Текст книги "Чужая земля (СИ)"
Автор книги: Полина Ром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 34
Разлив Нила близится к концу. Землемеры давно разъехались и работали в поте лица. Да, не во все части и провинции смогли мы послать людей. Но достаточно большой кусок Египта уже начинает жить по новым законам. Следующий год захватит еще часть, потом еще… А потом землемеры вернутся на старые места и займутся проверкой. После каждого разлива границы всегда немного смещаются. Это зависит от рельефа и запасов воды, что оставляет после себя река…
Приближается третье и последнее время года – перет – сезон посева.
Трижды вспыхивали восстания, но два из них на удивление быстро погасли. Все же, как считают мои советники, легенды о прилетевшей на огненной птице дочери Великого Ра сыграли здесь свою роль. Ну, и не последний довод в пользу моей идеи – разрозненность богатых людей. Им некого особо нанимать, так как в глазах войска я не просто царица.
Я мудра не по годам, справедлива и божественна! Именно такие разговоры ходят обо мне в армии.
Безусловно, мне это кажется забавным. Но военные реально благодарны за то, что я сняла с их шеи жрецов. Единственный действующий храм в каждом городе, не более одного на город, это храм Великого Ра и дочери его мудрой Маат.
И под страхом смертной казни жрецам запрещено принимать от населения пожертвования ценою более одной двадцатой части дебена. Это не даст жрецам умереть с голоду, но и не даст возможности жировать и копить богатства, чтобы потом, в приступе религиозного идиотизма, взять и сжечь несколько тонн отборной пшеницы, посвящая жертву очередному божеству. За жертвоприношение животных грозит еще и разрушение храма.
Более того, в каждый из действующих храмов Ра с посыльными была отправлена чаша. Все они сделаны по одному образцу, украшены изображением солнечного диска и имеют практически одинаковый размер.
Вот именно такую меру зерна им дозволено принимать от посетителей, желающих сделать пожертвование. Большая часть людей, те самые пахари и животноводы, никогда в жизни не держали дебен в руках. Одна двадцатая дебена – это взнос богача. А с землепашца или виноградаря можно получить двести-триста граммов зерна.
Я помню, какой бой я выдержала после коронации с Атоном! Да, к сожалению, слишком поздно я поняла, что была излишне беспечна и легкомысленна.
Жрец был свято уверен, что вот теперь-то, когда сметены в кучу все его соперники, он и развернется во всю ширь! Мне вовсе не стоило обольщаться его величественным и благообразным видом. Как и многие власть имущие он хотел только одного – еще больше власти!
Самое интересное, что он был прекрасно образован, знал несколько языков, собирал редкие папирусы и был весьма умен. Но умен как-то не по-настоящему. Сложно объяснить, как такой умник мог искренне верить, что сожжение зерна угодно Великому Ра. Что страдать и голодать – удел низших. Что его, Атона, власть – от бога! А возможно, он в это никогда и не верил. Но именно такой поступок на глазах у голодной толпы давал ему ощущение своего могущества. Сложно сказать, так ли это.
Дело не в том, что именно я не верю в Ра. Дело в том, что он получил свой пост не просто так! Он выходец из очень богатой и знатной семьи, он прошел школу и, в отличии от нищих служителей, сразу стал на ступень выше – помощником одного из приближенных верховного жреца. Он, наверняка, интриговал и подкупал соперников, чтобы заполучить этот пост.
И этот умник додумался грозить мне гневом Великого Ра! Ёжечки-божечки! Он бы мне еще адскими сковородками пригрозил! Слов нет!
Требовал Атон, кстати, ни много ни мало, а отдать ему все храмы прежних богов со всем содержимым. Да мне денег в казне не хватает, а тут еще этот охотник за сокровищами! Он даже весьма прозрачно намекнул, что мой полет на дельтаплане вовсе не говорит о моей божественной сущности…
– Я думаю, великая царица Инеткаус, что любой человек сможет воспользоваться такими крыльями! Не знаю, что за мудрец изобрел их для тебя, царица, но это был человек. Я, как верховный жрец, вижу это ясно. И не дело дочери Ра делить храм с отцом! Никогда Маат не была равна Великому Ра!
Спор наш проходил без свидетелей, ближе к вечеру, когда все церемонии были окончены, когда Атон вдосталь намолился и собрал жирные подношения от присутствующих богачей. Вслед за жрецами в белых одеяниях и детским хором шли рабы, не один десяток. И руки всех были заняты богатыми дарами храму. Простой народ к верховному, естественно, даже не допускали.
В комнате, где я его приняла, присутствовал только Сефу, как мой телохранитель. На завтра была назначена официальная церемония приема жрецов царицей, совместная молитва Великому Ра о благоденствии народа и прочее… А пока у нас состоялся предварительный разговор.
Сефу стоял с каменным лицом и ждал, когда у меня кончится терпение. Дождался… Увидев, что я беру в руки диск, даже незаметно улыбнулся.
Исчезнув из кабинета я оказалась в своей комнате, напугав убиравшую там Хати. Она еще не видела, как я перемещаюсь. Ну, шило в мешке не утаишь, а у меня будет лишний свидетель, подтверждающий мою «божественную сущность».
Нервно походив несколько минут по прохладным плитам пола, я немного успокоилась, надела перед большим бронзовым зеркалом корону, что сняла после церемонии – слишком уж она давила на голову. И вернулась к несколько оторопевшему верховному жрецу.
– Верховный! Когда ты найдешь мудреца, что изготовит тебе крылья и научишься так же, как я, исчезать и появляться по своей прихоти, тогда я, дочь Великого Ра стану с тобой разговаривать на равных! А пока – ты свободен…
Возможно, это и было моей большой ошибкой – показать жрецу возможности диска и даже не пригрозить карами за дерзость. Знала бы, чем кончится наше противостояние – казнила бы сразу.
Но тогда Атона я не боялась, понимала, что до второго диска он не доберется – тот надежно спрятан в сокровищнице и даже Идогб не знает, в каком именно из бесчисленных сундуков я его зарыла.
Я не боюсь его и сейчас. Только жалею о том, что время нельзя повернуть вспять…
Через некоторое время после коронации по Мемфису и даже по дворцу тишком пошли слухи, что царица – обычная женщина, но коварно завладела оружием богов. Что боги гневаются на закрытые храмы и Великий Ра недоволен, что его священное оружие оскверняют руки женщины. Что сила царицы слабеет и скоро боги вернутся в свои храмы, откуда их изгнала нечестивица…
Слухи росли и ширились, народ шептался и не знал, чему верить, все как бы забыли о расплавленной груде камня, которая осталась от храма Анубиса…
И третье восстание, обильно снабженное деньгами жрецов из тайных хранилищ, полыхнуло одновременно в нескольких городах…
Глава 35
Последнюю неделю я моталась между городами, как сумасшедшая…
Я лично посетила каждый восставший город и разрушила там храмы. Именно те храмы, которые раздували восстание. После этого в каждый город входила небольшая войсковая команда. Человек пятнадцать, не больше. Но каждого из них отбирал Хасем лично. Каждый из них родился и вырос в городе, где сейчас восстали жрецы. Пара человек засылалась в город дня за три до часа «Икс». Они собирали информацию и к приходу остальных уже знали расклад.
Не слишком хорошо организованные войска восставших или разбегались при виде рушащихся храмов, или сдавались. Никакие денежные вливания не могли убедить наемников, что с ними сила богов, если камни храма горели и трескались у них на глазах.
Команда объединялась с верными трону силами и жрецов брали живьем. Каждого из членов воинской команды я переносила на место лично и от такого мотания туда-сюда уже плохо соображала, день или ночь на дворе. Если бы не Амина – я бы даже не успевала поесть.
Через десять дней все было кончено. С разных сторон к Мемфису шли войска. Шли своим ходом и вели жрецов. В белых, но ободранных и грязных хламидах, в измятых алых и синих плащах, которые уже совсем не похожи были на роскошные одеяния, с золотыми украшениями на шее и руках, но идущих пешком.
Путь некоторых в столицу займет не менее месяца. Те, кто придут раньше, будут дожидаться подельников в темнице. Вместе с Амоном.
В некоторых местах крестьяне пытались кидать в пленников камни. Стража не допускала самосуда – они посягнули на власть царицы, перед ней они и ответят…
У меня было достаточно времени отоспаться после гонки. Привести себя в порядок и решить, что делать с изменниками.
Я запретила в стране публичные казни. Уже несколько месяцев, с момента моего прихода к власти, все церемонии такого рода проводились во дворах тюрем, без лишних свидетелей. Потом тело выставлялось за ворота. Если у казненного были друзья или родственники – они могли беспрепятственно забрать тело и похоронить. Если желающих не находилось – тело просто зарывали в землю. Иногда не забранные тела уносили медики – для изучения. Я не запрещала такое.
И хотя я правила уже более полугода, мне удавалось избежать сцен казни. Но сейчас была совсем другая ситуация. Нравится мне это или нет, но казнь будет публичной. Государственные преступники умрут на глазах у всех. И я лично должна присутствовать.
Мысль о предстоящей казни выворачивала мне внутренности заранее. В какой-то степени это был для меня экзамен на профпригодность. Хоть и тошнило от одной мысли, хоть и снились кошмары, но если я этого не сделаю, будет похоже на то, что я трушу. Да, самой мне топором орудовать не придется. Но для каждого жителя, стоящего в толпе, палачом буду я. Это моя воля и мой приказ, значит я должна сесть и смотреть в лицо своему ужасу.
Я не повторю глупостей последнего из Романовых. Это он своей мягкостью и трусостью расплодил революционные массы. Вспоминая, какой кровью это кончилось, я поклялась себе – никогда! Никогда я не допущу подобных ошибок.
Я не Сталин, не будет никаких чисток инакомыслящих. Пусть верят во что хотят, это личное дело каждого. Но никаких массовых нажимов на власть. Никаких восстаний и революций.
Раз уж я в это ввязалась, я обязана найти то самое лезвие бритвы и пройти по нему. Рано или поздно в любой жизни любого человека есть это лезвие. И если ты соскользнул в одну сторону – ты меняешься. Даже если потом стараешься выпрямиться. Да и не всегда это получается – выпрямиться.
Начав свою деятельность на благо народа с эксов, с убийств и грабежей, тот же Джугашавили потом так и не смог остановиться. Да, убийство банковской охраны – не то же самое, что убийство бывших соратников. Но как быстро он преодолел этот путь! И там, и там гибли невиновные.
Сейчас, в преддверии казни жрецов, мне страшно… Удержусь ли я? Не пойду ли по тому же пути? Какие демоны в душе Сталина толкали его на бесконечные «чистки» людей и истории?
Казнь состоялась в конце сезона ахет и собрала значительно больше народу, чем, когда-то, моя коронация.
Я знала, что публичные казни и жертвоприношения – это такой местный обряд, который видел каждый житель города. На них ходили, как в мое время собирались на футбольный матч. Смертная казнь хоть и назначалась не часто, но за преступление против богов или против власти была довольно жестока. Ограбившего или осквернившего храм сжигали заживо. Так же поступали и с посягнувшими на государственные устои.
Вера египтян в загробное царство иногда кажется мне чем-то иррациональным, привнесенным извне. Иначе откуда это стремление сохранять тела после смерти?! Именно поэтому огненная казнь кажется им столь ужасной – человек лишается не только жизни, но и посмертия.
Не знаю, что за напиток мне приготовил Имхотеп на утро казни. Да и знать не хочу. Но я благодарна ему за это питьё.
Мой трон, обитый золотыми пластинами, вынесли и установили так, чтобы каждый стоящий на площади мог видеть меня. Алое платье и алый плащ Амина приготовила с вечера.
Сорок семь человек, сорок семь столбов, к которым их привязали…
Вязанки хвороста и дров уложены вокруг высокого помоста так, чтобы зрители могли видеть фигуры в полный рост.
Меня окружает кольцо охраны в одинаковых золоченых нагрудниках и поножах. У каждого из них в руках лук с наброшенной тетивой. Это лучшие лучники государства. Они стоят высоко на ступенях и между мной и людьми на площади – только преступники. Люди, которые хотели крови и власти.
Чиновник в белой хламиде зачитывает с папируса их имена и их преступления… Тишина нарушается только его зычным голосом. Даже жрецы затихли и слушают. До этого некоторые молили о пощаде, кричали и проклинали меня, грозили карой богов… А сейчас – тишина…
Лучники, по команде Хасема посылают в привязанных к столбам людей стрелы. Залп и почти мгновенно – второй залп… Это мой дар милосердия преступникам, желающим утопить страну в крови…
В каждом из жрецов по две стрелы, но, увы – не все мертвы. Четверо из них стонут, один кричит и молит о пощаде…
Только это больше не имеет значения…
Я встаю, держа в руках диск. Сефу подает мне небольшой факел и центр площади вспыхивает с такой силой, что толпа шарахается и с криком бежит…
Минута… Вторая… Третья… Ревущее пламя опадает…
На месте помоста, где были заваленные хворостом жрецы – оплавленная вмятина в мощеной камнем площади.
_______________________
Мне плохо…
Мне плохо так, что Имхотеп опасается за мою жизнь. Я слышу его, я слышу, как вздыхает Сефу и плачет Амина…
Говорить я не могу, жар сжигает мое тело… Когда впадаю в дрему, кажется, что я снова и снова вижу эту стену огня. И с каждым сном она ближе и ближе…
Останавливается дыхание…
Приходит Баська, топчется по мне и царапает когтями грудь… Она делает мне больно, но я не могу согнать ее…
А потом я усыпаю и вижу сон…
Удивительный сон, где прохлада космоса тушит жар в крови, где хрустальные Чертоги распахивают мне двери и я лечу туда, куда меня зовут…
Глава 36
Прекрасная статуя с золотой кожей рассматривала меня с любопытством.
– Скажи, зачем ты сожгла их сама?
Ответить я не успела…
Женщина-львица оскалилась на статую:
– Маат! Я предупреждала!
– Сехмет, она спит… Просто спит.
– Зачем ты тревожишь ее душу?!
Львица все еще злилась, тонкий хвост с густой кисточкой на кончике нервно хлестал по полу.
Я невольно опустила глаза, следя за движением кисточки и задохнулась от восторга! Это было не просто – красиво! Это было совершенно невероятно! Звезды, планеты и кометы такие далёкие и прекрасные кружили в медленном торжественном водовороте. Я видела полотнища света разных звезд, что переплетались и сливались в мощную цветовую симфонию… Я почти утонула в этом удивительном сне, но голос золотой Маат вернул меня:
– Скажи, зачем ты сожгла их сама?
– Их смерть была неизбежна, они преступники. Я дала им легкую, почти мгновенную смерть.
– Зачем? Ты из другого мира, у тебя другое отношение к смерти. И тебе было страшно и противно, я знаю… Тебе было их жалко! – ее палец обвиняюще направлен в мою грудь. Её густой медовый голос отражается от стен, от хрустальных колонн, от теряющегося в потоках света потолка. Он завораживает и вынуждает отвечать.
Мне становится немного смешно. Такой удивительный сон, золотая колдунья, а манеры – как у ребенка. Тыкать пальцем – неприлично. Но разговор – странный. И серьезный. И нужно отвечать…
– Жалко. Но раз я их приговорила, значит и казнить должна сама.
– Почему? У тебя достаточно слуг. Но ты… Ты совершила насилие над собой.
– Раз я высшая власть страны, я не должна отворачиваться от грязи. И насилие над собой, иногда, способ понять свое место в мире.
– Но ты же не казнишь сама всех остальных. Чем этот случай для тебя отличается от других?
– Тем, что я защищала свою страну от революции и крови. Казнить воришку может палач. Казнить за высшее преступление в государстве – должна верховная власть. Сама. Своими руками. Это дает мне понимание того, чем оплачено моё царское место. И, заодно, это ограничивает меня. Не дает худшим чертам характера проявляться.
Хвост львицы перестал метаться, она прислушивается к нашему разговору.
– Скажи, а ты не боишься смерти?
– Уже нет. Один раз я умерла, хотя и странно… Не важно, что меня ждет там. Важно, что я успею сделать здесь.
– Зачем тебе что-то делать? Ты уже и так на вершине.
– Я туда никогда не стремилась, но ведь власть не для того дается, чтобы почивать на вершине. Это ответственность. Это возможность сделать жизнь людей лучше и спокойнее. Большинства людей.
Львица подходит ближе к нам, смотрит на меня с любопытством и спрашивает:
– В твоем мире уже были попытки править от имени большинства. И не один раз… Почему ты думаешь, что у тебя получится?
– Я не знаю, получится ли лучше. Я могу только стараться избегать ошибок прошлого.
– Но ты не всеведуща, ошибки все равно будут.
– Да, конечно, будут. Но и ничего не делать я не могу. Я правлю не от имени большинства, а для этого самого большинства.
– Почему? Ты сознательно ограничиваешь себя во многом. Ты могла бы есть, что пожелаешь, завести мужчину или несколько, носить самые дорогие украшения и ткани… Родить ребенка. Женщины любят детей. Тебе подвластно все, что только может дать этот мир. Так зачем ты утруждаешь и ограничиваешь себя?
– Может быть для того, чтобы быть примером. Это не слишком скромно, да…Только не может человек, ведущий жизнь для утехи, а не для созидания, требовать от других ограничивать себя. Не знаю, как правильно сказать, как выразить… Мне просто стыдно есть на золоте и знать, что другие голодают. Вот и всё…
Львица и золотая Маат переглянулись.
– Сехмет, я никогда не слышала этого слова от правителей…
– Да, стыд, это не то, что присуще им. Но неужели разница столь ничтожна?!
– Может быть, Сехмет…
– Но ты же видишь сама энергетические потоки. Они меняются. Медленно, но верно – меняются. Они оттягивают Исход. Возможно, навсегда.
– И это – самое непонятное для меня. Что именно так сильно влияет на энергию…
– Маат, ее пора возвращать. Она забудет?
– Она будет помнить сон. Ты чувствуешь в ней каплю крови Великого Ра? Она будет помнить…
Я падала среди бесчисленных миллиардов звезд и сгустков энергии, мне казалось, что я могу дотянуться до плывущего рядом астероида и погасить звезду… Это было не падение, а скорее – полет. Совершенно восхитительный полет к голубой искре Земли.
_________________________________
– Уйди, Бася! Что за манера топтаться у меня на груди? Ты тяжелая! Амина!
– Небхти! Небхти, ты живая…
Амина плакала, стоя у моего ложа. Потом упала на колени и прижалась мокрым лицом к моей руке… Хати вскочила с подушек на полу и тихонько выскользнула за дверь.
– В каком смысле – живая? Я проснулась и хочу умываться. А что случилось?
Я села в кровати и тихонько поглаживала ее по плечу. Амина успокоилась не сразу.
– Царица, ты очень долго болела.
– Долго – это сколько?
– Десять дней, царица.
Ого! Я была удивлена её слезам – чувствовала я себя прекрасно. Но вдруг вспомнила – вчера была казнь, вечером у меня начался жар… А потом я летала во сне и разговаривала с львицей и статуей. Сон был очень красив, я помню. Но что хотели от меня эти женщины – вспоминалось с трудом.
– Ступай, Амина. Я хочу побыть одна. Приготовь мне умыться и одежду.
Я сидела на кровати, поглаживала урчащую Басю и вспоминала. Странный сон. Не слишком понятный. И разговор такой же. Чего они добивались? Почему им было важно узнать, зачем я сама казнила преступников? Кто они вообще такие? Какая энергия меняется?
Оглядела спальню – на столике несколько кувшинов с питьем. У кровати, на табуретке – тазик с водой и в нем плавает тряпка. От тазика сильный, почти уксусный запах кислого вина. Похоже, это жаропонижающие примочки.
В дверь постучали. Обычай, который я ввела лично и неукоснительно следила за выполнением. Я повыше натянула покрывало.
– Войдите!
Имхотеп, Идогб, которому я дозволила носить короткое имя – Идо. Хасем и Сефу, Одит и еще несколько человек, те, кто являлись ближним кругом, кому разрешен доступ в мои личные покои в любое время. Целая толпа получилась. За спиной у них стоит Хати. Похоже, она и собрала народ.
– Ты здорова, царица!
На всех лицах – радость. Мне кланялись, улыбались искренне, но я прервала эти излияния довольно резко:
– Хати, попроси накрыть стол в приемной на всех. И подай моим гостям умыться.
Меня просто поразил их вид. Такое ощущение, что все они не спали по несколько дней, что их косметологи и слуги больны. Ни краски, защищающей лицо от солнца, ни париков, мятая одежда и щетина на лицах. Как будто не первые лица государства, а группа вернувшихся их длительного похода туристов.
Пожалуй, в этом окружении я чувствую себя лучше всех.
