Текст книги "Сила шести"

Автор книги: Питтакус Лор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Мы едем с опущенными стеклами и почти не разговариваем, озабоченные предстоящим делом. Шоссе виляет по Вирджинии, и Сэм крепко держит руль.

– Как ты думаешь, Шестая туда доберется? – спрашивает он.

– Безусловно, доберется. Но кто знает, что она там найдет?

– У вас был чертовски шикарный поцелуй.

Я открываю было рот, но сразу закрываю. Минуту спустя я говорю:

– Знаешь, она тебя тоже любит.

– Ну да, как друга.

– На самом деле, Сэм, она вроде как любит тебя.

Он вспыхивает.

– Конечно. Это было видно по тому, как она крутила языком у тебя во рту.

– Чувак, она и тебя целовала. Я видел. – Я хлопаю его ладонью по груди и чувствую, что он сейчас проигрывает в памяти этот поцелуй. – После того как мы поцеловались, я спросил, знает ли она, что ты ее любишь и…

Нас выносит за двойную желтую разделительную линию.

– Что ты сделал?

– Чувак, расслабься. Не угробь нас. – Сэм возвращается на свою сторону дороги. – Она сказала, что тоже тебя любит.

По лицу Сэма пробегает дьявольская улыбка.

– Интересно. Но не очень-то верится, – говорит он наконец.

– Побойся Бога, Сэм. С чего бы мне врать?

– Нет, я не могу поверить в реальность всего этого вместе взятого. Что ты реален, или что Шестая реальна, или что враждебная раса пришельцев распространилась по всей планете, а никто об этом и не знает. Вот хотя бы эта гора посреди штата, которую они всю выдолбили изнутри. Почему никто этого не обнаружил? Они выдолбили целую гору, но куда девали всю землю и все камни? Пусть в Западной Вирджинии и есть малонаселенные места, но все равно кто-то да должен был на нее наткнуться. Туристы или охотники. Пилоты маленьких самолетов. А космическая фотосъемка? А сколько еще у них по всей Земле разбросано баз, лагерей, постов и чего там еще? Я просто не понимаю, откуда у них такая свобода действий, как они могут так легко передвигаться.

– Согласен, – говорю я. – Я тоже не знаю. Но что-то мне подсказывает, что мы не знаем и половины всего. Ты помнишь первую теорию заговора, которую ты мне рассказал?

– Нет, – отвечает Сэм.

– Мы говорили о том, что был похищен целый городок в Монтане, а ты еще сказал, что правительство допускает эти похищения в обмен на технологии. Теперь вспомнил?

– Смутно. Да.

– Так вот, теперь это обретает смысл. Может, дело не в технологиях, может, правительство не разрешает похищений, но я всерьез думаю, что какая-то договоренность существует. Потому что ты прав: они не могут путешествовать незамеченными. Их слишком, слишком, слишком много.

Сэм не отвечает. Я смотрю на него и вижу, что он улыбается.

– Сэм? – спрашиваю я.

– Я просто подумал, что бы я делал в эту минуту, если бы не встретился с вами. Наверное, сидел бы один в подвале, собирал новые теории заговоров и размышлял, жив ли еще мой отец. Я годами только этим и занимался. Но вот что поразительно: сейчас я верю, что он жив. Он где-то есть и он жив, Джон, я это знаю. Знаю благодаря вам.

– Я надеюсь, что так и есть, – говорю я. – А ведь круто, что Генри приехал в Огайо, чтобы отыскать его, а мы с тобой практически сразу стали друзьями. Это как судьба.

Сэм улыбается.

– Или космический альянс.

– Ботаник несчастный, – говорю я.

После паузы Сэм спрашивает:

– Джон? Ты ведь уверен, что тот скелет в колодце – это был не мой отец?

– Абсолютно, чувак. Это был лорианец, причем огромный. Больше любого человека.

– А какая у тебя лучшая версия? Кто это был?

– Я не знаю. Я только надеюсь, что он не был слишком значительной персоной.

Проходит четыре часа, и мы наконец видим указатель к Анстеду, до него девять километров. Мы замолкаем. Сэм сворачивает и едет по небезопасной двухполосной дороге, которая вьется по горам до самого городка. Мы проезжаем его и поворачиваем налево на единственном городском светофоре.

– Ястребиное гнездо, верно?

– Да. Три-пять километров по этой дороге, – говорит Сэм. – Там мы найдем карту, которую Шестая нарисовала три года назад.

* * *

Карта находится точно там, где указала Шестая; она спрятана в национальном парке Ястребиное гнездо с видом на реку Новую. Точно через сорок семь шагов по конной тропе Сэм, Берни Косар и я находим дерево с глубоко вырезанными на стволе знаками: И6. Там мы уходим с тропы и делаем тридцать шагов направо от дерева. Потом следует крутой поворот налево, и через сто шестьдесят метров мы видим дерево, которое заметно возвышается над другими. В маленьком дупле внизу его перекрученного ствола в черном пластиковом пакете лежит карта, которая указывает путь к пещере.

Мы возвращаемся к джипу и едем еще тридцать километров, под конец сворачивая на какую-то грязную безлюдную дорогу. Она доводит до ближайшей к пещере точки: остается пройти десять километров на север. Сэм достает из кармана адрес, написанный Шестой, и убирает его в бардачок. Но «по размышлении» достает его и снова кладет себе в карман.

– Целее будет, – говорит он.

Я бросаю в рюкзак, который оставила Шестая, ситарис и рулон скотча, и Сэм накидывает рюкзак себе на плечо. Я подбрасываю на ладони свой нож и засовываю его в задний карман.

Мы выходим, и я запираю машину. Берни Косар носится кругами вокруг моих ног. Остается всего несколько часов светового дня, и времени у нас мало. Даже если использовать мои руки, не могу представить, как мы найдем пещеру без помощи солнца.

Сэм держит карту в руках. Справа на ней Шестая вывела жирную X. Извилистая тропа длиной десять километров соединяет X с точкой на левом краю карты, где мы сейчас стоим. По дороге мы обогнем русло реки и пройдем мимо разных заметных ориентиров, которые аккуратно обозначены на карте и названы по их физическим приметам. Черепашья скала. Удочка рыбака. Круглое плато. Королевский трон. Поцелуй любовников. Видовка.

Мы с Сэмом одновременно поднимаем головы и в полукилометре впереди видим скалу, исключительно похожую на панцирь черепахи. Берни Косар лает.

– Думаю, ясно, куда надо идти, – говорит Сэм.

И мы идем по маршруту, обозначенному на карте. Здесь нет никаких троп, вообще ничего, что бы выдавало присутствие существ из иного мира или даже из этого. Когда мы добираемся до Черепашьей скалы, Сэм видит дальше по курсу упавшее дерево, которое накренилось со скалы под углом в сорок пять градусов и похоже на рыбачью удочку, терпеливо ожидающую поклевки. И мы продолжаем поход под клонящимся к закату солнцем.

Каждый шаг вперед дает шанс повернуться и уйти. Но ни один из нас этого не делает.

– Ты чертовски хороший друг, Сэм Гуд, – говорю я ему.

– Ты тоже неплох, – отвечает он. И добавляет: – Я никак не могу унять дрожь в руках.

После Королевского трона – узкой высокой скалы, похожей на стул с высокой спинкой, – я легко угадываю другой ориентир: два высоких дерева слегка наклонились друг к другу, их ветви похожи на руки обнимающихся. Я улыбаюсь, на секунду забыв, как страшно я напуган.

– Остался один ориентир, – говорит Сэм, возвращая меня к суровой реальности.

Мы доходим до Видовки через пять минут. Весь поход занял час десять минут. В последнем свете перед наступающими сумерками тени становятся длинными и растянутыми. Вдруг рядом со мной раздается низкое рычание. Я смотрю вниз. Берни Косар оскалил зубы, шерсть на спине вздыбилась, глаза уставились в направлении пещеры. Он начинает пятиться.

– Все нормально, Берни Косар, – говорю я, поглаживая его по спине.

Мы с Сэмом ложимся на землю и через маленькую ложбину смотрим на почти неразличимый вход в пещеру. Он гораздо больше, чем я себе представлял, наверное, по шесть метров в высоту и в ширину, но очень хорошо замаскирован. Он чем-то затянут, может, камуфляжной сеткой или брезентом, и сливается с местностью. Чтобы разглядеть его, надо знать, что он есть.

– Отличное расположение, – шепчет Сэм.

– Абсолютно.

Моя нервозность быстро перерастает в настоящий ужас. При всей таинственности пещеры одно я знаю точно: она переполнена всем – оружием, чудовищами, ловушками, – что может нас убить. В течение следующих двадцати минут я могу погибнуть. И Сэм тоже.

– Чья это вообще была идея? – спрашиваю я.

Сэм хмыкает.

– Твоя.

– Да, иногда у меня бывают глупые идеи.

– Верно. Но нам надо достать твой Ларец.

– В нем так много такого, чем я даже не знаю, как пользоваться… А они, может, знают, – говорю я. Потом что-то останавливает мой взгляд. – Посмотри на землю перед входом, – говорю я, показывая на какие-то темные предметы.

– Около камней?

– Это не камни. Это мертвые животные, – говорю я.

Сэм качает головой.

– Изумительно, – говорит он.

Не стоило бы особо удивляться, потому что Шестая рассказывала нам об этом, но их вид вселяет в меня еще больше страха, хотя я думал, что больше уже некуда. Мой ум работает на полную скорость.

– Ладно, – говорю я, садясь. – Или сейчас, или никогда.

Я целую Берни Косара в макушку, потом провожу рукой вдоль всей его спины, надеясь только, что вижу его не в последний раз в жизни. Он говорит мне, что не надо туда идти, а я в ответ объясняю, что должен, что другого выбора нет.

– Ты самый лучший, Берни Косар. Я люблю тебя, дружище.

Я встаю. Я захватываю правой рукой низ своей рубашки, чтобы можно было достать из рюкзака ситарис, не прикасаясь к нему.

Сэм мучается с кнопками своих электронных часов, устанавливая таймер. Пока мы будем невидимыми, мы не будем видеть и циферблата, но, когда наступит зафиксированное время, часы запищат. Впрочем, я думаю, что к тому времени мы и сами поймем, что срок истек.

– Готово? – спрашиваю я.

Мы вместе делаем первый шаг, потом второй, и вот уже идем туда, где нас может ждать неминуемая смерть. Я оборачиваюсь только раз, когда мы уже совсем рядом со входом в пещеру, и вижу, что Берни Косар неотрывно смотрит на нас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Мы подходим так близко, как только можно, не рискуя, что нас заметят, и прячемся за деревом. Я кладу ситарис на клейкую сторону скотча. Сэм смотрит, держа пальцы на своем хронометре.

– Готов? – спрашиваю я.

Он кивает. Я приклеиваю скотч с ситарисом в самый низ своей груди. Я тут же исчезаю, а Сэм нажимает кнопку на часах, которые при этом издают мягкий писк. Я беру Сэма за руку, мы вместе огибаем дерево и спешим к пещере. Теперь, когда мы приступили к выполнению задачи, я уже не так нервничаю, как по дороге сюда.

Вход в пещеру завешен камуфляжным брезентом. Мы проходим по кладбищу мертвых животных, стараясь на них не наступать, что довольно трудно сделать, когда ты лишен удовольствия видеть свои ноги. Снаружи нет могадорцев, я спешу и чуть слишком резко отворачиваю край брезента. Мы с Сэмом, спотыкаясь, входим, а нам навстречу со своих сидений вскакивают четверо охранников с цилиндрическими пушками – вроде той, что мне приставили ко лбу одной памятной ночью во Флориде. Мы на секунду замираем, как статуи, а потом тихо проскальзываем мимо, надеясь, что они отнесут неожиданное шевеление брезента на счет порыва ветра.

Вентиляционная система гонит легкий прохладный ветерок, и воздух свежий, чего я не ожидал, зная, что он пропитан отравляющим газом. Серые стены отполированы как галька, по ним проложены провода, которые соединяют фонари, висящие через каждые шесть метров.

Мы незамеченными проходим мимо еще нескольких скаутов. Мы оба пребываем в стрессе от мысли о тикающих часах. Мы то бежим трусцой, то ускоряемся, то переходим на шаг, то крадемся на цыпочках. Когда тоннель начинает сужаться и косо уходить вниз, мы двигаемся со всей осторожностью. Прохладный воздух становится удушающе горячим, и в конце тоннеля появляется малиновый свет. Мы медленно идем вперед – и вот оно перед нами, бьющееся сердце пещеры.

Это пространство гораздо больше, чем я себе представлял по описаниям Шестой. Длинный карниз спиралью вьется по круглой стене снизу и до самого верха, создавая полное впечатление пчелиного улья. К тому же здесь и жизнь кипит как в улье: буквально сотни могадорцев идут по непрочным на вид каменным арочным мостам, входят и выходят из тоннелей. Расстояние от пола в глубине до огромного потолка чуть меньше километра, а мы с Сэмом находимся где-то посередине. Две массивные колонны тянутся от самого пола и упираются в потолок, удерживая на себе всю грандиозную конструкцию. Вокруг нас бесчисленное множество проходов.

– Бог мой, – шепчет, озираясь, потрясенный Сэм. – Да тут понадобятся месяцы, чтобы все осмотреть.

Мои глаза прикованы к озеру внизу, наполненному светящейся зеленой жидкостью. Даже на таком большом удалении исходящий от него жар мешает дышать. Однако, несмотря на температуру почти как на сковородке, от двадцати до тридцати могадорцев работают около озера, выкатывая и быстро увозя тачки, наполненные какой-то булькающей субстанцией. Мое внимание привлекает что-то еще, находящееся позади озера.

– Думаю, мы вполне можем догадаться, что найдем в том тоннеле с огромными прутьями, – шепчу я. Он втрое выше и шире того прохода, по которому мы пришли, и весь покрыт тяжелыми железными решетками. За ними в клетках наверняка сидят какие-то чудовища. Снизу доносится их низкий и почти печальный вой. Сразу ясно одно: их там не несколько, а очень много.

– На это уйдут в буквальном смысле месяцы, – словно не веря себе, снова шепчет Сэм.

– Ну, а у нас меньше часа, – шепчу я в ответ. – Так что надо поспешить.

– Думаю, мы можем смело вычеркнуть все эти темные узкие тоннели, которые выглядят совсем заброшенными.

– Согласен. Нам надо начать с того тоннеля, что прямо напротив нас, – говорю я, глядя на этот коридор, который выглядит как главная артерия центрального зала. Он шире и лучше освещен, чем все другие, и по нему снует взад вперед больше всего могадорцев. К нему переброшен мост – каменная арка шириной от силы полметра. – Сможешь пройти по этой арке?

– Сейчас узнаем, – отвечает Сэм.

– Пойдешь впереди или следом? – спрашиваю я.

– Давай пойду первым.

Первые шаги Сэм делает неуверенно. Поскольку у нас сцеплены руки, то первые метров десять мы просто тащимся бочком. Получается страшно медленно. С таким темпом мы никак не успеем добраться на ту сторону и обратно.

– Не смотри вниз, – говорю я Сэму.

– Не надо прописных истин, – откликается Сэм, напрягаясь. Мы медленно двигаемся вперед, и мне все больше хочется увидеть свои ноги. Я так сосредоточен на том, чтобы не свалиться, что не чувствую, как Сэм останавливается. Я натыкаюсь на него, и мы оба едва не летим вниз.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я с колотящимся сердцем. Поднимая глаза, я вижу, почему он остановился. Навстречу нам по мосту движется могадорский солдат. Он бежит трусцой и уже так близко, что мы вряд ли успеем хоть что-то предпринять.

– Нам не пройти, – говорит Сэм. Солдат приближается, держа перед грудью какой-то сверток. Когда он уже совсем близко, я чувствую, как Сэм припадает к мосту. Секунду спустя солдат неожиданно для себя спотыкается и валится с моста. Его сверток летит вниз, а он одной рукой цепляется за край моста. Могадорец кричит от боли, когда моя невидимая нога топчет его пальцы, отпускает руку, падает и далеко внизу с болезненным стуком бьется о поверхность озера.

Сэм теперь мчит нас вперед, не дожидаясь какой-нибудь новой напасти. Все могадорцы в пределах видимости оставили свои дела и в недоумении смотрят друг на друга. Интересно, решат ли они, что это был просто несчастный случай, или у них объявят тревогу?

Когда мы сходим с моста, Сэм с облегчением пожимает мне руку. Он теперь идет вразвалку: убив этого солдата, он обрел просто таки необъятную уверенность в себе.

Следующий коридор очень широкий, и в нем полно могадорцев. Нам с Сэмом скоро становится ясно, что мы забрели не туда, куда надо. Помещения здесь явно предназначены для личного использования, и все это крыло, похоже, отведено под жилье: пещеры с кроватями, огромная, с сотнями столов, столовая, тир. Мы спешим в соседний коридор, но там все то же самое. Тогда мы переходим в третий.

Мы идем по извилистому тоннелю, который уходит в глубь горы. От главного тоннеля отходят несколько боковых, и мы с Сэмом иногда сворачиваем в них, руководствуясь исключительно инстинктом. Если не считать главного зала, который мы видели, вся остальная гора представляет собой сеть соединенных между собой сырых каменных коридоров. Между ними расположены исследовательские кабинеты с лабораторными столами, компьютерами и наборами острых блестящих инструментов. Мы проходим мимо нескольких научных лабораторий и при этом оба жалеем, что нет времени их обследовать. Мы уже пробежали километра два, может, три, и с каждым новым коридором, который ничего не дает, в мою кровь впрыскивается очередная доза стресса.

– У нас остается не больше пятнадцати минут, Джон.

– Знаю, – шепчу я раздраженно. Я быстро теряю надежду.

Мы делаем еще один поворот, быстро идем по наклонному коридору и попадаем в то самое место, которого я больше всего боялся: это зал с камерами для заключенных. Сэм останавливается на полушаге, крепко держа меня за руку, так что я тоже останавливаюсь. Двадцать – тридцать могадорцев охраняют больше сорока камер, которые выстроены в ряд и закрыты тяжелыми стальными дверями. Перед каждой дверью электрическими разрядами пульсирует голубое силовое поле.

– Посмотри на эти камеры, – говорит Сэм. Я знаю, что он думает о своем отце.

– Подожди-ка, – говорю я. Меня вдруг озаряет. Это так очевидно.

– Что? – спрашивает Сэм.

– Я знаю, где Ларец, – говорю я.

– Ты серьезно?

– Какой же я дурак, – шепчу я. – Сэм, если бы во всей этой чертовой дыре ты бы мог выбрать единственное место, куда бы при любых обстоятельствах отказался пойти, то что бы ты выбрал?

– Логово с воющими чудовищами, – без заминки отвечает он.

– Точно, – говорю я. – Пошли.

Я веду его назад по коридору, который идет к центру пещеры. Но мы еще рядом с камерами, когда лязгает дверь, и Сэм останавливает меня, дергая за руку.

– Смотри, – говорит он.

Дверь в ближнюю к нам камеру распахнута. В нее входят двое охранников. В течение десяти секунд они что-то злобно говорят на своем языке, а потом под руки выводят бледного изнуренного мужчину. Ему под тридцать, и он так слаб, что ему даже трудно идти. Рука Сэма напрягается, когда охранники толкают узника. Один из них открывает другую дверь, и все трое исчезают за ней.

– Кого они там держат? – спрашивает Сэм, когда я тяну его за собой.

– Нам надо идти, Сэм, – говорю я. – У нас нет времени.

– Они пытают людей, Джон, – говорит он, когда мы наконец добираемся до центрального улья. – Человеческие существа.

– Я знаю, – говорю я, оглядывая огромное помещение в поисках кратчайшего пути вниз. Повсюду могадорцы, но я уже так привык ходить мимо них, что они меня больше не тревожат. К тому же что-то мне говорит, что очень скоро я столкнусь с чем-то гораздо более страшным, чем скауты и солдаты.

– Людей, у которых остались семьи. И семьи даже не знают, куда они исчезли, – шепчет Сэм.

– Я знаю, знаю, – говорю я. – Идем. Поговорим об этом, когда выберемся отсюда. Может, Шестая что-нибудь придумает.

Мы бежим по спиральному карнизу и начинаем спускаться по высокой приставной лестнице, но сразу понимаем, что это практически невозможно, когда один внизу, а другой вверху, и при этом приходится держаться за руки. Я смотрю вниз. Еще высоко.

– Придется прыгать, – говорю я Сэму. – Иначе десять минут уйдут только на то, чтобы спуститься.

– Прыгать? – недоверчиво спрашивает он. – Это нас убьет.

– Не волнуйся, – уверяю я его. – Я тебя поймаю.

– Как это, черт возьми, ты меня поймаешь, если я все время держу тебя за руку?

Но спорить некогда. Я делаю глубокий вдох и прыгаю с уступа с тридцати метровой высоты. Сэм ревет, но производственный шум и гвалт все заглушают. Я приземляюсь ногами на твердый пол, и силой удара меня отбрасывает на спину, но Сэма я крепко держу, и он падает на меня.

– Больше никогда так не делай, – говорит он, вставая.

Здесь, на самом нижнем этаже, так жарко, что почти невозможно дышать, но мы бежим вокруг озера к массивным воротам, за которыми заперты чудовища. Через решетку вырывается холодный воздух, и я понимаю, что регулярные выбросы чистого воздуха не позволяют газу проникнуть в тоннель.

– Джон, думаю, у нас вышло время, – умоляюще говорит Сэм.

– Я знаю, – говорю я, пропуская группу из десятка могадорцев, выходящих из ворот.

Мы входим в темный тоннель. Кажется, что стены покрыты какой-то слизью. По обе стороны тянутся решетки. Под потолком в центре тоннеля установлены десять огромных промышленных вентиляторов. Все они направлены ко входу и гонят холодный и влажный воздух. Некоторые из зарешеченных клеток маленькие, другие гораздо больше, и из всех доносятся дикие или просто ужасные звуки. В одной из клеток слева от нас двадцать – тридцать краулов наскакивают друг на друга, испуская пронзительный визг. Справа за решеткой – целая стая дьявольского вида собак: они размером с волка, с желтыми глазами и совсем без шерсти. Рядом с ними стоит существо, похожее на тролля, да еще и с мерзким наплывом на носу. В большой клетке напротив, шумно нюхая воздух, взад-вперед переваливается массивный пайкен, очень похожий на того, что минувшим утром взломал стену тюрьмы.

– Маленькие клетки нас не интересуют, – говорю я. – Если мой Ларец здесь, то он в самом большом помещении в конце тоннеля. Мне даже не хочется угадывать, для какого чудовища предназначена такая огромная дверь.

– У нас остаются считанные секунды, Джон.

– Тогда поспешим, – говорю я и тяну Сэма вперед, на бегу глядя на ужасных обитателей этого зоопарка: крылатые, гаргульеподобные существа, чудища с шестью руками и красной кожей, еще несколько пайкенов в шесть метров ростом, широкая рептилия-мутант с рогами в виде треножника, чудовище с такой прозрачной кожей, что сквозь нее видны его внутренние органы.

– Вау, – говорю я, останавливаясь около нескольких округлых баков и цистерн. Все они серебристые, и только две – медного цвета с расчерченными датчиками температуры. Что-то вроде котельной, догадываюсь я.

– Так вот откуда у них энергия, – замечает Сэм.

– Должно быть, так, – отвечаю я. Самая высокая из цистерн поднимается к самому потолку, а все баки соединены самыми разными трубами и трубочками – от самых толстых и тяжелых до тонких алюминиевых. Рядом с цистерной-башней на стене укреплена панель управления, от которой отходит толстый пучок проводов.

– Идем, – говорит Сэм, нетерпеливо дергая мою руку.

Мы добегаем до конца тоннеля. Там стоит массивная дверь двенадцати-пятнадцати метров в высоту и в ширину. Она целиком стальная. Рядом с ней есть еще одна дверь – маленькая и деревянная. Она открыта, и я сразу вижу, почему.

– Боже мой, – шепчет Сэм, пораженный огромностью чудовища.

Я тоже застыл на месте и ошеломленно смотрю на эту огромную массу, сваленную в углу комнаты. Его глаза закрыты, и слышно ровное дыхание. Когда чудовище стоит, оно должно быть примерно пятнадцати метров ростом. Насколько я могу судить, его темное тело имеет форму человеческого, только с гораздо более длинными руками.

– Я не хочу иметь ничего общего с этим местом, – говорит Сэм.

– Ты уверен? – спрашиваю я и толкаю в бок, чтобы он отвел взгляд от этого монстра. – Смотри.

В центре комнаты на уровне глаз на толстом каменном пьедестале лежит мой Ларец. И рядом с ним еще один, на вид точно такой же. Подходи и бери. Вот только лежат они за железной решеткой, над которой жужжит и потрескивает силовое электрическое поле, и пьедестал окружен рвом с парящей зеленой жидкостью. И еще этот спящий гигант.

– Этот Ларец принадлежит не Шестой, – говорю я.

– Что ты такое говоришь? А чей же он еще? – недоуменно спрашивает Сэм.

– Они нашли нас, Сэм. Во Флориде они нашли нас, открыв Ларец Шестой.

– Правильно. Я знаю.

– Но посмотри: на нем замок. С какой бы стати снова навешивать на Ларец замок, если они потратили чертову уйму времени, пытаясь его открыть? Думаю, этот Ларец никогда не открывали.

– Может, ты и прав.

– Он мог принадлежать любому из нас, – шепчу я, качая головой и глядя на оба Ларца. – Пятому или Девятому. Любому, кто еще не погиб.

– Значит, они похитили Ларец и при этом не убили Гвардейца?

– Получилось, как со мной. Или, может быть, могадорцы поймали одного из них и держат здесь в заточении, как держали Шестую, – говорю я.

Сэму не удается ответить, потому что начинает жужжать сигнал на его часах. А спустя три секунды сигнал подхватывает оглушительный вой сотни сирен.

– А, черт, – говорю я, поворачивая голову. – Я тебя вижу, Сэм.

Он кивает с паническим видом и отпускает мою руку.

– И я тебя вижу.

Я бросаю взгляд через плечо Сэма и вижу, что чудовище открыло глаза – белые и пустые. Они сузились и смотрят на нас.