Текст книги "Если я сломаюсь (ЛП)"
Автор книги: Порша Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Нет, я справлюсь. Иди, устраивайся, – настаивает она.
Я выхожу из кухни и иду к своей машине. Ненавижу врать своей тёте, да и вообще врать кому-либо, но если бы я сказала, почему на самом деле здесь... Я открываю багажник и вытаскиваю свой большой чемодан, с хлопком ставя его на землю. Как только я выкатываю чемодан на дорожку к дому, замечаю в дверях Рейвен, с огромной улыбкой на лице и телефон, который она приставляет к уху.
Пожалуйста, скажите мне, что она говорит не с тем, о ком я думаю.
– Лорен, милая, это Кэл! – зовёт она.
Моё сердце замирает на минуту. Рейвен так сильно любит его, клянусь, если бы он не был моим мужем и был немного старше, я знаю, что она бы вцепилась в него, как в сумочку «Шанель» на распродаже, если бы она там была.
– Я тут немного занята! – кричу я ей так мило, как только могу, подавляя раздражение и злобу, и направляюсь обратно к машине, и пытаюсь выглядеть занятой, перетаскивая свои сумки.
– Лорен Брукс! Иди сюда сейчас же, занесёшь свои сумки позже, – говорит она тихим, но убедительным голосом. Я чувствую, как опускаются плечи, формируя самый широкий тупой угол, и медленно иду к крыльцу с не очень довольным лицом. Я помню, что должна притворяться счастливой. Я беру телефон из её рук и быстро улыбаюсь ей как можно шире.
– Я отвечу в доме, – говорю ей.
– Конечно, – отвечает она.
Захожу в столовую и закрываю за собой дверь. Я делаю глубокий вдох и подношу трубку к уху.
– Так и знал, что ты будешь у Рейвен, – говорит Кэл, прежде чем я успеваю дать ему понять, что слушаю.
«Какой молодец», – говорю я про себя и закатываю глаза.
– Ты со мной не разговариваешь? – спрашивает он.
Я вздыхаю в недоумении. Кэл всё ещё думает, что «я с ним не разговариваю». Я ушла от него, а он даже не заметил, приняв всё за обычную вспышку гнева. Очевидно, не понимает.
– Два звонка. Должно быть, сегодня удача на моей стороне, – бормочу я с сарказмом, шагая по комнате.
– Знаю. Я был не прав, – говорит он.
– Ты, правда, так думаешь? Или ты просто говоришь то, что, как ты думаешь, я хочу слышать?
– Я говорю то, что думаю, – он кажется обиженным.
– Кэл, я устала от всего этого, – вздыхаю я.
– Ну, и что ты хочешь, чтобы я сказал? – спрашивает он оборонительно.
Что я хочу, чтобы он сказал? Что я, блин, хочу, чтобы он сказал? Я хочу, чтобы он просил прощения за всё. За то, что играл на моих нервах, за то, что он такая задница, за то, что оставляет меня дома одну целыми днями и, даже не звонит, за то, что превратил меня в человека, которого я даже не знаю, за то, что разрушил мою уверенность в себе, за то, что он вообще есть в моей жизни!
Я не слышу ничего, кроме тишины на другом конце провода. Упс, я, наверное, сказала всё это вслух.
* * *
Я сижу в своей старой спальне в тишине уже двадцать минут в ожидании его звонка. Вообще-то, я не должна его ждать. Я должна быть счастлива, что он не пытается мне перезвонить. Я провожу рукой по волосам и вздыхаю. Я слышу тихий стук в дверь.
– Милая, все в порядке? – тихо спрашивает Рейвен, входя в комнату.
– Да, всё нормально, – отвечаю ей и заставляю себя в очередной раз улыбаться.
Она открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но затем улыбается и меняет тему.
– Я совершенно забыла, что обещала миссис Ингрэм пообедать с ней сегодня, ещё до того, как ты приехала. Может, ты к нам присоединишься? Она будет рада тебя видеть, – говорит Рейвен.
– Нет, всё нормально. Думаю, я просто останусь здесь и обдумаю кое-что. Передавай ей привет.
– Хорошо, если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони мне, – говорит она, словно мне снова двенадцать лет.
– Со мной всё будет в порядке, – уверяю я её.
– Увидимся позже, дорогая, – говорит тетя и закрывает дверь.
Вдруг я осознаю, что очень вымоталась. Я начинаю снимать с кровати большое покрывало и цветные простыни, заменяя их на те, что привезла из дома. Я осматриваю комнату, делаю глубокий вдох. Скоро это место станет таким, как раньше. Я забираюсь в постель и обнимаю подушку, будто она плюшевая игрушка.
Глава 8
9 мая 2008 года
– Я учился в университете Иллиноиса два года, а затем перевёлся в штат Индиана, где играл в футбол. Веришь или нет, но, сначала, моим основным предметом была криминология. Забавно, как я перескочил из криминологии в журналистику, они так отличаются друг от друга. Сначала, я занимался этим в старшей школе только из-за одной девушки, в которую втрескался. Потом сменил предмет, криминология становилась слишком сложной, но, думаю, это самое лучшее, что я сделал в своей жизни. И тогда, когда я выпустился, то вернулся в Чикаго. Мой отец помог получить работу в газете «Трибьюн», где мой босс отдал мне развлекательную колонку. Кто её, вообще, читает? Но, тем не менее, дело в том... – Джейсон всё никак не затыкается.
Я продолжаю кивать и улыбаться, притворяясь, что мне интересно слушать, о чём он говорит уже двадцать минут. Джейсон не задаёт мне ни одного вопроса, кроме того, что я хочу заказать. Затем он говорит, что его блюдо вкуснее, и я тоже должна его заказать. Я смотрю на часы уже третий раз. Мне ещё никогда в жизни не было так скучно. Не знаю, нервничает ли он и просто мелет чушь, чтобы это скрыть, или он действительно такой самовлюблённый. В клубе Джейсон казался совершенно другим. Да, внешность бывает обманчива.
Я отпиваю из своего стакана с водой. Лёд растаял. Осматриваюсь вокруг и восхищаюсь изысканностью ресторана. На фоне тихо играет пианино. Я действительно могла бы наслаждаться атмосферой, если бы Джейсон просто помолчал минутку.
– Я помню свой первый журналистский опыт, статья о декане, который спит со студенткой. Я тогда хорошо повеселился, даже несмотря на то, что получил за неё тройку. Мой профессор всегда говорил, что я могу писать лучше и за свою последнюю работу я получил пятёрку, – продолжает он. – А как насчёт тебя? – спрашивает он, наконец.
Я чуть не давлюсь водой. Не ожидала, что мне предоставят возможность говорить. Я думала, он, по крайней мере, перескажет все статьи, которые написал, прежде чем задать мне этот вопрос.
– Ну, я учусь в университете Чикаго. Моя специальность – английский, а второстепенный предмет история искусства, – говорю я.
– В мир искусства тяжело пробиваться, – отвечает он, как будто я не знаю.
– Вот почему я и выбрала профильным предметом английский, – говорю ему слегка раздражённо.
– Так чем именно ты занимаешься? – спрашивает он.
– Что ты имеешь в виду?
– Я знаю, что ты специализируешься на истории искусства, но занимаешься какой-нибудь художественной деятельностью? – спрашивает Джейсон рассеянно, одновременно подзывая официанта.
Я только говорила ему, что история искусства – мой непрофильный предмет, но какая разница. Почти угадал.
– Ну, я немного рисую и леплю, но моя страсть – рисунки карандашом, – говорю я.
– Да, можно счёт, пожалуйста? – говорит он приближающемуся официанту, тот кивает и уходит. Джейсон снова поворачивается ко мне:
– Извини... что ты там говорила?
Я качаю головой:
– Неважно, – не похоже, что он, вообще, обращает какое-то внимание.
– Ты слышала о благотворительном вечере в музее в честь годовщины?
Он уже забыл об истории искусства?
– Да, слышала, – отвечаю я, пытаясь говорить без сарказма.
– Тебе бы, наверное, там очень понравилось. Так жаль, что ты не можешь достать билеты. «Трибьюн» получила только три. Мне очень повезло достать один из пропусков для прессы, это же будет событие сезона, – хвастается он.
Говорить ему, что я иду или не стоит? Ммм…
– Но будь уверена, я предоставлю тебе полный отчёт, – улыбается Джейсон.
Я решаю не говорить ему, и буду продолжать улыбаться, может быть, он поймет намёк. Мой телефон начинает вибрировать в сумочке. Я вытаскиваю его и вижу номер Хилари. О, я люблю тебя, Хилари!
– Извини, я на минутку, – говорю ему, уходя к главному входу. – Я ещё никогда не была так счастлива тебя слышать, – благодарно говорю в трубку.
– Я так понимаю, свидание отстой? – спрашивает она оживлённо.
– Помимо еды, да. Я буду дома через час. Джейсон, наверное, самый самовлюблённый мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. Весь вечер он только и говорит о себе. Я, наверное, вставила предложения три, – говорю я.
– Ох ты, бедняжка! – констатирует она, – Ну, нельзя войти в одну реку дважды.
Я улыбаюсь, думая о моем свидании с Кэлом, по сравнению с которым это кажется приёмом у стоматолога.
– Он планирует что-нибудь ещё после ужина? – спрашивает Хилари
– Я не знаю, но больше не вынесу.
– Помнишь парня, которого я встретила на той вечеринке, куда ты не захотела пойти на прошлой неделе, у Джинера, или Джоне, никогда не смогу произнести это правильно. Короче, что-то иностранное, и он до смешного горяч. Я готовлю ему ужин и он, может, останется на десерт... – предупреждает подруга с ноткой восторга в голосе.
– Веселись, Хилари, – говорю я. По крайней мере, хоть одна из нас проводит время хорошо сегодняшним вечером.
– Хочешь, чтобы я дождалась тебя?
– Нет, всё в порядке.
– Ладно, тогда спокойной ночи, – говорит подруга и завершает звонок.
Я смотрю на часы, сейчас только 9:12. Вечер тянется слишком медленно. Возвращаюсь в ресторан и вижу, что Джейсона нет за столом. Думаю, он пошёл в уборную. Слава Богу, я посижу в тишине несколько минут.
– Прошу прощения, мисс? – спрашивает тихий голос сзади. Я оборачиваюсь и вижу хостес, которая посадила нас за столик, когда мы приехали.
– Джентльмену, который был с вами, кто-то позвонил, и ему пришлось уйти, но он вызвал вам такси. Машина приедет через двадцать минут, – сообщает она.
Он меня бросил? Он меня бросил. После того как я полтора часа выслушивала его болтовню о его скучной работе и о том, как он ходил на историю в университете, он меня бросает? Я вздыхаю и замечаю, что хостес ждёт моего ответа.
– Спасибо, – говорю я и улыбаюсь, чтобы скрывать раздражение.
Она кивает и уходит. Я снимаю свою курточку со спинки стула и надеваю её. Кто бы мог подумать в начале вечера, что я останусь сидеть одна в холле ресторана в ожидании такси, которое увезёт меня домой, потому что парень меня бросил?
* * *
Я пристально смотрю на чистый холст перед собой и вижу... чистый холст. У меня нет вдохновения. Я ничего не вижу. Я ставлю мольберт обратно к стене и беру со стола свой альбом. Мне приходится перелистать всё до конца, чтобы найти чистый лист.
Я начинаю делать небольшой набросок карандашом в центре листа. Все мои рисунки начинаются таким образом, а потом я просто рисую, что чувствую. Живопись – это непросто, нужно планировать все краски, оформление и нельзя просто рисовать отдельные штрихи в ожидании, что они превратятся во что-то цельное.
Именно поэтому мне нравится рисовать карандашом. Это как терапия. Мои мысли уносятся к юбилейному вечеру завтра в музее. В моём животе начинают порхать бабочки. Поскольку будет годовщина, там представят все новые коллекции, выставленные только в этот вечер, хотя, возможно, у них уже есть и новые экспонаты, которых я не видела. Я не была там целую вечность. Мне всегда нравится находиться там в своём собственном мирке. Завтра я пойду туда впервые с кем-то ещё не из школы. Я всегда воспринимаю искусство как личную награду для самой себя. Интересно, увлечён ли Кэл искусством. Мне кажется, что он не слишком в восторге от такого события, как в принципе и большинство людей. Его заслуга в том, что он предложил свидание исходя из моих интересов, не говоря уже о том, что у него билеты, которые среднестатистический человек вряд ли достанет.
Я откладываю свой альбом и направляюсь к комоду, достаю платье, которое планирую завтра надевать. Это платье Энджелы, она была добра и одолжила его, поскольку, наверное, впервые мне понадобилось нечто подобное для такого события. Я снова восхищаюсь им, как и туфлями на 12-сантиметровых каблуках, которые пожертвовала мне Хилари. Они убьют мои ноги, но идеально подходят, и это того стоит.
Любой художник в Чикаго готов умереть, чтобы попасть туда, а мне выпал случай одеться нарядно куда-то ещё, кроме работы. О, и Кэл не так уж плох в качестве привилегии.
Я смеюсь с самой себя и вешаю платье обратно в шкаф. Кэл. Я действительно не знаю, что и думать о нём. Думаю, что поняла, кто он ещё в первый раз, когда встретила его, и парень был обходительным бизнесменом или каким-то богатым плейбоем. Но я не могу так сильно ошибаться. Он ни тот, ни другой, но, даже если я и могу сказать, кем он точно не является, я все ещё не знаю, кто он на самом деле. Я знаю о нём меньше, чем когда мы впервые встретились, и это меня интригует, и пугает. Кэл пригласил меня на вечер, потому что предположил, как сильно я хочу пойти, и теперь я знаю, остаётся ещё, по крайней мере, одна глава моей автобиографии, а здесь я едва держу в руках фрагмент его свидетельства о рождении.
Единственное, что я действительно знаю о нём: он загадочный, искренний и невероятно сексуальный. Я всё ещё не могу поверить, как я хочу так много после того поцелуя. Обычно, я никогда не позволяю парню даже приближаться к моим губам, выкручиваясь старым добрым поцелуем в щеку или неловким объятием. Позволить парню просунуть свой язык в мой рот – это что-то вроде кощунства для «Кодекса Лорен Брукс», но я уже нарушила несколько правил с Кэлом. К этому времени, я бы уже знала его возраст, чем он зарабатывает на жизнь, как много у него братьев и сестёр, и кем был его первый домашний питомец, но так случилось, что я не спросила у него ничего. Ну, его улыбка и глаза отвлекают меня. Они заманивают и заставляют остаться...
Глава 9
5 мая 2011 года
Я вытираю запотевшее зеркало и со скрипом открываю дверь в ванную, чтобы впустить немного воздуха. Только примешь душ, и комната уже нагревается до сорока градусов. Я оборачиваюсь в плюшевое полотенце и влезаю в шлёпки, которые оставила у ванны. Слегка зеваю, хотя, даже не устаю. Я проснулась в десять вечера, не веря в то, что проспала целый день. Но я думаю, сон – лучшее средство для снятия стресса, а мне ещё предстоит так много его снимать.
Я знаю, что не должна себя так чувствовать, но не могу не задаваться вопросом, почему Кэл мне всё ещё не перезванивает. Я проверяю телефон в надежде увидеть смс, даже если знаю, что он вряд ли пошлёт мне хоть одно сообщение, хотя бы на автоответчик Рейвен. Смахиваю с лица мокрую прядь волос. Надо высушить их феном, но я слишком раздражена, чтобы делать это прямо сейчас. По пути из ванной в комнату, проходя через зал, я замечаю, что Рейвен уже пошла спать, поэтому выключаю свет, который освещает крошечный зал. Когда я захожу в свою комнату, меня обдувает лёгкий ветерок из открытого окна, и я иду к нему, чтобы его закрывать. До моей поясницы дотрагивается чья-то рука.
Я громко вскрикиваю, поворачиваюсь вокруг себя и оглядываюсь. Передо мной стоит Кэл. Он обнимает меня, чтобы я не упала. Какого чёрта он здесь делает? Мне сразу хочется обнять его, но потом я вспоминаю, что я злюсь на него и отступаю в другую сторону комнаты.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, ещё находясь в шоке.
Я всё ещё не могу отдышаться, но я совсем чуть-чуть радуюсь тому, что он здесь. Это последнее, что я могла ожидать. Он мне, даже не перезвонил.
– Ой, да ладно. Даже не скажешь «привет» или «рада тебя видеть, дорогой»? – дразнится он.
Лунный свет освещает его точёное лицо, и Кэл прошмыгивает мимо меня, усаживаясь на кровати. Я вдыхаю запах его одеколона. Он манит меня к нему. Это тот самый одеколон, который я подарила ему в прошлом месяце, и его запах заставляет меня хотеть... Чёрт, возьми себя в руки, Лорен!
– Может, я бы так и сказала, если бы была в том настроении. Но это не так, – я хочу быть краткой, но не уверена, что на него это действует так, как я хочу, поскольку Кэл застигает меня врасплох.
Он смотрит на меня и его глаза скользят вниз от моего лица, напоминая, что на мне только полотенце. Я крепко обнимаю себя руками, желая показать, что намерена оставлять его на себе. Он ухмыляется и берёт пластиковую свинью, которую я выиграла на карнавале в старшей школе. Я вырываю её у него из рук.
– Осторожно! Ты ведь не хочешь уронить полотенце, – шепчет он и его рука начинает ползти по моей ноге. Я быстро делаю шаг назад и игнорирую холодок, бегущий по моей спине.
– Что ты здесь делаешь? – упрямо спрашиваю я ещё раз.
– Ты здесь и я полагаю, я тоже должен быть здесь, – мне кажется, что он говорит искренне, но кто его знает.
– Правда? А то сорок восемь часов назад для тебя вообще не важно было быть там, где я, – отвечаю ему с горечью в голосе.
Кэл встаёт и направляется ко мне.
– Прости меня, – говорит он и смотрит мне прямо в глаза.
Я быстро отвожу взгляд. Ненавижу, когда Кэл так делает. Клянусь, он может видеть меня насквозь и читать мои мысли.
– Это то, что ты говоришь.
Кэл оставляет свою руку на моей талии.
– Это то, что я имею в виду, – отвечает он, приближается и обнимает меня.
Я качаю головой и отхожу от него.
– Ну, откуда мне знать? – тихо говорю я сама себе, как будто пытаясь проснуться и избавиться от кошмара, – Я устала от того, что ничего не знаю, Кэл! – говорю я громче.
– Я когда-нибудь говорю тебе то, что не имею в виду? – повторяет он.
Кэл натворил столько всего. Он игнорирует меня, избегает моих вопросов или оставляет меня без предупреждения, но он никогда не врёт. Я стараюсь думать, но меня отвлекают его пальцы, пробегающие по моим влажным волосам. Как я могу думать, когда он так делает? Мне надо думать. Его губы нежно скользят по моей шее, и мужчина притягивает меня к своей груди. Я пытаюсь понять, как ему отвечать. Я злюсь и у меня есть на это полное право. Что бы я не хотела, надо делать всё быстро, пока он не тащит меня в кровать. Скажи что-нибудь! Скажи сейчас!
– М… мы не можем, я не буду делать это здесь, – говорю я ему, моё дыхание сбивается и полотенце падает на пол.
Слишком поздно. Он наклоняет меня к кровати, накрывает всем весом своего тела и целует. Мне надо говорить с ним, а не спать. Так происходит всегда, когда Кэл прикасается ко мне, сначала дрожь по спине, затем жар между ног, а потом я теряю голову и забываю все свои мысли. Он как будто подвергает меня какому-то заклятию. Что же ещё может быть?
– К… Кэл, остановись, – говорю я так тихо, что сама себя едва слышу, пока его пальцы опускаются вниз по моему телу.
– Ты хочешь, чтобы я остановился? – он начинает покусывать моё ухо.
– Я больше не знаю, чего хочу, – честно говорю я, пытаясь восстанавливать дыхание. Я поворачиваю голову к окну. Оно всё ещё открыто и в комнату врывается лёгкий ветерок.
– Разве ты не этого хочешь? – говорит он хрипло, усиливая поцелуй. Кэл забирает всю мою силу, но я прерываю его, нежно держа его подбородок в своих руках. Он смотрит на меня с удивлением и каким-то любопытством.
Я пристально смотрю в его глаза, которых обычно стараюсь избегать. Всматриваюсь в них и пытаюсь понять, о чём он думает, что чувствует. Нас заливает свет луны, струящийся из окна. Я не могу читать его глаза. Не могу ничего видеть за ними, они как будто затянуты пеленой. Я не могу видеть больше, чем он мне показывает.
– Я больше не знаю, Кэл, – шепчу я, пытаясь сдерживать горячие слёзы, и отпускаю его лицо.
Широкая улыбка на его лице смягчается. Кэл смахивает прядь волос с моего лба и смотрит мне в глаза, как мне кажется, целую вечность, но, в реальности, всего лишь минуту.
Через секунду, он слезает с меня и встаёт с кровати. Я передвигаюсь на другую сторону и оставляю голову поднятой, пытаясь видеть, что он делает. Мне холодно и я забираюсь под одеяло. Подпираю голову руками, я смотрю, как он берёт свою куртку и что-то из неё вытаскивает. Я вздыхаю и поворачиваюсь к нему спиной.
Несколько минут спустя, он ложится на кровать позади меня, прикасаясь голой кожей к моей. Кэл покрывает поцелуями мои плечи и притягивает меня к себе. В этот раз я стараюсь не смотреть ему в глаза. Я не знаю, что думать или чувствовать; я не хочу теряться в нём. Я не хочу продолжать влюбляться в него, уступать его манипуляциям, какими бы они ни были.
– Лорен, – тихо говорит он, берёт мою руку, подносит её к своему лицу и нежно поглаживает.
Я всё ещё ему не отвечаю. Горячие слезы обжигают мне лицо. Кэл уже давно не видел, как по моему лицу, вот так, текут слёзы. Та видимость злости и мстительности, которую я создаю, обычно, идеально их скрывает. Сегодня ночью у меня совсем нет сил на неё. Кэл вытирает слезы с моего лица и нежно целует в щёку.
– Я так устала. Я не могу. Я не могу так продолжать. Это... всё это разрушает меня, – хнычу я. Мой голос ломается, и я отворачиваюсь от него.
Он хватает мой подбородок, заставляя смотреть ему в лицо.
– Лорен. Я здесь, – серьёзно говорит он.
Я отворачиваюсь.
– Но как я могу... – я не могу закончить, мой голос срывается.
– Я здесь, красавица, – говорит Кэл, его голос неузнаваемый и почти умоляющий.
После такого я не могу от него отворачиваться. В его серых глазах я вижу тот слабый оттенок зелёного. Кэл сжимает мою руку, которая просто крошечная по сравнению с его рукой. Вторая его рука тоже оказывается в моём поле зрения, и она показывает мне то, что он искал в кармане куртки минуту назад. Медленно и осмотрительно Кэл надевает обручальное кольцо на мой палец, возвращая его законной хозяйке. Я начинаю плакать сильнее, потому что сейчас я в такой растерянности. Я обнимаю руками его шею, и он притягивает меня ближе к себе.
Меня приводят в замешательство мысли о его любви ко мне, но я никогда не сомневаюсь в моей любви к нему. Я люблю Кэла. Вот и всё. Я не могу сделать ничего такого, чтобы я смогла разлюбить его. Не важно, как сильно я злюсь или расстраиваюсь из-за него. Он умеет выбрать нужный момент и делает именно то, что заставляет меня снова его любить.
Я закрываю глаза, на мгновение, ощущая покой. Возвращаюсь в мыслях в тот момент, когда лежала в его объятиях, и он заставлял меня чувствовать себя так, как будто в мире были лишь мы одни, и ничего между нами.
Пока у меня есть этот момент, этот покой, я буду спать, а обо всём остальном я буду переживать завтра. Наконец, я чувствую, что засыпаю в руках Кэла. И, во всяком случае, сейчас та пара на фото, которое я перевернула раньше, уже не кажется мне такой далекой.
* * *
Почему я остаюсь с ним? Действительно, очень простой вопрос. Почему мне просто не уйти? У нас с ним нет детей. Мы женаты, но в наше время развод – такое простое и обычное дело. Почему меня всё так заботит?
Вопросы проносятся у меня в голове, пока я пялюсь на потолок. На этот же потолок я смотрела каждую ночь, когда была маленькой девочкой. Подросток-мечтательница теперь женщина. Я бросаю взгляд на кольцо на своём пальце, обращая на него всё свое внимание, и не из-за эффектного жёлтого бриллианта, достойного принцессы, а из-за того, что оно раньше значило для меня.
Оно должно было стать символом нашей любви, доверия и наших обязательств по отношению друг к другу. Когда я произносила те клятвы, то ни капли не сомневалась в том, что оно означает всё это для нас обоих.
Я люблю Кэла, но мое доверие к нему подорвано. Иногда я сомневаюсь в его обязательствах ко мне, в наших обязательствах, которые заставляют наш брак работать. Я так легко сняла кольцо, потому что больше не верю во все эти вещи, символом которых оно является. Тем не менее, я раз за разом надеваю его обратно.
Почему происходит так, что когда Кэл не со мной, я так сильно по нему скучаю, и это ощущается хуже физической боли? Почему когда я вижу его глаза, клянусь, иногда я вижу в них ту его часть, которую он никогда не позволяет мне узнать?
Его глаза, я думаю, что влюбилась в его глаза. Они показывают так мало и так много. Я смотрю в них, а они безжизненные, холодные и пустые. А ещё бывают моменты, когда я вижу что-то доброе и тёплое где-то за ними.
Раньше его таинственность волновала меня, заманивала, она слишком интриговала, чтобы не обращать на неё внимания. Сейчас же меня разочаровывает тот факт, что мой муж – всё ещё для меня загадка, которая заставляет осознавать, что все его тайны теперь просто секреты, которые он мне не доверяет. И с каждым днём я всё больше обижаюсь из-за этого.
Я позволяю себе оставаться, потому что бывают такие моменты, как вчера, когда я снова безумно люблю Кэла всем сердцем. А иногда я чувствую, будто вообще едва его знаю. Меня пугает то, что я так сильно привязана к нему, и мне будет сложно жить одной. Осознание этого вызывает тошнотворное чувство, и часть меня винит его за всё. Я знаю, что сама позволяю всему случиться. Я позволяю своей ледяной наружности брать верх и изменять меня. Изначально, таким был способ как примириться с ним и при этом не чувствовать печали, одиночества и неполноценности. Некий временный защитный механизм, но сейчас он стал краеугольным камнем той женщины, которой я стала.
Уже утро. Я лежу в постели какое-то время и не могу заснуть, пытаясь всё выяснить. Я чувствую, как Кэл проснулся, и когда он садится, скрипит матрац. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он смотрит на меня, зевает и собирает с пола свою разбросанную одежду.
– Доброе утро, – говорю я, бесшумно подпирая голову рукой. Кэл надевает свои боксеры и рубашку, но не отвечает. Его брови нахмурены, и он собирается так, будто спешит куда-то. Подходит к моему старому шкафу, нетерпеливо перебирает одежду. Я сижу абсолютно неподвижно, пытаясь понять, что он там ищет.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие. Я не хочу делать это с ним сегодня. Я стараюсь не быть стервой, но он, правда, давит на меня. Кэл находит мой чемодан и вытаскивает его.
– Одевайся. Мы уезжаем, – говорит он.
– Что? Нет, я никуда не поеду.
– Слушай, у меня нет времени. Вставай и одевайся.
– Так вот значит как. После всего, что было ночью, ты встаешь не с той ноги и швыряешь свои требования. Может, ты не понимаешь, но я приехала сюда не на один день.
– Знаешь что, Лорен? Я устал от всей этой ерунды. Я мог заключить долбаную сделку с Дексом, но вместо этого приезжаю за тобой, чтобы держать тебя, блин, за руку. Я хочу домой, чтобы, по крайней мере, спать в своей собственной кровати! – ворчит он.
Я бросаю в него подушку. Запрыгиваю на кровать и беру с пола своё платье и надеваю его.
– Опять начинается, – злобно смеётся он.
– Зачем ты приехал за мной? Зачем ты привёз мне его? – я протягиваю руку, выставляя напоказ кольцо.
– Да, я привёз тебе кольцо. Ты моя жена, так какого чёрта ты его снимаешь?
Вопрос застигает меня врасплох и заставляет задуматься.
– Потому что я скучаю по тебе, но мне начинает казаться, будто всё просто для того, чтобы утихомирить меня!
– Но я ведь здесь! Вот, чего я совсем не понимаю! Как ты по мне скучаешь?
Я делаю глубокий вдох. Я знаю, не он один виноват во всём, и поэтому решаю принять какую-то часть вины и на себя.
– Я скучаю по нам, – исправляю я его, понижая голос. – По тому, как у нас раньше было. Какими мы раньше были. Что с нами случилось?
Я подхожу к нему с умоляющим взглядом, и его брови смягчаются, но он отворачивается от меня.
– О чём ты говоришь? – его тон становится оборонительным.
– Я… я не поеду, я не поеду в Чикаго с тобой, – говорю я сурово, но с опущенной головой: я не могу смотреть на него, когда говорю такое.
Я люблю его, да. Я влюблена в него, вопросов нет. Но проблема заключается в том, что я задаюсь вопросом, люблю ли я его больше, чем себя, и любит ли он меня вообще.
– Ты не едешь домой? – спрашивает Кэл, как будто не слышит меня.
– Отныне, Кэл, у нас нет дома. Я не воспринимаю то место, где мы живём как дом, – говорю я со злостью.
– Отлично, теперь у нас нет дома. Полагаю, тот пентхаус, ради которого я рву задницу, он что, выдуманный? – насмешливо отвечает он.
– Ты знаешь, что я имею в виду, Кэл! – кричу я на него, но он лишь смеётся, оборонительно качая головой.
– Нет, я не знаю, что ты имеешь в виду. Я провёл с тобой ночь. Я не хочу оставаться в долбаном Сагино следующие несколько дней, в которые я взял отгул. Почему ты превращаешь всё в то, чего нет?
– Потому! Я не хочу, чтобы ты думал, будто это всего лишь вспышка гнева. Я серьезно, Кэл. Если я вернусь, то буду отвечать за всё, что ты делаешь – мы оба делаем, будто всё нормально. Я буду говорить тебе, что всё нормально, когда ты оставляешь меня на несколько недель. Если я буду так сильно по тебе скучать, и мне будет больно – всё нормально. Нормально, если я смирюсь с тем, чего почти не знаю, что ты чувствуешь или о чём думаешь, и я буду каждый день спрашивать себя, любишь ли ты меня, – мой голос начинает ломаться.
Его строгое выражение лица смягчается, и он подходит ко мне.
– Почему? Почему ты поступаешь так? – Кэл обхватывает свою голову руками и раздражённо вздыхает. – Ты знаешь, что я люблю тебя! – он делает злобный жест в мою сторону и начинает ходить по комнате. – Если бы ты только знала, чего мне стоило приехать к тебе! – говорит он громко, но такое ощущение, будто говорит самому себе.
– Конечно, ты же отрываешься от работы. Как же сложно быть рядом со своей женой, ведь мы же нуждаемся в деньгах, конечно. Мне ведь нужны «Лабутены», а тебе «Ролексы» и иномарки! – кричу я в ответ сквозь слезы, сидя на кровати. – М… мне кажется, ты на меня обижен за что-то. Раньше ты был – ну, я думала, что ты счастлив. Ты был весёлым, ты мог меня рассмешить и дать почувствовать себя сексуальной и желанной, – улыбаюсь я, вспоминая счастливые времена. – Теперь мне кажется, что ты где-то далеко. Я знаю, ты ускользаешь от меня. Я чувствую себя связанной с тобой, только когда мы занимаемся сексом. И недавно как раз, так и было. Ты больше не занимаешься со мной любовью... Возможно, брак превратил тебя в такого человека. Я никогда не могла представить, что мы станем такими, – говорю я, собирая все силы, чтобы закончить.
Я закрываю глаза и делаю долгожданный выдох, который я, кажется, задерживала целую вечность. Тишина в комнате после всего шума кажется странной.
Кэл сидит на моем стуле у письменного стола, руки скрещены на груди, на лице пробегает ряд эмоций. Ни одна из них едва ли была похожа на сожаление или понимание.
– Я никогда не хотел чего-то больше, чем наш брак, Лорен. Ты – единственное, что мне принадлежит. То единственное и чистое, что у меня есть – это мы. Раньше у меня была другая цель существования. Она появилась из тёмного места. Моя мотивация изменилась, когда я влюбился в тебя. Ты моя сила и моя слабость. Ты – та причина, по которой я здесь.
Я открываю глаза и вспоминаю, что слова его свадебной клятвы были в точности такие же. Не могу поверить, что он помнит их. Я, даже не помню свою клятву до такой степени. У меня теплеет на сердце, когда я думаю о том дне на пляже в Рио, где мы соединили наши узы, где я стала миссис Скот. Я была самой счастливой женщиной на свете.