Текст книги "Читая маршала Жукова"

Автор книги: Петр Межирицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

18. Чистка

Аресты военных начались в 1936 году. За единственным исключением: в июле 1935 года, первым среди всех и еще за год до ареста Шмидта, взят был комкор Г.Д.Гай (первый командир Жукова). В то время он уже преподавал историю военного искусства в военно-воздушной академии.

Впрочем, аресты в армии шли постоянно. В двадцатые брали царских генералов, подлинных полководцев Гражданской войны – А.Е.Снесарева (он и вовсе был свидетелем подвигов Сосо в Царицыне, включая утопление барж с арестованными офицерами), А.А.Свечина и других. Их сперва увольняли.

И все же начало чистки армии можно датировать 36-м. Брались ключевые фигуры, те, кто и на безрассудство способен был – умереть, но убить тирана. Брали осторожно, пока еще скупо. Одним из первым взят был Примаков, в описываемое время зам. начальника Ленинградского ВО.

Разведка традиционно находится в ведении зама. Вел ли Примаков в Ленинграде собственное расследование обстоятельств гибели Кирова и исчезновения свидетелей? Если даже не вел, материалы по линии военной разведки поступали и копились у него. Одного этого было довольно.

Но истории об этом ничего не известно. А – жаль.

События между тем пошли густо.

Серго Орджоникидзе, лучший друг вождя, гибнет прямо в своем рабочем кабинете в феврале 1937 года. По стечению обстоятельств, сам вождь находился у него "с рабочим визитом"[33]. Застрелен ли был Серго лучшим другом или доверенным чекистом, не суть важно. Вождям «по секрету» было сказано, что Серго не выдержал напряжения борьбы и застрелился. В официальном сообщении о пуле умолчали, дабы не возбуждать массы, и смерть объяснили разрывом сердца.

Дальнейший сценарий тот же: кремация, захоронение в кремлевской стене, верный ленинец, лучший друг товарища Сталина, скорбь вождя, книги, портреты, переименование городов…

Что ж, не пытали.

График арестов (и казней) продуман был и выполнялся до часов, до минут. В уголовных делах Сталин опередил компьютер и пока остается непревзойден.

Предельно осторожно брали командующих округами.

Первым взяли Якира. И Уборевич был опасен, но Якир, отец солдатам, непререкаемый авторитет, был любимцем РККА и командовал округом, который -теоретически, конечно – способен был разметать все на пути к Москве. Якира брать следовало деликатно, его и переводить некуда было, его знали и любили всюду. Тем не менее, объявлен был перевод Якира в Ленинград – дабы подвесить его до ареста: уже не командующий КОВО, уже не даст приказа идти на Москву. Но и до Ленинграда допускать нельзя. Перевод мог вылиться в демонстрацию любви и при прощании на старом месте, и по прибытии на новое.

Командующих округами брали вагонным методом, впервые опробованном на Примакове. Тот, правда, выбил чекистов и с личной охраной забаррикадировался в вагоне до получения гарантий от Ворошилова: ведь однажды Ворошилов уже велел его освободить. Только вдуматься в то, как подло, умно и коварно все готовилось… Примаков был подлинно живой легендой Гражданской войны. Он даже среди командармов слыл героем. Его взяли самым первым и – отпустили под ворошиловскую гарантию, чтобы всякий арестованный надеялся, что арест – не конец, что нарком своей властью способен освободить его и даже вернуть на пост… Какой подлый ход. И какой дальновидный. Конечно же, не ворошиловский, а сталинский.

Но Якир гарантий не ждал и был взят в пути, кажется, в Брянске, сонным, 28 мая. Уборевича взяли 29-го, едва поезд вошел под дебаркадер Киевского вокзала.

Вождь перевел дыхание. Одни командующие войсками без ремней и знаков различия сидят в камерах-одиночках под охраной таких псов, каких нет и в аду. Другие созваны на Военный Совет и от своих войск тоже оторваны. А в Московском округе войсками командуют свои люди.

Высший Военный Совет собрался 1 июня.

Так, внезапно, армии оказался предоставлен шанс.

В том, как собрали Совет, видна величайшая растерянность. Заседание, несмотря на исключительность его, проводилось в обычном месте, во 2-м доме наркомата обороны, то есть на территории армии. Охрана на таких заседаниях в зал не входит. Вождь оставался наедине с военными на протяжении нескольких часов. Все упущенные шансы демократического смещения вождя свелись к последнему и уже не демократическому. Армии в лице лучших делегатов, командующих округами, начальников управлений Наркомата Обороны, начальников академий дана была еще одна – самая распоследняя! – возможность осознать, что ее уничтожение началось и ведется по принципу отбора лучших. Дана была возможность выбрать между вождем и товарищами. Между изменником Родины, осуществлявшим подрыв оборонной мощи страны, губителем народов, самозванцем, величавшим себя их отцом, – и честными слугами отечества, которых он так умело отобрал для первого хода своей игры и которых, ради спасения своей шкуры, подло обвинил в измене. Притом возможность выбора длилась не мимолетно, но часами – с докладом Ворошилова и лишь затем с появлением Сталина, который рвал и метал и подходил ко многим участникам вплотную с наглыми, вздорными репликами.

Раньше думай о Родине, а потом о себе. В ком не возопит этот десятилетиями вбиваемый в советских людей лозунг при сопоставлении с деяниями вождя?

Ход Высшего Военного Совета ранит душу еще более XVII съезда. Гнусные реплики Сталина, выслушиваемые участниками Совета, из коих мало кто прожил год, вызывают зудящий вопрос: как они терпели? Ведь не достойно честного армейского командира сносить такое поношение. Зачем командарм Дубовой, не поверивший в виновность Якира и возразивший Сталину, не сделал знака товарищам? Все командиры были тренированные, физически сильные люди. Зачем гигант Криворучко не задушил подошедшего к нему с оскорблениями вождя, как сделал это потом с ударившим его следователем[34], а остальные зачем не вскочили с мест и не схватили сталинско-ворошиловскую клику, не думая о том, что будет дальше? Что-то было бы. Все лучше, чем было. Неужто еще оставалось неясно, что, если в стране убивают фрунзе и котовских, арестуют якиров и уборевичей, а гамарники кончают жизнь самоубийством, то хорошего быть не может и действовать надо не рассуждая?

Пестрый народ сидел в зале, даром что судьба почти всех сложилась одинаково. Все мы пестрый народ. Да и судьба, как-то она еще сложится, а вождь – вот он, главный над всеми. И вышагивал он перед ними в газетной броне всенародной истерической любви.

Как это знакомо…

"Так им и надо, – говорят современники. – Все они были подлецы!"

Ну да, что еще проще, как не стрижка под одну гребенку… Погибшие, значит, подлецы, а выжившие агнцы.

Все участвовали в подавлении народных движений. Но одних измучили угрызения совести, а других по этому же поводу распирала гордость, как Буденного, хваставшего подавлением басмачества так же, как рейдом в тылах Деникина. А это ведь уже в тридцатые было, не в запале 1919-го, о котором не с нашими сегодняшними мерками судить, когда отец убивал сына и брат брата.

Даже новые историки не смеют утверждать, будто чистка армии шла по профессиональному уровню. Уж в чем ином, но в отсутствии профессионализма командармов не упрекнешь. Буденный же и Ворошилов были просто нули.

Вот эпизод, рассказанный Г.Иссерсоном:

Разбирается упомянутая работа Триандафиллова "Характер операций современных армий". Разбор проходит в ЦДКА под председательством начальника Политуправления РККА Гамарника. Присутствуют Тухачевский, Буденный, Егоров, Уборевич, Эйдеман, работники Штаба РККА, преподаватели и слушатели военных академий. Единодушная оценка книги – труд имеет большое научное и практическое значение для развития нашего оперативного искусства.

Буденный в резком (скорее, наверное, грубом) выступлении объявил книгу вредной, принижающей роль конницы и противоречащей духу Красной Армии. Это выступление вызывает веселое оживление в зале.

Затем выступает Тухачевский, обстоятельно разбирает основные положения Триандафиллова и полностью соглашается с его выводами о необходимости технического перевооружения армии. Сказал, что конница не оправдала себя уже в Первую мировую войну, тем паче не сможет она играть сколько-нибудь важную роль в новой войне.

Это заключение вызывает бурю со стороны Буденного. Он сказал, что Тухачевский "гробит всю Красную Армию". Тухачевский, обратясь к сидящему в президиуме Буденному, с вежливой улыбкой говорит (маршал маршалу): "Ведь вам, Семен Михайлович, и не все объяснить можно!" – и зал реагирует смехом.

Когда Пифагор доказал свою теорему, он принес в жертву богам сто быков. С тех пор, если делается большое открытие, все скоты волнуются…

А открытие-то заключалось в том, что конница перестала быть главной ударной силой современной армии. На смену пришли железные кони.

Но если конница бесполезна, что же будет с Буденным и его другом Ворошиловым? Ну ладно, пока Главная инспекция кавалерии не подчинена Штабу РККА. Но ведь ясно, что это явление временное и положение друзей-товарищей незавидно, не под силу им конкурировать с современно образованными и куда более одаренными коллегами-генштабистами.

Тут очень кстати гибнут в авиакатастрофе высшие офицеры Генштаба, ответственные именно за механизацию армии, среди них зачинщик этой всей кутерьмы, главный теоретик новой стратегии и тактики Триандафиллов.

Не чистка ли это, только еще в скрытой форме?

По сумме деяний Сталина потомки вправе исходить из презумпции виновности. Пусть адепты Сталина докажут, что авиакатастрофа, в которой погиб комкор Триандафиллов, друг Тухачевского[35], не была подстроена с одобрения вождя. Пусть докажут, что не было попойки в Кремле вскоре после расстрела восьмерки и что дуб Буденный, заливаясь смехом, не говорил возбужденно своему боссу: «Ну, объяснили ему, высоколобому? хорошо объяснили? все понял?» А босс «в усах улыбку прячет»…

Брали лучших – тех, чьего интеллекта вождь опасался[36]. Тех, кто мог догадаться о подлинном смысле происходящего, скрытого под абсурдными обвинениями в измене Родине или сотрудничестве с иностранными разведками. Не интеллектом превосходил вождь тех, кого ликвидировал, а подлой решимостью, ханжеством и коварством. Тут он был недостижим.

Интеллекты высоколобых были ликвидированы.

Нули, возведенные в степень, остались нулями.

С ними страна вошла в полосу лихорадочной подготовки к войне.

С ними же и в войну вступила.

***

«Разгром Красной Армии силами НКВД – самое крупное по последствиям деяние Сталина. Исследовано оно пока еще очень и очень слабо… Лишенные важнейших документов, мы не можем обсуждать проблему с достаточной глубиной. Попытаться восстановить ход событий, называя вероятные причины – вот, пожалуй, все, на что можно сегодня рассчитывать.» (В.Рапопорт, Ю.Геллер. «Измена Родине»)

Гений всех времен и народов, великий вождь и учитель, отец трудящихся всех стран мира, вот он перед нами при свершении величайшего своего деяния – разгрома собственных вооруженных сил.

Потрясающая собранными "в пору глухую" фактами и вложенными эмоциями, книга российских историков была завершена в июле 1977 года. Дорого она им обошлась. Один уплатил за нее инфарктом, другой инсультом.

С тех пор пал СССР и открылись архивы – следственные дела, нередко сфабрикованные над трупами командармов, чтобы задним числом небрежно оформить их уничтожение. Вышли труды, описывающие машину уничтожения, начиная от ареста и до выстрела в затылок, часто лишь минутами отделенного от вынесения приговора, который всегда "обжалованию не подлежит". Ссылаюсь прежде всего на капитальную по объему и уже не раз упомянутую книгу акад. О.Сувенирова "Трагедия РККА. 1937-1938". И что же? Обогатилась история объяснением причин террора?

Военный историк академик О.Сувениров ограничивается описанием террора и завещает беречь армию, вполне обоснованно ссылаясь на страшный опыт войны. Но он не объясняет, почему армия стала объектом столь ожесточенной злобы вождя.

В преамбуле своей формулы о самом крупном деянии Сталина Рапопорт и Геллер замечают, что, если историки в своих яростных полемиках и не приходят к единому мнению, то все равно общее понимание истории обогащается новыми концепциями и точками зрения. Эта формулировка, таким образом, оправдывает написание книг, подобных моей.

Мы подошли к тому, чтобы сформулировать еще одно мнение о причине уничтожения РККА. Как ни странно, причина на поверхности. Если ее не замечали, то потому, что желали – якобы в оправдание жертв террора -представить РККА послушной Сталину. Но послушных не уничтожают. Уничтожают лишь сопротивляющихся. Как Гитлер убрал непокорных генералов, так же и Сталин убрал непокорных командармов. Сопротивление было пассивным, но оно было. Фюрер сделал это по-своему, вождь по-своему. Гитлеру оказалось достаточно сместить две ключевые фигуры – и армия оказалась у его ног. Сталин не знал отставок, у него хороший противник – это мертвый противник. И он умертвил одаренную верхушку командармов, мораль которых исключала захватнические войны с неправедными целями и жертвами. Теперь вождь мог вести любую внешнюю политику и делать с армией что угодно, она перестала быть носителем морали.

К несчастью, верхушка РККА так была безупречна и таким обладала авторитетом, она так возвышалась своими человеческими качествами, а прежде всего преданностью делу, что поверить обвинениям РККА не смогла, просто не переварила этого, и тогда вслед за первыми отправились десятки тысяч других, практически весь высший комсостав армии и цвет среднего комсостава.

Сказанное не является открытием, в иной форме это было высказано крупнейшим исследователем РККА Джоном Эриксоном еще в 1962 году. И главное тут – перестать видеть РККА до чистки покорным и слепым орудием сталинских намерений. Если бы это было так, чистки не было бы.

Разгром РККА стал причиной наших военных потерь. И причиной войны. Так считал более чем лояльный по отношению к Сталину и авторитетнейший в советской армии военачальник маршал А.М.Василевский. Ученик Б.М.Шапошникова, он безусловно выражал взгляды учителя, спасшегося, но раздавленного чисткой как личность, так и не оправившегося от нее, зато, как никто, знавшего мощь уничтоженных талантов и, в противовес своему, силу их характеров.

19. Судьба маршала Блюхера

Как трактуют жизнь и смерть командармов теперь, полстолетия спустя после их трагической гибели, видно из описания страшного даже по меркам чистки конца маршала Блюхера.

Бойкий журналист о военном даровании маршала говорит мельком: "О деятельности Блюхера в годы Гражданской войны рассказано столь много, что повторяться нет смысла". Далее приводится уникальный по тому времени перечень наград маршала, среди которых ордена Красного Знамени и Красной Звезды, оба под No 1. Но, вразрез этим наградам, такое идет замечание: "Казалось бы, все это говорит о несомненном военном таланте Блюхера. Но здесь надо отметить, что все время Блюхер воевал с довольно слабым противником".

Словом, молодец против овец… Но где же это столь много сказано о деятельности Блюхера в годы Гражданской войны? В статьях о репрессированных полководцах упор делается на их участии в строительстве РККА и на последнем периоде жизни. Наверное, не худо привести справку о противниках, противостоявших Блюхеру, и предложить читателю самому судить о силе или слабости оных, а также и о заслуженности наград Блюхера, тем более что вопрос о них решал РВС, в первую очередь Троцкий и его заместитель Склянский, и трудно представить, что они ни за что награждали вновь учрежденными орденами все того же человека.

В 1918-м противником Блюхера на Урале был атаман Дутов. Чехословацкий мятеж заблокировал красных между чехами и дутовцами у Белорецка. Казаки не были слабым противником. Чехи тоже. Командиром объединенных красных отрядов избран был Н.Д.Каширин (авторитетнейший впоследствии командир РККА, командарм 2-го ранга; как и Блюхер, назначен членом трибунала на процессе Якира-Тухачевского в июне 1937-го, но уже в августе арестован и, как и Блюхер, уничтожен в 1938-м). Блюхера избрали заместителем Каширина. Сводный отряд в 6000 человек в июле 1918 года с ожесточенными боями дошел до Юрюзани, но вынужден был отступить в исходный район. Раненого Каширина сменил Блюхер, отряды реорганизовал в полки, батальоны и роты и предложил новый план похода – на Красноуфимск, через заводские районы, где окруженные могли получить пополнение. В походе отряд вырос в армию с железной дисциплиной из стрелковых и кавалерийских полков, при артиллерии и вспомогательных подразделениях. Эта армия разбила противостоящие ей части белых в районе Зимино и на критическую неделю блокировала их сообщение с Сибирью. Пройдя 1500 км по болотам и горам, проведя более 20 боев и разгромив 7 белогвардейских полков, армия Блюхера нанесла поражения белым на р. Уфе и у с. Красный Яр победоносно соединилась с войсками Восточного фронта.

Здесь Блюхер в качестве начальника 30-й и 51-й дивизий и пом. командующего той же 3-й армии участвовал в разгроме адмирала А.Колчака, что, как известно, ему тоже вполне удалось.

В должности начальника 51-й дивизии Блюхер проявил себя при штурме Перекопа.

В качестве военного министра и главкома Народно-революционной армии ДВНР руководил реорганизацией армии и разгромом белых под Волочаевкой, обнаружив попутно недюжинные способности в дипломатической игре многих стран, вовлеченных в интервенцию.

Где же слабый противник? Чехи? Уральские казаки? Герой России адмирал Александр Васильевич Колчак? Генерал Петр Врангель? Даже если под Волочаевкой Блюхеру противостояли не лучшие кадры белых, то ведь и под его началом не гвардия была.

Или дело не в слабости противника, а в том, что Блюхер умел в нужный момент в нужном месте оказаться сильнее? Сие и есть военное искусство.

Впрочем, лишенный маневра, что почти неизбежно в обороне, Блюхер там оказался не стоек?

Да ведь это он защищал легендарный Каховский плацдарм, одну из самых горячих точек Гражданской войны.

Подкинули журналисту версию, что Блюхер воевал со слабаками. Кто-то все старается, кто-то все роет…

Да, скажет читатель, но тот же полководец слабо воевал на Хасане. Приказ наркома Ворошилова No 0040 с обвинениями в адрес Блюхера неотразим, как топор:

"…Руководство командующего КДфронтом маршала Блюхера… у оз. Хасан было совершенно неудовлетворительным и граничило с сознательным пораженчеством. Все его поведение за время, предшествующее боевым действиям, и во время самих боев явилось сочетанием недисциплинированности, двуличия и саботирования вооруженного отпора японским войскам, захватившим часть нашей территории… От всякого руководства боевыми действиями т. Блюхер самоустранился, прикрыв это самоустранение посылкой начштаба фронта тов. Штерна в район боевых действий…"

И впрямь страшно. Это как приговор. В таких выражениях клеймят изменников. И это уже помимо резюмирования неразберихи в материальном обеспечении войск, их слабой выучки (-??) и неготовности при выступлении по тревоге на защиту границы при вторжении врага. Для такого военного, каким был маршал, азбучные ошибки и впрямь непростительны.

Но – "Стоп, камера!" Сделаем остановку. Поскольку не было никакого вторжения японских войск в 1938 году на территорию СССР. А был все тот же Сталин, мастер провокаций, и было вторжение советских войск на японскую территорию. Тот же прием через год Сталин применит на финской границе. Но к тому времени в Красной Армии уже не останется никого, чтобы, в противовес воле великого вождя, саботировать отпор противнику, который никогда не давал повода для отпора. И состоится позорная финская война.

Впрочем, мы забегаем вперед…

Первые репрессии против армии мало затронули Дальний Восток. Весь жуткий 37-й год и первая половина 38-го прошли для Отдельной Краснознаменной Дальневосточной Армии относительно спокойно. Но в мае 1938-го прибыли новый начальник ГлавПУ РККА Мехлис и зам. наркома Внудел Фриновский, каждый в отдельном поезде.

Далее цитирую с неизбежными сокращениями книгу Рапопорта и Геллера "Измена Родине":

"… Командиров стали хватать сотнями[37]. Нельзя сказать, что момент был выбран удачно. Обстановка на границе была накаленной – не без помощи Сталина. У вождя сложилось впечатление, что Дальний Восток – это пороховая бочка. Китайцы и корейцы, живущие под японским сапогом, ждут только искры, чтобы разжечь пламя народно-освободительной борьбы. Карательные органы занялись высеканием искры. На границе имелись не демаркированные участки, однако пограничные патрули обеих сторон ходили по определенным маршрутам и столкновений не происходило. В конце июля на границу пожаловали Фриновский и заместитель начальника Управления НКВД по Дальнему Востоку Гоглидзе. Собрали пограничников свежего набора, незнакомых с местными условиями. Им были вручены новые карты, где некоторые участки, фактически контролируемые японцами, были показаны как наши.

29 июля (1938 г.) на одном из ложно обозначенных участков в районе оз. Хасан произошел инцидент. Наши пограничники увели с собой захваченного японского офицера в качестве доказательства нарушения границы. Высоты Заозерная и Безымянная по молчаливому соглашению считались ничьими. Наши тут же их заняли. Японцы выбили оттуда советские части и укрепились. Развернулись военные действия крупного масштаба. Положение наших войск осложнялось… приказом Сталина: воевать так, чтобы ни одна пуля не пролетела на японскую территорию. Посему высоты пытались захватить с помощью почти что одних штыковых атак. Когда наши части поднимались в атаку, японские огневые точки говорили во весь голос. Потери были чувствительные.

Наконец, ценой больших жертв удалось овладеть спорными высотами. 11 августа военные действия были остановлены. Была выполнена демаркация границы, закрепленная в мирном соглашении. Вспышка народных восстаний не состоялась".

Быть может, даже в этой нелепой стычке потерь было бы меньше, если бы подразделениями командовали не вчерашние сержанты и старшины, а те командиры, которые готовили войска и которых похватали сотнями. Тогда все знали бы, где находится запас оружия и боевого имущества. И оно своевременно было бы выдано на руки. И части следовали бы порядку выхода на позиции. И рода войск по-прежнему умели бы взаимодействовать.

Трудно поверить, что Блюхер и впрямь не командовал. Возможно, с точки зрения Сталина, он не был достаточно решителен. Почему?

Едкая ирония заключена в симметрии ситуаций 1938-го и 1941-го.

Прекрасный стратег, Блюхер знал, что опасность нависла над страной с запада и конфликт на востоке ей совсем уж ни к чему. Ему и в голову не приходило (если приходило, он гнал эту мысль), что Сталин провоцирует японцев. Быть может, жуткие расправы с лучшими людьми армии и такую мысль возбуждали: провоцирует, чтобы тут же замириться, но свалить вину на него, Блюхера, и таким образом оправдать расправу с ним. Вот маршал и держался в стороне. А три года спустя сам инициатор приказа No 0040 повел себя и впрямь позорно в действительно начавшемся вторжении, принял его за провокацию и замер в страхе, не отдавая армии никаких приказов. Армия гибла, а приказа на отпор не поступало. Сталин разгромил собственную армию и тем спровоцировал Гитлера на агрессию. Да еще инициировал "Опровержение ТАСС" от 14 июня 1941 года, не унявшее Гитлера, но усыпившее страну перед лицом врага, уже изготовившегося к броску вдоль всей западной границы СССР. Вот кто саботировал отпор агрессору. Вот где были потери. Вот где была каша. Вот где материально-техническая база не просто не была развернута, но глупо и позорно сдана наступавшему противнику, существенно дополнив его тактический арсенал.

Снятый с должности и отправленный то ли в Крым, то ли на Кавказ на принудительный отдых, маршал много думал. И додумался. В начале октября он написал письмо Сталину:

"Все, что произошло, – результат провокации… Мои парни грудью шли на пулеметы японцев… Фриновского и Гоглидзе следует убрать с Дальнего Востока и наказать…"

(Это, впрочем, было сделано позднее. Наказали за неловкость…)

Этим письмом Блюхер обнаружил, что, вдобавок к своей пассивности в конфликте, догадался о причине его. А дальше – что? Значит, и об инициаторе конфликта?

Блюхера вызвали в Москву и 22 октября арестовали.

В статье излагается вполне благопристойная версия смерти маршала. Сломленный пытками (достижение! упоминание о пытках!) Блюхер 6 ноября признал себя виновным, а через два дня на допросе почувствовал себя плохо и

… "Смерть наступила внезапно от болезненных причин: от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза. Тромб этот образовался в результате недостаточной деятельности сердца на почве общего атеросклероза". Это о маршале, 48-летнем тренированном здоровяке. Не от побоев тромб, а от атеросклероза.

Заканчивается статья и вовсе помпезно, причем уже не цитатой из врачебного заключения, а, так сказать, творчеством самого журналиста: "Все остальные органы – кожа, кости, шея, грудина и ребра – по заключению врачей были целы". Ну вот, не переломали же ему все кости. Так и рвется из груди: "Великому Сталину – слава!"

Что ж, вернемся снова к альтернативному источнику:

"Маршала содержали в Лефортово. Первый допрос снимал свежеиспеченный замнаркома Л.П.Берия. Обвинения были тяжелые: связь с японцами с 1921 года, намерение перебежать к ним с помощью брата-летчика. Блюхер все отрицал. Смерть наступила 9 ноября 1938 г. Путем опроса свидетелей В.В.Душенькину (начальник Центрального архива Советской Армии. – П.М.) удалось установить, что Ежов собственноручно застрелил Блюхера в своем служебном кабинете. Приговор сочиняли над трупом". (Рапопорт и Геллер, "Измена Родине").

Конечно, если совесть не цензор, писать можно все. А читатель такими публикациями поставлен в положение, когда он сам должен решать, не имея надежного критерия, ибо решение зависит от фактов, которых у него нет, а есть лишь ссылки тенденциозных журналистов на то, что факты общеизвестны.

Нет, они не общеизвестны.

Это не апология Блюхера. Маршал не был безгрешен. Стратег, он рано понял, что к чему. На XVII-м съезде, согласившись фальсифицировать протокол счетной комиссии, где значилось, что против Сталина подан лишь один голос, он сделал свой выбор. И два года спустя оказался введен в трибунал, осудивший лучших его друзей.

Нам не дано вообразить степень потрясения, испытанного Блюхером при самоубийстве Гамарника и ликвидации первой восьмерки – цвета и совести армии. Можно лишь гадать о сокрушительной силе и глубине шока и о том, что думали оставшиеся на воле. Большинство знало: их ждет та же участь. И мысль, что их выведут на позор, где они, запуганные судьбой детей, жен, матерей, будут лгать и поливать себя грязью, приводила их в отчаяние.

Вот иная версия гибели Блюхера, трагизм ее не уступает по силе библейским или древнегреческим сюжетам. Глаз, выбитый Блюхеру, долгое время фигурировал в мучениях маршала почти символически. Но теперь стал известен смысловой вариант этого символа. На очередном допросе, после вымученного признания, когда от маршала добивались новых имен и новых признаний, он схватил со стола следователя заточенный карандаш и выколол себе глаз, чтобы его, изуродованного, нельзя было выставить перед доверчивой публикой на очередном процессе. И тут же был пристрелен Ежовым.

Такова изнанка трагедии маршала.

В Англии Томас Мор спокойно пошел на казнь, чтобы сохранить честь. Не зная колебаний. Почти весело: когда-то ведь и умереть надо! А в СССР угодничество довело честного вояку Василия Блюхера до жуткого поступка, которым в последнем усилии он защитил свое достоинство.