Текст книги "Пропущенный мяч"

Автор книги: Пол Бенджамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Они хотели узнать, кто меня нанял, чтобы убрать Пиньято, сколько мне заплатили и какие еще подобные задания выполнял я в последнее время. Меня обзывали жидом, гомиком и коммунистом. Я заявил, что занимаюсь расследованием убийства Джорджа Чепмэна и что им следует позвонить Луису Гримзу из криминальной полиции Нью-Йорка. Я не был уверен, что Гримз захочет возиться со мной, но это был мой единственный шанс выбраться из Ирвингвилля до двухтысячного года.

Но мои откровения ничего не меняли. Им было прекрасно известно, что я не убивал Пиньято, но они пойдут до конца в своем маскараде, потому что это доставляет им удовольствие. Избиение беззащитного человека придавало им уверенности в собственной значимости. Горински и Майк были истинными американцами, и не каждый день им в руки попадалась такая легкая добыча, как я. Они знали, что никогда не смогут раскрыть это преступление. Пиньято был связан с бандой Контини, и его убийство было частью внутренней политики мафии. В таких местах, как Ирвингвилль, разборки между членами мафии не считались преступлениями, они были частью местного колорита, как салют Четвертого июля или полицейский бал. Их не раскрывают, их игнорируют. Горински не сделает ничего, что не понравится Виктору Контини. Как говорит пословица, не кусай руку, которая тебя кормит.

Меня спас требовательный желудок Горински. Приближался час обеда, и он начал уставать. Идея пойти пообедать привлекала его больше, чем мысль превратить меня в мясо для паштета. Он вышел из комнаты, и Майк продолжал работать без шефа. Через пятнадцать минут тот вернулся.

– Тебе повезло, Клейн, – объявил он. – Я только что говорил с Гримзом. Ты здесь больше не нужен. И постарайся больше не напоминать о себе.

– Не знаю, как вас благодарить, – сказал я. – Вы скрасили вашим присутствием мое пребывание в вашем городе, и мне жаль покидать его. Надеюсь вскоре сюда вернуться. Возможно, в следующий раз я захвачу с собой жену и детишек.

– Если ты покажешь свой нос в наших местах, – ответил Горински, – я тебя по стенке размажу. Ты пожалеешь, что родился на свет божий.

Майк достал ключ и открыл наручники. Я попытался восстановить кровообращение в затекших запястьях, но ничего не почувствовал. От локтя до кисти руки совершенно онемели.

– Вы храбрый человек, Горински, – сказал я. – Вы гордость этого города. Без вас простые люди вроде меня не смогли бы чувствовать себя в безопасности. Я хочу, чтобы вы знали, до какой степени я вам признателен. Благодарю вас. Благодарю вас от всего сердца.

Горински что-то проворчал сквозь зубы, повернулся на каблуках и вышел вон из комнаты. Майк торжественно проводил меня до приемной.

– Скажу вам одну вещь, – улыбнулся он, – вы здорово умеете переносить удары.

Для него это был всего лишь спорт, и он благодарил меня за то, что я оказался достойным соперником. Не важно, что игра была нечестной, что они не дали мне ни малейшего шанса. Я отказался пожать протянутую руку.

– Вы выбрали себе не того героя для подражания, – сказал я. – Хотите стать на него похожим, когда вырастите?

– На самом деле он неплохой парень, если узнать его поближе.

– Да… – задумчиво произнес я. – И Гитлер обожал детишек. Все время одна и та же история. В каждом злодее спит гуманист и плачет оттого, что его не разбудили.

Взгляд Майка стал жестче:

– Считайте, вам крупно повезло, что вы так легко отделались, Клейн.

– Постараюсь не забывать об этом. Каждый раз, проходя мимо церкви, я буду заходить туда и ставить свечку за Горински. А может быть, и за вас.

Пробило шесть часов. По телефону я заказал такси и поехал на Семнадцатую улицу, чтобы забрать свою машину. Конечно, тело будет болеть в течение многих дней, но я переживу. Во всяком случае Джордж Чепмэн и Бруно Пиньято не могли сказать о себе того же.

11

Вокруг моего автомобиля бродили трое мужчин. Они явно дожидались меня, и наверняка не за тем, чтобы поговорить о марке «сааб» 1971 года. Я мог бы приказать шоферу ехать дальше и отвезти меня на вокзал. Но меня всегда губило чрезмерное любопытство. Если они хотят получить от меня какую-то информацию, то и я, возможно, смогу у них что-то узнать. Я был реалистом и не ожидал взаимовыгодного обмена информацией, я просто надеялся на лучшее.

Они составляли забавную группу. Один из них – в джинсах, кожаном пиджаке и мотоциклетных сапогах – выглядел кандидатом в банду малолетних преступников. Он облокотился на капот машины, скрестив руки на груди, и жевал резинку. Взгляд его был пуст, как дырка от пули в консервной банке. Второй был постарше, одетый в чистенький спортивный костюмчик пастельно-голубого цвета и белые мокасины. Он курил сигарету и задумчиво шагал взад-вперед. Похоже, среди троих он был главным. Третьему было около пятидесяти, и он был одет в коричневый костюм, темную рубашку и белый галстук. Он смотрел на часы. Все трое были примерно моего роста. За исключением разницы в одежде они были похожи на одного персонажа на разных этапах жизни. «Портрет хулигана в трех поколениях», триптих.

Расплатившись с шофером, я вышел из такси и перешел через улицу. Троица провожала меня взглядами.

– Красивая машина, правда? – я обратился к Белому Галстуку. – Продаю за умеренную цену.

– Угомонись, Клейн, – сказал Спортивный Костюм. – Ты встретился со своей судьбой.

Я мечтательно прикрыл глаза.

– Надеюсь, она блондинка? Хорошенькая?

– Настоящая кляча, – ответил Кожаный Пиджак, подхватив игру, – но тебе придется довольствоваться и этим.

Они предусмотрели все. Кожаный Пиджак забрал мой пистолет и пошел к зеленому «бьюику», стоявшему чуть дальше, двое других приказали мне сесть за руль «сааба». Спортивный Костюм устроился на заднем сиденье, а Белый Галстук спереди, рядом со мной.

– Прежде чем купить эту колымагу, – сказал Белый Галстук, – я должен посмотреть, какова она на ходу. Я не хочу выкладывать денежки за развалину.

– Скажите, куда ехать, – сказал я, – и я с удовольствием отвезу вас.

Спортивный Костюм наклонился ко мне:

– Знаешь заповедник на Северной горе?

– Знаю.

– Поезжай туда. И без глупостей, Клейн. Ствол моей игрушки всегда нацелен на твою башку. При малейшем отклонении твои куриные мозги украсят лобовое стекло.

Я включил зажигание и отчалил. Зеленый «бьюик» поехал за нами. Пока что я ничем не рисковал. Несмотря на угрозы, Спортивный Костюм не нажмет на курок, пока я сижу за рулем. Ситуация была ясна. Это были люди Контини, они везли меня, чтобы закончить начатое сегодня утром в доме Пиньято. Я был единственным, кто знал правду о катастрофе с Джорджем Чепмэном, и с моим исчезновением Контини сможет спать спокойно. Однако ответ на самый главный вопрос ускользал от меня: почему Контини хотел убить Чепмэна, в чем причина? Я надеялся узнать об этом завтра во время нашей с ним беседы. Но теперь я не был уверен, что наша встреча состоится. Ни завтра, ни послезавтра, вообще никогда.

– Полагаю, у вас нет намерений просветить меня насчет того, почему я должен провести сегодняшний вечер в вашем чудном обществе? – спросил я у Белого Галстука.

– Потому что ты дерьмо собачье, вот почему, – ответил вместо него Спортивный Костюм. – Ты постоянно суешь свой поганый нос в чужие дела. Рано или поздно такие любознательные плохо кончают. Сегодня настал твой черед, голубчик.

– У вас, похоже, на все есть ответ, – сказал я. – Тогда еще вопрос: на кого вы работаете?

– У меня на все есть ответы в стволе моего револьвера, – усмехнулся Спортивный Костюм. – Любой из них может быстро закончить нашу дискуссию.

– А у вас хорошо подвешен язык. Вы так же быстро изрекаете банальные фразы, как младенец пачкает пеленки. – Я взглянул на него в зеркальце. – Вам пора перестать смотреть мультфильмы и читать комиксы про гангстеров.

– Смотри на дорогу, ублюдок. Когда мне понадобится твое мнение, я тебе пришлю почтовую открытку.

Мы ехали в западном направлении вдоль Спринг-авеню, главной торговой артерии Ирвингвилля, затем повернули на север. Пейзаж вокруг изменился. Из зоны заводов и складов мы плавно въехали в зону зажиточных деревушек, а затем в зону пригородных дач с ухоженными газонами, гаражами и бассейнами. Мы ехали в горы подальше от городской пыли, в сказочную страну, населенную известными врачами, важными чиновниками и богатыми домовладельцами. В этом мире люди ездили в клубы играть в гольф, изменяли женам с женами друзей и отправляли детишек в шикарные летние лагеря. Я испытывал странное чувство, проезжая мимо этих усадеб с револьвером у затылка. Как будто я вошел в другое измерение, мир абсурда, где царила логика детских считалочек. В этом мире Страх – черный «линкольн», мчащийся на красный свет, Насилие – горбатый садовник, подстригающий рододендроны, Смерть – завершение смешной истории, рассказанной за стаканчиком вина вечером на террасе. Все было по-другому. Вы ожидали увидеть одно, а обнаруживали совершенно иное.

Заповедник Северной горы включал в себя несколько гектаров леса, лужайки для пикников и туристские тропы на вершине холма. Без четверти семь заповедник был пустынным. Белый Галстук велел мне свернуть на узкую тропинку, ведущую через дубовую рощу. Зеленый «бьюик» следовал за нами по пятам. Через километр мы подъехали к большому лугу, и Спортивный Костюм приказал мне ехать по траве. Я подчинился. Здесь от них было невозможно скрыться. Я тут же окажусь на открытом месте и стану прекрасной мишенью для стрельбы. Лес на другой стороне дороги мог бы стать моим убежищем, но он был далеко. Я проклинал себя за то, что вышел из такси на Семнадцатой улице.

По приказу я остановил автомобиль, и мы вышли. Кожаный Пиджак выключил мотор своего Бьюика и присоединился к компании. Какое-то мгновение мы молча стояли в высокой траве, завороженные оранжевым светом сумерек. У меня мелькнула мысль, что мы превратились в тени, неподвижные силуэты пейзажа на одной из картин Де Кирико.

– Жаль, но мне не понравилась машина, Клейн, – проговорил наконец Белый Галстук. – У нее нет задней дверцы и мотор барахлит.

– Ничего страшного, – ответил я. – По правде говоря, у меня нет большого желания продавать ее.

Кожаный Пиджак открыл багажник «бьюика» и достал оттуда молоток. Затем подошел к «саабу» и насмешливо осмотрел его.

– Беда с этими иностранными автомобилями, – сказал он, – долго они не выдерживают в наших условиях. – Он поднял молоток над головой и обрушил его на лобовое стекло, которое разлетелось на мелкие кусочки. – Видишь, что я имею в виду. Один небольшой удар – и все сразу ломается.

– Очень мило, – сказал я. – Вам нужно подыскать работу на каторге. Вы завоюете огромный авторитет в тамошних каменоломнях.

– Это что, – сказал он, – посмотри-ка… Он снова размахнулся и расколошматил остальные стекла. Белый Галстук и Спортивный Костюм умилялись забавам молодежи. – Видишь, Клейн, – сказал Кожаный Пиджак. – Ты собирался всучить моему другу старую развалину. Я хочу, чтобы он видел, какую кучу лома он мог получить от тебя.

Свои пророческие слова он быстро претворил в жизнь. Все, что оставалось от «сааба», было уничтожено окончательно. За пятнадцать минут машина превратилась в груду лома. Кожаный Пиджак выломал дверцы, разбил капот, руль, разорвал обивку на сиденьях и проткнул ножом шины. Сейчас «сааб» больше походил на авангардистскую скульптуру, чем на средство передвижения двадцатого века.

Кожаный Пиджак вспотел от усилий и, закончив творческую работу, с трудом перевел дыхание. Но на лице играла победная улыбка. Спортивный Костюм зааплодировал с притворным восхищением.

– Конец первого акта, – сказал он. – Хорошее исполнение, а, Клейн?

– Мне больше нравятся другие спектакли, – сказал я. – Ваш приятель не умеет по-настоящему волновать публику. Трудно поверить в полное перевоплощение актера.

– Не волнуйся, ты в него поверишь, – сказал Белый Галстук. – Помоги ему, Энди.

Кожаный Пиджак разошелся. Глаза стали стеклянными и пустыми, как у маньяков и камикадзе. Все внимание он сосредоточил на мне. Меня озарила догадка, что он, возможно, находится под действием наркотика. В этом случае я смогу с ним справиться. Он замахнулся правой рукой. Я блокировал удар и нанес ему хук в живот. Пиджак глухо застонал и сложился пополам. Этот стон доставил мне глубокое удовлетворение. Терпя побои в течение двух дней, я впервые имел возможность ответить ударом на удар. Я и сам не ожидал в себе такой бешеной ярости. Кожаный Пиджак уже оправился от потрясения и, улыбаясь, поднимался с земли.

– Ты имел право на один удар, – сказал он. – А сейчас моя очередь.

Он снова ринулся на меня с той же непринужденностью, уверенный в своем превосходстве. Он считал, что находится вне пределов досягаемости. На этот раз я ловко уклонился и вмазал ему по челюсти. Шатаясь, он попятился назад и упал. Пока он не оклемался, я живо повернулся, чтобы предотвратить нападение с тыла. Передо мной стоял Спортивный Костюм, и его кулак был нацелен на мой живот. Белый Галстук спокойно прикуривал сигарету.

– Зря теряешь время, малыш, – сказал он безразлично. – Тебе это не принесет ничего, кроме новых неприятностей.

– Хоть душеньку потешил, – ответил я, задыхаясь. – Мне нравится, когда ваши дружки ползают передо мной на карачках.

И тут солнечный свет померк в моих глазах. Только что гигантский огненный диск висел над самым плечом Спортивного Костюма, и вдруг исчез. Удар настиг меня сзади, и я обмяк, как тряпичная кукла. Я ощущал себя мертвецом, которого несут на кладбище, и никто не пришел поплакать на похоронах. Меня положат в общую могилу и забросают грязной землей. Я слышал, как кто-то говорил:

– Посмотри-ка получше. Может, он уже коньки отбросил?

Я открыл глаза – я лежал на спине, и весь мир вокруг меня дрожал. Меня удивило, как можно двигаться, оставаясь в то же время совершенно неподвижным. Потом до меня дошло, что я лежу на полу в едущей машине. Впечатленный этим открытием, я долго обдумывал его с энтузиазмом ученого первопроходца. Затем я заметил, что руки у меня связаны веревкой. Снаружи было темно. За время моих похорон наступила ночь. С заднего сиденья раздался голос Спортивного Костюма:

– Рип Ван Винкль возвращается к цивилизации.

Белый Галстук сидел впереди, он обернулся, чтобы посмотреть на меня. Значит, за рулем был Кожаный Пиджак.

– Как жалко, – прокомментировал, мое пробуждение Белый Галстук. – Ты пропустил три четверти прогулки. Мы почти приехали.

Я повернул голову и застонал. Я чувствовал себя как артишок, у которого оторвали все листья. Мозг внутри черепной коробки превратился в желе.

– По расписанию у меня обязательная дневная сиеста. Это необходимо, чтобы быть всегда красивым, – сказал я.

– Судя по твоему храпу, тебе снились кошмары, – сострил Спортивный Костюм.

– Естественно. Мне приснился ты, – ответил я. – И вот я просыпаюсь в ужасе и вижу этот кошмар наяву. Как в той сказке, знаешь, – «Красавица и чудовище».

– Я тебе скоро расскажу сказку пострашнее, – пообещал Спортивный Костюм. – Если я постараюсь, ты уже больше никогда не проснешься.

Через пять минут машина притормозила на повороте и свернула на гравийную дорожку. По моим подсчетам, мы проехали по ней метров четыреста.

– Конечная, – объявил Спортивный Костюм. – Просьба всем пассажирам покинуть автобус.

Он открыл дверцу и вышел из машины. Затем они с Кожаным Пиджаком без особых церемоний выволокли меня наружу и бросили на землю. Гравий царапал мне спину, как будто меня положили на доску с гвоздями. Мне приказали встать. Я постарался исполнить приказание, но безуспешно. Спортивный Костюм угостил меня ударом по почкам, что также не способствовало моим успехам. После нескольких попыток мне удалось принять вертикальное положение. Голова была такая тяжелая, что перевешивала все остальные части тела. Мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к новому распределению веса в моем организме.

Ситуация была неблагоприятная, но с другой стороны, я был с ними уже несколько часов и все еще дышал. Если бы у них была инструкция убить меня, они не стали бы долго возиться. По всей видимости, Контини решил оставить меня в живых. Он просто хотел попугать меня и вывести из строя до окончания расследования по делу Чепмэна. Может, на старости лет его характер смягчился, подумал я. Или здесь была прямая связь с моим звонком Чипу. Если найдут мой труп, Чип сразу поймет, что в этом повинен его отец. Контини не боялся закона и, я уверен, плевал с высокой колокольни на мою драгоценную жизнь. Но он боялся, что его сын узнает, что он убийца. Забавно, как мораль проникает в самые черствые души, когда дело касается близких. Человек сделает все, чтобы сохранить уважение своего сына. Я и сам недавно размышлял по этому поводу.

Мы шагали вчетвером в течении четверти часа. Белый Галстук освещал нам каменистую дорогу карманным фонариком, а Спортивный Костюм подгонял меня, тыча в спину пистолетом. Я догадывался, что мы находимся в Кернз Керри, старом заброшенном карьере для добычи гравия. Его не использовали уже лет семь. Карьер был расположен в двадцати километрах от заповедника и был подходящим местом, чтобы тайно содержать человека в плену сколько понадобится. Когда мы начали взбираться на склон карьера, я понял, что не ошибся. Небольшое утешение, но по крайней мере я знал, где нахожусь.

Мы подошли к заброшенной хижине прораба. Белый Галстук открыл дверь и сказал:

– Вот твоя новая квартира, Клейн. Ты привыкнешь к ней за две недели.

– Великолепно, – вежливо сказал я. – Когда вы доставите мое пианино? Я не хочу утратить беглость пальцев.

– На твоем месте я бы не шутил, – сказал Спортивный Костюм. – Ты не понимаешь своего счастья. Я даже начинаю завидовать. По всем правилам тебе давно пора подохнуть. Но по каким-то причинам старик решил подарить тебе жизнь.

– Такая щедрость делает его достойным претендентом на Нобелевскую премию за вклад в дело мира.

Не обращая внимания на мои слова, Спортивный Костюм продолжал:

– Ты остаешься в живых, но это не значит, что ты будешь здесь развлекаться. Есть много способов сохранить человеку жизнь, которые гораздо хуже, чем смерть. Один промах – и ты будешь умолять нас пустить тебе пулю в лоб. Смерть покажется тебе отдыхом на Бермудах по сравнению с тем, что тебя ждет.

Комнатушка была небольшая, примерно три на пять квадратных метров, сырая и пыльная, в ней пахло сгнившим деревом. При свете электрического фонарика я разглядывал стол, несколько стульев и старые бухгалтерские книги. Эта грязная нора совсем не подходила для сцены спектакля с моим участием. Здесь негде будет развернуться, особенно когда на тебя смотрит дуло пистолета. Я начал смиряться с неизбежностью долгого пребывания здесь, но тут мне улыбнулась удача. Спортивный Костюм и Белый Галстук ушли. Они сказали Кожаному Пиджаку, что пойдут за жратвой и вернутся через часок. Тот попросил их купить ему сандвич с сосиской и пива. Мы остались одни, и мои шансы существенно возросли, но радоваться было рано. Предстояло найти способ завязать драку, не особенно рискуя своим черепом.

Пиджак сел на стул около двери, в одной руке фонарь, направленный мне в глаза, в другой – пистолет, глядящий мне в лоб. Я сел на пол в углу, отвернувшись от резкого света лампы. На воле стрекотали сверчки и время от времени квакали лягушки. Их кваканье напоминало звук старинного китайского инструмента с одной струной. Минут пять-шесть прошли в полном молчании. Я слушал, как мой юный друг энергично работает челюстями, перемалывая жевательную резинку.

– Эй, Энди, – сказал я. – Мне не дает покоя одна мысль. Ты мне не ответишь на маленький вопрос?

– Какой?

– Интересно, какие ощущения это вызывает?

– Что?

– Быть педиком.

– Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь, Энди. Хвастаешься своими мускулами, а сам голубой. Голубее не бывает.

– Я не обязан выслушивать твою брехню, недоносок.

– Тогда попробуй заставить меня замолчать. Я могу говорить что захочу. А такому вшивому пидору, как ты, нечем заткнуть мне пасть.

– Еще одно слово, и ты о нем пожалеешь.

Я надул губки:

– Фи, противный, какой ты грубый и неженственный.

В ответ он выстрелил, пуля ударилась в стену над моей головой.

Я продолжал кривляться:

– Энди, крошка, ты меня совсем не любишь.

– Если не уймешься, я прицелюсь поточнее.

– Ты не можешь меня убить. Тебе приказано оставить меня в живых. Если ты не выполнишь приказ, тебе придется не лучше, чем мне.

– Не надейся, козел вонючий. Мне никто не приказывает. Если я продырявлю твою башку, меня наградят медалью.

– Что ж ты не стреляешь, моя киска? Угрожать пистолетом человеку, у которого связаны руки, это действительно дело для настоящего мужчины. Что верно, то верно. Так могут поступать только жалкие гомики, как ты. Все козыри в твоей колоде.

– Я сделаю из тебя котлету в любом месте и в любой час.

– Почему бы не сейчас, сынок? Или боишься попортить свою хорошенькую мордашку? У тебя был такой грозный вид, когда ты избивал беззащитного человека, но, по правде говоря, ты не слишком силен в драке. Тебе бы только со старушками кулачками размахивать.

Я впадал в отчаянье. Он не поддастся на провокацию, и я останусь связанным до прихода Белого Галстука и Спортивного Костюма. Но все-таки мне удалось вывести его из себя. Он положил фонарь на стол так, чтобы свет падал на меня, встал и засунул пистолет за пояс.

– Встать, сукин сын! – взревел он. – Я дам тебе урок, который ты нескоро забудешь.

Я встал напротив него. Он стоял спиной к свету, и я различал только контур тела, не видя глаз. Но мне необязательно было видеть их выражение, чтобы угадать, что сейчас произойдет. Он занес руку и со всей силы ударил меня в подбородок. Это был неплохой выпад, и мне даже показалось, что он сломал мне челюсть. Я отпрянул, пошатнувшись, и прислонился к стене. Каким-то образом мне удалось сохранить равновесие. Это было главное. Я знал, что если выдержу его лучший прямой удар, то ему крышка. И он тоже знал это.

– Если это все, что ты умеешь, красавчик Энди, – произнес я, превозмогая боль, – тебе следует записаться на курсы боди-билдинга Чарльза Атласа. Твой кулачок не повредит и моей бабушке, а она весит сорок пять кило.

Он был взбешен до крайности. Столько лет он безнаказанно колотил людей и впервые нарвался на типа, который осмелился ему сопротивляться. Беда с этими упрямыми баранами. Они так привыкли бить людей слабее себя, что в конце концов у них возникает ложное представление о собственной силе. Я не был стариком бакалейщиком с соседней улицы. Я был чуть больше Энди и гораздо опытнее его. Этого было достаточно, чтобы задеть его тщеславие и заставить совершать ошибки одну за другой.

– Никто не смеет так со мной разговаривать! – взорвался он. – Слышишь? Тебе это с рук не сойдет!

Как и раньше, в заповеднике, он бросился на меня издалека, и я смог, пригнувшись, избежать прямого выпада. Мои связанные руки образовали двойной кулак, и я вложил в удар всю свою силу и злость. Он отлетел, опрокинул по пути стол и фонарь, погрузив комнатушку в непроглядную тьму. Я кинулся к двери, но он успел вытянуть руку, когда я перепрыгивал через порог. Я тяжело рухнул на гравий, не имея возможности смягчить падение руками, и тут же быстро поднялся. Я задыхался. Если я дам ему время очухаться и вытащить пистолет, все будет кончено. Ночь была лунной, светлой, и поблизости не было деревьев, чтобы укрыться. Я должен был уйти от него как можно дальше.

Я побежал. Но парень был быстрее и моложе. Под ногами яростно хрустели камешки – преследователь приближался. Я понял, что мне не спастись. Подчинившись внезапному импульсу, я решил остановиться. Если не получается бежать быстрее, чем он, надо взять его внезапностью. Я резко затормозил и замер, постаравшись как можно сильнее упереться ногами в землю, и поднял руки как для удара бейсбольной битой, целясь в голову. Энди бежал прямо на меня, и в момент столкновения я почувствовал, как лицевые кости соперника разбиваются вдребезги, как стекло. Врезавшись в меня, как в кирпичную стену, он рухнул, вопя от боли. Но и на этот раз противник не сдался. Им двигал животный инстинкт зверя, боровшегося за свою жизнь. Он поднялся, ослепленный болью и яростью, и снова бросился на меня. Мои глаза уже свыклись с темнотой, и я видел, где мы находимся. У меня не было времени отбежать. Я сделал только один шаг, Энди перелетел через край котлована и свалился на дно.

Несколько минут я не шевелился. Я оставался на месте, не в силах перевести дух. Потом меня охватила дрожь. Я не хотел этого, но тело вышло из-под моего контроля. Мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Я опустился на колени, и меня вырвало. Не знаю точно, то ли я блевал, то ли рыдал. Легкие жгло как огнем, грудь жестоко болела. Если бы я вовремя не остановился, сказал я себе, я первым бы оказался на дне котлована. Но это было уже не важно. Слишком много мертвецов – с меня хватит на всю оставшуюся жизнь. Мне многим пришлось пожертвовать ради того, чтобы остаться в живых. Я стал убийцей. Я ничего больше не понимал.

Через десять – пятнадцать минут я немного успокоился. У меня хватило здравого смысла, чтобы понять: здесь оставаться нельзя. Двое других должны были вернуться с минуты на минуту. Я больше не смогу выдержать насилия над собой. Мне было все равно, что могло со мной произойти в дальнейшем, но я знал точно, что не переживу повторения этого кошмара. Я дошел до предела и покидал поле боя.

12

Мне снился город, где не было никого, кроме меня! Все жители исчезли, потому что мой голос обладал странной разрушительной силой. Всякий раз, когда я обращался к человеку, он тут же исчезал. Я открывал рот, и вокруг меня образовывалась пустота. Люди бежали, едва завидев меня, а я в отчаянии звал их, пытаясь объяснить, что не виноват, и от звуков моего голоса они распадались на молекулы. Вскоре не осталось ни одной живой души. Я был последним человеком на земном шаре. Охваченный грустью, я сел в холле какого-то отеля и заплакал над своей горькой судьбой. Я спрашивал себя, существует ли способ исправить катастрофу, причиной которой я стал, и понял, что нет. Люди никогда не вернутся. Я принял обет не произносить больше ни слова, хранить молчание до конца своих дней. И вдруг послышался стук молотка, доносившийся с верхних этажей отеля. Я вскочил и побежал наверх по лестнице. В городе остался еще кто-то, и если я сумею его найти, мир спасен. Целую вечность я взбирался по лестнице, а звук приближался. В тот миг, когда я достиг последнего этажа, я проснулся. Кто-то стучал в дверь. Я попробовал встать, но все мои мускулы завопили от негодования. У меня было такое ощущение, что я всю жизнь служил грушей для начинающих боксеров. Я никогда больше не смогу ходить и остаток жизни проведу в этой комнате, прикованный к постели. Старая, морщинистая сиделка будет ухаживать за мной и кормить с ложечки куриным бульоном. В дверь продолжали настойчиво стучать. Я крикнул:

– Иду!

Часы показывали без десяти восемь. Значит, я спал меньше пяти часов. Через полгода я добрался до двери. Еще неделю я открывал замок и два часа тянул за ручку. Наконец ранний посетитель предстал передо мной. Это был Гримз.

– Святой Иисус, – сказал он. – Ваше лицо похоже на карту рельефа Скалистых гор.

– Да, и мне еще повезло. Я бы мог попасть в долину Смерти.

Я впустил его в комнату. В этот раз он воздержался от остроумных замечаний по поводу обстановки. Мы опустили прелюдию и приступили прямо к сути.

– Я не смогу связать двух слов, пока не волью в себя чашку кофе, лейтенант, – объяснил я. – Присоединяйтесь ко мне, если хотите.

Я прошел в кухню, открыл кран и засунул голову под струю холодной воды. Постояв так три-четыре минуты, я вытерся полотенцем и занялся приготовлением кофе.

Грим заявил:

– Поскольку я завтракал два часа назад, чашка кофе мне не помешает. Вы, частные детективы, умеете жить красиво. Просыпаетесь, когда хотите и, если у вас нет настроения, можете весь день валяться в постели с детективным романом в руках, жуя шоколад.

– Шоколад у меня кончился, но если хотите взять у меня книжку, не стесняйтесь. Советую начать с «Красного и черного». Стендаль поможет вам отвлечься от работы.

– А как насчет «Голубого и черного»? Мне всегда хотелось прочесть вашу автобиографию. Может, я узнаю одну из ваших маленьких тайн. Например, кто преподал вам первый урок бокса? Или почему вы исчезаете в штате Нью-Джерси, в то время как вы должны вести расследование в Нью-Йорке?

Когда кофе вскипел, я поставил на поднос термос, две чашки, ложки, бумажные салфетки, сахарницу, полпакета молока и отнес все это в гостиную. Кто посмеет сказать, что я плохая домохозяйка?

Гримз похвалил кофе, что польстило мне. Он определенно начинал мне нравиться.

– Я должен поблагодарить вас за то, что вы освободили меня вчера, – сказал я, зажигая сигарету. – Мне кажется, это было так давно, что я почти забыл об этом.

– Я чуть не сказал Горински, что не знаю вас. Но вовремя вспомнил, что Ирвингвилль не слишком гостеприимное место, и решил, что вам, наверное, нужна помощь.

– На это я и надеялся. Мне некого было больше позвать.

Гримз допил кофе и поставил чашку на стол.

– Я рад, что оказал вам небольшую услугу, Клейн, честное слово. Но за это вы должны мне объяснить, что вы там вытворяли.

– Я проверял одну версию, связанную с убийством Джорджа Чепмэна. Я все еще не знаю, кто истинный виновник, но уверен, что напал на верный след.

И я рассказал ему правду о катастрофе, происшедшей пять лет назад, рассказал, что Виктор Контини был замешан в этом деле и что Бруно Пиньято работал на него. Рассказал о поездках в Нью-Джерси, о том, как я нашел Пиньято мертвым в его доме, обрисовал в общих чертах мое общение с капитаном Горински. Закончил я описанием своих ночных злоключений. Гримз налил себе вторую чашку кофе.

– Если бы вы рассказали мне обо всем вчера, – сказал он, – вы избежали бы многих неприятностей.

– Я не думал, что события начнут разворачиваться с такой скоростью. Я хотел найти что-то более конкретное, прежде чем говорить с вами.

– Не вам решать, что конкретно, а что нет, Клейн. Когда вы нападаете на след в подобном деле, это касается полиции, понятно? Вы не имеете права рыскать повсюду ради собственного удовольствия. Возможно, Пиньято был бы сейчас жив, если бы вы не поступили так необдуманно.

– Это всего лишь слова, лейтенант, и вы это превосходно знаете. Вчера вас не интересовали мои рассказы. Вы говорили о письме так, будто я его выдумал.

– Письма не существует, пока я его не увидел. Это не доказательство, не след, вообще ничто. – Гримз встал и начал ходить из угла в угол. – Ваша ошибка в том, что вы слишком усложняете дело. Вы считаете, что оно составная часть какого-то гигантского заговора столетней давности. Вы тратите время, занимаясь событиями прошлого, хотя вместо этого вы должны напрячь свои мозги, чтобы поразмышлять о событиях вчерашних. Вчера, если вы помните, убили Чепмэна, а сегодня мы занимаемся расследованием его убийства.