Текст книги "Читая маршала Жукова"

Автор книги: Петр Межирицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

14. Что было у немцев

У фюрера германского народа были свои трудности. Он был ефрейтор, солдат 1-й мировой войны. А повелевать стал генералами, людьми не только образованными, но в большинстве родовитыми. Пуще всего стесняла фюрера их обремененость предрассудками – моральными догмами и всякими глупыми принципами.

5 ноября 1937 года, уже после начала кровавой сечи в рядах РККА, состоялась встреча Гитлера с руководством вермахта. С 4:15 пополудня до 8:30 вечера в чрезвычайно узком составе обсуждались военные планы Германии. Присутствовали фюрер, заместитель министра иностранных дел фон Нейрат, генерал-полковник Геринг, адмирал Редер, военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг, главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник фон Фритч и военный адъютант фюрера полковник Хоссбах, который вел краткую запись беседы. Впервые перед высшим военным руководством Гитлер открыто высказал планы расширения жизненного пространства (Lebensraum) для германского народа.

Фон Фритч адептом фюрера не был, а фон Бломберг его обожал. Впрочем, разница в оценке вождя не отразилась на отношении военных к его планам. Оба осмыслили уроки Первой мировой войны, оба стали приверженцами обороны и держались того мнения, что армия призвана защищать свои земли, а не посягать на чужие. Они не характеризовали планы поглощения Австрии и Чехословакии незаконными или преступными. Как солдаты, они понимали, что приглашены не для того, чтобы оценивать моральную сторону дела. Они предупредили, что в предстоящем конфликте Германии будет противостоять не одна Чехословакия, которая, кстати, тоже не должна быть недооценена, у нее хватит сил на первый, оборонительный этап войны. В войну несомненно вступит Франция, а с нею, конечно, и Англия. Для противостояния им Германия не обладает ни силами, ни ресурсами. Подготовка к такой войне – даже с сомнительным исходом – требует не менее десяти лет.

Записи Хоссбаха свидетельствуют, что спор заострился, хотя шел в основном между военными и Герингом. Гитлер занял позицию молчаливого слушателя и, очевидно, был поражен, что его широкие планы не встретили ни малейшей поддержки.

Ему стало ясно, что военных надо менять.

Мины и под Вернера фон Бломберга и под Фрейра фон Фритча были заложены, причем под фон Фритча уже давно. СС мечтал о собственных формированиях, фон Фритч с презрением отказывал в этом. Гиммлер, еще в 1936-м наткнувшись на жулика, шантажировавшего отставного капитана рейхсвера, педераста, однофамильца генерала, предложил дело фюреру. Тогда Гитлер воспротивился и велел выбросить все вон и забыть.

А вдовец Бломберг в сентябре 1937 года на утренней прогулке в Тиргартене познакомился с милой молодой дамой. Совершенно случайно, конечно. (По другой версии дама была стенографисткой военного министра, но это кажется маловероятным в силу деталей, которые выяснятся буквально сейчас же). Эдна Грюн была на тридцать лет моложе фельдмаршала, и ничего нет странного в том, что вдовец влюбился. 22 декабря, встретясь с Гитлером на похоронах генерала Людендорфа, Бломберг неофициально просил разрешения рейсх-канцлера жениться. Фюрер не только дал согласие, но даже предложил вместе с генерал-полковником Герингом быть свидетелем на церемонии бракосочетания, которое просил не откладывать (на фоне острой внешнеполитической ситуации тоже выглядит невинно, даже в сопоставлении с недавней и, конечно, не забытой ноябрьской стычкой). Бракосочетание состоялось 12 января 1938 года.

И почти сразу начались анонимные звонки в штаб вермахта: хихикающие женские голоса выражали удовлетворение тем, что одна из них стала хозяйкой в доме военного министра. Оказалось, что Эдна Грюн – дама с прошлым. Она выросла в массажном салоне, содержательницей коего была ее мамаша. Порнографические фотографии самой Эдны конфискованы и хранятся в полиции, она зарегистрирована, как проститутка, а в 1933-м даже произошел скандал с клиентом, которого она якобы обобрала.

В деле явно было участие Геринга, мечтавшего о посте военного министра. Он же поднял ранее отвергнутые Гитлером инсинуации против фон Фритча. В жарком споре 5 ноября фон Фритч назвал взгляды Геринга дилетантскими, и рейхсминистр пылал местью. Да и Гитлер рвал и метал: его подставили, он опозорен, Бломберг обязан разойтись и подать в отставку, это провокация, это удар в него, в фюрера германского народа. И Фритч тоже, пусть уходят оба!

Они все большие актеры, эти политики…

Фон Фритчу устроили очную ставку с уголовником, и тот сказал: "Это он!" Фон Фритч ответил, что видит этого господина впервые. Гитлер не поверил главнокомандующему сухопутными силами, ему выгоднее было поверить подонку[18]. Фон Фритч потребовал суда чести, это ультимативный орган германской армии. Гиммлера, устроившего спектакль с уголовником, он вызвал на дуэль, но вызов так и не был передан секундантом, генералом фон Рунштедтом, который сохранил бумагу у себя, как сувенир: армия не желала унизить себя до дуэли главнокомандующего с гестаповцем.

Бломберг на аудиенции у фюрера, представ перед необходимостью как отставки, так и развода, развестись с женой отказался наотрез. Поняв, что скомпрометированный Бломберг все равно уйдет, Гитлер сбавил тон и даже посулил фельдмаршалу, что его снова призовут под знамена, когда потребуется рейху. С тем растроганный Бломберг и убыл – с полной пенсией и ста пятидесятью тысячами марок золотом, с женой куда-то в Италию, где и затерялся, к счастью для него, его след.

Дело Фритча тянулось. Суд чести под председательством Геринга в марте 1938 года признал Фритча полностью невиновным, но успешный аншлюс Австрии повернул к этому времени вопрос о руководстве вермахтом так, что Гитлер безопасно для себя отказался вернуть Фритча на пост главнокомандующего сухопутными силами. Он еще в феврале, когда Бломберг и Фритч были освобождены от постов "по состоянию здоровья", Верховным Главнокомандующим назначил себя. Пост военного министра был ликвидирован. 14 высших генералов вермахта были уволены вместе с Бломбергом и Фритчем, а на их место поставлены более молодые коллеги, конечно, обрадованные повышением и тем привязанные к новому главнокомандующему.

Так окончился гитлеровский переворот в армии.

В июне, после неадекватной реабилитации фон Фритча, немало генералов заявили о желании подать в отставку. Новый командующий сухопутными силами вермахта генерал-полковник Вальтер фон Браухич уговорил их не делать этого. Война с Чехословакией у порога, сказал он, вы не смеете уклониться от долга. Да и фон Фритч полагал так же. Во главе артиллерийского полка он участвовал в Польской кампании и был убит. Есть основания полагать, что он искал смерти.

Несколько слов об участниках драмы – о тех, кто ушел, и о тех, кто выжил, чтобы еще сыграть свою роль в истории.

Сразу по смещении фон Фритча Гитлер предложил его пост заместителю Фритча генерал-полковнику Людвигу Беку. Бек заявил, что отказывается занять пост, так как верит в невиновность своего командира. В связи с Судетским кризисом генерал-полковник Бек подал в отставку, не желая участвовать, как он заявил, в уничтожении своей страны. Впоследствии оппозиционеры именно его планировали поставить во главе государства по устранении Гитлера.

20 июля 1944 года генерал-полковник Бек застрелился после неудачного покушения, совершенного фон Штауффенбергом.

Для сравнительных жизнеописаний, подобных плутарховым, подходящую пару представили бы следующие две фигуры: генерал-полковник вермахта Фрейр Вернер фон Фритч и командарм первого ранга РККА Иона Эммануилович Якир. Как и Якир, фон Фритч был человеком чести и долга. Честь для германского офицера старой школы была дороже жизни. Слишком поздно фон Фритч понял гнусную роль, которую играл Гитлер в его деле. Было абсурдом верить подонку, которого умертвили впоследствии, и не верить фон Фритчу. Но сам фон Фритч верил в искренность Гитлера – до самого этого эпизода. "Это было не просто признаком хорошего воспитания, – замечает в книге о германском сопротивлении Питер Хоффманн, – это было наивностью". Это замечание отзовется болью в каждом, кто понимает трагедию лучших людей РККА, связанных долгом подчинения, честью да и сознанием безвыходности своего положения.

Гитлер подчинил себе вермахт уже после того, как Сталин решил проблему оседлания РККА по-своему – так же грязно, как Гитлер, но еще и кроваво. Оба преступника шли след в след друг за другом.

15. РККА и ее убийца

Жуков необоснованность репрессий в своих мемуарах подкрепляет еще и высоким процентом командиров-пролетариев, выходцев из рабочих и крестьян, а также большевизацией армии. С позиции Сталина это вряд ли играло роль, и положение в армии он считал катастрофическим не потому что «70 процентов комсостава рабочие и крестьяне», но 30 процентов комсостава не рабочие и крестьяне или «более половины командиров коммунисты и комсомольцы», но половина не коммунисты и комсомольцы. Катастрофическим положение было потому, что верхний эшелон армейского руководства не был предан ему лично. Там немало было людей, служившие не Сталину, а стране. Людей, умевших мыслить. Разумеется, это и были самые авторитетные в армии люди.

Такие ему не были нужны.

Он уже обладал единоличной властью. Но понимал, что на захватническую войну толкнуть командармов будет нелегко. Их мировоззрение отточилось в ходе Гражданской войны. Естественно, это было оборонительное мировоззрение. Мыслящая верхушка РККА, та, которую любили и которой верили бойцы, считала, что строительство на своей земле куда перспективнее захвата чужой. Из соображений международного престижа Сталин о крахе капитализма вынужден был говорить лишь как о результате войны, которую сами же капиталисты и развяжут. Руки его были таким образом связаны, и наступательных настроений в армии насаждать он не мог. Политработники и командиры легально воспитывали армию в духе несокрушимой обороны, а Сталин, скрипя зубами, вынужденно терпел это, подозревая, что и командармы терпят его лишь до поры, пока он верен кредо " Чужой земли мы не хотим, своей и пяди не дадим ". За этой чертой их послушание могло завершиться. Хищники рвали мир на куски. Япония свирепствовала в Азии, Гитлер в Европе, Муссолини в Африке, а он через головы своих миролюбивых командармов не мог даже подобраться к столу, за которым сговаривались о разделе планеты. (До утра 22 июня 1941 года он так и не понял, что Гитлер и не думал с ним делиться.) Чтобы добраться до стола, эти головы, этих гуманистов-интернационалистов надо было убрать. А заодно их друзей. А заодно всех, кто не поверит их виновности.

На этом выстроилась массовость репрессий.

Гитлер, захватив власть, не стал рассчитываться со всеми. Из массы социал-демократов и коммунистов в лагерях смерти он уморил одиннадцать тысяч функционеров. Остальные не осрамили германскую доблесть в "стальных когортах" вермахта. Там они гибли, а не в лагерях смерти. И в плен сдаваться не спешили: ведь фюрер сразу повязал их кровавой порукой и в глазах русских сделал всех на одно лицо. Он с самого начала повернул войну так, что сделал германский народ заложником. Творя то, что творили на просторах России, немцы обречены были драться насмерть. И убежденные нацисты и их убежденные противники. Так и дрались. Кому хотелось допустить в опрятные германские городки досыта напоенного ненавистью российского солдата…

Одиннадцать тысяч уничтоженных Гитлером врагов нацизма никоим образом не должны противопоставляться миллионам сталинским жертв. Для обоих люди были материалом. Гитлер умерщвлял так же бестрепетно, но вдохновляясь иными критериями. Будучи весьма преувеличенного мнения о своих полководческих способностях, что и привело блицкриг к провалу, капрал все же понимал: не любого назначишь полководцем, не любого даже выучишь. И действовал осмотрительно.

Но Сталин не был и капралом. Выдвижение кадров в СССР, весь этот формальный анкетный подбор, говорит скорее об обратном. Вождю от исполнителей нужна была прежде всего личная преданность. Да и то по использовании знавшие слишком много подлежали уничтожению независимо от ранга. РККА не устраивала вождя именно в плане личной преданности, так как творцом ее (как и творцом Октябрьского переворота, как и творцом Брестского мира, и профсоюзов, и оживления железных дорог, и многих иных дел) был Троцкий. Одного этого Сталину хватало, чтобы ненавидеть армию и подозревать, что она состоит из ставленников Троцкого (кроме партизан Первой Конной.)

Гражданская война не обогатила Сталина военным опытом, но развратила еще больше вседозволенностью так называемой революционной законности. Уж это он постиг. С Царицина начинаются его комиссарские подвиги. Первые жертвы сталинских репрессий – царские офицеры на службе РККА. Он грузил их на баржи и топил в Волге. Грамотные военные мешали партизанщине. Сталина и Клима Ворошилова из Царицина пришлось убрать и восстанавливать положение отчаянными усилиями. Этого вождь никогда не забыл Троцкому и Склянскому[19].

Убыль кадров в Гражданскую войну вынудила прибегнуть к сталинскому комиссарству на Южном фронте, где он, при желании, мог бы выучиться хоть азам военного дела у полковника царской службы и будущего маршала Егорова. Но Егоров сильным характером не обладал, о сталинской практике в Царицыне, служа и там под началом Сталина, знал не понаслышке и, как офицер царской армии, попросту боялся этого монстра. В спорных случаях он оставлял Сталина перед лицом Троцкого, председателя РВС, а тот обладал достаточной властью, чтобы заставить выполнять свои приказы.

Последний класс своей военной церковно-приходской школы Сталин прошел в Первой Конной, где самодурство его расцвело до степени неподчинения приказам по фронту и споспешествовало (чтобы не сказать больше) провалу наступления на Варшаву. Сталинский дилетантизм органично вписывался в партизанщину слесаря Ворошилова и едва грамотного вахмистра Буденного. О Буденном же Жуков написал, что он

"…умел разговаривать с бойцами и командирами. Конечно, занятий, учений или штабных игр с личным составом он сам не проводил. (Конечно! Каково? – П.М.) Но ему этого в вину никто не ставил".

Сколько здесь всего, в этой фразе… Особенно, если учесть, что написана она еще при жизни заслуженного коневода (кстати, пережившего Жукова). А ведь речь идет о том, кто стал маршалом в обгон не ставших маршалами Уборевиче и Якире, Вацетисе и Каменеве (двое последних были главнокомандующими в Гражданской войне).

К Буденному вернемся, когда начнутся кровавые игры Отечественной войны. Маршал, не способный провести штабной игры, назначен был руководить стратегическими направлениями – Юго-Западным (и, особенно, Резервным фронтом) в 1941-м и Южным в 1942-м, неизменно с гибельными результатами.

Пока обратимся к присвоению первых маршальских званий. Почему именно Ворошилов-Буденный-Тухачевский-Егоров-Блюхер?

Но сперва все же надо хоть кратко напомнить о методах и этапах восхождения Сталина.

***

В отличие от Сталина-интригана, Сталин-политик ничего выдающегося из себя не представлял. Это показано было еще Эрнстом Генри (псевдоним журналиста С.Н.Ростовского, писавшего на международные темы). После публикации книги Эренбурга «Люди, годы, жизнь» сделалась, как говорили романисты прошлого, неловкая пауза: все ждали обещанных Эренбургом откровений о Сталине. Или, как минимум, оценки сталинской деятельности. Эренбург с его громадным талантом публициста мог попытаться это сделать. Он даже из единичных разговоров выжимал в своих «Годах» гораздые результаты.

Эренбург этого не сделал. Обошелся общими фразами. Не мудрено. После осуждения культа личности на 20-м и 22-м съездах начался откат, и затрагивать эту тему стало боязно тому, кто желал опубликовать итоговую книгу своей жизни.

Тогда оценку Сталину, как мог, дал Эрнст Генри. В "Открытом письме", широко разошедшемся в Самиздате, он упрекнул Эренбурга в уклонении от темы и перечислил девять известных просчетов Сталина-политика, любого из которых в демократической стране было бы довольно, чтобы допустивший их деятель навсегда сошел со сцены. В частности, существенно то, что именно его усилиями Гитлер пришел к власти, так как Сталин, определив германских социал-демократов в "социал-фашисты", запретил коммунистам любое сотрудничество с ними. Так-то Гитлер и получил большинство при голосовании, а там, не медля, уничтожил и тех, и других..

Здесь не место говорить о других просчетах Сталина. С точки зрения достижения своих целей, просчетов он и не допустил, так как никаких целей не преследовал, кроме одной: оседлания страны и укрепления режима личной деспотии. Великий Сталин – это им самим созданный кровавый миф. Великий полководец, великий государственный деятель, корифей наук… Смешно.

Но великий интриган Джугашвили – это правда и это совсем нэ смешно. Интриган взобрался на вершину государственной власти и получил возможность действовать там по-азиатски в масштабах, неведомых европейской истории. Восточная непроницаемость и вкус к коварству в сочетании с широчайшим социальным движением дали уникальный по уродству сплав. Все, что Сталин ни делал, он делал для создания образа вождя. В потребностях был скромен, в средствах неразборчив. Надо выдвинуться – что ж, и мокрое дело годится. Восхождение начал с убийства инкассаторов не из корысти. Утолением нужд вечно пустой партийной кассы обратил на себя внимание руководства социал-демократов, чего и добивался.

Введенный в ЦК, он переключается на дело опасное, но не чреватое опасностью для жизни – издание нелегальной газеты. (Он же и выдал охранке эту великолепно упрятанную типографию).

Не останавливаясь на всех этапах его восхождения, отметим лишь партийную кличку, ее он, известный дотоле под разными именами, закрепил не ранее того, как уверовал в Ленина. Именно Ленин, понял он звериным своим чутьем, а не Плеханов, не Мартов, не Аксельрод станет лидером партии у власти. Джугашвили исчез, явился Сталин, верный ученик, несгибаемый ленинец, вилявший незаметно и лишь на очень уж опасных виражах, вроде вопросов о вооруженном захвате власти или о "похабном" Брестском мире, когда сам Ленин на время оставался в меньшинстве.

Нетрудно представить ухмылки и ядовитые реплики в кулуарах съездов и конференций по поводу созвучия имен учителя и ученика. Но учителю было не до того, а ученик был низколобый уголовник. Он уже назначил себя в наследники и не забывал обид, он их складировал – до поры. Власть потому ему и досталась, что несравненно более интеллектуальные соперники в борьбе за власть его и в расчет не принимали. Им и в голову не приходило, что он ими манипулирует. Полагали, что он за них цепляется, чтобы хоть в секретариате ЦК удержаться. А секретариат – это что? Клерки, машинистки. Сталин -начальник секретарей, архивариус партии.

Архивариус варил свою архикашу и превращал секретариат в Секретариат, в грозный орган власти.

Потом он принес клятву на похоронах Ленина. Как отнеслись к этому другие? Да так, спокойно. Ритуал. Красивые слова, они привыкли к красивостям, сами грешили. Таков уж революционный стиль. "Клянемся тебе, товарищ Ленин…" Не говорил ведь – клянусь, говорил – клянемся… Зато народ успокоил: перемен больше не будет.

Ленин – Сталин. Попугайное созвучие, но уголовник не рассчитывал на интеллектуалов, он целил в массу. И попал. Ленин – Сталин. Он хотел, чтобы сталь звучала в имени Ленина. Ленин умер. Сталин – это Ленин сегодня. И Ленин крови не чурался, но власть взял не для самовозвеличивания. И удерживать ее так, как делал Сталин, вряд ли стал бы. Власть была для него инструмент политики, в которой он и впрямь был гений, и сравнивать его со Сталиным нелепо.

Когда Ленин умер, главный враг правящей коалиции (тогда была еще коалиция – Сталин с Каменевым и Зиновьевым), Троцкий, болел, отдыхал на Кавказе. Телеграмма почему-то запоздала. Сталин заботливо посоветовал не прерывать отдыха, ведь смерть Ильича не была неожиданностью.

Да, не была. Но такая удача: Троцкий уехал, и как раз в это время Ленин умер…

"Смерть Ленина дала Сталину необходимую для него возможность провозгласить новый культ – "ленинизм". Резким контрастом с характерным для Ленина отсутствием саморекламы явились внешние атрибуты этого культа: торжественные клятвы верности его памяти, перенос набальзамированного тела Ленина в Мавзолей в Москве, переименование Петрограда. Троцкий отсутствовал на похоронах Ленина – то ли потому что ему неправильно, как он утверждал, сообщили дату похорон, то ли в результате наступившего состояния безволия, отчаяния и изнеможения, и это помогло Сталину сразу взять на себя руководство новым культом. Смысл культа Ленина был ясен всем: если Ленин -Аллах, то Сталин – пророк его. Вместе с бесчисленными портретами и бюстами Ленина… пошла в ход и известная фотография, (явно сфабрикованная, даже для неопытного глаза), на которой изображены улыбающиеся Ленин и Сталин, сидящие рядом в атмосфере безмятежной дружбы летом 1922 года. Те немногие, кто знал, как в действительности развивались отношения между Лениным и Сталиным, благоразумно молчали. Однако о настроениях в партии ходили всевозможные слухи, наводнявшие Москву: Ленин будто бы просил яда, Ленин сказал кому-то незадолго до смерти, что его отравили, Ленин поправился настолько, что в октябре 1923 года съездил в Москву (этот слух, по крайней мере соответствует действительности) и, побывав в своем рабочем кабинете, обнаружил, что в его бумагах кто-то рылся".

Так оценил этот эпизод истории Леонард Шапиро в книге "КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА".

Борьба за власть продолжалась. После оглашения письма Ленина (так называемого завещания) на XIII съезде партии Сталин подал заявление об отставке. Знал, что делает. Удачные для него смерти все еще были единичными, его все еще держали за гениальную посредственность (выражение Троцкого), и участники борьбы за власть еще консолидировали силы. Как переходная личность, он всех устраивал. Толковый администратор. Трудоспособен. Многое держит в голове и координирует.

Знали бы они, на что он способен, что держит в голове и что координирует…

Уйти не дали. Даже Троцкий проголосовал за Сталина.

Теперь, утвержденному третейским партийным судьей между непримиримо настроенными группировками, ему с руки стало с их же помощью искоренять вражду в партии. Соперников искоренять. Как ему впору пришлась их грызня! А как он ее лелеял… Под лозунгом "Единство!" сперва дезавуировать всех, отбить подальше от власти, не сразу насмерть. Смерть соперника – это пик удовольствия, венец интриги, когда можно разгладить усы и выпить стакан хорошего вина. С Каменевым и Зиновьевым против Троцкого, потом, когда этого главного врага не стало, а Каменев и Зиновьев в борьбе изрядно порастрепали перышки, взялся за них, сам оставаясь как бы в стороне, действуя исключительно в интересах партии, только ради единства в ее рядах, только следуя заветам Ленина…

… которые сам и сформулировал в своей театральной клятве.

***

Итак, год 1935. В армии вводятся ликвидированные было революцией воинские звания. Значит, армию переаттестовывают. Учреждается не существовавшее в царской России и несколько опереточное воинское звание маршала. Естественно ожидать, что оно окажется присвоено самым авторитетным военным деятелям страны. В их число наравне с Тухачевским без сомнения входят учителя армии, командующие ее западными приграничными округами, строгий Уборевич и добрейший любимец РККА Якир, трое соратников, понимавших друг друга с полуслова и в военных вопросах разделявших те же взгляды.

Но совмещение несовместимостей в рамках одного института – правило для того, кто желает властвовать. Любой из людей многим пожертвует, чтобы друзья его дружили между собой. Тот, кто желает властвовать, такой ошибки не допустит. По этому принципу подобраны были люди на ключевые посты всех наркоматов, комитетов и прочая. По этому признаку учрежден был и институт первых советских маршалов. Из командующих округами никто не стал маршалом, кроме Блюхера. Да и тот формально командовал не округом, а Особой Дальневосточной Краснознаменной армией, которая, возможно, для того лишь и не была преобразована в округ, как все остальные округа.

По окончании Гражданской войны командный состав Красной Армии не был однороден. К 1937 году, несмотря на удаление царских генералов, людей высочайшей культуры, типа Свечина и Снесарева, неоднородность не сгладилась.

"Подсчитано, что к 1937 г. около трех четвертей всех командиров были обязаны своим положением и своим новым престижем исключительно Сталину и его курсу. Остальные были ветеранами Гражданской войны, в основном, принадлежавшими к высшему командному составу. Нетрудно себе представить, насколько сильным при таком положении вещей был карьеристский ажиотаж, царивший на служебной лестнице. Сложность положения определялась не только давлением снизу. Существовали трения и на верхах. Они вызывались системой политического контроля… С 1929 по 1937 год Политическое управление армии возглавлял Ян Гамарник. Он обладал качествами, непригодными для поколения коммунистов, выпестованных Сталиным: еврей по происхождению, умный человек, честный коммунист, убежденный интернационалист. Рядовые младшие политработники, которых аппарат выпускал конвейерным способом, работали на низшем уровне рука об руку с красными командирами. Но на верхах, где ветераны Гражданской войны занимали большую часть командных постов, старшие и более образованные политработники не ладили с обычно малограмотными, хотя в военном отношении и заслуженными ветеранами", – говорит об этом Л.Шапиро в своей книге.

Это точное, в общем, описание исчерпывающим не является. И ветераны не были однородны. Вместе служили умные, мыслившие и продолжавшие учиться и следить за развитием военной мысли, а по сути шедшие во главе ее (и все равно разные по личностным параметрам) "генштабисты" Блюхер, Гамарник, Егоров, Корк, Примаков, Тухачевский, Уборевич, Шапошников, Якир с одной стороны – и "партизаны"-конники Буденный и Ворошилов с другой. Так же обстояло дело на всех ярусах военной иерархии. Перед чисткой высший командный состав РККА включал в себя:

– офицеров старой армии, обладавших знанием военной науки и военным опытом. Социально они не были однородны: маршал из рабочих (по поводу чего, впрочем, существуют обоснованные сомнения) полковник царской службы Егоров, маршал из дворян поручик Тухачевский, командармы – москвич-разночинец Шапошников и литовский крестьянин Уборевич;

– офицеров военного времени (комкор Ковтюх, штабс-капитан царской армии, впоследствии окончил Военную академию РККА; был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа до Жукова);

– студентов и гимназистов, ушедших в революцию и, при выдающихся способностях, самоучкой приобретших военные знания (командарм-1 Якир, командарм-2 Примаков);

– выдающихся самородков практически без всякого регулярного образования (маршал Блюхер прошел курс в академии германского Генштаба);

– недавних комиссаров, понявших перспективность перехода в комсостав (комдив, будущий маршал И.С.Конев);

– случайных людей, их в армии тоже было немало.

Тесноту на служебной лестнице Сталин сам создал, усиливал и учитывал при аттестации. Он так уже был силен, что рекомендации его не оспаривались. Так силен, чтобы звания раздать, а не отметить ими по заслугам. И раздача так была рассчитана, чтобы посеять в армии еще большую рознь. И в касту маршалов вошла пятерка, в которой Сталин имел большинство.

Оно было замаскировано: двое из пяти. Формально и не большинство. Но двое не разлей вода конармейцев – и трое одинцов. Лишь Тухачевский был трудноуправляем. Но уж с этим ничего нельзя было поделать. Не присвоить маршальское звание Тухачевскому значило прямо со старта сделать это звание придворным. Так что и Тухачевский пусть послужит, слава имени его пусть послужит к вящему авторитету института маршалов. А расправиться, когда придет время, с маршалом и вовсе любо-дорого.

Интриган с уголовным уклоном, Сталин знал характеры назначаемых и учитывал нюансы отношений. (При отсутствии столкновений, провоцировал их. Чем больше матерел у власти, тем это делалось заметнее, и уж совсем явно проступило во время Великой Отечественной.) Если он не побоялся ввести в институт маршалов двух кадровых офицеров царской армии, Тухачевского и Егорова, то остается заключить, что эти двое не тяготели друг к другу.

Внешне все выглядело если и не безупречно, то прилично. Снова напомню, что никто из командующих округами не получил маршальского звания. Выходило так, что звание давали как бы по должности. Маршалом не стал и Шапошников, окончивший академию Генштаба еще в 1910 году, и это выглядело формальным объяснением критериев Уборевичу и Якиру. Дескать, не на что вам обижаться, вот и Шапошников…

С нашего удаления не понять всей раскалывающей силы этого присвоения званий. Пришлось бы подробно рассказывать о деятельности всех участников драмы, чтобы дать представление о том, насколько неадекватно сравнение военного-интеллигента, грамотного и даже авторитетного Шапошникова с выдающимися полководцами-педагогами, строителями армии и любимцами войск Якиром и Уборевичем. Между тем все трое были аттестованы командармами первого ранга.

Л.Шапиро в своем исследовании не отмечает, что Сталин раскалывал армию намеренно. Но он прав, утверждая, что "…карьеристская толчея на служебной лестнице и трения на верхах между командирами и политработниками… вносили раздоры." Сталин использовал это, когда решил, что час расправы настал. Доносительство культивировалось в партии изначально. Но, быть может, массовый характер того доносительства, о котором говорит Жуков, в значительной мере стимулировалось этой толчеей.