Текст книги "Легенда о Плоской Земле (СИ)"

Автор книги: Петров Алексей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

3

Прорытые в земле улочки становились тем шире и глубже, чем ближе они подходили к подножию горы, где располагались возвышавшиеся надо всей равниной башни поместных князей. Впрочем, на фоне горы они выглядели как жалкая попытка бросить вызов Первопламени. Верхний город посещали не самые влиятельные семейства, поэтому они считали строительство башни демонстрацией своего могущества среди мелких правителей. Поскольку великий князь считал посещение Верхнего города недостойным его, поместные князья могли попытаться соперничать между собой, не жалея денег на то, чтобы сделать свою башню как можно выше, что считалось признаком влияния и силы княжеского семейства. Аристократ, добравшийся в этот район после того, как они с Геометром отвели Мечтателя домой, зашёл в не самую высокую башню. Но оказавшись внутри, он почувствовал прилив душевной теплоты, радости и грустной ностальгии.

Чадящие факелы у самого потолка, закопченные, покрытые мхом и плесенью стены, неприятный запах сырости, свидетельствовавшие о том, что в башне давно никто не жил, не могли испортить воспоминания Аристократа о детстве. Именно здесь, в этой башне, прошла большая его часть. В пристройке, что располагалась в стороне от винтовой лестницы, он играл с детьми прислуги. По самой лестнице они бегали наперегонки, спорили, сумеют ли добраться доверху, прыгая на одной ноге, вечно путались под ногами у служанок, натиравших стены до блеска. А в самой верхней комнате, где он спал, было окно, из которого открывался вид на Великую равнину и Грозное море. В минуты, когда сердце заволакивала дымка грусти, когда он вспоминал своих родителей, свой отчий дом, когда становилось невыносимо больно от утраты, от беспомощности, от злобы на великого князя, по чьей вине Аристократу было запрещено называться именем отца, он всегда подходил к окну и смотрел туда, в черную, изредка освещаемую яркими вспышками молний, даль. Злоба отступала, грусть забывалась, горечь рассасывалась, а боль смягчалась. Их место занимало восхищение перед необъятным простором, неизведанной далью, местами, где никогда не ступала нога человека, за исключением разве что персонажей легенд, в реальность которых Аристократ не верил ни в детстве, ни тем более теперь. Этот восторг, осознание собственной ничтожности, желание набраться смелости и отправиться в путь наперекор ураганному ветру и беспощадному морозу Храбр пронёс в душе через всю свою жизнь.

Иногда, глядя в окно, он замечал маленькие светящиеся точки, будто бы огни факелов, которые зажгли живущие где-то там, в той чёрной неизведанной дали разумные существа. Аристократ гадал, как могут они выглядеть, похожи ли на людей или разительно от них отличаются? Их общество такое же несправедливое или, может, они сумели искоренить бедность и неравноправие, войны и тайные заговоры? Или наоборот, они ещё большие дикари, чем жители княжеств Славославья? Впрочем, огоньки гасли, и Аристократ уже не был уверен, не сыграло ли воображение с ним злую шутку. Бескрайняя даль надежно хранила свои тайны, и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сумеет их разгадать.

Слегка тряхнув головой, Аристократ вернулся в настоящее, вздохнул, провёл рукой по влажной, слизкой поверхности стены, провожая воспоминания о тяжелом, но всё равно любимом периоде своей недолгой жизни, снял пышную дорогую шубу, которую подарил ему опекун и стал подниматься по винтовой лестнице. До встречи с княжной в харчевне, он не знал, зачем Истислав назначил ему встречу, но теперь догадывался. Неторопливо переступая с одной ступеньки на другую, Храбр собирался с мыслями и готовился к встрече со своим опекуном. Истислав из Белопещерья, не самый богатый и не самый влиятельный поместный князь, был близким другом отца Аристократа. Когда Драгомир попал в опалу к великому князю, он отдал Храбра на воспитание Истислава. После разгрома дружины отца и его казни вместе с женой и детьми, Храбр оказался последним законным наследником и тоже был бы казнён, если бы Истислав не усыновил его, заставив взять отчество Истиславович. Тогда Аристократ слабо понимал, что происходит, поэтому подчинился воле опекуна, но когда стал старше, сильно переживал о своём решении и стыдился его. Сегодняшняя стычка со Жданом из Ущёрок до сих пор не выходила у него из головы, и он всё думал о том, чтобы вызвать того на драку.

Истислава Аристократ любил, но в тоже время не мог простить тому навязанного отчества. Храбр предпочёл бы умереть Драгомировичем в детстве, чем жить по сей день Истиславовичем.

Добравшись до нужного проёма, Храбр несильно постучал в приоткрытую дверцу и вошёл в комнату, в которой был наведён порядок. Видимо, князь всё-таки дал распоряжение вычистить помещение перед его приездом.

Старик сидел за столом – единственный предмет интерьера, не считая стоявших возле него стульев, положил голову себе на ладонь и не отводил взгляда от окна. В помещение было темно, даже стоявшая на столе свеча не была зажжена.

Аристократ сел напротив приемного отца. Во мраке он всё же сумел разглядеть очертания его насупленного лица, напоминавшего в непроглядной тьме скорее маску. Крупный нос, мощный лоб и большие глаза, такие же бесцветные и целиком заполненные зрачками, как и у Аристократа, оставались застывшими. Можно было подумать, что князь не заметил прибытия своего приёмного сына.

– Здравствуйте, отец, – обратился к нему Аристократ, снимая свою пышную шубу и усаживаясь на свободный стул.

Князь слабо кивнул, продолжил смотреть в окно, из которого было видно море. Обычно вода на поверхности замерзала, но раскинувшееся у подножия горы море питали горячие источники. Те экспедиции, что отправлялись на побережье, рассказывали, что вода там очень тёплая и если бы не громадные волны, которые поднимал редко стихавший ветер, можно было попробовать спуститься в воду и даже отправиться в плавание. Говорят, в давние времена такие попытки предпринимались, но никто не вернулся назад.

Сегодня ветер дул не так сильно и во вспышках молний можно было различить морскую гладь, покрытую мелкой белесой пеной. Привыкших жить в подземельях эта картина завораживала. Аристократ прекрасно помнил, как впервые оказавшись на поверхности он увидел море. Это было одно из самых ярких впечатлений его детства. Такое необозримое пространство, фиолетовые молнии, сверкавшие где-то высоко, и никаких сводов пещер, каменных стен, помещений. Истислав, редко выбиравшийся на поверхность, похоже прямо сейчас испытывал это чувство.

Наконец, князь отвёл взгляд, ещё раз слабо кивнул, достал флягу с забродухой, отпил, молча протянул её Аристократу, тот жестом отказался. Поплотнее закутавшись в свою шубу (даже в хорошо протопленной башне ему было холодно), Истислав посмотрел на Аристократа, слабо улыбнулся.

– Ну как ты поживаешь?

– Всё хорошо, отец.

Перед встречей Аристократ думал, рассказывать о встрече с дочерью великого князя или нет. Рассудив, что Истислав будет переживать из-за этого, Аристократ принял решение умолчать об эпизоде, произошедшем в корчме.

– Вижу, ты чем-то озабочен, – внимательно разглядывая Аристократа, заметил Истислав. – Точно всё хорошо?

Аристократ кивнул.

– Слухи сюда уже добрались?

– О том, что верховный князь собирается передать княжение своей дочери? Да, добрались.

Радигост Пересветович правил всеми княжествами Славославья на протяжении почти пятидесяти лет. Его отец погиб в результате заговора, но после длительной войны заговорщиков удалось подавить и вернуть власть законному наследнику. Став княжить с одиннадцати лет, он разменял свой шестой десяток, был тяжело болен и не оставил наследника. Нет, у него были сыновья, но все они погибли либо в младенчестве, либо в зрелом возрасте при странных обстоятельствах. Остались только четыре дочери. Но всех старших он выдал замуж, при отце осталась лишь младшая. Её-то он и намеревался поставить во главе всего государства. Это нарушало тысячелетние принципы престолонаследия Славославских княжеств, поскольку верховное княжение должно было перейти даже не к потомкам Радигоста по женской линии, а к одному из великих князей, правивших в сопредельных со стольным градом княжествах.

Пока разговоры об этом были слухами, поскольку такое грубое нарушение традиций наверняка спровоцирует политический или даже военный конфликт. Верховный князь ничего подобного не заявлял и не издавал по этому поводу никаких указов. Однако около месяца назад его младшая дочь перестала появляться при дворе. Рассказывали, что её переодели в мальчишку и направили на обучение семи наукам – арифметике, геометрии, грамматике, риторике, музыке, диалектике и политике. Дело всё в том, что женщинам было запрещено заниматься семью науками, это была исключительно прерогатива мужчин. Причём либо знатных, либо богатых. Однако на сегодня этот запрет был скорее традицией, чем строгим законом. Бывали случаи и не единичные, когда какой-нибудь купец направлял свою дочку на обучение, хорошо заплатив, так как шансы её удачного замужества резко возрастали.

Иначе обстояло дело со знатными семьями. Поскольку верховный князь должен был получить образование во всех четырёх Высших Школах Святославья, в обучении княжны на поверхности могли углядеть признаки готовящегося государственного переворота. Вчера Аристократ получил подтверждение слухов, а значит перспективы начала войны становились всё более реалистичными.

– Это только малая часть слухов, притом не самая худшая, – сказал Истислав. – Великие князья начинают собирать дружины. Пока это небольшие отряды, говорят, что они просто выбирают себе новых телохранителей. Но также было в прошлый раз.

Князь потупил взгляд.

– Я не знаю, во что это выльется, Храбр, но, судя по всему, очень скоро начнётся новая война. Как мне сообщили, княжна будет проходить обучение в твоей школе. Ваша встреча крайне нежелательна и опасна для тебя.

«Ну что же, – подумал Аристократ, – придётся рассказать о том, что случилось».

– Я не хотел вам говорить, – начал он, внимательно наблюдая за Истиславом, – но я уже столкнулся с княжной…

Черты лица Истислава заострились, он внимательно посмотрел на Аристократа и пристально выслушал историю о его встрече с дочерью верховного князя. Когда тот закончил, Истислав отвёл взгляд и снова стал смотреть на море.

– Да, – цокнул он, нарушив затянувшееся молчание, – события оказались быстрее меня.

Князь снова посмотрел на своего приёмного сына.

– Храбр, тебе нужно уходить и срочно. Эта встреча, конечно же, случайность, но Радигост в это не поверит. Возвращайся ко мне или… – князь замолчал, снова задумавшись.

– Или? – Аристократ внимательно посмотрел на приёмного отца.

– Я считаю, что ещё одной причиной, подтолкнувшей Радигоста попытаться сохранить власть за своим родом, а может быть и основной, является религиозность. Алые стали постоянными гостями старших князей. Если старшие княжества стараются воздерживаться от помощи еретиков, то в приповерхностных подземельях ситуация совсем другая. Складывается ощущение, что алые решили в очередной раз бросить вызов церкви Перпопламени. Тот же Волибор из Лужчины не только приютил алых у себя, но и позволил им построить собственную часовню в своей столице! Ещё десять лет назад такая вольность не могла и привидеться. Ты же знаешь Радигоста, он религиозный фанатик. А теперь он старый и ему открыто бросает вызов один из самых преданных младших князей, который рьяно воевал на его стороне, громил и грабил своих ближайших родственников. Разумеется, ярый борец за религию, Радигост постарается сохранить за церковью Первопламени главенствующую роль. Но если его род отойдёт в сторону, то алые могут получить куда больше прав и даже потеснить церковь Первопламени.

Истислав достал свою флягу с забродухой, отпил ещё немного и продолжил.

– Последний раз я видел верховного князя восемь лет назад, когда мне удалось доказать свою непричастность к заговору и уберечь тебя от смерти. Выглядел он тогда как не вполне здоровый человек. Думаю, с возрастом это только усугубилось. Если его фанатизм обострился, то себя он может видеть чуть ли не очередным орудием Первопламени, пророком, который должен восстановить баланс и вернуть истинной вере её прежнее влияние. Если так, то прекрасным выходом будет твоё вступление в ряды церкви.

Несмотря на серьёзность темы, Аристократ невольно заулыбался.

– Отец, вы знаете, что на подобный шаг я не пойду даже под угрозой смерти.

– Подумай, Храбр! В прошлую войну казнили даже студентов, но никого, связанного с официальной церковь, не тронули. Это твой шанс выжить!

– А как вы это представляете? Я заявлюсь к отцам церкви и потребую сделать меня священником? Сильно сомневаюсь, что меня примут.

– Твой друг, простолюдин Тихон. Говорят, ему покровительствует сам отец Градимир. Попроси его помочь, уверен, что тогда тебе не откажут в помощи. Заповеди церкви гласят помогать отчаявшимся. А ты окажешься в отчаянном положении, если новость о твоей встрече с княжной дойдёт до Радигоста.

– Значит, вы за мной следите? – насупился Аристократ. Он был благодарен Истиславу за помощь, знал, что отец тоже высоко ценил его дружбу. Тем неприятнее осознавать, что человек, которому ты бесконечно доверял, так с тобой поступает.

– Не слежу, а навожу справки, – мягко сказал Истислав. – Понимаю, тебе обидно, ты, возможно, думаешь, что я тебе не доверяю или нянчусь с тобой, как с ребёнком, а ты уже давно мужчина. Но пойми, я дал клятву твоему отцу, что буду беречь тебя. Радигост не поверил мне тогда, но не хотел разграблять ещё и моё княжество, когда послевоенное хозяйство находилось в глубоком упадке. Поэтому закрыл глаза на мальчишку. Но этот мальчишка вырос и теперь он может предъявить права на княжество отца, которое было разграблено и разделено между подлецами. Перспектив у мальчишки никаких, но лучше пресечь крамолу на корню и если предоставится такая возможность, то казнить мальчишку. Тебе в друзья могли набиваться княжеские провокаторы. Я просто обязан был наводить справки о твоём круге общение. Знаю, сейчас ты меня не простишь, хоть и сделаешь вид, что простил, но немного поразмыслив, поймёшь, что я прав.

Аристократ опустил голову, не зная, что возразить.

– Храбр, я прошу тебя серьёзно подумать о моём предложении, – вернулся к основной теме разговора Истислав. – Если не хочешь в церковь, то тебе лучше вернуться в моё княжество. Постараемся обстряпать твой отъезд как семейную необходимость.

– И подставить вас и всю вашу семью? – горько усмехнулся Аристократ. – Вы сдержали клятву, данную моему отцу, и я никогда об этом не забуду. Если потребуется, я отдам свою жизнь за вас. Вы заменили мне отца, вы никогда не ставили ваших собственных детей выше меня, мы были равны в ваших глазах. Вы один из самых достойных людей, которых я знал за свою короткую жизнь и никогда я не стану рисковать вашим благополучием ради собственного спасения. Никогда!

– Спасибо, – слабо улыбнулся Истислав, – но ты мне дорог, Храбр, и в данном вопросе я готов рискнуть и своей жизнью, и жизнью своей семьи. Боюсь, если начнётся война, нам всё равно не уцелеть.

– Нет, – твёрдо сказал Аристократ. – Я всё же не думаю, что этому эпизоду придадут большое значение. Если над моей жизнью действительно нависнет угроза, я поговорю с Тихоном, но пока для беспокойства поводов нет.

– Возможно, ты прав, – согласился Истислав. – Очень много забот свалилось на мою голову в последнее время. В такие времена несложно преувеличить угрозу. Но в любом случае, если княжна здесь, на поверхности, тебе нужно держаться от неё как можно дальше. Таких эпизодов, как приключившийся вчера, следует избегать.

– Я понимаю, – кивнул Аристократ.

– И будь настороже. Если до меня дойдут слухи о подготовке твоего ареста, я свяжусь с тобой через доверенных людей. Беги в церковь! По этой причине с Тихоном тебе следует переговорить как можно скорее, чтобы быть готовым к любому стечению обстоятельств.

Аристократ снова кивнул.

– Но самое главное, я ведь пришёл предупредить тебя о надвигающейся грозе. И твоя встреча с княжной лишь увеличила вероятность того, что гроза застигнет и тебя, если забыть об осторожности. Переворот, который готовит Радигост, спровоцирует войну, эта война унесёт очень много жизней. И мне бы не хотелось, чтобы и твоя жизнь оборвалась. Поэтому поговори и со вторым своим другом, Богданом. У его родителей большие участки земли за городскими стенами, наверняка они знают укромные места, где тебе можно будет укрыться на время. Попроси их о помощи. И скажи, что если встанет вопрос об оплате, то князь Белопещерья заплатит достойную цену за спасение своего сына!

Старик протянул свою худую руку и похлопал Аристократа по плечу. Последний мягко взял своего приёмного отца за запястье и крепко сжал в знак того, что чувствует его поддержку. Оба улыбнулись.

– Мы не так часто видимся, – сказал Аристократ, – а говорим о сущих пустяках. Расскажите, как поживают мои братья и сёстры?

Неродные отец и сын стали обсуждать дела семейные. Аристократ нисколько не лицемерил: после того, как Радигост Пересветович казнил его отца вместе со всей семьёй, единственными людьми, которых он мог назвать родными, был Истислав и его многочисленное потомство.

Поговорив около получаса, они распрощались, каждый беспокоясь о судьбе другого. Аристократ покинул башню и направился на встречу к своему непутевому другу Мечтателю.

4

Мечтатель с трудом открыл глаза, когда до него донесся гул студенческого колокола, возвещавшего о начале занятий в Высшей Школе. Он потянулся, легонько кряхтя, улыбнулся – утро он всегда встречал улыбкой – вспомнил события вчерашнего вечера, улыбнулся шире. Немного полежав на лавке в своей скромной коморке, которая являлась частью студенческого комплекса, выбитого прямо в скале, он нащупал огниво, пару раз щёлкнул кремнем о кресало, выбив несколько искорок и добившись, наконец, тоненькой дрожащей струйки огня при помощи которой он зажёг свечку, стоявшую рядом с лавкой, служившей ему кроватью. Блеклый свет от танцующего свечного пламени позволил глазам, хорошо приспособленным к полутьме, рассмотреть обстановку внутри каморки.

Невысокий потолок, помещение где-то три на четыре метра, разбросанные по земле мешки, забитые тряпками и выполняющие роль стульев, каменное подобие стола у входа, затянутый плотной занавеской дверной проём: Мечтателю всё это казалось крайней степенью нищеты, Геометр же нарадоваться не мог такому простору. Он рассказывал, что рабочие жили в ещё меньших комнатках, только в них селилось две-три семьи. Впервые побывав в бараках рабочих, Мечтатель убедился, что это было правдой, хотя до сих пор не мог представить, как можно жить в таких условиях.

Сын богатых землевладельцев, он родился и вырос на поверхности за городом, в поселке Харька. Единственное по-настоящему прибыльное дело, ради которого и построили Мракгород на поверхности, было фермерское хозяйство по добыче корнеплодов, прораставших до верхних слоёв почвы. Родители Мечтателя владели большими площадями земли у самого подножия горы, нанимали много рабочих и добывали разнообразные и диковинные для подземного мира корнеплоды, которые очень ценились знатью. Пожалуй, одно из немногих преимуществ жизни на поверхности заключалось как раз в том, что каждый здесь мог достаточно дешёво потреблять те продукты, за которые в подземном мире платили очень большие деньги. Сам Мечтатель терпеть не мог корнеплоды и радовался даже самым простым блюдам из подземелья, но увы, основу рациона здесь составляли именно корнеплоды.

Родители Мечтателя преуспели в своём деле, поэтому сумели построить целое поселение, куда привлекли много рабочих. Около трёхсот человек находились на ферме постоянно, ещё около сотни нанимались периодически для тех или иных вспомогательных работ. С учётом того, что население Мракгорода составляло чуть больше пятнадцати тысяч человек, Мечтателю в детстве казалось, что и сам он был маленьким князем, который распоряжается своими вассалами-рабочими. Впрочем, честолюбивые фантазии не часто будоражили его детское воображение. Мысли были заняты совсем другим: книгами! Родители Мечтателя всегда стремились к тому, чтобы их младший сын опустился на самое дно, добился наинизшего успеха. Старшие братья помогали на ферме и должны были продолжить семейное дело, князья так и не захотели брать дочерей в жёны. Но зато умелые гусляры, грамотные книжники или даже землемеры всегда были востребованы в подземельях. Поэтому-то на образование Мечтателя денег не жалели. С детства ему доставались редчайшие издания, специально для занятий с ним на ферме построили домик для постоянного учителя (путешествие из города на ферму занимало больше двух дней, хотя расстояние между ними не превышало и двадцати километров, но дорога была очень трудной), который оставил свою кафедру в Высшей Школе ради звонкой монеты. Мечтатель справлялся с геометрией и арифметикой, но они совсем ему не нравились. А вот искусство привлекало. Он учился петь, умел играть на гуслях, но больше всего его очаровывали поэмы и древние мифы, за чтением которых он проводил всё своё время.

Даже сейчас, будучи студентом Высшей Школы, Мечтатель хранил у себя копию знаменитого сочинения Креслава из Свияжи, где тот собрал из разрозненных источников мифы о творении, возникновении человека и героях. Именно последняя категория просто очаровала Мечтателя. Миф об Орвусе и Эврике он заучил практически наизусть. Красавица-простолюдинка Эврика была убита во время последнего пришествия кочевников, появившихся со стороны Великой Равнины. Орвус поклялся, что найдёт способ вернуть её к жизни и стал взбираться на Вселенский Пик, на самую его вершину, чтобы потребовать от хозяина Ветра вернуть возлюбленную обратно под землю, в мир живых. Прошло десять лет, он добрался до самой вершины, но так и не получил ответа, увидев лишь страждущие души, которых безжалостно трепал ветер. Тогда Орвус отправился вниз, это тоже заняло у него десять лет. Когда он почти спустился, то увидел у подножия себя молодого и Эврику, которая была жива-здорова и собиралась за него замуж. Старому Орвусу удалось обратить время вспять, он хотел было спуститься и встретиться с Эврикой и самим собой, но обнаружил, что не может ступить на землю и обречён вечность оставаться на горе, как один из проклятых духов, что носились вокруг Пика. Такова была цена за счастье любимой, и он не пожалел, что уплатил её.

В детстве Мечтатель искренне верил в эту легенду и яро спорил со всеми, кто смел отрицать её правдивость. С возрастом, конечно, веру утратил: никто и никогда не сумел бы пересечь Великую Равнину или взобраться на Вселенский Пик.

«Не сумел бы до сегодняшнего дня», – улыбнулся Мечтатель, подскочив с кровати и достав из-под лавки мешочек, который продемонстрировал вчера во время застолья своим друзьям. Он положил мешок на поверхность стола, достал единственную табуретку, которая была спрятана под столешницей, уселся, развязав тесёмку, стягивавшую горловину мешочка, высыпал на поверхность немного содержимого – черного рассыпчатого порошка.

Перед глазами яркое воспоминание детства: Мечтатель стоит на краю поля. Невероятно холодно, дует сильный ветер, рабочие, бродя по прорытым на участке траншеями, вкапываются вглубь, добывая клубни и корни, а вдали, в затянутом туманом и пылью пространстве, мелькают желтые и красные огоньки. Мечтатель спрашивает отца, что это такое. Тот пожимает плечами и предполагает, что где-то вдали извергаются вулканы. Но Мечтатель не верит.

«Нет, папа. Там люди, такие же, как и мы. Они так же работают на грядках, так же питаются корнями, так же живут под землёй, а выбираются на поверхность только для того, чтобы дать нам знать о себе».

Отец с нежностью треплет сына по голове, улыбается и ничего не отвечает. А Мечтатель охвачен образом того, другого мира, в котором так хочется побывать. Если бы только существовал способ пересечь равнину, если бы хоть одна экспедиция сумела бы углубиться хотя бы на сто километров… Но нет. По сегодняшний день ни у кого это не получилось. Чаще всего рискнувшие собрать экспедицию для исследования Великой Равнины возвращались, не пройдя и тридцати километров. Те же, кто уходили достаточно далеко от горы, либо вообще не возвращались, либо возвращались в неполном составе.

«Там нет ничего, один лишь холод и голод, да безжизненные пространства, затянутые тьмой!» – рассказывали те, кому посчастливилось вернуться. Из этого некоторые священники даже делали вывод, что Вселенский Пик является единственным обитаемым местом в мире, а народы Славославья – любимцы Первопламени, которым даровано право жить в самом центре мира и познавать красоту его устройства и гармонии.

Но Мечтатель отказывался в это верить и с самого детства грезил о том, как станет первым человеком, который совершит путешествие к другим вершинам, контуры которых можно было отчетливо различить во время вспышек ярких молний.

Непроглядная даль всегда его манила, он был готов даже пожертвовать жизнь, но добраться туда. Так чуть и не произошло, когда Мечтателю исполнилось четырнадцать лет. В тайне ото всех он подготовил небольшой набор путешественника: кирка, лопата, много теплых вещей, запас провизии и воды на несколько дней (дальше он планировал добывать коренья и воду из-под земли). Он не думал о том, как будет согреваться, потому что добыть горючих камней, которыми топили на поверхности, и уж тем более хвороста, которыми топили в подземельях, на Великой Равнине было негде. Надеялся, что теплых вещей хватит. К счастью, один из братьев заметил его приготовления, нашёл спрятанные им инструменты и обо всём рассказал родителям. Мать пришла в ужас, но всегда спокойный и добродушный отец отреагировал куда мягче.

«Сынок, – сказал он тогда, – ты уже достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за свои поступки, но недостаточно умный, чтобы осознать их последствия. Поэтому когда в следующий раз задумаешь что-то, не скрывай это от своей семьи, а посоветуйся с нами. Поступай так по крайней мере пока не окажешься достаточно сообразителен для того, чтобы не затевать самоубийственные приключения ради своих мальчишеских фантазий. Мой маленький мечтатель».

И потрепал по голову.

С тех пор прозвище «Мечтатель» закрепилось за ним, да и сам Богдан был в восторге от такой клички, поэтому очень любил, когда его называли этим прозвищем. Именно так он и представился, когда познакомился с Тихоном и Храбром. Более того, с его легкой руки за друзьями закрепились прозвища Геометр и Аристократ, хоть употребляли эти прозвища только в их узком дружеском кругу.

Дальше были годы подготовки к обучению в университетах, но устроить Мечтателя в подземные заведения родители так и не смогли, несмотря на все деньги, которые они готовы были потратить. Пришлось поступать в Высшую Школу Мракгорода. Родители переживали из-за этого, а Мечтатель был доволен. Он бывал в подземельях, посещал даже стольный град вместе с отцом. Там было действительно невероятно красиво: яркий свет, пробивающийся сквозь щели в земле, слепил вблизи, но многократно отражаясь от стенок просторной системы пещер он равномерно заполнял остальное пространство, создавая иллюзию неугасаемого факела, который освещал и грел всё вокруг. В подземельях было достаточно тепло, шубы требовались лишь вдали от расщелин. Люди были крепкими и высокими, почти у всех волосы были светлые, почти что белые. То тут, то там росли лишайники, кусты и даже целые рощи громадных деревьев. В таких местах достаточно было протянуть руку, чтобы сорвать сладкие плоды. Но города и строения сильно отличались от того, что Мечтатель видел на поверхности: низенькие крыши, совсем уж ничтожные пространства, всюду неприятный запах экскрементов людей и животных. Ах, да, животные. Вот кто сильно пугал Мечтателя. Жители подземелий их любили, некоторых держали у себя дома. Но Мечтателю они казались злобными и неприятными, вечно слюнявящими своего хозяина и его гостей, а иногда и агрессивными. Особенно крупные особи, которых готовили на убой ради мяса, приводили тогда ещё маленького Мечтателя в настоящий трепет. А невозможность созерцать чёрное небо, дышащее синевато-фиолетовыми вспышками молний, неровные, давящие жителей поверхности своды пещер окончательно отторгли Мечтателя от подземной жизни.

Разве ощутил бы он в том мире зов приключений? Разве мог увидеть огни других цивилизаций? Нет, там можно было видеть лишь стены пещер, заросшие зеленью, опасных тварей, которые ели либо эту зелень, либо с аппетитом поглядывали на людей, да однообразные здания, среди которых даже княжеские палаты не выделялись ничем особенным. Мечтатель вспоминал грандиозную архитектуру Церкви Первопламени и понимал, что подземелье для тех, кто ставит свой комфорт превыше всего. Одним словом, жизнь в подземелье не для тех, кто хочет зваться мечтателем.

У Богдана были шансы побывать в столице ещё несколько раз, но всегда он находил отговорки, предлагая отцу взять вместо него кого-нибудь из братьев. Те охотно соглашались, потому что сами только и могли грезить о том, как бы поселиться в подземельях. С одной стороны он с братьями находился в неравных условиях: их с раннего детства заставляли тяжело трудиться, поэтому времени на созерцание красот окружающего мира у них не было. Мечтателя же изначально готовили к умственной работе, поэтому детство его проходило в безмятежной атмосфере, а не в постоянном и монотонном физическом труде. Не удивительно, что он смотрел на вещи иначе.

С другой стороны для него подобные рассуждения не были оправданием отказа от мечты ради комфорта. Нет, казалось ему, даже если бы он вёл такую же жизнь, как и его братья, он бы не изменился, он бы всё равно грезил о приключениях, пусть никогда и не услышал бы миф об Орвусе и Эврике. Поэтому его и семью всегда будет разделять непреодолимая стена. Тогда, в детстве, отец не мог понять, почему Мечтатель решился на этот поступок, не посоветовавшись с ним. На деле причина была очевидна: Мечтатель знал, что никто из членов его семьи не разделит его высокую цель, не оценит порыва души. В этом не было их вины. Они были просто другими людьми, которые желали своему младшему сыну и брату добра. Были, конечно, неприятные моменты, но в основном у Мечтателя с семьёй были связаны только самые теплые воспоминания. Однако настоящей близости между ними так никогда и не установилось из-за непонимания ценностных установок и мировоззрения друг друга. Так тоже бывает.

Аккуратно пощупав чёрный порошок, Мечтатель взял крупинку, чтобы рассмотреть её внимательнее. Поднеся её к самому носу, он пытался разглядеть хоть какую-то черту, делавшую это вещество особенным, но ничего не заметил. Зажав порошинку между пальцев и покрутив подушечками, ощутил шершавую колкую поверхность, удовлетворенно хмыкнул, будто бы нашёл, что искал, вернул обратно на стол.