Текст книги "Повседневная жизнь армии Александра Македонского"

Автор книги: Поль Фор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Ненадежность колонизации

Именно в обширных, на 95 процентов диких степях той земли, которую потом назвали Туркестаном, на восток от Каспийского и к югу от Аральского моря, греки обучались больше всего, потому что сильнее всего страдали от контакта с живыми существами и с неживой природой. Пустыни Каракумы, или Черный песок, и Кызылкум, или Красный песок, вдвоем заключают в себе четверть пустынных пространств мира. На востоке находятся плодородные отроги бескрайних горных массивов Памира и Тянь-Шаня. Их ледники питают два речных бассейна, которые теряются в песках или же впадают в Аральское море. В Туркестане насчитывается сорок пять видов змей. Гюрза, гадюка Додена, эфы столь же ядовиты, как громадные, черные, похожие на тарантулов пауки, маленькие, коричневые, с красным пятном на животе каракурты и бесчисленные скорпионы. Репетек, между Мары-Мервом (Александрия Маргианская) и Бухарой (Согдиана), наряду с Термезом (Александрия на Оксе) считается самой жаркой областью во всей Центральной Азии. Согдиану постоянно сотрясают землетрясения. Узбекские сейсмографы круглый год регистрируют более трех толчков в день. В 1948 году землетрясение уничтожило Ашхабад, античную Нессу-Нису Гирканийскую. Другое, в апреле 1966 года, разрушило Ташкент в 92 километрах от Александрии Эсхаты. «Это земля, которая дает не фрукты, а воду», – гласит туркменская пословица. Для жителей пустыни река Оке (Амударья) является матерью, полноводной два раза в год, в марте – апреле и в июне. Ее воды шоколадного цвета несут в два раза больше ила, чем Нил. Войску Александра потребовалось пять дней и пять ночей на то, чтобы форсировать Оке на сшитых и надутых шкурах. Этот водный поток, согласно Страбону самый мощный в Азии, обрамлен по берегам настоящим лесом из тростника, кустарника и оплетенных лианами деревьев. Там водятся великолепные фазаны, лани, кабаны. В разреженном воздухе вершин Памира и Тянь-Шаня, откуда течет Яксарт (Сырдарья), снежный барс бегает так быстро, – со скоростью более 80 километров в час, – что догоняет муфлонов и яков.

Такова была невероятная природа, с которой столкнулись на протяжении двух полных лет, в 329 и 328 годах, подвижные отряды небольшой армии, брошенной на преследование Бесса и Спитамена. Такова была природа, в конце концов поглотившая греческих колонистов во всех оазисах, во всех крепостях, перестроенных Птолемеем, Клитом или Александром. Но кроме кобр, затаившихся среди маковых полей, куланов, мчавшихся по степи, вытянувшись в струну, лягавшихся, словно ослы, и галопировавших, как лошади, были и другие чудеса – всадники дахи и абиойи Красных песков, массагеты Черных песков, различные саки или скифы с обоих берегов Яксарта. Они появлялись внезапно, эти чудовищные порождения пустыни, в смерче из песка, с высоты своих породистых коней осыпали противника дождем из стрел, поджигали плохо защищенные посты, грабили идущие в города караваны, а затем исчезали. Как эти кочевники могли понять оседлых жителей? С ними ничего нельзя было сделать, разве что договориться, обменяться подарками, стадами и женщинами, притаиться, попытаться им подражать. Но ни в коем случае не терять лицо. Это были гордые, рассудительные люди, а некоторые из них опьяняли себя, подобно древним персам, галлюциногенным напитком хаома. Греки объединяли их, хотя они отличались друг от друга, под общим названием скифов, так же как называли амазонками все племена кочевников от Армении до китайского Туркестана, в которых женщины присваивали себе чудовищное в глазах греков право ездить верхом. Одним из великих подвигов Александра, одним из основных слагаемых его легенды было покорение амазонок практически повсюду от берегов Каспийского моря до Александрии Эсхаты. Говорят, он даже уложил к себе в постель царицу амазонок Фалестриду. Мужчины и женщины на этих границах мира принадлежали к сказочному народу, делавшему повседневную жизнь греков сказочной. «Роман об Александре» был рожден в памяти жителей, греков и не-греков, во всех Александриях, основанных именем Александра по границам бывшей Персидской державы. В нем упоминается столько поездок, переходов, охот, боев и тягот, что колонисты искренне верили во все преувеличения, чувствуя свою к ним сопричастность.

Жорж Сен-Жорж в 1974 году в своем труде о пустынях и горах России «Великие дикие пространства» («Les Grandes Étendues sauvages») приводит рассказ одного чиновника, встреченного им около Ашхабада, на краю пустыни Каракумы, о том, как жил его отец, бывший царский солдат: «(Наш отец) рассказывал нам о гигантских песчаных бурях, полностью закрывавших солнце, совершенно бесплодных пустынях, в которых русские солдаты умирали от жажды или получая смертельный укус ядовитого паука, прятавшегося в барханах, о диких воинах на своих быстрых лошадях, откуда ни возьмись появлявшихся, чтобы убивать неверных. Он рассказывал нам о снежных вершинах гор, реках, поглощенных песками пустыни, об экзотических растениях и животных, о сказочных городах, где мусульманские правители держали гаремы в чудесных дворцах…» Заменим слова «русские» и «мусульманские» на «греческие» и «скифские» и, возможно, мы сможем ощутить, каково было строителям городов за 330 лет до нашей эры на границах Персидского царства.

Глава VII
МОРСКОЙ ФЛОТ

Необходимость флота

До наших дней флот остается самой большой загадкой и тайной Азиатского похода. Без конца говорят о войске Александра, но ни слова не упоминают о действиях флота. Что несправедливо и удивительно, поскольку известно, что Греческий архипелаг был населен в основном моряками, что Азиатский поход начался со сбора кораблей, продолжился осадой четырех крупных портов и созданием пятого, а завершился приготовлениями к самому крупному морскому походу, который когда-либо задумывали. Чтобы оценить значение морского вооружения в период 334–323 годов, следует привести несколько цифр. Греческий флот, hellenikon nautikon(таково было его официальное название), собравший в Амфиполе все суда союзников весной 334 года, насчитывал 160 военных кораблей, а возможно, если верить Юстину (XI, 6, 2), даже 182, то есть только для того, чтобы обеспечить все корабли командой, ему требовалось от тридцати двух до тридцати семи тысяч моряков, гребцов и солдат или почти столько же свободных людей, сколько человек насчитывалось в пехотных частях сухопутной армии. В 332 году перед Тиром флот союзников числом в двести военных кораблей, главным образом кипрских и финикийских, насчитывал сорок тысяч человек, гребцов и солдат, по большей части греков. В 326 и 325 годах большая часть греко-македонского войска в Индии спускалась по рекам Джеламу и Инду с помощью флота, состоявшего из 1800–2000 кораблей, 200 из которых были построены плотниками греческого военного флота; у Неарха было как минимум 120 самых крупных кораблей и чуть менее десяти тысяч человек команды, чтобы бросить вызов Индийскому океану и пройти вглубь Персидского залива. Накануне смерти Александр приказал построить в Вавилоне и в своей последней Александрии пристани и причалы для одной тысячи кораблей, а Неарх готовился с огромным флотом обогнуть Аравийский полуостров. Мы уже не говорим о тысячах транспортных, грузовых, пиратских кораблей, о беспалубных галерах, шлюпках и лодках на службе войска, также имевших свои экипажи и рулевых. Личный состав этой морской армады можно как минимум приравнять к составу сухопутной армии. И если о флоте практически никогда не говорят, то лишь потому, что античные историки были заняты лишь Александром, а также потому, что флот принимал участие в военных операциях с перерывами в 334–332 годах и в 325–323 годах, то есть всего половину времени, но какую половину!

Морские операции 334 года

Не имея возможности входить в детали событий, разворачивавшихся на двух разных морях и на реках разных размеров и разных географических районов, в разные времена года и в почти противоположном по своему характеру климате, мы вынуждены лишь схематично набросать историю морских операций. В конце 335 года разные города Греческого союза, объединившиеся в Коринфе, получили приказ следующей весной сосредоточить свои военные и транспортные корабли в устье Стримона, между тем как корабли союзников, охранявшие проливы, Византий, Халкедон, Кизик, Сеет, Абидос, должны были препятствовать персидскому флоту, если бы он когда-нибудь собрался перекрыть Босфор и Дарданеллы. Счета афинского арсенала, выбитой на камне копией которых мы располагаем, показывают, что великий город мог выставить тогда 277 триер ( Inscriptiones Graecae, III, 1627) и что он располагал деревом и снастями еще на 400 таких кораблей, бравших на борт по 200 человек каждый. Однако город оснастил, да и то после предъявления требований, всего только 20 военных кораблей, для которых богачи оплатили вооружение, а бедные составили плохо оплачиваемые экипажи. Поскольку военная эскадра, вооруженная Македонией, состояла лишь из кораблей старинных греческих колоний Халкидики, к тому же вынужденных обеспечивать охрану македонских берегов, можно сказать, что основной вклад в снаряжение флота выпал исключительно на долю греческих городов Фессалии, Эвбеи, Пелопоннеса и островов, уже несших расходы по ведению наземных военных действий.

Каждый из флотов-участников располагал своими кораблями и командованием, перевозил собственные войска и более всего страшился встречи с эскадрой персидского царя, в два раза превосходящей греков числом (четыре сотни военных кораблей!) и куда лучше оплачиваемыми моряками ( Арриан, I, 18, 5). В 333 году Мемнон от имени Дария мобилизовал еще 300 кораблей. К тому же флот, собранный Греческим союзом, полностью, включая сюда грузовые корабли и транспорты для перевозки лошадей, подчинялся командованию сухопутного войска, по крайней мере вначале. В то время как 60 длинных кораблей с тремя рядами весел прикрывали Дарданеллы от любого вражеского вторжения с Мраморного и Эгейского морей, остальные 182 (?) триеры и бесчисленные транспорты сновали между Сестом и Абидосом, загружая и выгружая 43 тысячи пехотинцев и шесть тысяч всадников, которые должны были действовать в Малой Азии. Считается, что для форсирования, которое организовал и контролировал методичный Парменион, понадобилось не менее пяти дней и ночей. Тем временем Никанор, македонский флотоводец, перевозит царя на мыс Сигей, туда, где ахейцы некогда разбили свой лагерь для осады Трои. Легко можно вообразить себе высадку людей с помощью мостков и трапов, для лошадей и мулов она была более трудной. Достаточно было скинуть с пристани в шлюпку козла или барана, как за ними бросался весь мелкий скот, но пугливых от природы лошадей следовало избавить от вида волн и качки. Можно предположить, что их грузили на транспорты, ведя по горизонтальным мосткам с завязанными глазами, или с помощью наклонных, огражденных по бокам, сходней вспомогательных судов, или на подпругах подвешивали на грузовой стреле, которую потом разворачивали, пока лошадь не окажется на месте. Количество животных при погрузке на шлюпку с тридцатью гребцами для преодоления двухкилометрового пролива не превышало семи-восьми. Это число заставляет вспомнить наши грузовые вагоны времен Первой мировой войны: «Человек – 40; лошадей в длину – 8». Во всяком случае, и речи не могло быть о перевозке лошадей и вьючных животных на 160 триерах Греческого союза, разновидности очень узких галер (не более 5,2 метра шириной), военных кораблях, более похожих на гребные скифы, чем на баржи с плоским дном. Триеры брали на борт только воинов. Как минимум 400 транспортов для животных ( hippagogoi), оборачиваясь как минимум два раза в день, перевозили с берегов Европы на берега Азии животных, продовольствие, военную технику, повозки, а также всех гражданских, следовавших за армией, не смешиваясь с войсками. Даже будучи хорошо организованным, продвижение такого количества кораблей той очень бурной весной 334 года по реке с быстрым течением, которую представляют собой узкие Дарданеллы, не могло проходить без давки, брыкания, криков, брани, тошноты. Без этого невозможно было бы представить жителей Средиземноморья. И, разумеется, не существовало никакого расписания. В ту эпоху не было другого хронометра, кроме солнца или луны, другого компаса, кроме звезд.

Высадив сухопутную армию на землю Азии, транспорты и купеческие корабли вернулись в свои порты, между тем как часть военных кораблей крейсировала в Мраморном море, а другая – между островами Эгейского моря и вдоль западного берега Малой Азии, готовые прийти на помощь воинам Греческого союза, если у тех возникнут трудности с армией персидских сатрапов, а также нейтрализовать флот Финикии и греческих городов, принявших сторону врага. Практически это означало, что ежедневно греческие эскадры бороздили море, ловя ветер прямыми парусами или гребя веслами, но не теряя из виду берег, и каждый вечер моряки искали гавань, чтобы вытащить на прибрежный песок или гальку тяжелые 70-тонные корабли с почти плоскими днищами, чтобы дождаться конца ночи или плохой погоды. Каждый вечер весной 334 года моряки сходили на сушу, подклинивали и укрепляли вытащенные на берег суда, готовили ужин – буйабес, рагу из сушеных овощей с оливковым маслом, сыром, оливками и изюмом – и засыпали, завернувшись в одеяла, под охраной сигнальных. Не происходило решительно ничего, кроме пополнения запасов питьевой воды, исправления поломок, конопачения течи, вычерпывания нечистот из трюмов, обсуждения новостей о победах на суше… Как вдруг в один прекрасный день в июле 334 года командиры кораблей получают приказ направляться к Милету, греческому городу, правитель которого Гегесистрат встал на сторону персов и закрыл ворота перед армией-освободительницей. В рассредоточенном боевом порядке, но, несмотря на это, не слишком тревожимый четырьмя сотнями судов, состоявших на службе у Дария, греческий флот в 160 боевых кораблей с опозданием на несколько дней высадил морской десант на острове Ладе и, развернувшись в сторону открытого моря, блокировал один из четырех портов Милета. Около трехсот осажденных захватили островок посреди илистых отложений Меандра. Александр взошел на корабль и отдал морским пехотинцам приказ взять остров приступом с помощью мостиков, перекинутых с носовой части триер на берег – там, где он крутой. Неслыханный маневр, требующий полной устойчивости или, вернее, полной неподвижности кораблей, то есть еще неизвестной грекам постановки на якорь и швартовки. Подобные инновации позволяют оценить важность флота в будущих операциях. По-видимому, еще до решительного приступа осажденные капитулировали ( Арриан, 1, 19, 5–6).

Флот персов, стоявший у мыса Микале, не имевший возможности пополнить запасы питьевой воды и провизии без того, чтобы на него не напали конница и македонская фаланга, отправился за провиантом на Самос, а затем разместился на боевых позициях в заливе Милета. Он пытался спровоцировать греческий флот на крупное морское сражение. Несмотря на мнение Пармениона: рискнуть всем, мы ничего не теряем! – «совет гетайров» («друзья» Александра) решил маневрировать лишь десятью кораблями, тем более что большая часть экипажей была занята сбором дерева, продовольствия и фуража и просто бродила поодаль от кораблей. Греческие триеры, более быстрые, чем азиатские, поскольку могли развивать скорость до 12 узлов, обратили в бегство персидские сторожевые суда и даже захватили тяжелый родосский корабль. Союзники персов тут же вышли в открытое море и исчезли, несомненно, из опасения быть застигнутыми врасплох в глубине залива, как некогда их предки при Саламине, а возможно и потому, что команды, собранные из греческих наемников, не хотели мериться силами со своими уже одержавшими победу соотечественниками, но, может быть, в первую очередь из финансовых соображений. Потому что стоило им только скрыться из вида, как Александр распустил весь греческий флот. Ему тоже было нечем платить своим морякам. Ему едва хватило всего золота Сард и Пактола для оплаты собственных долгов и процентов по ним, для покупки новых метательных машин, содержания огромной сухопутной армии и собственной свиты. Античные историки полагают, что, оценивая свое войско в состоянии численного меньшинства, щедрый царь решил не рисковать даже меньшей частью флота; он также, вероятно, сказал себе, что, когда Азия будет покорена, персидский флот все равно отойдет победителям. Рассказывают даже, будто на одну из рей вытащенных на песок около Милета греческих кораблей сел орел и что это было предзнаменованием победы земли над морем. Несомненно одно: моряки были весьма легковерны, и столь же наивны оказались историки, читавшие сообщения, исходившие из канцелярии Александра, регенту Македонии и совету Греческого союза.

Жалованье

Зная, что во времена Демосфена афинский моряк получал на пропитание по два обола ежедневно (1-я Филиппика, 28, в 351 году), то есть гораздо меньше квалифицированного рабочего в Афинах около 330 года (12 оболов) и гоплита сухопутной армии в Азии, нам становится понятно, почему гребцы и воины на галерах, которым ведь приходилось буквально налегать на весла и гораздо больше рисковать, жестко требуя выплаты своего жалованья, нередко разбегались по суше и угрожали завербоваться к врагу. Вот, для справки, что можно сообщить о пехотинцах, вступивших в македонское войско в 325 году: десятник, командуя десятью солдатами, получал 75 драхм в месяц (15 оболов в день, в одной драхме 6 оболов); македонянин, получавший двойное жалованье ( dimoirites – двудольник), – 60 драхм в месяц; «человек на 10 статеров» (десятистатерник) – 40 драхм в месяц (= 1,5 драхмы в день); простой солдат – 30 драхм в месяц (согласно Арриану, VII, 23, 3). Исходя из минимальной выплаты моряку в размере одной драхмы в день, как во времена Фукидида (VIII, 29) – не включая пропитание, входившее в обязанности городов, – македонское командование должно было выплачивать флоту, стремившемуся любой ценой избежать контакта с врагом, ежедневно 5,3 таланта. К концу июля 334 года флот теоретически обошелся армии в 640 талантов (один талант – 6 тысяч золотых франков), что в девять раз превышало все деньги, которые имелись к началу похода! ( Плутарх«Жизнь», 15, 2). Отпуская союзные корабли, правитель лишь покорялся необходимости, причем необходимости финансовой. Ознакомившись по приписываемой Аристотелю «Экономике» со всеми приемами, использовавшимися для того, чтобы избежать выплаты жалованья, как-то его конвертировать или отложить, начинаешь понимать плачевное состояние духа, которое могло господствовать на борту. Я уже не говорю о приговоре, вынесенном Платоном (Законы, 706b—707b) гоплитам афинского флота, которые, по его мнению, способны были лишь на то, чтобы высадить десант и тут же убежать. Летом 334 года Александр ограничился тем, что оставил лишь двадцать афинских триер в качестве заложников и грузовые корабли, построенные для перевозки осадных механизмов.

Операции с 334 по 332 год

Последствия подобного пренебрежения не замедлили сказаться, причем достаточно серьезно. За зиму 334/33 года Мемнон с Родоса, назначенный Дарием верховным командующим всех азиатских сил на Средиземноморье, собрал большое количество наемников и снарядил триста кораблей. С их помощью он захватил острова Кос, Хиос, Тенедос и все города Лесбоса, за исключением Митилен, которые персы в конце концов все же возьмут приступом ( Диодор, XVII, 29; Арриан, II, 1). Киклады шлют ему послов. На Эвбее и Пелопоннесе поднимают голову сторонники Мемнона. Считается, что он намерен напасть непосредственно на Македонию и уж во всяком случае перерезать все линии снабжения войска Александра, увязнувшего в теснинах и пустынях Малой Азии. В Гордии в мае – июне 333 года царь приказал Амфотеру из Орестиды, младшему брату своего любимого Кратера, как можно быстрее вооружить и набрать команды на корабли, чтобы защитить Македонию и прикрыть проливы. Гегелох, назначенный командующим флотом, получил 500 золотых талантов, то есть сумму, достаточную на то, чтобы на протяжении четырех месяцев летней кампании выплачивать жалованье приблизительно ста пятидесяти экипажам. Самое большее, что ему удалось сделать, это разблокировать проливы с помощью триер Греческого союза и войск освобожденных греческих городов. «В это же время, – пишет Квинт Курций (IV, 1, 36), – и флоту македонян, вызванному из Греции, удалось взять верх над Аристоменом (еще один грек на службе у персов!), которого Дарий послал отвоевать берега Геллеспонта (от Дарданелл до Босфора): все его корабли были либо потоплены, либо захвачены». Но Фарнабаз, командовавший персидским флотом, вновь овладел Милетом и потребовал с него огромную военную контрибуцию; затем он разместил гарнизон в городе Хиос и с сотней судов захватил Андрос и Сифнос на Кикладах, взяв с них большую дань. Тридцать пять тысяч греческих моряков своими кораблями поспешно пытались прикрыть берега Фракии и Македонии. В сентябре 333 года решалась судьба всего Азиатского похода, и решалась она в Эгейском море. Три главных города Греции – Фивы, Афины и Спарта – уже отправили послов в Дамаск. Они вот-вот должны были вступить в союз с Дарием против Александра ( Арриан, II, 15, 2–5).

Битва при Иссе в конце октября 333 года переворачивает всё. «Надежда переметнулась в другой лагерь, сражение переменило душу». Персидское командование совершило минимум две стратегические ошибки: оно упустило прекрасный случай высадить свою морскую пехоту в количестве не менее 60 тысяч человек на беззащитные берега Македонии; оно отозвало 30 тысяч греческих наемников, сражавшихся на флоте, чтобы бросить их в битву при Сирийских и Киликийских воротах. Узнав, что при Иссе они потерпели поражение, а их послы пленены, греческие города одумались. Корабли с экипажами из кипрских и финикийских городов поспешно, еще до наступления зимы, вернулись в свои порты, как будто для защиты того, что осталось от Персидской державы, а на деле, чтобы перейти на более сильную сторону. В течение зимы 333/32 года правители Кипра и ассиро-финикийских берегов сдавались победителям при Иссе и Дамаске, то есть практически все морские силы Дария перешли на службу Греческому союзу и Македонии. Так, пока македонская армия топталась у острова Тир, образовался огромный флот, полностью составленный из иностранных кораблей, самый большой, какой македонский флотоводец Гегелох когда-либо имел в своем распоряжении. В течение лета 332 года флот собирался в Сидоне, непосредственно перед тем, как вступить в бой и взять Тир штурмом. Согласно Арриану (II, 20, 1–3), в это время флот насчитывал около 225 военных кораблей: около 80 пришло из Арвады (Арада), Библа и Сидона, 120 – с Кипра, в первую очередь из эллинизированных городов Амафунта, Куриона и Саламина, 15 – с берегов Киликии и Ликии, 10 – с острова Родос. Без них Тир никогда бы не капитулировал, никогда финикийская торговля не уступила бы торговле греческой, и гетайры Александра никогда бы не выдвинулись так далеко вперед – на Египет, Вавилонию и Индию.