Текст книги "Чувство древнее, как мир"

Автор книги: Полина Шаховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Подруга Марии Эльжбета Соболевская снова предлагает ей побег и свою поддержку, но девушка, еще зорче охраняемая матерью и братом, чувствуя безвыходность своего положения, уступает их давлению. Позже, при бракоразводном процессе в качестве обоснования расторжения брака приводится довод тех же родственников: "отсутствие непринужденного согласия со стороны Валевской и насилие, учиненное над ее чувствами". Тогда же брат невесты вспоминал, что "она ужасно плакала, была столь ослаблена рыданиями, что я еле довел ее до алтаря, мне казалось, она коченеет в моих руках...".

Осенью 1804 года Мария Лончиньская стала Валевской. В начале зимы того же года Первый консул Франции Бонапарт стал императором Наполеоном I.

Тогда же у восемнадцатилетней женщины начались проблемы со здоровьем, не давшие ей прожить долго. К этому добавилось нервное перенапряжение, тяжелый стресс... Даже то, о чем грезит каждая девица, оказалось болезненной возней со стариком. Впрочем, матушка, видя недомогание дочери, бледность ее некогда розовых, свежих щек, все поняла в лучшем свете: "А уж не понесла ли ты, милочка? Вот было бы и прекрасно. Мужу утешение на старости лет". Мария только тяжело вздохнула – ничего нового, жизнь пошла по накатанной колее. Врач подтвердил беременность, а также сказал, что молодая женщина нуждается в лечении и более теплом климате. Чтобы поправить здоровье будущей матери, Валевские на зиму выехали в Италию.

13 июня 1805 года в семье Валевских родился сын, которому дали сложное имя Антоний Базыль Рудольф. Мария с ребенком и мужем надолго поселяются в Валевицах.

* * *

Эта была спокойная и достойная жизнь в чудесном богатом имении. Великолепный дворец, большой парк с копиями античных статуй и редкими породами деревьев. Имением пана Анастазия управляла единственная давно овдовевшая сестра камергера Ядвига. А при ней – целый рой близкой и дальней родни. Большая семья хорошо приняла пани Марию. Ядвига не могла нарадоваться на маленького племянника. А его престарелый папаша по большей части сибаритствовал, мало обращая внимания на супругу и все остальное. Валевский был очень тучен, и любимым его занятием было летом полеживать на веранде, потягивать холодное пиво, пока слуги обмахивали его опахалами.

В материнских хлопотах, в обычных заботах Мария прожила год, другой. А потом постепенно начала выезжать в свет, разумеется, без мужа, в сопровождении новых родственниц. Сначала в соседние имения, потом в Варшаву. И чувства снова обострились. И не только внимание к окружающим молодым людям. Внимание к окружающим событиям, которые несли большие перемены. И которые сами стучались в дом Марии.

Осенью 1806 года Франция начала войну с очередной образовавшейся против нее европейской коалицией, которую составили Швеция, Англия, Россия и Пруссия. Последнюю Наполеон просто растерзал. Блистательно, в течение нескольких недель. Уже в октябре он занял Берлин. В декабре разгромил русских под Пултуском и под Голымином. А это уже рядом с Варшавой.

Поляки были в восторге от того, что угнетателей их страны побили. Уже давно тысячи польских добровольцев сражались во французских войсках. И сейчас Наполеона встречали, как освободителя. На французского императора патриотически настроенной шляхтой возлагались огромные надежды на восстановление разрозненной Польши. Прошло чуть больше десяти лет со времени полной потери независимости, и тут такой случай.

Три века гордые польские шляхтичи диктовали свои условия всей Восточной Европе, три века они были "на коне". А к началу XIX столетия оказались и без коня, и без сабли, и без государства. После трех разделов польские земли находились под властью Прусской, Австрийской и Российской корон. Теперь было не до утраченной гордости. Своих сил не хватало. И Наполеон оказался кстати. Конечно, он не был бескорыстным освободителем. Герцогство Варшавское, возникшее по его воле, стало французской полуколонией, проходной пешкой в исторической шахматной игре. Правда, одна полька в этой игре скоро почувствует себя почти ферзем, то есть королевой. Имея на то все основания.

Мария Валевская услышала, что Наполеон после сражения у Пултуска возвращается в Варшаву по дороге, проходящей неподалеку от Валевиц. Она захотела во что бы то ни стало увидеть этого великого человека. 1 января 1807 года Мария вместе с подругой тайно взяла двуколку мужа и добралась до Блони, где должен был проезжать император.

Молодая камергерша со спутницей оказались не единственными желающими увидеть кумира. Огромная толпа, восторженная, кричащая, заметив императорскую карету, бросилась к ней. Несмотря на разгар зимы, дорогу засыпали цветами. Бедные женщины были просто затерты толпой. Тогда Мария в отчаянии простерла руки к остановившемуся экипажу и воскликнула как можно громче:

– Сударь, вызволите нас отсюда! Позвольте мне лишь взглянуть на императора!

Сопровождавший Наполеона генерал Дюрок вышел из кареты и сразу заметил двух дам, зажатых в толпе простолюдинов. Одна из них, хрупкая блондинка с большими глазами, показалась ему совсем ребенком. Ее положение становилось уже опасным. Могучего сложения француз врезался в людскую давку и вскоре сумел подвести обеих женщин к императору. А тот, машинально отвечая на приветствия поляков, уже с любопытством разглядывал прекрасную незнакомку. Невысокого роста, стройную и хрупкую, просто, но со вкусом одетую: темное дорожное платье, шляпка с черной вуалью, на плечах шерстяная шаль.

– Сир, посмотрите, какая отвага! – сказал Дюрок. – Чтобы увидеть вас, эти дамы рисковали быть раздавленными толпой.

Наполеон снял треуголку и не успел ничего галантного придумать. Его опередила Валевская своей горячей тирадой:

– Приветствую вас, тысячекратно благословенный, на нашей земле! Что бы мы ни сделали, ничто не может должным образом выразить наших чувств, которые мы питаем к вашей особе, и нашей радости, которую мы испытываем, видя, как вы вступаете в пределы нашей родины, которая ждет вас, дабы восстать из праха!

Император, любитель и знаток женщин, сразу оценил ту, которую зоркий генерал выделил из толпы. Он взял один из попавших в карету букетов и подал Марии со словами:

– Сохраните его, мадам, как свидетельство моих добрых намерений. Надеюсь, что мы увидимся скоро в Варшаве.

* * *

Дальнейшие события не заставили себя долго ждать. 7 января 1807 года в Королевском замке Варшавы состоялся бал. Анна Накваская так описывает первую встречу Наполеона с варшавскими дамами: "Император вошел в зал, как на поле битвы или на плац, быстро и равнодушно; но вскоре лицо его приобрело более сладкое выражение, улыбка озарила омраченное великими мыслями чело, а оглядывая эту вереницу цветов с Вислы, он не мог удержаться от громкого возгласа: "О, какое множество прекрасных женщин в Варшаве!"

Для этого первого в Польше бала в честь освободителя Бонапарт надел так называемый "малый наряд императора". На нем был ярко-алый бархатный фрак, белый шелковый жилет, белые же чулки, черные башмаки и черная изогнутая надо лбом шляпа с белыми перьями. Зрелище было впечатляющим. С победным видом и с любопытством он рассматривал дам. А смотреть было на что!

В те времена мода скорее раздевала, чем одевала женщин. Тогда говорили – "нельзя быть модницей, не имея экипажа". Даже зимой дамы прикрывали свое тело одним лишь батистовым платьем, на ногах у светских прелестниц обычно были легкие туфельки без каблуков с ремешками, украшенными драгоценными камнями, крепившимися в античном стиле на икрах. Обнаженные плечи и шею только прикрывали муслиновыми шарфами или кашмирскими шалями. Только в самые лютые морозы некоторые позволяли себе укороченные русские шубки. Кстати, это стремление к легкости и простоте одеяний сослужило дурную службу многим красавицам. Частые простуды, как следствие – хронические внутренние болезни. Наша героиня не была исключением из общего правила, может быть, и поэтому жизнь ее оборвалась слишком рано.

Вскоре император замечает ту, понравившуюся ему женщину с огромными голубыми глазами, которую чуть не задавили в толпе. Он приглашает ее на танец. Причем и здесь проявляя свою легендарную решительность. Сначала Валевскую успели окружить своим вниманием генерал Бертран и императорский адъютант Луи де Перигор. Они уже по очереди танцевали с ней, не зная, что переходят дорогу своему императору. Тогда Наполеон отправляет адъютанта за сведениями о шестом корпусе, действующем на реке Пассарга. А Бертран сам понимает, что к чему.

Камердинер императора Констан оставил воспоминания о знакомстве Наполеона с Марией Валевской. "Мадам В. понравилась императору с первого взгляда. Блондинка, глаза голубые, кожа необычайной белизны. Была она не очень высокая, но стройная и с изумительной фигурой. Император подошел к ней и начал разговор, который она с обаянием и умением поддерживала, из чего можно сделать вывод, что она получила хорошее воспитание. Тень грусти на ее лице придавала ей особую прелесть. Император понял, что она жертва и очень несчастна в браке, это привлекло его еще больше и привело к тому, что он влюбился так пылко, как еще ни в одну женщину раньше".

Наполеон провел в Варшаве целую неделю. Нужно ли говорить, что польская аристократия старалась ему во всем угодить. В честь его устраивались пышные балы и изыс-канные приемы. Все ждали от Наполеона одного – что он поспешит объявить хоть о незначительной независимости польских земель, уже отобранных у Пруссии. Но император медлил. Еще не была закончена война с коалицией. В Восточной Пруссии готовились к наступлению русские, шведские и остатки прусских войск. А главное – Наполеон собрался одержать еще одну победу. Прямо тут, в Варшаве.

Камердинер Наполеона был удивлен необычным поведением своего господина на следующий день после первого бала в столице. Тот плохо ел, рассеянно выслушивал доклады, не читал газет... После завтрака он дал поручение одному офицеру отправиться с визитом к Валевской, остановившейся в Варшаве в собственном доме мужа, выразить ей свое почтение и передать пожелание императора.

Гонец вернулся несколько раздосадованным и смущенным. Гордая женщина отвергла недвусмысленное предложение императора. Какого толка было это предложение, нетрудно догадаться. На следующее утро император уже боролся со своим негодованием. Бонапарт не привык к женскому сопротивлению, и эта игра начала его распалять. Он должен ее получить, но не силой. Потому что влюблен в нее.

Польша была готова предложить победителю пруссаков что угодно. Главный приз красавица? Да никаких проблем. Вскоре польская знать уже судачила, что особа, которую принимают в свете, пусть и замужняя, уступила так легко и оборонялась столь же слабо, как крепость Ульм, где в 1805 году Наполеон взял в плен целую армию.

На самом деле все было не так просто. О чем лучше всего говорят письма императора.

"Я видел только Вас, восхищался только Вами, жажду только Вас. Пусть быстрый ответ погасит жар нетерпения... Н.". Ответа не было. Следом: "Неужели я не понравился Вам? Мне кажется, я имел право ожидать обратного. Неужели я ошибался? Ваш интерес как будто уменьшается по мере того, как растет мой. Вы разрушили мой покой. Прошу Вас, уделите немного радости бедному сердцу, готовому Вас обожать. Неужели так трудно послать ответ? Вы должны мне уже два... Н.". Второе письмо также осталось без ответа.

Далее: "...Как же утолить потребность влюбленного сердца, которое хотело бы кинуться к Вашим ногам, но которое сдерживает груз высших соображений, парализующих самые страстные желания. О, если бы Вы захотели! Только Вы можете устранить препятствия, которые нас разделяют... О прибудьте, прибудьте! Все ваши желания будут исполнены. Ваша родина будет мне дороже, когда Вы сжалитесь над моим бедным сердцем. Н.".

Трудно поверить, что столь страстные, полные просьбы и любовных мук, сомнений письма написаны человеком, имеющим безграничную власть! И эта полнота власти проявилась в одном желании влюбленного мужчины обладать любимой женщиной. Но видимо, сердце Валевской было исполнено благодарностью, благоговением, но не любовью. Лишь в третьем письме, когда ключевое слово "родина" было сказано, патриотически настроенная камергерша наконец согласилась на первое свидание.

* * *

Итак, столица Польши принимает самого знаменитого в мире человека "Героя двух веков, Законодателя народов, Сокрушителя тиранов". Где бы император ни появлялся, его встречают восторженные толпы горожан. Освобожденная от неволи Польша обожает своего освободителя и старается удовлетворить любое его желание. Освободитель помимо военных и политических желаний высказывает еще одно: ему угодно, чтобы молодая замужняя женщина стала его любовницей.

Во Франции, в соответствии с многовековой традицией, фаворитка короля была общепризнанным политическим субъектом. К примеру, маркиза де Помпадур, любовница Людовика XV, чуть ли не единолично назначала и отправляла в отставку министров, принимала послов, отдавала приказания полководцам, вела переговоры с дипломатами.

В архаичной Польше все это выглядело несколько иначе. Фаворитка монарха была его личной слабостью, стыдливо укрываемая от посторонних глаз, она никак не влияла на политическую жизнь, если ее и принимали в свете, то только как чью-то официальную жену. Фавориток, не оберегаемых хотя бы видимостью легальности, повсюду считали просто распутницами.

Валевская понимала это в полной мере. Мало того что мифический герой, кумир превратился в простого мужчину, одного из многих добивающихся свидания с нею, судьба уготовила ей еще одно испытание, которое хрупкая женщина преодолеть не смогла.

К Марии являются без предупреждения посланники временного правительства Польши, князья Юзеф Понятовский и Гуго Коллонтай.

– Графиня, – обратился к ней Понятовский, – на последнем заседании кабинета было решено обратиться к вам с официальным призывом. Кто-то, пользующийся нашим доверием, непременно должен находиться подле его императорского величества... кто-то, чье присутствие доставит ему удовольствие. Прошу поверить мне, графиня, основательное изучение обстоятельств убедило нас, что полномочным представителем, который нам так нужен, должна быть женщина.

– К сожалению, я не располагаю данными для такой высокой миссии, ответила Валевская. – Вы просто требуете от меня, чтобы я пошла к мужчине?

– К императору, графиня!

– Но и к мужчине!

– Мария, вы должны пойти к этому мужчине! Это не мы, а вся Польша требует от вас! Я взываю к вашему патриотизму!

– Вы не забыли, что у меня есть муж?

– А не звучит ли это несколько странно в ваших устах? – гневно оборвал ее Понятовский. – Я знаю все о вашей молодости и причинах вашего неравного брака! Допустим, что ваша красота и обаяние до такой степени очаровали императора, что он хотел бы, чтобы вы стали его... скажем... подругой. Разве это так страшно?

– Наполеон – мужчина, графиня, но он также наш государь и ваш раб... заметил Коллонтай.

– Стало быть, я должна, господа, понять вас так, что вы явились вручить мне почетное звание императорской наложницы?

– Ничего подобного, ничего подобного, графиня, – продолжил более галантный Коллонтай, – мы говорили о должности посланника! Ты боишься за свою репутацию, дитя? Я буду ее стеречь. Вся Польша будет охранять твою репутацию. Твои соотечественники будут видеть только твой патриотизм и отсутствие эгоизма. В их глазах ты будешь не наложницей Наполеона, а спасительницей отчизны. А в глазах тех, кто знает, ты будешь его польской супругой, а когда-нибудь, возможно, и императрицей.

Новые варшавские власти поставили Валевскую перед откровенной альтернативой – или лечь в постель к Наполеону, обеспечив этим свободу и счастливое будущее польского народа, или не ложиться. Но тогда от обиженного Наполеона будет трудно ожидать исполнения обещанного. Редкий случай, но судьбе страны предстояло решиться в спальне.

* * *

Такого прессинга бедная женщина выдержать не могла. Когда на карту поставлено счастье всего народа, личным счастьем, которого и так нет, можно и пренебречь... А честь? Что ж, если она не нужна в этом циничном мире, ею можно и поступиться. Супружество, долг верности и честь замужней дамы оказались раздавлены башмаками членов временного правительства.

Хрупкая, совсем не титанического здоровья, униженная и уставшая от темпераментного мужского давления со всех сторон, Мария Валевская отдает себя в руки тех, кто требует от нее того, что требует. "Делайте со мной, что хотите".

Несчастную Марысю до ночи держат под замком, чтобы она, не дай Бог, не передумала, не сбежала. Мучительно тяжело проходит время пленницы в собственном доме. В половине десятого кто-то стучит в дверь. Входят слуги, одевают дрожащую женщину в лучшее платье, невесть откуда берутся украшения, достойные императора. Довершает композицию шляпа с длинной вуалью. Марию увозят.

Наполеон, тридцатисемилетний мужчина, в это время пребывает в состоянии мальчишеского нетерпения, каждую минуту спрашивая у камердинера, который час. Наконец доложили, что прибыла мадам. Встретивший ее камердинер Констан заметил, что женщина необычно бледна, глаза ее были полны слез. Констан повел ее в комнату императора. По дороге Мария шла, обвисая на его руке.

Около двух часов ночи император позвал камердинера проводить визитершу. Тот увидел измученную женщину с еще более заплаканными глазами и закрывающую лицо платком.

Что произошло в эту первую любовную встречу? Об этом знают только двое: Наполеон и Мария Валевская. Однако существует письмо, написанное молодой камергершей своему мужу. Оно рассказывает о многом.

"Дорогой Анастазий!

Прежде чем ты осудишь, постарайся понять, что ты так же повинен в моем решении.

Сколько раз пыталась я открыть тебе глаза, но ты умышленно или в ослеплении гордыней, а может быть, и патриотизмом не хотел увидеть опасности. Теперь уже поздно. Вчера вечером по настоянию достопочтенных членов нашего временного правительства я посетила императора. Их страстные аргументы сломили мою волю. И только чудом я вернулась ночью домой еще твоей женой. Сегодня мне нанесли величайшее оскорбление, которое может постигнуть женщину, во всяком случае, женщину моего положения. Повторится ли чудо и сегодня вечером, когда я, послушная просьбе императора и приказу родины, снова поеду в Замок? Я столько плакала, что у меня не осталось слез ни для тебя, ни для Антося, которого я вверяю твоей опеке. Целую тебя на прощание. Считай меня отныне умершей, и да сжалится Бог над моей душой.

Мария".

Эта маленькая хрупкая женщина совершила то, что кажется немыслимым. Побывав у охваченного страстью мужчины, она вернулась, не позволив ему главного. Более того, мужчина, привыкший мановением пальца посылать на смерть целые армии, сумел справиться с нахлынувшей на него чувственностью. Но понятно: второй раз подобное уже не удастся. Тем более что вслед за неудавшимся свиданием последовало страстное, полное надежды письмо Наполеона:

"Мария, сладостная моя Мария! Вам принадлежит моя первая мысль, первое мое желание – увидеть Вас снова. Вы еще придете, правда? Вы обещали мне это... Благоволите принять этот букет... Любите меня, моя милая Мари, и пусть Ваша рука никогда не выпускает букет. Н.".

Пылкий влюбленный посылает Валевской не простой букет. Это ювелирное произведение, брошь с бриллиантами. Получив подарок, она с негодованием бросает презент на пол. Брошь трескается, носить ее больше нельзя.

Мария переживает минуты, часы подлинного отчаяния. Отсюда письмо к мужу. Между строк явственно проступает мольба о помощи, о защите, о поддержке. Однако послание Валевскому осталось без ответа. Молодая женщина решает полагаться на себя, своими силами предотвратить новое насилие над своей честью. Она пытается бежать из Варшавы. Ее перехватывают и снова сажают под замок. Под неусыпным контролем она с трудом доживает до следующего вечера.

Снова повторяется прошедший накануне ритуал. Ее одевают, сажают в карету, снова она перед дверью повелителя мира.

Второе свидание начинается в гнетущей атмосфере. Ее встречает хмурый, озабоченный Наполеон. Он обращается к ней подчеркнуто грубо:

– Наконец-то вы пришли, а я уж и не ожидал вас увидеть. Объяснитесь, сударыня, почему вы не надели того, что я вам подарил?

В ответ – молчание.

– Вот она, настоящая полька. Вы укрепляете меня во мнении, которое было у меня о вашем народе!

– Ах, сир, какое же это мнение? – Мария потрясена этим эмоциональным взрывом императора. Куда исчезла его былая галантность и обходительность?

– Вы, поляки, вспыльчивые и легкомысленные. Все делаете спонтанно, ничего по плану. Энтузиазм горячий, шумный, минутный, но и тем не умеете ни управлять, ни сдерживать. И этот портрет – ваш портрет. Разве не вы примчались в Блонь, как сумасшедшая, чтобы увидеть, как я проезжаю мимо? Вы покорили мое сердце этим взглядом, этими словами, такими страстными... Я искал вас, а когда вы наконец появились... были как лед. Но знайте, когда я вижу невозможность чего-то, стремлюсь к этому с еще большим рвением и добиваюсь своего!

Валевская была потрясена той страстностью, той необузданной энергией, которая клокотала в сердце этого, все более неприятного ей мужчины. Более того, эта испепеляющая страсть пугала ее.

– Я хочу! Ты хорошо слышишь это слово? Я хочу заставить полюбить меня. Я вернул к жизни имя твоей родины. Но знай, имя ее сгниет вместе со всеми надеждами поляков, если ты доведешь меня до крайности, отталкивая мое сердце и отказывая мне в своем!

Мария цепенеет, холодеет, теряет сознание и падает на пол. Ей казалось, она видит страшный сон, в котором все сплелось в безумном кошмаре. Она хотела очнуться, слышала стук каблуков, шелест одежд, но свинцовая тяжесть страха раздавила все ее хрупкое существо...

Когда Валевская пришла в себя, все уже произошло. Ей подумалось, вот сейчас, как в детстве, после приступа лихорадки появится старая нянька, принесет ей горячий отвар из целебных трав и скажет: "Матка Боска Ченстоховска! Совсем дитя бледное и худое! Попей травки, маленькая. Все страшное позади!"

А может быть, действительно, все страшное позади? Только что грубо, по-солдатски изнасиловавший ее на полу мужчина сидел рядом с нею и со всей возможной нежностью отирал слезы с ее бледных щек. Он еще оставался Героем двух веков, кумиром ее детства и уже показал себя во всей красе Корсиканским чудовищем. Он был яростно ненавидим, как всякий насильник. Но может быть, к последнему определению пора было добавить наречие "пока"?

– Можешь быть уверена, – как можно ласковее сказал Наполеон, – что обещание, которое я тебе дал, теперь будет выполнено. Я уже принудил Пруссию выпустить из своих рук часть Польши, которую она присвоила, а время сделает остальное...

А далее, что совсем удивляет новоявленную наложницу, так просто решив судьбу Польши, великий завоеватель переходит к анекдотам, светским сплетням, попутно расспрашивая Валевскую о ее жизни, даже о ее сексуальных пристрастиях, которых у нее, не слишком искушенной, и нет вовсе. Однако император доволен, они расстаются, чтобы вскоре встретиться вновь.

– Моя сладостная Мари достойна быть спартанкой и иметь родину, пошлепывая ее по щеке, нежно шепчет Наполеон на прощание.

* * *

С этого времени любовные отношения между Наполеоном и молодой камергершей стали регулярными. Мария приезжала к нему каждый вечер, и каждое утро ее отвозили к себе. Конечно, в закрытой карете, конечно, в шляпке с густой вуалью. Конечно, в тайну этой связи были посвящены немногие. Но в таких случаях обычно действует эффект секрета Полишинеля. Все поляки знали, через что их стране даруется свобода. Конечно, законной супруге и императрице Жозефине в Париже было тоже известно, как проводит досуг ее муж на очередной войне.

Мария не любила своего невысокого, пылкого и непобедимого любовника. Но начинала понемногу к нему привыкать. Как часто случается с женщинами, удовлетворенными постоянными и прочными отношениями, она обрела уверенность в себе, почувствовала себя госпожой положения. Она открыла в себе неожиданные для самой себя качества. Заталкивая Валевскую в спальню французского императора, польские магнаты рассчитывали, что она сможет лишь передавать им сказанное Наполеоном в интимной обстановке и передавать ему, расслабленному ласками, то, что им хотелось бы внушить великому полководцу относительно польской политики. Это было, но вскоре Мария начала получше разбираться в политике и стала совершенно самостоятельной фигурой в игре за новую Польшу, самостоятельной фигурой, стоявшей между Наполеоном и поляками.

В конце января 1807 года боевые действия продолжились. Наполеон собирался в действующую армию. А военный министр польского правительства князь Юзеф Понятовский затягивал с формированием национального военного корпуса, не давал сведений о его численности. Мария явилась к Понятовскому расспросить о положении дел. Тот отказался было разговаривать. Зачем бабе военные, к тому же секретные дела? Тогда Валевская просто накричала на князя – понимает ли пан Юзеф, кто он и кто она? И он был вынужден разговаривать с ней, как с польской королевой. В той ситуации она была больше, чем королева.

А Наполеон быстрее других понял, что получил не только очаровательную любовницу, но и умную, способную сотрудницу. Перед отбытием в армию он посылает свою фаворитку в Вену. Красавице поручается, не стесняясь в средствах, выяснить расположение высших австрийских кругов к восстановлению Польши и попытаться склонить их к этому. То есть, ни много ни мало, заняться дипломатическим ликвидированием итогов третьего раздела Речи Посполитой. Предполагала ли Мария когда-нибудь, что ей доведется решать судьбы народов?

В целях сохранения реноме Мария едет со своей матерью. Вскоре блистательная молодая полька и ее престарелая маменька становятся хозяйками светского салона в Вене, быть приглашенными в который почитают за честь многие графы и князья империи Габсбургов. Разведывательная и пропагандистская миссия Валевской проходит с успехом. Но длится недолго. Наполеон снедаем любовной тоской, что для него оказывается сильнее политики.

9 февраля 1807 года через французское посольство Мария получила письмо от Наполеона:

"Моя сладостная подруга!

...Мое сердце с тобой... Страдаешь ли ты, как и я, из-за нашей разлуки? Я так в этом уверен, что намерен просить тебя вернуться в Варшаву или в свое имение. Я не могу вынести такого громадного расстояния между нами. Люби меня, моя сладостная Мари, и верь твоему

Н.".

Между прочим, накануне французы едва избежали поражения в сражении с русско-прусской армией при Прейсиш-Эйлау. Во время битвы Наполеон оказался почти в центре схватки. Мимо него свистели ядра. Погибла половина его адъютантов. Но об этом ни слова. Скрепя сердце Мария едет выполнять другую, более неприятную для нее миссию. Любовную.

* * *

В начале апреля 1807 года Наполеон перенес свою главную штаб-квартиру в Финкенштейн. Маленький мазурский городок более чем на месяц становится временной столицей могущественной империи. Ежедневно отсюда скачут десятки курьеров с письмами к королям, императорам и министрам. Ежедневно сюда приходят десятки сообщений и донесений. Получивший передышку от войн Наполеон, играя в карты со своими маршалами, по-прежнему решает мировые проблемы.

Не забывая о светской жизни, Бонапарт по вечерам любил смотреть представления, которые устраивались для него прославленными труппами французских театров. Организовывались пышные балы и роскошные обеды. А в личной жизни у него наступил лучший период.

Рядом со своими покоями Наполеон приказал приготовить небольшой, уютный, со вкусом обставленный будуар. Где и поселилась приехавшая в Финкенштейн через две недели после императора Мария Валевская. Там находилось огромное супружеское ложе под балдахином из пурпурного шелка. А в личной спальне Наполеона стояла лишь складная кровать, ложе офицера во время военного похода. Боевые действия не были еще закончены. Зато за стеной военно-полевая жена. А настоящая императорская постель где-то далеко, в Париже.

Мария спокойно пережила визит в Валевицы и сцену разрыва со старым, увенчанным рогами мужем. Она начинала привыкать к своему положению вынужденной фаворитки. Некогда бурный, со слезами, вспышками гнева, насилием и обмороками роман с императором приобрел черты супружеской респектабельности.

Обедали они обычно вдвоем. Мария сама прислуживала своему повелителю за столом, вела с ним беседы. Когда они оставались вдвоем, Мария чувствовала, что приобретает все больше влияния на него. Он становился мягче, исполнял любой ее каприз, которых, впрочем, было немного.

Больше всего благовоспитанную католичку беспокоила внешняя сторона ее греховной жизни – а вдруг кто что скажет, а вдруг ее больше никогда не допустят к причастию, а вдруг ее род будет когда-нибудь проклят? Фактическая цель не могла не обрасти формальными условиями. Наполеон тщательно оберегал тайну пребывания Марии в Финкенштейне. И хотя об этом было известно всем и каждому, остальные поддерживали игру в приличия.

Однажды начальник штаба маршал Александр Бертье, имевший право доклада императору в любое время дня и ночи, вошел без стука и застал любовников за общим завтраком. Покрасневшая Валевская юркнула в соседнюю комнату. Бертье позволил себе многозначительно улыбнуться. Наполеон же так взглянул на него и заговорил таким тоном, что бедный маршал зарекся на будущее злоупотреблять правом являться без предупреждения.

А ведь в это время в главной квартире Бонапарта регулярно появлялись не только французские министры и военные. Члены польского кабинета, известные в стране люди, да еще с женами. Многие не только слышали о Валевской, но и были с нею знакомы. Под окнами замка польские офицеры муштровали солдат из только что сформированного гвардейского кавалерийского полка. Среди офицеров были и родные братья Марии. Но за все три недели пребывания в Финкенштейне она ни разу не переступила порога добровольной тюрьмы. Любоваться прекрасными пейзажами и военными упражнениями она могла только из окна, прячась за портьеры. Людьми, с которыми она общалась, кроме императора, были только его слуги камердинер Констан и мамелюк Рустан.

Спокойная, размеренная жизнь, казалось, нравилась затворнице. Завеса тайны, хоть и полупрозрачная, полностью оградила ее от внешнего мира, обрекая одновременно на близкое, интимное общение, на постоянное присутствие рядом с ней человека гениального, властного, подчас жестокого и в то же время нежного, в полном расцвете мужских сил. В этот период Наполеон так описывал свое физическое состояние: "Здоровье мое еще никогда не было таким хорошим... Я стал еще лучшим любовником, чем раньше".