Текст книги "Некоторые парни… (ЛП)"

Автор книги: Пэтти Блаунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Грэйс

Утро вторника.

День тридцать третий.

Мама подвозит меня, чтобы не пришлось иметь дело с оскорблениями толпы в автобусе. Я прибываю в школу, и в ту же секунду, как переступаю порог, начинается. Нападки. Толчки локтями. Шепот и смешки. Громкие комментарии. Шлюха. Обманщица. Сука.

У меня нет совместных уроков с Заком МакМэхоном – единственный, по моему мнению, положительный момент. Зато мне приходится терпеть один с Мирандой. Она болтает с двумя девчонками, когда я сажусь на свое место.

– Поверить не могу, что она пожаловалась мамочке.

Ее собеседницы смеются, потом смотрят в мою сторону.

– Ее мать позвонила моей, и теперь проблемы у меня, хотя это она первая начала распространять ложную информацию.

Я тяжело вздыхаю.

– Миранда, мне жаль, если ты думаешь, будто я украла Зака у тебя, но я не вру... поверь, он мне не нужен...

Она смотрит на меня, как на кучу дерьма, на которую только что наступила.

– Тогда зачем наябедничала мамочке о том, что я довела тебя до слез?

– О чем ты?

– О, Боже, серьезно? – Миранда закатывает глаза и достает свой сотовый. – Об этом сообщении, которое твоя мать написала моей, и из-за которого у меня теперь неприятности.

Глянув на дисплей, понимаю, что она имеет в виду. Она отправила смс мне, а получила его мама. Очередной раз вздохнув, выуживаю из сумки телефон.

– Это телефон моей матери. Мой у нее. Так что, если ты написала мне, она получила сообщение.

Глаза Миранды округляются, челюсть отвисает. Крошечная часть меня ликует.

– Полагаю, ты сама себе обеспечила проблемы.

– Грэйс, если ты закончила взвинчивать мой класс, я бы хотел начать урок.

Я сердито смотрю на мистера Брауна, в то время как взгляд Миранды, направленный на меня, переполняется чистой злобой.

Чем дальше, тем хуже становится день. Мой учитель по обществознанию, мистер Райс, просит задержаться после урока.

– Я слышал о случившемся, и надеюсь, что ты в порядке.

Не ожидая услышать добрые слова, ошарашенно киваю.

– Эмм, я тут подумал, теперь, когда ты понимаешь, насколько опасно употребление спиртного несовершеннолетними, не согласишься ли поговорить с восьмиклассниками, которых я курирую при нашей церкви? Своего рода разговор о том, чего лучше не делать.

Нахмурившись, обдумываю услышанное. Он хочет использовать меня, словно какую-то картинку в духе "до и после"? Черт, ну уж нет! Я не сделала ничего плохого. Зак сделал.

– Мистер Райс, Зака МакМэхона вы тоже попросили выступить перед вашими подопечными?

Он моргает, поправляя галстук. Его лицо медленно заливается пунцовой краской.

– Эээ, нет. Он не...

– Он – да.

Подняв руки в знак поражения, мистер Райс качает головой.

– Грэйс, я имел в виду...

– Я знаю, что вы имели в виду. Мой ответ – нет. – Я выхожу из кабинета, пока не стукнула его своим тяжелым учебником. Где-то в глубине живота зарождается огонь.

Безопасности ради после уроков жду маму в главном офисе, однако даже секретари смотрят на меня с тем же уровнем отвращения, какой я постоянно вижу в глазах остальных. Выуживаю мамин телефон из кармана, но новых сообщений нет, звонить некому. Поэтому я убираю его и достаю фотокамеру, делаю несколько снимков, запечатлевая секретарей за работой. Вдруг найдется какая-нибудь статья, для которой миссис Вейр, наш редактор, сможет их использовать.

Шумный вздох прерывает мою скуку.

– Мисс Колье, пожалуйста, не могли бы вы не топать ногой?

Топать ногой? Точно. Опустив взгляд, замечаю, как дергается мое колено.

– Ох. Конечно. Извините. – Заерзав на стуле, меняю позу и замечаю на доске объявлений буклет о семестре обучения за границей. Мама не умолкала об этом целый месяц. Буклет блестящий, с множеством ярких фотографий счастливых школьников, гуляющих по знаменитым достопримечательным местам Европы.

Для серьезных учащихся, стремящихся выйти за рамки традиционного образования. Семестр за границей позволит Вам полностью погрузиться в новую культуру и язык. Вместо того чтобы прятаться в школьных кабинетах, Вы будете посещать музеи, знакомиться с местными традициями, познаете мир вне пределов собственной зоны комфорта.

Выглядит так заманчиво – Рим, Париж, Лондон. Может, я смогу остаться дольше одного семестра и не вернусь до выпускного. Закрыв глаза, представляю, как попиваю капучино в траттории, брожу по Лувру или даже смотрю дебаты в парламенте. Я смогу завести новых друзей, возможно, начну встречаться с мальчиком, говорящим с сексуальным акцентом.

Живот сводит; я зажмуриваюсь. Встречаться с мальчиком? Нет. Ни за что. Кому я теперь нужна. Волна сожалений накрывает меня, подобно цунами. Йен Рассел приходит на ум. Я заинтересовалась Йеном несколько месяцев назад. Именно ради него я пошла на ту вечеринку, а он вообще не явился. Но при мысли об отношениях... или даже о случайной встрече с ним... после Зака, меня мутит.

Огненный ком в животе становится горячее, растет. Миссис Рейнолдс, школьная медсестра, заходит в офис, кладет стопку папок в корзину. Заметив меня, сидящую на жестком пластиковом стуле, она склоняет голову набок.

 – Грэйс, ты в порядке?

Пожимаю плечами.

Миссис Рейнолдс садится рядом со мной, бросает взгляд на буклет.

– Европа, значит?

– Мама считает, мне надо уехать до тех пор, пока "все не уляжется". – Я изображаю кавычки пальцами.

– А ты? Что думаешь ты?

– Звучит интересно.

– Но?

Опять пожимаю плечами.

– Когда-нибудь мне придется вернуться.

Она похлопывает меня по руке.

– Выше голову, Грэйс. Даже если умираешь внутри – особенно тогда – держи голову высоко. – Улыбнувшись, миссис Рейнолдс уходит.

Я обдумываю ее слова. Они перекликаются с тем, что мне сказала Диана, консультант "горячей линии". Может, стоит сходить на одну из их встреч, посмотреть, поможет ли. Буклет, который я держу, продолжает дразнить меня улыбающимися лицами и трусливыми фразами, пока я, наконец, не сминаю его. Нет, я не уеду в Европу. Я больше не буду избегать людей. С меня уж точно хватит оскорблений. Смотрю на камеру, и вдруг в голову приходит идея. Я могу вернуть все, что Зак МакМэхон у меня украл. Месяц назад я хотела умереть. Сейчас у меня появился план. И мне хватит злости, чтобы воплотить этот план в жизнь.

Зак думает, что выкладывать фотографии в сеть – забавно. Хорошо. Я покажу ему фотографии.

Сотовый вибрирует в кармане. Мама приехала. Я шагаю к двери. По пути закидываю буклет в мусорную корзину, с высоко поднятой головой.

Глава 4

Йен

Длинный язык и вспыльчивый нрав – плохая комбинация.

Я пытаюсь вырваться из железной хватки товарищей по команде, которые не дают мне придушить тренера Брилла.

– Вы не можете посадить меня на скамейку запасных! Вы не доктор, мать вашу.

Повисает тишина. Воздух испаряется из кабинета и из всей раздевалки, остается только тяжелый, заполняющий ноздри запах пота и влажных полотенец. Челюсти отвисают; ошарашенные взгляды перемещаются с меня на тренера, и обратно.

Брилл встает, выпрямляясь во все свои 195 см. Две лапищи размером с суповые тарелки опускаются на стол с такой силой, что канцелярские принадлежности, лежащие на столешнице, взлетают в воздух. Он прищуривается, склоняется настолько близко ко мне, что я могу сосчитать щетину у него на подбородке. Я слишком зол, ослеплен яростью, чтобы оценить все факторы, из-за которых это может закончиться плохо, очень плохо.

– Я могу посадить тебя на скамейку запасных. Знаешь, что еще я могу? Отослать тебя в кабинет мистера Джордана. Знаешь, что он может сделать? Исключить тебя.

Исключить меня? Он шутит, черт побери?

– Это последняя игра сезона! У меня сотрясение, а не опухоль мозга.

Тренер наклоняется еще ближе. Удерживающие меня руки дрожат.

– Мистер Рассел, да хоть сломанный ноготь, мне без разницы. Твой семейный доктор должен выписать допуск, позволяющий тебе вновь играть в составе моей команды, ясно? Ты пропустишь завтрашнюю игру, если заткнешься сейчас. Хочешь пропустить и Турнир Лонг-Айленда тоже? Тогда продолжай трепать языком.

Кайл Морэн сжимает мой бицепс.

– Боже, Йен, просто заткнись.

– Да, – добавляет Мэтт Робертс, сжимая мою вторую руку. – Ты нам нужен.

Я грозно смотрю на тренера, едва ли не изрыгая огонь.

– Мы закончили. Тащи свою задницу в офис мистера Джордана. – Брилл поднимает телефонную трубку. – Сейчас же, – рявкает он.

Вырываюсь из хватки Кайла и Мэтта, захлопываю за собой дверь.

Матерюсь на всем пути до кабинета директора; войдя в приемную, плюхаюсь на стул и жду, когда мистер Джордан вызовет меня к себе. Вечером я убью своих родителей, черт бы их побрал. Они знали, что последний матч сезона состоится в субботу. Неужели было так сложно назначить повторный визит к врачу до игры? Папа всегда разглагольствует о том, чтобы я полностью посвящал себя команде, потому что мне очень важно выиграть стипендию, и потом сам косячит.

– Йен Рассел, поговаривают, ты стал доктором с момента нашей последней встречи? – Мистер Джордан стоит в дверном проеме, хмуро глядя на меня через линзы своих очков и подзывая пальцем.

– Мистер Джордан, так не честно. – Подскакиваю на ноги. – Я нормально себя чувствую. Просто мои родители не договорились о визите к врачу, но они позвонят, и...

– Мистер Рассел, мне понятно ваше разочарование, однако вы не осознаете, что мистер Брилл поступает так не из желания побыть занозой сами-знаете-где. Он следует принципам, благодаря которым наша школа смогла обзавестись успешной спортивной программой, и, как бы ни было трудно это принять, данная программа приносит благо всем нам, а не только вам. Присядьте.

Я закатываю глаза и сползаю на стул, стоящий перед безукоризненно сияющим столом мистера Джордана. Ходят слухи, что у него всегда наготове целая команда, полирующая столешницу после каждой встречи.

– Вы не будете участвовать в субботнем матче. Вас вообще не допустят к игре, пока не предоставите необходимое медицинское заключение от квалифицированного врача. Что же касается вашей вопиющей манеры поведения в отношении преподавателя, вы лишаетесь возможности присоединиться к тренировочному лагерю по лакроссу на следующей неделе. Вы извинитесь перед тренером Бриллом. И вы останетесь на скамейке запасных во время Турнира Лонг-Айленда.

– Нет! – Я вскакиваю. – Да ладно вам, мистер Джордан. Вы не можете наказать всю команду за мою несдержанность.

Он взмахом руки указывает на стул, который я недавно занимал. Сажусь обратно, мысленно пиная себя под задницу и попутно пытаясь придумать, как выкрутиться из сложившейся ситуации.

– Послушайте, я сожалею о том, что сказал. Но команда во мне нуждается. Некоторые из парней оканчивают школу в этом году. Это их последний шанс победить.

– Вы правы, мистер Рассел. – Мистер Джордан складывает пальцы пирамидой, задумывается на мгновение. – Вот что я вам скажу. Со следующей недели начинаются весенние каникулы. Раз уж не будете играть в лакросс со своей командой, возможно, вы согласитесь пожертвовать свое свободное время на наведение порядка в личных ученических шкафчиках на втором этаже? Сотрудников не хватает в связи с сокращением, знаете ли. – Он подмигивает.

Я наклоняюсь вперед. Чистить личные шкафчики? Да я туалеты драить согласен, если мне разрешат играть.

– Вы имеете в виду, если я соглашусь всю неделю мыть шкафчики, то смогу принять участие в турнире?

– По-моему, вполне справедливое соглашение.

– Согласен. Спасибо, сэр.

Мистер Джордан протягивает руку для рукопожатия.

– Освободите свой шкафчик от личных вещей и приходите сюда завтра к восьми утра.

Подождите, что?

– Завтра?

– Да, Йен. Завтра суббота, я знаю. Ты поработаешь завтра, плюс с понедельника по пятницу.

Я вздыхаю.

– Хорошо.

Матерясь и ворча, возвращаюсь в коридор. Проходя мимо миниатюрной девушки, пугаю ее настолько, что она вжимается в свой шкафчик. Шкафчик, который мне, скорее всего, придется освобождать от розовых блокнотов с маленькими сердечками на полях, и… ох, Иисусе… женских принадлежностей, и кто знает чего еще.  Не так я планировал провести весенние каникулы. Вообще-то я с нетерпением ждал тренировочного лагеря, где нам целую неделю предстояло оттачивать свои навыки. Полагаю, мало мне проклятого сотрясения в наказание. Когда папа об этом услышит, наверно, заставит меня вымыть все окна в доме вдобавок ко всему. Мне до сих пор приходится отдуваться за машину.

Я оступаюсь. Пока буду придерживаться первоначальной версии, папа не узнает, что произошло на самом деле.

У меня в кармане вибрирует телефон. Я достаю его, снимаю блокировку. Увидев, кто мне звонит вместо того, чтобы прислать сообщение, совершенно не удивляюсь.

– Привет, пап.

– Йен, ты совсем спятил?

Я вздыхаю. Похоже, номер моего отца запрограммирован у мистера Джордана в быстрый набор.

– Нет. Я вспылил и уже извинился. Пустяки.

Практически слышу, как у папы поднимается давление.

– Пустяки? Использовать нецензурную лексику в адрес тренера – человека, от рекомендательного письма которого зависит, получишь ли ты стипендию – это, по-твоему, пустяк? Иисус Х. Христос.

Откуда эта Х взялась вообще? Существует какое-то тайное Евангелие, сокрытое в подвалах Ватикана, в котором говорится, что у Иисуса было второе имя, типа, Хайрам, Хорацио или вроде того? Почему никто не использует полную версию вместо одной Х? Я только к семи годам сообразил, что меня зовут просто Йен, а не Йен Александр Рассел с тремя восклицательными знаками в конце.

– Йен, ты меня слушаешь?

– Эээ, да, пап.

Упс.

– Молодец, сынок. Ты всю неделю будешь вылизывать шкафчики, вместо того, чтобы работать над подачами и пасами. О, кстати, твой повторный прием был назначен на утро вторника, но теперь нам надо его перенести, благодаря твоей неспособности себя контролировать… в который раз.

Решаю не утруждаться напоминанием о том, как он однажды с такой силой захлопнул дверь, что та слетела с петель, потому что дома закончилось молоко. Или о том, как он стукнул по посудомоечной машине, оставив вмятину, потому что тарелки плохо промылись.

– Ладно, пап, я понял. Я напортачил. Я вычищу эти дурацкие шкафчики и извинюсь перед тренером Бриллом еще раз, идет? – Останавливаюсь перед своим шкафчиком, вожусь с замком несколько секунд. Наконец-то его открываю, когда отец заводит очередную календарную лекцию. Уж лучше бы он опубликовал эту хрень. Тогда мы разбогатеем, и мне не придется рисковать мозгом на поле, чтобы получить хотя бы мизерный шанс на стипендию, наряду с другими игроками команды.

– Да уж, потрудись. На его месте я бы вышвырнул тебя из команды. Тебе нужно преподать урок в плане ответственности. В жизни нельзя просто плыть по течению, говоря все, что вздумается, черт возьми, а потом за это извиняться.

О, мой Бог, такое ощущение, будто я школу взорвал. Возьми себя в руки.

– Я все понял, пап.

– Нет, Йен, не понял. Если бы понял, нам бы не приходилось постоянно говорить об одном и том же, не так ли?

Обожаю его определение понятия "разговор". Я говорю о том, какой ты неблагодарный лентяй, которому никогда не добиться успеха, а ты просто слушаешь.

– Когда вернешься домой, вымоешь мою машину и покроешь ее воском.

По крайней мере, это одна машина, а не все окна в доме. Я выметаю все барахло из шкафчика – пусть уж будет первым, вычищенным мной – и захлопываю дверцу.

– Пап, мне пора. Буду дома через двадцать минут, и займусь машиной. – Сбрасываю вызов, не дожидаясь ответа.

Я еще долго смотрю на телефон, желая раздавить его в пыль, взять ключи и отправиться в путешествие до тех пор, пока дорога не закончится. Когда понадобится еда или бензин, я мог бы подрабатывать в полях, быть официантом, мыть машины. А когда дорога закончится, остановлюсь на пляже, где никто не скажет, какой я неудачник, где не будет сестер, отбрасывающих на меня свои идеальные тени, не будет слышно криков из соседней комнаты с жалобами на каждое мое действие, словно я какой-то гений зла с коварным планом по доведению родителей до безумия изо дня в день.

– Йоу, Рассел!

Резко оборачиваюсь. Зак и Джереми идут ко мне, их бутсы громко стучат по линолеуму. Приблизившись, Зак толкает меня.

– Какого черта с тобой происходит, старик? У нас есть шанс заработать титул. Ты уже пропустил одну игру, а теперь тебя отстранили. Боже, Йен.

Я поднимаю руки.

– Знаю, знаю! Я налажал.

Зак возводит свои голубые глаза к небу.

– Исправь все. Извинись. Напиши проклятое эссе или еще что.

Качаю головой.

– Я пытался. Джордан заставил меня чистить шкафчики на каникулах.

Он ударяет кулаком по металлической дверце. Я морщусь. Вину за это тоже повесят на меня, наверно.

– Ты шутишь? Ты и тренировочный лагерь пропустишь? Йен, клянусь Богу, если мы завтра проиграем, я тебя убью.

Если мы завтра проиграем, я сам себя убью. Я знаю, как важна игра для Зака. В случае победы, Пантеры Лаурел Пойнт впервые сыграют в серьезном чемпионате. Зак – наш капитан, если школа под его предводительством получит свой первый титул, он сможет выбирать между стипендиями колледжей Первого дивизиона.

Джереми кашляет.

– Эмм, чистить шкафчики будешь, значит? Фигово.

Я киваю.

– Не говори. Тут даже кондиционера нет. – Сейчас теплее, чем обычно в апреле на Лонг-Айленде, что само по себе замечательно для всех, кому не придется торчать в помещении, как мне.

– Привет, ребята!

Мы втроем оборачиваемся и видим двух хихикающих девушек, наблюдающих за нами из-под вуалей длинных волос. Веснушки Джереми мгновенно темнеют, у меня сдавливает горло. Но Зак? Он улыбается, быстро кивает, проводит рукой по мокрым от пота волосам и спрашивает низким голосом:

– Как дела?

Девчонки опять хихикают, подходя ближе.

– Танцевальная репетиция только что закончилась, – говорит одна, указывая рукой в конец коридора. Точно. Танцевальный коллектив тренируется в большом зале. На обеих девушках одинаковые просторные футболки, с отрезанными рукавами, завязанные в узел на талии, спадающие с плеч, и с надписью "Лаурел Пойнт Гиперактив" каким-то безумным шрифтом на груди. Эм, не то чтобы я смотрел на их груди.

Зак рассматривает ее с головы до ног.

– Жаль, я пропустил. Готов поспорить, у тебя отлично получается.

– Я довольно хороша.

Подруга девушки выходит вперед.

– Я лучше.

Пока Зак отвлечен второй девчонкой, Джереми встречается со мной взглядом и улыбается. Когда дело касается женщин, Зак – бог, а мы – простые смертные.

– Мы думаем, что она врет, – поспешно добавляет девушка, надеясь удержать внимание Зака подольше. Я переступаю с ноги на ногу. Джереми сморит в пол. Мы все в курсе, кого она имеет в виду.

– Рад слышать. Как тебя зовут? – Он наклоняется, поправляет футболку, сползшую с ее плеча.

– Эшли. – Она улыбается. Подруга гневно смотрит на нее. Я не знаком с ними. Наверно, десятиклассницы. Однако они явно знают Зака.

– Я – Зак. Это Джереми и Йен.

– Мы знаем. – Девчонки хихикают в унисон.

– Вы из какого класса? Одиннадцатого?

Очередной смешок.

– Нет, десятого.

Слишком юные! Я кладу руку Заку на плечо в качестве предупреждения, но он уворачивается.

– Я голоден. Давайте перекусим.

Зак никогда не спрашивает. Он просто объявляет о своих намерениях, а девушки падают как домино. Даже несмотря на то, что Зак весь потный после тренировки, девчонки не могут устоять перед его голубыми глазами, белокурыми волосами и накачанным телом. Я упираюсь рукой в шкафчик, играю мышцами. Никто не замечает.

Эшли буквально сияет от радости. Первая девушка выглядит так, будто вот-вот взорвется, точно ядерная бомба, пока Зак не оборачивается к нам с Джереми, спрашивая, пойдем ли мы с ними. Я едва не соглашаюсь, но потом вспоминаю, что меня ждет мытье и покрытие воском отцовской машины.

– Не могу, приятель. Я под домашним арестом. Должен вернуться домой через пятнадцать минут.

– Хреново, – говорит Джереми, не сводя глаз с девчонок. Мне кажется, он общается с нами только из-за девушек, которых Зак отвергает. Заку нравится разнообразие, поэтому, стоит ему кого-то бросить, Джереми тут как тут. Я? Я охочусь самостоятельно, вот только трудно преуспеть, когда девушки видят лишь Зака.

– Подождите нас возле раздевалки, – распоряжается он. Девчонки опять хихикают, разворачиваются, скрипнув подошвами своих кроссовок, и уходят, несколько раз оглядываясь через плечо. Интересно послушать, о чем они заговорят, оставшись наедине. Уверен, Эшли порядком влетит.

– Мило, – комментирует Джереми.

Зак пожимает плечами.

– Сойдет. Идем в душ. До встречи, старик. – Он хлопает меня по плечу. – Веселой тебе уборки. Я оставлю что-нибудь особенное в своем шкафчике для тебя. Не кисни, ладно? – Зак легко шлепает меня по щеке.

Я отталкиваю его, смеясь.

– Тебе того же. Поосторожней с Эшли и ее подружкой. Им нет шестнадцати, – напоминаю ему.

– Расслабься, Рассел. Я просто проявляю дружелюбие. Полезно иметь друзей на своей стороне, пока колли тявкает мне в задницу. До скорого. – Он еще раз улыбается, после чего шагает дальше по коридору.

Я собираю свои вещи и тоже ухожу. Терпеть не могу, когда он называет Грэйс "колли". Но я молчу. Я опоздал на вечеринку той ночью – снова попал под домашний арест. Большой сюрприз, да? Когда я добрался до лесополосы, протянувшейся вдоль железнодорожной станции, там никого уже не осталось – все разбежались в панике, потому что кому-то показалась, будто они увидели полицейскую машину, патрулирующую район.

Сомневаюсь, что известие о полицейском патруле было верным. Если бы это оказалось правдой, тогда бы копы нашли Грэйс Колье без сознания и в крови, вместо меня.