели П.В. Римский-Корсаков и последний старший механик корабля, герой боя "Варяга" С.С. Спиридонов (1882–1932). В ссылке в городе Трубачевске Брянской области окончились дни избежавшего расстрела штурмана "Павла I" времен начала мировой войны Б.Л. Дандре (1886–1968), с которым автор успел обменяться несколькими письмами. В руках центральной фильтрующей комиссии в 1921 г. побывал инженер-механик первого экипажа "Павла 1" капитан 2 ранга К. А. Стриж (1887-после 1933), которого после тюремного заключения в Харьковской тюрьме ВЧК нашли полезным использовать в Военно-морской академии. Судя по помещавшимся в первые годы спискам авторов Морского сборника, К.А. Стриж вплоть до 1933 г. регулярно выступал на его страницах. Неизвестна и судьба поступившего в 1917 г. в класс летчиков мичмана "Республики" Рощина.

Самой благополучной оказалась, по-видимому, судьба старшего артиллерийского офицера "Павла I" в 1910 г., сына погибшего в Цусиме командира крейсера "Аврора", состоявшего позднее в предреволюционном и советском морском Генеральном штабе, а затем в Морской Академии В.Б. Егорьева (1883–1967). Но и его, как свидетельствовал В.А. Белли, в порядке неоднократно предпринимавшихся мер по ликвидации "дворянского гнезда", как в верхах называли Морскую академию, в звании контр-адмирала в 50-е годы уволили в отставку с должности начальника кафедры истории военно-морского искусства. Присланная в Академию для ее погрома очередная инспекция признала работу В.Е. Егорьева – автора блистательного исследования "Операция Владивостокских крейсеров" (М.—Л.,1939) – "неудовлетворительной".

Не претендуя на высшие должности и вовремя уйдя в тень узкой специализации научно-технического творчества до преклонных лет счастливо дожил один из первых артиллерийских офицеров "Павла I" С. А. Изенбек (1883–1962). Участник составления "Описания" корабля, он в годы войны был переведен в МГШ для разработки заданий на проектирование будущих линейных кораблей, а в советское время стал ведущим специалистом в области разработки ПУС. Об остальных более чем 200 офицерах, в разное время прошедших службу на "Павле I", что-то может открыться после выхода в свет всех изданий Ленинградского "Мартиролога" и "Книги памяти", еще продолжающих, несмотря на все трудности, выходить в разных городах нашего отечества.

Непрост, долог и, может быть, безысходен окажется поиск среди них судеб офицеров "Императора Павла I". Но он необходим, ибо только через него возможно осознать всю глубину трагедии корабля и его людей, которые по воле правящего режима оказались лишены возможности исполнить свой исторический долг. И, может быть, сегодня, осознавая, как много мог совершить, но не совершил "Император Павел I", окажется возможным понимание того "Канона покаяния", с которым в глухую пору николаевского гнета и мракобесия обратился в 1854 г. к России поэт Александр Степанович Хомяков (1804–1860):

"В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена,
Бесстыдной лести,
Лжи тлетворной, лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна".

А нам пора попять, что путь России к прогрессу откроется только тогда, когда она перестанет допускать к власти убогих и недалеких людей и не позволит им судьбу страны превращать в «Историю одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина.

И да послужат на пути к этому прозрению, вместе с "Каноном покаяния", уроки "Императора Павла I" и судьбы его людей.

P.M. Мельников. Санкт-Петербург. 2005 г.