Текст книги "Человек с острова Льюис"

Автор книги: Питер Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать шестая

Старое кладбище за покрытыми лишайником стенами было переполнено. Выше по холму, по направлению к церкви, на махере уже образовалось новое кладбище. Фин припарковал машину и прошелся между могильными камнями. Смерть, даже на таком маленьком острове, очень многолюдна. На острове, лишенном деревьев, из земли поднимался целый лес крестов. Как много людей перешло в мир иной! И все покоились в тени церкви, в которой когда-то молились. Церкви, построенной на деньги рыбаков; церкви, в которой алтарем служит корпус лодки.

По другую сторону кладбищенского забора стоял современный одноэтажный домик с зимним садом, обращенным в сторону залива. Дом был не жилой: красная доска на торцевой стене и овальный знак на стене у пандуса, ведущего к боковой двери, извещали всех, что здесь находится паб под названием «Политишен». Как удобно для мертвецов, подумал Фин: как раз по дороге от церкви к кладбищу. А безутешные родственники уж точно заливают здесь горе.

На парковке обнаружился розовый «мерседес»-кабриолет. Йоркширский терьер залаял на Фина, когда тот проходил мимо. В пабе было тихо: вечер еще не наступил, над стаканами и кружками сидело всего несколько человек. Фин заказал пиво у словоохотливой молодой женщины за стойкой. Она с готовностью рассказала, что паб назвали в честь корабля «Политишен», который затонул в Заливе Эрискея на пути к Карибским островам во время войны.

– Конечно, – добавила девушка, – все, кто читал «Виски в изобилии» Комптона Маккензи, знают, что его груз включал двадцать восемь тысяч бутылок отличного виски. Жители острова полгода «спасали» эти бутылки и прятали их от акцизных чиновников.

И она показала три бутылки, якобы бывшие на том самом корабле. Внутри еще плескался виски. Фин задумался о том, сколько посетителей выслушало эту историю. Он отпил пиво и решил сменить тему.

– А пляж на западном побережье острова, за кладбищем…

– И что с ним?

– Почему его называют «Пляж Чарли»?

Девушка за стойкой пожала плечами:

– Никогда такого не слышала. – Она окликнула женщину средних лет, которая сидела в зимнем саду с видом на залив и потягивала джин с тоником: – Мораг, ты слышала, чтобы наш пляж называли «Пляж Чарли»?

Мораг обернулась. Фин сразу понял, что в молодости она отличалась необыкновенной красотой. У нее были сильные черты лица и гладкая загорелая кожа, а на голове – копна густых осветленных волос. На вид ей можно было дать лет пятьдесят, но бывший полицейский видел: на самом деле ей ближе к семидесяти. На обоих ее запястьях звенели золотые и серебряные браслеты, пальцы были унизаны кольцами. Дама попивала джин с тоником, держа бокал в тонкой руке с ярко-розовыми ногтями. На ней был узорчатый жакет-болеро, белая блузка и многослойная синяя юбка. В общем, Мораг не из тех людей, кого ожидаешь встретить в провинциальном пабе.

– Понятия не имею, а гра, – ответила дама с блаженной улыбкой. Говорила она по-английски, но использовала гэльское обращение. – Но можно предположить, что пляж называют так из-за того, что там французский фрегат из Тейе высадил красавчика Принца Чарли и Семь человек из Мойдарта. Потом они отправились собирать армию против англичан. Это было так называемое Якобинское восстание тысяча семьсот сорок пятого года.

– Я этого не знала, – сказала девушка за стойкой.

Мораг покачала головой.

– Вас теперь ничему путному не учат в школе. Говорят, Чарли укрывался в бухте здесь неподалеку. Бухта называется Коллег а’Фреонса, то есть «убежище принца». – Она обратила на Фина взгляд глубоких карих глаз. – А кто интересуется?

Бывший полицейский поднял стакан, перешел в зимний сад и пожал Мораг руку.

– Я Фин Маклауд. Пытаюсь разыскать семью, которая жила на ферме ниже вашего дома.

Она подняла брови в удивлении:

– Значит, вы знаете, кто я?

Фин улыбнулся.

– Не знал, пока не приехал на остров. Но мне очень быстро рассказали. Сейчас я выскажу предположение, и оно никак не связано с розовым «мерседесом» на парковке. Вы киноактриса Мораг Мак-Эван.

Она засияла.

– Все верно, а гра! Тебе надо было идти в полицию.

– Я там работал, – Фин усмехнулся. – Вообще-то я должен был видеть вас по телевизору.

– Не все люди смотрят сериалы, – Мораг пригубила свой джин-тоник. – А ты, значит, работал в полиции?

– Сейчас я просто частное лицо.

– Знаешь, а гра, я росла здесь в те времена, когда на фермах еще жили люди. Если кто-то и знает то, что тебе нужно, так это я, – она допила свой коктейль и начала подниматься. Внезапно она схватила Фина за руку, чтобы удержаться на ногах. – Проклятый ревматизм! Поедем ко мне, Фин Маклауд, бывший полицейский. Пропустим стаканчик-другой, пока я буду рассказывать. – Она придвинулась к нему, как будто чтобы посекретничать, но голос ее оставался громче сценического шепота: – У меня выпивка дешевле.

Выйдя из паба, Мораг сказала:

– Оставь машину здесь. Поедем на моей. Ты всегда сможешь вернуться пешком. – Внутри розового «мерседеса» ее громко приветствовал йоркширский терьер. Фин начал садиться в машину, и Мораг произнесла: – Это Дино. Дино, это Фин.

Собачка посмотрела на него, потом запрыгнула на колени хозяйке. Та завела мотор и опустила крышу.

– Ему нравится, когда ветер в лицо. В те редкие дни, когда у нас солнце, сам Бог велел ездить с опущенной крышей. Ты согласен?

– Абсолютно.

Мораг зажгла сигарету.

– Проклятые законы! Покурить за стаканчиком чего-нибудь теперь можно только дома, – она глубоко втянула дым, потом с удовольствием выдохнула. – Вот так-то лучше!

Она включила первую передачу, и машина запрыгала по парковке в сторону выезда. Мораг чуть не задела столб, когда поворачивала на дорогу, ведущую к холму. Дино уцепился за ее правую руку, высунул морду в открытое окно. Мораг одновременно курила и переключала передачи. Они быстро миновали начальную школу и дорогу к церкви. Фин ухватился за сиденье обеими руками и крепко держался. Руки его болели от напряжения. Мораг ничего не замечала. Каждый раз, переключая передачи, она виляла влево, а иногда – вправо. Встречный ветер уносил сигаретный дым и пепел.

– Когда я сообщила дилерам «Мерседеса», какой цвет машины я хочу, они сказали, что в розовом их не делают. «Ну придумайте что-нибудь!» – попросила я. Показала им свои ногти и оставила баночку лака, чтобы они могли подобрать цвет. Когда машину привезли, я сказала: «Ну вот видите! Все возможно».

Она рассмеялась. Фин очень хотел, чтобы во время разговора она смотрела на дорогу, а не на него. Машина поднялась на холм, затем покатила вниз, к бухте и Хаунну. В последний момент Мораг свернула направо, объехала небольшую бухту и въехала на новую подъездную дорогу к своему дому. Колеса прогремели по защитной решетке, потом зашуршали на гравии со включениями цветных стеклянных бусин.

– Ночью, когда я включаю свет, они блестят, – сообщила хозяйка. – Получается, что идешь по кусочкам света.

Ступени на веранду охраняли гипсовые статуи обнаженных женщин. В саду обнаружилась скульптура оленя в полный рост, а на камнях у маленького пруда сидела бронзовая русалка. Фин заметил на заборе трубки неонового освещения. В саду, среди вереска и нескольких цветущих кустов, выживших на здешнем ветру, лежала терракотовая плитка. По всей террасе висели пластинки «музыки ветра», и воздух был наполнен стуком бамбука о сталь.

– Ну, заходи.

Вслед за Мораг и Дино Фин прошел в холл. Широкую лестницу на второй этаж застилал толстый клетчатый ковер. На стенах висели изображения «Мэйфлауэра»,[20]20
  Легендарное торговое судно типа «галеон», на котором англичане пересекли Атлантику в 1620-м году, экипаж корабля называли себя «пилигримами».


[Закрыть] Мадонны, парусных кораблей и святых. На греческих колоннах стояли дешевые украшения. Серебряный гепард, отлитый в полный рост, потягивался у входа в гостиную с баром. В этой комнате с обеих сторон были панорамные окна, а на веранду выходили стеклянные двухстворчатые двери. Все доступные поверхности – полки, столы, барная стойка – были заняты фарфоровыми статуэтками, зеркальными коробочками, лампами и львами. Плиточный пол отполирован до зеркального блеска.

Мораг сбросила жакет на кожаное кресло и скользнула за барную стойку.

– Пиво? Виски? Что-нибудь поинтереснее?

– Пиво, пожалуйста, – в пабе Фин успел выпить меньше половины пинты. Он взял свой стакан с пенной жидкостью и через нагромождение предметов прошел к стеклянной двери. Оттуда открывался вид на залив и Южный Уист. Прямо под домом находилась маленькая бухта с каменным причалом. Отсюда ходил корабль до Лудага в те времена, когда не было автомобильных паромов и хороших дорог.

– Вы здесь родились?

– Нет. Но росла уже здесь.

Фин обернулся и увидел, как Мораг отпила из бокала джина с тоником. Лед стукнул о стенки бокала, как пластинки «музыки ветра».

– И как девушка с Эрискея стала известной актрисой?

Она громко рассмеялась:

– Ну, не знаю, как насчет известной. Но первое, что должна сделать девушка с Эрискея, чтобы стать кем-то еще, – это уехать с Эрискея.

– И сколько вам было, когда вы уехали?

– Семнадцать. Я училась в Королевской Академии музыки и драмы Шотландии в Глазго. Всегда хотела быть актрисой. С того дня, как в церковном зале показали фильм про Эрискей. Это был документальный фильм, его снял какой-то немец в тридцатые годы. Было что-то волшебное в том, что на большом экране показывали людей! Как будто они теперь стали бессмертны. Я тоже так хотела, – Мораг тихо фыркнула, вышла из-за барной стойки и расположилась на диване. Дино немедленно запрыгнул к ней на колени. – Я так разволновалась, когда учитель, который жил у нас на острове, сообщил детям, что будет дома показывать фильмы! У нас как раз недавно провели электричество. Мы все набились в его маленькую гостиную. Учитель взял с каждого по пенни, а потом показывал слайды, которые сделал, когда был в отпуске в Инвернессе. Представляете? – она заразительно рассмеялась. Дино поднял голову и два раза гавкнул.

Фин улыбнулся и спросил:

– Вы приезжали сюда в гости?

Мораг яростно затрясла головой.

– Никогда! Я много лет работала в театрах Глазго и Эдинбурга. Мы давали представления по всей Шотландии. Потом Роберт Лав предложил мне первую роль на Телевидении Шотландии, и этот мир захватил меня. Я поехала в Лондон, ходила на кастинги, получила несколько ролей. Работала официанткой в промежутках между ними. Все было нормально, но как-то средне, без больших успехов, – она снова отпила из бокала, помолчала. – А потом мне предложили роль в сериале «Улица». Успех пришел ко мне поздно, зато я буквально проснулась знаменитой. Не знаю, как так вышло. Моя героиня всем понравилась! – Мораг хихикнула. – И меня действительно знали по всей стране. Двадцать лет славы и прекрасных заработков – и вот я смогла купить этот дом, – она обвела рукой свое царство. – Отличный выход на пенсию!

Фин задумчиво посмотрел на нее.

– А почему вы вернулись?

– Ты же сам с островов, да?

– Да. С Льюиса.

– Тогда ты поймешь, почему. Есть в островах что-то такое, а гра, что притягивает нас. Мы всегда возвращаемся. Я уже и место себе купила на местном кладбище.

– Вы были замужем, Мораг?

Ее улыбка стала грустной.

– Я любила, но замуж не вышла.

Фин повернулся к окнам, смотревшим на холм.

– Значит, вы знали людей, которые жили на ферме под холмом?

– Да, знала. Когда я была ребенком, там жила старая вдова О’Хенли. А с ней – девушка по имени Кейт, мы с ней были в одном классе. «Сиротка».

Фин нахмурился.

– Сиротка? В каком смысле?

– Ребенок из сиротского приюта, а гра. Их сотнями забирали из приютов местные советы или католическая церковь. Отправляли сюда, на острова, и отдавали незнакомым людям. Никакого контроля за этим не было. Дети приплывали на пароме в Лохбосдейл и стояли на пирсе с табличками, на которых были фамилии. За ними приезжали новые хозяева. Там, на холме, начальная школа. В ней было полно «сироток». В какой-то момент – почти сотня.

Фин был потрясен.

– Я не знал.

Мораг закурила и продолжала говорить.

– Это продолжалось до шестидесятых годов. Однажды я слышала от священника, что после столетий родственных браков хорошо иметь на островах свежую кровь. Думаю, ради этого все и делалось. Кстати, не все дети были сиротами. Некоторые – из неполных семей. Но пути назад им не было. Если уж тебя сюда отправили, о прошлом ты мог забыть. Контакты с родителями и родными исключались. Бедные «сиротки»! Некоторых здесь обижали – били или еще что похуже. Большинство использовали как рабочую силу. Некоторым повезло больше – таким, как я.

Фин поднял бровь:

– Вы тоже «сиротка»?

– Да, мистер Маклауд. Я жила у семьи Парксов на другой стороне острова. Конечно, они давно умерли. Своих детей у них не было, так что у меня остались счастливые воспоминания об острове. Поэтому мне было не сложно вернуться, – стакан Мораг опустел. – Мне надо еще выпить. Ты будешь?

– Нет, спасибо, – Фин едва пригубил свое пиво.

Мораг сняла Дино с колен, осторожно поднялась с дивана и пошла к бару.

– Конечно, детям доставалось не только от местных. Были и приезжие, в основном англичане. Например, директор школы в Далибурге, – она улыбнулась. – Он решил, что должен принести нам цивилизацию, а гра. И запретил обычай гиллен кулаг.

– А что это?

– Мы называем этот обычай «Хогманай». В канун Нового года мальчики группами ходят от дома к дому и в каждом читают стихи. За это им дают хлеб, булочки, пироги и фрукты. Все это кладут в мешки для муки, которые мальчики носят с собой. Этому обычаю несколько сот лет. Но мистер Бидгуд решил, что это пахнет попрошайничеством. И запретил своим ученикам участвовать в этом.

– И все послушались?

– Большинство – да. Но в моем классе был один мальчик, Дональд Джон… Тоже «сиротка». Он жил у семьи Джиллисов, это были брат и сестра. Их ферма была по ту сторону холма. Он нарушил запрет и пошел на Хогманай со старшими мальчиками. Когда мистер Бидгуд об этом узнал, он выпорол Джона кожаной плеткой.

Фин покачал головой:

– Он не имел права этого делать.

– В те времена учитель мог делать, что хотел. Но Дональд Шеймус… Ну, человек, у которого жил Дональд Джон… Он поступил не так, как все. Пошел в школу и надрал директору задницу, простите мой французский. В тот же день он забрал Дональда Джона из школы, и больше он туда не возвращался, – Мораг улыбнулась. – А мистер Бидгуд через месяц вернулся в Англию с поджатым хвостом. Да, у нас была интересная жизнь.

Фин осмотрелся и подумал, что у его хозяйки и сейчас интересная жизнь.

– А вы не знаете, что случилось с Кейт?

Мораг пожала плечами и отпила из своего бокала.

– Боюсь, что нет, а гра. Она покинула остров незадолго до меня и, насколько я знаю, не возвращалась.

Еще один тупик.

Когда Фин собрался уходить, над западной бухтой уже висели черные тучи. Ветер усилился, иногда срывались капли дождя. Где-то далеко к западу, за тучами, солнце проливало на океан жидкое золото своих лучей. Приближался закат.

– Давай я отвезу тебя через холм, а гра. Похоже, сейчас начнется ливень. Только открою ворота гаража, чтобы можно было сразу заехать на обратном пути.

Мораг ввела код на маленьком пульте на стене возле двери. Та начала медленно подниматься и сложилась под крышей. Садясь в машину, Фин заметил в углу гаража старую прялку.

– А вы не прядете шерсть? – спросил он.

Мораг рассмеялась.

– О боже, нет! Никогда не пряла и прясть не буду.

Она села в машину, закрыла дверь. Крышу на этот раз поднимать не стала. Дино запрыгнул ей на колени. Он тыкался мокрым носом в стекло, сопел и тявкал, пока его хозяйка не опустила окно. Тогда он занял привычное место на ее правой руке, подставив морду свежему ветру.

Уже по дороге Мораг решила уточнить:

– Это старая прялка, хочу ее отреставрировать. Она будет отлично смотреться в столовой. Воспоминание о былых временах. Когда я была девочкой, почти все женщины пряли шерсть. Ее промасливали и делали из нее одеяла, носки и свитера для мужчин. В те времена почти все они были рыбаками, выходили в море пять дней в неделю. Свитера из эрискейской промасленной шерсти совсем не пропускали воду. Их носили все мужчины.

В конце подъездной дороги она решила закурить и едва не врезалась в столб.

– У всех женщин был собственный узор. Его обычно передавали от матери к дочери. Узоры так отличались, что тело рыбака почти всегда можно было опознать по свитеру. Даже если его труп вытащили из моря через много-много дней. Узоры были надежны, как отпечатки пальцев.

Мораг помахала старику с собакой, с которым Фин разговаривал в тот день. Машина едва не сорвалась в канаву; впрочем, женщина ничего не заметила.

– У нас на острове живет старик-священник, он увлекается историей, – она рассмеялась. – Ему с его обетами больше нечего делать долгими зимними вечерами, – и Мораг хитро улыбнулась Фину. – В общем, он хорошо разбирается в эрискейских вязаных узорах. Говорят, у него коллекция фотографий и рисунков – примеры узоров больше чем за сто лет.

Они пересекли вершину холма. Мораг с интересом посмотрела на спутника:

– Вы мало говорите, мистер Маклауд.

Фин подумал, что вставить хоть слово было бы очень трудно.

– Мне больше нравится вас слушать, Мораг, – только и сказал он.

Прошла еще минута.

– А почему вы заинтересовались семьей, которая жила на ферме О’Хенли?

– На самом деле мне нужна не миссис О’Хенли. Я пытаюсь найти человека, который сейчас живет на Льюисе. Я думаю, он приехал туда с Эрискея.

– Может быть, я его знаю. Как его имя?

– По имени вы его точно не узнаете. Он называет себя Тормод Макдональд, но это не его настоящее имя.

– А какое настоящее?

– Это и я хотел бы знать.

Дождь начался, когда Фин ехал на север от Лудага. Ветер нес воду из открытого моря на запад. Первые капли были крупными и редкими, но потом прибыло подкрепление. Пришлось включать дворники на максимальную скорость. У Далибурга Фин свернул на дорогу к Лохбосдейлу. Он думал о том, что рассказ Мораг о вязаных узорах Эрискея – его последний шанс установить личность отца Маршели. И успех здесь не очень вероятен.

Отель «Лохбосдейл» стоял на холме над гаванью, с подветренной стороны от горы Бен Кеннет, или по-гэльски Бейн Руи Койньях. Это было старое здание с белеными стенами, традиционной постройки, но пристройки оказались новыми. Из ресторана открывался вид на бухту. В темном холле гостиницы девушка в клетчатой юбке вручила Фину ключ от одноместного номера. Она подтвердила, что в гостинице есть факс. Фин записал его номер и поднялся по лестнице в свой номер. Из мансардного окна был виден пирс. Смеркалось; за завесой дождя появился паром «Калмак» из Обана. Его легко было узнать по характерным двойным трубам. Паром подошел к пристани, открылись двери автомобильного отсека. Крошечные фигурки в желтых комбинезонах, несмотря на погоду, регулировали движение машин. Фин подумал, каково было бедным, испуганным детям, которых лишили знакомой жизни и бросили здесь на пирсе. Он почувствовал гнев на людей, чья политика и религия позволяли вершить такие дела. Кто знал о «сиротках», кроме них и их хозяев? Почему об этом не писали в газетах? В наше время точно написали бы. Как бы вели себя люди, если бы знали обо всем? Фин был уверен: его родители были бы в ярости. Сам он чувствовал гнев и боль, гнев родителя и боль сироты. Ему было пугающе легко понять, каково пришлось «сироткам». Очень хотелось сорвать свой гнев на чем-то – или на ком-то. Капли дождя текли по стеклу, словно слезы по всем заблудшим душам.

Наступили сумерки. Фин присел на край кровати, включил лампу, и на него навалилась тоска. Он нашел домашний телефон Джорджа Ганна в адресной книге своего мобильного телефона и нажал кнопку вызова. Трубку взяла жена Ганна. Фин вспомнил, что Джордж несколько раз приглашал его в гости, отведать дикого лосося. Он так и не побывал у них.

– Здравствуйте, миссис Ганн. Это Фин Маклауд. А Джордж дома?

– Здравствуйте, мистер Маклауд! – она говорила так непринужденно, как будто они давние друзья. – Минутку, я его сейчас позову.

Вскоре он услышал голос Ганна:

– А вы где, мистер Маклауд?

– В Лохбосдейле, Джордж.

В голосе сержанта послышалось удивление:

– Простите, а что вы там делаете?

– Я практически уверен, что отец Маршели – с Эрискея. И я думаю, что есть способ установить его личность. Но мне придется пойти ва-банк, Джордж, и мне нужна твоя помощь.

Сержант некоторое время молчал.

– Какая помощь?

– Кто-нибудь зарисовал следы одеяла, отпечатавшиеся на синюшных участках тела?

Ганн удивился еще больше:

– Ну да. Как раз с утра художник приходил, – он помолчал. – Расскажете, в чем дело?

– Я расскажу. Как только сам узнаю все, что нужно.

Полицейский тяжело вздохнул:

– Вы испытываете мое терпение, мистер Маклауд, – он снова помолчал. – Что вы хотите попросить?

– Пришли мне эти рисунки по факсу в отель «Лохбосдейл».