Текст книги "Не чужие люди"
Автор книги: Рада Мурашко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА 9
Шок
Пронзительно зазвонил телефон. Не глядя на дисплей, Валерия отключила звук и резко отбросила аппарат, будто опасаясь, что звонивший сейчас выпрыгнет из трубки. Где-то в глубине квартиры играла музыка, доносился шум работающей микроволновки и звяканье посуды. Димка собирался в институт.
Валерия вяло шевельнулась, собираясь подняться, и тут же передумала. Она уже второй час лежала, не в силах отвести взгляд от окна, в которое заглядывало тяжелое низкое небо. Больше с кровати ничего нельзя было увидеть, и ей казалось, что весь мир превратился в густую серую массу, как эта, что надолго повисла над домом.
Валерия никогда не верила в предчувствия, но сегодня ей казалось, что стоит только встать, как опять случится что-то страшное, сводящее с ума своей бессмысленностью и неразрешимостью.
Вдалеке раздался звонок. Она проводила взглядом оторвавшееся от темного монолита быстрое облачко, краем сознания уловив недоумевающий Димкин голос. Голос все приближался, и через пару секунд любовник возник на пороге спальни, протягивая трубку городского телефона.
– Лерочка, это тебя…
* * *
Валерия не шелохнулась, пока Николай не обежал машину и не распахнул перед ней дверцу, предупредительно раскрыв зонт. Только тогда, недовольно поморщившись, осторожно ступила на мокрый асфальт.
– Какая гадость! – ворчала она, цепляясь за локоть водителя. – Это свинство – заставлять человека тащиться черт знает куда в такую мерзкую погоду!.. Хоть бы стоянку сделали человеческую, тут же можно ноги переломать!
На самом деле погода, лужи и плохие дороги нисколько ее не волновали. Валерия ругалась, чтобы как-то заглушить навязчивое чувство тревоги, не оставляющее ее с той несчастливой минуты, когда позвонил следователь и попросил явиться в отделение. Да что там попросил – распорядился! Им обоим было понятно, что все эти вежливые «если вас не затруднит» и «хотелось бы поскорее» только формальность, а ответ может быть один: не затруднит, уже бегу. И Лера действительно прибежала в рекордно короткие сроки, рассудив, что, раз уж все равно от неприятного визита не отвертеться, лучше поскорее с ним покончить.
Она замерла у двери кабинета, выравнивая дыхание и изо всех сил стараясь возродить в себе обычную уверенность и невозмутимость. Вместо этого в душе проснулось совершенно детское желание удрать, пока ее еще не увидели. Валерия вздохнула и тихо постучала, тайно надеясь, что следователь неожиданно уехал в длительную командировку.
– Да, заходите!
Валерия разочарованно толкнула тяжелую дверь.
– Здравствуйте. Вы хотели меня видеть… Я Меркулова, – голос был явно не ее – надтреснутый, неуверенный. Ей самой никогда бы не понравился человек с таким голосом.
Следователь бросил на нее хмурый взгляд.
– Присаживайтесь, Валерия Павловна.
Оказалось, что самым страшным было пройти мрачные коридоры и постучать в дверь. Теперь, кое-как устроившись на неудобном твердом стуле, Валерия чувствовала себя почти спокойно. В конце концов она пострадавшая, и этот мрачный мужик с недоверчиво прищуренными глазами должен действовать в ее интересах.
– Валерия Павловна, вас уже спрашивали, кто, на ваш взгляд, может иметь что-то против вас, – неторопливо начал Свиридов, внимательно разглядывая карандаш, который он только что зачем-то схватил со стола. – Вы затруднились дать определенный ответ. У вас не появилось новых мыслей на этот счет?
– Вы позвали меня, чтобы раз в пятый задать одни и те же вопросы? – нахмурилась Валерия.
– Значит, нет? Валерия Павловна, я вас не совсем понимаю, – не отрывая взгляда от карандаша, пожаловался Свиридов. – Почему вы не хотите помочь следствию? Вы все время отделываетесь общими фразами, и ни одного предположения, ни одной мысли…
– Слушайте, ну мы же не в школе! – разозлилась Валерия. – Давайте без нотаций. Я притащилась сюда сразу после вашего звонка, а вы говорите!..
Свиридов наконец поднял голову.
– Валерия Павловна, я вам объясняю, что без вашего содействия будет трудно что-нибудь сделать. В большинстве случаев виновными оказываются близкие жертвы – коллеги, супруги, друзья… дети, – он пристально посмотрел на Меркулову, явно ожидая ответа.
Валерия пожала плечами.
– Я не знаю, что вас может интересовать. Спрашивайте.
– Почему вы не сказали, что у вас есть сын?
Она на секунду закрыла глаза. Спокойно. Давно было понятно, что рано или поздно ей зададут этот вопрос. Сын… Валерия вздрогнула. Сколько она представляла этот момент, сколько думала, что будет говорить, но сам ребенок всегда оставался для нее абстрактной фигурой. Только сейчас Валерия поняла, что он действительно есть. Что он живет, ходит, работает. Думает. И может быть, действительно хочет отомстить бросившей его женщине.
– Я не знаю, – скорее себе, чем следователю, ответила Меркулова. – Мы даже не знакомы, этого не может быть…
– Вы никогда не пытались его разыскать?
– Разыскать? – потерянно повторила Валерия, вряд ли даже осознав суть вопроса. – Ему сейчас должно быть двадцать семь лет… Вы уже знаете, кто он?
– Валерия Павловна, скажите, какие у вас отношения с Павлом Липатовым? – неожиданно поинтересовался Свиридов.
– С Липатовым? Обычные, – Валерия нетерпеливо передернула плечами. – Мы довольно долго сотрудничаем, серьезных разногласий никогда не было… Да какая разница?! Скажите наконец… – она замерла, отчаянно пытаясь не поверить возникшей догадке.
– Он когда-нибудь интересовался вашим бизнесом? Системой охраны? Доходами?
Валерия замотала головой, отбиваясь от потока ставших совершенно невыносимыми звуков.
– Нет! Я не помню! Извините.
– Я понимаю, что вам неприятен этот разговор…
У нее вырвался визгливый, истеричный смешок.
– Ну да! Неприятен, точно. Вот именно неприятен, так вы удачно это сказали… – забормотала она, не вникая в смысл собственной нервной скороговорки.
Главным было не допустить паузы, не дать забросать себя новыми мучительными вопросами. Но уверенный ровный голос следователя легко разбил ее бессвязный лепет. Спастись можно было только бегством. Почти не ощущая собственное тело, Валерия порывисто вскочила, больно стукнувшись локтем о стол.
– Извините, – бросила она уже от двери, игнорируя требовательные призывы сохранять благоразумие.
* * *
Теперь дождь казался благословением, великодушным и незаслуженным подарком природы. Мелкие холодные капли ударили в лицо, будто напоминая о ее принадлежности к этому миру. Валерия неожиданно остро ощутила, как легкие жадно хватают загазованный колючий воздух, как кровь бежит по венам, торопясь окатить горячими потоками растерянное трепещущее сердце. Она затравленно оглянулась.
Мечущееся между невыносимой реальностью и еще более чудовищными фантазиями сознание уже нарисовало картину, в которой ее душным неразрываемым кольцом окружали улюлюкающие журналисты, брезгливо сморщившиеся знакомые, ухмыляющиеся сотрудники и главное – ее сын, с ненавистью указывающий на разоблаченную женщину…
На самом деле вокруг было пусто, только скакали около лужи вороны, изредка подхватывая с земли что-то невидимое, и водитель торопливо бежал от машины, на ходу раскрывая зонт.
– Убери, – поморщилась Валерия. – И уйди, я пешком пойду.
Она правда пошла, почти побежала вдоль мрачного, за несколько минут ставшего ненавистным здания.
– Валерия Павловна, может, все-таки на машине? – взмолился старающийся не отстать Николай.
– Я хочу погулять. Одна, – отрывисто рявкнула Меркулова. – Уйди.
– Валерия Павловна, я с вами, – извиняющимся тоном возразил водитель. – Я должен вас охранять.
– Должен! – раздраженно передразнила Валерия. – Ты должен делать, что я скажу.
Николай покорно вздохнул и отстал на несколько шагов. Не обращая на него больше никакого внимания, Валерия так же быстро свернула за угол, вышла на шумную многолюдную улицу. Тут же на нее налетел то ли подросток, то ли молодой мужчина в бесформенной синей куртке и, вместо извинений пробормотав что-то вроде: «Блин, достали ползать», энергично пошагал дальше, глядя себе под ноги и кивая головой в такт звучащей в наушниках музыке. Потом непонятно откуда прямо под ноги бросились две собаки, злобно порыкивая и стараясь вцепиться друг в друга зубами. Валерия глухо охнула, шарахнулась в сторону.
– Валерия Павловна, может, все-таки на машине? – осторожно повторил Николай.
– Давай, – слабо кивнула она, с благодарностью цепляясь в протянутую руку.
ГЛАВА 10
Мать и сын
Присев на край стола и беспечно покачивая ногой, Юлия что-то увлеченно говорила. Валерия смотрела на нее, кивала, улыбалась и хмурилась, копируя выражение лица собеседницы, но не слышала ни слова. В голове уже, наверное, сотый раз прокручивались, как в замедленной съемке, события последних недель. Осколки стекла, пугающе безобидные уютные медвежата, допросы, протоколы, предположения, мертвый тусклый свет в казенном кабинете и чудовищное озарение – все это было гораздо реальнее веселого Юлькиного щебета.
Валерия подняла глаза и на какое-то мгновение перехватила удовлетворенный, полный превосходства взгляд управляющей. Сердце ненадолго зависло где-то в районе желудка, но потом опомнилось, забилось. «Это уже паранойя! – мысленно одернула себя Меркулова. – Так нельзя». Ей казалось, что люди вокруг давно уже знают все ее тайны. Когда она зашла в магазин, оживленно болтавшие консультантки резко замолчали, засуетились. Хорошие девушки, Катя и Алина, наверняка они просто испугались, что хозяйка разозлится за безделье. И у Юлии просто хорошее настроение. Может, племянник контрольную хорошо написал, вот она и болтает без умолку. Это Валерии сейчас не до рекламы и не до продаж, а той ничто не мешает заниматься любимым делом.
Меркулову охватила волна злости. Да, у всех все хорошо, все занимаются своими делами, и им дела нет до того, что творится вокруг. Эта вот бестолочь даже не замечает, что ее некому слушать. Сидит тут, качает ногой и чирикает и может вечность так сидеть, если ее не выставить вон.
– Юлия, – отчеканила Валерия, стараясь не сорваться на крик, – уйди, пожалуйста.
– Что? – растерялась та.
– Уйди, – глухо повторила Валерия, уткнувшись лбом в скрещенные ладони.
– Что-то случилось? – встревоженно спросила Юлия. – Следователь звонил? Что-то уже узнали, да?
– Юля! – Валерия все-таки рявкнула, хотела сказать: «Это не твое дело», – но вовремя прикусила язык, вспомнила, что сейчас лучше ни с кем не ссориться. – Пожалуйста, оставь меня в покое.
Помощница наконец поняла, обиженно пожала плечами и выскользнула за дверь.
Зря она сегодня сюда приехала, призналась себе Валерия. Хотела убедиться, что никто ничего не знает? Кроме мании преследования, ничего ее наблюдения не дадут. Хотя дело не в этом. Просто она слишком хорошо знает, что должна сделать. Знает, поэтому ищет себе хоть какое-нибудь занятие, лишь бы отложить неизбежное. Но все равно рано или поздно они обязательно увидятся. На очередном показе, или в кабинете следователя, или в каком-нибудь ресторане, в банке, в магазине. По-другому просто не может быть. Каким бы большим ни был город, у людей одного круга все равно будут общие пути. Рано или поздно они обязательно увидятся! Поэтому лучше самой выбрать время и место. Пусть по крайней мере все произойдет без свидетелей.
Валерия заставила себя подняться, натянула шубу, не сразу попав в рукава, долго расправляла воротник перед зеркалом. Наконец и это было сделано. Валерия вскинула голову, попыталась придать лицу уверенное, независимое выражение. Отражение вернуло ей одобрительный взгляд. У нее еще получается владеть собой.
– Ни здрасьте, ни до свиданья, – фыркнула Катя, когда дверь магазина захлопнулась за хозяйкой.
– Можно подумать, ты бы стала расшаркиваться на ее месте, – пожала плечами Алина. – И так еще держится.
– Так ей и надо! – с раздражением бросила Катерина. – Пусть попляшет.
– Это не наше дело, – нервно оборвала Алина. – И, Кать, ради бога, я тебе ничего не рассказывала.
– Конечно-конечно, – пропела та, натягивая на лицо привычную улыбку и неторопливо направляясь к вошедшей клиентке. – Ты мне ничего не рассказывала, я тоже никому не расскажу… Вам что-нибудь подсказать?
* * *
Рано или поздно они все равно должны будут встретиться. Это просто неизбежно. Павел Липатов столько раз мысленно повторял эту фразу, что она уже утратила для него смысл, превратившись в пустой набор звуков, почему-то слепленных воедино.
Заглянула секретарша, смущенно спросила, не может ли она уйти пораньше – у ребенка утренник. Павел рассеянно кивнул, продолжая рассматривать редких прохожих под разноцветными зонтиками. С высоты четырнадцатого этажа они напоминали маленьких деловитых гномов.
Нужно было позвонить Валерии. Он давно собирался это сделать – весь день после ухода следователя. Точнее, помощника следователя, улыбчивого старшего лейтенанта Кузовкова. Павлу казалось, что после его визита прошла по меньшей мере жизнь. На самом деле – шесть часов. Шесть часов размышлений, воспоминаний и бесплодного повторения единственной оформившейся в слова мысли.
Ему пришлось дать подписку о невыезде. Улыбчивый лейтенант не проникся к нему доверием. Конечно, бедняга старлей каждый день видит, как люди без лишней рефлексии разделываются друг с другом, и привык мыслить простыми вещественными категориями. Как такому объяснишь, что он никогда бы не стал мстить матери просто потому, что мстить не за что. Он был счастлив и никогда не мечтал о другой жизни.
Каролина и Арсений Липатовы не выбрали его из десятков других детей, они его нашли, узнали – так потом говорили ему родители, и он верил, потому что сам чувствовал то же самое. Им не надо было привыкать друг к другу, учиться вместе жить; как-то сразу, с первого взгляда, всем троим стало понятно: они – одна семья.
Конечно, иногда он думал о родившей его женщине, но без обиды, без злости, скорее с недоумением. Она оставалась фикцией, бесплотным символом начала его жизни. Только после смерти родителей в какой-то момент он действительно подумал о том, чтобы ее разыскать. Но взрослый разумный человек быстро взял верх над одиноким тоскующим мальчиком.
Жизнь сложилась, и они – всего лишь два чужих, взрослых, незнакомых человека. Так зачем обрекать себя и неизвестную ему женщину на неловкость и тягостные переживания?
Только может ли это понять усталый лейтенант, не склонный к пустым размышлениям о счастье и боли. А сможет ли это понять Валерия? Валерия… Наверняка она тоже считает его виноватым. Бедная издерганная женщина, вряд ли слишком счастливая. Даже теперь, когда образ родительницы вдруг приобрел знакомые черты, он не чувствовал ничего, кроме щемящего сочувствия. Слабые люди заслуживают жалости, так всегда говорила его мать, Каролина…
Павел решительно встал. Он должен увидеть Меркулову.
Дверь распахнулась, едва не налетевшая на него Валерия резко отшатнулась, замерла на пороге. Павел механически протянул руку, она таким же привычным жестом подала свою. И только когда ладони соприкоснулись в рукопожатии, сознание вдруг оценило всю неестественность ситуации. Валерия вздрогнула, глаза беспомощно заметались.
Когда она сидела в машине, поднималась по лестнице, шла по непреодолимо длинному коридору, думала, что должна сказать: «Прости». Она твердила про себя это слово, как заклинание, как какой-то зомбирующий звуковой код, помогающий не сбиться с пути…
Какая глупость! Можно извиняться за пролитый кофе, сломанный фен, разбитый бампер, но только не за такое! Для нее сейчас ни в одном человеческом языке не найдется слов.
– Н-наверное, кто-то из нас должен что-нибудь сказать, – наконец выдавила Валерия.
– Да, – согласился Павел, с удивлением вглядываясь в такое знакомое лицо.
Как он раньше не замечал, что она уже немолодая, уставшая женщина? Не видел беспомощный близорукий прищур, нервное подрагивание уголка губ, будто она все время готова засмеяться или разозлиться, неженскую вертикальную складку на лбу… Или раньше она такой не была? Великолепнейшая, неуязвимая, насмешливая Валерия…
– Заходи, – опомнился он. – Заходи, садись. Сейчас… Сейчас мы… поговорим. Чай будешь?
Валерия молча помотала головой. Не интересуясь ответом, он достал кружки, вместо чая плеснул коньяка.
– Валерия, – Павел глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. – Утром приходили из милиции. До этого я ничего не знал, честное слово.
Она вскинула голову, с невнятным облегчением вслушиваясь даже не в слова – в интонацию, смятенную, успокаивающую и совсем-совсем не враждебную.
– Я ничего не знал, – повторил Липатов. – И я никогда не стал бы тебе мстить…
Валерия бездумно смотрела на своего безнадежно чужого сына. Он все что-то говорил, говорил, великодушно давая ей возможность не слышать и не отвечать. Ни в чем не виноватый, относящийся к ней с деловой симпатией партнер по бизнесу… Все вдруг стало на свои места.
Валерия криво улыбнулась, вздохнула, собираясь что-то сказать, и прерывисто всхлипнула, пытаясь проглотить неожиданно возникший комок в горле. Плакать она не умела. Слезы, тяжелые, кажущиеся почему-то густыми, как бы нехотя накапливались в пересохших глазах, текли по щекам, не принося никакого облегчения, оставляя после себя тупую головную боль.
– Все будет хорошо, – убежденно сказал Липатов, неправдоподобно естественным жестом обнимая ее за окаменевшие плечи.
Валерия выпрямилась, вымученно кивнула.
– Спасибо.
– Подожди, – как же трудно сосредоточиться теперь, когда все ее жесты, все черты кажутся слишком знакомыми, своими собственными! – Наверное, надо сразу все решить… Валерия, мы взрослые люди… И у нас уже сложились определенные отношения, довольно неплохие… Это всегда очень важно в деле… В общем, я хочу сказать, что, если ты не против, я буду рад сотрудничать по-прежнему.
Валерия горько усмехнулась. Разве может теперь быть по-прежнему, когда они оба знают… Если бы она могла в это поверить! Поверить, что все пройдет и можно будет сделать вид, будто ничего и не было.
– Да, – кивнула она и повторила сказанную им фразу: – Все будет хорошо.
ГЛАВА 11
Дела семейные
Изабелла Яковлевна наряжала елку. Доставала из потрепанной коробки старые, оставшиеся еще от ее родителей шишки, домики и сосульки, бережно протирала от пыли специальной мягкой тряпочкой, поднимала ближе к люстре, любуясь игрой света на цветном стекле. Для каждой игрушки находилось свое место, откуда ее нельзя было перевесить, не нарушив целостности и гармонии созданного женщиной шедевра. Да, ее новогодние елки всегда были произведением искусства, дизайнерской работой, и на их украшение обычно уходил целый вечер.
Резкий звонок в дверь заставил подпрыгнуть, желтая стеклянная белочка выскользнула из рук. Торопливо бросаясь к двери, Изабелла Яковлевна все-таки успела заметить, что игрушка упала на ворох разноцветной мишуры и не разбилась.
Когда дочь, бледная, с потерянным взглядом, ввалилась в прихожую, мать на мгновение ощутила торжество. Наконец-то! Все-таки, когда плохо стало, прибежала к ней! Но тут же эгоистичная радость сменилась тревогой. Валерии действительно было плохо, это стало понятно с первого взгляда.
– Что случилось? – Изабелла Яковлевна всем телом подалась навстречу дочери, пытливо впилась в нее взглядом. – Опять взлом?
– Нет, мам. Все нормально.
– Нормально? Я же вижу!
– Что ты видишь? – несмотря на наваливающуюся апатию, Валерия невольно усмехнулась. – Я устала. Была у следователя. Ты не представляешь, какая тягомотина.
Изабелла смягчилась. Конечно, она помнила, что дочь всегда смущал ее напор. Та терялась, замолкала, упрямо отнекивалась от расспросов. Это было странно, непонятно, обидно, но со временем она привыкла. Даже не привыкла, а просто поняла, что давить на Валерию бесполезно.
– Что тебе сказали? Кого-нибудь нашли? – небрежно поинтересовалась она.
– М-м… Мам, я хочу отдохнуть. Если б ты знала, как мне тошно. Можем мы поговорить о чем-нибудь хорошем?
Изабелла Яковлевна беспомощно вздохнула. Она всегда хотела воспитать дочь гармоничным, уверенным в себе человеком, способным спокойно и решительно разбираться с проблемами, не отвлекаясь на непродуктивные эмоции. Она приложила к этому столько усилий, и что в итоге? Как в далеком детстве, ее крошка приходит, чтобы похныкать и вырвать порцию утешений.
А как она обрадовалась, когда Валерия предложила продать дом и перебраться к ней! Сразу же принялась действовать, Лера и оглянуться не успела. Как же славно они должны были зажить!
Каждое утро, пока дочь искала покупателя, Изабелла просыпалась с мечтами об их идеальной семье. Она представляла, как будет гулять по чистым широким улицам, придирчиво выбирать наряды в симпатичных магазинчиках с вежливыми улыбчивыми продавцами, неторопливо бродить по музеям и выставкам, а вечерами будет встречать с работы Леру, слушать обстоятельные рассказы о прошедшем дне, давать умные и необходимые советы… Валерия, конечно, уже натешилась своей самостоятельностью, поняла, что не может справляться без матери, и теперь в их маленьком мирке все будет правильно.
Разочарование вползло в открытую для идиллии душу очень скоро. Оказалось, что дочь совсем не думала меняться в лучшую сторону, наоборот. Она стала резкой, циничной и решительно намеревалась жить так, как ей хочется, игнорируя общественные устои, мораль и вполне обоснованное желание матери дождаться от нее внуков и горячих обедов. Долгожданная совместная жизнь постепенно превращалась в череду вялых пререканий и томительного нежелания возвращаться вечером домой.
И тут Валерия опять поступила в своем духе. Вместо того чтобы о чем-то задуматься, осознать бессмысленность и пустоту своей жизни, она с неприличной поспешностью купила еще одну квартиру, без раздумий ввязавшись в долги, и съехала, оставив мать вспоминать о несбывшейся мечте.
Но Изабелла Яковлевна хорошо знала свою дочь. Та могла храбриться, демонстрировать свою самостоятельность и не думать ни о ком и ни о чем, пока у нее все хорошо, но стоит только чему-нибудь случиться, и она обязательно прибежит назад к маме. Вот как сейчас.
– И все-таки, Лера, нельзя же сидеть сложа руки. Что-нибудь выясняется или нет? – жестко проговорила Изабелла.
– Выясняется. Собирают досье на моих сотрудников, любовников, родственников… Игнат посоветовал камеры поставить. Это, я полагаю, будет результативнее.
– Игнат! – недовольно фыркнула старшая Меркулова. – Вот нашла советчика! Может, это вообще он все и закрутил.
– Кто? – Валерия искренне засмеялась, забыв о плохом настроении. – Зачем?
– Ты мне можешь говорить, что хочешь, – поджала губы Изабелла, будто дочь уже начала спорить. – Но нормальный мужик не будет полжизни просто возиться с чужой бабой. Вы ведь не спите! Вот такие потом и оказываются маньяками!
– О мама! – Меркулова пораженно закатила глаза. – Не смотри больше криминальные новости, это вредно. А Игната ты не любишь, потому что мы с ним видимся чаще, чем с тобой.
– Вот увидишь, это он, – со злостью повторила Изабелла Яковлевна.
– Если это он, – серьезно ответила Валерия, – значит, так мне и надо.
Изабелла Яковлевна не нашла, что сказать. Дочь снова стала непонятной и непробиваемой, и она не решилась продолжить тему.
– Дурашка моя, – ласково улыбнулась мать, будто Лера просто неудачно пошутила. – Сырники будешь?
– Давай сначала елку доукрашаем, – попросила Валерия, с детским восторгом заглядывая в коробку с шарами.
* * *
Катя последней вышла из магазина. Закрыла дверь, включила сигнализацию.
– Привет.
Она вздрогнула, чуть не упала на скользких ступеньках, оступившись.
– Ты с ума сошел? – возмутилась она. – Обязательно так подкрадываться?!
– Прости, – Дима обезоруживающе улыбнулся. – Я нечаянно.
– У нас сегодня камеры поставили, – сообщила она, уворачиваясь от объятий. – Так что сделай вид, будто ищешь свою гарпию.
Дмитрий поморщился, но пропустил мимо ушей последнюю фразу.
– Какие камеры? – заинтересовался он более важным вопросом. – Зачем?
– А тебе мадам не сообщала? – невинно захлопала глазами Катерина. – Мадам не понравились медвежата, мадам хочет найти дарителя.
– Кать, ты можешь говорить нормально? Ну что она тебе такого плохого сделала?
– Ага, пожалей еще… – насупилась Катя.
– Правда, мы зря все затеяли, – нерешительно начал Дима. – Валерия… Она неплохая, нельзя так… Мы же с тобой можем просто…
– Ты, может, и можешь «просто», – отрезала Катерина. – А мне надоело. Все надоело! Съемные углы надоели, картошка надоела, одни сапоги на все сезоны надоели! Я на работу захожу, как Золушка, для которой униформа – бальное платье! Я хочу жить по-человечески, Дим! Ну ты же меня любишь…
Она больше не злилась и ничего не требовала, только с трогательной доверчивостью прижималась к нему и говорила о любви. Дмитрию снова казалось, что нет ничего важнее и дороже этой беспомощной маленькой девушки и их чувства. А Валерия… Что Валерия? Не убивают же они ее, в самом деле. Она сильная, умная, решительная. У нее все наладится.
Дмитрий тряхнул головой, отгоняя неприятные сомнения, и улыбнулся.
– Пойдем ужинать? Куда ты хочешь?
