Текст книги "Человек с острова Льюис"

Автор книги: Питер Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Я чувствовал, что внутри у меня все переворачивается. Это безумие. Что я вообще здесь делаю? Я едва мог дышать. По лицу Патрика было видно, что он тоже боится. Но он очень старался не подавать виду.

– Засекай время! – крикнул он и двинулся по уступу. Мы все подались вперед. Кэтрин нажала кнопку секундомера.

Патрик двигался удивительно быстро, распластавшись по стене лицом к парапету, касаясь ее руками. Опоры он обнимал, вцеплялся в них и передвигал ноги, не отрывая их от уступа. Дэнни остался возле кирхи, он вместе с Кэтрин смотрел на секундомер. Я, Питер и еще один брат Патрика, Тэм, шли за старшим Келли по тротуару на мосту. Дыхание Патрика было тяжелым из-за страха и физических усилий. Изо рта у него шел посеребренный луной пар. Я видел только макушку соперника и его сосредоточенный взгляд. Питер вцепился мне в руку и глаз не мог оторвать от Патрика. Мой брат беспокоился о его безопасности, несмотря на то, что тот угрожал раскрыть тайну татуировки. Впрочем, Питер вообще за всех переживал.

Пэм все время подбадривал старшего брата. Когда тот, наконец, дошел до церкви, взялся дрожащими руками за ограду и перелез на дорогу, младший Келли испустил громкий радостный крик. В это время к нам подбежали Кэтрин и Дэнни.

– Ну? – вопросил Патрик. Его лицо светилось от гордости.

– Две минуты двадцать три секунды, – сообщил Дэнни. – Так держать, Пэдди!

Патрик повернул ко мне сияющее лицо:

– Теперь твоя очередь.

Я посмотрел на Кэтрин. В ее темных глазах разгорался страх.

– Как там лед? – спросил я Патрика. Он ухмыльнулся:

– Охренительно скользкий.

Сердце у меня ушло в пятки. Две минуты двадцать три секунды – это очень быстро! Я помнил, что если не смогу пройти быстрее, мне придется преодолеть уступ дважды. Патрик просто излучал самоуверенность: он и мысли не допускал, что я обгоню его. Если честно, и я такой мысли не допускал. Но думать об этом не было смысла. Как-то глупо сдаваться собственному страху.

Я вскарабкался на парапет и, держась за ограду, перелез на уступ с вешней стороны моста. Железо ограды было ледяным, замерзшие руки начало сводить от холода, но я не разжимал их. Встав на уступ, я обнаружил, что мои резиновые подошвы дают отличное сцепление со скользким снегом. Я отпустил ограду. Теперь я балансировал на узком каменном уступе, по которому мне предстояло пройти почти четыреста футов. Если я буду действовать так же, как Патрик, только случай решит, окажусь ли я быстрее. А если двинуться прямо, как по бордюру, балансируя вытянутыми в стороны руками? Тогда я смогу опередить его. Если не упаду, конечно. Только проходя мимо опор, я мог бы воспользоваться методом Патрика.

Я глубоко вдохнул, борясь с искушением посмотреть вниз, крикнул:

– Засекай время!

И двинулся вперед, глядя только на кирху на другом конце моста. Я чувствовал, как скрипит снег у меня под ногами. Левую руку приходилось поднимать выше правой, чтобы не касаться парапета. Малейшая ошибка, легкое касание камня – и я полечу в воду. Дойдя до первой колонны, я обхватил ее руками, повернулся боком и двинулся в точности как Патрик. Потом восстановил равновесие и пошел к следующей опоре. Меня захватила эйфория – казалось, я могу просто пробежать по уступу. Понятно, что это было невозможно; но я почувствовал себя более уверенно и увеличил скорость. Том на дальней стороне завопил:

– Пэдди, он просто летит!

– Давай, Джонни! Вперед! – это уже Питер.

Когда я дошел до кирхи и перелез через парапет, я уже знал, что опережаю Патрика. И сам он тоже это понимал. Пока мы ждали Кэтрин и Дэнни, я видел, как он мрачнеет. На лице Келли застыла маска ужаса; наша подруга торжествующе улыбалась.

– Две минуты пять секунд, – голос Дэнни был едва ли громче шепота.

Мне было уже все равно. Я выиграл спор. И если Патрик Келли – человек слова, то секрету Питера ничего не угрожает. По крайней мере, пока.

– Давай на этом закончим.

Губы Патрика вытянулись в белую линию. Он затряс головой:

– Ну уж нет. Тот, кто пройдет мост медленней, пройдет его еще раз. Так мы договорились.

– Это уже не важно.

Келли выпятил челюсть:

– А для меня важно.

Он схватился за ограду и снова вылез на парапет.

– Давай пойдем домой, Пэдди, – попросил Тэм.

Но Патрик уже стоял на уступе.

– Засекай это чертово время!

Дэнни посмотрел на меня так, будто я могу помешать Питеру. Но я сделал все, что мог, так что в ответ только пожал плечами.

Кэтрин нажала кнопку секундомера.

– Пошел! – крикнула она.

Патрик двинулся вперед, используя мою технику. Но я сразу увидел: у него так не получится. Его туфли не давали такого сцепления со льдом. Проходя первый пролет моста, он несколько раз останавливался, чтобы восстановить равновесие. Тэм, Питер и я бежали рядом, подпрыгивая каждые несколько футов, чтобы получше его разглядеть. На лбу Патрика выступил пот, он блестел в лунном свете. Веснушки на побелевшем лице казались россыпью темных пятен. Было видно, что Келли боится, но ему нужно вернуть себе уважение – не только в наших глазах, но и в своих. Я слышал, как он резко втянул воздух, споткнувшись. Видел, как его рука хватает воздух. В этот кошмарный момент я решил, что он падает; но Патрик схватился за парапет и смог устоять на ногах.

Мы прошли половину моста, когда Дэнни со стороны кирхи крикнул:

– Полиция!

Сразу вслед за этим я услышал звук мотора, приближающийся со стороны площади. Кэтрин и Дэнни нырнули в тень кирхи, а нам с Питером и Тэмом деться было некуда.

– Пригнитесь! – крикнул я и скрючился возле стены. Потащил за собой Питера. Тэм присел рядом на корточки. Мы все дружно надеялись, что из черной патрульной машины нас не увидят. Она осветила нас фарами, но проехала мимо. Меня затопило чувство облегчения… Но тут раздался визг тормозов: машина резко остановилась на замерзшем асфальте.

– Черт!

– Бежим! – закричал Тэм.

Я услышал, как в полицейской машине включили заднюю передачу. Торопить меня не понадобилось – я вскочил и помчался к пресвитерианской церкви. Но мы не пробежали и десяти ярдов, когда я понял, что Питера нет рядом. Дэнни кричал с дальней стороны моста:

– Какого черта он творит?

Тэм схватил меня за руку. Мы обернулись и увидели: Питер скрючился на парапете, держась одной рукой за ограду. Вторую он тянул к Патрику Келли – как будто только что толкнул его. Тот в панике молотил руками по воздуху, пытаясь сохранить равновесие. Но было видно: ему это не удастся. Без единого звука Патрик рухнул во тьму. Именно эту тишину я запомнил навсегда. Он не кричал, не звал никого – просто молча упал в тень моста. Я очень хотел верить, что он может пережить падение. Но было очевидно: это невозможно.

– Черт! – Тэм дышал мне в лицо. – Да он его толкнул!

– Нет! – я и сам понимал, как это выглядит. Но я без тени сомнения знал: на такое Питер не способен.

Из патрульной машины выпрыгнули двое полицейских в форме и побежали к нам по мосту. Я кинулся назад, схватил брата и потащил его к южному концу моста, где ждали остальные. Питер хныкал и подвывал, лицо его было мокрым от слез.

– Он звал на помощь, – проговорил он, тяжело дыша. – Я пытался удержать его, Джонни. Честное слово!

– Эй! – в темноте раздался голос полицейского. – Мальчики! Что это вы тут делаете?

Мы поняли: пора разбегаться. Не знаю, что делали братья Келли. Мы с Питером и Кэтрин врассыпную бросились по улице, спотыкаясь и скользя по булыжнику. Назад мы смотреть не решались. Нас надежно скрывали темнота, тени домов и деревьев. Без единого слова мы вскарабкались по холму к двойным башням Дина.

Не знаю как, но утром все в Дине уже знали о том, что Патрик Келли упал с моста. Потом кто-то из деревни позвонил в приют и сказал, что в школе сегодня занятий не будет. Тогда все поняли: случилось нечто ужасное. Стало известно: прошлой ночью мальчик упал с моста в реку и умер. Никто из работников не знал, кто это был. Но все дети в Дине знали.

Как ни странно, у нас никто ничего не спрашивал. Как будто мы были прокаженными, и другие дети боялись подхватить заразу. Все, как обычно, разбились на группы. И только Питера, Кэтрин и меня обходили стороной. Так что мы просто сидели в столовой и ждали неизбежного. И оно случилось незадолго до полудня. К приюту с ревом подъехала полицейская машина и остановилась у лестницы. Из нее вышли двое полицейских в форме, их сразу проводили в кабинет мистера Андерсона. Прошло минут десять, и за нами послали смотрителя.

– Что вы натворили? – спросил он с беспокойством.

Я был самым старшим, так что брат и Кэтрин предоставили отвечать мне. Я пожал плечами:

– Понятия не имею.

Смотритель вел нас по коридору первого этажа в кабинет мистера Андерсона, а все остальные обитатели Дина смотрели на нас. Они стояли, разбившись на группы, и казалось, наблюдали, как приговоренных ведут на казнь. И каждый благодарил бога, что это случилось не с ним.

Мистер Андерсон стоял за своим столом, застегнутый на все пуговицы. Лицо его было пепельным, как и волосы. По одну сторону от него стояли полицейские со шлемами в руках, по другую – кастелянша. Мы втроем выстроились перед столом. Управляющий уставился на нас:

– Я хочу, чтобы один из вас говорил за всех.

Кэтрин и Питер посмотрели на меня.

– Ладно, Макбрайд, – это был первый и последний раз, когда мистер Андерсон назвал меня по имени. Затем он посмотрел на остальных:

– Если кто-то из вас не согласен с тем, что он скажет – можете говорить. Ваше молчание будет расценено как согласие.

Он глубоко вздохнул, затем оперся кончиками пальцев на стол, слегка наклонился вперед.

– Вас вызвали сюда, потому что ночью с моста упал мальчик и умер. Некий Патрик Келли. Вы его знали?

– Да, сэр.

– Говорят, около полуночи на мосту видели каких-то хулиганов. Там были несколько мальчиков и девочка, – управляющий в упор посмотрел на Кэтрин. – А еще говорят, что двух мальчиков и девочку из Дина незадолго до этого видели в деревне, – он снова выпрямился во весь рост. – Думаю, ты не знаешь, кто это мог быть?

– Не знаю, сэр.

Я знал, что доказать ничего нельзя, если у полиции нет свидетелей. А если бы они были, их привезли бы сюда, и они уже указали бы на нас. Так что я все отрицал. Нет, мы не покидали приют. Всю ночь мы спокойно проспали. До утра мы ничего не слышали о смерти Патрика Келли. И мы не знаем, что он или кто-то другой мог делать ночью на мосту.

Конечно, все понимали, что я вру. Видимо, кто-то что-то рассказал. Или братья Келли, или их друзья.

Мистер Андерсон оперся на столешницу костяшками пальцев, и они побелели – как в день нашего прихода в Дин, почти год назад. Глядя на полицейских, он произнес:

– Возможно, мальчик упал не сам. Его могли толкнуть. Будет проведено расследование. Тому, кто толкнул мальчика, будет предъявлено обвинение в убийстве. Как минимум – в непредумышленном убийстве. Это очень, очень серьезно! Если выяснится, что кто-то из воспитанников Дина виновен, это будет ужасное пятно на репутации приюта. Вам понятно?

– Да, сэр.

Ни Питер, ни Кэтрин не раскрыли рта за все время разговора. Мистер Андерсон вперил в них взгляд:

– А вам есть что добавить?

– Нет, сэр.

Полиция уехала только через полчаса после того, как нас выпроводили из кабинета. Голос мистера Андерсона было отлично слышно в коридоре:

– Проклятые католики! Хочу, чтобы их здесь не было.

И наконец предсказание Кэтрин сбылось. На следующий же день за нами приехал священник.

Глава семнадцатая

Фин внимательно наблюдал за стариком. Серебристая щетина на его лице и шее ярко выделялась в солнечном свете. Глаза, напротив, казались матовыми – их туманили воспоминания, которыми Тормод не мог или не хотел поделиться. Он долго сидел молча, и его слезы высохли, оставив соленые дорожки на щеках. Подтянув колени к груди и обхватив их руками, он глядел на море. Казалось, он видит что-то, недоступное Фину. Фотографию он давно уронил на коврик. Фин поднял ее и убрал в сумку. Потом взял Тормода за локоть и осторожно потянул.

– Давайте пройдемся вдоль воды, мистер Макдональд.

Его голос пробудил старика от задумчивости. Тот в удивлении поднял глаза, словно увидел Фина в первый раз.

– Он этого не делал, – произнес Тормод, отказываясь встать.

– Кто не делал чего, мистер Макдональд?

Но тот лишь покачал головой:

– Может, он и был не в себе, но гэльский выучил гораздо быстрее меня.

Фин нахмурился, удивленный таким поворотом мысли. На островах все знали гэльский с младенчества. Во времена Тормода английский начинали учить только в школе.

– Вы хотите сказать, он выучил английский быстрее вас?

Хорошо бы еще узнать, кто этот он.

Тормод яростно затряс головой:

– Нет, гэльский! Как будто это был его родной язык.

– Чарли?

На этот раз он усмехнулся:

– Да нет же. Чарли говорил бы по-итальянски.

Старик протянул Фину руку, чтобы тот помог ему встать, и поднялся навстречу ветру.

– Давай намочим ноги! Мы всегда так делали на Пляже Чарли, – потом указал на туфли Фина:

– Снимай ботинки, парень.

Тормод наклонился, начал закатывать брюки. Фин сбросил туфли, стянул носки и закатал штанины до колен. Двое мужчин рука об руку пошли по мягкому глубокому песку туда, где отступающая вода сделала его плотным и мокрым. Ветер запутывал плащ Тормода вокруг его ног, раздувал куртку Фина, нес мелкую водяную пыль. Пролетев три тысячи миль над Атлантикой, он набрал немалую силу.

Первая волна разбилась вокруг их ног, захлестнув песок. Вода была удивительно холодной. Старый Тормод радостно засмеялся, отходя с пути волны. С него сдуло шляпу, но Фин увидел, как порыв ветра поднимает ее с головы старика, и каким-то чудом успел ее поймать. Тормод снова засмеялся, как ребенок, которому показали новую игру. Он хотел снова надеть шляпу, но Фин сложил ее и положил в карман плаща, чтобы она не потерялась. Ему тоже понравилось играть с волнами. Он снова направился туда, где бурные когда-то волны нежно омывали берег. Вода плеснула мужчинам выше щиколоток. Оба вскрикнули, потом засмеялись. Тормод казался полным сил. Приятно было видеть, что маразм хотя бы на короткое время выпустил его из цепких объятий. Он снова радовался простым удовольствиям жизни, снова был полноценным человеком.

Они шли вдоль пенной полосы прибоя ярдов четыреста-пятьсот, то заходя в воду, то снова отходя назад. На дальнем конце пляжа вода разбивалась в белую пену вокруг блестящих черных валунов. Звук ветра и прибоя заполнял их уши, не оставляя места больше ни для чего. Боль, печаль, воспоминания – все было в прошлом. Не доходя до валунов, они повернули обратно. Пройдя несколько футов, Фин вынул из кармана медальон со Святым Христофором на серебряной цепочке, который мать Маршели дала им несколько часов назад. Из-за шума моря пришлось кричать:

– Вы помните это, мистер Макдональд?

Тормод был явно удивлен. Он остановился и взял медальон. Поглядел на него, потом сжал руку в кулак. К изумлению Фина, по щекам его снова покатились слезы.

– Она мне его подарила, – голос старика был едва слышен за рокотом волн.

– Кто?

– Кейт.

Фин задумался. Возможно, эта Кейт – причина ненависти Тормода к католикам.

– Она была католичкой?

Старик взглянул на него, как на сумасшедшего:

– Конечно! Как и все мы.

Он быстро двинулся вдоль линии прибоя. Волны выплескивались на песок, брызгали ему на брюки, но он, казалось, этого не замечал. Фину потребовалось не меньше минуты, чтобы выйти из ступора и догнать старика. Он ничего не мог понять.

– Вы что, были католиком?

Тормод посмотрел на него снисходительно:

– Ходил на мессу каждое воскресенье. В большую церковь на холме.

– В Силбост?

– В церковь, которую построил рыбак. У нее внутри лодка.

– Лодка? В церкви?

– Да, под алтарем, – Тормод остановился так же внезапно, как двинулся вперед. Он стоял по щиколотку в воде и смотрел на горизонт, где едва виднелся темный силуэт танкера.

– Оттуда был виден Пляж Чарли, прямо за кладбищем. Как будто серебристую полоску провели по берегу, между пурпурным махером и бирюзовым морем, – он замолчал, взглянул на Фина. – И все мертвецы хотели, чтобы прохожие остановились. Им в ином мире тоже нужна компания.

Он снова отвернулся и прежде, чем Фин успел его остановить, швырнул медальон в набегающие волны. Святой Христофор исчез в водовороте песка и пены. Течение утащит его на глубину, и там он будет покоиться, потерянный навсегда.

– Папистские штучки нам больше не нужны, – произнес Тормод. – Путь почти окончен.

Глава восемнадцатая

Ганн позвонил Фину на мобильный, когда тот выходил из дома престарелых «Дун Эйсдин». На обратном пути из Далмора Тормод вел себя очень тихо. Вернувшись, он пошел в свою комнату, позволил работникам дома престарелых снять с себя плащ, а потом отправился в столовую. Предыдущим днем он почти ничего не ел, а теперь к нему вернулся аппетит. Он набросился на весеннюю ягнятину с вареной картошкой. Фин тем временем тихо вышел на улицу.

Он припарковал машину в начале Черч-стрит и прошел до полицейского участка, на ступеньках которого его ждал Ганн. Ветер на восточном побережье был порывистым и прохладным. Он поднимал мелкую волну в бухте и шелестел первыми листьями деревьев на дальней ее стороне, рядом с запущенным зданием замка Льюс. Мужчины прошли до Бэйхед, где рыбацкие лодки поднимались над причалами – шел прилив. Сети, пустые ящики и ловушки для крабов были разбросаны по булыжнику. Жители Сторновея двигались к центру города, наклоняясь против ветра.

Они шли мимо кафе с витражными окнами, выходящими на док, когда Ганн вдруг спросил:

– Это молодой Фионлах?

Фин развернулся и увидел по другую сторону стекла, за смутными отражениями, Фионлаха и Донну. Они сидели за столом, а на полу между ними стояла переноска для младенцев. Фионлах держал свою маленькую дочь на руках и с любовью смотрел в ее круглые голубые глаза. Она глядела на отца, улыбаясь, ее крохотные пальчики сжимали его большой палец. Вот так же когда-то сын Робби держал за палец Фина.

Но на переживания и сожаления времени у него не оказалось. Донна повернулась и увидела его. Лицо ее зарумянилось впервые на его памяти; она отвернулась и что-то быстро сказала Фионлаху. Тот поднял голову, удивленный, и Фин увидел что-то странное в его глазах. Страх? Вину? Он не успел разобраться: на лице юноши расцвела застенчивая улыбка. Он кивнул Фину, и тот кивнул в ответ. Неловкий момент, молчаливый разговор; оконное стекло казалось несерьезным барьером по сравнению со всем тем, что стояло между ними, не оформленное в слова.

– Хотите зайти? – спросил Ганн.

– Нет, – Фин потряс головой. Махнул рукой молодым людям и двинулся дальше по Бэйхед. Ганну пришлось его догонять. Интересно, почему Фионлах не в школе?

Мужчины сели в темном углу бара «Гебридец», и Ганн заказал им по полпинты[16]16
  Пинта – английская мера жидкости, равная 0,57 л.


[Закрыть] крепкого. Он поставил стаканы, достал из внутреннего кармана куртки конверт из плотной бумаги и запустил его по столу в сторону собеседника.

– Я вам этого не давал.

Фин убрал конверт в сумку:

– О чем это ты?

Ганн усмехнулся. Какое-то время они молча потягивали пиво, потом полицейский аккуратно поставил стакан на подставку и начал:

– Мне позвонили полчаса назад. Из Инвернесса пришлют старшего следователя. Вести расследование убийства будет он.

– Естественно, – Фин кивнул.

– Он вряд ли приедет раньше чем через неделю. В руководстве полиции считают, что раз убийство совершено больше пятидесяти лет назад, расследование может подождать, – Ганн отпил из стакана и снова поставил его поверх мокрого круга на подставке. – Но когда он приедет, мистер Маклауд, я больше не смогу ничего вам рассказывать. Мне очень жаль, правда. Вы были хорошим полицейским, я знаю. Только вы больше не полицейский, и это настроит всех против вас. Вам наверняка скажут не совать нос не в свое дело.

– Наверняка, – Фин улыбнулся, отпил из стакана. – К чему ты это говоришь, Джордж?

– У нас есть небольшая фора, мистер Маклауд. Я думаю, надо ковать железо, пока горячо.

– Отлично сказано, Джордж. Что ты задумал?

– Я хотел завтра утром съездить на остров Харрис, в Силбост, разузнать про семью старого Тормода Макдональда. Вдруг это поможет нам разобраться, кого же мы вытащили из болота. Будет здорово показать полицейским с материка, что мы не совсем деревенщина.

– И?

– И понимаете, у меня что-то двигатель стал барахлить. Ну, это официальная версия. Я думал, может, вы меня подвезете?

– Вот как?

– Ну да, – Ганн сделал большой глоток пива. – Что скажете?

Фин пожал плечами.

– Ну, Маршели хочет, чтобы я во всем этом разобрался.

– Ну да, логично. Вы же бывший полицейский, – Ганн снова потянулся за стаканом, потом остановился.

– А вы с ней… снова вместе, да?

Фин старался не смотреть в глаза другу.

– У нас с ней долгая история, Джордж. Но мы не вместе, – он осушил стакан. – Во сколько ты хотел бы выехать?

Фин возвращался вдоль западного побережья, через Барвас, Сиадер и Делл, и смотрел, как на горизонте собирает силы еще один грозовой фронт. Позади него фиолетовые горы Харриса на юге купались в солнечном свете. Небо на севере оставалось ясным. Каждая деревня, мимо которой Фин проезжал, ясно выделялась на его фоне – и старинные дома с белеными стенами, и стандартные жилые строения, которые выпускало в двадцатом веке бывшее Министерство сельского хозяйства и рыболовства. С их шиферными крышами, высокими мансардными окнами и стенами, покрытыми волокнистой штукатуркой, они были крайне уродливы и совершенно не могли противостоять жесткому климату островов. Назвать их «домами» не поворачивался язык.

Солнце золотило сухую траву на болоте к востоку от дороги. Местные жители целыми группами выходили на болота, пользуясь хорошей погодой. Они несли ножи тараскер с длинными рукоятками, чтобы нарезать торф, а потом разложить его для просушки.

Впереди показался мрачный и неприветливый силуэт церкви. Фин понял, что почти приехал. Дом… Неужели это его дом? Здесь воинствующие протестантские фракции контролируют все стороны жизни. Здесь люди всю жизнь ищут пропитание на земле и в море. Предприятия приходят и уходят, когда кончаются субсидии, а после них остаются безработица и ржавеющий технический мусор. Казалось, острова ждет еще большой упадок, чем Фин помнил по своей молодости. Политики тратили миллионы на возрождение мертвого гэльского языка, сражаясь за голоса избирателей. Но вызванный этим подъем оказался временным. А если его дом не здесь, то где же он? Где еще Фин чувствовал такое единство с землей, природой и людьми? Внезапно он пожалел, что не успел свозить Робби сюда, на землю предков.

В бунгало Маршели никого не было. Фин поехал дальше, мимо бывшей фермы своих родителей. Сразу за холмом перед ним открылось северное побережье. Он свернул налево, к старой гавани Кробоста, где в деревянном домике стояла лебедка, а от него крутой бетонный эллинг вел в небольшую бухту под защитой скал. Здесь на ржавых цепях лежали бухты веревок и оранжевые буйки, у стены стояли ловушки для крабов и омаров. Вокруг валялись рыбацкие лодочки, привязанные к ржавым кольцам. Среди них еще можно было найти облезшие останки лодки, которую отец Фина когда-то починил, покрасил фиолетовой краской, как дом, и назвал в честь своей жены. Прошло много лет, но следы прошлого не исчезали.

Это касалось и прошлого Фина. В стенах старого дома, стоявшего над гаванью, до сих пор жили полные горечи воспоминания. Когда мать и отец Фина погибли, его тетка без большой охоты взяла на себя заботу о сыне сестры. В доме никогда не было ни любви, ни теплоты.

В окнах еще оставались стекла, а двери стояли запертыми. Но стены, когда-то белые, потемнели от сырости. Косяки дверей и оконные рамы прогнили или заржавели. Ниже, на полоске травы, что тянулась вдоль скальных вершин, стоял пустой каменный дом. Там Фин играл в одиночестве, когда был ребенком. Впрочем, можно ли называть домом четыре стены? Больше у него не было ничего: ни окон, ни дверей, ни крыши. Кто-то возвел его давным-давно ради вида на море, который открывался отсюда. Но долгие, суровые зимы и арктические ветра прогнали бывших хозяев. Фин еще не забыл, каково это – зимовать на острове.

На галечный пляж спускалась заросшая травой тропинка. Черные скалы на берегу стали рыжими – их покрывали старые ракушки и пятна гниющих водорослей. На дальней стороне бухты виднелись три стоячих камня. Они стояли здесь, сколько Фин себя помнил. Пейзаж не менялся, только люди приходили и уходили. И иногда оставляли следы.

Послышался звук мотора, он перекрывал рев ветра. Маршели остановила старую «Астру» Артэра у края дороги, вышла и захлопнула дверь. Засунула руки поглубже в карманы куртки и медленно пошла навстречу Фину. Они немного постояли в уютном молчании, глядя на типовые дома, выстроившиеся вдоль скал на западной стороне бухты. Но вот Маршели обернулась к пустому дому над гаванью.

– Почему ты не починишь дом тети? Он в лучшем состоянии, чем старый дом твоих родителей.

– Но он мне не принадлежит, – Фин тоже обернулся. – Тетка оставила его какой-то благотворительной организации. Это так типично для нее. Те не смогли его продать и оставили гнить, – он снова перевел взгляд на океан. – Да и будь он мой, я бы даже на порог не ступил.

– Почему?

– Там привидения, Маршели.

Она нахмурилась:

– Привидения?

– Да. Там живет юный Фин и всего его несчастья. Последний раз я спал здесь в ночь перед похоронами тетки. И поклялся, что ноги моей больше тут не будет.

Женщина подняла руку, легко коснулась его щеки кончиками пальцев:

– Юный Фин? Помню такого. Я полюбила его, как только увидела. И не смогла простить ему разбитое сердце.

Фин посмотрел ей прямо в глаза и сразу вспомнил вопрос, который задал ему Ганн. Волосы Маршели полоскались за ее спиной, как флаг; ветер играл шелковистыми прядями, лицо разрумянилось. Время и боль заострили ее черты, но женщина все равно оставалась привлекательной. Его школьная подруга, его юная возлюбленная, которую он так легко оттолкнул – обе до сих пор жили в ней – циничной, умной и смешливой. Но ничего уже не вернуть.

– Я показал твоему отцу фотографию трупа из болота, – сообщил Фин. – Я уверен, что он узнал его.

Маршели отдернула руку, как от удара током.

– Значит, это правда.

– Похоже на то.

– Я надеялась, что произошла ошибка. Образцы ДНК спутали или еще что-то. Родители – фундамент, на котором ты строишь жизнь. Внезапно узнать, что построил жизнь на иллюзии, очень тяжело.

– Я показал ему медальон со Святым Христофором, и он выбросил его в море. – Маршели недовольно нахмурилась. – Твой отец сказал, что медальон ему подарила какая-то Кейт. И что они были католиками.

Теперь брови женщины взлетели в удивлении:

– Фин, он выжил из ума. В буквальном смысле. Он не понимает, что говорит.

Он пожал плечами. На самом деле он не был в этом так уверен, но вслух возражать не стал.

– Завтра Джордж Ганн едет в Харрис, навести справки о семье твоего отца. Он сказал, что я могу поехать с ним. Мне ехать?

Маршели кивнула:

– Ехать, – и тут же добавила: – Но только если ты сам хочешь. И если можешь выделить на это время. Мне надо на несколько дней вернуться в Глазго, у меня же экзамены. Хотя видит бог, я сейчас совсем не о них думаю, – она помолчала. – Будет здорово, если ты присмотришь за Фионлахом.

Фин кивнул. Возникшую тишину тут же заполнил ветер. Он шелестел травой, гнал морские волны к северным скалам, приносил с собой крики парящих вдали чаек. Людям тоже доставалось от него: он дергал их за одежду, задувал в рот, уносил прочь слова. Маршели положила ладонь на руку Фина, а он потянулся, погладил ее по волосам, коснулся шеи. Женщина качнулась к нему – едва заметно, но он ощутил исходящее от нее тепло. Как просто было бы ее поцеловать!

Со стороны дороги раздался гудок. Они обернулись – из водительского окна проезжающей машины им махали рукой. Маршели помахала в ответ.

– Это миссис Макричи, – объяснила она.

И момент близости прошел. Как будто его тоже унес ветер.