Текст книги "Любовь цвета боли (СИ)"
Автор книги: Полина Жилинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Любовь цвета боли
Полина Жилинская
Пролог + Глава 1
– Любовь к женщине сынок – это либо проклятие, либо дар свыше, – глубокомысленно изрекает седовласый мужчина, глядя задумчивым взглядом на огонь в камине.
– И как считаешь? Одарила тебя судьба или прокляла? – скептически приподняв бровь, спрашиваю давно и счастливо женатого друга.
– А вот это уже зависит от тебя самого, – отвечает хитро щурясь. – Только ты сам можешь дать ответ на этот вопрос.
– Тогда пусть будет «проклятый дар» – усмехаюсь и опрокидываю в себя содержимое стакана.
Я всю свою жизнь полагал, что надежно привит. Что с годами выработал иммунитет. Броню. Но всё полетело к чертям, стоило встретить её.
Болезнь. Неизлечимая лютая хворь, уничтожающая все на своем пути – вот что для меня любовь. Впрыснутый в вены опасный нейротоксин, который проникает в каждую клетку организма, выжигая подчистую здравый смысл и, оседает пеплом на сердце.
Мое лекарство – она. Пусть даже еще и не догадывается об этом.
И да помогут нам боги.
Обратного пути у нас – нет.
Ольга
Поднимаю взгляд на закрытую железную дверь своей камеры, в которой нахожусь, по ощущениям, уже несколько суток после похищения. А может, и больше. Я перестала различать время после того, как отключилась второй или третий раз.
В полутемном помещении холодно, сыро и страшно. Кажется, сам воздух в маленькой комнатушке пропитан вязкой дымкой удушливого ужаса. Измученное тело ноет противной болью.
Собираюсь с силами и подтягиваюсь к стене, пытаясь принять горизонтальное положение. Холодно. Я промерзла, кажется, до самых костей, зубы противно стучат не переставая. Непрерывно мигающая под потолком лампочка – будто отдельное орудие пыток. Могу поклясться, что отчетливо слышу несносный звук жужжания и потрескивания накалившийся спирали.
Одиночество. Никогда и не подумала бы, что буду так наслаждаться уединением. Когда я одна – мне не больно и не так страшно. А вот стоит послышаться звуку отпираемого железного засова на двери, у меня, как у собаки Павлова, срабатывает рефлекс – вжаться в холодную стену и стать как можно менее заметной. Из глубины саднящего горла помимо воли вырывается хриплый смех. Дожили. Сравниваю себя с собакой. Хотя примерно так, если не хуже, со мной и обращались последние несколько дней. Будто я и не человек вовсе.
Я устала. Просто смертельно устала. Неимоверным усилием воли, крепко зажмурив глаза, душу на корню зарождающуюся истерику. Я бы могла утешить себя мыслью, что скоро всё закончится, но не знаю, сколько будет продолжаться этот кошмар. Мне и умереть, наверное, не позволят, пока не услышат то, что хотят. Но загвоздка в том, что я понятия не имею, о чем меня спрашивают на кажущихся бесконечными допросах.
Воспаленный слух улавливает едва различимые шаги за железной дверью, и я, затаив дыхание, смотрю на разделяющую меня с внешним миром преграду. Раз, два, три – успеваю отсчитать в уме и слышу лязг металла. Морально я вроде бы готова к этому звуку, но помимо воли вздрагиваю, а руки сами собой в защитном жесте обхватывают колени, прислоненные к груди.
В следующий миг тяжелая дверь распахивается настежь, с громким стуком ударяясь о каменную стену, и в комнату входит мужчина. Отыскав взглядом мою забившуюся в угол фигурку, решительным шагом приближается. Я не кричу и не плачу. Бесполезно взывать к чувству жалости у животных в человеческом обличье – поняла я довольно быстро, очутившись в этом проклятом месте.
Мужские руки довольно грубо подхватывают меня под мышки и усаживают на стул. Я снова остаюсь одна. От неосторожных движений нещадно ноет бок, по ощущениям там как минимум ушиб ребер. Бородатый детина, который допрашивал меня последним, здорово приложился о них пару раз ботинком. Из разбитой губы постоянно сочится солоноватая жидкость, слизываю кровь с ранки и морщусь.
В памяти флэшбеком проносятся картинки того дня, когда начался конец моей привычной жизни. Ну, или начало кромешного, беспробудного ада, в котором я вынуждена существовать.
Сидела на даче, поливала цветы, наслаждалась отпуском, а тут на тебе! Резко затормозил автомобиль, калитка распахнулась от удара – и вот я в руках огромных мужчин. Даже пискнуть не успела от ступора, сковавшего тело. Уже в машине, отойдя от шока, начала кричать и вырываться. По-моему, даже кого-то укусила за ногу, получив за это по лицу. Но не сдавалась, страх за свою жизнь придавал сил. Тогда меня скрутили, больно заломили руки за спину, перетянули пластиковыми веревками запястья. Еще и в назидание пару раз прошлись ботинком по многострадальному боку. На голову накинули пыльную тряпку и вновь усадили на сиденье, зажав с двух сторон. А еще доходчиво объяснили, что стоит вновь начать вырываться и кричать, они придумают другой способ меня усмирить.
Знала бы я тогда, что меня ждет…
В комнату тихой поступью входит мужчина, заставив своим появлением переключиться на реальность. Крупный. Весь в черном, с кобурой на поясе. Засунув руки в карманы брюк, он замирает в двух шагах от меня. Мрачное лицо кажется смутно знакомым, но вспомнить, где именно я его видела, не получается.
«Может, он уже допрашивал меня? Хотя его я бы, наверное, точно запомнила»
Хватает лишь одного брошенного мельком взгляда, чтобы понять: все, кто захаживал сюда до него, лишь жалкие псы. Шестерки – если выражаться их же жаргоном.
Мужчина замирает, словно каменное изваяние, и рассматривает меня изучающим взглядом. Провожу языком по вмиг пересохшим губам и пытаюсь прочистить образовавшийся в горле ком. С виду обычный человек, но лишь от одного его взгляда у меня живот сводит от страха.
Брюнет, крупное лицо, широкий лоб, прямой нос, скулы, покрытые небольшой щетиной, недовольно поджатые полные губы и темные, словно ониксы, глаза. Крупная фигура заметно уменьшает пространство и без того маленькой комнаты – или мне так кажется. Но могу поклясться, что кислорода с его появлением в разы меньше, так как дышится гораздо сложнее.
На интуитивном уровне понимаю, что человек, стоящий передо мной, непрост. Пробирающая до ужаса энергетика направленного на меня взгляда вселяет в душу не только панический страх, но и совсем мизерную толику надежды. Возможно, я, наконец, смогу доходчиво пояснить, что действительно не понимаю, в чем меня обвиняют.
– Вы здесь главный? – спрашиваю я сипло.
Он продолжает молчать и смотреть на меня, будто не слышит вопроса. А мне от его взгляда хочется срастись с бетонным полом, на котором стоят мои босые ноги.
– Вы можете представиться и объяснить мне, где я нахожусь и по какому праву меня задержали? Пожалуйста.
Я окрылена перспективой, разобраться во всем этом кошмаре, слова сами непроизвольно вырываются из глубин горла. Не могу молчать, так как подвешенное состояние порядком действует на нервы. Но натыкаюсь лишь на молчаливую бетонную стену и нечитаемый, пробирающий до ужаса взгляд.
– Послушайте, вероятно, произошла ошибка. Меня зовут Вересова Ольга Викторовна, я врач… – замолкаю на полуслове, так как после моих слов, выпаленных скороговоркой, мужчина проходит в противоположный конец комнаты.
С противным скрежетом подтаскивает второй стул и ставит напротив меня, почти касаясь коленей. Возвращается неспешно к столу, берет в руки планшет и вновь подходит ко мне. Непозволительно близко, нарушая границы личного пространства, нависая, словно темная громада.
Присаживается рядом со мной на корточки, и наши глаза оказываются на одном уровне. От волнения на миг забываю, как дышать. Обоняние щекочет аромат дорогого парфюма и чего-то еще, терпкого, с горьковатыми нотками цитруса. Но вжаться сильнее в спинку стула меня заставляет отнюдь не это.
Его глаза. Они пустые, холодные, как будто мертвые. По позвоночнику пробегает холодок.
Легким кивком головы мужчина указывает на планшет. Словно вынырнув из оглушающе безэмоционального взгляда, моргаю пару раз и фокусируюсь на экране. На видео наша реанимационная палата. Вспоминаю пациента после ДТП, который лежал у нас и умер от усложненной тахикардии. Хмурюсь, когда в палату входит незнакомый мне сотрудник, девушка. Озирается по сторонам и задерживает взгляд на камере. Обращаю внимание на телосложение, очень схожее с моим. От того, что происходит дальше, каждый волосок на моем теле встает дыбом. Не может быть!
Мельком кидаю взгляд на мужчину и возвращаюсь к видео. Пациент бьется в судорогах, а девушка неподвижно стоит над ним, не делая попыток помочь или позвать на помощь.
Я сутки не отходила от него после операции. Следила за больным, словно коршун, буквально до дыр вглядывалась в мониторы, анализируя причину малейших отклонений в показателях. Три раза за сутки я возвращала его к жизни. В итоге пациент стабилизировался, хотя состояние оставалось тяжелым.
Весть о его смерти в реанимации спустя неделю стала для меня ударом. Я была уверена, что он выкарабкается. Всё выглядело довольно странным, но, к сожалению, так бывает. Мы врачи, не боги, хотя иногда и ведем неравный бой с самой смертью.
Видео заканчивается, и я прикрываю глаза в попытке собраться с мыслями.
– Господи! Какой кошмар, – шепчу в некоем трансе. – Я соболезную вам. То, что вы мне показали, ужасно. Этому нет никакого объяснения и оправдания. Одно могу сказать точно: это не наш сотрудник. Не сотрудник реанимации, я имею в виду. У нас эта девушка не работает.
Сглатываю вязкую слюну, во рту словно пустыня. Меня начинает потряхивать от осознания того, во что я оказалась втянута.
«Но почему именно я? Это же не моя смена, и я точно не имею к случившемуся никакого отношения. Он всех сотрудников проверяет столь варварским методом?»
Ловлю на себе темный прищур глаз.
– Почему вы не отнесли видео в полицию?
«Господи, да откуда в палате вообще взялись камеры?»
Неожиданно, заставляя меня вздрогнуть от резкого движения, мужчина отстраняется и отходит к столу. Пару минут стоит, повернувшись ко мне спиной, выстукивает пальцами по гладкой деревянной поверхности ритмичную мелодию, что порядком нервирует. Затем стремительно возвращается и усаживается напротив.
Уперев локти в колени, наклоняется так, что наши лица оказываются в паре десятков сантиметров друг от друга. Животный ужас охватывает всё мое нутро. Лицо мужчины искажено до неузнаваемости, оно излучает ничем не прикрытую ярость.
– Кто? – глухим рыком задает вопрос.
– Я не знаю!
Боясь пошевелиться, не отвожу глаз от его лица.
– Если еще раз я задам вопрос и не получу на него ответа, сломаю тебе палец.
В ужасе киваю, словно болванчик.
– Кто заказчик?
– Я, правда, не знаю!
Мужчина зло усмехается и откидывается на спинку стула.
– Ты знаешь, у нас с тобой два пути. Первый. Ты сейчас называешь мне имя и умираешь не так долго и мучительно, как я планировал. Второй. Я его из тебя выбиваю, затем отдаю своим людям развлечься, а потом ты сдыхаешь в этой камере от голода и жажды. Поверь, это весьма долгая и мучительная смерть.
У меня в глазах темнеет, в ушах звенит, тело покрывается холодным липким потом. Трясу головой, чтоб хоть немного привести себя в чувство и не потерять сознание. Поднимаю взгляд на мужчину. Я ни капли не сомневаюсь, что именно так и будет, но к страху примешивается глубокая обида от несправедливости и дикий ужас.
– Я не понимаю. Вы думаете, что я к этому причастна? – накрывает меня озарением. Волна негодования, несмотря на страх, поднимается из глубины души. – Вы вообще понимаете, в чем меня обвиняете? Я врач! Я никогда бы не посмела этого сделать! Да я сутки после операции простояла над ним! Сутки я боролась за его жизнь! Прислушивалась к малейшему изменению в аппаратуре! Трижды я заводила его сердце! – злые слезы заволакивают взгляд. – Я бы никогда в жизни не пошла на такое! Никогда! – последнее уже выкрикиваю ему в лицо.
– Всё сказала? – ни один мускул не вздрагивает на его застывшем, словно маска, лице. – Теперь мне нужно имя.
– Я не знаю никакого имени, я вообще узнала о смерти пациента, когда была в отпуске и жила в доме, из которого меня похитили.
От чего-то он вспыхивает от злости.
В мгновение ока вскидывает руку и дергает меня за шею, приближая к себе. Наши лица теперь в сантиметре друг от друга, его горячее дыхание опаляет щеку, от панического ужаса, кажется, начинаю терять сознание.
– С*ка! Имя! – кричит в исступлении мне в лицо, встряхивая, словно тряпичную куклу, так, что зубы больно клацают друг о друга. Во рту появляется металлический привкус.
– Я не знаю! Не знаю! – всхлипываю сбивчиво. – Я вам клянусь, что не имею к этому никакого отношения.
Он, всё так же держа меня за шею, скидывает на пол со стула. Да так, что я пролетаю не меньше половины комнаты. Больно ударившись о стену плечом и головой, делаю судорожный вздох, ослепленная нестерпимой болью от потревоженных, еще свежих травм на теле.
– Не хочешь по-хорошему, – шипит, низко наклонившись надо мной мужчина. – Значит, будет по-плохому!
Сжимаюсь в комок, подтягивая колени к груди. По щекам катятся горячие слезы, и я, закусывая разбитую губу, сдерживаюсь из последних сил, чтобы не издать ни звука.
Медленно выплываю из марева агонизирующей боли и замечаю, что уже одна в комнате. В следующее мгновение всё плывет, и я, наконец, проваливаюсь в спасительную темноту.
От автора: Дорогие читатели, буду рада любой вашей поддержке и отклику. Если вас заинтересовала история, добавляйте книгу в библиотеку, ставьте звездочки, пишите коментарии. Я пишу для вас)
Глава 2
Макар
Выскакиваю из подвала, словно за мной гонятся все бесы ада. Гадство! Несусь по холлу, затем по лестнице, залетаю в кабинет. Захлопываю двери с такой силой, что окна дребезжат. Хватаю со стола пачку и закуриваю. Подхожу к приоткрытому окну.
Из головы не выходит этот сжавшийся на полу комочек, словно ангел с обломанными крыльями. С глазищами своими невинными. Хрупкая. Маленькая. С*ка! Провожу рукой по лицу. Двери открываются, слышу тихие шаги.
– Что думаешь? – не узнаю свой дрожащий голос.
– Похоже, что действительно ничего не знает.
Боковым зрением вижу, как друг подходит к креслу и тяжело оседает в него.
– Тогда какого черта происходит, Руслан?
Вспоминаю тот день в больнице.
Прошли сутки после операции. Я стоял у окна в конце коридора. Открылась дверь реанимационной палаты, из нее вышла Ольга. Сделав пару шагов, она тяжело привалилась к стене, сдернув медицинскую шапочку, сползла на пол, обхватив голову руками. Уже было хотел подойти, но из-за угла показался мужчина в белом халате, заведующий, насколько помню. Подбежал к ней, присел, заглядывая в лицо.
– Оль, ты чего?
Та ничего не ответила, только махнула рукой, мол, нормально.
– Оля, нельзя принимать всё так близко к сердцу. Ты так выгоришь скоро. Сколько раз тебе говорил: это работа. А в нашей работе нужна холодная голова, а не жалость. Давай вставай скорее.
Осторожно подхватил под локоток и помог девушке подняться на ноги.
– Я вызову тебе такси. У тебя, когда следующая смена?
– Я в отпуске с завтрашнего дня.
Ответила так тихо, что мне пришлось прислушиваться.
– Вот и хорошо. Отдохни. Давно пора тебе в отпуске погулять. Давай иди, переодевайся, такси через десять минут будет.
Она лишь слабо улыбнулась и походкой безумно уставшего от жизни человека побрела вдоль стены, вскоре скрывшись за поворотом.
Мужчина какое-то время смотрел ей вслед, затем развернулся и заметил меня, невольного свидетеля.
– Кто это? – я кивнул туда, где только что стояла девушка.
– Доктор наш, дежурила сегодня у вашего брата. С того света трижды вытянула. Сейчас состояние тяжелое, но стабильное. Угроза миновала.
Приподнял брови в немом вопросе. С этой молодой пигалицей оставили моего брата? Меня клятвенно заверили, что в ту смену работает опытнейший врач.
– Почему вы так удивлены? Она врач высшей категории, профессионал своего дела. То, что сейчас вы наблюдали, соглашусь, не совсем профессионально, но все мы, прежде всего люди. У нее родители погибли три года назад. Ольга Викторовна тогда сделала всё что могла и даже более. Но там спасать было уже некого. Страшная авария. С тех пор в ее смену никто не умирал, – проникновенно зыркнув на меня, заведующий поплевал три раза через левое плечо. – Вот и думайте, то ли высшие силы помогают, то ли дар у нее какой.
Я лишь скептически хмыкнул, по-доброму насмехаясь над его суеверием.
– Только вот сама потом отходит очень тяжело. Через себя всё пропускает…
– Что делать будем?
Голос Руслана врывается в воспоминания.
В раздумьях стучу пальцами по подоконнику. Чутье подсказывает, что не ту мы взяли, но я своими глазами видел запись, на которой она хладнокровно убивает Назара. Ее костюм, шапка, глаза, волосы. Вновь вспоминаю Ольгу, выжатую как лимон от усталости. Я начинаю сомневаться, а это плохо. Чутью я доверяю на сто процентов. Ни разу не подводило, чем не единожды спасало мне жизнь в свое время.
– Когда будет готов отчет?
– Сегодня к вечеру всё будет.
– Двое суток, Руслан! Гребанные двое суток мои люди не могут выяснить, есть ли алиби у докторши!
– Да, – с вызовом во взгляде отвечает друг. – Потому что по десять раз всё перепроверяют. Слишком свежи воспоминания о последнем косяке.
В раздражении захлопываю окно и отхожу к столу.
– Уже думал, что будешь делать, если не она? – как бы вскользь задает терзающий и мои мысли вопрос.
– С этим я сам разберусь. Меня больше волнует другое: если не она, значит, настоящий убийца всё еще на свободе. И в этот самый момент прячется и заметает следы! А мои люди только неделю сраную докторшу искали! Напрашивается вопрос: за что я плачу вам бабки?
– К восьми папка у тебя на столе.
Руслан поднимается и идет на выход. Замирает возле двери и, нерешительно обернувшись, тихо произносит:
– Я не меньше твоего хочу отомстить за Назара. Для меня он тоже был братом.
Киваю, глядя на друга. Знаю, что и Руслан крайне тяжело переносит гибель Назара. Чувство вины пожирает его так же, как и меня.
Оставшись один, подхожу к столу и валюсь в кресло. Что-то грызет изнутри, не дает покоя, но что именно, пока не могу понять. Вообще ситуация злит. Ненормально я на нее реагирую. Пожалел. Хотя спрашивается: какого черта? Пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз вообще кого-то жалел. Давно. В прошлой жизни, еще в детдоме. А когда выпустился, было не до жалости. Тогда нужно было выживать. Либо ты, либо тебя. Вот мы втроем и выживали, как могли.
Попали в банду, промышляющую наркотиками и оружием. Девяностые, тяжелое время, оставили неизгладимый отпечаток на всех нас. Но мы смогли выпутаться из той грязи и даже выбиться в люди. Стали бизнесменами, как сейчас модно говорить. Не могу сказать, что мой бизнес полностью легален, но всё же с криминалом имя давно не связано. Назар вон собирался сеть баров открывать, да не успел.
От досады бью кулаком по столу что есть силы. Тянусь к ноутбуку, вхожу в охранную систему дома и территории. Нахожу нужное изображение и вывожу картинку на экран. Девчонка так и лежит на полу. Увеличиваю изображение, наводя на лицо. Глаза закрыты, и поза неестественная. Тянусь к телефону и набираю номер охраны, дежурящей в подвале.
– Зайди, глянь, как она.
Нельзя, чтоб что-то случилось, пока ничего не ясно.
Если всё же это она…
Не свожу взгляд с экрана и вижу, как охранник трясет докторшу за плечо и осторожно хлопает по щеке, приводя в чувство. Она шевелится, как-то неуклюже заваливаясь на спину, вытягивается словно струна. Что меня в ней цепляет? Фигура обычная, я так-то посочнее люблю. Да и ростом не выше метра шестидесяти пяти. Малышка совсем. Глаза, что ли? Или, может, то, что, невзирая на дикий ужас в глазах, зубки показала. Возмутилась так искренне, взъерошилась, как маленький воробей.
Из динамика раздается протяжный стон. А у меня реагирует член. Внимательнее вглядываюсь в экран, пытаясь понять, что меня настораживает в её поведении. Там в подвале видимых повреждений, кроме разбитой губы и синих полос на запястьях я не видел. Играет на камеру? Пытается вызвать жалость? Или все же кто-то ослушался приказа не переусердствовать? Пытаюсь воспроизвести в памяти момент её падения со стула. Может головой приложилась сильно? Ярость затмила глаза и разум, когда она пренебрежительно, как об очередном своем пациенте, отозвалась о Назаре. Для них всех он просто пациент, а для меня – единственный близкий человек. Мой родной брат.
Раздраженно закрываю ноутбук. Нужно куда-нибудь съездить, сбросить напряжение. А то вон даже на не пойми, какого вида девчонку стоит.
Спускаюсь на первый этаж и выхожу во двор. В кармане брюк пищит телефон.
– Да.
– Макар Сергеевич, у нас ЧП. Произошел обвал в области, людей завалило, но вроде пока живы.
– Что значит пока? Ты наших спасателей вызвал, идиот?
– Да, конечно, вызываю.
– Нужно было вначале им звонить, а потом – мне. Ты там упоротый, что ли?
Сбрасываю вызов и жду, пока подгонят машину. Вот и отдохнул. До области ехать часа три. Завалило пацанов, если не выживут, проблем будет – не оберешься. Набираю номер главного инженера и распоряжаюсь задействовать всё необходимое для спасательных работ.
В последнее время какая-то черная полоса преследует. Нелепейшая смерть Назара, третье ЧП за полгода, непонятки с девчонкой этой.
Сажусь в машину и набираю номер Руслана.
– Слышал уже про аварию?
– Да, мне выезжать на место?
– Сам разберусь, решай проблему по девчонке. И скажи охране, чтобы без меня даже нос к ней не совали. Узнаю – убью.
– Понял. У нас значительно упростилась задача, у нее видеорегистратор есть. Спецы почти закончили проверять маршруты. И на доме напротив камера стоит, оттуда весь двор как на ладони, повезло, что забор низкий. Мобильник уже пробиваем, часа через четыре скину распечатку.
– Хорошо.
Отключаюсь и настраиваюсь на работу. Главное, чтобы все живы, остались, а проблемы с обвалом решаемы. Там всё подмазано, где нужно.
Мысли сами собой плавно перетекают на пленницу. Прокручиваю в памяти нашу беседу и не сразу отмечаю, что улыбаюсь. Мои люди иногда моргать боятся, а эта вон еще и наорала. Врач она, видите ли. Гордая. Задел до глубины души своими обвинениями.
Не играла она. В этом и есть еще одна проблема, точнее, две. Что с ней делать, если невиновна, и что делать мне, если я безумно хочу с ней переспать. Вот и сейчас при мысли об Ольге накатывает чувство легкого возбуждения. Чертыхаюсь. Как пацан, ей-богу.
Откидываюсь на спинку сидения и устало прикрываю глаза. Все проблемы решу по мере их поступления. Нужно вздремнуть хоть пару часов, там я застряну как минимум на всю ночь, в этом не сомневаюсь.
