Текст книги "Я подарю тебе свое разбитое сердце (СИ)"
Автор книги: Полин Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Все хорошо? – Стефан взял меня за руку. – Милс, уверяю тебя, что между нами с Софи ничего нет.
– О нет, ты не подумай, я не…, – поджала губы. Мне не хотелось расстраивать его, ведь он хотел сделать для меня сюрприз. – Просто я немного боюсь лошадей после… После того случая с Изи.
Стефан нахмурился, но затем слабо улыбнулся. Наверное, ему просто до сих пор больно вспоминать о своей любимице.
– Прости, я не подумал об этом, – он поцеловал меня в лоб. – Софи! Подготовь только Ирену, пожалуйста, седло не нужно.
Девушка показала большой палец вверх и скрылась за углом. Мы вышли на улицу, и минут через пятнадцать вышла Софи вместе с лошадью Стефана, которого она сразу заметила. Грива Ирены была длинной и шелковистой. Глаза, темно карего цвета, смотрели на меня с любопытством и настороженностью. Каждое её движение было грациозным, и я не могла отвести взгляд от ее сильных, мощных ног, которые в любую секунду могли легко взмыть в галоп. На её шее я заметила маленькое рваное пятно – след давней раны. Несмотря на это, она излучала невероятную силу и уверенность, как будто каждый её шаг был тщательно продуман. У меня возникло непреодолимое желание подойти ближе, погладить её бархатную шкуру и почувствовать тепло её жизни. Внутри меня разыгрывается настоящая битва. Я не хочу, чтобы мой страх стал преградой между мной и моментом счастья со Стефаном. Он доверяет мне, и я знаю, что он мечтает о том, чтобы разделить со мной эту красоту. Я делаю шаг вперёд и ощущаю, как страх начинает ослабевать в сознании, но не покидает его.
– Приятной прогулки! Только, пожалуйста, не больше часа, потому что скоро будет дождь! – пролепетала Софи, а затем, весело махнув нам рукой, побежала обратно в конюшню.
– Я помогу тебе, – Стефан подошел ко мне сзади. – На счет три я подниму тебя, а ты перекинешь ногу, хорошо?
– Я… Стефан, я не могу…
– Тш-ш-ш, – он поцеловал меня в щеку. – Я рядом, ты помнишь? Все будет хорошо. Доверься мне, Милс.
Словно отвечая на мой внутренний конфликт, парень мягко взял меня за руку. Его дружелюбный взгляд подсказывает, что он не осудит меня, если я решу уйти. Но внутри меня зреет решение – я хочу разобраться с этим страхом, хочу понять, черт возьми, почему он все еще владеет мной.
Я кивнула в знак согласия, а затем Феррар помог мне надеть шлем на голову. Он поднял меня вверх, и я, как он и сказал, перекинула ногу через лошадь, спина которой была покрыта двумя большими пледами. Через несколько секунд парень тоже запрыгнул на Ирену, устраиваясь поудобнее.
– Бери поводья. Вот так, сильно не тяни. Действуй осторожно.
Стефан обхватил мои руки своими, и мы двинулись с места. С ветерком, проносящимся сквозь мои волосы, я сидела верхом на лошади, и мое сердце колотилось в унисон с легким стуком копыт о землю. Каждый ритмичный шаг заставлял меня вспоминать о страхах, которые так долго держали меня в плену. Я давно мечтала об этом моменте, но теперь, когда он настал, радость смешивалась с тревогой. Я чувствовала, как страх пытается завладеть мною, но в то же время в груди разгоралось что-то похожее на смелость. Стефан был за моей спиной, его рука лежала на моей талии, успокаивая и придавая силы. Я чувствовала его тепло, его запах, и это ощущение защищенности позволяло мне забыть о страхе. Каждый скачок, каждая будка, каждый поворот – это был шаг навстречу себе, к своей силе, к своей смелости. Я не боялась падать, не боялась боли. Я боялась только одного – остаться пленницей своего страха, боялась, что он поглотит меня целиком, не оставив места для жизни, для радости, для полета. Сейчас я летела, не как птица, а как лошадь, сливаясь с ней в единое целое, ощущая его мощь и грацию. И я знала, что не только тело, но и душа моя взмыла в небо, свободная от страха, от сомнений. Я видела зеленые холмы, залитые солнечными лучами, и небо, такое чистое и голубое, словно никакого дождя не будет. Опьяняющий аромат свежей травы и земли, накрытой лёгким осенним туманом, приносит мне ощущение спокойствия.
– Это потрясающе! – с восхищением произнесла я, чувствуя, как радость внутри меня оттесняет страх.
– Ты просто умница, Милс! Теперь давай левее, – Стефан улыбнулся. Я не видела этого, но отчетливо слышала.
Мы покатались еще немного, а затем вернулись обратно в конюшню. Как раз в этот момент начало моросить, первые капли падали на землю, делая ее влажной. Стефан спрыгнул с лошади первым, а затем он помог спуститься мне. Под конец нашего маленького путешествия я полностью расслабилась и теперь мне хотелось так проводить время каждый день.
– Ну как ты?
– Стефан, это было чудесно! Спасибо тебе! – я кинулась ему на шею, покрывая нежные щеки поцелуями.
На улице стало совсем холодно, дождь усиливался с каждой секундой, но нам было все равно. Мы стояли на одном месте, чувствуя, как счастье проникает в наши сердца. Единственным, кто был недоволен, была Ирена. Она фырчала и просилась обратно в тепло, поэтому нам повезло, что через несколько секунд мы увидели Софи.
– Ну и погодка! Может, вы хотите чай или кофе? Моя матушка тоже скучала по тебе, Стефан.
– В другой раз, спасибо за предложение. Скажи Люсиль, что я тоже скучаю, но нам уже пора.
– Было приятно познакомиться, Софи, – произнесла я.
– И мне! Через три дня мы устраиваем скачки, приезжайте посмотреть!
После целого дня, полного ярких впечатлений, я не могла сдержать улыбку. Солнце уже начинало садиться за горизонтом, окрашивая небо в теплые оттенки розового и оранжевого, а в сердце моем царило чувство легкости. Мы вернулись домой час назад. После конюшни мы заехали в Родриго, и он познакомил нас с Марселлой, и она мне очень понравилась. Чем-то она напомнила мне миссис Крембл, от нее исходит такая же хорошая энергетика.
Я вошла на кухню. Стефан сидел за ноутбуком и решал какие-то вопросы по работе, а я в этот момент решила заварить чай. Ему позвонили, и он, взяв телефон, вышел на веранду, а когда вернулся, на нем не было лица.
– Прости, завтра нам нужно вернуться в Сиэтл, – произнес он, садясь на стул.
– Все хорошо? – спросила я, кладя руки ему на плечи.
– Да, просто…, – он как будто раздумывал, сказать мне или нет. – У родителей начались какие-то проблемы с бизнесом, завтра вечером или послезавтра мне надо быть в Германии. Прости, Милс. Ты можешь остаться здесь, если хочешь.
– Нет, ты что. Обратно я полечу с тобой. А надолго это?
– Не знаю, думаю на месяц или два.
Внутри меня нарастало волнение, смешанное с паникой. Как я смогу жить без его смеха рядом? Без тех маленьких моментов: когда он обнимает меня без повода или когда мы просто сидим вместе, наслаждаясь тишиной? Я пыталась выглядеть спокойной, но сердце колотилось так, словно я выпила сотни банок энергетиков. Я заставила себя глубоко вдохнуть и попыталась собраться с мыслями.
– Мы справимся, я точно знаю, – произнесла я, вселяя в него уверенность.
Стефан слабо улыбнулся. Его что-то тревожило, но он продолжал молчать. Мне не хотелось давить на него, поэтому я просто ждала, когда она сам откроет мне свои секреты.
– Я люблю тебя, – произнес он, целуя мои руки.
– Я люблю тебя.
Тогда я еще не знала, с какими трудностями мы столкнемся…
Глава восемнадцатая. Не говори мне «прощай»
Мы вылетели в Сиэтл первым же рейсом, который был через девять часов. Сначала мы собрали чемоданы, потом съездили к Родриго и Марселле, затем зашли к Альфреду и Франческе, чтобы попрощаться с ними и с Тони с Лу. Все были ошарашены нашим резким отлетом, кроме Родриго. После их разговора со Стефаном, который прошел на веранде, мужчина вернулся с глазами полными слез. И хотя он пытался их скрыть, печаль в них застыла. На сон у нас было всего два часа, а затем мы поехали во Флоренцию, чтобы там сесть на наш самолет.
Сам полет прошел в тишине, мы с парнем не обмолвились ни словом. И клянусь – это была самая угнетающая тишина за всю мою жизнь. Когда я пыталась поднять эту тему, он старался уйти от ответа, говорил, что ничего серьезного нет, однако я видела, что в его глазах была тревога. Он врал мне. И от этого вранья ему самому было плохо. Его что-то тревожило, но он не может со мной этим поделиться, и от этого ноет уже моя душа.
Я всегда считала, что открытость – это один из краеугольных камней близости. Но глядя на Стефана я начала понимать, что не все могут позволить себе эту роскошь. Некоторым людям просто тяжело открывать свои сердца, и в этом нет ничего ненормального. Я знала, что делиться болью – значит обнажить свою душу, оголить раны, обрабатывать их светом и воздухом. И эта мысль иногда останавливает. Некоторым кажется, что, если они не расскажут о своей боли, она не станет реальной. Искаженные страхом мысли могут затмить даже самые светлые чувства. Я понимала, что для них это может быть легче – оставаться в тени, прятаться под защитой молчания. Но я также знала, что одиночество – это не выход. Наедине со своей болью мы можем потеряться, потемнеть, как если бы подолгу находились в замкнутом пространстве. Поэтому мне хотелось, чтобы Стефан поделился со мной своими переживаниями, но все, что я могла сейчас делать – просто наблюдать за его страданиями. Молча.
Стефан подвез меня до моей квартиры, а затем поехал к себе, чтобы забрать какие-то бумаги и взять еще несколько вещей. А я в это время сидела на краю своей постели и тихо плакала. От чего? Сама не знала. Наверное, мне просто не хочется расставаться, хоть это расставание и продлится всего несколько месяцев. Каждый будет занят своим делом, поэтому время пролетит достаточно быстро.
Через час мне позвонила Валери и сказала, что через полчаса она будет у меня. Мы не виделись с ней несколько недель, поэтому я была рада, что мы наконец увидимся. С другой стороны, сейчас мне больше хотелось бы повести время со Стефаном, если учесть, что он улетает в Германию уже через семь часов. Однако он сказал, что ему нужно уладить некоторые вопросы относительно ресторана, поэтому он заедет за мной по пути в аэропорт. На улице как обычно бушевал дождь, хотя прогноз погоды обещал первый снег. Холл пришла ко мне вся мокрая, хотя в ее руке был зонт. Волосы и одежда промокли, поэтому первым делом я отправила ее в душ, а сама ушла на кухню заваривать чай. Укутавшись в белый махровый халат и нацепив полотенце на голову, она вышла из ванной комнаты посвежевшая и довольная.
– Я тебя обожаю, Мили, правда. Будь ты парнем, я бы без всяких раздумий вышла за тебя замуж, – произнесла Валери, садясь за стол.
– Не думаю, что Стивен одобрил бы такой расклад, – хихикнула я, протягивая ей чашку ее любимого черного чая с черникой.
– Ой, да ладно. Как там говорится? Стерпится-слюбиться?
– Как он? Как ты?
– Да ничего. Сейчас он уехал к своей сестре с Англию, вернется в пятницу. Ну а я… У меня полная свобода и отдых! Наконец-то я могу не стоять у плиты каждый день.
– Ты говоришь так, словно в готовке есть что-то ужасное.
– Да нет, просто это не каждому дано, – она пожала плечами и сделала несколько глотков напитка. – Ну а ты как? Когда будешь собирать остальные вещи?
Я поставила чашку чая на стол и непонимающе посмотрела на подругу.
– В смысле? Какие вещи?
Валери чуть покраснела, понимая, что сболтнула лишнего. Попыталась отшутиться, что перепутала меня со своей подругой Грейс, однако я-то знала, что никаких подруг с таким именем у нее нет. Валери вообще довольно закрытый человек. Она никого не подпускает к себе близко, а на то, чтобы получить статус «подруги» должно уйти несколько лет верной и честной дружбы. Я знала всех, с кем она общается, и это количество можно пересчитать по пальцам одной руки.
– Валери, говори уже, не заставляй меня тебя связывать и пытать.
– Ой, ну я думала он уже предложил тебе! Прости, только не говори ему, что я все рассказала!
– Что предложил? – я все еще находилась в состоянии полного непонимания, что происходит.
– Съехаться, глупышка! Стеф еще пару дней назад рассказал об этом Стивену, а он же совсем не умеет держать рот на замке, поэтому рассказал мне. Я увидела чемодан в коридоре и подумала, что ты уже готовишься к переезду, а потом вспомнила, что только сегодня вы прилетели из Италии. Черт, прошу, не говори ему, что ты все знаешь! Он хотел предложить как-то красиво и все такое…
– Он мне ничего об этом не говорил, – прошептала я.
– Ох, Милс, не переживай! Я уверена, что все дело в том, что сейчас ему надо улететь. Сама посуди, зачем тебе несколько месяцев жить одной в другой квартире в другом районе, где ты ничего не знаешь?
Слова подруги меня успокаивали. Она говорила вполне логичные вещи, поэтому я не стала воспринимать близко к сердцу то, что Стефан так и не предложил нам съехаться. У нас все впереди и сейчас ему нужно думать о других вещах. Например, как помочь своим родителям с бизнесом.
Мы посидели еще немного, и когда волосы Холл высохли и я дала ей свою одежду, она убежала по своим делам, оставив меня одну. Я разобрала чемодан, бросила вещи в стирку, а затем начала готовить ужин. После аэропорта я приеду безумно уставшая и точно не захочу стоять у плиты. Лучше сделать все заранее.
Пока я жарила индейку в грибном соусе я думала о словах Валери. Значит Стефан хочет жить вместе. От одной мысли об этом я чувствовала трепет и волнение. Я представила, как мы будем жить под одной крышей, делить пространство и время. У нас будут общие утренние ритуалы, общие планы на выходные, какое-то странное ощущение «домашнего» быта, которого мне всегда не хватало. Мой разум начал успокаиваться, и я почувствовала, как внутри меня зарождается желание. Желание быть с ним, не бояться этих изменений, а наоборот – прокладывать свою дорожку в неизвестность. Да, это может быть страшно, но это также полный возможностей и потенциала. Я сосредоточилась на том, что меня объединяет с ним, что делает нас командой. И вдруг я поняла, что, если он хочет съехаться, это означает, что он готов идти к этому вместе, а значит и я тоже.
После этих мыслей меня снова окутала тоска по его отъезду. Я резк осознала, что каждое утро, просыпаясь в пустой квартире, я буду чувствовать, как тишина становится почти ощутимой. Я буду пытаться наладить распорядок, делать какие-то привычные вещи, но везде буду ощущать его недостаток. Одна лишь мысль о том, что я не смогу завернуться в его объятия, когда мне это нужно, становилась все более гнетущей. Я знала, что звонки помогут нам поддерживать связь, но было что-то ужасно холодное в том, что настоящие моменты, когда мы просто были рядом, больше не будут доступны. Я понимала, что расстояние сделает нас сильнее, но как же это сложно – чувствовать, что его нет, когда каждый миг хочется слышать его голос, видеть его улыбку, ощущать тепло его руки.
Ближе к девяти часам вечера н заехал за мной на такси, и мы вместе поехали в аэропорт. Я все еще боялась сказать что-то лишнее, но теперь, глядя на парня, я не видела страха или волнения. Я снова видела то тепло, которым он одаривает меня при каждой нашей встрече, и от этого мне стало немного легче.
– Как ты себя чувствуешь?
– Вымотался. Первым делом лягу спать, когда приеду, – он поцеловал меня в щеку. – Знаешь, Милс, тебе необязательно было ехать провожать меня.
– Ты не хотел этого? – с печалью спросила я. Его тело ту же напряглось.
– Конечно хотел. Просто я вижу, как ты устала.
– Ничего страшного. Я могу еще несколько часов простоять на ногах, – твердо ответила я, сморщив носик.
– Хорошо.
Стефан улыбнулся мне и потянулся за поцелуем, но в последний момент я снова увидела несколько красных пятен на его белой футболке. Мои глаза округлились, а сердце в панике забилось быстрее.
– У тебя снова шла кровь из носа? – я кивнула на футболку.
– Вот черт, испачкал, – Стефан чуть закатил глаза, но затем улыбнулся. – Да, прости. Надо накинуть толстовку.
– Я помню, что ты говорил, что это у тебя бывает часто, но меня это тревожит. Может ты сходишь в больницу, когда прилетишь в Берлин? Ты же все равно будешь там несколько месяцев, так почему бы… Плюс там отличная медицина.
Мои разговоры об этом всегда утомляли его. И хоть он не показывал, как устает от этого, я знала, что, когда я поднимаю эту тему, он начинает раздражаться. Он крепко сжал мою ладонь, а затем натянуто улыбнулся.
– Хорошо, милая, я запишусь в первый же день. Только не волнуйся, хорошо?
– Прости меня, Стефан…, – на глазах появились слезы. – Ничего не могу поделать с этим чертовым волнением.
– Эй, – он поднял мою голову вверх, поддев подбородок пальцами, а затем поцеловал в нос. – Никогда не извиняйся за свои чувства и эмоции, поняла? Мне приятно, что ты беспокоишься обо мне.
– Ты не умеешь врать, – тихо рассмеявшись, произнесла я. – Знаю, как тебе не нравятся мои каждодневные нотации по поводу твоего здоровья.
– Просто простудился. Уже без нескольких дней зима, между прочим. – подметил он.
Внешность его изменилась – это было заметно невооруженным глазом. Его кожа стала на несколько тонов светлее, будто бы поблекла. В глазах исчезла та искринка, что всегда меня так притягивала, а вместо этого появилась какая-то невидимая тень.
Мы приехали в аэропорт. Водитель помог выгрузить несколько чемоданов Стефана, а затем отъехал на парковку, чтобы дождаться меня и потом отвезти домой. Я взяла один чемодан парня и помогла ему дойти до стойки регистрации. Ему выдали билет, и мы пошли туда, где наши пути разойдутся.
В этот момент я ощутила сильный укол боли. Я обняла его, как будто стараясь запомнить каждый штрих его кожи, каждый нюанс его аромата. Я на ощупь искала тепло, которое давала мне его близость. Несколько месяцев без него… Эта мысль вызывала в груди тягучую боль. Я пыталась уговорить себя, что это вообще не так уж долго, ведь есть письма и звонки, но даже эта логика не могла унять растерянность. Как будто эти несколько месяцев – это не просто время, а целая вечность, когда мы будем отдалены друг от друга, каждый в своем мире. Что ждёт нас впереди? Сможем ли мы сохранить нашу связь через расстояние? Эти вопросы висели в воздухе, но я упрямо тянула за собой надежду. В глубине души я верила, что расстояние – это просто испытание, которое укрепит нашу любовь, а не разрушит её.
– Мне пора, Милс, – прошептал он, осторожно поглаживая меня по волосам. Я тихонько плакала, зажмурив глаза. – Только не говори мне «прощай», хорошо? Мы уже скоро увидимся.
Я подняла на него свои голубые глаза, которые приобрели оттенок морской волны, а затем слабо кивнула. Он поцеловал меня в лоб, в нос, в обе щеки, а после нашел губы.
– Я люблю тебя, Милисента Астрид Гринграсс, – прошептал он, проводя носом по моей щеке.
– Я люблю тебя, Стефан Адам Феррар, – ответила я. – Я буду скучать.
– Я вернусь, Милс. Ты не заметишь, как пройдет время.
Он хотел в это верить, но не знал, что в это не верю я. Каждый день без него будет казаться мне вечностью, в которой я погрязну по самую голову.
Ты вернешься, я знаю… И когда это произойдет, я встречу тебя самыми крепкими объятиями.
Часть вторая. Стефан. Глава девятнадцатая. Мне очень жаль
Стефан
Сколько времени нужно человеку, чтобы понять ценность собственной жизни? Это вопрос, который, вероятно, беспокоит каждого из нас в разные моменты. В юности, когда все кажется легким и беззаботным, мы порой не задумываемся о том, насколько хрупок наш баланс. Мы стремимся к приключениям, рискуем, пускаемся в безумные поступки, не думая о последствиях. В такие моменты жизнь кажется бесконечной, а ее ценность – чем-то абстрактным. С возрастом, с накоплением опыта, с столкновением с трудностями и потерями приходит осознание того, что жизнь не всегда проста и справедлива. Но почему осознание ценности жизни приходит именно в такие тяжелые моменты? Почему мы не можем понять это раньше?
На то, чтобы понять, как важна моя жизнь, мне хватило всего несколько секунд.
Лейкемия.
Когда врач позвонил мне и произнес это слово, мир вокруг меня раскололся на тысячи мелких кусков. Лейкемия. Я не поверил. Слишком ненастоящее, слишком далекое от реальности, которую я знал. Это был как удар грома среди ясного неба, и вдруг вся моя жизнь зазвучала как треск разбившегося стекла. Я думал, что знаю, что такое боль. Я знал физическую боль – вывихнувшую лодыжку, сильную простуду, последние изматывающие тренировки в зале. Но то, что я испытал в тот день, было совсем иным. Это была не просто физическая боль. Это было что-то более глубокое, пронизывающее. Это была боль, пробирающаяся в самую суть, как если бы кто-то взял мое сердце и сокрушил его медленно и настойчиво, заставляя меня чувствовать каждую каплю горечи, разочарования и страха.
Я сразу рассказал обо всем родителям и дедушке. Они пытаются выглядеть оптимистично. Они говорят правильные слова, уверяют, что я выздоровею, но я вижу в их глазах то же беспокойство, что и в своих. Каждый взгляд полон любви и тревоги, и это причиняет мне такую же боль, как и телесные страдания. Я не хочу быть тяжелым бременем для них. Я не хочу, чтобы они мучились и переживали вместе со мной.
Я давно начал подозревать, что что-то не так. Иногда, когда я смотрел в зеркало, я увидел худшую версию себя. Лицо стало более худым, а глаза потускнели. И тогда, когда мне действительно было тяжело, я замечал, как на щеках выступали слезы. Я не говорю о тихом плаче. Это были рыдания, полные отчаяния, словно все мои надежды умирали вместе с этими слезами. Никогда не думал, что снова буду плакать. После смерти Адрианы, а затем любимой лошади Изи, я пообещал себе, что никто больше не увидит моих слез. Однако сейчас я вижу их слишком часто. Я держусь. Я борюсь. Но иногда, когда ночь глубока, а тьма жадно поглощает собой все светлые мысли, я спрашиваю себя: «Насколько долго я смогу это выносить?» Боль, которая разъедает меня изнутри, превращается в постоянный компаньон. Я научился жить с ней, но не смирился. Иногда она так сильна, что кажется, будто она затмевает все – каждый радостный момент, каждую улыбку.
Единственными человеком, которому я ничего не сказал, была Милисента. Я знал, что должен был бы поговорить с ней, открыться, но в этом мгновении все выглядело бы так, будто признание о моей болезни станет камнем, который я утоплю в её душе. Каждый раз, когда я смотрел на свою девочку, моё сердце сжималось от боли, и в глазах возникала тень. Я искал в её взгляде тепло, искренность, счастье – все те вещи, которые мне так дороги, которые давали мне стимул бороться за эту жизнь. Я не хотел разрушать её мир своими несчастьями, не хотел быть тем, кто затмит её радость своей болью. Я смеялся вместе с ней, ловил её взгляд, искренний, полон надежд и мечтаний. И в такие моменты я вспоминал, как чувствовал её нежные руки, как будто они могли отвести меня от этой проклятой участи. Но, к сожалению, я знал, что никто не может спасти меня от меня самого. Иногда я смотрел на себя в зеркале и ненавидел отражение. Слабый, полон страха, прячущийся за маской, которую я так искусно создавал. Иногда боль становилась невыносимой, и мне казалось, что она вот-вот вырвется наружу, откроет все мои тайны, но я снова сжимал кулаки и прятал её, как зловещий секрет.
Я просто не хотел, чтобы Милисента смотрела на меня, как на умирающего, чтобы в её глазах не появлялся страх и жалость. Я предпочитал оставаться для неё тем, кто я был, даже если эта маска трескалась от давления. В конце концов, я не мог отнять у неё право на счастье – даже если оно было кратковременным. И так я остался в тени, постоянно тоскуя по истине, которую боялся высказать, в то время как мой мир медленно распадался на кусочки. Я не знал, что будет дальше, но одно я понял точно – моя боль была не только физической, но и глубоким душевным страданием, которое преследовало меня в каждом дыхании. Я был заперт в клетке своего молчания, и в этой тишине одиночество становилось моим самым верным спутником.
Я прилетел в Берлин два дня назад. И только сегодня я иду в больницу. Остановился в съемной квартире. Мрачной, холодной и пустой. Мы списывались с Милс каждый день, а по вечерам разговаривали по видеосвязи. Она закрыла свой лжебольничный и начала ходить на занятия в университете, а завтра у нее будет первый рабочий день в ветклиннике. Мельком я увидел Валери, когда она была у нее в гостях. Они выглядели счастливыми и веселыми, поэтому мне стало немного легче.
Погода в городе была ужасная. Берлин погружался в мрачную и ледяную бездну. Небо, затянутое густыми, свинцовыми облаками, казалось, выдавало последние остатки света, который стремился ускользнуть от неумолимого холода. Остроты зимы еще не было, но зябкие ветра зашевелили желтые и коричневые листья, упрямо цеплявшиеся за истощенные деревья, словно пытаясь задержаться на их ветвях как можно дольше. Ветер завывал в пустых переулках, проникая в каждую щель. Я шел вдоль улиц в сторону больницы, где меня уже ждали. Воздух был пропитан сыростью, а дыхание превращалось в облачка пара, исчезающие в небытие. По городским улицам медленно бродили завывающие тучи, словно призраки, ищущие укрытие от надвигающейся зимы. Обшарпанные здания стояли мрачными стражами, их краска выцветала под влиянием дождя и ветра, а окна смотрели на мир с бесчувственными взглядами, полными тайны и одиночества. Бродяги, завернувшиеся в потертую одежду, сидели на мостах, их лица отражали бремя холодного времени и одиночества, что заполнило каждый уголок в преддверии зимы.
Я шагал по коридорам больницы, стараясь не обращать внимания на звуки, которые сопровождали меня. Тиканье часов, тихие разговоры медсестер и редкие вздохи пациентов создавали атмосферу, будто все вокруг ожидали чего-то – неизбежного, невысказанного. Каждый шаг давался мне с трудом. В ногах чувствовалась тяжесть, я словно шел по густому сладкому янтарю, который медленно затягивал меня в непроглядную глухую тьму.
Сейчас я сидел в белом, стерильном помещении, где запах дезинфицирующих средств смешивался с настойками из лекарств. Я чувствовал, как в груди вздымается ледяной комок отчаяния. Тишина коридоров выглядела обманчивой. В ней скрывались сотни историй, каждый пациент, каждое лицо рядом со мной переживало свою битву. Мы все здесь искали одно: жизнь. Каждый из нас склонял голову перед нечеловеческими испытаниями, искал ответ на вопрос – что значит быть живым.
– Добрый день, мистер Феррар! – в кабинет вошел высокий мужчина, облаченный в белый халат. Врач средних лет пожал мне руку, а затем сел напротив, складывая ладони в замок. – Меня зовут Корнард Бэрроуз, я буду Вашим лечащим врачом. Итак, как Ваше самочувствие?
– Здравствуйте, сейчас нормально. Мы модем перейти сразу к сути, пожалуйста.
Мужчина нахмурился, его губы сжались в одну тонкую линию, а костяшки пальцев побелели – настолько сильно он сжимали руки. Тем не менее он кивнул, откинувшись на спинку кожаного кресла.
– Что ж, хорошо. У Вас острая миелоидная лейкемия она же ОМЛ. Это злокачественное заболевание, которое возникает в результате аномального роста и размножения миелоидных клеток. Тех клеток, которые отвечают за образование различных типов крови, включая эритроциты, тромбоциты и некоторые виды белых клеток. Острая миелоидная лейкемия относится к группе острых лейкозов и характеризуется быстрыми и агрессивными проявлениями. Причины возникновения и факторы, способствующие развитию заболеваний могут быть разными, например, химические вещества, воздействие радиации, инфекции, возраст или генетическая предрасположенность. Вы уже сдали все анализы, однако мы хотим сделать повторную миелограмму. Это лабораторный метод исследования, который позволяет оценить состояние костного мозга и его клеточный состав. После нашего разговора у Вас возьмут анализ крови. Теперь давайте поговорим о плане лечения. Все анализы и оценка Вашего здоровья у нас есть, так что в ближайшие дни начнем индукционную терапию. Индукционная терапия острого миелоидного лейкоза – это первый этап лечения, целью которого является достижение полной ремиссии заболевания, то есть устранение лейкемических клеток из крови и костного мозга, а также восстановление нормального кроветворения. Обычно используется комбинация из двух основных препаратов: цитарабин – он обычно вводится в виде внутривенной инфузии и антрациклин, например, даунорубицин, который также вводится внутривенно. Схема лечения: цитарабин: 100–200 мг/м² в сутки, внутривенно в течение 7 дней, даунорубицин: 60–90 мг/м², введенный в первые три дня химиотерапии. Что касается времени, то обычно это продолжается в течение 4–6 недель, включая период восстановления после химиотерапии. Далее мы проведем оценку ответа на терапию, чтобы оценить реакцию на индукционную терапию с помощью анализа крови и повторной биопсии костного мозга. Делается обычно через 7-28 дней после завершения индукционной терапии. Далее консолидационная терапия. Основная цель консолидационной терапии – предотвратить рецидив заболевания и обеспечить долговременную ремиссию. Обычно этот этап лечения включает в себя разные схемы химиотерапии, а в некоторых случаях – трансплантацию стволовых клеток. Обычно в основе консолидационной терапии также лежит цитарабин, иногда в высоких дозах, и возможно добавление других препаратов. В редких случаях может потребоваться поддерживающая химиотерапия или использование различных препаратов для снижения риска рецидива. Ну а затем просто наблюдаем. У Вас есть какие-нибудь вопросы касательно лечения?
План лечения был передо мной, и моя жизнь мчалась по непростому пути. Я внимательно слушал врача и с каждым его словом мое отчаяние становилось все сильнее.
– Сколько времени займет лечение целиком?
– Примерно 2–3 месяца. Это в идеале, и если не будет никаких осложнений. Вы молодой, а возраст очень важен. У Вас начальная стадия, поэтому я уверен, что все будет хорошо, мистер Феррар, – он чуть улыбнулся, а затем позвонил медсестре, попросив ее зайти в кабинет. – Итак, желательно в ближайшие дни Вам перебраться сюда, Ваша палата уже готова.
Через несколько минут в кабинет зашла молодая девушка не больше двадцати пяти лет. Она мило нам улыбнулась, а затем достала папку с ручку и начала что-то записывать.
– Да, мистер Бэрроуз?
– Линда, проведите Стефана в лабораторию и возьми у него кровь, а затем покажи его палату, – мужчина повернулся ко мне. – Если у Вас больше нет вопросов, Вы можете идти.
– Я готов лечь в больницу уже сегодня. Единственное мне нужно съездить на всеми вещами.
– Без проблем, мистер Феррар, но сначала сдайте кровь.
– Хорошо.
Мы поднялись с места и пожали друг другу руки.
– Я в больнице каждый день с семи утра до девяти вечера. Можете заходить ко мне в любое время, если понадобится какая-нибудь помощь или появляться вопросы.
