355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пиа Юль » Убийство Халланда » Текст книги (страница 3)
Убийство Халланда
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 04:19

Текст книги "Убийство Халланда"


Автор книги: Пиа Юль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

9

Пронзая взглядом коршуна, обезьяна ему: «Ты врешь!

Меня такими жалобами точно не проймешь».

Ирвинг Миллс / Нэт «Кинг» Коул «Давай лети как следует» [13]13
  Ставшая хитом песня «Straighten Up and Fly Right».


[Закрыть]

Я дождалась сумерек, чтобы посмотреть, поставила ли она еду на крыльцо. Как только она об этом заговорила, я тут же подумала: выброшу. Но когда я принесла кастрюлю на кухню, у меня внезапно свело живот, да так, что я согнулась в три погибели, и до меня дошло, что я совершенно не помню, а ела ли я вообще что-нибудь после смерти Халланда. Я подняла крышку – с нее капало, в нос ударил запах холодного рагу – и одновременно выхватила из ящика вилку и стала есть прямо из кастрюли, стоя возле кухонного стола. Желудок сжался, а я – жрала. Минуты две. После чего, оставив вилку в кастрюле, выпила огромное количество воды из-под крана, чуть ли не бегом понеслась в гостиную и бросилась ничком на диван. Сдернув с подлокотника, натянула на себя плед, закрыла глаза, скинула туфли – о, до чего я устала, я была усталая и сытая, и спокойная, объятая покоем, теперь я могу уснуть. Во рту у меня начала набираться слюна, я знала, к чему это, пульсирующая боль за глазницами была мне тоже знакома, я сглотнула слюну, она снова набралась, еще быстрее, в висках стучало. Отбросив плед, я выскочила в коридор. Успела наклониться над унитазом прежде, чем еда Ингер хлынула струей изо рта. Осев на пол ванной, я произнесла: «Ох!» Этот звук как будто бы мне помог. Пол был теплый, я прилегла, и лежала, свернувшись в комочек… пока не позвонили в дверь. За окном была темень, я еле живая, пол жесткий, неизвестно, сколько я проспала.

Хотя уличный фонарь освещал фигуру на крыльце, я не могла понять, кто это. Я успела испытать щекочущее ощущение во всем теле, однако оно исчезло, едва я открыла. Передо мной была молодая женщина, но это была не Эбби. С большущей сумкой через плечо, она стояла, расставив ноги и выпятив вперед свой беременный живот, и глядела на меня глазами лани, и вид у нее был отнюдь не извиняющийся, когда она произнесла:

– Извини, что так поздно. Добираться в такую даль из Копенгагена без машины непросто, это заняло время.

– Ты кто? – спросила я.

– Меня зовут Пернилла.

– Пернилла, – повторила я. – Мы знакомы?

– Я прочла в газете про Халланда. Я его племянница, ты разве не знаешь?

Я подвинулась и дала ей войти. Я еще не совсем проснулась, час был поздний, но то, что у Халланда есть племянница, явилось для меня новостью. Плюхнув сумку в прихожей, она огляделась.

– О! – с интересом сказала она. – Так это и есть дядино любовное гнездышко? – Она стояла посреди гостиной, подрагивая ноздрями. И вправду лань.

– Он здесь жил, – сказала я. – Много лет. Прости, но я что-то о тебе никогда не слышала. Ты дочь Ханны? Я не знала, что у нее были дети.

– Да, – ответила она.

Я показала рукой на диван и спросила:

– Что-нибудь будешь?

– Ничего, кроме воды.

Я вышла в кухню. Пока вода лилась из крана, в мозгу у меня забрезжило.

– Ты приемная дочь Ханны, – сказала я.

Кивнув, она отпила.

– Мои родители умерли, а когда умерла Ханна, остался только Халланд.

– Только Халланд. – Я присела, но головокружение не проходило. – Знаешь что… Ты рассчитывала здесь переночевать?

Она не ответила.

– Ты хочешь здесь переночевать?

Она кивнула.

– Я так устала, я уже собиралась ложиться. Мы не могли бы поговорить завтра?

– Я тоже устала, – сказала она. – А мы не можем немножко поговорить сейчас, перед сном?

– Поговорить о чем? – Я предчувствовала – надвигается что-то неприятное, к тому же я и в самом деле очень устала. – Тогда я, пожалуй, выпью кофе.

– Ты писательница, да? – окликнула она меня, когда я засыпала кофе в гейзерную кофеварку. – И над чем ты работаешь?

– Над чем работаю? – Я подошла к дверям и пристально на нее посмотрела. – Нечего занимать меня разговорами! Халланд умер! Тебе это хорошо известно, не так ли? Разве ты не из-за этого сюда приехала? Или из-за чего-то еще?

Она заплакала. Я отметила про себя, что даже и это выглядит очаровательно, и зажгла газ. У меня тряслись руки – потому что я кричала, и потому что я крикнула «умер»,«Халланд умер», это всего лишь слова, но меня трясло – ведь он умер. А на диване у меня сейчас лань – что ей нужно? Я нашла в шкафу хрустящий хлебец и, вернувшись в гостиную, принялась его грызть.

– Почему ты здесь? Твой муж знает, что ты здесь?

Она испуганно на меня глянула и утерла глаза.

– Никакого мужа нет. – Она огладила свой живот. – Халланд был моим единственным родственником, со мной случился шок, когда я это прочла.

– Он тебе не родственник! – сказала я, заметно повысив голос.

– Да, но у меня стоят его вещи…

– Какие вещи?

– Ну, в той комнате.

Комнате…

Ты врешь, пронеслось у меня в голове, я ничего не понимаю, но ты врешь, врешь и врешь. Вслух я этого не сказала. Я вообще ничего больше не говорила. Только смотрела на эти карие глаза, подрагивающие ноздри, раздутый живот.

– Он же за нее платил, и, по правде, я не знаю, как мне теперь быть, то есть вещи пусть стоят, но вот оплата…

Оплата.

– А еще… может, это прозвучит несколько странно. Короче, он обещал присутствовать при родах. – Она покосилась на меня, из-под ее полуоткрытых губ поблескивали зубы.

Я возвела глаза к потолку. Вот тут я могла позволить себе рассмеяться. По возможности презрительно. Халланд – и больницы… Она понимала, что затевает? Хотелось бы мне знать – понимала ли она это?

– Я больше не в состоянии, – сказала я.

И сама себе удивилась, потому что сгорала от любопытства. Однако я твердо решила, что не хочу больше ничего знать – пока еще не хочу, может быть, завтра. Она явилась с проблемой, в которой я должна была разобраться, а то, что проблема возникла у меня, ей как-то не приходило в голову.

– Насчет оплаты мы поговорим рано утром, – сказала я. – Сейчас я уже все равно не в силах, мне необходимо лечь.

Устроив ее наверху в каморке, я тихо спустилась вниз и решила, что буду спать в своей постели. Набирая пригоршнями холодную воду, я обмыла лицо. Потом разделась и, положив одежду в грязное белье, пошла в спальню. Зажгла у своего изголовья лампу, забралась под одеяло. Я лежала и глядела на другую половину кровати, которую занимал Халланд, неуверенно потянулась к нему рукой, закрыла глаза, их жгло. До чего же я устала. Я потушила свет, медленно, сантиметр за сантиметром, передвинулась на его место, под его одеяло, принюхалась к его подушке – да вот же он где, вжалась в кровать всем телом, распластав руки, ушла головой, зарылась в подушку. «Халланд», – прошептала я и повторила, чуть громче. Не подействовало.

10

Пейзаж для нас не играет никакой роли. Мы не лирики; наслаждение заключается в регулярности наших прогулок.

Петер Себерг «Соглядатай»

Проснувшись, я услышала, что идет дождь, увидела падавший из окна свет, ощутила необычайную легкость: не нужно было переваривать никакие сны – я просто слушала дождь и ощущала легкость. Оттого что я в живых?

Я лежала, и мне было семнадцать, я была на станции Сканерборг. Я вышла на перрон, серый день с моросящим дождем, чуть туманно, оглядевшись, я не обнаружила ничего примечательного, но на меня вдруг обрушилось огромное счастье, и это длилось достаточно долго, чтобы я определила свое состояние и сохранила в памяти, мне думается, я никогда раньше не чувствовала себя счастливой, наверное, я просто быласчастлива. Как вот сейчас, при звуках дождя, при ворковании голубей на деревьях, при виде света. Миг спустя легкость сменилась тревожным сомнением: я знала, что-то не так – но что? Это напомнило о чем-то еще, о первом, долгом времени после развода, когда я просыпалась под тяжестью горя и каждое утро думала: кто же умер? А потом, увидя Халланда, радовалась тому, что никто не умер и он рядом, только вот со мной не было Эбби. Я перевернулась и обнаружила мою половину кровати пустой, – я лежала на половине Халланда. Он так часто отсутствовал, но теперь я уже все помнила, все стало на свои места: он умер. И в довершение ко всему – беременная в каморке.

В последнюю нашу с ним ночь здесь я крепко спала – и внезапно проснулась, сон отлетел, в комнате было очень темно и тихо. Я прислушалась, зажгла лампу и, посмотрев на будильник, выключила.

– Который час? – спросил он.

– Полчетвертого, – ответила я. – Почему мы не спим?

А он уже снова уснул. Это было ночью накануне. Мирной, обыкновенной ночью, с мимолетным пробуждением.

– На улице идет дождь! – сообщила она, придя ко мне на кухню. Присеменила, почуяв завтрак.

– А где же ему, черт возьми, еще идти! – сказала я, хватив о стол хлебной корзинкой.

Она улыбнулась и чуть не рассмеялась, но спохватилась, поглядев на мое лицо.

– Есть хрустящие хлебцы и поджаренный черный хлеб, и нету молока к кофе, – сказала я. – Я забыла купить еду, в семье траур.

Я отвернулась к плите, прислушиваясь, не раздастся ли за спиной всхлипыванье. Раздалось. Прекрасно.

– Скоро я отвезу тебя на станцию, – сказала я, усаживаясь. – Ты мне тут не нужна. Ты отнимаешь у меня горе.

Я действительно так сказала.

– Вообще-то не похоже, чтоб ты особенно расстраивалась, – произнесла она.

– Да! Вот именно! Мне не нужно, чтоб ты сидела тут и ревела, – это я его потеряла, а не ты!

– И я тоже!

Какой же у нее сделался обиженный вид! Я злобно надкусила хрустящий хлебец, но, когда стала жевать, произошло неладное. Я сплюнула себе на ладонь крошки, слюну – и половинку коренного зуба.

– Черт! – крикнула я. – Чтоб больше тебя здесь не было!

– Я пойду наверх за вещами, – прошептала она и скрылась.

Я посмотрела на зуб, обтерла, как будто его стоило сохранить, нащупала языком место, где он сидел. Почувствовав, как подступают слезы, я устыдилась. Оплакивать сейчас сломанный зуб? До чего ж мне хотелось выплакаться, но, пока в доме эта девица, исключено. Я откинулась назад и крепко зажмурилась.

Направляясь к машине, я увидела Фундера, он держал над головой сложенную газету, несколько нарочито, точно испытывал неловкость из-за того, что ему неохота мокнуть.

– Я как раз собралась ехать, – сказала я, не глядя на стоящую около машины Перниллу.

– Мне вовсе не обязательно говорить с тобой сейчас, я хотел бы только взглянуть на личные вещи Халланда, на его письменный стол, его компьютер и тому подобное.

Я потрусила обратно, быстро воткнула ключ в дверь – и тут же представила себе пустой письменный стол Халланда. Куда подевался его ноутбук?

– Входи, входи. У меня в машине запасные ключи… кабинет Халланда наверху. Ты мог бы не трогать мои бумаги? Для кого-то это хаос, а для меня – порядок…

Он покачал головой. Я говорила слишком быстро, возбужденно, тут было что-то помимо дождя. В его взгляде словно бы читалось: о чем ты умалчиваешь? Я сунула руку в карман, где лежали те самые два ключа.

– Ну а уходя просто брось ключи в почтовый ящик, – прибавила я.

– Ты не хочешь спросить, обнаружили ли мы что-нибудь?

– По-твоему, мне надо спросить?

Я с ним – флиртовала? Я что, не могла нормально ответить на слова полицейского? Почему он такой загорелый – в мае? Он улыбался. С его волос уже капало. Я не походила на скорбящую. А былали я скорбящей? Мне безразлично, что он думает. Мне не безразлично.

Я пошла к машине не раньше, чем за ним захлопнулась дверь. Пернилла переминалась под зонтом с ноги на ногу, и я поспешила отпереть дверцу.

– Если ты не успеешь на этот поезд, через час будет еще один, – сказала я тут же. – Но расскажи-ка, что там с этой комнатой. – Я подала назад, мимо проезжала машина, я переждала, потом дала задний ход, развернулась.

– Разве ты не знаешь?

– Не знаю чего? – Я резко затормозила. Сделала глубокий вдох. Снова завела машину, включила дворники, спокойствие.

– Почему ты остановилась? – спросила она.

– Я не остановилась.

Объехать велосипедиста, спокойствие, переключать скорость еще рано, вниз под гору, на асфальтированную дорогу.

– У тебя ведь естьправа? – сказала она.

Дождь лил уже вовсю.

– У тебя у самой есть ключ от комнаты Халланда? – спросила я.

– Нет.

– А она заперта?

– Да. Иногда он приносит с собой компьютер и… да, он ее запирает.

– И часто он там?

– Ты разве не знаешь?

Я не ответила.

– Он был там две недели назад и должен был приехать вчера. Но я не всегда знаю, когда он приезжает. Он же отпирает сам.

– Я освобожу ее, как только смогу.

– Да, но это не… как я уже говорила, меня больше беспокоит оплата…

– Разумеется, я буду оплачивать комнату, пока там стоят его вещи. По всей вероятности, я выберусь в Копенгаген не сразу. Дай-ка мне свой адрес…

Вынув из сумки листок бумаги, она написала адрес и положила под ветровое стекло:

– Вот, тут еще и мой телефон. – И, отвернувшись, стала смотреть в окно.

Я ощупала языком образовавшийся кратер. Что это за комната? Как часто он там бывал? Каким образом это выяснить?

– Ну а как же с родами? – спросила она.

– Нет, в конце концов, хватит! Да что это с вами? Что, ни одна женщина уже не может родить без того, чтоб рядом была вся семья?

Она промолчала.

Здесь мне надо было повернуть. ТЬФУ ТЫ!

– Почему ты опять остановилась?

Я заново повернула ключ.

– Я не остановилась.

Слава богу, выехали из города. Прибавить скорость. Спокойствие. Сзади никого нет.

– Ты что, и вправду вообразила, что, когда будешь рожать, я буду там вместо Халланда? Ты ж меня совершенно не знаешь!

– Нет.

– Когда у тебя срок?

– Через два месяца.

– Ну так найдешь кого-нибудь, какую-нибудь подругу… или еще кого-то. – У лани, надо думать, куча друзей.

Она не ответила. Может быть, сидела и всхлипывала, только я не обращала внимания. Я прикидывала уже, где бы ее высадить. Во всяком случае, не перед самым вокзалом, где такси и автобусы. Я обычно слушаю в машине радио, но сейчас не решалась отпустить руль. Всю дорогу она сидела, отвернувшись от меня, и молчала. Дождь не перестал, но от стоянки ей придется пройти пешком. Я проехала в самый дальний конец, где, кроме нас, никого не было.

– Прощай, – обронила я и после паузы добавила: – Я позвоню, прежде чем ехать забирать вещи.

Она ничего не сказала. По крайней мере, я ничего не расслышала. Дождь лил ливмя. В зеркальце мне было видно, как она семенит к станции. Очаровательная, подумалось мне. Была ли я такой когда-нибудь? Плюсквамперфект, подумалось также. Давнопрошедшее время. Она стала перебегать дорогу, сейчас ее, наверно, собьет машина! Не сбила.

11

Ubi pus, ibi evacua (Где гной, там очищай)

Медицинская латынь

– Я позволил себе поставить воду для кофе! – сказал Фундер.

Он стоял на кухне с таким видом, будто он у себя дома.

– Давай-ка я сварю по-настоящему. – И я выключила чайник.

Когда я хотела зажечь газ, отказала зажигалка, я принялась лихорадочно ею щелкать.

– Наверное, нужен новый кремень? – сказал он.

– У тебя есть спички?

Спичек у него не было, но тут зажигалка дала искру.

– Это ж газ кончился! – сказала я. – Вот черт!

– Что-что? – переспросил он. – У вас газ в баллоне? Прямо на кухне? Кажется, теперь это не разрешается?

Открыв нижний шкаф, он взглянул на газовый баллон.

– А полный у тебя есть?

Я кивнула и хотела было показать на сарай в саду. Мне уже доводилось менять баллоны, вот только я не помнила, как это делается, однако сейчас необходимо было продемонстрировать способность к действию. Я прошла в подсобку и отворила дверь в сад, дождь не унимался. По дороге в сарай я подумала, что надо было захватить с собой пустой баллон. Теперь придется изобразить, что я всегда так меняю. Новый был тяжеленный, я с ним и так и сяк, в конце концов накренила и стала перекатывать на ребре, а Фундер так и не вышел. Потом вышел все-таки, на порог, а еще он отсоединил и вытащил из шкафа старый. Еще немножко – и я бы начала отряхиваться от дождя как собака, в шутку и от стеснения. Хорошо бы он подсоединил новый баллон, но я не решалась его попросить. Тут моя промокшая туфля заскользила по полу, я чуть не села на шпагат и попыталась уцепиться за его локоть, а он успел удержать меня за плечи, вернее, придержать, упасть я не упала, но потянула бедро, о, поцелуй меня, поцелуй, поцелуй!У меня брызнули слезы.

– А еще я сломала зуб! – выкрикнула я.

Он усадил меня. Я упала грудью на стол, не смея поднять глаза. Я вовсе не плакала, те слезы – они брызнули сами. И надо же мне было ляпнуть про зуб. Повозившись с баллоном, Фундер подсоединил его, и тогда я встала, чтобы сварить кофе. Выпрямила ногу, подвигала бедрами, проверяя, цела ли я. Цела, только больно.

– И что же вам удалось обнаружить? – спросила я.

Не много. Им известно, где стоял убийца: наверху, на кладбище, внутри ограды, возможно и на самой ограде, но под деревьями. Никто его не видел. Они разыскивают мобильный телефон Халланда, он пропал. И компьютер. Разве у него не было компьютера?

– Был, ноутбук. Но тут его нету. Он держал его в серой такой сумке, только я не знаю, где она.

– Ну а ключи, которые были у него в кармане? – спросил Фундер.

– Не имею понятия, – сказала я.

– Халланд, должно быть, намного тебя старше?

Да. Через полгода Халланду бы исполнилось шестьдесят. Мы обсуждали, как это отпраздновать, хоть это было и тягостно. С тех пор как он заболел, гости бывали у нас крайне редко. Я не испытывала желания говорить с кем бы то ни было о том, что Халланд умер, ну может, за исключением соседей. 37 писем – и ни от кого, с кем бы я хотела поговорить.

– Он действительно до этого не был женат?

Он никогда не был женат. У него было несколько связей до того, как мы встретились, но меня это не интересовало.

– Все десять лет, что ты его знала?

– Двенадцать.

– Неужели ты не слышала ни одного имени? Не слышала ни об одной женщине, с которой он имел связь?

– Нет. Да. Но я с ней не знакома и не знаю, кто она такая. Ты что, и в самом деле думаешь, что его застрелила какая-нибудь бывшая пассия?

Фундер допил свой кофе и встал:

– Можно, я поднимусь к вам на чердак? Обещаю ничего не перерывать!

– А ты разве там не был?

– Был. Но хочу поглядеть еще раз.

С лестницы он крикнул:

– Я вставил оба телефонных шнура в розетку, они были вынуты.

– Ну да, иначе ты не смог бы их вставить, – сказала я, обращаясь к раковине. – А что тебе понадобилось у меня в спальне?

Я осталась сидеть и попробовала мысленно за ним следовать: что он хочет найти? что он может найти? Ведь письменный стол почти пуст. А раньше все выглядело как, так же? Я это знаю? Конечно знаю – но вот помню ли? Помню ли хоть что-нибудь? Я не удивилась, что там нет компьютера, просто меня, как всегда, восхитил порядок, царивший у Халланда. Как бы я выразилась про стол: пуст или опустошен?

Когда Фундер уехал, я доковыляла до крыльца и глубоко вдохнула чистый после дождя воздух, – и тут он появился снова, мужчина с купального мостика, это начинало действовать мне на нервы. Подойдя к двери соседнего дома, он криво мне улыбнулся. Я была вынуждена что-то ему сказать.

– Ты живешь у Брандта?

Это прозвучало довольно глупо: у него были ключи – ясное дело, он тут живет. Он продолжал улыбаться, но ничего не ответил.

12

Мечтательность размягчает и делает тебя неспособным к повседневной работе.

Из дневника Луизы Буржуа [14]14
  Луиза Буржуа (1911–2010) – американский скульптор, живописец и график французского происхождения.


[Закрыть]

Я стояла на Прогулочной аллее, озирая фьорд. Липы распустились, под ними скользили неясные блики. На подвижной воде, подернутой рябью, играл вечерний свет. В рукав мне ткнулся длинный язык.

– Нет! – вскрикнула я испуганно и застыла, прежде чем сообразила, что это.

– Она просто игривая, – произнес мужской голос.

Это был Брандт, врач, мой сосед.

– Какого черта! – сказала я. – Ты завел собаку? – Это я спросила уже после того, как он подтянул ее к себе.

– Я за ней присматриваю, она сестрина, – ответил он, оставаясь в тени деревьев.

– А еще у тебя гости.

Я отвернулась и снова посмотрела на фьорд. Стоять с обслюнявленной рукой было невероятно противно, но не вытирать же ее у него на глазах.

– Бесс, – произнес он у меня за спиной. – Это ужасно – то, что произошло с Халландом!

– Да.

– Я его видел.

– Ты был там? На площади?

– Я и тебя видел, только не успел к тебе подойти.

У меня начали зябнуть ноги.

– Я никого не видела.

– Что-нибудь прояснилось?

– Нет.

– У меня остановился один старый друг… ему нужно отыскать в музейном архиве кое-какие фотографии, так что он пока поживет здесь. Ты его уже встретила?

– Мы поздоровались. Для человека, который работает, он что-то слишком уж много рыщет по городу.

– Я думал пригласить вас обоих к себе, но сейчас, мне кажется, не… как ты себя чувствуешь?

Фьорд был теперь зеленым.

– Когда будут хоронить Халланда?

– Хоронить? – Для меня это было какое-то темное слово.

– Разве его не будут хоронить?

Понятия не имею, хотелось ответить мне. Идиотская реплика, правдивый ответ. Очевидно, будут, и что я тогда… хоронить – а как это?

– Тебя навестил Фундер? – спросил он.

– Это называется «навестил»? Ты знаком с Фундером?

– Мы с ним встречались.

– Что это за друг у тебя живет, не шпион ли?

– Извини. Он всего лишь упомянул, что видел Фундера. По-моему, все это просто жуть, и по-твоему, наверное, тоже.

Он скосил на меня свои голубые-преголубые глаза.

– Тебе бы соломенную шляпу, – сказала я. – Для полного шика. – Он покачал головой. – Помнишь, как мы поссорились?

– Да мы никогда не ссорились! – запротестовал он.

– Ты орал на меня – дескать, я должна писать книги с содержанием!

– Так мы ж были пьяные!

– Я – нет.

– Да это я про себя.

– У нас были разногласия по поводу того, за что стоит бороться! Я борюсь за свое, а вы все вечно хотите, чтобы я боролась за что-то другое, – это так утомительно!

– Вы все! – повторил он.

– Да. Ты и Халланд. И кое-кто еще.

– Мы блуждаем в потемках и спим! [15]15
  Цитата из новеллы «Шопен» датского писателя Хермана Банга (1857–1912); слова принадлежат одноименному персонажу – доктору Брандту.


[Закрыть]
– проговорил он.

Он стоял совсем рядом. Он был настоящий, от него слегка пахло кисло-сладким.

– Теперь-то я уже не сплю, – сказала я.

– А я думаю, что все-таки спишь.

Собака заскулила, он отпустил ее с поводка, и она побежала к воде. Вода была все еще зеленой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю