Текст книги "Жажда безумия (ЛП)"
Автор книги: Р. К. Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Глава 16
Алиса
Я вишу где-то между реальностью и адом, кровь отливает от лица, и у меня кружится голова. Никто ничего не говорит в течение долгого времени, пока мы вглядываемся в разрушенную комнату, но мой взгляд постоянно возвращается к крови. Как бы я ни надеялась, что это не кровь Шляпника, что все это ужасное совпадение, каждая крупица надежды, за которую я цепляюсь, кажется, ускользает из моих рук.
Дела обстоят нехорошо.
Они обстоят очень, очень плохо.
– Алиса, – шепчет Чес, и я неохотно смотрю на него.
Он стоит рядом со мной, с широко раскрытыми от беспокойства глазами, ожидая моих указаний. Было бы легко развернуться и уйти, списать Шляпника как еще одну жертву тьмы, но я не могу. Пока нет. Пока я не обыщу каждый сантиметр этого дома в поисках признаков жизни. Кроме того, нам не нужно тратить впустую ресурсы, которые мы можем здесь найти. Любую еду, одежду, оружие и другие полезные предметы следует забрать для путешествия. То, что на это трудно смотреть, не означает, что мы должны убежать.
Это означает, что мы должны искать еще усерднее и найти все, что сможем.
– Мы обыщем дом, – говорю я. – Соберите все, что сможете, все, что нам может пригодится. Скажете мне, что найдете.
И, пожалуйста, найдите Шляпника. Последнее предложение я не произношу вслух, но так хочу.
– Хорошо, – говорит он, опуская подбородок. – Будьте начеку, ищите все необычное. Монстры всегда могут скрываться в самых неожиданных местах.
Дион и Данн направляются в коридор справа, где исчезает кровь, а я поворачиваю налево к лестнице. Хотя мне очень хочется узнать, куда ведет кровавый след, я не думаю, что смогу столкнуться с тем, что находится за коридором. Второй этаж кажется самым безопасным местом, чтобы начать поиски и подготовиться к тому, что меня ждет.
Ступени скрипят под моими ботинками, когда я медленно поднимаюсь и останавливаюсь на лестничной площадке. Здесь еще один коридор с дверьми по обеим сторонам. Левая дверь плотно закрыта, но правая приглашающе приоткрыта, поэтому я направляюсь сначала к ней.
Это маленькая комната, судя по всему, гостевая. В отличие от гостиной, она не в полном разгроме. Односпальная кровать занимает угол, ее металлический каркас изогнут так, что напоминает виноградные лозы. Половину пола покрывает цветочный ковер, а у стены стоит перевернутый вверх дном комод. Я подхожу к нему, не понимая, какой может быть смысл у такого комода, но когда я тяну за одну из ручек и открываю ящик, он оказывается полон аккуратно сложенной одежды. Комод перевернут, но ящики такие, какими и должны быть.
Абсолютно странной. Именно такой я и ожидала увидеть обитель Шляпника.
Кроме туалетного столика с зеркалом, в комнате другой мебели нет, и я на секунду останавливаюсь, чтобы взглянуть на свое отражение. Мои волосы превратились в спутанный хаос без расчески, а синяк на шее, в месте, где монстр схватил меня, отчетливо виден в тусклом свете. Заживающие раны на груди и плече стали светло-розовыми, покрытые свежей кожей, а темные круги под глазами заметнее, чем когда-либо.
Я выгляжу ужасно, и теперь задаюсь вопросом, почему Диону вообще захотелось поцеловать меня. Разве он не видел, как потрепанно я выгляжу? Может, ему просто все равно, и это дает мне крошечный толчок к уверенности в себе. А может, он просто пытается насладиться моментом, прежде чем нас всех убьют, и я не виню его за это. Разве я сама не говорила себе то же самое в домике на дереве?
Пройдя через коридор, я толкаю дверь во вторую комнату, и мое сердце уходит в пятки. Все в этой комнате, от письменного стола под овальным окном до головы манекена в углу, в ярко-голубой шляпе, кричит о Шляпнике. Золотисто-зеленые обои в некоторых местах разорваны, а слева зияет открытый шкаф, переполненный одеждой и шляпами.
Я медленно подхожу к письменному столу. Он завален рисунками и скомканными листами, разноцветными нитками и лоскутами ткани. Среди всего этого хаоса лежит пухлый, переплетенный кожей дневник, который явно не на своем месте. Я с трудом сглатываю и тянусь к нему. Раскрыв, узнаю пожелтевшие страницы, они совпадают по цвету с запиской, которую он прислал мне, а в середине отсутствует страница. Я провожу пальцами по рваным краям бумаги, и до меня доходит. Это тот самый блокнот, в котором он написал свое загадочное послание. В этом нет никаких сомнений.
Однако, когда я смотрю на пол в поисках каких-либо следов крови, учитывая, что именно ею была написана записка, там ничего нет. Ни капель, ни брызг, ведущих в коридор. Никаких признаков борьбы. Все, похоже, осталось внизу, но если записка была написана кровью, какой смысл был в том, чтобы тащить бумагу вниз и написать ее? Наверняка он не был так сильно ограничен в ресурсах, чтобы не найти ручку.
Я открываю верхний ящик стола и нахожу еще больше беспорядка – смесь доказательств его работы. Пуговицы, ленты, иглы. Среди всякой всячины лежит ярко-розовое перо и чернильница, что еще раз подтверждает мою мысль.
В этом нет никакого смысла.
Я переворачиваю на первую страницу дневника, восхищаясь невероятно аккуратным почерком Шляпника, и пробегаю глазами первые строки.
Прошло десять лет с тех пор, как портал открывался в последний раз, и на этот раз он принес с собой больше, чем маленькую потерянную девочку. Монстры всех видов, темные и опасные, прорвались в безопасность нашего мира и медленно уничтожают все, что встречается им на пути. Армия Красной Королевы собирается в атаку, параллельно призывая чудаков сражаться с врагом, но я боюсь, что это будет бесполезно. Их слишком много, и они слишком могущественны.
Мое сердце сжимается, когда я продолжаю читать, цепляясь за слова Шляпника и представляя, как он читает их мне. Текст заканчивается, и я переворачиваю страницу.
Ярроу. Вейд. Липто. Раден. Вместе они стоят, вместе они падут. Кажется, больше никто не в безопасности, и все, что нам остается, это сражаться или прятаться и надеяться на смерть, потому что для мира и покоя надежды не осталось.
Еще страницы, еще записи. Мое сердце бьется быстрее, пока глаза жадно пожирают их все, и я получаю представление о рушащемся мире глазами Шляпника. Я ищу что угодно, что может дать мне подсказку о том, куда он ушел. Или что с ним случилось. Любые загадочные ответы, спрятанные между строк, которые кто-то менее любопытный мог бы не заметить. Что-то вроде записки «Прочти меня».
Я дохожу до последней страницы, и у меня ощущение, будто у меня из-под ног выдернули ковер, когда я вижу первое слово.
Алиса.
– Шляпник, – шепчу я, удивленная увидеть свое имя в его дневнике. Я заставляю себя продолжать читать, несмотря на комок в горле.
Если ты читаешь это, для меня уже слишком поздно. Я боролся столько, сколько мог, но боюсь, что монстры скоро придут за мной. Они начали захватывать чудо-созданий, вселяясь в них, чтобы заставлять делать ужасные вещи. Я не позволю им управлять мной. Я не стану рисковать, причиняя Стране чудес еще больше вреда, чем уже нанесен, и, если единственный способ избежать их, это закончить все самому, пусть будет так. Будь любопытной, Алиса. Тьма приближается.
Я продолжаю смотреть на страницу какое-то время после того, как дочитала, а внутри меня все скручивается в болезненный узел.
Он знал, что я попытаюсь его найти.
Он никогда в этом не сомневался.
Иначе он не оставил бы эту записку для меня. Либо же к моменту, когда монстры пришли за ним, он уже сошел с ума и писал бессмыслицу.
В любом случае, она не дает мне тех ответов, которых я хочу. И не облегчает того чувства в глубине души, что говорит мне: все не так, как кажется. Если бы Шляпник был мертв, я бы знала это. Не знаю как, но я бы это почувствовала. Уловила бы. Каждая часть меня говорит, что он жив, несмотря на доказательства обратного.
Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности, и я захлопываю дневник. Прижимаю его к груди, резко оборачиваюсь и вижу Чеса, прислонившегося к дверному косяку. Его обычной ухмылки на лице не было. Выражение, с которым он на меня смотрел, было тяжелым и полным боли.
– Ты меня напугал, – выдыхаю я дрожащим голосом. – Что такое, Чес? – я боюсь услышать ответ, учитывая то, что я только что прочла в дневнике.
– Думаю, тебе стоит это увидеть, – говорит он, прочищая горло. – Мы обыскали весь дом, и Шляпника здесь нет, но…
– Но?
Он кивает в сторону коридора.
– Пойдем, я покажу тебе.
Страх пробегает по моей спине, словно ледяные когти, и я иду за ним, гадая, что может быть настолько ужасным, что он даже не может сказать это вслух. Что я должна увидеть сама.
Входная дверь все открыта, когда я дохожу до гостиной, но Диона и Данна нигде не видно. Должно быть, они вышли на свежий воздух или что-то вроде того.
Чес идет впереди, следуя за каплями крови к коридору на противоположном конце комнаты, и как только я ступаю в него, чувствую запах. Зловоние, гниль, смерть. Меня тошнит, и я кривлюсь, когда мы направляемся к последней двери слева. Чес не заходит внутрь, а отходит в сторону, чтобы я могла заглянуть в дверной проем.
Я хочу спросить, что именно он не говорит. Хочу подготовить себя к тому, что там увижу, но хотя бы знаю, что это не мертвое тело Шляпника. Чес уже сказал, что его здесь нет.
Тогда что же может быть настолько ужасным?
Я заглядываю в дверной проем и вижу почти пустую комнату. Внутри диван и книжный шкаф, и больше ничего. Затем мой взгляд падает на пол, где раскинулось большое пятно темно-красной, почти черной жидкости. Я борюсь с рвотным комом, подступающим к горлу. Это огромное пятно крови, судя по всему, еще влажное.
Учитывая то, что я только что прочла наверху, у меня есть мысль, чья это кровь, и я не могу смотреть на нее дольше нескольких секунд. Что-то внутри меня ломается от ее вида, трескается и болезненно вонзается в грудь. Я не могу думать, не могу дышать, и не могу видеть, так как глаза заливаются слезами.
Я отступаю, все еще крепко сжимая дневник Шляпника, отчаянно пытаясь убежать от этого отвратительного запаха и отойти как можно дальше от этого омерзительного зрелища. Ноги двигаются сами, и я почти спотыкаюсь на выходе во двор, прежде чем Чес догоняет меня и заключает в свои сильные руки.
Обниматься не характерно мне, но сейчас, когда мир вокруг меня рушится, Чес, единственное, что держит меня на ногах. Я зарываю лицо в его плечо, вдыхая его землистый запах, а рыдания сотрясают мою грудь.
– С тобой все в порядке, Алиса, – бормочет он мне в волосы.
Эта ложь почти заставляет меня засмеяться. Со мной не все в порядке. Навряд ли мне когда-нибудь было так плохо, и, похоже, становится только хуже.
– Его нет. Его нет, – говорю я, и мой голос обрывается от очередного рыдания. – Шляпника нет.
Я поднимаю дневник, не будучи уверенной, видит ли он его, учитывая, как крепко он меня прижал к себе, я знаю, что он не поймет, пока не прочтет последнюю запись Шляпника. Я больше не знаю, что делать, но точно знаю, что больше не буду доверять своей интуиции. Она ни к чему не приводила, только втягивала меня в проблемы и давала ложную надежду, что у нас есть шанс выбраться отсюда живыми.
Я была уверена, что Шляпник жив. Чувствовала в душе, что он еще где-то рядом. Но я ошибалась, так сильно ошибалась. Меня ввела в заблуждение моя собственная обманчивая интуиция, я цеплялась за детские мечты. Но я уже не ребенок, и это не сон. Это кошмар, которого я боялась все эти годы, и он жаждет крови. Крови Шляпника, моей крови и крови чудаков.
Нам всем конец.
Глава 17
Чес
Слезы Алисы заставили меня пожалеть о своем решении показать ей кровь в комнате, но я напоминаю себе, что не могу защитить ее от всего. Мы мчимся сломя голову в опасную войну, где будет убито еще много людей. Нет смысла ограждать ее от правды. По пути она увидит гораздо больше, возможно, еще худших вещей. Я ужасно сожалею, что это должен был быть Шляпник.
О, Мэверик.
Стоя в одиночестве, прислонившись к одной из стен и впитывая каждую деталь разрушения, как будто этим можно что-то изменить, задаюсь вопросом, мог ли я как-то предотвратить это. Если бы мы не потеряли связь, когда монстры впервые вторглись, если бы мы объединились, а не спрятались, смог бы я защитить его? Смог бы я спасти его? Но теперь это уже не имеет значения.
Слишком поздно. Я никогда не узнаю.
Его смерть кажется нереальной. Такой яркий свет, погашенный тьмой. Это не имеет смысла и оставляет зияющую дыру в моей груди, где когда-то жила многолетняя дружба. Я едва могу поверить в его смерть, особенно когда пытаюсь утешить Алису, которая, кажется, так же расстроена, как и я. Это самое трудное, с чем мне доводилось сталкиваться.
Алиса волновалась о нем так, как только может волноваться о другом человек, который ему незнаком. Он был для нее важен, я понимаю это, и его потеря, огромный удар по ее моральному духу. Я задаюсь вопросом, не будет ли это слишком тяжелым ударом, не изменит ли это ее решение и не заставит ли ее вернуться домой, но она не говорила о том, что хочет уйти.
Она даже не предложила уйти из старого чайника, вместо этого внимательно изучает страницы кожаного дневника, который она нашла, пока Дион, Данн и я обыскиваем дом от пола до потолка в поисках чего-нибудь полезного. Близнецы обыскивают комнату Шляпника, переодеваются в одежду, не запачканную кровью, и находят несколько комплектов доспехов, положенных на дно его шкафа.
Мэверик был не только искусным шляпником, он мастерски создавал любую одежду. Если он мог что-то представить, он мог это сделать. От платьев до пиджаков, туфель и многого другого. Шляпник всегда что-то делал, его руки покрылись мозолями от иголок и булавок, которые он использовал, а его дом был кладбищем брошенной одежды. Идеально для нас, поскольку нам всем нужна была новая одежда.
Как и большинство чудаков, Шляпник владеет целой коллекцией оружия. От мечей и кинжалов до более необычных предметов, таких как чайник, стреляющий огнем, который я забрал себе. Мы используем все его ресурсы. Они не пропадут даром и, если повезет, пригодятся для мести за смерть Шляпника.
Я заставлю этих чертовых монстров заплатить за то, что они натворили.
Когда солнце начинает садиться, мы приходим к единому мнению, что продолжать путь в темноте неразумно. Несмотря на жуткую обстановку в доме, остаться в нем на ночь, самое разумное решение. Двое из нас будут спать, а остальные будут дежурить снаружи, чтобы отслеживать появление монстров.
– Мы будем дежурить первыми, – предлагает Данн, указывая на себя и своего брата.
Дион выглядит не очень довольным. Он не спускает глаз с Алисы с тех пор, как мы спасли ее в лесу. Его взгляд всегда задерживается на ней, будто он голоден, а она, единственная еда поблизости. Очаровательный и высокомерный, он не хочет, чтобы я оставался с ней наедине, но я его не виню.
Я тоже голоден.
Может, и не показываю остальным, о чем думаю, но не могу отрицать, что Алиса превратилась в прекрасное создание. Резких черт лица и изгибов на ее худощавом теле достаточно, чтобы заинтересовать меня. Она пылкая и смелая, и тот факт, что она отказывается подчиняться, еще больше искушает меня. Я очарован ей, и возможность обладать ею всей некоторое время дурманит меня.
Я планирую насладиться каждой секундой.
Если я смогу заставить ее поговорить со мной, заставить открыться и рассказать о том, что беспокоит ее милую головку, может быть, я смогу узнать, чувствует ли она то же самое. Ничто не потешит мое эго больше, чем возможность добраться до нее раньше Диона. Конечно же, чтобы утереть ему нос, но я никогда не смог бы использовать ее в качестве инструмента мести. Она смелее, чем половина всех чудаков вместе взятых, и преданна до безобразия. Настоящий приз для любого, кого она сочтет достойным своего внимания.
У нас осталось не так много времени. Чем глубже мы погружаемся в это путешествие ради спасения Страны чудес, тем выше вероятность, что нас всех убьют. Лучше уж прямо сейчас дать понять о своих намерениях, пока еще есть шанс. Может быть, она выберет меня, а может и нет. В любом случае, я не собираюсь упускать эту возможность.
Я тащу один из матрасов с нижнего этажа в мастерскую, чтобы унести его подальше от вони старой крови и гнили, а Алиса занимает комнату напротив. Она все время держит при себе дневник, и мне любопытно, что же там может быть настолько важного, что она не выпускает его из рук ни на минуту, но я не спрашиваю. Если захочет, сама расскажет. Нет смысла лезть ей в душу.
– Я могу перенести свой матрас сюда, – предлагаю я, пока она сидит на краю узкой кровати. – Так ты не будешь одна.
Она не смотрит на меня, ее взгляд прикован к чему-то невидимому у ног, и когда она отвечает, ее голос лишен привычной остроты.
– Мне не помешает побыть одной.
– Понял, – вздыхаю я, отталкиваясь от дверного косяка. – Пожалуй, это я хотел компании. Отдыхай, Алиса.
Я уже собираюсь пройти в коридор, разочарование тянет плечи вниз, но голос Алисы останавливает меня на полпути.
– Чес, – произносит она, и я медленно оборачиваюсь. Ее отстраненность треснула, открывая что-то более мягкое внутри. Что-то уязвимое. Она нахмурила брови и прикусила нижнюю губу, но молчит.
– Да? – я не двигаюсь с места, будто любое резкое движение может заставить ее передумать, и жду.
– Останься, – выдыхает она и тут же выпрямляется, словно старается выглядеть увереннее. – Всего лишь ненадолго.
Я не знаю, что заставило ее так резко передумать, но возвращаюсь в комнату и переступаю через порог, скидывая ботинки у двери.
– Хорошо. Только ненадолго.
Поскольку здесь негде ни прилечь, ни присесть, кроме кровати, на которой сейчас сидит Алиса, я подхожу к ее изножью и забираюсь наверх, устраиваясь у стены, чтобы оставить ей как можно больше пространства. Она оборачивается, все еще сидя на краю кровати, и приподнимает изящную бровь.
– Устраиваешься поудобнее?
– Не думаю, что ты ожидала, что я буду все время стоять в углу, – отвечаю я и киваю на расстояние между нами. – У тебя полно места. Я не нарушаю твое личное пространство.
В ее глазах вспыхивает улыбка, но она тут же их отводит.
– Спасибо.
– За что? – я подкладываю руку под голову, устраиваясь удобнее.
– За все, – мягко произносит она. – Ты так поддерживал меня все это время, и я вижу, что тебе не все равно, даже если ты не говоришь это вслух. Сожалею о Шляпнике. Я знаю, он был твоим другом. Я просто давно никого не теряла после смерти отца, и все это как-то…
Ее голос стихает, и я сам достраиваю фразу. Смерть Шляпника болезненна не только потому, что она его любила, но и потому, что ее старые раны, которые ей удалось залечить, вновь открылись.
– Ты потеряла отца?
Она кивает.
– Несколько лет назад. Мама после его смерти превратилась в настоящую стерву, и по сути, у меня осталась только сестра. Наверное, поэтому я так яростно защищаю Страну чудес и тех, кто здесь живет. У меня просто больше никого нет.
– Понимаю, – я протягиваю руку и пальцами касаюсь ее предплечья. Она напрягается, старый рефлекс, когда кто-то приближается слишком близко, но потом расслабляется настолько, что ложится рядом со мной. Между нами все еще несколько дюймов, на мой вкус слишком много, но я не собираюсь ее торопить. Она сама придет ко мне со временем, прежде чем я заставлю ее это сделать.
Хорошие вещи требуют терпения, и что-то мне подсказывает, что Алиса будет самой лучшей из них.
– А как насчет твоих родителей? – спрашивает она, глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Они все еще живы?
Я усмехаюсь, мне еще никогда не задавали такого вопроса. Странно осознавать, как мало чужаки знают о Стране чудес. Ни одному чудаку и в голову бы не пришло спросить о таком.
– У меня нет родителей.
Ее брови хмурятся.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что и сказал. У меня никогда не было родителей, – отвечаю я. – Чудаки не появляются так, как твой народ. Мы не рождаемся, не стареем и никогда не умираем… ну, если нас, конечно, не убьют.
Я наблюдаю, как она пытается осмыслить услышанное.
– Вы просто… появляетесь?
– Уверен, это трудно понять, – говорю я. – Мы были созданы так давно, что кажется, будто времени прошло не так уж много. Как именно мы здесь оказались, не знаю. Но одно знаю точно: подобного больше не случается. Новых чудаков больше не будет. Когда мы умираем, все заканчивается. Нет чудаков, нет и Страны чудес.
Она тяжело вздыхает, скривив свои безупречные губы.
– Это ужасно.
Я качаю головой.
– Правда не бывает ни хорошей, ни плохой. Она просто есть. Ты воспринимаешь ее так или иначе, но для нас это образ жизни. Это все, что мы когда-либо знали.
– Мне не стоило спрашивать, – говорит она, потирая висок двумя пальцами. – Сколько бы я ни пыталась понять этот мир, здесь мало что вообще имеет смысл.
– Чудесно, не так ли? – я широко улыбаюсь. – Уверен, ваш мир для нас тоже был бы лишен всякой логики.
– Тут ты прав. В моем мире нужно работать, чтобы получать деньги и выживать. Нужно платить счета и налоги. Это на самом деле ужасно.
Я морщу нос, не имея ни малейшего представления, о чем она говорит, но ее тон говорит сам за себя. Я бы предпочел Страну чудес любому месту, откуда она пришла.
– Звучит именно так.
– Куда мы пойдем дальше, Чес? – спрашивает она, заправляя прядь волос за ухо и скрещивая руки на груди. Она смотрит прямо в мои глаза, надеясь услышать ответ, но мне нечего сказать. Я чувствую себя таким же потерянным, как и она.
– Я не уверен, – признаюсь я, проводя пальцами от ее плеча к локтю и обратно. – Боюсь, что все мои друзья уже встретили свою смерть, и страшусь узнать, кто, если вообще кто-то, еще жив. Но если бы мне пришлось выбирать, я, наверное, пошел бы искать Эббота.
– Эббота?
– Ты, возможно, знаешь его как Белого Кролика, – объясняю я, вспоминая этого трусливого ублюдка. Если повезет, он где-то прячется, вероятно, лучше, чем большинство, и его будет трудно найти. Он знает о Стране чудес больше, чем кто-либо другой из тех, кого я знаю. Если существует какой-то секрет, чтобы собрать остальных чудаков и победить монстров, он его знает. Просто он слишком напуган, чтобы действовать.
– О, – ее глаза загораются. – Да, мы можем искать его следующим. А что насчет Гусеницы? Королевы? Что с ними случилось?
Я пожимаю плечами.
– Замок захватили в самом начале, солдаты королевы стали марионетками тьмы. Некоторые присоединились к врагу добровольно, других уговорили. Пока что ты видела монстров только в их естественной форме. Ты не видела, на что способна их темная магия.
Она злая и способна управлять сознанием. Я видел это однажды, солдат был одержим чем-то темным, чем-то злым. Не знаю, могут ли они все это делать, или есть разные виды с разными силами. Трудно узнать что-то полезное, когда все время тратишь на то, чтобы убегать от них.
– Ты правда думаешь, что у нас вообще есть шанс? – спрашивает она.
Я провожу кончиками пальцев по ее фарфоровой коже, поднимая их к ее челюсти, обводя щеку.
– Я в любом случае не собираюсь сдаваться. Я буду сражаться так долго, как смогу, со всей силы, но мне нужно знать. Ты правда думаешь, что у нас получится?
Я колеблюсь, понимая, что мои следующие слова могут либо полностью укрепить, либо окончательно сломать ее волю продолжать. Она может говорить, что будет сражаться, но ее вопрос говорит об обратном. Ее вера разрушена, и ей нужен кто-то, кто будет верить за нее. Не так важно, что думаю я сам, а я думаю, что мы закончим как Грифон и Шляпник, если продолжим этот путь, как важно то, что ей нужно услышать.
Глядя в ее темные глаза, я вижу в них безмолвную мольбу. Я сделаю все, что ей нужно, стану тем, кем ей нужно, и сейчас ей нужно, чтобы я верил. В нее, в нашу миссию, в спасение Страны чудес.
Она нуждается во мне, и я ненавижу то, как сильно мне это нравится.
– Сколько вещей в этом мире ты видела, которые казались невозможными?
– Десятки, – она тихо смеется. – Может, сотни. Почти все в Стране чудес невозможно.
– Но ты их видела, – бросаю я вызов, останавливая пальцы под ее подбородком. – Значит, они не такие уж и невозможные.
Ее губы приоткрываются, на миг притягивая мое внимание, я думаю о том, каково это, если они окажутся прижатыми к моим, и ее лицо чуть светлеет. Я вижу, как в ее голове начинают крутиться шестеренки, как она цепляется за мои слова.
– Я не стану лгать и говорить тебе, что это будет легко, – продолжаю я, сопротивляясь невидимому притяжению, которое тянет меня ближе к ней и умоляет сократить расстояние между нами. – И не скажу, что мы не должны жить так, словно наши дни сочтены. Но я знаю, что в Стране чудес не существует понятия «невозможно». Я верю, если кто-то и сможет нас спасти, то это ты, Алиса.
– А если я не смогу? – ее голос становится шепотом. – Если я всех подведу, и тьма уничтожит Страну Чудес?
– Тогда для меня будет честью сражаться рядом с тобой.
Из-за близости и разговоров о надвигающейся гибели я умираю от желания прикоснуться к ней. Я хочу, чтобы ее губы прикоснулись к моим, а мои руки исследовали каждый сантиметр ее тела, как будто это мое последнее желание. Это последнее, что мне нужно, прежде чем отправиться в бой и встретить почти верную смерть, а ее небольшая улыбка только разжигает мое желание.
Я смотрю в ее карие глаза, и все вокруг исчезает, будто ничего больше не существует. Ни монстров, ни войны, ни опасности. На мгновение остаемся только мы, и я больше не в силах сопротивляться желанию поцеловать ее. В этом больше нет смысла. Не колеблясь, я наклоняюсь и прижимаю губы к ее губам, уступая тому, чего хочу больше всего на свете в этот момент – Алисе.
