Текст книги "Чувство древнее, как мир"

Автор книги: Полина Шаховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Джимми, я боюсь!

Мария крепко прижалась к брату. Нахлынувший вдруг страх был следствием усталости от долгого пути и новых впечатлений. Ей так и не удалось нормально выспаться. Франция казалась калейдоскопом картин, сошедших с модных гобеленов, которые она часами могла разглядывать в шотландском королевском замке Холируд.

– Мэри, смотри! Кэтрин, французская королева! – воскликнула кто-то из подружек Марий.

Но Мэри смотрела на стройного хрупкого мальчика, который стоял рядом с молодой еще королевой. Роскошное платье, расшитое жемчугом и вытканное лилиями, лишь подчеркивало некрасивость лица королевы Екатерины и несовершенство фигуры. А ребенок, будущий муж, наследник престола, казался прелестным, как ангел. Только чрезмерная бледность говорила о плохом здоровье, не обещала долгой жизни. На бледном лице особенно выделялись его глаза. По ним было нетрудно прочитать, что он уже по-детски влюблен в девочку, с которой был знаком лишь по портрету.

– Франциск, сыну короля подобает быть более сдержанным, – попыталась остудить его восторженность мать.

Этой властной двадцатидевятилетней женщине предстоит пережить своего мужа и двоих коронованных сыновей. Ее можно было назвать "делателем королей" и в прямом, и в переносном смысле. Она долгие годы явно и скрыто манипулировала судьбами европейских дворов, состоя в родстве с большинством династий. Она старательно рожала своему мужу Генриху II наследников и стойко сносила его бесчисленные измены. Недоступное женское счастье она компенсировала поистине мужским хитроумием, политическим коварством. Королева ядов, интриг и Франции Екатерина Медичи.

Юный Франсуа сам подал руку своей невесте, помогая ей сойти с портшеза. Его рука показалась девочке ледяной, но она оперлась. Если бы не помощь Джеймса Меррея, он бы ее уронил.

– Франциск де Валуа счастлив приветствовать ваше величество в наших владениях, – пришел на помощь пятилетнему сыну французский король.

Чтобы подбодрить смущенного мальчика, Мария нежно поцеловала его в холодную щеку.

– Вам холодно, ваше высочество? – сказала она и добавила шепотом: – Не бойся, я никому не дам тебя в обиду.

– Да, она смелая. Мэри защитила меня от взбесившейся козы, – заметила подружка Мэри Сетон.

– Я знаю коз, у них теплое молоко. Как у моей кормилицы, – только и сумел пробормотать наследник.

Екатерина Медичи смотрела на детей с жалостью. Но мысли ее были холодны и расчетливы. Она знала, что ее сыну не суждена долгая жизнь. И видела, что из этой красивой шотландской девочки может вырасти настоящая королева, опасная для ее власти. Поэтому не очень внимательно слушала рассуждения кардинала Лотарингского, имевшего виды на Марию Стюарт, строившего планы на объединение Франции, Шотландии и Англии под скипетром этой шестилетней еще малышки. Медичи думала об ином раскладе.

Церемониймейстер объявил о начале бального шествия. Его возглавил, естественно, король, пошедший в первой паре, естественно, не с королевой, а с герцогиней Дианой де Пуатье. Любовница досталась ему в наследство от отца, короля Франциска I. Затем был помпезный пир. Блистала начищенная серебряная посуда. Кубки пенились вином. Столы ломились от угощения, к блюдам с дичью и салатами тянулись руки в лайковых перчатках (вилки еще не применялись, тарелки тоже). Настоящей царицей пира была Диана де Пуатье. В ее черных, как смоль, волосах сиял испанский гребень, сделанный в форме водопада. При каждом движении искрились блеском алмазные подвески... Выпившие взрослые, как это всегда бывает, забыли про детей.

Мария, уже одетая ко сну, тихо плакала одна в просторной спальне на огромной кровати. Сейчас она грустила по своей диковатой родине, как потом будет грустить по прекрасной Франции. Вдруг она услышала, как еще кто-то плачет, прячась за гобеленом с изображением Дианы-охотницы. Она взяла свечу, осторожно подошла, отдернула ткань и увидела там своего жениха.

– Что с вами, принц?

– Мари, обещайте не рассказывать маме... ее величеству, что я сюда пробрался. Я услышал твой плач и подумал, что тебе совсем не понравился и ты покинешь нас...

Мария обняла принца и залезла к нему под этот теплый тяжелый покров.

– Что ты, совсем нет. Я люблю тебя, ты мой жених, – серьезно сказала девочка. – Смотри, это я сама нашла, – она извлекла из замшевого мешочка для оберегов, висевшего на шее, гладкий кусочек янтаря. – У нас на берегу моря много таких. Говорят, это слезы матерей утонувших моряков. Когда мне грустно, я смотрю на него, и он иссушает мои слезы. Возьми, я дарю тебе его.

– Клянусь, он всегда будет со мной, – сказал Франсуа. – А ты будешь?

– Буду всегда.

* * *

Вы первая, кому я посвятил, мадам,

Мой разум, душу, страсть и пламенные строки,

В которых говорю. Какой огонь высокий

Дарит незрячий бог попавшим в плен сердцам.

Таким огнем не мог наполнить грудь другую,

И он не мог найти в другой или в другом

Подобную любовь и красоту такую.

Так воспевал юную расцветающую красавицу французский придворный поэт Этьен Жодель. Невеста наследника французского короля пришлась ко двору. Природа щедро ее наградила. К четырнадцати годам Мария уже обладала всем, что могло прельщать, соблазнять и сводить с ума. Золотистые волосы теперь по моде собраны под жемчужной сеткой, тугой корсет подчеркивает прелесть упругой груди, кожа светится перламутром, а глаза сияют изумрудами. По юной прелестнице воздыхает мужская половина французского двора.

Но Мария не только блистала красотой. Она могла похвастаться и умом. Французский язык она впитала еще с молоком матери Марии де Гиз. Но также свободно изъяснялась на нескольких европейских языках, читала и говорила на латыни и древнегреческом. Ее поэтические опыты без всякой лести высоко оценивались профессионалами, главным из которых был выдающийся поэт Пьер Ронсар. Вышивка ее украшала и собственные наряды, и кошельки, подаренные ею жениху, всем его братьям и сестрам. Более грациозной танцовщицы французский двор еще не видел. Мария прекрасно пела, восхитительно играла на лютне.

Природа, захотев очаровать наш глаз

И лучшее затмить, что видел мир доныне,

Так много совершенств собрав в одной картине,

Все мастерство вложила щедро в вас

так заявляет третий поэт Жоакен Дю Белле.

– Я лишь хотел расширить свои владения, а приобрел в свою корону редкостной дороговизны изумруд, прекрасный, как мгновение, и непостижимый, как вечность, – а это уже комплимент самого Генриха II.

Французский двор в эту пору становится центром мировой роскоши. Избавившись от оков средневековья, но сохранив неповторимое романтическое очарование рыцарства, Франция воспитала поколение переходной эпохи.

По-прежнему ценятся сила, храбрость и мастерство воина. Проводятся турниры и игрища. Но духовное начало, несомненно, уже превалирует в аристократической среде. Гуманизм – главный определяющий фактор фран-цузского Ренессанса, который охватывает по большей части высшие слои общества. Именно на французской земле возникает уникальный характер сочетающий пылающий французский темперамент и беззаботную легкомысленность, рыцарственность соседствует с классикой Ренессанса.

От молодых людей высшего сословия теперь требуется в равной степени владеть боевым искусством и нежным слогом, дабы сразить воображение дамы сердца. Король со своей свитой может наслаждаться упоительной скачкой, скрещивать копья в боевых состязаниях, но не менее важными становятся утонченные развлечения – маскарады, окрашенные духом античности.

В обновленных роскошью дворцах Лувре, Сен-Жер-мене, Блуа и Амбуазе собираются общества кавалеров и дам. Льются звуки лютни, звучат стихи. В искусстве и жизни провозглашается гимн красоте.

Франция накануне религиозных войн, но и на пороге величайшего расцвета культуры. Большим достижением становится женское образование, которому в высших сословиях того времени уделялось особое место.

Своенравная, самостоятельная Мария Стюарт с юных лет проявляла себя как настоящая эмансипе. Рядилась в мужское платье и могла часами скакать в седле. Играла в мяч и волан. Даже прекрасно владела холодным оружием. В то время тяжелые средневековые мечи уже начали вытесняться легкими шпагами.

При всех своих талантах она обладала рыцарственным характером: ценила верность, не терпела предательств, была порою безрассудно смелой. Но и не всегда правильно выбирала друзей, была иногда слишком доверчива, не умела рассчитывать на несколько ходов вперед. Мария рано вкусила яд власти, собственно, не знала другой жизни, без этого яда. Но как-то не сумела к яду адаптироваться. А вот ее гонительница, некрасивая Екатерина Медичи, сумела. И ее губительница Елизавета Английская сумела. Конечно, со временем и Мария Стюарт изучит науку политики, науку хитрости, изворотливости, терпения, умения нанести нужный удар в нужное время. Но, увы, не преуспеет в этом. Ни песни, ни поэзия, ни шпага тут уже не помогут. Политика – удел циничных.

В юности у нее было много подходящих учителей. Хотя бы посмотреть на постоянную, лишь прикрытую флером учтивости и этикета войну двух женщин Екатерины Медичи и Дианы де Пуатье. Но Мария благоволит красоте и жизнелюбию, королевской фаворитке. Ей бы предвидеть, заранее все вычислить и сама бы не стала у богини власти всего лишь фавориткой, но не королевой.

Но пока все идет прекрасно.

– Она не уважает этикет. Что за блажь надевать мужское платье и ездить в мужском седле? И с развевающимися волосами бегать на глазах у всего двора! – шипит о своей будущей невестке королева Франции.

– Ваше величество, позвольте молодым резвиться столько, сколько им отпущено, – возражает ей король Франции. – Не забывайте, наш сын слаб здоровьем. А эти состязания в обществе прекрасной невесты укрепляют его дух и поистине сближают этих детей.

– Вы слишком снисходительны к этой шотландской дикарке. Если бы не она, мой сын больше времени проводил бы в полезных и подобающих его положению занятиях.

– Вы что же, мадам, считаете верховую езду и фехтование недостойным занятием для королевского сына?

– Ваше величество, вы несправедливы к ее величеству, – вмешивается язвительная любовница короля. – Ее величество лишь хотела заметить, что на ее родине юным принцам и принцессам недоступны такие развлечения.

По рядам придворных проносится шепоток в предвкушении бури. Возмущенная Екатерина Медичи встает, но уже подал голос король:

– Мадам, мой сын уже не ребенок, и ему дозволены все подходы к прекрасной невесте, кои он сам в состоянии изобразить. Не станете же вы растаскивать милых детей, если моему сыну, к примеру, вздумается развлечь Марию и другими своими фантазиями.

– Я вижу, ваше величество не хочет слышать голос разума. С вашего позволения, я удаляюсь.

– Катрин, вы слишком много времени проводите со своими алхимиками, а вместо философского камня получаете отравление ядами, – кричит ей вслед король и предлагает тост в стихах Ронсара: – Друзья, обманем смерть и выпьем за любовь! Быть может, завтра нам уж не собраться вновь, Сегодня мы живем, а завтра – кто предскажет.

Екатерина Медичи не простила обид, нанесенных фавориткой, как вообще не прощала никому и ничего. Даже родным детям. Только она умела терпеть и мстить тогда, когда это было удобно. Ее венценосный супруг был последним достойным королем и последним здоровым человеком из ветви Капетингов Валуа. Любимец дам, энергичный и ловкий, он был одинаково хорош на поле брани и в сердечных утехах. Но Диана стала для него единственной настоящей возлюбленной, с юности и до смерти, в течение двадцати двух лет. Она очаровала еще его отца Франциска I, пожертвовав честью, чтобы вымолить пощаду своему отцу, наместнику Нормандии, приговоренному к смертной казни.

Генрих II осыпал ее подарками. Как обычно происходило во Франции, салон Дианы был теневым кабинетом. Там назначались министры и послы, планировались войны, раздаривались земли. Фаворитка проявила себя не такой уж хищницей, как многие ее предшественницы и преемницы в постелях французских королей. Она покровительствовала художникам и поэтам. Особенно любила Ронсара и Миллена де Сен-Желе, основателя жанра сонета, называла его французским Овидием.

И покровительствовала Марии Стюарт.

* * *

Несмотря на юность невесты и жениха, со свадьбой следовало поторопиться. Обстановка во Франции уже предвещала приближение гражданской войны на религиозной почве. Позиции протестантов-гугенотов, возглавлявшихся принцем Наваррским Антуаном, его братом Луи де Конде и адмиралом Колиньи, были весьма сильными. Католическому королю Генриху II все трудней становится лавировать в политическом море, отстаивая свои позиции. Упрочение положения наследника браком с очаровательной католичкой способствовало бы и упрочению позиций трона.

Внешнеполитическая ситуация также делала свадьбу весьма желательной. Генрих II был продолжателем дела своего отца Франциска I, всю жизнь воевавшего с австро-испанским королем-императором Карлом V и его преемником Филиппом II за территории в Италии, Германии и пр. Но в обстановке повсеместного роста Реформации война двух католических монархов только ослабляла их силы. Поэтому, постоянно воюя, Франциск I всегда... мечтал о мире, "чтобы перед нашим лицом исчезли народные сборища, которые желают ограничить нашу королевскую власть, и заставляют наших подданных отказывать нам то в солдатах, то в деньгах. Я мечтаю привлечь в лоно религии под верховной властью Папы всех еретиков, которые причиняют горе нашей святой матери церкви".

В 1558 году вышел такой расклад. Фактическое объединение под властью одной короны Франции и Шотландии. Присоединение к ним Англии, где правила на тот момент католичка Мария I. Ее позиции были не очень прочны, и она не имела детей. Но ведь все права наследования английской короны имела Мария Стюарт. Эта сила была уже вполне равноценна союзу Испании и Австрии. Объединение двух сил создало бы мощнейший контрреформационный фронт, подавивший бы заразу Лютера и Кальвина.

– Дитя мое, – ласково обратился к племяннице кардинал Лотарингский, скоро вы станете совершенно взрослой. Наш возлюбленный принц Франциск, как и вы, с нетерпением ждет дня вашей свадьбы. Он приносит к вашим ногам свое наследство – французскую корону досточтимого рода Валуа. Будет справедливо и с вашей стороны одарить его в равной мере.

– Дядюшка, я так счастлива, что мне не нужно ваших увещеваний, давайте бумаги, я подпишу. Тем паче Франция для меня отныне и навеки стала родным домом, и мое наследство давно уже отдано моему возлюбленному Франсуа, как и мое сердце – этой стране.

Бумаги очень простые. С помощью посланца шотландского парламента заключается брачный договор, согласно которому французский дофин становится "по совместительству" королем Шотландии. Одним из недостатков монархической системы правления было то, что наряду с подушками, драгоценностями, родовыми замками особа королевской крови могла принести в приданое целую страну со всем ее населением, городами, полями, лесами. Мария Стюарт, как дитя своего времени и своего класса, считала это в порядке вещей и подпись свою ставила, особенно не раздумывая. Но уже в XVI веке с таким порядком вещей очень многие были не согласны.

И еще один документик, без ведома представителя шотландского народа, подписала безо всяких колебаний шестнадцатилетняя королева. По инициативе родственников Гизов был составлен договор, по которому, в случае своей преждевременной смерти или ввиду отсутствия наследников, Мария Стюарт завещала все свои наследные права на шотландский, ирландский и – что особенно важно – английский престол французской короне.

А пока Мария готовится к свадьбе. И принимает куда менее дорогой, чем земля, но приятный подарок от Дианы де Пуатье. Та приглашает придворного художника Франсуа Клуэ написать портрет юной невесты.

Неподражаемые работы кисти Клуэ по праву считаются одной из вершин французского Возрождения. Насыщенный по цвету, сравнительно свободный по композиции портрет Марии Стюарт донес до наших дней чувственный облик очаровательной девушки в богатом белом платье с томным взором темно-зеленых глаз, с густыми золотисто-пепельными волосами, затейливо перевитыми жемчужными нитями. Тонкая белизна изящных рук и стройный стан довершают картину совершенства.

Екатерина Медичи тоже готовилась к свадьбе, но по-своему. Все больше времени она проводит в занятиях магией, посещает итальянского астролога Руджери. Башня, из которой Екатерина долгими часами наблюдала за звездным небом, ища подтверждение своим честолюбивым надеждам, до сих пор еще существует в Париже. Надежды были тревожными и не очень добрыми. Руджери предсказал ей скорое вдовство. Был еще один авторитетный провидец, не радовавший прогнозами. В наше время многие ломают голову над катренами Мишеля Нострадамуса – что он имел в виду и в какое время должно это случиться? А Екатерина Медичи содержала Нострадамуса, и тогда его кратковременные предсказания были, очевидно, гораздо понятнее и точнее.

Первый сын, вдова, краткий брак

Без детей, два острова – в раздоре,

До восемнадцати лет, незрелый возраст,

Другой женится еще раньше.

Эти строки заставляли задуматься прагматичную Екатерину Медичи. Позже ей полностью стал ясен их смысл, а пока было понятно, что "вдова" – это она сама.

На дворе стоял апрель 1558 года. Париж и его предместья облачились в розовую дымку цветущих фруктовых деревьев. Множество знатных французских семей съезжалось в Париж для участия в торжествах, которые давали возможность и других посмотреть, и самим блеснуть, сосватать своих подросших детей, выпросить выгодное место при дворе. Для некоторых этот праздник был решением финансовых затруднений. А для короля – повод показать свою щедрость, еще раз громогласно заявить о своем могуществе на всю Европу.

В день свадьбы Генрих II распорядился выставить угощение всем горожанам и приезжим крестьянам, которые соберутся поглазеть на зрелище, на пышное театрализованное представление, где всем членам королевской семьи, всему двору и далее, вплоть до уличных ротозеев, отводились свои роли. Рулоны шелка, бархата, серебряная и золотая посуда, тонны изысканной снеди в нагруженных с верхом повозках, огромные бочки с вином – все текло в Париж, чтобы сыграть свои не менее достойные, чем человеческие, роли на столах, на плечах дам и кавалеров и в их желудках.

Париж напоминал улей. И днем и ночью кипела работа портных, скорняков, оружейников, ювелиров и поваров. А есть работа, значит, будут и деньги, значит: "Да здравствует король!" Принц Франсуа со своей прекрасной невестой Марией Стюарт совершили со своим двором репетиционный выезд к месту их предстоящего бракосочетания в Нотр-Дам де Пари. По дороге они разбрасывали монеты. "Да здравствует дофин, да здравствует дофина!"

Особое внимание уделялось одежде участников брачной церемонии. Предпочтение было отдано голубым и золотым оттенкам – гербовым цветам французской короны. Но свадебные хлопоты все меньше интересовали Марию. Ее тревожило самочувствие возлюбленного принца. Передаваемая среди Валуа через поколение по наследству коварная болезнь крови все больше подтачивала неокрепший организм юноши. И врачи уже шептались за его спиной, предрекая ему недолгую жизнь. Франсуа все чаще чувствовал слабость и вынужден был отказывать себе в любимых развлечениях, состязаниях на шпагах, верховой езде и прочих увеселениях. Он все чаще проводил время в своих покоях, играя в шахматы с сестрой Елизаветой. Мария часами сидела с ним, когда он был болен, и читала ему стихи, пела его любимые песни, улыбалась, скрывая свою печаль.

Ее рождение было отмечено смертью отца, ее раннее детство – усобицы в Шотландии, война с англичанами, постоянное бегство и тревоги. И как награда – счастливая жизнь во Франции, красота и любовь, окружающие ее, красота и любовь, зреющие в ней самой. Жених давно превратился из ангелоподобного ребенка в юношу, обещавшего нести в себе все недостатки своего рода и своего положения. Кроме одного. Он безумно любил свою будущую жену. Только вот будущего у них не было. И Мария предчувствовала, что за раннее счастье придется рано расплачиваться.

Свадьба, отпразднованная 24 апреля, не обманула ничьих ожиданий. Погода стояла прекрасная, но на всякий случай над дорогой, ведущей в церковь, устланной коврами, растянули голубое, расшитое золотыми лилиями полотно. Вдоль дороги выстроились пажи и музыканты в ярких нарядах. За ними – весь цвет французского дворянства. На ступеньках собора Нотр-Дам самые очаровательные цветочницы города держали наготове корзинки, наполненные лепестками роз, тюльпанов и лилий, чтобы осыпать ими новобрачных. Толпы народа заполнили все улицы, ведущие к храму. Их приближающийся гул означал приближение свадебного кортежа.

Мария была одета в небесного цвета платье из тонкого кипрского шелка, на котором ярко блестели вышитые золотом лилии. Белая вставка корсажа слепила алмазами, голову украшал изумрудный венец, подаренный ей накануне августейшим свекром.

Ее нареченный выглядел бодрым и необычайно счастливым. Франсуа был облачен в зеленый бархатный камзол, сквозь прорези которого выглядывала усыпанная алмазами и рубинами блуза с широким воротником наружу из тончайших венецианских кружев. На нем были также собранные в складки парчовые штаны и недавно вошедшие в моду белые чулки. Голову украшал белый бархатный берет, сдвинутый набок и увенчанный пышным страусиным пером, крепившимся застежкой с изумрудом. Наряд довершала массивная золотая цепь с гербом. Король, королева, их дети, их приближенные шли следом. Всех поразило своим великолепием одеяние фаворитки короля, злые языки утверждали, что ее наряд обошелся дороже всего праздника.

Королевские дети были невероятно серьезны. Они впервые участвовали в подобной церемонии. Представляли себя в роли жениха или невесты. Или в роли властителей.

Тринадцатилетняя Елизавета, будущая супруга мрачного испанского короля Филиппа II, владыки "половины земного шара", безуспешного душителя Нидерландской революции. Елизавете предстоит трагическая судьба, в нее влюбится ее пасынок Дон Карлос, наследник испанского престола, и тем погубит и себя, и ее.

Восьмилетний Карл-Максимилиан, будущий король Франции Карл IX. Это в его правление случится страшная Варфоломеевская ночь 23 августа 1572 года. Во время этой резни Карл IX будет лично из окон собственной спальни стрелять по безоружным гугенотам, в панике покидавшим Лувр, где оказались в ловушке.

Семилетний Генрих, будущий король Польши (формально) и король Франции (всерьез) Генрих III. Будущий отчаянный гонитель гугенотов, а потом их вынужденный сторонник, неуемный развратник-бисексуал, бездельник и святоша, последний бездетный Валуа, убитый монахом-террористом.

Пятилетняя Маргарита, будущая жена короля Франции Генриха IV, Генриха Наваррского, первого Бурбона. Великолепного короля-гуляки, великого хитреца и миротворца. Марго отличится тем, что почти все 18 лет брака проживет с мужем раздельно и получит мирный развод.

Когда завершилась брачная церемония, счастливые новобрачные, выйдя из собора под дождь из цветочных лепестков, нежно обнялись вопреки правилам этикета. Толпа возликовала. Любые эмоции, свойственные простым смертным, проявленные непростыми, всегда привлекают.

Генрих II торжественно произнес, обращаясь к своей невестке:

– Дражайшее дитя мое, я счастлив не менее моего сына. Живите счастливо, дети! Да здравствуют наследники престола!

Свадебный пир начался с того, что в пиршественную залу гости "вплыли" на раззолоченных кораблях, сложных механических сооружениях. Первый корабль с Марией и Франсуа призван был символизировать счастливое супружеское плавание по тихим волнам жизни, наполненной роскошью и славой. Но, увы, плавание оказалось недолгим.

* * *

Над головой юной Марии, теперь уже любящей и преданной жены, вскоре начали сгущаться тучи. В конце того же 1558 года из-за моря пришла судьбоносная для нее весть. Скончалась королева английская Мария I, старшая дочь Генриха VIII, католичка, за гонения на протестантов прозванная "Кровавой". Она была в браке, но не оставила потомства. И сама же с большой неохотой назначила своей преемницей протестантку, двадцатипятилетнюю Елизавету, дочь Генриха VIII и Анны Болейн. Хотя могла, наверное, назвать и Марию Стюарт. В этом решении сказалось то, что высшая английская знать, парламент открыто отвергли средневековые законы престолонаследия и стали отстаивать национальные интересы. А к ним в первую очередь относилась независимость страны в религиозном плане.

С потомством Генриха VIII было трудно разобраться. Самовластный государь был женат шесть раз. Один только развод с первой супругой стоил ему отлучения от церкви самим Папой Римским. Но это не помешало ему и дальше жениться, разводиться, казнить жен, лишать детей наследства и восстанавливать в этих правах. После казни матери Елизаветы Анны Болейн особым парламентским указом она была признана незаконнорожденной. Но потом вроде бы снова стала наследницей. В этом "вроде бы" и оказалась вся загвоздка. Французской стороне и всему католическому миру было выгодней считать Елизавету бастардом и выставить в претендентки красивую, пока еще куколку, Марию Стюарт. Англичанам – нет. Генрих II был бы и не прочь затеять по этому случаю очередную войну, но... парадокс был в том, что Франция на тот момент и так воевала с англичанами, а также с испанцами, австрийцами и прочими. Воевала давно, тяжело, и дело как раз шло к миру. И тогда, словно предчувствуя, что расхлебывать кашу придется не ему, французский король решается на провокацию. А полная амбиций, не умеющая просчитывать ходы Мария Стюарт на нее соглашается.

Наследник французского престола Франциск Валуа и наследница английского престола, королева шотландская Мария Стюарт в свой пышный совместный герб вносят английских львов и единорогов. Это не только провокация, но и вызов Елизавете. Начало великого противостояния, до поры до времени бескровной войны двух незаурядных, умных и талантливых женщин. И в итоге смертный приговор Марии Стюарт.

Но сначала сгущение туч в судьбе прекрасной шотландки не смог заметить и сам Нострадамус. Тот больше обращал внимание на других лиц. Ровно через год после свадьбы своего наследника Генриху II удалось закончить кровавые тянувшиеся более полувека Итальянские войны с половиной Европы и заключить мир в Като-Камбрези. Франция не достигла особенных побед, но и не потерпела особенных поражений. На 9 июля 1559 года был назначен праздник по случаю мира, а также по случаю обручения дочери короля Елизаветы с королем Испании Филиппом II.

А на празднике объявлен рыцарский турнир. Старинный поединок, когда рыцари на конях в доспехах со щитами, вооруженные тупыми копьями без наконечников, на полном скаку мчались навстречу друг другу, стараясь вышибить противника копьем из седла. Такой поединок мог закончиться увечьем, чаще обходилось синяками и уж крайне редко смертью.

Крепкий сорокалетний мужчина Генрих II обожал такие забавы и объявил, что "намерен лично преломить свое копье во имя чести своей прекрасной дамы". Ристалище расположилось на одной из редких для Парижа XVI века прямых улиц Сент-Антуан от Турнельского замка до королевских конюшен. Трибуны для королевы и придворных были установлены у центра ристалища. Все понимали, что прекрасная дама короля не Екатерина Медичи, но начинать без нее было неудобно. А она задерживалась.

Накануне, как обычно, Екатерина провела вечер в башне итальянца Руджери. Закончив астрологический чертеж, Руджери встревоженно воскликнул:

– Ваше величество! Вашему супругу угрожает серьезная опасность фатального порядка.

– Что случилось, мэтр?

– Завтра королю не следует покидать стен дворца. И крайне опасно поднимать руку с оружием.

– Но на завтра назначен турнир. И он собирался принять участие в поединке... Надо отговорить его. И я знаю как.

Утром в поведении королевы все было необычно. Она вызвала к себе командующего французской армией коннетабля Монморанси. Необычным являлось то, что коннетабль был ставленником Дианы де Пуатье. Презрев все условности и гордость, Екатерина попросила его обратиться к Диане, чтобы та отговорила короля участвовать в забаве. Это был резервный ход. Вначале же она решила попробовать сама.

Она буквально ворвалась в покои к изумленному Генриху II. Король был удивлен таким неурочным визитом.

– Что стряслось, мадам?

– Сир, умоляю выслушать меня! – воскликнула Ека-терина и поведала свои опасения.

– Мадам, прекратите нести вздор, – сердито ответил король. – Что за день такой? Сегодня отовсюду мне тычут в лицо якобы угрожающей мне смертью.

– Кто еще?

– Да ваша невестка, Мария Стюарт, которая всегда была такой разумной, принесла мне сегодня этот, с позволения сказать, бред.

Он протянул жене листок. Она сразу поняла, что это стихи Нострадамуса. Екатерина побледнела. Ей были знакомы эти строки:

Всерьез иль в игре он коснется копьем

Чела короля,

И алая кровь заструится ручьем

С чела короля,

Полюбит его и его же убьет

Любовь короля!

– Какая-то чертовщина, верно? – спросил Генрих.

– Нет! – возразила королева.

– Полноте, Катрин, я обещаю быть осторожным, – пообещал король и отвернулся.

Час спустя Монморанси доложил королеве, что Диана де Пуатье со смехом отнеслась ко всем предостережениям. Ей стало казаться, что все, буквально все словно заколдованы чарами злого рока. И решилась на последний шаг. Самой навестить соперницу.

Диана де Пуатье была очень удивлена тем, что королева французская пришла к ней. До сего дня этого не происходило. Встреча длилась недолго. Диана, почтительно поклонившись, пообещала если не уговорить короля отказаться от участия в ристалище, то хотя бы попросить его быть осторожным, не рисковать. Знать бы ей, что настойчивостью она спасает не его, а себя. Случись что, бывшая уже фаворитка превратится из баловня судьбы в ее жертву. Так всегда бывает. Но таким людям свойственно жить одним днем.

Правда, и Диане было известно предсказание Нострадамуса. А тут еще на память пришло, что совсем недавно на балу в Фонтенбло Генрих приревновал ее к капитану шотландской лейб-гвардии графу де Монтгомери. Сегодня в числе участников турнира значится и шотландец. А великий провидец пишет: "Полюбит его и его же убьет любовь короля!" Кого он имеет в виду?..

Генрих II, разумеется, никому не дал себя отговорить. И удача ему сегодня как раз благоволила. Он не проиграл ни одного поединка, а выиграл шесть – больше любого другого участника турнира. Ярко светило солнце, ветер колыхал яркие флаги и вымпелы. Диана улыбалась с трибуны. Екатерине зрелище явно не доставляло удовольствия.