Текст книги "Пропущенный мяч"

Автор книги: Пол Бенджамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Ричи было девять лет. Совсем недавно он перестал интересоваться динозаврами, насекомыми и греческой мифологией. Прошлым летом после долгой прогулки мы завернули на автомобильную стоянку, и Ричи разговорился с Луисом Рамиресом о бейсболе. Луис пустил его в свою хибару и показал собранные там книги и журналы. Ричи был покорен. Луис стал его Виргилием, проводником в стране богов, полубогов и простых смертных. Отныне любая прогулка со мной не считалась полноценной, если она не завершалась увлекательной беседой с Луисом. Ричи выучил наизусть две трети «Энциклопедии бейсбола», которую я подарил ему на день рождения, и почти не расставался со своей коллекцией бейсбольных карточек.

Без пятнадцати девять я позвонил в дверь дома на Восточной улице. Дверь открыл одетый в пижаму Ричи.

– Мама сказала, что обед пропал, – заявил он.

– Надеюсь, вы не ждали меня, чтобы сесть за стол?

– Она не захотела. Я съел гамбургер и шпинат в полседьмого.

В гостиную вошла Кэти. Она была одета в джинсы и серый джемпер с засученными до локтей рукавами. Длинные светлые волосы свободно падали на плечи. Я удивился, что она выглядит так молодо. Мой живот до сих пор ощущал болезненные последствия знакомства с кулаком Энджи, и я казался себе старым и дряхлым, пришедшем в гости к дочери и внуку. Но когда Кэти подошла ближе и поцеловала меня в щеку, я заметил у нее круги под глазами от усталости и несколько успокоился. Значит, сегодняшний день и для нее был не из легких и мы идем по жизни в одном темпе. Я спросил себя, на что мы станем похожи через тридцать лет.

– Мы почти потеряли надежду тебя увидеть, – сказала она.

– Мне очень жаль, – ответил я, пытаясь придумать правдоподобное объяснение своему опозданию. – Я думал, что успею вовремя, но на дороге была большая пробка из-за аварии.

– Кто-нибудь погиб? – спросил Ричи.

Он был в таком возрасте, когда насильственная смерть кажется возбуждающей и нереальной, как взрывы на экране телевизора. Иногда я задумываюсь, будет ли ему так же интересно, если в один прекрасный день я исчезну.

– Никто не пострадал, – сказал я, – но все шоссе перегорожено. Там жуткая суматоха.

– Здорово, – сказал Ричи, пытаясь представить себе эту картину, – хотел бы я быть там.

Я поставил на стол бутылку божоле, которую принес с собой, и снял куртку.

– Есть почти нечего, – сказала Кэти, – я приготовила обед к половине седьмого. Но сейчас это уже несъедобно.

– Я буду наказан?

– Обязательно, – ответила она, улыбаясь, но все еще опечаленная грустной судьбой своего кулинарного искусства. – Отныне ты будешь получать только замороженные полуфабрикаты.

В итоге мы решили заморить червячка супом из чечевицы, банкой паштета, салатом и сыром. Ричи получил право лечь спать позже, чем обычно, и он гордо восседал рядом с нами перед стаканом молока и тарелкой бисквитов. Нам с Кэти не удавалось поговорить спокойно, поскольку Ричи взял власть в свои руки. Он безудержно болтал о бейсболе. Самым ужасным было то, что он задавал вопросы, на которые невозможно было ответить. Кто из команды «Кливленд Индианс» выиграл чемпионат Американской лиги? Бобби Авила в 1954 году. Кто получил звание лучшего игрока года Национальной лиги в 1962 году – Маури Уиллз или Лу Брок? Брок. И так далее. Казалось, он никогда не остановится.

– По-моему, ты нам уже доказал, – сказала наконец Кэти, – что ты больше всех знаешь о бейсболе.

– Это несложно, – скромно ответил мальчик. – Вот когда я узнаю больше, чем Луис, тогда действительно будет чем хвастаться.

– Уверен, что ты уже обогнал его, – сказал я. – В конце концов, он должен работать, чтобы содержать семью, и у него не так много времени для своего хобби.

– А я должен ходить в школу. Она занимает у меня почти полдня, – пожаловался Ричи и тут же понял свою ошибку, но было поздно. Кэти разрешила ему посидеть с нами, но теперь, когда разговор затронул животрепещущую тему, Ричи пропал. Несмотря на его слабые протесты, включая утверждения, что Эйнштейн спал всего четыре часа в сутки, он был водворен в детскую. Часы показывали без четверти десять.

Я следил за сыном, пока он притворялся, что чистит зубы и умывается. Затем я уложил его в постель и спросил, хочет ли он, чтобы я почитал ему «Остров сокровищ». Он ответил, что ему надоело ждать, когда я доберусь до конца, и он сам прочитал книгу. Он предпочитал поболтать. Я купил для него билеты на субботний матч, и он уже не мог думать ни о чем другом. В первый раз в жизни он пойдет на настоящий бейсбольный матч!

– Когда мы будем на стадионе, – спросил он, – нас покажут по телевизору?

– Игра наверняка будет транслироваться по телевидению, но маловероятно, что мы с тобой попадем в кадр.

– А я сказал Джимми, что меня покажут. Он подумает, что я обманщик.

– Ты можешь показать ему билет, – сказал я. – Это будет доказательством твоего присутствия на матче. Не твоя вина, если камера проедет мимо тебя.

Мой аргумент успокоил Ричи.

– Там будут две игры?

– Нет, только одна. Но этого будет достаточно. Иначе ты попадешь в больницу с пищевым отравлением. Эти хот-доги очень опасны для здоровья.

– Мама никогда не разрешает мне есть хот-доги, – грустно сказал Ричи. – А мне они нравятся.

– Твоя мать умная женщина, Ричи, ты должен ее слушаться.

Сын сонно смотрел на меня:

– Ты любишь маму?

– Да, очень.

– Тогда почему ты не вернешься к нам?

– Мы уже говорили об этом, Ричи. Это невозможно.

– Я знаю. Я просто так спросил.

Он почти заснул, но все же с трудом опять открыл глаза.

– Не понимаю я взрослых, – заявил он, – совсем не понимаю.

– Я тоже, Ричи.

Я сидел у его кроватки, пока он не заснул. Когда я вернулся в гостиную, Кэти закончила мыть посуду и курила, сидя у пианино. Я открыл вторую бутылку божоле и устроился на диване. Мне нравилось бывать в этой комнате. Кэти обставила ее так, что создавалось ощущение необыкновенного уюта и покоя. Ее привычка держать в доме приличный запас вина также не вызывала у меня отрицательных эмоций.

Мы поговорили о всяких мелких событиях, происшедших за неделю. Кэти сказала, что учебный год был очень трудным и она с нетерпением ждет летних каникул. Я вспомнил о намеченной поездке в Париж, которая теперь откладывалась на неопределенный срок из-за моей работы. Когда прикончили бутылку, она встала, подошла к дивану и пристроилась рядышком, положив голову мне на колени. Это было первым проявлением нежности за пять лет.

– Мне нужно поговорить с тобой, Макс, – сказала она, – мне необходимо знать твое мнение.

Я гладил ее мягкие волосы. Она свернулась клубочком, как ребенок.

– Зачем говорить? – сказал я. – Мне нравится просто быть слегка пьяным, сидеть на этом диване и гладить твои волосы.

– Я должна принять решение и не знаю, как поступить.

– Ты без меня принимала кучу важных решений в течение многих лет, большинство из них были правильными.

– Сегодня все по-другому. Мне страшно от мысли, что я могу совершить ужасную ошибку.

– Последний раз тебе было страшно, когда ты сдавала экзамены.

– Но я правда боюсь, Макс. – Она заколебалась. – Ты понимаешь, один человек хочет на мне жениться. И я не знаю, что делать.

Меня как будто бросили в ледяную реку в середине декабря. Не в силах вздохнуть, я бился головой об лед. Один голос внутри меня неистово кричал, что меня это не касается, что она вольна делать все, что ей вздумается. Другой подговаривал меня вскочить и переломать все в комнате.

– Если ты просишь совета у меня, то ты стучишься не в ту дверь, Кэти, – медленно произнес я. Это было самое лучшее, что я мог для нее сделать.

– Я знаю, Макс. Но у меня нет никого, к кому я могла бы обратиться.

– Кто же счастливый избранник? – спросил я. – Ты его любишь? Он богат? Он может обеспечить тебе шикарную жизнь?

– Нет, он не богат. Он учитель, преподает английский в университете в Нью-Хэмпшире и он очень любит меня.

– А ты?.. Ты его любишь?

– Кажется, да. Но я не уверена.

– Если ты не уверена, лучше немного подождать.

– Если я буду ждать, я рискую потерять все. И я думаю, что для Ричи будет хорошо, если в доме появится мужчина. Неплохо также перебраться в деревню подальше от безумной нью-йоркской кутерьмы.

– А что об этом думает Ричи?

– Он говорит: «Мама, если это сделает тебя счастливой, я тоже буду счастлив». Не знаю, где он вычитал эту фразу. Может, услышал в каком-то старом фильме. Не могу сказать, что он думает на самом деле.

– И это значит, что решение зависит полностью от тебя.

– Знаю. И еще я знаю, что скорее всего я должна ответить «да». Но я продолжаю думать…

Она не договорила, и фраза повисла в воздухе. Мы помолчали.

– О чем? – спросил я.

– Не знаю… Сложно сказать. – Она опять остановилась. – О том, что, может быть, мы сможем опять жить вместе.

– Ты бы хотела этого, Кэти?

– Я много думала… В глубине души, мне кажется, именно этого я и хочу.

– И ты способна забыть все, что было раньше?

– Никогда. Но сегодня мы стали другими, мы повзрослели.

Это был самый трудный разговор в нашей жизни, и мы боялись смотреть друг на друга, будто это могло помешать нам высказать то, что у нас на сердце. Сейчас искренность была важнее всего, от нее зависело все остальное. Голова Кэти покоилась на моих коленях, а я не отрываясь смотрел на выключатель около двери, надеясь, что он поможет мне найти нужные слова.

– Ты не подумала о моей работе, Кэти, – мягко заметил я. – Представь постоянное ожидание, бессонные ночи, страх за меня. Такая жизнь не для тебя и не для Ричи.

– Другие женщины так живут, – возразила она. – Вспомни о женах полицейских. Они переживают те же трудности. Все мы когда-нибудь умрем, Макс. Жизнь полна риска, но это не мешает нам радоваться ей.

– Это не одно и то же. Полицейские работают по расписанию, у них нормированный рабочий день, есть выходные и отпуск. Возвращаясь домой, они больше не думают о работе. Когда же я расследую какое-то дело, то оно поглощает все мое время. Я думаю об этом и дома. Ты не вынесешь такой жизни. Кончится тем, что ты попросишь меня заняться чем-нибудь другим.

– Нет, Макс, я не попрошу тебя об этом. Теперь я понимаю, что тебе нужно, и не буду тебе перечить.

– Ты говоришь так сейчас. Но через год или два ты не выдержишь. Ты нуждаешься в надежных крепких вещах – музыка, книги, хороший стол и мужчина, который всегда будет рядом с тобой. Ничего этого я не могу тебе дать. Ты будешь несчастна.

– Я больше не нужна тебе, Макс?

– Ты не представляешь, до какой степени ты мне дорога. Но я уже потерял тебя однажды и не хочу вновь пережить это. Я загубил немало лет, прежде чем нашел занятие по душе. Моя работа очень много значит для меня, я не могу от нее отказаться. А мне придется это сделать, если мы станем жить вместе. И тогда мы опять попадем в ту же ситуацию, что и перед нашим разводом. Так по крайней мере я не потеряю тебя во второй раз. Мы останемся так же близки, как и сейчас.

Очень тихо, так тихо, что я вначале не расслышал, она заплакала. Я чувствовал, как ее тело вздрагивает под моей рукой. Когда я умолк, она села и подняла мокрое от слез лицо.

– О боже, Макс, ну почему с нами так? Почему мы не можем просто любить друг друга?

Она обвила мою шею руками и тесно прижалась ко мне, не сдерживая больше своих рыданий. Я обнял ее, моля небо не дать мне совершить самую ужасную ошибку в моей жизни. Не знаю, заботился ли я об ее благополучии или просто слишком боялся снова увязнуть в проблемах семейной жизни… Это был очень непростой выбор.

Я поцеловал ее в губы, и она ответила с такой страстью, как будто эта близость могла уничтожить необходимость принятия ужасного решения, которое я ей только что навязал. Мы занялись любовью, но это не было возобновлением отношений и обещанием будущего, это была прощальная нежность. Кэти плакала не переставая, и когда все было кончено, ни я, ни она не избавились от безысходности. Плоть не может разрешить проблемы духа.

Когда я открыл дверь своей квартиры, было уже два часа ночи. Около часа я пытался ликвидировать разгром, учиненный моими дневными посетителями. Я был опустошен, и мне хотелось хоть какого-то порядка в своей жизни. Я лег в постель, но долго не мог уснуть. Когда же наконец сон сжалился надо мной, мне приснилось, что Кэти и Ричи стоят в моей комнате с искаженными от гнева лицами и кричат: «Ты нехороший человек, Макс Клейн! Нехороший человек!»

8

Наутро я проснулся с таким ощущением, будто всю ночь таскал камни и копал землю. Было семь тридцать, хмурое серое небо в окне не сулило ничего хорошего. Я выпрыгнул из кровати с энтузиазмом танцовщика, страдающего артритом, и потащился в ванную. Включив душ, я погрузился в облако пара, усталое тело принимало благодатные теплые струи. Только после этого я мог претендовать на какую-то роль в театре жизни. Если повезет, смогу рассчитывать на роль статиста.

Я накинул халат, пошел на кухню и взялся за приготовление утреннего кофе. Мой особый метод состоит в использовании фильтра Мелитта № 6. Обычно у меня дома полно запасных фильтров, но сегодня ящик оказался пуст, и мне пришлось довольствоваться двумя салфетками. Я поставил воду на огонь, вынул из холодильника пакетик «Бустело» и отмерил четыре столовые ложки. Когда вода закипела, я плеснул немного на кофе и подождал. Ждать – самое главное. Тридцать, может быть, сорок секунд. Если за этот срок кофе не убежит, вы насладитесь изысканнейшим ароматом. Только после этого можно доливать остаток воды. Когда все готово, я поставил на поднос термос с кофе, чашку, ложечку, пакет молока, сахарницу и отнес все это в гостиную. После третьей чашки я набрался мужества, чтобы одеться, в девять часов я позвонил на квартиру Чепмэнам. Трубку взяла Джудит.

– Привет, – сказал я, – это Макс Клейн.

– Узнала, – мне показалось, что она обрадовалась, – я никогда не забываю голоса.

– Надеюсь, я вас не разбудил?

– Шутите? Я уже пробежала свои десять километров в Центральном парке, напекла целую тарелку пончиков и прочитала последние двести страниц «Преступления и наказания».

Из чего можно было заключить, что она только что проснулась.

– Я знаю, что немного рановато, – сказал я, – но днем я буду занят.

– Как идут дела?

– Идут, но сложно сказать, в каком направлении.

– Похоже, вы неплохо поработали.

– Стараюсь. Может быть, что-то и раскопаю в ближайшие дни.

– Знаете поговорку: «Слишком много работы и слишком мало развлечений делают из Джека зануду»?

– Знаю. Но мое имя не Джек, а Макс.

– И, к счастью, вы совсем не зануда.

– Это зависит от людей, с которыми вы разговариваете. Возьмите, к примеру, моего бухгалтера мистера Бернбаума. Он считает меня одним из самых скучных людей на свете.

– Бухгалтеры обычно не слишком одаренные люди.

– Смотря для чего. Для арифметики – вполне.

Она засмеялась.

– Приятное начало дня. Вам следует будить меня каждое утро. Я могу вас нанять на службу на должность будильника.

– В следующий раз я принесу вам завтрак в постель. Это входит в список услуг. Но за вторую чашку кофе придется платить дополнительно.

– Я сгораю от нетерпения, – сказала она. – Единственная беда в том, что я не завтракаю по утрам.

– Тем лучше для меня.

Она снова засмеялась.

– Вы гадкий мальчишка.

– Только по четвергам. А потом всю неделю я замаливаю грехи в церкви.

– Надеюсь, вы молитесь также за Джорджа, – сказала она, внезапно посерьезнев.

– Почему вы так говорите? Что-нибудь случилось?

– Нет, просто я беспокоюсь. Надеюсь, вы быстро разберетесь в этом деле, Макс.

– Я тоже. Я не собираюсь тянуть волынку. Время только увеличивает опасность.

– Хотите поговорить с Джорджем?

– Для этого я и позвонил.

– Минутку, я позову его.

Она положила трубку и пошла за мужем. Через минуту я услышал щелчок снимаемой трубки второго телефона, затем голос Чепмэна. Джудит трубку не повесила.

– Здравствуйте, Клейн, – сказал Чепмэн. – Что нового?

– Все – и ничего.

– Что означает ничего, я полагаю?

– Не совсем. Тогда уж скорее все.

Он оживился:

– Вы что-нибудь нашли?

– Я предпочитаю не говорить об этом по телефону. Вас устроит, если я приду к вам между одиннадцатью и половиной двенадцатого?

– Да, вполне. Я буду дома.

– Хочу сказать вам, – добавил я, – мне кажется, вы были не совсем искренни со мной в тот раз.

На том конце провода замолчали. Чепмэн был в замешательстве.

– Это неправда, и мне неприятно слышать от вас такие слова. Я был честен и правдив с вами, каким только может быть человек в моем положении.

– Мы поговорим об этом позже, мистер Чепмэн.

Я повесил трубку.

Без десяти десять я сидел напротив стола секретарши в приемной офиса Лайта на Мэдисон-авеню. По такому случаю я одел свой лучший костюм в тонкую полоску и почистил ботинки. Ведь я собирался нанести визит нескольким сотням миллионов долларов и должен был выказать им некоторое уважение.

Офис «Лайт Интерпрайз» ничуть не был похож на серьезное учреждение. Казалось, вы находитесь в холле шикарного отеля двадцать третьего века, где к вам в любую минуту может подойти марсианин и предложить телепатическую партию в шахматы. Здесь все выглядело фантастически. Мягкий ковер бежевого цвета приглушал звуки, и я был вынужден приложить часы к уху, чтобы убедиться, что не оглох. Люди появлялись и исчезали бесшумно, как привидения, и когда длинноногая элегантная красавица секретарша произнесла мое имя, я удивился, что она умеет говорить. Я-то принял ее за декоративную часть обстановки. Во всяком случае я был уверен, что ее нанял дизайнер помещения только для того, чтобы она сидела за столом и курила длиннющие дорогие сигареты. Табличка на столе сообщала посетителям ее имя: Констанс Гримм. Мне вдруг стало интересно: заплачет она настоящими слезами, если я ущипну ее за щеку?

Тридцать пять лет тому назад Чарльз Лайт получил по наследству корабельные верфи. Позже он увеличил свое состояние благодаря удачным капиталовложениям в самые разные отрасли – самолетостроение, информатику, издательство газет и угольные шахты. Сегодня деятельность «Лайт Интерпрайз» охватывала сорок один из пятидесяти штатов Америки, а в Чикаго, Лос-Анджелесе и Гонконге были открыты филиалы фирмы. Лайт купил команду «Нью-Йорк Американз» двенадцать лет назад, когда они еще топтались на четвертом месте, и за два сезона сделал из них чемпионов. С того времени команда практически постоянно занимала первые места. Обеспечив команде солидную базу, Чарльз Лайт недавно открыл для себя новое хобби – политику, а точнее – политику консерваторов. Теперь он вкладывал деньги в предвыборную борьбу правых, так же как до этого он вкладывал их в бейсбол, с одной целью – создать победителя. Лайт был из тех людей, которые всегда добиваются того, чего хотят, и даже если его планы кому-то казались фантастическими, следовало принимать их серьез. В свои шестьдесят два года он был в прекрасной физической форме. У него было пятеро детей, которые в свою очередь подарили ему одиннадцать внуков. Он был известен своей феноменальной памятью на лица и даже написал статью по этому поводу для «Ридер Дайджест». Рассказывали, что его коллекция марок лучшая в Америке.

Я нашел, что у него довольно приятная внешность – высокий, крепкий, голубоглазый. Седая шевелюра красиво обрамляла приятное, но лишенное каких-то отличительных черт лицо, что придавало ему сходство с хамелеоном. Может, секрет его успеха и состоял в этой способности приспосабливаться ко всем людям, с которыми ему приходилось иметь дело. Как любой влиятельный человек, он играл главную роль в пьесе своей жизни, и каждую новую встречу принимал как вызов своему артистическому таланту. Я понял, что с ним придется нелегко.

Кабинет был размером с Род-Айленд. На пути от двери к письменному столу взгляд невольно начинал искать указатель типа: «Придорожный ресторан через один километр». Письменный стол подавлял своей массивностью и великолепием. Пол и кресла были покрыты персидскими коврами. На стенах, обшитых темным дубом, висели полотна XIX века, которые изображали суда, построенные предками Лайта, а также современные фотографии, представлявшие продукцию «Лайт Интерпрайз» и портреты игроков «Нью-Йорк Американз». Джорджа Чепмэна среди них не было.

Чарльз Лайт поднялся мне навстречу, энергично встряхнул мою руку и жестом пригласил сесть в кресло, обитое красным бархатом.

– Обычно я не принимаю без предварительной договоренности, мистер Клейн, – сказал он, возвращаясь на свое место. – Но меня заинтриговал визит частного детектива. Ради вас я даже отменил деловую встречу, назначенную на десять часов. – Он широко улыбнулся.

– Надеюсь, что не разочарую вас, – ответил я. – Мне нужна информация по одному вопросу, довольно незначительному, но тем не менее связанному с очень важным делом, которое я сейчас расследую. Это касается серии ложных звонков о подложенных бомбах, которые случались за последние полгода. Некоторые улики наводят на мысль, что существует связь между этими звонками и человеком, который угрожал Джорджу Чепмэну по телефону пять лет назад. Насколько мне известно, именно вы отвечали на эти звонки, и я хотел бы спросить у вас – может быть, вы помните тон и тембр голоса, содержание разговора и прочее. Это помогло бы мне найти недостающее звено.

Чарльз Лайт от души расхохотался, как будто я только что рассказал забавный анекдот.

– Превосходно, мистер Клейн, просто превосходно, – произнес он, вытирая слезы, выступившие от смеха. Немного успокоившись, он сказал: – Мне было любопытно послушать, какую историю вы придумаете для меня. Но я не думал, что вы изберете такой глупый, притянутый за уши сюжет.

Я поклонился:

– Я счастлив, что он так развеселил вас. Мне было бы обидно, если бы вы приняли меня за человека, лишенного воображения.

Веселое выражение внезапно исчезло с его лица, как будто тряпкой стерли мел с доски. В глазах появился холодный стальной блеск, а голос стал жестким и надменным:

– Будет вам, мистер Клейн. Со мной такие игры не проходят. Я знаю, зачем вы здесь. Я вообще знаю о вас все – где вы родились, в какой школе учились, сколько денег зарабатываете. Я знаю о вашей славной, но короткой карьере в прокуратуре. Знаю, где вы живете, где покупаете продукты. Я также в курсе, что вы развелись с женой и у вас есть сын девяти лет. – Он замолчал на мгновение, затем ехидно добавил: – Скучная у вас жизнь, мистер Клейн, ничего примечательного.

– Это вам так кажется, – парировал я, – потому что вы ее не знаете. Что вы слышали о моих ужасных тайнах? О грязных пороках, которые обходятся мне в сто долларов каждый день? Например, о моей склонности к двенадцатилетним девочкам? Не говоря уж о том, что я фотографирую своих клиентов в пикантные моменты, чтобы потом шантажировать. На мой взгляд, вам следует найти нового осведомителя, который не будет так халатно относиться к своим обязанностям.

– Можете шутить сколько влезет, мистер остряк. Я опередил вас и всегда буду опережать. Не воображайте, что сможете тягаться со мной. Вам гарантирован полный провал.

– Согласен, – сказал я. – Вы – великий вождь, Твердый-как-скала, я дрожу от страха. Но мне непонятно одно: если вы знаете так много, как утверждаете, то почему вы согласились меня принять?

– Я просто хотел дать вам хороший урок.

– Замечательно. Должен ли я вести конспект?

– Необязательно. Я говорю очень простые и понятные вещи, вы без труда запомните их.

– Как мы назовем нашу лекцию?

Лайт зло прищурился.

– Назовем ее «Основные данные по изучению Джорджа Чепмэна с примечаниями для частного детектива Клейна».

Он замолчал и наклонился вперед, желая убедиться в полнейшем моем внимании.

– Я расскажу о Джордже Чепмэне, потому что я знаю, что он вас нанял, и хочу, чтобы вы услышали мою версию истории. Я обладаю огромным богатством, мистер Клейн, и использую деньги для самых различных целей. Основную часть капитала я пускаю в оборот для получения прибыли. А другую, меньшую, я могу тратить, как мне вздумается. На протяжении многих лет моим главным развлечением была бейсбольная команда. Я люблю спорт, соревнование, мне нравится общественное признание, которое я получаю благодаря команде. И мне нравится общаться со спортсменами, которые работают на меня. Это большие дети, трогательные в своей наивности и беззащитности перед окружающим миром. Лишившись своего таланта, восемьдесят процентов из них могут работать лишь на автозаправках или рабочими на фермах. Но особые законы профессионального спорта делают из них богачей и возносят на вершину славы. Такова жизнь, и я ничуть не жалею об этом. Я сам многое сделал для создания такого положения. Вы, вероятно, слышали, что зарплата, которую получают «Нью-Йорк Американз», одна из самых высоких в мире бейсбола. Я хочу, чтобы мои игроки были счастливы, и нахожусь с ними в хороших отношениях. Иногда, однако, появляются люди, которые пытаются пользоваться мной в личных целях и злоупотреблять моим доверием. Как правило, такие спортсмены отказываются ехать на соревнования в другие города вроде Кливленда или Милуоки. Джордж Чепмэн был одним из таких спортсменов. Но я не мог ни обменять, ни продать Чепмэна из-за его бесспорной ценности для команды и популярности среди населения нашего города. Если бы я решил избавиться от него, это не лучшим образом отразилось бы на моих делах. Итак, я сдержал гордость и попытался найти контакт с Чепмэном. В отличие от большинства своих коллег он далеко не глуп, не буду отрицать. Когда я впервые встретил его, ему был двадцать один год и он уже знал, чего хочет от жизни. Он отдавал себе отчет в том, что спорт – очень узкая специальность, к тому же ограниченная возрастными рамками, и еще он понимал, что у него есть шанс получить счастливый билет в богатое будущее. Я думаю, Джордж не получал от бейсбола никакого удовольствия, но использовал его как трамплин для прыжка к более высокому положению. После пятого его сезона мы начали переговоры о заключении долгосрочного контракта. Он выдвигал совершенно немыслимые требования, но в конце концов мы пришли к компромиссу. Контракт сделал из него одного из самых богатых спортсменов за всю историю бейсбола. Здравый смысл подсказывал мне, что я совершаю глупость, но иногда я позволяю себе сделать широкий жест. Я бы назвал это своим трагическим недостатком. Спустя две недели после подписания контракта Чепмэн стал жертвой несчастного случая и навсегда закончил спортивную карьеру. Поверьте, я был потрясен не меньше остальных. Каковы бы ни были мои личные чувства к Чепмэну, это ужасно – видеть, как на глазах рушится карьера и жизнь молодого сильного человека. Когда же улеглось первое волнение, я понял, что очутился в сложной ситуации. Я обязался выплачивать Чепмэну значительную сумму в течение восьми лет, а он даже не сможет выйти на поле. Ко всему прочему я был связан пунктом контракта о телесных повреждениях и травмах. Это было несправедливое условие, принимая во внимание неожиданность происшедших событий, и я предложил Чепмэну прийти к полюбовному соглашению и поделить деньги. Он отказался. Я предложил ему тренерскую работу. Он отказался. Я предложил ему должность генерального директора. Он отказался. Я предложил ему пост президента фирмы! Он отказался. По-моему, Джордж Чепмэн втайне был рад избавиться от бейсбола. У него даже не хватило приличия провести со мной честные переговоры. Я испытываю глубокое отвращение к этому человеку. Это шарлатан, обманщик и наглец. Больше всего на свете я мечтал отомстить ему. И вот мой час настал, мистер Клейн, и я уничтожу Чепмэна. Он ввязался в политику, она его и погубит.

Он довольно улыбнулся, наслаждаясь собственной изобретательностью и красноречием. Я прослушал лекцию об определении смысла жизни по Лайту и должен был, видимо, рухнуть на колени и со слезами молить о пощаде.

– Очень интересно, – сказал я. – Но меня это не касается. Это ваше личное дело. Я жду обещанных примечаний для частного детектива Клейна.

– Прежде мне хотелось показать вам истинную сущность человека, на которого вы работаете.

– Вам, наверное, сложно понять, но я не выбираю своих клиентов и не сужу об их моральном облике. Я не требую от них рекомендательных писем.

Но Лайт меня не слушал. Скрестив руки на животе, он начал размеренным тоном:

– Я не люблю повторять, поэтому слушайте меня внимательно, мистер Клейн. Я объявляю войну Джорджу Чепмэну и не успокоюсь, пока не добьюсь окончательной победы. Это будет война с большими потерями. Я понимаю, что вы просто невинный зритель, но, работая на Чепмэна, вы заставляете меня рассматривать вас как потенциального противника. Если вас не прельщает перспектива попасть между двух огней, я советую вам немедленно прервать всякие отношения с Чепмэном. Хотя мы придерживаемся разных точек зрения, лично против вас я ничего не имею. Вы ценный человек, мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали в переделке, которая вас не касается.

– Вы собираетесь предложить мне деньги? – спросил я. – По-моему, именно в такие моменты на сцене появляется туго набитый кошелек.

– Я готов предложить вам пять тысяч долларов.

– Кажется, я уже слышал где-то эту цифру.

– Пять тысяч долларов – мое первое и последнее предложение.

– Спасибо, – сказал я. – Спасибо, не надо.

Лайт пожал плечами:

– Как хотите.

На этом разговор был закончен. Лайт водрузил на нос очки и стал сосредоточенно перебирать бумаги на столе. Занавес опущен, актерам пора расходиться по домам, а я, как забытый реквизит, остался валяться за кулисами. Я встал и направился к двери. На пороге я обернулся:

– Вы должны были вспомнить, что я не уступаю угрозам.

Лайт поднял глаза и посмотрел на меня поверх очков, как бы удивляясь, что я все еще здесь.

– Я помню, – ответил он. – Поэтому я и не стал вам угрожать. Я только показал вам факты. Дальше думайте сами, а решение, которое вы примете, меня не интересует.

9

Купив пачку сигарет, я стал искать такси. На улице лило как из ведра. Люди толпились на ступеньках, пережидая грозу. Весенний потоп обрушился на город как небесная кара за человеческие прегрешения. Потоки воды заливали улицы, тротуары, машины застревали в лужах. Я стоял у выхода вместе с другими и вдыхал запах влажной одежды, духов и табака. Маленькая пожилая женщина с бесцветными волосами, одетая в розовый плащ, сравнивала дождевые капли с револьверными пулями.

– В Индии, – говорила она, – когда приходит сезон муссонов, идут такие сильные дожди, что вы рискуете погибнуть, если выйдете на улицу.

Ее подружка, коренастая брюнетка в черном плаще и прозрачной пластиковой шапочке, кивнула в знак согласия.

– Меня это не удивляет, – сказала она, – Индия ужасная страна.

Я зажег сигарету, сделал две затяжки и собирался сделать третью, но в этот момент перед моим лицом появилась рука и вырвала сигарету у меня изо рта. Я обернулся и увидел Энджи, моего недавнего гостя, в сопровождении своего телохранителя Тедди.