Текст книги "Тихий уголок"
Автор книги: Питер Сойер Бигл
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА 9
Где-то между двумя и тремя утра мистер Ребек оставил борьбу. «Это явно не пройдёт», – сказал он. Он встал, босой, закутанный в одеяла и подушки, подошёл и открыл двери мавзолея, чтобы обдумать вопрос. «Я сегодня ни за что не усну, – сказал он себе. – Насколько я понимаю, граница, за которой возможен сон, осталась позади. Возможно, я больше вообще спать не буду. Ну, это, может быть, не так уж и плохо. Я смогу коротать ночи, решая очень трудные шахматные задачи – те, которые мне до сих пор не удалось решить. И, возможно, смогу немножко подзаняться астрономией. Можно начать прямо сейчас». Но он не шевельнулся. Он стоял, опершись о косяк, испытывая приятную дрожь от соприкосновения с кожей холодного железа.
Воздух же был тёплым и немного влажным. Однако, если он где-то и грозил застояться, ветерок тревожил его, и маленькие жучки, шумя, нарушали торжественность тихого пруда. Небо было тёмным, но совершенно безоблачным. Завтра будет очень жаркий день, один из тех, когда жара не спадает и много спустя после захода и предает ночь. В последующие дни, вероятно, тоже будет жарко. Конец июля в Нью-Йорке – это время, когда жаркие деньки бегут друг за дружкой сплошняком.
«Беда в том, – подумал мистер Ребек – что если я за девятнадцать лет не разрешил эти шахматные задачи днём, то непонятно, почему ночью должно быть иначе. Если бы мне было очень нужно найти ответы, я бы их нашёл давным-давно. И то же самое относится к изучению звезд. Я бы никогда не смог стать астрономом. У меня мозги неподходящие. Я – аптекарь, который прочёл несколько книг. Я здесь ничему пока что не научился. Я просто вспомнил некоторые вещи, которые надоели мне, пока я жил в ином мире и каждый день переодевался. Забудь об этом, Джонатан, и ложись-ка снова спать. А перед тем, как уснуть, помолись, чтобы никакой Бог из самых лучших побуждений не сделал тебя бессмертным».
Он повернулся и ушел в мавзолей, но ложиться не стал. Вместо этого он порылся в углу, где были свалены его вещи, и вытащил свой старый красно-чёрный купальный халат да пару поношенных тапочек. Надел халат и тапочки и снова вышел, закрыв за собой железную дверь.
«Я пройдусь до ворот, – подумал он. – Просто чтобы прогуляться. Возможно, это меня успокоит и заставит уснуть, когда я вернусь. Кроме того, я смогу попить из фонтанчика в уборной».
И вот он затянул пояс халата вокруг своей тонкой талии и зашагал по траве, пока не почувствовал, как сыплется и шуршит под его тапочками гравий Сентрал-авеню. Затем направился вдоль длинной дороги, стараясь по привычке как можно меньше шуметь. Луны не было, и ничто не освещало путь, но мистер Ребек шёл вперед с уверенным видом человека, который знает, что делает, и всё равно отказался бы от лунного света, как от чего-то ненужного. Он это и сам осознавал. «Как это удивительно – чувствовать себя компетентным, – подумал он. – Каждый человек должен знать что-нибудь в мире так же хорошо, как я – эту дорогу. Она так срослась со мной. Я мог бы не сбиться с пути, даже будь я пьян или ослепни. Но я хотел бы, чтобы кто-то мог меня видеть. Я хотел бы иметь возможность кому-го показать, как хорошо я умею ходить по этой дороге посреди ночи…» И это, конечно же, заставило его подумать о миссис Клэппер. Он бы всё равно о ней вспомнил, но ему доставляло куда больше удовольствия, когда она постепенно проникала в его мысли, о чём бы он ни думал. Это выглядело как-то естественнее. Миссис Клэппер решила, что он ненормальный. Она говорила ему об этом каждый раз, когда они виделись. Любой человек, который живёт на кладбище, как она ему сказала, не только ненормален, но ещё и отличается крайне дурным вкусом. Что за место для приёма гостей, которые к вам приходят! Как он получает почту? Что он делает зимой? Может ли он хотя бы иногда принять ванну? Что он ест? Последний вопрос привел почти к полной дискредитации мистера Ребека. Он начал было рассказывать о Вороне, и тут же осознал, что доверие миссис Клэппер к нему до сих пор простиралось довольно далеко, но улетучится при малейшем упоминании о зловещей чёрной птице, приносящей ему еду. И поспешно заменил Ворона старым-старым другом, товарищем детства, который поддерживал его, снабжая едой из уважения к минувшим годам, когда они вместе росли. Он об этом очень убедительно рассказал и захотел, чтобы это было правдой.
На миссис Клэппер это не произвело впечатления. Она фыркнула.
– Значит, друг? Как же вышло, что он не сказал: «Идём ко мне домой, я готов тебя приютить?» Что же он за друг, а?
– Я и думать не смел чего-то такого от него требовать, – сказал мистер Ребек, весь подобрался и сурово посмотрел на неё. – У меня, в конце концов, есть какая-то гордость…
– Ого-го, – иронически хохотнула миссис Клзппер. – У вас, оказывается, есть гордость. Гордый псих. Вы взгляните, как он передо мной сидит – прямо как генерал. Ах, Ребек, вы такой Schmuck. [ 10 * 10 *
Украшение.
[Закрыть]]
Но прошло три недели после того, как он открыл ей свою тайну, и она часто приходила на кладбище. И теперь по вечерам он подолгу сидел на ступеньках мавзолея, ожидая её прихода. Впрочем, недавно начал и на дорогу выходить, чтобы её встретить, потому что Сентрал-авеню бежит от ворот вверх по склону, а миссис Клэппер – создание, не очень-то приспособленное карабкаться в гору. Кроме того, он ловил себя, что в нетерпении ждет момента, когда она его заметит (а он всегда замечал её первый), махнет рукой и закричит: «Эй, Ребек! Это я, Клэппер!» В приветствии этом не было ничего заготовленного заранее, несмотря даже на то, что оно всегда оставалось тем же. Он чувствовал, что она рада его видеть и хочет убедиться, что и он её заметил. Что касается его, то бурные крики заставляли его почувствовать себя кем-то настоящим – человеком, который достаточно шумит, чтобы его узнали, приветствовали и назвали ненормальным.
«Человек постоянно ищет тождественности, – думал он, шагая по гравийной дорожке. – У него нет настоящих доказательств собственного существования, если не считать реакции других людей на этот факт. И вот он внимательно прислушивается к тому, что люди о нем говорят друг другу, хорош он или плох, потому что это означает: он живёт в том же самом мире, что и они, а все его страхи насчёт того, что он невидим, несостоятельны, что у него отсутствует некое таинственное измерение, которое присуще другим – беспочвенны. Вот почему людям нравится иметь прозвища. Я рад, что миссис Клэппер знает, что я существую. Её следует считать за двоих или за троих обычных людей».
Дорога расширялась, дойдя до чего-то вроде мощёной дельты, с одной стороны от которой светился одинокий огонек сторожки. Прямо напротив сторожки, примерно в 30 ярдах, громоздилось во тьме куда более впечатляющее сооружение – уборная. Сама дорога бежала дальше к обрамлённым башенками воротам, запертым ныне на висячий замок, как всегда после пяти часов вечера. Мистер Ребек отвел от них взгляд. Он никогда не смотрел на ворота, разве что случайно.
Он старался, как мог, не нарушать тишину, пробираясь к уборной. И первое, что он сделал – запер тяжёлую дверь, так как знал по опыту, что неизбежный шум: например, рёв спускаемой воды в кабинке или звон тонкой струйки о раковину, – теперь никому не могут быть слышны, если только кто-то не встанет в нескольких футах от двери. Затем он включил неяркие флюоресцирующие панели на потолке. В стене, выходящей на сторожку, отсутствовали окна, а свет был таким слабым, что существовал лишь ничтожный шанс, что его увидят из-под двери.
Мистер Ребек воспользовался одним из унитазов, не сводя с двери озабоченного взгляда. В повторяющихся снах о том, как его обнаруживают, часто случалось, что именно в подобный момент двери – а дверей во сне всегда было несколько – распахиваются – и безликие преследователи врываются внутрь со всех сторон. Он напился из фонтанчика, расположенного близ ряда раковин, осторожно отворил дверь и вышел наружу, где столкнулся с тенями, напоминавшими ему железных псов, замерзших в ожидании какой-нибудь добычи. Он был до глубины души рад, что они не обращают на него ни малейшего внимания. Годы назад ему казалось, будто они обнажают яркие зубы, узнавая его и как-то чересчур нетерпеливо приветствуя. Сегодня, однако, среди них стояла какая-то новая тень: чудовище среди стаи железных псов. Тень двинулась сквозь них, сгоняя их, терпеливых и напряжённых, со своего пути, затем, уперев руки в бёдра, уставилась на мистера Ребека и сказала:
– Эй, ты!
Вот оно и случилось. Именно так они говорили во сне: «Эй, ты!» Во сне их было гораздо больше, и они кричали, но слова оказались те же самые. Теперь они догадывались о его существовании, какой-то образ у них в сознании соответствовал ему, и он им был за это почти благодарен.
– Я? – переспросил он, сомневаясь в своем вновь обретенном статусе, как если бы не вполне мог поверить, что этот дар действительно предназначен ему, что не допущено ошибки.
– Иди сюда, – распорядился человек, властно подзывая его мощным большим пальцем. – Иди сюда, – повторил он, видя, что мистер Ребек неподвижен.
И мистер Ребек медленно направился к нему, волоча ноги по асфальту. По мере того, как он приближался к незнакомцу, тот становился все огромнее и темнее, пока наконец мистер Ребек не очутился прямо перед ним и не всмотрелся в его лицо, слегка вывернув шею – как если бы следил за передвижением мощной грозовой тучи. Все черты лица: нос, рот, глаза, подбородок, лоб – были огромными и выдающимися, за исключением маленьких ушек, так тесно прижатых к голове, что они почти терялись под густейшими, чёрными как уголь волосами, которые дорисовывали его облик.
Он указал через плечо мистера Ребека на уборную и спросил:
– Ты там всё закончил? – голос его звучал низко и без всякого выражения.
– Да, – ответил мистер Ребек. Он подумал, что вопрос вполне уместен.
– Отлично, – сказал тот. Он сделал резкий жест в сторону уборной. – Ну, а теперь вернись туда и выключи электричество. И побыстрее.
Мистер Ребек был вполне уверен, что всё расслышал правильно. У него было превосходный слух для человека его лет, и он внимательно прислушался к тому, что говорил верзила. Когда мистер Ребек переспросил «Что?», он сделал это только, потому что хотел, чтобы тот парень ещё раз повторил то же самое. Мистер Ребек подумал, а вдруг тот ошибается, и хотел дать ему возможность уточнить.
– Вернись туда, – повторил незнакомец, – и поторопись. Выключи там свет. Здесь нельзя на всю ночь оставлять электричество. Это же разорение.
– Сейчас, сейчас, – сказал мистер Ребек.
Он вернулся в уборную и выключил свет. Затем возвратился к верзиле и встал перед ним, всё ещё ожидая суда, но удивляясь, как это он раньше не мог столкнуться где-то с этим человеком.
– Хорошо, – сказал верзила. Он молча уставился па мистера Ребека, который заморгал и отвёл взгляд, заметив при этом, что в левой руке верзилы зажата полупустая бутылка. «Виски», – предположил мистер Ребек и позволил себе короткую вспышку надежды.
– Отлично, – сказал незнакомец, – теперь мне надо отойти. Ты останешься здесь, и вот тебе, – он всунул бутылку в открытую ладонь мистера Ребека. – Так, – он беззвучно усмехнулся. – Это тебя здесь удержит. Смотри, не слиняй, а просто подожди тут, к чертям собачьим.
Он отвернулся и быстро зашагал в гущу кустов около уборной. Едва он исчез, кусты затрещали да зашуршали, и гигантская голова высунулась наружу, а глаза незнакомца стали искать мистера Ребека среди псов-теней.
– Думаешь, я дурака валяю, приятель? – угрожающе спросил низкий голос.
– Нет, – сказал мистер Ребек, не смея пошевелиться, – я уверен, что ты – всерьёз.
– Я тебе покажу, кто валяет дурака, – пробормотал тот и пригрозил мистеру Ребеку кулаком размером с барабан. Голова тут же исчезла в кустах. Оставшись один, мистер Ребек принялся ждать, когда огромный парень вернется.
– Беги, – сказал он себе. – Уйди в тень и беги. В двухстах ярдах отсюда ему тебя не увидеть. Беги, дурак! Или твоя башка окончательно забыла дорогу домой?
Но он остался где был, зная, что огромный парень может просто дождаться рассвета, заручиться помощью нескольких сторожей и запросто его разыскать. У них имеются легковушки и грузовик. Если они захотят, они найдут его в течение дня. И в этом не будет ничего достойного, только пот, страх и крики, мол, вот он, а затем его выведут откуда-нибудь, где бы он ни прятался, смеясь над его жалкими попытками вывернуться… Так спокойнее и менее болезненно. А бежать всегда хлопотно.
Он с любопытством взглянул на длинную бутылку у себя в руке. Было слишком темно, чтобы прочесть этикетку, и он предположил, что это виски. Он очень мало пил, пока жил в обычном мире, и, конечно же, вовсе не пил с тех пор, как мощное потрясение привело его сюда, на кладбище.
Приблизив нос к горлышку, он осторожно вдохнул и почувствовал, что запах вызывает у него головокружение и вообще ему не знаком. Ни одна его частица не помнила больше запаха виски. Он вообразил, что, наверное, рад.
Кусты снова затрещали, и верзила вышел на свет, застёгивая пояс. Он высматривал мистера Ребека, и его голова медленно, как пушка, поворачивалась из стороны в сторону.
– А, ты здесь, приятель, – его голос прогромыхал в ночи, как пушечный выстрел. – Ты здесь? – казалось, он беспокоится.
– Да, здесь, – отозвался мистер Ребек. Его здравый смысл сдался, словно запертый на ночь старичок, и вернулся домой.
– Хорошо, – сказал парень. Он подошел к мистеру Ребеку, уверенному, что слышит, как дрожит земля.
Мистер Ребек остался где был, как можно крепче сжав бутылку. Сильное чувство неуверенности вдруг потрясло его и заставило чувствовать себя больным.
– Что я тут делаю? – сказал он вслух. – Я – Джонатан Ребек. Мне пятьдесят три года. Как я сюда попал?
Парень взял у мистера Ребека бутылку, отпил из горлышка, и кадык его зашевелился, как бакен на волнах. Он вытер рот тыльной стороной ладони и воззрился на мистера Ребека. Парень был огромен, как грузовик, как бульдозер, он покачивался на пятках туда-сюда, угрюмо изучая мистера Ребека, и тень его двигалась за ним следом по твёрдому асфальту. Затем он совершенно внезапно поскреб затылок. Его правая рука медленно поднялась, описав полукруг, и погрузилась в жесткую шевелюру. Ногти, проехавшись по коже, издали звук, похожий на скрежет наждачной бумаги. Он заморгал. И эти две вещи заставили его выглядеть молодым и неуверенным в своих силах.
– Что же мне с тобой делать? – спросил он. Это действительно был вопрос, и парень ждал ответа.
– Не знаю, – сказал мистер Ребек. Внезапно он рассердился и почувствовал себя обманутым. – Это твоё дело. Я тебе подсказывать не собираюсь.
– Рома у меня больше нет, -словно защищаясь, сказал верзила. Он сжал бутылку, которую держал у бедра, как если бы пытался её спрятать. – Это – всё, что у меня осталось. И мне это нужно.
– Да ладно, – сказал мистер Ребек. – Я и не хочу.
«А он не так уж и громаден, – решил мистер Ребек, – очень велик для человека – да, но его развязность и почёсыванье в голове явно не свидетельствуют о его принадлежности к роду бульдозеров». В свете, льющемся из широко раскрытой двери сторожки, мистер Ребек разглядел, что глаза у парня тёмно-синие, и, в данный момент – растерянные. И мистеру Ребеку стало немного лучше. Он опасался, что глаза эти окажутся бесцветными и невыразительными, словно пеньки.
– А, черт возьми, – сказал наконец верзила, – пошли со мной. – Он двинулся к сторожке, то и дело оглядываясь, дабы убедиться, что мистер Ребек идёт за ним. У дверей он сделал мистеру Ребеку знак остановиться и пропал в домике. Мистер Ребек услышал, как что-то летит на пол, затем – короткую и весьма изобретательную брань и далее – грохот выдвигаемого ящика комода. Стоя там, где незнакомец его покинул, мистер Ребек подумал: «Должно быть, это неуверенный в себе новичок. Вот он и пошёл позвать кого-то на помощь. Через несколько минут сюда придет человек, который знает, как поступать с нарушителями». Люди, которые знают, что делать, всегда, вопреки желанию мистера Ребека, производили на него впечатление.
Торжествующий вопль в сторожке. Снова грохот. И вот незнакомец – в дверях. И держит в руке новую бутылку.
– Нашёл я этого сукина сына, – похвастался он. – Прямо у меня под носом валялся, – он поднес бутылку к носу и хихикнул. – К счастью, нюх у меня что надо. Вот так, – он протянул бутылку мистеру Ребеку. – Держи. А я пока подумаю, что мне с тобой делать.
Мистер Ребек бутылку не взял. Затянув потуже пояс халата, он спросил:
– Вы – дежурный сторож?
Верзила кивнул.
– Я самый. Дежурю с полуночи до восьми. Затем иду домой.
– Ну, так ради Бога! – негодующе воскликнул мистер Ребек. – Вы и сторожите хоть что-нибудь! А что это за сторож, который ходит и предлагает выпить каждому, кого ни встретит?
Верзила отнёсся к вопросу вполне серьезно.
– Не указывай мне, – сказал он, закрыл поплотнее глаза, сморщил лоб, и сам себе забормотал возможные ответы. -Великодушный сторож, – предположил он. – Безмозглый и великодушный сторож – верно?
Мистер Ребек был человеком благовоспитанным и уважал собственность. Позиция верзилы задела его.
– Черт возьми, – сказал он. – А вы уверены, что я не вор? Откуда вы знаете, что я не задумал что-нибудь украсть?
Изо рта верзилы вылетел низкий, чуть пьяный смех.
– Нечего тут красть. Воры не приходят шляться среди могил. Зачем?
– Зато похитители трупов приходят, – сказал мистер Ребек, не желая уступать. – Грабители могил. Может быть, я могилы граблю.
Синие глаза тщательно оглядели его.
– Ты, должно быть, ограбил совсем крохотную могилку. У тебя только и есть, что один карман.
Что-то должно пробудить в этом человеке чувство ответственности. «Удача, что он мне подвернулся», – подумал мистер Ребек. Он встал поудобнее и похлопал по распахнутой ладони указательным пальцем.
– Предполагается, что вы не принимаете решений, – сказал он терпеливо. – Предполагается, что не вы определяете, кто вор, а кто нет. Это не ваше дело. Вы меня слушаете?
– Ага, – сказал тот и потряс бутылкой перед лицом мистера Ребека. – Ну, так ты хочешь выпить или нет?
– Дай её мне, – устало согласился мистер Ребек. Он был рад, что этот парень не собирается его арестовывать. Но то, как легко незнакомец пренебрегает своими обязанностями, опечалило мистера Ребека и слегка испортило ему настроение. Он вспомнил все ночи, когда он дрожал от испуга в уборной, двигался на цыпочках, отчаянно желая, чтобы дверь не скрипнула, угадывая свою участь в эхе каждого своего шага, опасаясь даже взглянуть ненароком на освещённый домик по ту сторону дороги: а вдруг и это как-то привлекло бы внимание сторожей? «Я мог бы маршировать здесь в армейских ботинках, – горестно подумал он, – пьяным голосом распевая песни и кидая в дверь камни, а он бы даже и не шелохнулся во сне». Теперь мистер Ребек понял, что испытывал удовольствие от своих тайных прогулок к уборной и жалел, что этого больше не повторится.
Он отхлебнул из бутылки – и не подавился, хотя пил впервые за 19 лет. Шоколадно-угольный букет рома согрел ему горло, пробегая в желудок.
– Спасибо, – сказал он и протянул бутылку хозяину.
Тот покачал головой.
– Это тебе, – сказал он, пихнув бутылку назад, к мистеру Ребеку, с достаточной силой, чтобы тот пошатнулся. – Я ещё свою не кончил.
– Что же, это достаточно справедливо, -сказал мистер Ребек и снова отхлебнул. Затем, вспомнив о хороших манерах, протянул верзиле руку и представился:
– Меня зовут Джонатан Ребек.
– Кампос, – представился верзила и пожал руку мистеру Ребеку со сдержанной любезностью человека, знающего свою силу. Почти что сразу же он расслабился. – Давай присядем где-нибудь с этим добром.
– Очень хорошо, – сказал мистер Ребек. – Но я хочу выяснить одну вещь. Вы -прекрасный парень и прекрасно угощаете своих посетителей, но сторож вы – самый никудышний из всех, каких я только видел. Пусть у нас не будет взаимных претензий.
– Не будет, – согласился. Кампос. – Никаких. Только я всегда думал, что я довольно неплохой сторож.
– Ты – ужасный сторож, – сказал мистер Ребек. Он тронул Кампоса за руку. – Извини, я не хотел тебя обидеть. Но кое о чём надо сказать.
– Я – ужасный сторож, – громко промычал Кампос. И вяло пожал плечами. – Что ж, не каждый день узнаёшь что-то новое. Садись. Ну, давай садись.
И они уселись вдвоём на траве перед сторожкой. Кампос тут же вскочил и бросился в сторожку. Почти немедленно он вернулся с переносным транзистором в кожаном футляре, прижатом к груди.
– Моя музыка, – объяснил он. Он поставил приёмник наземь, включил и настраивал его до тех пор, пока не поймал станцию, передававшую классическую музыку. Затем опёрся о стену домика и ухмыльнулся мистеру Ребеку. – Всё время её слушаю.
Мистер Ребек уселся рядом с ним.
– Очень здорово, – с наслаждением сказал он. Бутылку он держал на коленях, перекатывая её в ладонях.
– Все это чёртово время я её слушаю, – сказал Кампос. – С тех пор, как здесь работаю.
– И как давно?
– Уже год. Меня сюда Уолтерс устроил.
Мистер Ребек потерял осторожность.
– Это такой светловолосый парень?
– Угу, – на мгновение в чернильно-синих глазах Кампоса вспыхнуло подозрение. – А ты откуда знаешь, каков из себя Уолтерс?
Легкомысленная надежда, что возмездие отменено, которую позволил себе мистер Ребек, умерла где-то в желудке с возгласом упрека. Струйка рома, попав в трещину на губе, вызвала жжение.
– Я уже видел его, – сказал он, – когда бывал здесь раньше. Видел, как он ведёт грузовик. Кажется, ты в тот раз был с ним.
Но от Кампоса было не так легко отделаться. Его громадная лапа схватила бутылку, которую держал мистер Ребек, и вырвала её.
– Не смей расплескивать мой ром. Как ты вообще очутился здесь в такое время? Мы закрываемся в пять.
– Меня заперли, – тут же сказал мистер Ребек. Он умоляюще улыбнулся Кампосу. – Сам знаешь, как летит время, когда посещаешь чью-то могилу. И прежде чем я понял…
– Ну, не пришел же ты прямо в этом халате, – усомнился Кампос. Он указал на ноги мистера Ребека. – И в этих ковровых тапочках. Уолтерс бы тебя не впустил. Я ещё мог бы, потому что я бы мог слушать свою музыку и ничегошеньки не заметить. И ты бы мог пройти мимо меня, потому что я иногда чего-то не замечаю. Но Уолтерс бы тебя сюда не впустил, да ещё и так одетого.
Он закончил на такой торжествующей ноте, что мистер Ребек перекрутил подол своего махрового халата, понимая, что попался. Ему только и оставалось, что понадеяться на милосердие Кампоса. А по части милосердия опыт мистера Ребека был таков, что оно имеет тенденцию прогибаться под тяжестью человеческой души. Но он очень устал, и было 3 часа утра, и он сидел бок о бок на кладбище с чужим, склонным к подозрительности человеком – всё это его стремительно старило. Если что-то должно случиться – пусть сейчас, пока с ромом и видимостью дружбы не совсем покончено.
– Я здесь живу, – бесстрастно сказал он. – Я живу в старом мавзолее, и довольно давно. Ну, а теперь либо зови полицию, либо верни мне ром. Я слишком стар для подобных штучек.
– Ах да, – сказал Кампос. – Я-то даже и не сообразил, что ром – у меня, – он вернул бутылку мистеру Ребеку, который посмотрел на него с мгновение, а затем стал пить напряжёнными и гулкими глотками. Когда он наконец поперхнулся, Кампос похлопал его по спине и помог ему выпрямиться.
– Конечно, я понял. Уолтерс тебя не впустил бы, – объяснил он. – Вот я и решил, что как раз что-нибудь эдакое, – он потянулся, чтобы пощупать ткань халата. – Ты же простудишься, если будешь так бегать. Ты просто наверняка простудишься.
– Нет, не простужусь, – возразил мистер Ребек. – Ночь очень теплая.
– Всё равно, – сказал Кампос. Он усилил громкость приемника и принялся демонстративно слушать струнный квартет. Это было что-то из Моцарта. Или из Гайдна. То немногое, что знал мистер Ребек из классической музыки, он начисто забыл. Но он видел, что Кампос смотрит на него, ожидая одобрения, закрыл глаза и мягко замычал, дабы показать, что он тоже слушает.
– Здорово, а? – Кампос явно жаждал похвалы своему вкусу. – И всё скрипки. Они дают мне чувство освобождения.
– Освобождения, – повторил мистер Ребек. Он немного побаивался произносить это с вопросительной интонацией. – Да, освобождения.
– Как если бы мне было двадцать, я ни на кого не работал бы и мог бы летать, – сказал Кампос. – Такого вот освобождения.
Они вместе слушали струнный квартет. Музыка была радостной на поверхности и печальной в глубине, и она согрела мистера Ребека не меньше, чем ром. Мистер Ребек лежал на траве, закинув руки за голову, бутылка рома балансировала у него на груди, а он глядел сквозь деревья на немногочисленные звёзды, которые здесь виднелись.
«Это очень приятно, – сказал он сам себе. – Мне все это кажется необычным, потому что я не так уж и часто этим занимался, но, возможно, для этого-то и существует человек. Возможно, конечно, это и не так». Это может быть просто недурной способ проводить время: с музыкой, выпивкой и другом, хотя он и не знает по-настоящему, может ли он считать Кампоса другом. Кампос слишком непредсказуем даже для друга – не добрый и не злой, словно ветер, и доверия достоин не в большей степени. И всё же между ними теперь был долг, и выпивку они разделили, а это часто создает хорошую основу для дружбы».
Когда послышалось восторженное Кампосово: «Привет», мистер Ребек был уверен, что верзила здоровается с другим сторожем и поплотнее вжался в землю, чувствуя себя беспомощным и пригвождённым к месту. Но когда он услышал, что Кампосу отвечает знакомый голос Майкла Моргана, мистер Ребек вскочил так быстро, что бутылка рома скатилась у него с груди, и он бы расплескал содержимое, не подхвати Кампос бутылку в воздухе. Мистер Ребек взглянул на дорогу и увидел приближающихся вдвоём Майкла и Лору. Он заметил, что выглядят они крайне осязаемыми, почти как люди. Отчасти это было объяснимо: их прозрачность не казалась такой очевидной на фоне ночной тьмы. Но было здесь и нечто большее. В них появилась какая-то подчёркнутая ясность, детали их тел и лиц проступали с новой резкостью, как если бы они посмотрели друг другу в глаза и внезапно вспомнили, как выглядят их собственные глаза. Они шагали свободно, Майкл не топал по земле, но и Лора от земли не отрывалась на каждом шагу. Они выглядели почти настоящими, настолько, что, казалось, могут отбрасывать тень или отражаться в зеркале.
Но эта мысль, трепеща, промчалась у него в мозгу и пропала. Он перевёл взгляд с Кампоса на Майкла и услыхал, как человек и призрак окликают друг друга. Он слышал, как они смеются, и только и мог сказать, что у одного из них смех ниже и грубее. Лора увидела мистера Ребека и окликнула его. Он сдержанно кивнул в ответ, чувствуя себя старше своих лет.
– Ты их видишь? – спросил он Кампоса удивлённым шепотом.
– Конечно, – сказал тот. – Что за идиотский вопрос.
Мистер Ребек промолчал.
Кампос встал, как только Лора и Майкл приблизились и спросил их:
– Где вы были?
– Да где мы только не были, – ответил Майкл. – Продавали бусы и керамику туристам. Это не Бог весть что, но худо-бедно управляемся. Иногда она исполняет для них небольшой примитивный танец, пока я совершаю примитивные торговые промахи. И мы от них благополучно отделываемся.
– Привет, – сказала Лора мистеру Ребеку. Она села с ним рядом и положила руку ему на руку. Он не мог ощутить прикосновения её пальцев, но его собственные пальцы внезапно похолодели.
– Привет, Лора, – ответил он. И так как он не мог придумать, что же ещё сказать, добавил. – Я так давно тебя не видел.
– Мы собирались прийти, – сказала Лора. – И мы бы пришли, – она проследила за взглядом, который он бросил на Майкла с Кампосом и улыбнулась. – Тебя удивляет, что мы и с Кампосом можем разговаривать?
– Ещё бы, – сказал мистер Ребек. – Я вообще не понимаю, в чём дело.
– Честно говоря, мы тоже, – сказала Лора. Началось с Майкла. Он первый наткнулся на Кампоса. Я с ним познакомилась позднее.
Майкл повернул к ней голову:
– Что я такое сделал?
– Познакомился с Кампосом, – пояснила Лора, – я рассказываю об этом мистеру Ребеку.
– Так и было, – самодовольно подтвердил Майкл. – Он ехал себе в грузовике, а я вышел на дорогу и попытался его напугать, мне хотелось проверить, есть ли хоть что-то во всех этих старых байках о призраках. Грязная собака проехала прямо по мне. Точнее – через меня.
– А я понял, что ты призрак, – сказал Кампос. – И вообще: разве я не вернулся, чтобы удостовериться?
– О, конечно. Здесь я должен отдать тебе справедливость. Ты хотел убедиться, что твоя шкура не пострадает, – он внезапно взглянул на мистера Ребека. – Ну, и оказалось, что он меня видит и может со мной разговаривать, совсем как ты. И мы с Лорой завели привычку приходить и навещать его, когда он дежурит в ночную смену. Мы ему поём и рассказываем истории. Это помогает ему не спать.
– Понятно, – сказал мистер Ребек. Он вздохнул, и пальцы его расслабились. – Извините меня за мой ошарашенный вид, просто как раз об этом я все время думал: неужели я – единственный в мире человек, который способен видеть призраки? Я знаю, это звучит нахально, но через некоторое время я начал считать, что так и есть.
– Ничто в мире не бывает одним-единственным, – небрежно заметил Майкл. Он опять повернулся к Кампосу. – Послушай, ночной сторож, человек, бдящий в ночи, спой-ка эту песенку о дереве. Я её малость подзабыл.
– Это не о дереве, – возразил Кампос. – Я тебе сколько раз объяснял.
– Правильно. Не о дереве. Она не имеет отношения к деревьям. Ну, так спой же.
Кампос негромко запел, струнный квартет все ещё играл по радио, и гортанный, почти скрежещущий голос Кампоса звучал, словно пятый струнный инструмент, настроенный абсолютно иначе, чем четыре остальных, и наигрывая совершенно другую мелодию, которая бродила вокруг замкнутого круга квартета, надеясь, что её впустят.
– Повтори, – нетерпеливо попросил Майкл. – Это я знаю, – его голос присоединился к голосу Кампоса, и они снова пропели куплет. Голос Майкла был слабее и звучал более отдалённо. Слова он произносил отчётливо и в такт, но его голос, казалось, постепенно затихал, словно в телефонной трубке. Мистер Ребек никогда ещё не слыхал, как поют призраки. Они обычно забывают музыку ещё до того, как забывают название улицы, на которой жили, и позабытые ими песни больше не вспоминаются. Но Майкл сидел рядом с верзилой Кампосом, пел песню, которой не знал мистер Ребек и, кажется, даже нисколько не догадывался, что проделывает нечто необычайное.
