Текст книги "За любовь, которой больше нет (СИ)"

Автор книги: Полина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Прости, я испачкала твою рубашку.

Маркус усмехнулся:

– Это ты прости, я совсем слетел с катушек.

–Все в порядке, я понимаю!

Он кивнул и отступил на шаг, ей сразу стало зябко. В горле перехватило от его взгляда. Ким криво улыбнулась и прошла в гостиную, где тут же достала сигареты. Затянувшись, девушка тяжело выдохнула и не оборачиваясь, спросила, зная, что Маркус последовал за ней:

– Выпьешь чего-нибудь?

– Виски. – коротко ответил он и от его ответа что-то сладко сжалось внизу живота. Медленно повернувшись и зажав сигарету зубами, Ким прошла к бару, налила ему виски, а себе мартини. Маркус снял куртку и рухнул на диван, откинувшись на спинку. Ким, не отрывая от него взгляд, поставила бокалы, а потом скинула плащ и ошарашенно замерла, глядя на свой полупрозрачный наряд. Маркус же ничем не выразил своего удивления, только приподнял бровь и ухмыльнувшись, прокомментировал охрипшим голосом:

– Эффектное появление!

Ким данное замечание подстегнуло, вызывающе вздернув подбородок, она опустилась на диван рядом с ним, выпустив колечко дыма. Он же с деланным безразличием поднял бокал и опрокинул в себя виски. Для Ким его безразличие было подобно вызову, поэтому более не смущаясь она откинулась и с удовольствием ощущала на себе потяжелевший взгляд мужчины. Ее возбуждало его напряжение и скованность. Ким чувствовала себя невероятно сексуальной и желанной. Температура тела поднималась, сердце отчаянно колотилось, эта игра дарила настолько острые ощущения, что не хотелось останавливаться, хотелось зайти дальше, позволить себе больше. И все же она боялась быть настойчивой.

Некоторое время они лишь пили, стараясь не смотреть друг на друга, точнее Маркус старался, а Ким краем глаза следила за ним, но алкоголь сделал свое дело и они расслабились.

– Как Анна? Ты сказал ей о статье? – спросила Ким вскоре. Маркус хмыкнул, встал с дивана и подошел к бару.

– Тебе повторить?-спросил он, игнорируя ее вопрос.

– Не знаю… – задумчиво ответила она, а после добавила. – Видишь вон ту машину?

Маркус посмотрел в окно, рядом с домом припарковалась машина, а потом вновь перевел взгляд на Ким в ожидании пояснений.

– Если за рулем окажется женщина, то выпью еще.

– А в чем смысл? – недоуменно спросил он.

– Я всегда так решала многие вопросы, с детства как–то пошло. Если будет светить солнце, то значит, не пойду на свидание. Если папа оденет синий галстук, значит, прогуляю английский…

– Ммм, я понял! Боишься ответственности за свои поступки, сваливаешь все на случай.

– Да, наверно, а сейчас особенно боюсь, что наговорю много лишнего. – шепотом призналась она, он понимающе кивнул, а тем временем из машина вышла женщина. Ким улыбнулась, Маркус тоже и наполнил ее бокал мартини.

– Понимаю, есть масса причин, по которым я не должна спрашивать об этом, но я спрошу. – произнесла она, когда он поставил перед ней бокал и сел обратно на диван. – Все эти два месяца почему ты избегал меня?

Маркус улыбнулся и некоторое время молча рассматривал свой бокал. Ким с волнением ждала его ответа.

– Я люблю Анну и не хочу, чтобы она волновалась.

– А ей есть из-за чего волноваться?

– Она думает, что да.

– А что думаешь ты? – настойчиво произнесла Ким, заглядывая ему в глаза. Ей безумно, до ломоты во всем теле хотелось знать ответ на этот вопрос. Хотя она и так знала, но хотела, чтобы он признался ей в этом. Сердце словно птица билось в груди. Боже, еще утром она и представить не могла, а теперь … Он рядом, смотрит на нее словно голодный зверь на кусок мяса и всего лишь шаг отделяет их друг от друга. Но этот шаг может сделать только он.

Маркус пододвинулся ближе и тихо ответил, от чего у нее мурашки пробежали по коже.

– Я думаю, что любовь не спасает от соблазна.

– Я знаю. – хрипло согласилась она, слегка пригубив мартини. В голове шумело от выпитого алкоголя и невыносимого волнения вперемешку с желанием. Сейчас, в этой неофициальной атмосфере, когда границы их отношений стерлись, Ким пребывала в каком-то эйфорическом состоянии. Где-то глубоко она понимала, что нужно остановиться, что последствия принесут ей только боль, но она не могла и не хотела. Маркус хотел ее не меньше, чем она его. Пусть он это ничем не показал, но она это чувствовала. Женщины всегда чувствуют, что они желанны. Ким было наплевать, что будет потом, главное это сейчас.

Отставив бокал, она осторожно поддалась вперед и положила руки ему на плечи, а затем, медленно прижалась к столь желанным губам, которые тут же перехватили инициативу. Ким разве что не застонала от удовольствия и победы. Зарывшись руками в его волосы, она прикусила его губу, пытаясь, как можно сильнее ощутить вкус этого мужчины, ее язык медленно обвел контур его губ и Маркус тут же втянул его в себя. Его рука опустилась на ее колено, и не спеша погладила бедро, продвигаясь все выше. Их поцелуй делался более глубоким, его язык ворвался в ее рот, от чего она застонала. Желание пульсировало в каждой клеточке ее тела. Это была невыносимая ломка. Ким уже ничего не соображала, она просто хотела, чтобы он был в ней без всяких ласк и прелюдий, поэтому не прерывая поцелуй, она дрожащими пальцами начала расстегивать его рубашку, но он тут же на ее руки легла его рука. Маркус отстранился. Ким непонимающе смотрела на него, прерывисто дыша.

–Шшш!– успокаивающе погладил он ее по щеке. – Я женат! – хрипло напомнил он, словно сам себе. Она еще некоторое время не могла прийти в себя, разочарование и обида накатывали, тело ломило от неудовлетворенного желания, но она взяла себя в руки.

– Я знаю! – усмехнувшись, прошептала Ким спустя пару минут .– Но меня все равно к тебе тянет.

– Мы слишком много выпили. – попытался отмахнуться Маркус, но Ким не могла позволить ему сделать вид, что ничего между ними нет.

– Кого ты хочешь обмануть?

– Я точно знаю, кого не хочу обмануть! – резко ответил он и уже мягче добавил. – Это никому из нас не нужно. Только лишняя головная боль. Тебе тоже ни к чему данные заморочки.

– Учитывая твое прошлое, ты выглядишь на удивление смущенным. – сыронизировала Ким. Было какое-то неприятное послевкусие от его слов. Она уже и сама не понимала, чего ей хочется, но сознание того, что для него бы это ничего не значило больно било по самолюбию, и ей хотелось ударить его больнее. Кажется, она в этом преуспела. Маркус резко встал, подхватил куртку и направился к двери, а потом, остановившись , сказал:

– Именно учитывая мое прошлое, я со стопроцентной уверенностью могу сказать, что это будет очередной ошибкой.

– Тогда не играй моими чувствами, Маркус. – ответила она тихо, едва сдерживая слезы. Он же больше ничего не сказал, ушел по-английски. Когда хлопнула дверь, по щеке медленно сползла слеза. Ким невидящем взглядом следила за тем, как любимый мужчина садится в такси и не оглядываясь возвращается к жене.

Глава 11

"Я пью за разоренный дом, 

За злую жизнь мою, 

За одиночество вдвоем, 

И за тебя я пью,– 

За ложь меня предавших губ, 

За мертвый холод глаз, 

За то, что мир жесток и груб, 

За то, что Бог не спас."

А. А. Ахматова.

Горло сжимал крик, он рвался наружу, раздирая глотку, как и мужчина, навалившийся на нее сверху, но она уже надорвала связки, поэтому с губ слетал только надрывный, сиплый шепот. Связанные руки нестерпимо саднило, а она бьется, извивается, пытается увернуться от мужчины, но он не умолим, груб и жесток. Он кайфует, пьет ее боль, двигается в ней быстро и со всей силы. Знает, что ей очень больно, что она совсем не готова, что не хочет его. Избитое тело разрывает на части. Каждый толчок чувствуется даже на клеточном уровне адской, свирепой болью, кожа горит от ударов, все мышцы ноют, по щекам катятся бессильные слезы, а разбитые в кровь губы молят зверя остановится, но он только зло ухмыляется и продолжает с еще большим остервенением ее тр*хать. Очередной резкий удар его бедер об ее, выбивающий из легких весь воздух, а внутри что-то рвется, она зубами впивается в руку, прокусывая ее до крови, дабы хоть немного разбавить муку, он тоже замирает позади нее, но ненадолго. Потом вновь начинает двигаться, саднящая боль от его члена высасывает из нее болезненные стоны, но сейчас уже легче – кровь облегчает проникновения. Разум покидает ее, она больше не может кричать, но мужчина открывает ей новые грани. Оказывается, она еще не чувствовала боли, это была лишь разминка. Сознание знает продолжение, знает, что будет, и от этого она начинает надрывно хрипеть, ужас разрывает все ее существо, хочется умереть, только бы избежать кошмара, но ее насильник не собирается облегчать ей задачу, он смеется, его безумный взгляд горит тенью предвкушения. Перед ее глазами мелькает лезвие ножа. Она шепчет, молит, хрипит, но тут же все замирает в первобытном ужасе, когда спина чувствует холодное прикосновение ножа. Вопль, рвущий связки вырывается из горла, когда кожа расползается, а нож погружается глубже. Кровь струится, а ее трясет, каждый рецептор болезненно вибрирует, посылает в мозг невероятной силы сигналы о боли. Она кричит и кричит, не может остановиться.

Аня резко подорвалась с кровати, дыхание было сбито, словно она пробежала несколько километров. Затравленно оглядываясь, женщина зажимала рот рукой, чтобы сдержать всхлипы и крик, но вокруг душащая темнота, руки лихорадочно шарят по спине, обнимая трясущееся тело. И наконец, она понимает, что это сон, но ужас не отпускает. Она медленно ложиться обратно, но истерика разгорается с новой силой, она задыхается, рыдания подкатывают к горлу и она не может их остановить. Уткнувшись в подушку, Аня рыдала навзрыд, до выворачивающего наизнанку кашля, пока не заболела голова. Соскочив с кровати, женщина бросилась в ванную. Страх подстегивал, дрожащими руками нащупала выключатель. Свет резанул по глазам, но отражение в зеркале полосонуло по самому сердцу. Она медленно подошла к зеркалу и пальцем обвела свое лицо в отражении .

– Ну привет, Анька! – хрипло прошептала она сама себе. Да, именно Анька, а не миссис Беркет. Сейчас перед ней стояла девочка из убогой коммуналки. Вот она – ее душа, в этих глазах. Запуганная, затравленная, словно зверек, обожженная и израненная, дрожит, как собачонка на ветру. Десять лет прожила рядом с мужчиной и, как голодранка на паперти, простояла в ожидании гроша любви от него. И не сон это, а реальность ее, реальность, которая хуже кошмара. Слезы вновь покатились по щекам. Да, в жизни и так бывает. Кто виноват, что ей захотелось больше, чем положено? Хотела звезду с неба, получи и расплатись. Это только в Красотке он миллионер с приятными манерами. А реальности большая половина из них конченные ублюдки, у каждого из которых свои задвиги и развлечения, большинство из которых завязано на жестокости и полнейшем разврате. Кому –то нравится групповой секс, кто-то любит играть по –настоящему в изнасилование, кто-то тащится по задомазе, кто-то по детям и подросткам. Под приличными с виду и добропорядочными представителями высшего общества скрывались зачастую такие мрази, что становилось просто страшно. За десять лет жизни в этом гадюшнеке именуемом « привилегированным» она поняла, что ее муж не хуже многих. Элита – это совершенно иной мир, здесь слово «любовь» людям не известно, элита привыкла любые дела решать с большей для себя выгодой, с меньшими потерями, и брака это касалось в первую очередь. Заморочек никто не хотел, да и женились-то исключительно, чтобы развеять скуку, но каждый четко знал правила. А они просты и понятны, каждый живет сам по себе, а вместе хорошо проводят время и иногда спят. Жены – это почти те же эскорт девочки, только элитней и более высоких стандартов. Все это знали здесь, все, кроме нее. Богатые мужчины были слишком заняты погоней за деньгами. Для них это уже вовсе не являлось работой , это была очередная игра– кто больший кусок оторвет. Иногда, Аня с шоком смотрела на своего мужа, видя в его глазах поистине детский азарт, с которым он хватался за какое-нибудь дело, которое должно было принести хороший доход. В такие моменты она часто спрашивала себя : «И вот эти дети правят миром?!» Мужчины, словно одержимые мальчишки, крутились, заведенные новой игрушкой, будь то слава, будь то власть или еще что-то. Деньги не были самой целью, они были средством купить себе развлечение, потому что главная проблема элиты заключалась в скуке. Перепробовав все, что только можно и нельзя, богатенькие ублюдки были в постоянном поиске новых ощущений. Маркус Беркет нашел их источник в ней. О, она потрясающая находка для таких, как он, просто не каждый об этом осведомлен, пока не распробует. Вот и Беркет не сразу понял, но потом… Ему стало весело, необычные ощущения, новые и неизведанные. Диковинная зверушка с мечтами о любви, семье и детях. Чистенькая девочка, которую захотелось облагодетельствовать, но так, чтобы об этом никто не знал. Потому что она только его игрушка, его личное развлечение, которое нельзя показывать в обществе. Все же на «аксессуар» к его костюму, который таскал за собой каждый мужчина их круга, Анька не дотягивала, опыта маловата, да и профессионализм отсутствует напрочь. А потом она забеременела, и он решил, почему бы и не женится. Для его самолюбия она – самое то. Не нужна ему жена по статусу – известная или богатая. Рядом с ним любая в такую категорию автоматически попадет. Ему нужна такая, которая только бы у него была, которую ни с кем делить не приходилось. Не для Беркета это – приходить с женой на прием и с улыбкой жать руки мужикам, которые в свое время ее тр*хали. Здесь, в этом богемном мире люди были знакомы куда ближе, не раз и не два пересекались в иных плоскостях. За вежливыми улыбками скрывался лукавый блеск и маленькая тайна, грязь, спрятанная за цивилизованностью и приличиями. И что самое странное в этом маскараде, эти тайны были известны каждому, но люди упорно делали вид, что ничего подобного быть не могло. В ее же глазах был только блеск любви и бесконечного обожания к своему мужчине. И ему это нравилось. Ох, как ему это нравилось! Она была уникальной, таких «аксессуаров» ни у кого не было, точнее никому так не подходил собственный, как ему. Ведь он скроил ее точно под себя, воспитал себе девочку – терпеливую, обожающую его, прощающую все и даже больше. А потом приелось и, наверно, он стал бы ей изменять, а может быть и развелся бы, но в их жизнь ворвалась череда иных событий. Оказалось, что игрушка не доломана до конца, оказывается, она может и взбрыкнуть. Путь даже это было лишь обманом. В любом случае, он показал ей, что будет если только попробует бунтовать. В этом он проявил себя мастерски, маска цивилизованности была сорвана, а под ней он – без всяких ужимок и прикрас . Маркус вообще несколько отличался от представителей своего класса именно прямотой и грубостью, не его это было– ходить окольными путями, лучше напрямик, насколько, конечно же, позволяет ситуация. А с ней она была такой, что позволяла все. И он развлекался на полную катушку. Упивался своей вседозволенностью. Раньше она еще верила, что он от ее боли и унижения получал только чувство мстительного удовлетворения, но потом она поняла, что все намного глубже… Сначала на суде, когда всплыло дело о Лорен Мейсон . Аню в ужас повергали подробности, но главное, она следила за лицом Маркуса и видела, что он нисколько не жалеет, более того, он искренне рад и доволен, а сегодня она уверилась окончательно, что ее муж получает несравненное удовольствие, причиняя боль и доминируя. Она перестала быть послушной девочкой, она доставляла проблемы и еще она кинула вызов. Игрушка эволюционировала, приспособилась, что-то новенькое для него. Ему нравилось подчинять ее, особенно, когда она кидала вызов, как сегодня. Аня видела, как его глаза загорелись хищным блеском наживы, когда он обнаружил, что на ней нет белья. Она предвкушала, как его будет рвать на части, когда сестрица поведает ему, где его жена потеряла свои трусики. Аня улыбнулась своему отражению, именно для этого она их столь демонстративно снимала. О, она научилась резать по живому и бить по самым больным местам. У лучшего в этом деле училась. Он думает, сломал ее? Нет, ее сломала мать. Она сделала все, чтобы Аня настолько не выносила реальность, что начала жить иллюзиями. А он … Он только заставил ее открыть глаза и увидеть мир таким, какой он есть. По крайней мере, мир, в котором живут они, далеко не прекрасен. Деньги жизнь не облегчают, напротив, проблем становится больше. Но теперь Аня научилась, она умеет выживать, а еще, она научилась быть не просто аксессуаром, а потребностью. Все два месяца она осмысливала свою жизнь и как не отвратительно, но результаты принимали уродливые формы.

– Ты любишь своего мужа? – спросила во время очередного сеанса миссис Руперт. Аня тогда замерла, было сложно ответить на этот вопрос. Любит ли она его? Что есть любовь? Она уважала этого мужчину за многое, за его волю, за его силу, за амбициозность, благодаря которой он вырвал себе место под солнцем, и в то же время, презирала его за то, что забыл кто он и откуда на самом деле, за то, что превратился в такого же ублюдка, как и все эти богатые уроды. Иногда она даже думала, а каким бы был Маркус Беркет, если бы его карьера не сложилась столь удачно, но почему-то не могла представить его в роли среднестатистического мужчины. Она была уверенна, что он все равно нашел бы способ подняться «наверх» . Маркус умел крутиться, а еще, он быстро учился. Аня восхищалась им, и в то же время он вызывал у нее отвращение, потому что шел по головам, плевал на людей, не брезговал ничем для достижения своих целей, теперь-то она уж точно это знала. Любит ли она его ? Еще бы ей его не любить, он себя вживлял в ее разум, он свои инициалы не только на спине ее вырезал, но и в душе и сердце. Чем? Она не могла точно ответить. Знала только , что лучшим он не был, он был плохим мальчиком, очень плохим. Но даже в том суть. Она еще до него знала, что «плохиши» подобны фаст-фуду– столь же вкусны, сколько вредны. Но Маркус своей неприступностью бросал вызов и многие, в том числе и она его принимали. А когда она поняла, что пробила брешь в этой обороне, что он выделил ее среди множества женщин, весь мир из-под под ног ушел. Сердце в тот момент бешено билось и временами казалось, что пульс вот-вот остановится. Зацепил он ее так, что спасения не было. Потому что она точно знала, что таким, каким его знает она, больше его не знает никто. С ней он был настоящим, даже пусть и не всегда это было приятным открытием. Он был тем, с кем ей хотелось жить, просто жить. Да, она любила эту скотину. Стокгольмский синдром? О, этот вопрос она задавала себе миллион раз, также как и ей задавали его. У нее было четыре года сеансов психотерапии с лучшими психиатрами мира, которые наперебой уверяли ее, что у нее психологическая травма. «Психологическая травма», как это звучит, однако. У нее вся жизнь сплошная «психологическая травма» и что ей с ней делать, простите? «Забыть и постараться жить дальше» – так ей советовали. А как это, жить дальше, если она убила человека , а зверь, уничтоживший ее, как личность, за нее отбывает наказание? Уродские переплеты жизни, давящие на совесть. Она не могла этого рассказать никому. Приходилось самой справляться. Четыре года бегала по кругу, испытывая злость, и в то же время жалея ублюдка, хоть и знала, что ему ее жалости не надо. Они оба понимали, что уже никуда она не денется от него. Он ее знал, как облупленную, знал о ее метаниях. Когда Беркет взял на себя убийство Джо, он был уверен, что его не закроют. Да и кто бы с его положением и властью не был уверен. Только вот случилось непредвиденное. Но она давно перестала быть дурочкой, верящей в случайности и с тех пор, как он встал на место спортивного директора, о многом стала догадываться. Маркус часто встречался со странными, сомнительными личностями, от которых за версту несло неприличными деньгами и криминалом. Да и Фергюсон как-то проговорился, что если бы Маркус делал так, как сказано, все было бы в порядке. Достаточно было сложить дважды два, чтобы понять, что ее муж пошел против системы и даже его талант никого не волновал, он просто оказался не выгоден и его убрали. Травма колена и суд оказались очень удачным стечением обстоятельств, не пришлось прибегать к радикальным методам. Криминал и футбол жили в тесном симбиозе всегда. Сейчас Маркус стал умнее, научился работать осторожнее и усвоил правила данного партнерства очень хорошо .. Что же касается их отношений, то когда его посадили, она поняла, что не сможет его бросить. Даже если и бросит, он ее все равно вернет. Как она уже говорила, в мире элиты было множество правил и одно из них – долги нужно возвращать. А она ему определенно должна, потому что он свое издевательство искупил по каким-то не совсем ясным для нее меркам с лихвой. И как бы Беркет не изменился и не просил у нее прощение, исключение делать ей не стал бы, свое с корнем вырвет, а она и есть -его.

Любит ли она его? Любовь сложная лаборатория. Ее жизненный путь носит имя Маркус Беркет. Иного она не знала, она вообще до него ничего не знала. Он был всем в одном лице: другом, любовником, учителем, ее счастьем, болью, отчаяньем и слезами. Она продолжение его самого. Как бы плохо не было, а только его она ищет мыслями и телом, с ним становится цельной. Все ее душевные перевороты связаны только с ним. Всегда он и навсегда! До последней капельки крови она его. Зависима она от этого мужчины. А он это знает и пользуется. Любит ли она его? –до бесконечности повторила она для себя этот вопрос в тот день.

– Люблю его и ненавижу одновременно! – ответила она тогда. Миссис Руперт удивленно вскинулась. Ане нравилась эта женщина, в отличие от многих психиатров, она не тыкала ей в лицо замысловатыми фразами и бестолковыми терминами, констатируя ее состояние. Миссис Руперт давала возможность разобраться в себе, подталкивала к этому, задавая нужные вопросы. Она каким-то шестым чувством угадывала состояние пациента и знала, когда нужно надавить, а когда ослабить. Вот и в тот раз задумчиво промолчала, давая возможность выговорится. И Аня выговорилась.

– Я не знаю, как такое возможно, но с первой встречи он вызывал у меня ураган противоречий. От него таким запредельным холодом несло, а мне жарко было. Никогда не забуду его пронзительные и дерзкие фразы, кинутые мне в запале во время первой втречи. Я до него мужчин боялась, но он словно заворожил. Слишком мало таких, которые сильнее нас характером, у которых можно учиться жизни. И вот когда такого встречаешь, действительно, сносит крышу. Я не могла и не могу без него, но и с ним мне плохо. Проклинаю его, но хочу до ломоты во всем теле. Ненавижу его за безграничную боль, которой наполнил мою жизнь и продолжает наполнять, но если бы не он, я бы не знала, что душа способна так сильно болеть, и что сердце может разрываться на части от счастья. Я бы не знала, что человека можно любить не за что-то, а только потому, что он есть.. и люблю его, что он просто есть. – когда она говорила это, ей казалось, что выплеснула всю себя, но так и не поняла, что в ней сильнее.

– Знаешь, Анна, между любовью и ненавистью не один шаг, как все говорят, а миллионы попыток все изменить! Стоит только приложить усилие. – тихо прошептала миссис Руперт. Аня была согласна, но сейчас не была уверена в своих силах и желании что-то менять.– Ты говорила, что муж относился к тебе, как к игрушке и свежему развлечению до своего заключения. – продолжила она, а Анна сосредоточилась на ее словах, ей нравилось общение с этой женщиной, оно было интересным, и поистине творило чудеса. – И тем не менее, во время аварии, насколько мне известно, твой муж в первую очередь заботился о тебе. Это о многом говорит, Анна. Разве это не проявление любви?

– Кончено, он меня любит, я в этом никогда не сомневалась! – усмехнулась Аня. – Но у Маркуса очень специфическое представление о любви. Он любит меня, как наркоман кокаин. Я для него пагубная привычка, туманящая разум, но дарящая массу удовольствия, и в то же время вносящая множество проблем в его хорошо отлаженную жизнь. И все же, без меня ему уже просто невозможно. Вы знаете, сын положил начало нашим отношениям, до этого я была всего лишь одной из многих. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

– Я сама когда-то была, как ты выразилась «одной из многих», только в моем случае, я сменила нескольких покровителей.– усмехнулась миссис Руперт. За два месяца их отношения вышли за рамки врач-пациент и больше были похожи на дружеские беседы о сокровенном. Судьба уже немолодой женщины была очень даже созвучна с Аниной.

– Ну, я в касте «ночных бабочек» оказалась по чистой случайности. Воспитание претило, да и средств не было, чтобы предать себе товарный вид. – поделилась Аня. – А потом встретила его, а он естественно не спрашивая, определил мне эту роль. Тогда мне было этого мало, я вообще была до неприличия наивная, наверно, тем и цепляла. Сейчас думаю, что лучше бы все закончилось дорогой квартиркой в центре за приятное времяпровождение. Но я была дурой, верила в чудеса, в предопределение судеб, верила, что с ним буду вечно.

– Но ведь так и случилось? – пожурила ее миссис Руперт.

– Случилось. Я тогда даже поверила, что у меня не жизнь, а сказка, когда он мне предложение сделал. Только вот почему-то все сказки заканчиваются на этом предложении. Так и у меня было. Через два года после свадьбы узнала, что замужем за чудовищем. И я бы ушла, но он манипулировал мною за счет сына.

– А сейчас что же держит?

– Наверно, уже из принципа. Я не хочу верить, что десять лет потратила впустую, хотя после смерти Мэтта мне казалось, что это так. Мне казалось, что я потеряла жизнь. Только благодаря сыну, я смогла простить его отца , также как он смог полюбить меня, только благодаря Мэтту. Сын был канатом связывающий нас друг с другом. А сейчас его нет, и осталась только тоненькая ниточка между нами. Мы ее только-только начали наращивать, но она не выдерживает груза наших проблем. Наш брак трещит по швам .

– Ты все еще винишь его в смерти Мэтта?

– Нет, не виню. Но не могу ему простить равнодушия. Я знаю, знаю ! – жестом остановила Аня женщину, которая собиралась что-то возразить. – Я понимаю, что это его способ убежать от боли, я тоже пытаюсь убежать, но я не делаю вид, что сына не существовало совсем. Я не могу это видеть, меня раздирает на части, мне хочется кричать ему – «Черт возьми, у нас умер сын! Он был в нашей жизни, был!» – Аню вновь затрясло, как и всегда, когда речь заходила о Мэтти.

– Тогда объясни мне, почему ты игнорируешь существование дочери. Этот вопрос особенно беспокоит твоего мужа.

– Значит, мы квиты! – болезненно огрызнулась Аня, вытерев слезы. Зная, что от всего этого страдает лишь их малышка. – Я согласилась на лечение только ради дочери, знаете ли, не очень легко признавать, что у тебя проблемы с головой, что ты не справляешься с ситуацией. Но это, увы, так.

– Ты должна это делать, Анна, ради себя в первую очередь. Ты должна научиться любить себя, а уж потом остальных.

– Мать должна любить в первую очередь детей, а потом себя. – безапелляционно отрезала Анна, на что миссис Руперт лишь вздохнула, но согласно кивнула головой. – Я дала себе слабину, впервые пожалуй, до этого никогда. Все ради сына, мужа. Всю душу вкладывала в семью, чтобы она была такой, о какой я мечтала всю жизнь и чего была лишена. С елкой на рождество, с субботними вечерами, когда все собираются за обедом, с летними отпусками и совместными походами в парк. Наверно, это несправедливо по отношению к дочери. Но когда умер Мэтт, я вдруг поняла, что вся моя жизнь, она была построена для кого-то, и теперь я словно умерла. Мне нужно время, чтобы воскреснуть, чтобы научится, как ты правильно сказала – жить, просто жить. Я не сдаюсь, я понимаю ответственность и я готова, наверно, принять ее. Готова бороться со своим страхом.

– Правильно, Анна. Всегда помни, что все советы и здравый смысл – это ерунда! Против смерти есть только жизнь, только жизнь, Анна. Живи, твой малыш хотел бы, чтобы его мамочка радовалась каждому дню, который ей дан.

Анна почувствовала, как боль вновь рвет ее на части, слезы душили и не хотели останавливаться. Миссис Руперт подошла и обняла ее, а она могла лишь тихо плакать. С этой женщиной она почувствовала, как ее отпускает, как в душе поднимается что-то, оживает. Задела она ее, за живое задела. Вроде простые слова, но общение с ней было целительным. Вот чего ей не хватало – слушателя, который не перебьет, который не будет постоянно повторять – «ты должна». Именно вот это – простое, человеческое понимание ей было так необходимо. И оно дало свои плоды. Анна поверила в себя, появилась какая-то надежда, появился энтузиазм, но это были хрупкие ростки, которые снес ураган эмоций, когда выйдя на прогулку, она заметила на скамье чей-то забытый журнал. Сначала она хотела пройти мимо, но любопытство оказалось сильнее, что показалось ей добрым знаком. Но как только Аня взяла в руки журнал, кровь отхлынула от лица, и женщина замерла на месте. В душе поднималась такая сокрушительная волна ярости, обиды и ревности, что все сносила на своем пути. Изменил ли он ей? Нет, не в привычном плане. Однозначно эту девчонку еще не поимел, так не целуют, когда тр*хаются. Но лучше бы он с этой журналисткой переспал и забыл. Это бы она поняла. Вон как с*чка на него вешается, понятно тут и у святого кровь от головы отхлынет. Но он нет… Он лучше будет морально ее предавать, вскрывая душу первой попавшейся шл*хе, а пред ней невозмутимое лицо корчить, будто она не жена ему вовсе, а так, мимо проходящая. Заботится он о ней? Как же! А ведь она просила его лишь об одном. Только об одном – прекратить встречи с этой девицей. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что между ее мужем и этой блондинистой с*кой напряжение растет. Девка однозначно положила глаз и причем серьезно, раз примчалась в субботний вечер по первому зову. Потекла с*чка ! Ну а он-то ясное дело сорвется и утолит печаль с молоденькой вертихвосткой, когда проблемы достанут. Но не столько задевал их физический контакт, сколько то, что он вел с девицей задушевные беседы. Вот это больно, поистине больно, на таком уровне это уже самая что ни на есть измена. И Аня ревновала, душу рвало это будоражащее чувство, разъедало, как кислота. Влепил он ей не просто пощечину, а в самую душу плюнул в очередной раз, но боль имеет разные оттенки, сейчас она с примесью злости, с оттенком обиды и невыносимым желанием мстить. О, как же страшно она его ревновала в эту минуту. Хотела, чтобы он принадлежал только ей. Хотела, чтобы ни одна женщина не изучила его лучше, чем она, и не узнала, какой он. Потому что какой бы он не был плохой, хороший, порочный, грубый, невыносимо притягательный, но он ее, только ее. Со всеми мыслями и ощущениями. Пусть он хоть с тысячами спит, но его душа, его мыли и чувства – это ее территория, только ее! И она никому, черт бы ее побрал, не позволит ее занять. Но все же сейчас Аню сковал страх, ужас и боль. Обида и истерика накатывали, накрывали с головой. Что–то вновь внутри ломалось. С треском, со звоном рассыпалось, как разбитое стекло. Нет, у нее не возникало желание кричать и биться головой об стену. У нее была такая истерика, когда невозможно издать и звука, слезы текут, и у нее вновь опускаются руки, а два месяца контроля куда-то уплывают, сознание вновь захлебывается в безнадежности и отчаянье. Нужно себя быстро-быстро собрать, но как это сделать? Если ей только удалось хоть немного успокоиться и проявить к мужу чуточку понимания, как тут же ее словно током шибанули. Он так боль топит? В этой девчонке? Жестокие у него методы. И почему, мать его, почему по отношению к ней-то они жестокие? Боишься, Беркет, как конченный трус боишься, показать перед ней свою слабость вновь? Да только вот сейчас ты слабый и уязвимый, прячущейся за кажущимся спокойствием и выдержкой. Но не получится у тебя, Маркус , втаптывая меня, держать лицо. Хотел облегчить себе жизнь? О, я тебе ее облегчу!