Текст книги "Я подарю тебе свое разбитое сердце (СИ)"
Автор книги: Полин Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава седьмая. Прости меня
Пятнадцать лет назад. Милисенте семь лет.
Как бы сильно мне не хотелось, чтобы я осталась незамеченной, мое желание не сбылось. Уже примерно минут через тридцать я издалека увидела, как в моей комнате загорелся свет, а еще через несколько минут дядя Альфред выглянул в открытое окно, которое я прикрывала.
В этот момент я почувствовала дух смерти. Сидя на холодной траве, я прижимала колени к груди, чувствуя, как сердце колотится с бешенной скоростью словно пытается вырваться наружу. Ночная тишина была нарушена моим тяжелым дыханием, а в голове уже звучал недовольный голос родственника. Разум, перегруженный мыслями о том, что дядя Альфред понял, что ее нет дома, крутил острые шипы страха, наводя еще большую панику.
Я представила выражение его лица – недоумение, беспокойство, а потом гнев, когда он поймет, с кем я провела этот час. Вероятно, он уже начал звонить мистеру Феррару, искать Адама и забрасывать сообщениями моих родителей. Мысли о предстоящем наказании, которое придумают мама с папой вызывали внутри меня волну ужаса – в такие моменты я чувствовала себя особенно уязвимой, как будто каждый мой секрет мог обернуться против меня.
– Нам надо возвращаться, дядя знает, что меня нет. Лучше вернуться сейчас, чем тогда, когда нас будут искать с собаками, – произнесла я, вставая на ноги.
– Думаешь, он станет это делать? – с усмешкой ответил мальчик.
– Да. Дядя Альфред очень хороший и добрый человек, но единственное, что он никогда не станет терпеть – это непослушание. Он предупреждал меня, что если я еще раз нарушу его правила, то он…
– Твой дядя не твой отец, Астрид.
– Что это значит?
– У него есть сердце, он не жестокий, – Адам пожал плечами.
– У папы тоже есть сердце! – возразила я.
Да, мои родители не были идеальным примером того, какими должны быть идеальные родители. Но они мои мама с папой, поэтому мне было немного обидно от таких резких слов моего друга.
Мы дошли до наших домов молча. Мне не хотелось расходиться на такой грустной ноте, но, как только взрослые увидели нас, они подбежали к нам и начали отчитывать.
– Это не шутки, Астрид! Ты могла упасть и сильно пораниться! – утверждал дядя, пока я смотрела в землю.
– Чем ты думал, Адам? Поля при свете дня могут быть опасными, а ночью тем более. Забыл, как Льюиса год назад чуть не загрыз койот? Ты поступил очень глупо, не ожидал от тебя такого!
Дядя Феррар взглянул на меня, и я заметила, что он был разочарован. Разочарован не только в Адаме, но и во мне.
– Быстро иди домой, Астрид Гринграсс. Завтра нас ждет серьезный разговор, – дядя Альфред кивнул в сторону нашего участка и я, махнув другу на прощание, побежала домой.
Когда моя голова коснулась подушки, я сразу постаралась уснуть. Знала, что дядя зайдет ко мне, чтобы проверить еще раз на месте ли я. Мне не хотелось смотреть ему в глаза, поэтому я накрылась одеялом, но высунула руку, чтобы он знал, что я в кровати.
Этой ночью вместо сна я много плакала.
Утром меня разбудили слишком рано. На часах было только семь утра. Я проснулась от ласкового голоса Франчески, жены дяди Альфреда. Она работает врачом, поэтому ее довольно часто не бывает дома. Убрав несколько прядей с моего лица, женщина слабо улыбнулась, а затем пожелала мне доброго утра и сообщила, что дядя Альфред ждет меня на кухне через полчаса.
– Он сильно злой?… – спросила я, хотя на самом деле мне совсем не хотелось знать ответ на свой вопрос.
– Уже нет, но ты поступила очень опрометчиво, Астрид.
Как только Франческа закрыла за собой дверь, я поднялась на ноги и направилась в ванную. Быстро привела себя в порядок, переоделась, а затем спустилась вниз. Дядя сидел за столом и пил кофе. Его жена сидела справа от него и накладывала себе в тарелку блинчики. Я села около нее, готовясь к тому, что будет дальше.
– Вот, поешь, – произнесла она, пододвигая ко мне тарелку со вкусным завтраком.
– Спасибо, – прошептала я, переводя взгляд на дядю. – Доброе утро…
– Утро, но, к сожалению, не доброе, – мужчина отложил газету в сторону и взглянул на меня. – Я знаю, какими суровыми могут быть твои родители, Астрид, поэтому, когда они уехали, я дал тебе свободу, надеясь на твое благоразумие.
– Милый, может после завтрака? – влезла Франческа, смотря то на меня, то на супруга, однако тот пропустил ее слова мимо ушей.
– У меня было только два правила, которое я просил соблюдать: приходить домой вовремя и не нарушать комендантский час, все. Ты подорвала мое доверие, поэтому сегодня вечером ты возвращаешься в Сиэтл.
Я… что?…
– Но это несправедливо! – я встала со стула, и тот с громким звуком упал на пол.
– Несправедливо? Ты соврала мне.
Смятение и стыд переполняли меня. Я чувствовала, как признаки совести разрывают мен изнутри. Каждый вздох давался с трудом, и от этой мысли стало невыносимо больно. Я понимала, что он вправе обидеться и разочароваться. Во мне уже не осталось той уверенности, которая когда-то заставляла ее гордиться собой.
Я вспомнила, как он как-то сказал мне: «Правда – это основа любых отношений». Я вспомнила, как он учил меня честности, ценности открытости и доверия. И вот она я, его племянница, обманула его так легко, как будто это было чем-то обычным.
– После завтрака можешь собирать вещи. Франческа тебе поможет. И да, Астрид, до вечера ты под домашним арестом.
Последняя фраза, вылетевшая из уст моего родственника, добила меня.
– И ты даже не дашь мне второго шанса?! – крикнула я. – Тогда чем ты лучше мамы с папой?!
В слезах я выбежала из кухни, поднимаясь к себе в комнату. Мне нужно было что-то придумать. Я не могла уехать, не поговорив с Адамом.
Не могла, не могла, не могла…
Подперев дверь стулом, я переоделась в джинсы и футболку, а затем подбежала к подоконнику. Стоило мне отодвинуть шторы, как я увидела, что на моих окнах стоят решетки.
Что?…
– Это нечестно! Это неправильно! – прошептала я, сползая по стене вниз.
Неужели одна маленькая ошибка могла понести за собой такие последствия? Я была заложником четырех стен своей комнаты. Я была заложником обещания, которое дала Адаму, и которое ненарочно нарушила прямо сейчас.
Мои родители приехали ближе к пяти часам вечера. За весь день я ни разу не вышла из комнаты, никому не открыла дверь и не подала голос о своем существовании. Меня разгрызало чувство вины. Перед дядей и Адамом, с которым у меня нет возможности хотя бы попрощаться, не то чтобы обменяться номером телефона или социальными сетями.
Когда я услышала на первом этаже голос мамы, я убрала от двери стул и села на кровать, продолжая смотреть вниз. Через несколько минут дядя Альфред зашел в мою комнату, закрыл за собой дверь и присел на корточки.
– Я не стал рассказывать твоим родителям, по какой причине ты уезжаешь на самом деле. Сказал, что тебе здесь просто скучно и ты захотела домой.
В ответ тишина. Я встала на ноги, обошла мужчину, а затем схватилась за ручку своего небольшого чемодана. В этот момент в комнату зашли мама с папой. Они рассматривали меня, как диковинную вещь, а затем я услышала укоризненный тон.
– Не могла подождать еще неделю? Нам пришлось отложить встречу с Себастьяном Кенни, чтобы прилететь и забрать тебя.
Почему работа им важнее меня? Почему деньги им важнее родной дочери?
– Простите, – произнесла я, а затем вышла в коридор, волоча за собой чемодан.
Франческа встретила меня на первом этаже на выходе из дома. Она дала мне шоколадку, обняла и сказала, что обязательно ждет меня в гости следующим летом. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где мне было хорошо, где я впервые за долгое время могла наслаждаться детством, веселиться, бегать, играть, громко смеяться и не бояться, что за все это последует наказание. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где у меня наконец появился настоящий друг. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где я чувствовала себя счастливой.
Мы подошли к машине, дядя загрузил в багажник мои вещи, а затем подошел ко мне, чтобы обнять. Однако во мне сидела огромная обида, поэтому я обошла его и молча села на заднее сиденье автомобиля. Пока родители прощались с Франческой и дядей Альфредом, я через окно смотрела на соседский дом, надеясь, что Адам выйдет на веранду и увидит, что меня собираются увезти из Италии.
Почему-то я была уверена, что, увидев все это, он бы незамедлительно придумал решение. Возможно, Родриго поговорил бы с моим дядей и убедил его в том, что в моем отъезде нет необходимости. Но он так и не вышел. Дверцы машины закрылись, и мы тронулись с места.
Из Тосканы мы доехали до Флоренции, а оттуда на самолете прилетели в Сиэтл, который встретил меня сильным дождем. На часах было семь тридцать утра, когда мы вышли из самолета. В Италии в этот момент было четыре часа дня.
Интересно, Адам уже знает, что я уехала?…
Адам
Как только дверь нашего дома закрылась, я ушел к себе в комнату, однако дедушка пошел следом за мной.
– Адам, нам нужно поговорить, – произнес он, но я только фыркнул в ответ, заходя в ванную комнату.
Когда я закончил со всеми водными процедурами и вернулся в комнату, мужчина продолжал сидеть на моей кровати и смотреть в пол. Словно завороженный, он не сразу заметил мое присутствие.
– Я хочу спать, давай отложим разговор на завтра, – произнес я.
– Нет, мы поговорим сейчас. Ты понимаешь, что подверг опасности не только свою жизнь, но и жизнь Астрид?
– Ты преувеличиваешь.
– Совсем нет. Твои мама с папой отправляют тебя ко мне, чтобы ты отдыхал, дышал свежим воздухом и приводил в порядок мысли перед новым учебным годом. Что же делаешь ты? Из раза в раз…
– Огорчаю тебя, да, я знаю, – бросил я.
В этот момент, когда меня накрыла волна раздражения, я не задумался о последствиях, поэтому я произнес слова, которые не только задели, но и ранили. Просто вырвалось. Дедушка несколько минут смотрел мне в глаза, и я тут же пожалел о своих словах. Мужчина прошел к двери и, не повернувшись ко мне, произнес то, что выбило из моих легких весь воздух.
– Знаешь, Адам, после смерти Адрианы ты стал другим, – он тяжело выдохнул и вышел в коридор. – Поверь мне, твоя сестра не хотела бы, чтобы ты подвергал свою жизнь опасности.
Адриана…
Я остался в комнате один.
Я всегда знал, что такое любовь. В моей семье тепло и забота были не просто словами – это была наша повседневность. Помню, как каждая встреча с родными превращалась в праздник: смех, разговоры, объятия. Я рос среди поддержки и понимания, зная, что могу всегда рассчитывать на своих близких. Но вот сегодня я обнаружил, что даже в сердце, наполненном любовью, может оказаться место для грубости.
Теперь, когда шум в голове стих, а вокруг воцарилась тишина, в моей душе бушует ураган. Я чувствовал, как чувство вины, подобно призраку, бродит вокруг меня, не позволяя уснуть. Эти слова, произнесенные бездумно, теперь словно проклятие: они крутились в голове, заставляя меня метаться между желанием сбежать от себя и нуждой догнать дедушку и попросить прощения.
Я всегда думал о себе как о заботливом человеке. Я был уверен, что смогу защитить своих близких от боли. Но, как оказывается, боль – это не только то, что можно избежать. Это то, что мы можем причинить друг другу. В глазах родного человека я увидел отражение своих собственных страхов, а в сердце почувствовал сильную боль, когда дедушка упомянул о сестре.
Я сидел в тишине своей комнаты, когда снова ощутил невыносимую пустоту, оставленную ее уходом. Каждое утро, когда солнце светит сквозь занавески, я ждал, что Адриана вбежит ко мне с улыбкой, со своими несносными вопросами и заразительным смехом. Она всегда была в курсе всех новостей нашего дома, постоянно искала приключения, а иногда просто устраивала маленькие безумства, которые превращали наш обыденный день в праздник.
Теперь же каждый уголок напоминал мне о ее отсутствии. Я смотрел на ее любимые игрушки, на книги, которые она не успела прочесть, и сердце сжималось от боли. Вспоминал, как она, смеясь, чуть ли не срывалась в истерике, когда я пытался сделать ей прическу. Она была такой живой, такой яркой… И вот прошло уже несколько лет с тех пор, как ее не стало, но каждый день кажется вечностью.
Автомобильная авария. Эти два слова пробирают до самых глубин моего существа, как нож, вонзенный в сердце. Как такое могло случиться? Как жизнь могла так безжалостно и неожиданно вырвать у нас эту невинную душу? Я до сих пор не могу принять этот факта. Я прокручиваю в голове те моменты, наши последние разговоры, и меня охватывает горечь: не успел сказать ей, как много она значит, как сильно я ее люблю.
Боль, которую я чувствовал в тот день, когда меня известили о ее смерти, не поддается описанию. Я помню, как стоял в немом шоке, и не мог найти слов. Я знал, что жизнь никогда не будет прежней, что то мирное существование, что у нас было, теперь стало лишь пустотой.
Каждый день я ловлю себя на том, что вспоминаю ее улыбку, ее смех, ее неизменное «поиграем?». Временами мне кажется, что Адриана просто в другом городе, и однажды она вернется, расскажет мне о своих новых открытиях, о дружбе, о школе. Но потом приходит реальность, и я понимаю: ее не вернешь. Я борюсь с этим чувством опустошения, которое настигает меня в одиночестве.
Я помню, как она любила гулять по парку, собирать листья, радоваться простым вещам – всему тому, что, кажется, взрослые, забывают ценить. Вот именно это и оставляет во мне глубокую тоску. Я скучаю по ее искренности, по ее умению радоваться тому, что по-настоящему важно. Время не лечит, оно лишь учит смиряться с утратой.
Ей было всего пять.
Я лег спать с мыслью, что завтра будет новый день, и тогда мы с Мили встретимся вновь.
На следующее утро я чувствовал себя плохо. Наверное, получил переохлаждение из-за того что мы лежали на земле. У меня поднялась температура и обострился кашель. Весь день дедушка заботился обо мне, а я так и не попросил у него прощение. Мое самочувствие улучшилось только к вечеру, и когда я сказал деду, что хочу зайти в гости к Астрид, он сказал мне шокирующую новость.
– Астрид уже на полпути в Америку.
– Что?…
Я сел на край кровати и посмотрел в окно, из которого было видно дом Альфреда. Она не могла уехать. Это просто ее наказание за нашу маленькую шалость. Это неправда.
Вскочив на ноги, я спустился по лестнице вниз и выбежал за улицу. На часах было примерно семь часов вечера. Погода сильно испортилась, будто предупреждая, что ничего хорошего из нашего разговора не выйдет. Начался сильный дождь, но мне было все равно. Поскользнувшись на луже, я встал на ноги и продолжил дорогу, пока не оказался под крышей белого дома семьи Руссо. Позвонил в звонок, и через несколько минут дверь распахнулась, а на пороге появилась Франческа.
– Боже мой, Адам, ты что здесь…
– Мне нужно поговорить с Астрид, пожалуйста, позовите ее! – начал умолять я, но женщина окинула меня лишь печальным взглядом.
Через секунду пришел Альфред, держа в руке чашку с горячим напитком. Он с удивлением в глазах посмотрел на меня, а затем спросил, почему я стою на холоде в одних грязных шортах и футболке.
– Альфред, где Астрид? – спросил я, чувствуя, как эмоции начинают завладевать моим разумом. – Она ни в чем не виновата. это я уговорил ее. Она не хотела идти.
– Адам, она…, – мужчина потер переносицу, а затем тяжело выдохнул. – Когда вчера ночью она вернулась домой после вашей встречи, она сказала, что хочет уехать домой в самое ближайшее время.
Прогремел гром. Сверкнула молния. Дождевые капли продолжали стекать с моим волос прямо на лицо. Губы посинели от холода, а пальца
– Она не могла уехать, не поговорив со мной!
– Но она уехала. Не волнуйся, она приедет на следующие каникулы.
Мужчина улыбнулся мне, а затем сказал идти домой. Но когда дверь за ними закрылась, я продолжил стоять на одном месте, не веря в то, что только что услышал. Она захотела уехать домой? Она не стала даже прощаться со мной?
Она предала меня?…
Глава восьмая. Начало новой жизни
Наше время.
Мы со Стефаном разбирали коробки до середины ночи. В перерывах рассказывали друг другу забавные истории из жизни, делясь чем-то важным. Сначала он казался мне загадкой. Странный, закрытый, словно за ним тянулся невидимый барьер. Я даже не могла представить, что за этой холодной оболочкой скрывается кто-то более глубокий и интересный. Ночью я поняла, что за этой маской невозмутимости скрывается целый океан чувств. Его тонкая ирония, казалось бы, незаметная для окружающих, заставляла меня смеяться и чувствовать себя уютно рядом.
– Кстати, ты собираешься отдать мне зонт? – спросил он, когда уже подходил к двери.
– Зонт? Ты о…
В мою голову пришло озарение. Вот почему его запах кажется таким знакомым! Вот почему его голос заставляет мурашек бегать по моей коже! Потому что тот таинственный незнакомец и есть Стефан….
– Такое странное совпадение, – я слегка улыбнулась. – Не думала, что мир настолько тесен.
– Надеюсь, это совпадение оставило после себя приятные впечатления? – Стефан накинул на голову капюшон и развернулся ко мне лицом.
– Очень.
Мы несколько минут рассматривали друг друга, словно стараясь найти что-то, что сами не можем объяснить, а затем я закрыла за ним дверь, прикладывая руки к груди. Оно билось слишком сильно, и мне это совсем не нравилось.
Следующим утром я специально встала на час раньше, чтобы точно не опоздать. Привела себя в порядок, позавтракала, заранее вызвала такси и приехала в университет без двадцати минут девять. Студенты толкались в коридоре, мешали друг другу пройти, а в другом конце даже кто-то устроил драку. Я поднялась на нужный этаж и села в кресло в ожидании появления мистера Джейкобса. К счастью, он тоже пришел пораньше, поэтому уже через десять минут я сидела напротив него в его кабинете.
– Кофе? – предложил он.
– Нет, спасибо, – вежливо отказалась я.
– Тогда перейдем сразу к делу, – мужчина достал из ящика папку, а затем протянул мне четыре документа. – Поступим так. Мой коллега, Рик Маунтан, согласился на твой перевод к нему в университет, однако нужно обговорить важные детали. Это, – он указал на лист, в котором говорилось о моем отчислении. – Заявление о том, что больше ты у нас не учишься. Ты его должна подписать, чтобы мы могли показать его твоим родителям, если они к нам придут. А это, – декан указал на два других листа. – Заявление о переводе. Один экземпляр мы будем хранить у себя в архивах, другой заберет Рик. А это, – он кивнул в сторону последнего листа. – Список предметов, которые тебе нужно сдать, чтобы закрыть академическую успеваемость, а также список документов, которые нужно принести.
Я быстро начала читать названия предметов, боясь, что может попасться слишком сложное. «Патологическая анатомия и судебно-ветеринарная экспертиза», «Анестезиология, реаниматология и интенсивная терапия» и «Терапия болезней животных». К счастью, эти предметы я сдавала в качестве зачета, поэтому уверена, что мне не составит труда их сдать, как экзамены.
– Спасибо Вам, мистер Джейкобс, – я поднялась с места и протянул ему ладонь для рукопожатия.
– Мне жаль, что Вы нас покидаете, мисс Гринграсс, однако, надеюсь, что и в новом университете Вы найдете свое место.
Я улыбнулась. Не верится, что еще вчера я была груба с этим человеком.
– Можно задать вопрос: почему Вы решили мне помочь?
Бровь декана дрогнула, из-за чего мой интерес только сильней вырос. Я выжидающе поглядывала на мужчину, который только через несколько минут, когда отпустил мою ладонь, смог посмотреть мне в глаза.
– Я знаю Вашу маму со времен ее студенческих годов. Я преподавал у нее гражданское право, – мистер Джейкобс сел на свой стул, а мои глаза расширились.
– Гражданское право? Но это же юриспруденция, а Вы декан факультета ветеринарной медицины…
– Я закончил докторантуру, когда мне было двадцать восемь, и до пятидесяти лет я был преподавателем на факультете юриспруденции. Пошел я на это направление, потому что на этом настояли мои родители. Сначала я был против, но со временем втянулся и полюбил данное направление. Параллельно я учился на факультете ветеринарной медицины, потому что, как Вы я был молод, и мне хотелось зачерпнуть как можно больше знаний в светлую голову. К тому же я знал, что хочу быть деканом. И именно деканом ветеринарной медицины. С твоей мамой, с Арлин, мы впервые встретились, когда она училась на третьем курсе. Ей было двадцать один, и, скажу честно, ни разу за всю свою жизнь я не встречал человека более целеустремленного и упрямого, чем она, – мужчина рассмеялся. – Даже когда у нее уже виделся живот, потому что она была беременна тобой, она с высоко поднятой головой ходила на все занятия и пропускала мимо ушей все гадости, что говорили у нее за спиной. Я видел, как она с каждым годом продвигается все дальше и дальше, а характер ее становится все жестче и жестче.
На несколько минут мужчина стих, и мне показалось, что он больше не скажет ни слова, но он продолжил.
– Я наблюдал за Арлин многие годы, Милисента, и я знаю, какой жестокой она может быть. Как и твой отец, к слову. С ним мне тоже посчастливилось пересечься несколько раз на конференциях. Поэтому я не хочу, чтобы они загубили тебя и твою жизнь.
То, что я услышала, подвергло меня в шок. Я знала, что мама родила меня, когда сама еще училась в университете. Я знала, что они с отцом вместе чуть ли не со школьной парты. Но я не знала таких подробностей их жизни. Они никогда не делились со мной воспоминаниями о своей юности, а когда я сама задавала вопросы, они отмалчивались. Из-за этого я думала, что их молодость была не самой лучшей, а оказывается они были чуть ли не королем и королевой университета.
– Спасибо Вам еще раз, мистер Джейкобс, – искренне произнесла я.
– Удачи, мисс Гринграсс, – ответил он.
Я вышла в коридор и села на кресло, обдумывая все услышанное. Я достаточно быстро охолодела в родителям, поэтому они занимали место в моих мыслях не так долго. Встряхнув головой, я еще раз взглянула на лист, который мне дал мистер Джейкобс. Университет находится не так далеко от моего дома, что было для меня хорошей новостью, поэтому я сразу написала Валери и предложила устроить мини-вечеринку в честь того, что все наконец налаживается.
Я: «Как насчет того, чтобы устроить новоселье и отпраздновать мою новую счастливую жизнь без тирании?»
Ответ не заставил себя долго ждать. Несмотря на то, что Холл практически не пользуется телефоном без надобности, на мои сообщения она всегда отвечает молниеносно.
Валери: «Я точно общаюсь с Милисентой Гринграсс? Или это Гелос (Гелос в древнегреческой мифологии – это бог шуток и смеха) вселился в тебя?»
Я: «Ха-ха! Как остроумно!»
Валери: «Вот это уже больше похоже на мою подругу:). Вечеринка частная или можно позвать Стивена и Стефана?»
Я немного призадумалась. В целом, я была не против компании парней, ведь со Стивеном мы знакомы уже достаточно долго, а Стефан только-только начал раскрываться. И, зачем таить правду – я испытывала к нему легкую симпатию. Точнее, когда он рядом со мной у меня просто складывается впечатление, что мы знакомы всю жизнь. Ночью я просто поймала себя на мысли, что он мой соулмейт (с англ. – это термин, который используется для описания человека, с которым у вас существует глубокая, естественная и духовная связь).
Я: «Конечно, будет весело!»
Убрав телефон в сумку, я пошла в ближайший магазин сотовой связи, чтобы поменять симку. Если обрывать связь с родителями, значит обрывать окончательно. Решив этот вопрос, я направилась домой, зайдя по дороге в гипермаркет.
Солнце уже начало клониться к закату, заливая гостиную золотистым светом. Комната напоминала белый холст, готовый к художественному шедевру. Я вдохнула глубоко и расправила плечи, готовясь к важному этапу своего нового начала. Подняв голову и посмотрела на голые стены – они ждали, чтобы я их освежила. Я достала набор ярких шариков и, задействовав свою фантазию, начала развешивать их по всей комнате, создавая игривые композиции. Среди них вырвались цвета: синий, розовый, жизнерадостный лимонный. На столе, который я накрыла белой скатертью, я решила разместить центральный элемент – большой букет свежих цветов. Я выбрала яркие подсолнухи и нежные белые розы, которые придавали помещению невероятный уют и атмосферу скорой осени. Следующим шагом я приступила к освещению. В углу комнаты я установила мягкий светильник, создающий расслабляющую атмосферу. Однако этого было недостаточно. Я решила повесить гирлянды с огоньками, которые, словно звезды, будут мерцать в вечернем полумраке. Каждая лампочка тихо шептала о дружеских встречах и веселых разговорах, которые ждут меня уже через несколько часов. Заполнила несколько плошек фруктами и закусками, расставив их по всему пространству. На столе стоял мой домашний секрет – ароматный коктейль с нотками корицы и мяты, который я любила готовить для себя в грустные вечера.
Помню, как в детстве, глядя на яркие картинки из детский книг, я мечтала о вечеринках. Мысли о смехе друзей, веселых танцах и пиршествах никогда не покидали меня. Вместо этого, дома всегда нависала серьезная тишина, как набор застывших в ожидании фигур на шахматной доске. Семейство Гринграсс считали детей, собравшихся в нашем доме, простым беспокойством, сотрясающим фундамент старых традиций.
Каждый раз, когда я осмеливалась произнести заветное: «Можно ли устроить вечеринку?», столкновение с родительским взглядом было подобно удару молнии. Их упреки касались не только шума и беспорядка – это была борьба за порядок, дисциплину и контроль. Я знала, что в их глазах такие сборища означали только хаос. Однако это не значит, что я не праздновала, например, свой день рождения. Как правило, мама устраивала светский вечер, на который приходили их друзья. И на таких вечерах мне редко удавалось встретиться с другими детьми, а если это и случалось, то они вели себя так, словно праздник устроен в честь их, а не меня.
Сейчас, когда я уже взрослая и живу своей жизнью, вечеринка – это не только повод собраться. Это возможность выразить себя, создать пространство, где смех и радость могут царить свободно. Я больше не хочу жить в тени нажатых кнопок и молчаливых взглядов. Вспоминая те строгие дни, я понимаю, как они сформировали во мне стремление к свободе. Сегодня я сама создаю атмосферу, в которой мои близкие могут быть собой. Каждая яркая гирлянда на стене и каждый праздничный бокал наполнены не просто угощениями, но и желанием быть сильной, независимо от того, что мне навязывали в детстве. Вечеринка – это не просто шум и смех; это наш способ заявить о себе и о том, что я имею право на радость, несмотря на все ограничения.
Ближе к семи часам я услышала звонок в дверь. Погладив руками свое светло-розовое платье, я с улыбкой на лице распахнула перед гостями дверь. На пороге квартиры стояли трое: Валери с букетом пышных розовых гортензий, Стивен с шоколадным тортом и Стефан с пакетом алкоголя.
– Добро пожаловать! – произнесла я, обнимая каждого.
Объятие со Стефаном вызвало волну жара по всему телу, отчего я слегка покраснела. Подруга во второй раз крепко прижала меня к себе, нахваливая мой бунтарский характер, который снова решил выйти наружу.
– Спасибо, что пригласила. Это тебе, – произнес Стивен, вручая мне большую коробку вкусного десерта.
– Рад видеть тебя снова, – добавил Стефан.
Мы обменились скромными улыбками, а затем прошли в гостиную. Квартира сильно преобразилась. Ночью, когда мы с новым другом расставляли мои вещи, здесь все было завалено пакетами и коробками, а сейчас было ощущение комфорта и уюта, словно этому месту не знакомо слово «хаос». Валери ахнула при виде стола, что я для них накрыла и, не удержавшись, взяла со стола одну канапешку. Стивен последовал ее примеру, после чего получил по руке от Холл.
– Садитесь уже! – хихикая, произнесла я.
Включив на виниловом проигрывателе пластинку со всеми своими любимыми песнями, в комнате стало чуть веселее.
– Честно говоря, я до сих пор не верю, что ты это сделала! – то ли с восхищением, то ли с гордостью произнесла подруга.
– Знаешь, я тоже. Однако я рада, что больше нас ничего не связывает.
– Неужели твои родители настолько чокнутые? – обратился ко мне Стивен, делая несколько глотков виски, что они принесли с собой.
– Сколько себя помню они всегда были заняты своей репутацией, их сердца были запечатаны в золотых рамках высоких ампирных округлостей. Они глядели на мир с высокомерной улыбкой, но за закрытыми дверями вселенная становилась совершенно иной. Они учили меня правилам, ожиданиям, и как неизменно быть идеальной, но не учили любви. Их слова были как ледяные иглы – холодные, острые и заставляющие замирать в страхе. Я помню один из вечерних приемов, когда я стояла в уголке, наблюдая за танцем взрослых. Лица людей были радостными, но уставшими от вина и светских бесед. А я, словно тень, пряталась в своем молчании. Когда я подошла к отцу, чтобы попросить о чем-то незначительном, он лишь отмахнулся от меня, не поднимая глаз от беседы с уважаемым собеседником. Я почувствовала, как сердце сжалось, и снова вернулась к своему безмолвному уголку. Я пыталась не допустить слез – они всегда были признаком слабости. Моя мать чаще всего смотрела на меня с недовольством, как будто я была халатно вышитой скатертью, которая портила весь ее шикарный интерьер. Я хорошо помню, как в один из дней, разочарованная моим неудачным выступлением на школьном концерте, она воскликнула: «Как ты могла так опозорить нашу семью?» Это слово – «позор» – эхом звучало в моей голове долго после того, как она вышла из комнаты, оставив меня наедине со своими мыслями. Я училась подстраиваться под ожидания, но с каждым разом становилось все труднее найти себя. Но теперь, когда я прокручиваю эти воспоминания вновь и вновь, я понимаю – тот ледяной корсет, в котором я росла, хоть и приковывал меня к земле, научил меня одной важной вещи: все формы жестокости, даже облеченные в дорогую одежду, лишь отражают собственные страхи и недовольства. Я становлюсь тем, кем хочу быть, и мое внутреннее «я» больше не зависит от взглядов родителей. Мое время пришло, и теперь я выбираю, как я буду жить.
– Звучит как тост и шикарное начало новой жизни, – произнес Стефан.
Только сейчас я заметила, что во время моего рассказа он смотрел прямо на меня, словно пытался прочесть мои чувства. Из-за его проницательного взгляда я снова немного смутилась, поэтому поспешила отвести глаза в сторону. Сделала несколько глотков коктейля, а после улыбнулась.
– Сейчас все иначе. И, честно говоря, я не хочу больше говорить о моих родителях.
