Текст книги "Свинец в крови"

Автор книги: Рафаэль Кардетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

48

Томмазо Д'Изола, ведущий акционер «Банко Романе» ненавидел любые неожиданности. Кстати, он был уверен, что своими финансовыми успехами во многом обязан этой черте характера. Страсть к планированию была у него в крови. И в его расписании, неделю за неделей, не появлялось никаких изменений, пусть даже на минуту.

Каждое утро, ровно в семь часов, к его дверям подъезжал служебный «бентли-континенталь», на котором он отправлялся в бар отеля «Эксельсиор». Там, усевшись за столик в глубине зала, Д'Изола наслаждался смесью китайских чаев, специально приготовленной для него фирмой «Мариаж фрер», а затем на полчаса углублялся в чтение газет, не обмениваясь ни с кем ни словом, ни взглядом.

В семь сорок он отправлялся в банк, куда, в зависимости от загруженности улиц, приезжал в интервале от семи сорока трех до семи сорока семи. С восьмым ударом часов секретарша подавала ему список дел на текущий день и одаривала его вежливой улыбкой, на которую он никогда не отвечал.

После этого начиналась утомительная череда посещений – партнеры, сотрудники, клиенты, просители и всякие докучливые особы. В полдень Д'Изоле приносили из ресторанчика, находившегося возле банка, поднос с едой. Выпив кофе, он снова принимался за повседневную работу.

В восемнадцать тридцать секретарша в последний раз заходила к «коммендаторе», чтобы пожелать ему приятного вечера, и оставляла его одного в кабинете; оттуда он выходил в восемь вечера и снова отправлялся в бар «Эксельсиора». Он выпивал один или два коктейля в компании старых друзей, мультимиллионеров, как и он сам, а потом поднимался в номер, который держал за собой круглый год, чтобы принять душ и переодеться.

Раз в неделю девушка по вызову, литовка, внешне отдаленно напоминавшая двадцатилетнюю Джину Лоллобриджиду и называвшая себя Мэрилин, одаривала его небескорыстными ласками.

Д'Изола не встречался ни с одной женщиной, кроме Мэрилин. Его не интересовали клубы стрингеров, интимные вечеринки для людей высшего света, сборища вуайеристов или малолетние проститутки. По правде говоря, с его состоянием он мог бы удовлетворить такие фантазии, в сравнении с которыми степень его извращенности казалась просто смешной.

После двух дней слежки Сара Новак уже имела полное представление о личности своего подозреваемого: Томмазо Д'Изола был скучнейшим человеком на свете – такими бывают только старые банкиры, пресыщенные адвокаты и профессора латыни, приближающиеся к пенсионному возрасту.

Она могла бы наблюдать за банкиром все лето и так и не дождаться, чтобы он хоть в чем-то изменил своему распорядку дня.

Настало время брать инициативу в свои руки.

Фамильный особняк Д'Изолы, как и все старые постройки такого рода, представлял собой сущий кошмар с точки зрения установки современных охранных систем. Высота решетки, окружавшей сад, не превышала двух с половиной метров, и она вряд ли могла отпугнуть незваных гостей.

Устранить этот конструкторский недочет можно было одним-единственным образом: расставить по всему парку датчики движения. Томмазо Д'Изола установил их штук двадцать, но вскоре отключил, когда выяснилось, что на работе этих устройств плохо отражались ночные перемещения многочисленных соседских кошек.

Ухватившись за решетку с затупленными кольями, Сара подтянулась и перемахнула на другую сторону. Стараясь не выходить из-под прикрытия парковых деревьев, она добежала до задней двери особняка.

Как она и рассчитывала, эта дверь не была заперта. Она проникла в дом и спряталась в стенном шкафу недалеко от входа.

В течение дня в особняке находилась только горничная, но вскоре после семи вечера ушла и она. Включив систему сигнализации, она заперла за собой дверь. Сара вышла из своего убежища и начала обшаривать жилище банкира.

За час она изучила все три этажа дома, но не обнаружила ничего интересного. Оставался последний шанс уйти не с пустыми руками. В ходе осмотра она увидела небольшое строение, примыкавшее к основному зданию, видимо, личную часовню, пройти в которую можно было через библиотеку; дверь была заперта на ключ.

При поступлении на службу в криминальную полицию Сара в качестве приветствия получила от комиссара Лопеса несколько полезных советов. Первый из них, которому она с тех пор следовала буквально, чаще всего в ущерб своему прямому начальнику, состоял в том, чтобы никогда не позволять вышестоящим садиться себе на голову.

Второй касался поведения в отношении закона. Лопес рекомендовал рассматривать закон не как супругу, верность которой надлежит хранить на протяжении всей жизни, а скорее как старую любовницу, которая начнет возмущаться только в случае явной измены. Иными словами, Саре предписывалось следить, чтобы другие соблюдали закон, но сама она не была обязана строго следовать ему при любых обстоятельствах.

Помня об этом наставлении, она вскрыла старый заржавленный замок и остановилась на пороге часовни.

Ничего подобного она не видела в своей жизни. Часовня была совершенно пуста, если не считать кожаного кресла и огромного плазменного экрана, установленного на алтаре. Между этими двумя предметами Томмазо Д'Изола поместил цифровую камеру, подключенную к экрану. Сара опустилась в кресло и нажала кнопку «пуск». На экране появились бедра какой-то женщины.

Невыносимо медленно камера скользила вдоль ее обнаженных ляжек, задержалась на лобке, потом поднялась до запястий, прикованных наручниками к кровати. И наконец, объектив задержался на неподвижном лице.

Наталия Велит лежала с широко раскрытыми глазами. Она уже не дышала.

Сара, с трудом сдерживая дрожь, включила кассету на перемотку и начала просмотр сначала. Съемку начали в тот момент, когда Наталия под руку с Луи Фаргом вошла в свою квартиру. Она смотрела перед собой невидящими глазами и спотыкалась, хотя адвокат и поддерживал ее.

Он за руку доволок ее до спальни. Бросил на кровать, раздел и овладел ею, не встретив ни малейшего сопротивления. Наталия в полубессознательном состоянии позволяла делать с собой что угодно. Когда Фарг кончил, она приглушенно вскрикнула, а потом снова погрузилась в небытие, в то время как адвокат встал и начал одеваться в углу.

Затем, нервно махнув рукой своему сообщнику, он исчез из поля зрения камеры. Спустя несколько секунд глухой хлопок двери возвестил о его уходе. Оператор поставил камеру на треножник у изножья кровати, потом подошел к Наталии. Сара сразу же узнала Томмазо Д'Изолу. Банкир приблизился к распростертому на кровати телу и ударил молодую женщину по лицу, чтобы привести в чувство.

Наталия слабо застонала. Д'Изола обратился к ней на безупречном французском, с едва заметным акцентом:

– Где картина?

Казалось, Наталия не поняла вопроса. Ее глаза на мгновение задержались на лице говорившего, потом она снова уставилась куда-то в потолок.

Д'Изола снова ударил ее по щеке, на сей раз сильнее. Наталия снова застонала. Д'Изола схватил ее за волосы и повернул лицом к себе.

– Я хочу знать, где находится эта картина.

– Какая... картина?

– Автопортрет Орацио Борджанни. Та, что на фотографии. Я потерял ее из виду двадцать пять лет назад и вдруг обнаруживаю на обложке журнала мод. И ты стоишь перед ней. Где она? В этой квартире?

– Нет... Не здесь...

– А где?

– Алекс... галерея... – пролепетала Наталия.

Д'Изола выпустил волосы молодой женщины, и ее голова тяжело упала на подушку.

– Хорошо, дорогая. Ты умница. За то, что так хорошо вела себя, я тебе устрою такой кайф, которого у тебя еще не было. Летать будешь. Только вот потом взорвешься. Тебе понравится, вот увидишь... А уж я прослежу за твоим полетом, – добавил он, указывая на камеру.

Д'Изола достал из кармана шприц. Перехватив руку Наталии резиновым жгутом, он ввел содержимое шприца ей в сгиб локтя. Потом подошел к камере, снял ее с треножника и встал прямо над своей жертвой.

Он взял ее лицо крупным планом. Под действием кокаина, растекающегося в ее крови, Наталия заулыбалась. Закрыв глаза, она отдавалась умиротворяющему действию наркотика. Губы приоткрылись, изо рта вырывались хриплые стоны.

Внезапно ее дыхание участилось. Улыбка превратилась в гримасу боли – она начала задыхаться. Несколько мгновений она пыталась подняться, напрягала изо всех сил запястья, чтобы освободиться от мертвой хватки наручников. Самое ужасное состояло в том, что первый наркотик уже не действовал и она полностью отдавала себе отчет в происходящем.

Секунд через двадцать ее движения стали замедляться. Кожа приняла синеватый оттенок. Тело Наталии Велит застыло в той самой позе, в которой Томас Кемп найдет его на следующее утро.

Картинка стала менее четкой, потом исчезла. На плазменном экране застывшие черты Наталии Велит уступили место странному туману из мельчайших точек. Сара, по-прежнему сидевшая в кресле, не могла шевельнуться. Она чувствовала себя замаранной тем, что увидела. Ей даже не хотелось верить в реальность этого гнусного фильма. По ее щекам текли слезы, но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.

– Судя по всему, мое кино вам понравилось.

Голос прозвучал из-за ее спины, с порога часовни.

– Если вас заинтересует, я запечатлел также и смерть вашего друга Коплера. Вы ведь капитан Новак, не так ли?

Сара медленно повернулась. В дверях с револьвером в руке стоял Томмазо Д'Изола.

– Коплер говорил мне о вас перед смертью. Он предупредил, что вы будете преследовать меня и здесь. Я ждал вас. Мои люди вычислили вас, как только вы сошли с самолета, и пасли вас все то время, пока вы выслеживали меня. Судя по всему, им удалось сделать это менее заметно, чем вам. Вот ведь ирония судьбы, вам не кажется?

Сара злилась на себя: надо же, попалась, как новичок! Банкир, казалось, веселился при виде ее разочарования.

– Какой же вы подлец! Вы убили Наталию и Коплера...

– И Фарга, конечно, тоже, можете быть уверены. В его случае мне, к сожалению, пришлось действовать в спешке, так что его убийство я не заснял. Поверьте, это меня очень расстраивает, но еще немного – и вы поняли бы, что он замешан в этом деле. А если бы вы его задержали, этот дурак тут же выболтал бы вам мое имя, чтобы снять с себя часть ответственности. Этого я не мог допустить. Мне пришлось импровизировать. Впрочем, я даже горжусь результатом. Видели бы вы выражение его лица, когда я приставил пистолет к его виску! Какая жалость, что я не мог записать!

Д'Изола говорил спокойно, не подбирая слова, не задумываясь.

– Ну а раз уж мы составляем список моих жертв, можете внести в него и Франческу Поцци, подругу Луиджи Кантора. Это я придумал возложить на нее ответственность за покушение, в котором она погибла. Если вас это интересует, я сохранил несколько чудесных снимков того взрыва.

Д'Изола уже не наставлял револьвер на Сару. Теперь дуло было направлено в пол, примерно в метре от него. Саре вполне хватило бы времени выхватить собственный «магнум» тридцать восьмого калибра и всадить ему пулю в лоб прежде, чем он успел бы среагировать.

Она поднесла руку к кобуре на поясе. Но ее ждала неприятная неожиданность: там, где должно было находиться оружие, рука нащупала лишь пустоту. И тут Сара вспомнила, что статус туристки исключал возможность путешествия со служебным оружием. Она проклинала себя за то, что оставила револьвер дома, на тумбочке у кровати.

Теперь у нее оставался только один шанс: выиграть время и посмотреть, что предпримет Д'Изола.

– Но ведь не убивали же вы всех этих людей только ради удовольствия заснять их агонию? – спросила она банкира. – У такого упорства должна быть какая-то причина?

Д'Изола присел на корточки перед креслом и приставил дуло пистолета ко лбу Сары.

– А с каких это пор для убийства требуется повод? Большинство нам подобных влачат такое жалкое существование! Сокращение их числа – это же почти благотворительность. Как вам кажется, вы принадлежите к числу подобных паразитов, капитан Новак?

– Вы совсем спятили.

– Да нет же, послушайте... Ну, что касается моих последних жертв, то их убийство мне заказали. У меня не было выбора, иначе я сам оказался бы в удобном гробу. У меня был старый должок, который всплыл внезапно, когда драгоценной Наталии пришла в голову злосчастная идея позировать на фоне картины, которую мне полагалось уничтожить двадцать пять лет назад. Нет нужды объяснять вам, что человек, поручивший мне это в то время, очень рассердился, узнав, что я солгал ему. И мне пришлось пообещать ему, что я доведу работу до конца.

Сара чувствовала, как ледяная сталь пистолета скользит по ее виску. Банкир сдвинул дуло еще на несколько сантиметров и остановился на ее скуле.

– Мне еще не удалось добыть картину, – продолжал он, – но я надеюсь, что в самом ближайшем будущем мои усилия увенчаются успехом. И в этом мне поможете вы, капитан Новак. Не правда ли, это замечательно?

49

Я находился в Риме уже три дня, но до сих пор не имел никаких известий об отце. Накануне Тененти целый вечер звонил кому-то, однако выяснить, где его содержат, ему не удалось. Его другу-комиссару повезло не больше. История насчет военного госпиталя оказалась чистейшей воды выдумкой.

Казалось, отца поместили под какой-то свинцовый колпак. Никто не знал, где он находится и как себя чувствует. С той минуты, как самолет, зафрахтованный министерством внутренних дел приземлился на итальянской территории, никакой информации не просочилось. Оставалось только гадать, знает ли вообще кто-нибудь, куда его отправили.

Чтобы не киснуть в номере, я решил сосредоточиться на своей профессиональной деятельности. Я отправился в аэропорт, чтобы принять ящики с деталями бертеновского идола «Кэмпбелл».

Впервые в жизни Лола сделала все как следует. У грузового самолета меня ждал мебельный фургон и необходимый персонал, то есть пять великанов, самый маленький из которых был двухметрового роста и весил сто тридцать килограммов.

Куски идола были расфасованы по трем ящикам высотой с меня. После примерно часа усилий пятеро братишек Конана сумели-таки впихнуть их все в фургон, неоднократно помянув при этом мою мать, мать моей матери и всю женскую половину моей семьи, начиная с сотворения мира. Я приписал такую несдержанность речи надвигавшейся грозе и воздержался от комментариев, чтобы не нервировать их еще больше.

Незадолго до обеда мы прибыли по адресу, указанному в доставочной квитанции. Мои новые друзья поставили фургон перед домом клиента, выволокли ящики под изумленными взглядами охраны и забрались в свою машину прежде, чем я успел их остановить.

Объяснить охранникам, почему в вестибюле здания находится разобранный на части идол весом в полторы тонны, оказалось примерно так же легко, как совершить тройное сальто без страховки. Я уговаривал их минут пятнадцать, прежде чем они наконец согласились сообщить хозяину о моем приезде.

Через несколько мгновений раскрылись двери лифта, и ко мне устремился мой клиент. По дороге он обругал охранников и пригрозил, что отправит их пасти коз у черта на рогах, если они позволят себе что-то подобное еще с кем-то из приглашенных им людей.

Я воспользовался этой паузой, чтобы прочесть имя на визитной карточке, которую он оставил мне при предыдущей встрече.

– Прошу вас простить невоспитанность моей охраны, господин Кантор. Единственное, что их оправдывает, – мы не ждали вас так рано. Вы приехали на два часа раньше, чем предполагалось, что свидетельствует о великом мастерстве – ведь вы представляете себе, что творится с движением в нашем добром старом городе. Как долетели?

– Очень хорошо, спасибо. Я счастлив вновь увидеться с вами, господин Д'Изола. Все здесь, – сказал я, указывая на ящики с частями идола. – Вы хотели бы, чтобы я их куда-то передвинул?

Конечно, мой вопрос носил чисто формальный характер. Даже если бы я год накачивался стероидами, и то не смог бы приподнять самый легкий из ящиков. К моему великому облегчению, Томмазо Д'Изола обнял меня за плечи и повел к лифту.

– Ящикам здесь самое место. Позже мои люди займутся ими. Пойдемте ко мне в кабинет. Я хотел бы кое-что показать вам. Выскажите свое мнение, вы же знаток. Надеюсь, вы можете уделить мне немного времени?

– Конечно. Мне не терпится увидеть вашу коллекцию, – соврал я.

– Отлично. Входите, Алекс. Вы мне позволите называть вас по имени, не правда ли?

Не дожидаясь моего ответа, он нажал кнопку последнего этажа. Лифт медленно вознесся на самый верх здания.

– Я держу самые красивые вещи у себя в кабинете. Там они в большей безопасности, чем в других помещениях. Мой особняк, как и любое историческое здание, вот-вот окажется открыт всем ветрам.

Двери лифта раздвинулись. Д'Изола указал мне на комнату, находящуюся в конце коридора:

– Вот сюда, прошу вас. Весь персонал обедает. Нам никто не помешает. Заходите же!

Я вошел в его кабинет и застыл на пороге. Прямо передо мной висела картина Ротко, о которой говорила Лола, композиция, достойная украшать собой музей «Метрополитен». В сочетании с двумя картинами Шагала на библейские темы, висевшими на боковой стене, она образовывала ансамбль, за который хранители многих всемирно известных музеев отдали бы годовой бюджет на приобретение. Кроме того, на стене напротив висели Пикассо голубого периода, великолепный женский портрет работы Балтуса и несколько работ импрессионистов на бумаге.

Находившиеся тут же скульптуры также свидетельствовали об отменном вкусе и неограниченных финансовых возможностях. На одном постаменте с неизменным Роденом, без которого не обходится ни одна престижная коллекция, стояла превосходная гипсовая работа Камиллы Клодель. Из противоположного угла на нее смотрела бронзовая скульптура Жермен Ришье, доказывая, что пристрастия Томмазо Д'Изолы не ограничиваются каким-то одним жанром.

– Ну, что скажете, Алекс?

Я почувствовал, как по моему затылку пробежал холодок – первый симптом запущенного синдрома Стендаля.[3]3
  Синдром Стендаля – шизофреническая болезнь острого восприятия произведений искусства. (Прим. перев.).


[Закрыть]

– Я никогда не видел столько шедевров в одной частной коллекции. И у вас есть еще что-то в этом роде?

Томмазо Д'Изола кивнул:

– Здесь хранятся лишь те, смотреть на которые мне никогда не наскучит. Остальные находятся в сейфах в подвале. Должен признаться, я горжусь своей маленькой коллекцией. Я потратил на нее много сил. И денег, разумеется.

Д'Изола расположился перед Ротко и пригласил меня сесть напротив него.

– Поговорим серьезно, Алекс. Вы подумали над моим предложением по поводу той картины? Я готов купить ее у вас за сто тысяч евро.

– А я могу лишь повторить свой отказ, – ответил я. – Я не расстаюсь с этой картиной со дня смерти моей матери. Она слишком много значит для меня. Я не намерен расставаться с ней.

– Поверьте, мне очень жаль. Если вдруг когда-нибудь передумаете, не стесняйтесь, позвоните мне.

Я молча кивнул. От его настойчивости мне становилось не по себе. Со вчерашнего дня я знал, что автопортрет Орацио Борджанни не стоил таких денег. За эту сумму Д'Изола мог купить едва ли не все его наследие.

Чтобы скрыть замешательство, я встал и подошел к гипсовой скульптуре Клодель. Издали я не рассмотрел ее, но теперь увидел, что она изображала старуху, разрезающую нить. Я не устоял перед искушением и дотронулся до нее кончиками пальцев.

– Интересно, правда? – заговорил Д'Изола. – Эта тема вовсе не характерна для творчества Клодель. Это одна из трех Парок, перерезающая нить жизни. Она вылепила это за несколько дней до расставания с Роденом. Своего рода предчувствие, несомненно.

Услышав упоминание о Парках, я вздрогнул.

– Парки – это центральный элемент на гербе моей семьи, – продолжал Д'Изола. – Подобно им, мы, банкиры, держим в руках жизни нам подобных. Символика, конечно, грубоватая.

Сигнал тревоги в моем мозгу звенел все сильнее. В этот момент я понял, почему Д'Изола так стремился купить у меня автопортрет Орацио Борджанни.

Кто, как не банкир, ищущий клиентов среди самых богатых семей Рима, мог располагать самой лучшей картотекой потенциальных покупателей ворованных картин? Томмазо Д'Изола – вот недостающее звено цепочки!

Наставленный на меня револьвер лишь подтвердил мою догадку.

– Не пытайтесь выкинуть что-то смешное, Алекс. На прошлой неделе я наблюдал за вашими подвигами в схватке с Марио Монти. Без вашей помощницы вы были бы уже мертвы. Вы не способны обороняться даже против чахоточной монашенки. И не пытайтесь кричать. В ожидании вашего посещения я распустил всех слуг по домам.

Хотя мне ужасно хотелось броситься на него, я осознавал, как ограничены мои силы в ближнем бою. Кроме того, зная, что пуля всегда опередит кулак, я предпочел замереть на месте.

– Но ведь вы не убьете меня здесь? – осведомился я, пытаясь справиться с дрожью в голосе.

– Да, мне будет сложно объяснить секретарше, откуда взялось пятно крови на ковре. Поэтому я предпочел бы обойтись без стрельбы. Я просто хочу поговорить с вами.

– Но для этого не нужно оружия. Я вполне доступен. Мы могли бы поговорить даже по телефону.

– Алекс... Можете вы перестать шутить хоть на минутку? К сожалению, нехватка времени не позволяет мне насладиться беседой с вами. Мне нужна эта картина. И как можно скорее. Я не хочу умирать, и вы тоже не хотите. Поэтому вот что мы с вами сделаем: вы забираете картину и спокойно ждете у себя в номере, когда я снова свяжусь с вами. И не вздумайте посвящать во все это милейшего Тененти. Мне не хотелось бы, чтобы он путался у нас под ногами, когда произойдет обмен.

– Какой обмен? У вас нет ничего, что могло бы заинтересовать меня.

– Я бы на вашем месте не был так в этом уверен. Вы ведь знакомы с капитаном Новак? Так вот, она уже три дня находится в Риме. Вчера она даже явилась ко мне без приглашения. Одним словом, я ей немного помог.

– И что же?

– Вы любите крыс, Алекс? Вряд ли... И она не любит. А там, где я ее запер, полно крыс. И в стенах, и под полом. Десятки голодных крыс. Она всю ночь пыталась не дать им полакомиться своим нежным телом. Но она не может вечно бодрствовать. И в тот момент, когда ее сморит сон, кто-нибудь из моих подопечных вцепится ей в ушко. Если повезет, она сможет бороться со сном до сегодняшнего вечера.

– Плевать мне на эту легавую. Она подозревает меня в убийстве Наталии. Пусть ее сожрут ваши чертовы крысы.

На самом деле Сара Новак вовсе не оставляла меня безразличным, особенно когда надевала обтягивающие кожаные брюки.

– Ну, сколько же красивых девушек из вашего окружения мне придется убить, чтобы склонить вас к сотрудничеству? – спросил Д'Изола. – Я убил Наталию, если понадобится, я убью Сару Новак, а потом настанет через вашей прелестной помощницы. Я хочу эту картину, Алекс. Я не остановлюсь ни перед чем. Не лучше ли положить конец этому мучительному пути?

В этот момент я вспомнил, что учился в немыслимо дорогой коммерческой школе. Среди того, чему меня научили, числились переговоры, в том числе такой их вариант, как «детальное обсуждение вопроса с полными ублюдками». Сейчас, когда один из них сидел передо мной, настало время воспользоваться этим и применить знания на практике.

Я постарался изобразить полное безразличие.

– На эту дуреху из полиции мне начхать. Предложите мне что-то другое.

– Чего вы хотите?

– Мне нужны сведения об отце. И доказательства моей невиновности в убийстве Наталии.

Д'Изола расхохотался. На минуту я решил, что сейчас он выстрелит в меня, чтобы проверить, правда ли, что воздушные шарики сдуваются, когда их протыкаешь.

– Неужели я предоставлю вам доказательства собственной вины? Вы что, дурак?

– Но вы же не один были в ее квартире в ту ночь. Наталия ни за что не открыла бы вам дверь. Кто вас провел туда?

– Фарг, адвокат Кемпа. Из него вышел бы отличный виновник, но мне пришлось убрать и его.

– Тем лучше. Он не станет защищаться. А если вы пришьете инспекторшу, никто не станет приставать к вам со всей этой историей. Помогите мне отмыться, дайте доказательства вины Фарга, а я отдам вам картину.

– И вы спокойно позволите мне убить Сару Новак?

Я кивнул, глядя ему прямо в глаза. Сейчас нельзя было отступать. Я думал о Такеси Китано. Я даже улыбнулся, как он, правым уголком рта. Я стал настоящим мерзавцем. Я мог победить сукина сына банкира на его собственном поле.

– Я же вам сказал. Мне плевать. С ее смертью у меня все наладится. Но мне надо стребовать с нее один должок. Из-за нее я провел скверную ночь. Хочу увидеть ее прежде, чем вы с ней разберетесь. Ведь ваши крысы все равно съедят ее, даже если у нее будет сломана пара костей?

Я подошел к краю пропасти. Дальше хода не было. В глубине души я не мог поверить, что Д'Изола пойдет за мной так далеко.

Однако он охотно сделал это. Глупость человеческая поистине безгранична. Иной раз пожалеешь, что не стал жуликом.

– Ладно, – согласился он. – Я ее вам доставлю. И также скажу, где находится ваш отец.

– Отлично. В котором часу?

– Ближе к полуночи. Место встречи уточню по телефону.

– Отлично... Видите: немного доброй воли – и все уладилось.

Не давая хозяину возможности отреагировать, я вышел из комнаты и направился прямо к лифту. Дух Китано покинул меня, лишь когда я оказался на улице. Я надеялся, что он не убежит куда-то далеко. Ведь он понадобится мне, когда настанет время свести счеты с этой сволочью банкиром.