Текст книги "Чувство древнее, как мир"

Автор книги: Полина Шаховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

29 июля 1565 года в Холируде происходит не такая пышная, как когда-то в Париже, но веселая свадьба. Омраченная только тем, что Джеймс Меррей демонстративно не осчастливил ее своим присутствием.

Вследствие того, что был занят – тайно готовил бунт против своей королевы. Почти одновременно со свадьбой Гамильтон, Аран, Харрис, Керколди и другие лорды объявляют бунт против открытой поддержки королевой католической церкви, против Дарнлея, объявленного королем Шотландии Генрихом, против чего угодно, что придумает Меррей и поддержит средствами и войсками английская королева. Джон Нокс уже в открытую клеймит "католическую вавилонскую блудницу".

И тут шотландская королева показывает свою рыцарскую смелость и решимость. Чуть ли не на другой день после свадьбы она организует свое небольшое наемное войско, призывает сохранивших верность баронов, облачает мужа в золоченые доспехи и мчится навстречу бунтовщикам.

Лорды растерялись. Многие из них, не ожидавшие такой резвости от Марии Стюарт, поспешили явиться с повинной. Меррей был с виду не виноват, но Мария успела хорошо изучить властолюбие своего единокровного брата. Поэтому Меррей поспешил укрыться в Англии. Он вообще обладал замечательной способностью во время сложных событий исчезать из страны, оставаясь невиновным. В Букингемском дворце Елизавета устроила ему публичный прием, где вынудила-таки Меррея признаться в организации заговора по недоразумению, а сама возмутилась неверности шотландцев своей государыне. Елизавета всегда была ни при чем.

* * *

Во время своего медового месяца, длившегося месяца три, Мария была счастлива. Дарила мужу лошадей, драгоценное оружие, поместья. Правда, с главным подарком – шотландской короной – они не совсем поняли друг друга. Королева могла какое-то время примириться с властью не претендовавшего на ее прерогативы, но опытного в государственных делах Меррея, но с властью девятнадцатилетнего юнца – никогда. А Генри Дарнлей сразу же решил, что он король. Что он вправе не только посещать парламент, государственный совет и кабинет министров, но и покрикивать на верных королеве людей, вмешиваться в решения. Но самое обидное – ему показалось, что он может покрикивать на свою жену.

Эйфория прошла. Мария Стюарт поняла, что взяла в мужья ничтожество, алчное до власти и почестей. Он все больше времени проводил в компании забулдыг, стал погуливать от нее с женщинами и мужчинами. Королева плакала, но недолго. Едва почувствовав, что она забеременела, напрочь отказала супругу в постели. И стала постепенно отбирать у Дарнлея все, что ему подарила. Его перестали приглашать на заседания органов государственной власти, подпись "короля Генриха" сделалась на документах необязательной, из его герба были убраны государственные регалии. Монеты с профилями Марии и Генриха изъяли из обращения, остались только с профилем Марии. Вскоре чуть ли не официально его стали именовать "супругом королевы", принцем-консортом. Короны у него никто не отбирал, но она на глазах превращалась в головной убор достоинством не выше шляпы.

Дарнлей был в отчаянии. Тенью прежнего высокомерного и высокородного красавца бродил он по коридорам Холируда. Головокружительная карьера в течение полугода. Молодой, безвестный сын эмигранта, вернувшийся с отцом из Англии, как игрушка в чужих руках, орудие задуманной кем-то интриги. Потом вдруг он ласково принят при дворе, потом в спальне королевы. Потом король! И головокружительное падение в следующем полугодии до положения какого-то ничтожного приживальщика, лишь по форме второго человека в стране, а на деле – сто тридцать второго. Ему было всего девятнадцать. Неужели такая карьера уже кончилась?

Тем временем при дворе возвысилась новая фигура. Этот человек когда-то бежал из Шотландии от гнева Меррея, но теперь смог вернуться. Джеймс Хепберн граф Босуэлл. Тридцатилетний верзила, иссеченный боевыми шрамами воин, профессиональный кондотьер, командир наемников. Нахальный, отчаянно смелый и, ко всему прочему, отчаянный бабник. Босуэлл был протестантом, но поклялся служить Марии Стюарт и защищать ее своим мечом, как прежде защищал ее мать.

Но самое большое влияние приобрел Давид Риччо. Этот умный, небесталанный молодой итальянец, который, возможно, даже не был дворянином, прибыл в Эдинбург в свите посла Пьемонта, да так и остался при дворе в качестве музыканта и поэта, которых Мария Стюарт всегда привечала. Вначале он отличился, неплохо перелагая стихи самой королевы на музыку. Потом оказалось, что у него отличный почерк, он свободно владеет несколькими языками, предан королеве, ничем не связан с вечно недовольными и ненадежными шотландскими лордами. И стал личным секретарем Марии Стюарт. А после бунта и бегства Меррея, опалы Мейтленда Риччо как-то вдруг в 1565 году стал главным советником, обладателем самой реальной власти.

Риччо обвиняли по двум главным пунктам. Он был агентом Римского Папы, готовил почву, искал возможности для католической контрреформации в Шотландии. Вполне возможно. Он много времени проводил с Марией Стюарт, не только разбирая и составляя письма, не только советуясь по государственным вопросам, но и в беседах на отвлеченные темы, вроде литературы и музыки, засиживаясь в королевских покоях допоздна. Из чего враги сделали вывод: Давид Риччо любовник Марии Стюарт. Трудно сказать, правдоподобно это или нет. С одной стороны, после резкого охлаждения к Генри Дарнлею сердце Марии было свободно. Хотя к супружеской неверности со стороны женщин в ту эпоху относились строже, чем к неверности мужчин, хотя в борьбе друг с другом католическая и протестантская церкви старались перещеголять соперницу в суровости охраняющих нравственность законов, почему бы ей, самовластной королеве, не обзавестись фаворитом? Она жила в Париже, видела отношения Генриха II, Екатерины Медичи и Дианы де Пуатье. Но все-таки Мария Стюарт была под бoльшим прицелом обличения, чем любой из мужчин, чем незамужняя Елизавета. До женской свободы было еще далеко. И отмыться от слушков, распространяемых заговорщиками, что королева, мол, беременна не от мужа, а от итальянского проходимца, было трудно.

Возник очередной тайный заговор лордов. На этот раз против Давида Риччо. Лорды всегда восставали, когда хоть малейшее усиление центральной власти угрожало вечной полуанархии в стране. Хотя тому нет свидетельств, но наверняка заговор управлялся из-за границы, и имена тех, кому это было выгодно, очевидны – Елизавета и Джеймс Меррей. Мария Стюарт была прирожденной монархиней, но человеком, далеким от истинного понимания государственных проблем. В меньшей степени, но то же самое можно было сказать и о Елизавете. Однако, опираясь на Сесила и Уолсингема, Елизавета смогла стать великим государственным деятелем. Почему бы это не попробовать Марии Стюарт, опираясь на Риччо и Босуэлла? Правда, эти люди масштабом поменьше, так и Шотландия поменьше Англии. В любом случае для многих Риччо был опасен.

Оставшиеся в тени там и остались, а вот явным номинальным главой антифаворитского, антикоролевского заговора стал оказавшийся не у дел король Генри Дарнлей. Виновником своей фактической отставки он видел бывшего друга и любовника Давида Риччо, быстро позабыв, что тот был виновником и его возвышения. Заговорщики решили, что Риччо надо убить без всякого суда и следствия, а там уж все, Бог даст, переменится в лучшую сторону. На это были основания. Силы и Марии Стюарт, и ее противников были примерно равны и не так велики. Поэтому малейшего толчка достаточно, чтобы склонить чашу весов в пользу любого из них. Чтобы обезопасить себя и связать круговой порукой, лорды по шотландскому обычаю составляют письменный договор, "бонд", и ставят свои клятвенные подписи. По тому же обычаю бонды очень часто нарушаются, но компрометирующий документ может сохраниться.

Тем временем выскочка Риччо сам рубит сук, на котором сидит. Дорвавшись до настоящей власти, он становится высокомерен, командует в парламенте, будто он законный господин высокородных лордов. Он одевается лучше всех, до него не достучишься, а Мария Стюарт, снова влюбленная, только на этот раз в зреющее в ней дитя, как обычно ничего не замечает вокруг.

Развязка наступила поздним вечером 9 марта 1566 года. В небольшой комнате, смежной со спальней королевы, был накрыт стол для ужина в обычной тесной компании. Мария Стюарт, Давид Риччо, еще несколько приближенных дам и дворян. Неожиданно отдергивается занавес, за которым потайная витая лестница, ведущая в спальню, и входит король Генрих. Обычно его не приглашают на такие собрания, но кто ж ему запретит? Какой-никакой, а король. Ему подают приборы, он включается в беседу. И тут вдруг входит совсем уж незваный гость – лорд Патрик Рутвен в боевом облачении с обнаженным мечом. Причем поднимается по той же потайной лестнице, которой может пользоваться только Дарнлей. Мария возмущенно поднимается:

– По какому праву вы вошли сюда без доклада? Что вам угодно?

– Голову этого негодяя, – отвечает Рутвен, указывая на Риччо.

Тут же комната наполняется вооруженными людьми. Королева понимает, что это заговор и Дарнлей к нему причастен. Понимает также, что ее застали врасплох. Куда-то подевалась охрана. Заговорщики обо всем позаботились. Дома верных королеве Босуэлла и Хантлея были окружены. Им самим пришлось спасаться бегством.

Побледневший Риччо видит, что ему конец и единственная защита не бывший любовник, а королева. А отважная Мария – рыцарь. Пусть она на седьмом месяце беременности, но она не струсила.

– В чем его обвиняют? – выкрикнула она убийцам.

– Спросите у вашего мужа, – кивнул на Дарнлея Рутвен.

Но Дарнлей верен принципу королей – их честь всегда выше подозрений.

– Я ничего не знаю, – только и промямлил он.

Первый удар безоружному итальянцу был нанесен прямо на глазах у королевы, у беременной женщины. Кто-то накинул на шею Риччо петлю и поволок прочь из комнаты. Обреченный упал, ухватился за край платья Марии Стюарт, но его потащили дальше. В суматохе повалили стол, погасли свечи. В темноте вдруг раздался пистолетный выстрел, пуля просвистела над ухом королевы. Если бы не толкотня, может быть, лорд Фодонсайд и попал бы. А пока Дарнлей обхватил сзади свою беременную супругу, чтобы она не смогла помешать расправе. С лестницы уже слышались последние крики и хрипы влекомого убийцами Риччо. Когда он в отчаянии попытался ухватиться за столб балдахина королевской кровати, ему отрубили руку. Начали наносить раны там же, в спальне, а закончили уже за ее порогом. Истерзанный труп Давида Риччо выбросили через окно во двор.

Заговорщики рассчитывали, совершив такое злодеяние на глазах Марии Стюарт, привести ее в состояние шока, насмерть запугать и получить в ее лице покорную марионетку. Только по недалекости своей они забыли, что рискуют не только жизнью королевы, но и жизнью наследника престола, причем престола не только шотландского. Что могло случиться, обернись все, не как рассчитывали? И они не догадывались, что королеву так просто не сломить.

– Клянусь, не сносить вам головы! – кричит одинокая, пузатая, бессильная Мария и изрыгает в лицо год назад еще любимому, а сейчас ненавистному супругу: – А тебе в первую очередь!

Наутро фактически плененная своим мужем и своими подданными королева принимает решение: надо бежать из Холируда. И уже свободной, под защитой Босуэлла и Хантлея диктовать бунтовщикам свои условия мира или войны. Но как это сделать, когда у нее отняли даже преданных фрейлин и служанок? Единственный способ – найти слабину в рядах заговорщиков. А это проще простого. Самый малодушный, конечно же, Генри Дарнлей.

И Мария Стюарт идет на хитрость. Ее железные, когда надо, нервы выдержали потрясение, но она изображает начало преждевременных схваток и требует врача и, на всякий случай, священника. Теперь Дарнлей смертельно напуган – из-за своей и товарищей глупости он явно переборщил, и теперь жизнь его сына в опасности, что совсем уж не входило в планы.

При этом, едва мнимые боли отпускают, королева вдруг становится отменно ласковой с мужем, даже просит у него прощения за все причиненные ему обиды. А ведь Дарнлей остается влюбленным в Марию Стюарт. И потому тут же тает – лепи из него что хочешь. Из врага он мгновенно превращается в союзника. И выдает имена всех заговорщиков, а она обещает всех простить и забыть несчастного Риччо. Между тем спешно возвращается в Эдинбург Джеймс Меррей, как всегда ни к чему предосудительному не причастный, как всегда готовый вернуться к осиротевшей без него власти. Мария кротка и с ним.

Все это нужно лишь для того, чтобы с вернувшимися верными служанками, врачами посылать весточки Босуэллу, Хантлею, начальнику своей лейб-гвардии Эрскину. В назначенный день она приказывает Дарнлею собрать всех заговорщиков на пир по случаю всеобщего примирения. Ночью, обманув бдительных стражей, она через подземный ход покидает Холируд. За оградой замка ее ждет отряд гвардейцев во главе с Эрскином. Она садится на лошадь и всю ночь и половину дня мчится в седле, невзирая ни на какую беременность. К обеду она уже далеко от Эдинбурга в своем замке Данбар под надежной охраной. Она уже свободна.

На другой день Мария Стюарт разослала призывы во все концы страны, и вскоре под ее руку начало собираться преданное войско. В Данбар приехал с чувством выполненного долга и Генри Дарнлей.

Все закончилось на редкость бескровно. Тех заговорщиков, кто явился с повинной, королева простила. Те заговорщики, которым прощения не было, вроде Рутвена и Фодонсайда, сами все поняли и срочно бежали за границу. Заодно бежал и громовержец Джон Нокс, успевший с амвона проклясть и заклеймить "холирудскую блудницу" открытым текстом. Меррей вернулся на свой пост. В официально вывешенном манифесте Дарнлей был объявлен непричастным к заговору против королевы (именно против королевы, а не Риччо, что было подчеркнуто). Хотя вся Шотландия уже знала, что причастен.

Чаша весов снова немного качнулась в пользу Марии Стюарт. Она качнулась бы, наверное, больше, устрой она репрессии, прояви себя суровой и мстительной государыней, как требовали традиции эпохи. Но помешали два обстоятельства. Во-первых, Мария была благородной, действительно рыцарственной, некровожадной женщиной. А во-вторых, вскоре ей стало вообще ни до чего, потому что пришло святое для женщины время.

Мария переехала в Эдинбург, только не в Холируд, а в другой замок. Утром 9 июня 1566 года, ровно через три месяца после убийства Давида Риччо, салют из пушек в столице возвестил о рождении наследника шотландского и, по всей вероятности, английского престола. Здорового мальчика назвали самым популярным у Стюартов и вообще в Шотландии именем Джеймс (простонародная форма библейского имени Иаков). После первого кормления Мария встала, взяла ребенка, совершенно очевидно похожего на Генри Дарнлея, а не на смуглого Риччо, передала отцу и произнесла довольно зловещую фразу:

– Перед Богом свидетельствую, как на Страшном суде, что это твой сын и нет у него другого отца, кроме тебя! И всех присутствующих здесь мужчин и женщин призываю в свидетели, что это в такой мере твое дитя, что я боюсь, как бы ему не пришлось когда-нибудь пожалеть об этом.

Уже через три дня посол Джеймс Мелвилл принес весть о рождении будущего короля Шотландии Иакова VI и будущего короля Англии Иакова I в Лондон. Королева Елизавета снова была в ярости, простой, гложущей женщину изнутри, бессильной ярости:

– У королевы шотландской родился сын, а я... Я иссохший мертвый сук!

Впрочем, на крестины младенца Елизавета прислала огромную золотую купель. Крестины состоялись только 16 декабря 1566 года в замке Стирлинг, где младенец и остался на попечении мамок и дядек. С тех пор Мария Стюарт своего сына больше не видела.

* * *

Вскоре после рождения ребенка с Марией Стюарт начались какие-то странные изменения. Близкие все чаще находили ее молчаливой, задумчивой, рассеянной. Она забросила все государственные дела, за которые так толком и не успела приняться, забросила все планы по укреплению собственной власти, усмирению всегда готовых взбунтоваться баронов, планы по успокоению религиозной борьбы в стране. Она покончила с комедией восстановления добрых отношений с супругом, перед которым снова стали закрываться все двери. Иногда с уст двадцатичетырехлетней женщины срывалась фраза: "Хоть бы мне умереть!" Ей было ни до чего, она была погружена в свой внутренний мир.

А в этом мире бушевала страсть, и ее градус с каждым днем становился все выше. Мария влюбилась. В третий и последний раз. И эта страсть оказалась настолько сильной, что уже не созидала, а только разрушала. Предметом ее страсти стал бравый вояка Джеймс Хепберн граф Босуэлл. После возвращения Меррея, прекращения опалы на Мейтленда Босуэлл не потерял своих позиций, а, напротив, возвысился. В установившемся статус-кво Босуэлл занялся тем единственным, что умел, – военным делом. Он стал командующим наемными королевскими войсками и дворянским ополчением, то есть министром обороны.

Босуэлл – настоящий полковник и даже генерал. Ему тридцать лет, а за спиной уже десятки сражений. Его тело покрыто шрамами, но это, по счастью, не вредит здоровью, а только украшает мужчину. Он может без устали скакать на лошади, перерубить мечом летящую шелковую ленту, сплющить пальцами монету. У него за спиной множество дуэлей и множество побед над женщинами. Ни одного портрета Босуэлла не сохранилось. По свидетельству современников, он был некрасив. Но разве это для женщины важно, разве она любит глазами? Зато настоящий мужчина, что называется, мужик на все сто процентов.

При этом он сам, как настоящий ловелас, не влюбляется, любовные победы совершает легко, мимоходом. Как кондотьер, он послужил в разных странах Европы и везде успел оставить разбитые сердца и незаконнорожденных детей.

Мария Стюарт сначала имела в виду Босуэлла только как верного воина, который не струсит и не предаст, за которым как за каменной стеной. Она даже для поддержания реноме своего двора и смирения пыла этого бабника женила его на сестре своего сторонника лорда Хантлея.

Все началось, как это часто бывает с большой любовью, внезапно. В течение года, с лета 1566-го по лето следующего, Мария писала французские стихи, сонеты – историю своей любви, причем довольно откровенную. Это была вершина ее поэтического творчества. Позже эти стихи вместе с другими компрометирующими бумагами были найдены в серебряном ларце (между прочим, подарке Франциска II), брошенном Босуэллом при бегстве за границу, и немало послужили врагам Марии Стюарт. И начало своего романа она тоже отразила в стихах.

...я столько слез лила из-за него!

Он первый мной владел, но взял он только тело,

А сердце перед ним раскрыться не хотело.

Тем летом двор Марии Стюарт остановился после охоты в одном из замков. По всей вероятности, в подсознании она уже что-то чувствовала к Босуэллу. По всей вероятности, он, верный солдатским привычкам, изнасиловал ее, а она не захотела оказать должного сопротивления. И после этого влюбилась пламенно, страстно, забыв обо всем на свете. Это уже не шло ни в какое сравнение с милым, болезненным, несовершеннолетним Франсуа или с безусым щеголем Генри. Джеймс Босуэлл был настоящим хозяином, господином ее души и тела. Властная Мария была готова раствориться во властности настоящего мужика.

Окружающие заметили этот роман не сразу. И одним из первых заметивших или, скорее, почувствовавших что-то неладное был Дарнлей. После убийства Риччо наивный малый решил, что Мария Стюарт снова его любит. Потом эта страшная клятва после рождения ребенка и вновь полное отчуждение со стороны жены. И тогда Дарнлей решился на единственный в своей жизни самолюбивый жест – осенью 1566 года он пригрозил уехать из страны. Как монарх, оскорбленный своей супругой и своими подданными. Это было бы очень некстати, особенно до крестин наследника. Всплывут слухи о том, что король не отец ребенка, об убитом Риччо. И тогда Мария снова прибегает к обычной женской хитрости. Она встречается с ним. Немного ласки – и из Дарнлея опять можно вить веревки. Крестины в подаренной английской королевой золотой купели проходят хорошо. Вскоре после этого Дарнлей отдаляется от двора уже по объективной, уважительной причине. Он заболевает оспой и уезжает лечиться в Глазго к своему отцу графу Ленноксу.

А любовь Марии Стюарт все растет. Слепая любовь, потому что она не сразу замечает, что, в общем-то, довольно безразлична Босуэллу. Он продолжал навещать свою жену. Он тяготился тайной, и с каждым днем все менее тайной, связью с королевой. Его девиз по отношению к женщинам был сроден знаменитой фразе Цезаря: "Пришел, увидел, победил, дальше пошел". А ослепшая Мария с испепеляющей ее саму страстью готова на все ради своего возлюбленного, и осталось недолго ждать, чтобы понять, как далеко заходит это все. Пока же она изливает свои чувства в стихах.

Единственная цель подруги вашей

Служить вам, угождать и подчиняться,

Вас обожать, пред вами преклоняться

И, презирая все несчастья впредь,

Свой видеть высший долг в повиновенье,

Чтобы отдать вам каждое мгновенье,

Под вашей властью жить и умереть.

Может быть, дописав именно эти строки, Мария Стюарт поняла, как удержать возлюбленного. "Под вашей властью жить и умереть". То есть дать ему корону. От этого ни один из честолюбцев того времени не в силах отказаться. И уж можно быть уверенным, что принцем-консортом Босуэлл не станет. Мария предложила. Босуэлл не отказался.

Проблема заключалась только в том, что в Шотландии был официальный король Генрих, Генри Дарнлей. Корона сидела хоть и на пустой голове, но королевского происхождения. В политическом отношении Дарнлей был хоть и нулем, но зато официальной фигурой. К тому же он был молодым, всего двадцати лет. Оспа, которой он болел, не грозила смертью.

Препятствий для счастья, если тут можно употребить это слово, Марии Стюарт и Босуэлла было много. Но все они были преодолимы, если действовать с умом. В 1566 году Мария сама подписала закон, карающий смертью нарушение супружеской верности. Особенно жестоко он применялся, как обычно, увы, к женщинам. Венценосная нарушительница закона и ее могущественный любовник, конечно, не могли быть так просто осуждены. Но людская молва, но гневные отповеди кальвиниста Джона Крейга, сменившего сбежавшего Нокса, но ворчание из Лондона, грозившее очень многим, из других столиц... Впрочем, выход всегда был. Босуэллу развестись было просто. Марии – сложнее. Еще не забылись история с Риччо (и года не прошло), все слухи о том, что итальянец отец младенца Иакова. Выждать бы пару лет, и тогда спокойно можно было бы отправить Дарнлея в отставку. Но выждать – это при наличии холодного разума. У влюбленной Марии такого не было.

Еще одно препятствие – то, что в жилах Босуэлла не текла королевская кровь. И это было, в общем-то, преодолимо. Герцогский титул повысил бы статус Босуэлла, и все бы смирились с выскочкой. Хотя XVI столетие еще не век абсолютизма, когда некоторые монархи вытворяли невиданные вещи, могли даже жениться по любви. Когда русский царь Петр I взял да и женился на крестьянке Марте Скавронской, ставшей Екатериной I, никто и слова поперек не сказал.

Наступил 1567 год. С каждым днем для горящей страсти Марии к Босуэллу и разгорающейся страсти Босуэлла к короне болеющий в Глазго Дарнлей становился все более неугодной фигурой. Умные головы нашлись, чтобы дать обезумевшей от любви королеве дельный совет. Только у умных голов с совестью было не все в порядке. Мейтленд настаивал все-таки выждать или при помощи подосланных врачей превратить несмертельную болезнь Дарнлея в смертельную. Меррей, как обычно, умыл руки и на все закрыл глаза. Нетерпеливый Босуэлл настаивал на силовом решении проблемы. Мария, конечно же, послушалась своего возлюбленного.

План был предельно коварным. Мария Стюарт поклялась отомстить мужу за участие в заговоре против нее и Риччо? Так пусть же месть воплотится в том, что те же самые лорды составят теперь заговор против Дарнлея. Из эмиграции были возвращены на родину Рутвен и Мортон. Босуэлл был готов действовать, в горячности не замечая, что те же самые лорды в нужный момент готовы охотно составить заговор против него самого.

* * *

Нужно было только выманить хворого Дарнлея из Глазго в столицу Эдинбург. Преступники посчитали, что лишать жизни короля в доме его отца совсем уж гадко. Многие жертвы заговоров заранее чувствуют беду. Что уж говорить о Дарнлее, который сам точил кинжал на Давида Риччо. Но оставался один человек, которому обреченный продолжал всецело доверять и которого любил. Его царственная супруга. В своей собственной страсти Мария была готова на все ради Босуэлла. Как оказалось, и на преступление. Она согласилась выманить мужа из убежища и заманить в ловушку.

Многие обелители образа Марии Стюарт стараются представить эту романтическую особу в лучшем свете – она не знала о готовящемся заговоре. Но зачем тогда поехала вытаскивать больного из постели, посреди зимы везти в другой город якобы для лучшего ухода, взяв при этом не карету, а деревенскую телегу? Такую, на каких возят приговоренных к смерти на эшафот. Телега отбыла в последний путь 1 февраля.

Отец Дарнлея граф Леннокс, может быть, лучше сына чувствовал, что тут дело неладно, но не смел возразить своей королеве. А глупый Генри только радовался, что жена вновь с ним мила и любезна. И сетовал, что недолеченная еще болезнь, безобразные оспины на лице и теле не позволяют влюбленным супругам оказаться, как когда-то, в одной постели. Еще больше подозрений могло бы вызвать то обстоятельство, что больного короля, главу, в общем-то, государства, в Эдинбурге поселили не в замке, не во дворце, а в стоящем на отшибе, на окраине одиноком доме, имении Керк о'Филд, годами не ремонтировавшемся, осыпающемся. Точно кто-то специально выбирал дом, который, как и его обитателя, не жалко...

Мария Стюарт три дня прожила в Керк о'Филде, нежно ухаживая за больным. А тем временем рядом шла какая-то странная суета. Приезжал Босуэлл, но в дом не заходил. Люди Босуэлла разгружали какие-то мешки, бочки...

И еще один подозрительный признак. 9 февраля утром Меррей уезжает из Эдинбурга. Он всегда вовремя оказывался подальше от места преступления. Днем из Керк о'Филда перевозят роскошную кровать Марии Стюарт. Вечером она с Босуэллом гуляет на свадьбе у своей придворной дамы. А ночью раздается чудовищной силы взрыв. Труп короля Генри Дарнлея находят в полусотне шагов от места, где был дом. Такие эффектные теракты вошли в моду у человечества. Стоило только изобрести порох.

Девятка вообще считается во многих нумерологических системах несчастливым числом, сатанинским. В жизни Марии Стюарт с ним связаны как хорошие, так и плохие события. Плохих все же больше. 9 июля 1559 года погиб французский король Генрих II, Мария стала королевой Франции. 9 марта 1566 года убит Давид Риччо. 9 июня 1566 года Мария Стюарт родила сына. 9 февраля 1567 года убит ее муж. До еще одного несчастного события остается ровно двадцать лет без одного дня.

Каким бы никчемным и бездарным ни был Генри Дарнлей, он являлся королем Шотландии, помазанником Божьим и отцом наследника не одного, а двух престолов. Следовательно, его убийство это цареубийство – святотатственное преступление, самое серьезное преступление в законодательстве всех стран.

На следующий день в Эдинбурге был вывешен манифест о том, что неизвестные неизвестно зачем убили короля Шотландии. А еще через день рядом появились подметные листки, в которых прямо указывалось, зачем и кто это сделал? с перечнем имен: Босуэлл, Мортон, Балфур, Чалмерс, Рутвен. Босуэлл начал суетливое следствие, которое никого не нашло и искать не собиралось. Заговорщики не предусмотрели на этот случай даже какого-нибудь козла отпущения, подумали, что так сойдет, что ничтожного Дарнлея быстро забудут. Не сошло, не забыли.

Самой большой ошибкой Марии Стюарт, ошибкой, стоившей ей всего, было то, что она не догадалась изобразить скорбь, возмущение, страдание. После смерти первого мужа, Франсуа, она неделю не выходила из комнаты, несколько месяцев не снимала траур. Теперь же – полное душевное отупение, равнодушие, ни одной, даже фальшивой пролитой слезинки. Дарнлея даже хоронят в спешке, без пышных процессий, без выражения всенародной скорби, как какого-нибудь простолюдина. Цареубийство хоть и самое тяжкое преступление, но во все века очень распространенное. Никого из европейских государей, политиков не удивляет убийство Дарнлея, но удивляет реакция Марии Стюарт – отсутствие нормальной королевской реакции.

24 февраля 1567 года она получает удивительное по откровенности и по зловещим намекам письмо английской королевы. "Мадам, я не выполнила бы долга Вашей преданной кузины и верного друга, когда бы постаралась сказать Вам нечто приятное, вместо того чтобы стать на стражу Вашей чести; а потому не стану таить слухов, какие повсюду о Вас распространяют, будто Вы расследование дела намерены вести спустя рукава и остерегаетесь взять под стражу тех, кому обязаны этой услугой, давая повод думать, что убийцы действовали с Вашего согласия... призываю Вас, заклинаю и молю: послушайтесь моего совета, не бойтесь задеть и того, кто Вам всех ближе, раз он виновен, и пусть никакие уговоры не воспрепятствуют Вам показать всему миру, что Вы такая же благородная государыня, как и добропорядочная женщина".

А между строк здесь читается: раз уж заговоры против монарха в Шотландии обычное дело, то лучшего повода для вложения английских денег не придумаешь. Профессиональные заговорщики завершили одно дело и ждут следующего. Но Мария Стюарт слепа, глуха, нема, влюблена. Один из шпионов Елизаветы докладывает в Лондон о Марии и Босуэлле, что она "по ее же словам, готова все бросить и в одной сорочке последовать за ним на край света".

В полном соответствии с законом, лорд Леннокс, отец убитого короля, выступает с протестом на никудышное ведение следствия и с прямым обвинением Босуэлла. Тут же некстати поступает протест от Екатерины Медичи из Франции. А Франция оказывает постоянную финансовую помощь Шотландии. Мария Стюарт вынуждена возобновить следствие, которое заканчивается 12 апреля судом над Босуэллом. Вернее, фикцией. Босуэлл является на суд в боевом облачении, в сопровождении сотен вооруженных сторонников. Представитель Леннокса забирает свой протест обратно. Судьи, опасаясь за собственные жизни, выносят вердикт: невиновен. Меррей, вернувшийся из провинции после убийства Дарнлея, теперь уезжает подальше, в Европу. Значит, готовятся более грандиозные события.