Текст книги "Пропущенный мяч"
Автор книги: Пол Бенджамин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
При виде меня Джуди улыбнулась и представила меня Бэрльсону и его помощнику. Мы обменялись рукопожатиями. Они уже знали, кто я такой, и приняли меня как собрата по оружию. Все мы в одной упряжке, казалось, говорили они, так давайте работать вместе. Меня ободрил тот факт, что Бэрльсон не возражал против моего присутствия, как обычно делали адвокаты. Он понимал, что я могу оказаться очень полезен.
Характер Бэрльсона представлял собой любопытную смесь пылкости и сдержанности. Темно-серый костюм, дорогой, строгий и прекрасно сшитый, свидетельствовал о том, что его обладатель человек опытный, уверенный в своем успехе. В то же время он носил роскошную седую шевелюру, говорящую о его эксцентричности. Он производил впечатление гения, способного восхищать и покорять зал суда внезапными взрывами красноречия. От него веяло надежностью, которая успокаивала клиентов. Я не слишком ценил такой стиль и чувствовал себя не в свой тарелке, но не хотел с ним ссориться. Его карьера была построена на громких судебных процессах, и было совершенно естественно, что и здесь он вышел на сцену. Для меня было важно только одно – чтобы он добился оправдания Джуди.
– Если не возражаете, я хотела бы сказать пару слов Максу с глазу на глаз, мистер Бэрльсон, – сказала Джуди. – Есть некоторые вопросы, которые я предпочитаю обсудить прежде, чем мы начнем работу.
– Прошу вас, – ответил Бэрльсон, – нам с Хэрлоу тоже есть чем заняться. Так что не торопитесь.
Джуди провела меня по коридору в свою комнату. Тихо закрыв дверь, она подошла ближе и прижалась ко мне.
– Обнимите меня крепче, – сказала она, – мне страшно. Боюсь, что не выдержу этого.
Я осторожно обнял ее. Она положила голову мне на плечо. Я целовал ее лоб и щеки и говорил, чтобы она не волновалась, что все скоро уладится. Закрыв глаза, она просила целовать ее, взять ее, как будто хотела в моих объятиях уйти от страшной реальности. Я усилием воли заставил себя, отстраниться.
– Нам нужно поговорить, Джуди. У нас нет сейчас времени.
– Я просто хотела не думать об этом, – прошептала она. – Я просто хотела бы, чтобы ничего этого не было.
– Мы должны действовать, чтобы исправить положение.
Я нежно подвел ее к кровати и усадил. Она цеплялась за мою руку. Казалось, я стал для нее источником энергии, мог приводить ее в действие, как заводную куклу. Она подняла на меня глаза и только сейчас заметила синяки на моем лице. Это зрелище вернуло ее к реальности.
– Боже мой! Что с вами приключилось? У вас ужасный вид!
– Это долгая история, – ответил я. – Вы помните, как я спрашивал у вас об отце Чипа Контини? То, что вы видите, дело рук его пластических хирургов.
– Значит, он действительно был замешан в этом деле?
– Замешан, но неизвестно, до какой степени. Точно то, что пять лет назад он организовал несчастный случай с вашим мужем. Но зато я начал сомневаться, что это он послал письмо с угрозами, и я абсолютно уверен, что он не несет ответственности за смерть Чепмэна.
Она протянула руку, чтобы взять сигареты с тумбочки у кровати.
– Вы хотите сказать, что катастрофа, в которой пострадал Джордж, не была случайной? Что Виктор Контини пытался его убить?
В течение пяти лет она жила с убеждением, что трагическое столкновение было волей случая, обычным дорожным происшествием. Сегодня она узнала о том, что катастрофа была подстроена другим человеком. Мысль об этом вселяла в нее ужас. Все равно что узнать, что пять лет жил в доме с неисправной котельной и в любой момент мог взлететь на воздух. Она переживала страх за прошлое.
– Я обнаружил много неожиданного для нас обоих, – сказал я. – Контини не единственный, кто был зол на Джорджа. Ни один из тех людей, с которыми я встречался, не сказал о вашем муже ничего хорошего.
– Я предупреждала вас, что это сложный человек, – ответила она, затем остановилась, внезапно растерявшись. – Я хотела сказать, был сложным человеком. Был! О боже! Джордж мертв! Я не могу привыкнуть к этому. – Она посмотрела на дверь, будто ожидая, что сейчас он войдет в комнату.
– Я знаю, что вы сто раз уже все рассказывали полиции и Бэрльсону, но я хочу услышать лично от вас точное описание вчерашних событий. Прокуратура основывает обвинение на том, что вы вместе завтракали на кухне и вас видели выходящей из дому почти сразу после того, как он принял яд. Я должен знать, что случилось на самом деле, иначе я не смогу вам помочь.
Она в пепельнице затушила сигарету и тотчас зажгла вторую. Она курила одну за другой также, как другие пьют без перерыва, не замечая этого.
– Все очень просто, – сказала она. – Я пыталась объяснить этому полицейскому, Гримзу, но он не захотел мне поверить. – Она глубоко вздохнула. – Мы с Джорджем поспорили. Он услышал, как я говорю с вами по телефону и вошел в ужасной ярости. Он ругался, обвинял меня в том, что я лезу в его дела, угрожал меня убить. Обычная ссора, мы привыкли к ним. Я хотела успокоить его и предложила позавтракать. Он извинился, и несколько минут я думала, что гроза прошла. Но как только мы сели за стол, он снова завелся. Он был просто не в себе. Говорил, что я вешаюсь вам на шею, веду себя как последняя шлюха. Макс, он говорил ужасные вещи! Я не могла больше его слушать и убежала, хлопнув дверью. Когда же через несколько часов я вернулась, здесь была полиция и Джордж был мертв.
– А яд? Гримз утверждает, что у него есть доказательства того, что именно вы его купили.
– Это правда. Я купила его. – Она пожала плечами с жалкой улыбкой. – В этом вся загвоздка. Чем больше я говорю правды, тем хуже становится мне.
– Зачем вы купили яд?
– Джордж попросил меня об этом. Он сказал, что в кухне завелись мыши и он хочет от них избавиться.
– Там действительно были мыши?
– Не думаю… Я не помню, чтоб он пользовался отравой. И я уверена, что он не ставил пузырек в кухонный шкаф, потому что я никогда его там не видела.
Я встал с кровати и прошелся по комнате, усваивая новую информацию и стараясь уложить ее в новую схему, которая понемногу начала вырисовываться у меня в голове. Я знал, что убийство Чепмэна надо рассматривать под совершенно особым углом зрения, но не видел, как за это взяться. Джуди обеспокоенно следила за мной, в конце концов не выдержала и спросила:
– Что-нибудь не так, Макс?
Я избегал прямого ответа на ее вопрос.
– Для Бэрльсона это будет трудное дело, – медленно произнес я. – Все складывается против вас. Полиции хватает доказательств вашей виновности, и она прекращает расследование по приказу прокуратуры. А это значит, что настоящий преступник ушел и может спокойно ждать, пока вам вынесут приговор.
– Я доверяю Бэрльсону. Он не позволит приговорить меня.
– Что до меня, то я не доверяю никому. Тем более в таком деле. Доказательства безупречны, и я предпочитаю не думать, каким образом суд будет использовать их против вас. Ваш муж пользовался большой популярностью, и когда они откроют вашу связь с Бриллем, они получат необходимый мотив преступления.
Она прикурила очередную сигарету.
– Дело плохо, правда?
– Очень плохо, если только я не найду истинного виновника.
Луч надежды засветился в ее глазах.
– Если они узнают, что мы с Биллом расстались два года назад, это изменит их мнение?
– Они также узнают, что вы уже порывали однажды и все-таки возобновили вашу связь. Но самое главное, они узнают, что вы не были верной и преданной супругой.
– И не важно, что я пыталась быть ею? – заметила она угрюмо.
– Расскажите мне немного о Брилле, – попросил я, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей.
– Что вы хотите знать?
– Как он воспринял ваш разрыв полгода назад?
– Он был потрясен и умолял не покидать его.
– Он ревнив?
– Нет, не думаю. Брилль интеллектуал, он обладает рациональным взглядом на чувства и может трезво оценивать ситуацию с точки зрения другого человека. Поэтому он и стал таким хорошим социологом. Он не тот человек, чтобы распаляться из-за чего бы то ни было, даже из-за ревности. Я бы даже назвала это недостатком.
– Он все еще любит вас?
– Уверена, что да.
– А вы? Какие чувства вы испытываете к нему?
Она подняла на меня свои бездонные карие глаза, внезапно утратившие свой обычный блеск.
– Все кончено, Макс. Я никогда не вернусь к нему, чтобы ни случилось.
Я вернулся в гостиную, а Джуди пошла на кухню к матери. Я вкратце рассказал Бэрльсону и Хэрлоу все, что произошло со мной с того дня, когда в моей конторе появился Джордж Чепмэн. Главное, что я продолжаю расследование, как и раньше, объяснил я. Если я получу доказательства невиновности Джудит, дело не дойдет до суда. А пока они должны готовить защиту.
Бэрльсон спросил, каковы у меня шансы найти что-либо весомое, и мой ответ был пессимистичен. Бэрльсон и Хэрлоу также не были преисполнены оптимизма. Мы договорились помогать друг другу и не терять контакта.
Когда я собирался уходить из квартиры, в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял Брилль. С недовольной миной он смерил меня взглядом.
– Что вы здесь делаете? – спросил он.
– Именно этот вопрос хотел задать вам я.
– Я пришел повидать миссис Чепмэн. Я один из ее ближайших друзей.
– В прошлый раз вы утверждали совершенно противоположное. Я думал, вы едва знакомы.
– Мне не нравится ваш тон, Клейн. Вы не должны вмешиваться в дела, которые вас не касаются.
– Но меня как раз это касается. Я работаю над этим делом. Если бы вы были более откровенны со мной раньше, Чепмэн, возможно, был бы жив.
– Вы не имеете никакого понятия, о чем говорите.
– Конечно, – продолжал я, – смерть Чепмэна вас не слишком печалит. Раз муж выбыл из игры, вы можете попытаться завоевать сердце безутешной вдовы. Может быть, на этот раз вам повезет.
Лицо Брилля исказила ярость, и на секунду мне показалось, что он бросится на меня с кулаками.
– Я не грубый человек, Клейн. Но не стоит доводить меня до предела. Ваши комментарии непристойны. Вы не имеете права так со мной говорить.
– Почему бы вам не извлечь из этого выгоду, профессор? – Я продолжал его провоцировать. – Вам будет легче, если вы дадите выход своему гневу. – Появление Брилля вызвало во мне бешеную враждебность. Я смотрел на него как на угрозу чувствам, которые я испытывал по отношению к Джуди. Я позволил эмоциям взять верх над работой, хотя давно знал, что эта самая большая глупость в моей профессии. Я испытывал жгучее желание подраться с ним, но в прихожую вошла Джуди.
– Билл! Что ты здесь делаешь?
– Здравствуй, Джуди, – сказал он, натянуто улыбаясь. – Я пришел повидаться с тобой, но этот хулиган мешает мне войти.
– У нас небольшая дискуссия, – объяснил я, – о мотивах, определяющих поступки человека.
Раздосадованная злобным выражением моего лица, Джуди среагировала соответственно нашему настроению:
– Мне наплевать, о чем вы спорили. Двое взрослых людей ведут себя как дети, это глупо. Почему вы не оставите его в покое, Макс? Он вам ничего не сделал. В моем доме достаточно проблем, чтобы заниматься еще и оскорблениями.
– Все уже закончено, – сказал я. – Я ухожу.
Перешагивая через порог, я обернулся, чтобы в последний раз увидеть лицо Джуди. Она смотрела на Брилля, на ее лице смешивались выражение ненависти и жалости. Что-то темное и загадочное было в ее глазах, чего я не замечал раньше, – сильная, почти пугающая страсть. Воспоминание об этом лице не покидало меня весь день.
15
Я начал сначала. Я решил забыть обо всех недавних открытиях, полученных уроках и возвратиться к нулевой точке отсчета. Я понял, что до этого все время шел по кругу. Чепмэн пришел ко мне с письмом угрожающего содержания, и с момента его смерти я продолжал предполагать, что автор письма и убийца – одно лицо. Это был упрощенный подход. Но ничто не доказывало, что в преступлении участвовал только один человек. Автор письма, по всей видимости, имел доступ к какой-то тайне, которую Чепмэн хотел скрыть. И если один человек знал его секрет, то не исключено, что в курсе был и другой. Этот вариант был вполне вероятен. Чепмэн получил письмо в понедельник, а всего через три дня – слишком рано для того, чтобы испугаться по-настоящему, – он был отравлен. Автор письма не стал бы действовать столь стремительно. Это могло означать, что Чепмэн оказался меж двух огней, что за кулисами основной сцены происходил второй спектакль, более важный. После того что я узнал о Чепмэне, это выглядело логично: Джордж был замешан во многих неприглядных махинациях, знал много людей и имел много врагов. Любой из них мог пожелать его смерти.
В первую очередь нужно было раскрыть тайну Чепмэна. Во время моих первых встреч с Лайтом и Контини я не знал, что искать, но теперь я не позволю им утаивать информацию. Я решил продвигаться вперед, не отклоняясь от намеченной цели.
В два тридцать я вернулся к себе в контору с пачкой сигарет, двумя сандвичами и банкой пива. Усевшись за рабочий стол, я разложил свой завтрак и взял телефон. Сперва я позвонил Эйбу Калахану. Смерть Чепмэна заставила его поспешно вернуться в Нью-Йорк, и я надеялся, что он согласится поговорить со мной. Он сразу же заявил, что помнит меня по делу Бэнкса. Весь свет связывает мое имя с этим процессом, словно последние пять лет я просто не существовал. Сорок восемь часов я блистал на страницах газет, подобно другим героям дня, а затем исчез в тумане. В прессе для меня не осталось места, кроме, может быть, рубрики «Что с ними стало?». Калахан не сказал, приятно ему это воспоминание или нет, а я воздержался от прямого вопроса. Я объявил, что работаю над делом Чепмэна.
– Дела Чепмэна не существует, – возразил он. – Вы не читаете газет? Вчера арестовали его жену, и все восхищаются оперативной работой полиции. Все, кроме меня. Не только потому, что мы потеряли одного из наиболее привлекательных кандидатов, но и замечательного человека.
– Я читаю газеты. Но повторяю: я работаю над делом Чепмэна.
– В сущности, кто вы такой? Чемпион по проигранным делам?
– Я не навешиваю на себя ярлыков. Я просто выполняю свою работу. Пока что моя работа не закончена. Я вам и звоню, чтобы получить информацию.
– Какого рода?
– Конфиденциального характера. Я хочу узнать, собирали ли вы для предвыборной кампании сведения о моральном облике Чепмэна? И если да, то что было обнаружено?
На том конце провода помолчали.
– Большинство журналистов отдали бы правую руку за такой лакомый кусочек. С какой стати я должен говорить об этом с вами, если я не соглашался говорить об этом с ними?
– Потому что журналисту наплевать на все, кроме своей подписи под статьей на первой полосе, и потому что я не собираюсь разглашать доверенную мне информацию. Я действительно хочу разгадать эту тайну, но у меня мало времени.
Снова наступила тишина, и я физически ощутил, как Калахан борется с нерешительностью. Я отхлебнул пива.
– Хорошо, Клейн. Я откроюсь вам, если это необходимо. Мы проводили такое расследование, но только потому что это стало касаться политики. Лет пять-шесть назад никто бы не подумал о подобных вещах. Но вы сами знаете, что происходит сегодня при малейшем намеке на скандал. Политическая партия обязана быть вне подозрений.
– Избавьте меня от предисловий. Я в курсе политической ситуации. Мне достаточно голых фактов.
– Ладно, вот вам факты. Мы узнали, что Джордж оказался в очень опасной ситуации из-за конфликта по поводу контракта с Чарльзом Лайтом, владельцем «Американз».
– Это я знаю. Что-нибудь еще?
– Еще мы узнали, что брак Джорджа на грани распада в самом разгаре избирательной кампании.
– Сейчас уже все в курсе его сердечных дел. Есть нечто такое, что он хотел скрыть любой ценой? Возможно, какое-то преступление или что-то в этом роде, что могло дискредитировать его в глазах общественности.
– Нет, ничего такого мы не обнаружили. Два факта, о которых я сказал, достаточно серьезны для нас. Но мы решили, что в любом случае Джордж своей популярностью сумеет смягчить шок.
– Кто вел расследование?
– Один из служащих агентства Дамплер. Его зовут Уоллис Смарт. Он хорошо работал над этим в течение месяца.
– Вы в самом деле верили, что Джордж победит на выборах, не так ли?
– Скажем так: все произведенные нами опросы показали, что его шансы на победу выше, чем у самого лучшего кандидата республиканской партии. Такого никогда не было. Джордж был чрезвычайно одаренной личностью. Он обладал настоящим инстинктом. Я бы не удивился, если бы в один прекрасный день он занял пост президента.
– Интересно.
– «Интересно», – передразнил он меня. – Это трагедия – вот что это такое, черт меня побери!
Я позвонил в агентство Дамплер и спросил Уоллиса Смарта. Мне ответили – это невозможно, мистер Смарт три недели как ушел из агентства.
– А где его можно найти? – поинтересовался я.
– Он окончательно бросил работу частного детектива, только что получил небольшое наследство и покинул страну. Говорят, он уехал на Гаваи.
Я спросил:
– Остались ли в городе его родные, у которых я мог бы узнать его новый адрес?
Жена и дети мистера Смарта погибли в автомобильной катастрофе десять лет назад. Других родственников у него нет.
Я вытащил из ящика белый лист бумаги и написал на нем большими буквами имя «Уоллис Смарт». Число людей, знавших секрет Чепмэна, увеличилось до трех. Смарт оставил работу под предлогом получения наследства, это означало, что он продал информацию тому, кто смог щедро за нее заплатить. Этим человеком мог быть Чарльз Лайт, например. Если остальные способы будут исчерпаны, я всегда могу броситься на поиски Смарта. Мистер Уоллис Смарт – бывший частный детектив, бывший житель Нью-Йорка, продавец чужих секретов. Мой запасной вариант.
Расправившись со вторым сандвичем, я провел следующие пять минут за увлекательной беседой с очаровательной телефонисткой из Южной Каролины. Она терпеливо помогала мне отыскать название ресторана, который содержал некий Рэнди Фиббс. Место называлось «Дэнди Рэнди». Листая справочник, она расспросила меня о погоде в Нью-Йорке, назвала меня «птенчиком» и сказала, что у меня прекрасное произношение, лучше чем у актеров, которых показывают по телевизору. Судя по голосу, она была такой хорошенькой, что я с трудом оторвался от телефона. А может, это была шестидесятилетняя старушка, разбитая ревматизмом, но какая разница?
Пять лет назад Рэнди Фиббс был стареющим запасным игроком в «Нью-Йорк Американз». Из всей команды он один сумел завязать некое подобие дружеских отношений с Чепмэном. Фиббс почти все время проводил на скамье запасных, но при необходимости мог играть на второй линии в течение одной-двух недель. Во время Уорлд Сериз он принимал участие в трех последних матчах и сделал несколько неплохих ударов. Это позволило ему продолжить спортивную карьеру на один сезон. Это был игрок, движимый страстью, а не талантом, и мне всегда доставляло удовольствие смотреть, как он, раздувая щеки, натягивает перчатку или орет, надсаживая горло, на арбитров, обвиняя тех в мошенничестве. Чепмэн и Фиббс являли собой совершенно немыслимую парочку. Но Фиббс был единственным, кого не смущало то обстоятельство, что Чепмэн был интеллектуалом, закончившим престижный университет, богачом и знаменитостью. Фиббс вышел из круга, где эти вещи не имели ровным счетом никакого значения. Он был простым хорошим парнем, и Чепмэн казался ему таким же.
Он не сразу понял, зачем я звоню. Об убийстве Чепмэна он узнал накануне по телевизору, об аресте Джудит – сегодня по радио. Он отзывался о ней как об очень милой женщине и сказал, что не понимает, зачем ей понадобилось таким образом поступать со стариной Джорджем. Джордж был его хорошим приятелем, и они каждый год посылали друг другу открытки на Рождество.
– Рэнди, я хочу, чтобы вы вспомнили последний сезон Джорджа пять лет назад.
– Хорошо, приятель. Вспоминаю. Тогда Джордж забивал классные мячи!
– Вы были его лучшим другом, Рэнди, и вы можете лучше других рассказать мне то, что нужно.
– Я был не только лучшим его другом, – заявил Фиббс без ложной скромности. – Я был единственным другом Чепмэна. С другими он не сказал и пару слов, как будто ему не очень-то и хотелось быть в команде. Джордж был непростой чувак. С ним было лучше не связываться. Но мы ладили как нельзя лучше. Я думаю, ему нравилась моя манера говорить.
– Отличалось ли в тот год его поведение от обычного? Может, он был чем-то озабочен?
– У Джорджа всегда было что-то на уме, башка у него варила по-настоящему. Он заставлял свои мозги работать больше, чем Эйнштейн и иже с ним.
– Но вы заметили в его поведении что-то необычное, особенное? Выглядел ли он подавленным?
– Джордж всегда выглядел немного, как вы говорите, подавленным. Он слишком серьезно воспринимал старый добрый бейсбол. Не как игру, а как работу. Не думаю, что это доставляло ему наслаждение, как мне, например. Он всегда был так сосредоточен… В то время как для остальных парней выйти на поле – уже счастье.
– Итак, в тот год вы не заметили в нем никаких перемен?
– Ну… я тут подумал… но я не знаю, насколько это интересно для частного детектива… Иногда все-таки Джордж был странноват. В середине сезона у него появилась привычка заходить ко мне перед началом матча и говорить: «Рэнди, сегодня я забью три мяча», – или что-нибудь в этом роде. И почти всегда исполнял свое обещание.
– То есть его больше интересовал личный успех, чем победа команды?
– Нет, я бы не сказал. Джордж, как все, хотел победить. Разница в том, что он очень высоко ставил для себя планку, будто он обязан везти всю команду на своих плечах. Если вдуматься, так оно и было.
Наступило молчание, и я спросил:
– Как дела с рестораном, Рэнди?
– Отлично, старина. Здесь еще помнят времена, когда Рэнди Фиббс играл за «Американз».
– Если я когда-нибудь буду проездом в Чарльстоне, не премину посетить ваш ресторан.
– Я рассчитываю на вас, – ответил он с энтузиазмом. – Приготовлю вам фирменное блюдо Фиббса, и вы будете счастливейшим человеком на свете.
После Чарльстона я позвонил в Сан-Диего и поговорил с мексиканской гувернанткой, работающей у родителей Чепмэна. Телефон разрывался со вчерашнего вечера, и Чепмэны перестали отвечать на звонки. С трудом прорвавшись сквозь сетования гувернантки, которая не переставая повторяла, как это все ужасно, я узнал, что было решено перевезти на самолете тело Чепмэна в Калифорнию и похороны состоятся в Сан-Диего.
Наконец я позвонил в Миннесоту. У Чепмэна, как оказалось, не было ни одного настоящего друга, кому он мог бы довериться, и я подумал, что он наверняка поддерживает отношения со старшим братом Аланом. Тот работал врачом в Блумингстоне. Ассистентка доктора Чепмэна передала мне, что шеф уехал в Сан-Диего прошлой ночью. В его семье произошло несчастье. Да, сказал я, я кое-что слышал об этом.
На автоответчике для меня было два послания. Одно от Алекса Вогеля, журналиста из «Пост», а второе – от Брайана Контини. Он звонил незадолго до моего прихода. Что касается Вогеля, я решил, что он узнал мой телефон благодаря связям в полицейском департаменте и хотел выудить из меня подробности убийства Чепмэна. «Пост» регулярно печатала сенсационные статьи о различных кровавых происшествиях. Каждое убийство, пожар или акт насилия преподносился читателю как предзнаменование Апокалипсиса, а я принципиально избегал встреч с подобными журналистами. Если Вогель мечтает со мной поговорить, ему придется проявить небывалую настойчивость.
Чип уже покинул свой офис, когда я ему позвонил. Он ушел на весь день, сказала его секретарша. Я спросил, не знает ли она случайно, зачем он хотел связаться со мной. Ленивым тоном, означающим «я-работаю-здесь-и-точка-и-больше-ничего», она ответила, что не в курсе. Мне пришло в голову, что Чип мог пораньше отправиться с отцом на семейный уик-энд в Вестпорт. С разочарованием я констатировал, что Чип предоставил Бэрльсону все заботы по подготовке защиты Джуди. Юридическая практика превратилась для него в уютное гнездышко, выложенное, как пухом, деловыми бумагами, контрактами и теплыми рукопожатиями, и он был слишком труслив, чтобы рискнуть выйти за его пределы. Талия его скрылась под толстой подушкой дряблого мяса, а мозг обволакивал слой жира, который защищал его от раздражений внешнего мира. Подумать только, ведь это был тот же человек, с которым мы вместе учились на юридическом факультете и мечтали о труде во имя справедливости…
Я собирался сделать еще один звонок, как вдруг телефон залился трелью. После того как я добрых полтора часа крутил телефонный диск, мне казалось ненормальным, что кто-то мог звонить мне сам. Я молил бога, чтобы это оказался не репортер из «Пост», и мое желание было исполнено. Это был простуженный.
– Вы не отказались от дальнейших попыток, мой друг? – спросил я его.
– Вы тоже, Клейн. За вами следили весь день, и у меня сложилось впечатление, что вы не желаете прислушаться к нашим советам.
– Напротив. Как раз в данную минуту я изучаю туристические рекламные проспекты. Вы не представляете, сколько интересных мест можно посетить в наши дни! Вы будете счастливы узнать, что я наконец принял решение – я проведу каникулы в Анкоридже на Аляске. Одна загвоздка – туда можно попасть только на грузовом судне из Нью-Йорка через Панамский канал, а следующий рейс не раньше, чем через шесть месяцев.
– Я предлагаю вам избрать другое место для курорта.
– У меня есть и запасной вариант – Нью-Йорк. Говорят, это райское местечко для отдыха, даже если большинство жителей не согласно с этим.
– Вы умрете, если решите остаться.
– У вас слабые нервы. Я понял вашу мысль с первого раза. Нет нужды повторяться.
– Тогда почему вы игнорируете мои слова?
– По двум причинам. У меня здесь работа, и я вас не боюсь.
– Вы пожалеете об этом. Я предупредил вас, не забывайте.
– Сейчас же куплю себе носовой платок и завяжу узелок на память.
– С этой минуты улицы Нью-Йорка для вас небезопасны. Каждый ваш шаг может оказаться последним.
– Проституткам тоже небезопасно гулять по улицам, однако они как-то выкручиваются. Может, и мне повезет.
– Не повезет. Удача покинула вас, Клейн.
– Спасибо за предупреждение. Я как раз завтра собирался поставить пару долларов на одну лошадку, но теперь воздержусь.
– Вы от многого должны воздержаться, мистер Клейн. Ваше будущее не стоит теперь ни цента.
– Прекрасно, – ответил я. – В ближайшее время я постараюсь изменить ваше мнение.
Но простуженный не слышал меня. Он повесил трубку. Я смахнул со стола крошки и выбросил в мусорное ведро салфетки и банки из-под пива. Было четыре пятнадцать. Я хотел открыть сейф и взять револьвер на случай, если простуженный будет подстерегать меня на улице, но вспомнил, что у меня больше нет оружия. Револьвер лежит теперь где-то на дне карьера.
Снаружи не было никого, но осторожность побудила меня взять такси. Через двадцать минут мы подъехали к книжному магазину на Восьмой улице. Магазинчик отстаивал принцип, что книги обладают свойственной им продолжительностью жизни и не разрушаются с приходом новой весны. Сюда не устремлялись, чтобы приобрести последнюю новинку на девятистах страницах, порожденную извращенным воображением романистки с Беверли Хиллз, сюда приходили сделать выбор. Здесь было несколько сборников стихов, которые шесть-семь лет валялись на полках в ожидании своего покупателя. Главная идея магазинчика была в том, что хорошие книги ждут своего читателя и могут пережить нас всех.
Я сразу поднялся на третий этаж, где находились работы по истории, социологии и психологии. Шесть из одиннадцати произведений Уильяма Брилля были представлены в виде карманных изданий. Я пробежал глазами названия и остановил свой выбор на «Внутри, снаружи: биография профессионального вора», «Обратная сторона закона. Исследование мотивов поведения преступника» и «Гангстер во фланелевом костюме: главарь мафии в качестве делового человека».
У юноши за кассой, одетого в форменную рубашку, было удивленное лицо, как у любого новичка. Его позабавил мой выбор. По его мнению, я отнюдь не походил на студента.
– Я думаю посвятить себя карьере преступника, – заявил я, – и решил немного подковаться в теории, прежде чем перейти к практике.
Он улыбнулся, с готовностью подхватив игру:
– И что вы намечаете для первого раза?
– Для начала ограбить банк. Что вы об этом думаете?
Он покачал головой:
– Слишком рискованно. На вашем месте я бы попробовал что-нибудь более респектабельное. Шантаж, например.
– Проблема в том, чтобы найти подходящую жертву. Это потребует большой предварительной работы.
Он сделал жест, обводя рукой всех клиентов в магазине.
– Все это потенциальные жертвы, – сказал он, – достаточно сделать выбор. Держу пари, что в этом городе нет человека, которому совершенно нечего скрывать.
– Вы говорите как персонаж из фильма.
– Да, – сказал он, притворно сконфуженно опустив голову, – я часто хожу в киношку.
Общая сумма достигала пятнадцати долларов. Интересно, какая часть от этой суммы пойдет в карман Бриллю. Я утешал себя мыслью, что могу занести эту покупку в список расходов, оплачиваемых клиентом.
Через сорок минут я возвращался в контору, нагруженный пиццей, упаковкой баночного пива и книгами. С комфортом расположившись на диване, я посвятил последующие часы чтению. Незаметно опустилась ночь, на улицах смолкли шаги пешеходов и шум машин. Восточный Бродвей – дневной район, в час ужина здесь царит темнота. Немое присутствие города за окном успокаивало меня, и я читал с быстротой и прилежностью студента, готовящегося к экзамену.
В девять тридцать я решил, что на сегодня хватит. Я вымыл руки, почистил щеткой куртку и приготовился уходить. Настало время нанести визит Чарльзу Лайту. Пусть это будет для него сюрпризом.
Воздух был свеж, и я бодрым шагом поспешил к перекрестку, надеясь увидеть такси на этой пустынной улице. Я прошел полтора квартала, когда первая пуля просвистела у меня над ухом и ударилась в кирпичную стену слева от меня. Не размышляя, я бросился на тротуар, будто это могло меня спасти. Иногда паника приводит в действие тело, прежде чем мозг отдаст приказание. Я лежал на земле, убеждая себя, что надо подняться и побежать. В этот момент прогремел второй выстрел. Пуля чиркнула об асфальт, взметнув фонтанчик пыли. Я перекатился в тень здания и услышал, как третья пуля разбила стекло над моей головой. Посыпались осколки стекла, и тут же в магазине сработала сигнализация. Завыла сирена – она и спасла мне жизнь. Мне абсолютно некуда было спрятаться, и если бы стрелок напал на меня в эту минуту, все было бы кончено. Но сирена напугала его. Я слышал звук шагов на противоположной стороне улицы и не мог поверить, что шаги удаляются. Вдруг все стихло. За тридцать секунд я перешел от жизни к смерти и обратно. Я вознес благодарственную молитву владельцу магазина, чья витрина была разбита. Простуженный ошибся. Удача не покинула меня. Доказательством этому был стук моего сердца.